Серёжка

СЕРЁЖКА

Татьяна Николаевна Яворская намеревалась оставить подростков одних, чтобы не сковывать их своим присутствием. Она поздравила дочь с днём рождения, подарив ей красивые и, явно дорогие, ажурные серёжки-висюльки, немножко поговорила с ними, и после второго стаканчика сухого вина собралась уезжать. Но дочь попросила её посидеть с ними. Дружок  дочери, крупный и угловатый, и лицом несколько грубоватый, как и их уже похожий на «нового русского» сосед по загородному дому Федя Чебыкин, заинтересовал Стриженову старшую. Она спросила мальчишку:
 - Что это за имя у тебя такое – Гава?
Дочь ответила за него. – Гав-гав. Мой верный Дружок.
- Ну, да, Дружок, это Барбос, Танин сторожевой пёс, - стали шутливо представлять его и подруги.
- Смотри, Тото, самоё как бы не растерзал, диковат абы.
- И не дрессирован, к тому же…
Именинница сердито фыркнула. – Дрессированными только мужья бывают! А мне не муж, а друг верный нужен.
- Первая любовь всегда проходит. 
Именинница ещё пуще осердилась. – Это вы – проходные. А мы с Гавой даже не первые друг для друга, а единственные.
- И умрёте в один день?
- К нашей старости  изобретут эликсир бессмертия. 
Мать на это ни как не отреагировала и ребята стали смелеть, они были постарше Тани, это ей только что пятнадцать лет исполнилось, она пошла в школу на год раньше. Ребята громко заговорили, засмеялись, две пары стали танцевать под мелодию двухкассетного магнитофона, замахали попками в узеньких плавках эротическую макарену, ласкаясь с нарочитой откровенностью.  Только два уже не по возрасту тяжеловесных подростка, Гава и Федя Чебыкин, со своими изнеженно беленькими подружками остались с мадам Яворской у достархана на траве. Татьяна Николаевна продолжала смотреть на Гаву вопросительно, и тот ответил.
- Гаврила  Геннадьевич Замятин, к вашим услугам.
Женщина не смогла скрыть оторопи. – Уж не Геннадия ли Замятина сынок?
- Одни с мамкой живём.
- Мир тесен, - вырвалось у Татьяны Николаевны.

- Всё, больше не буду  вам мешать, - сказала Татьяна Николаевна глухо, взяв себя в руки.
- Уезжаю. Надеюсь, найдёте дорогу к своему лагерю отдыха? Тут чуть больше двух километров прямиком по лесу пройти.
Ребята снова собрались за достарханом, поэтому она и обуздала своё раздражение. Так некоторое время и сидели они немного напряжённые все по парам за цветастой одноразовой скатертью на траве, с обильной и разнообразной закуской, но ели без особого аппетита. Они расположились под раскидистой одиночной липой на небольшой поляне у подёрнутой ряской заводи. Этот уголок природы был до умиления таким русским! Пейзаж с холмистыми перелесками и извилистой речушкой напоминал какую-то картину Левитана. Яворская по настоянию дочери позволила им выпить, поставив по две бутылки шампанского и сухого вина и  бутылку ликёра Амаретто. Она убедилась, для восьми шестнадцатилетних подростков это было не много. И хотя дочь была на год моложе, по виду в возрасте им не уступала. Некоторые девочки выглядели гораздо моложе, эта по сути ещё детвора имела уже ярко выраженные сексуальные наклонности. Татьяна Николаевна считала, что рано начала сексуальную жизнь, но дочь опередила её на два  года. Она фыркнула про себя в завистливом раздражении. – О времена, о, ****и!
Тото засмеялась, обняв своего серьёзного  дружка. -  Мама, это твой почти – зять. Пора ближе знакомиться.
Замятин краснел и, не выдержав, резко поднялся и ушёл к заводи, бросившись в воду. Побежали за ним и остальные, хотя только что сели за достархан. Плескались в воде ребята довольно долго и вернулись продрогшие. Со смехом допили остатки вина и примолкли. Присутствие ухоженной и солидной женщины, всё же, немного сковывало ребят и Таня, поняв это, распорядилась. 
- Спасибочко мамочке! Урок твой пошёл всем на пользу, вези нас обратно, мне ещё надо к дискотеке праздничный стол соорудить.
На этот раз никто не возражал, они быстро собрались и, погрузив посуду в микроавтобус, на котором приехала Яворская, покатили обратно, запев старую советскую песню.
- То берёзка, то рябина, куст ракиты над рекой. Край родной, на век любимый. Где найдёшь ещё такой?
Тут уж Яворская совсем умилилась, так было похоже на её юность. Старые русские учителя возрождали таки стремление молодёжи к культуре в это не культурное, мутное от массовой моральной грязи, время. Татьяна Николаевна убеждалась, компания у дочери, как сама Тото сказала, подобралась классная. Подъехав к воротам с надписью по верху – подростковый лагерь отдыха – Юность, Яворская тоже вышла из Газели следом за затолкавшимися подростками и остановилась у открытой дверцы машины, снисходительно улыбаясь.  Дочь особенно смачно расцеловала её и довольно воскликнула, трогая руками ажурные сережки в ушах.
- Ну вот, теперь у меня есть по-настоящему женское украшение. 
Кто-то из ребят фыркнул. – Тото, теперь не ходи одна без своего Дружка, сорвут вместе с ушами.
Она взорвалась. – Хватит меня детским именем обзывать, а его собачьим.
Татьяна Николаевна воскликнула. – Как вы торопитесь стать взрослыми. 
- Сама всё время твердишь, вспоминая – это было глупое детство. Пора и мне выходить из него.
- И куда, интересно?
- В свои интересы.
- Для этого надо вначале стать взрослым, чтобы знать чего ты на самом деле хочешь.
Таня фыркнула. – Хотение и есть знание того чего хочешь. 
- Исполнение собственных желаний чаще наносит вред. Особенно в юности. Чтобы чего-то добиться – не надо лениться, надо много трудиться. 
- Работай! Работай! Работай! И будешь с большущим горбом, - заговорили и ребята без стеснения.
- Подавление собственных желаний вдалбливали народу коммунисты, чтобы рабочий человек больше пахал и меньше потреблял.
- Лень – двигатель прогресса, а не суета сует, осужденная всеми религиями и философами мира.
- Истина в вине! То есть, в кайфе. В нирване упоительных чувств. Не красота и любовь, а свободный секс и мягкие наркотики спасут и вылечат человечество, как от физических, так и от душевных недугов и моральных комплексов.
Яворская потихонечку шалела, особенно от упоминания наркотиков. – Вы уже и дурь употребляете?
- Табак. Только сигареты. И то иногда, чтобы кайф словить.
- Табак это тоже, только слабый наркотик
- Смотрите, девочки, - а только девочки и болтали. – Плоть глупа. Натура человека такова, что ему всё больше и больше надо. Цепная реакция взрыва здоровья. А без моральной узды человек и вовсе бесится, что сейчас и происходит в нашей стране. Чечня тому самое страшное подтверждение. 
- Солженицын ещё в шестидесятых годах сказал, что чеченцы воровская нация.  Сейчас из Чечни правоохранительные органы ушли, вот они и беспредельничают, уничтожая уже самих себя.
Танюшка возмутилась. – Хватит, мамочка, считать нас маленькими.
- Не интересует нас ни устаревшая мораль, ни политика.
- Сейчас формируются новые отношения.
- Да-да… Кумиром мира не труд, а секс стал.
- Мамочка! Это и козе понятно. Примат сексуального начала.
- Твой отец говорил, что примат сексуального начала только у приматов.
- Вечно ты его цитируешь, а сама говорила, всю жизнь готовил себя к подвигу, а погиб бездарно.
Стриженовой нечего было сказать.
Заговорили и остальные, всё девочки. – Секс это приятное развлечение, активное и чувственное общение без угнетения одного другим. 
- Ты не только берёшь, но и даёшь удовольствие в сексуальной дружбе.
- Хиппи гениально правы в своём основном кредо. Я люблю всех, все любят меня.
- А СПИД? – снова вспыхнула мать.
- Поэтому и надо создавать что-то наподобие закрытой для посторонних первобытной семьи.
- Голый секс без любви и моральных правил? – ахнула Яворская, хотя сама не очень-то придерживалась моральных правил, инстинкт сработал, детям надо только так говорить.
Тут уж на неё накинулись все. И кто? Девочки…
- Секс, это оборотная сторона морали, одной и той же медали.
- Антиморально насилие, но не удовольствие по обоюдному согласию.
Стриженова не переставала удивиляться. – Вы уже практикуете оборотную сторону такой морали?
- Не закомплексовываемся на устаревших понятиях о взаимоотношении полов.
Откровеннее всех говорила дочь, и это матери было не очень приятно.  – Объясните доступнее, что сие обозначает для девушки, собирающейся стать матерью?
- Тоже что и для юноши, отцы такие же воспитатели, однако большинство из них не отказывают себе в сексуальных удовольствиях на стороне.
- И почему, это им можно, а женщин за такое осуждают?
- Слышала я о брючницах, и вы тоже такими хотите стать?
- Мужчины все сплошь бабники, а нам выходит этого нельзя? 
Татьяна Николаевна не могла ответить, немного шокированная, слишком всё просто и очевидно было у них, и лишь фыркнула. – Пора вам цитатник свой издавать.
Ребята переглянулись, будто она натолкнула их на мысль. – А что? Это идея!
Пора было уезжать, напоследок Татьяна Николаевна всё же предостерегла их.  – Вот вы сейчас любитесь, вернее, сексуальничаете открыто. Но многим из вас потом эти сексуальные связи могут принести неприятности. Я имею в виду девочек.  Русский мужик, даже образованный, в душе остаётся азиатом и очень ревнив. 
- Мама, ты безнадёжно устарела. Эти мальчишки уже мужиками, а тем более – чурбанами, не станут.
- Вы говорите чужими словами.
- Да, уважаемые родители, - не вашими. И ваше героическое бытиё ради какой-то не понятной нам страны, мы не понимаем. 
- Не обольщайтесь демократией, а вы девочки – женским равноправием.
- Почему?
- Демократия даёт свободу только сильному, то есть богатому. И в свободном обществе соблазняют или насилуют, покупают и продают, бросают, почему-то в основном только женщин.
- Теперь и женщина так же соблазняет или покупает мужчину. И бросает, и продаёт.  По статистике, обычно женщина инициатор развода и иницатор адюльтера, - сказал Замятин и невольно посмотрел на свою Тотошку.
Та снисходительно заулыбалась, она явно рисовалась, показывая матери своё лидерство в компании. – Мамочка, или не  видишь? Падающие звёзды эстрады, да все у кого деньги есть, покупают себе, как-то: дядечка юную девочку, тётенька – мальчика. Богатые старые супружеские пары дружат сексуально с молодыми. И бордели для женщин появились. А брючниц сколько развелось! Хватит нас, мама, нянчить. Мы раньше взрослеем.
- Не взрослеем мы, а скучнеем, изнашиваемся. Привыкаем к плохому и начинаем его потреблять.
- Ма! Не надоело цитировать банальности? Пойми, мы – другие, - отвергла её высказывание дочь. 
- Раньше, девчонки уже в четырнадцать лет замуж выходили, и у нас скоро такой закон примут.
- Ну, ладно, это можно, если муж будет старше и может обеспечить тебя. А какой муж с семнадцати летнего пацана? Тут придётся вам юные дамы или у родителей на шее сидеть, или с милым в шалаше жить.
- А что, более старшего нельзя любить?
- Трудно, - фыркнула Татьяна Николаевна. – Если, конечно, ты не прости-господи какая….
Со взрослыми было увлекательнее спорить, девочки загомонили.  – Мы не торгуем собой и не покупаем сексуальные удовольствия, а просто, обмениваемся им.
- Мы, девчонки, такие же человеки, и лишь половой орган у нас устроен по другому.
- Только в развитых странах женщина равноправна и не ограничена ни в сексе, ни в общественно-политической, творческой и любой деятельности. Отсталые страны так и останутся отсталыми пока женщина не получит равные с мужчинами права в обществе. 
- Не торопитесь уходить из детства, во взрослой жизни не так уж и много радостей.
Стриженова грустно улыбнулась и покачала головой. Ребята вновь примолкли, остановившись стайкой у решетчатых ворот. И сейчас они немного стеснялись, хотя Яворская оказалась вполне современной мамкой. И одета была крайне просто,  в светлые полотняные брючки чуть ниже колен и белые босоножки. Клетчатая рубашка с короткими рукавами хорошо подчеркивала не очень большую грудь. Её можно было принять за их старшую подругу, лицо было свежее, как у совсем ещё молодой женщины. Она спросила, закрывая интересную только для подростков давно изжеванную тему о равенстве полов.
- Ну, как пикничок, понравился?
- Да! Да, Татьяна Николаевна. Все было замечательно, - загомонили наперебой девчонки.
Лагерь отдыха был пуст, лишь одиноко трепетал на ветру российский флаг на высоком флагштоке перед одноэтажным панельным корпусом клуба – столовой. Вокруг среди редких деревьев стояли сборные модули многоместных спален. Татьяна Николаевна стала прощаться. Все девочки по очереди расцеловались с нею, мальчишки крикнули, до свидания, она села за руль, но дверцу не закрывала. Ей что-то взгрустнулось.
- Ну, вот и вы становитесь взрослыми. Только рано о замужестве думаете. 
Таня, рисуясь перед матерью, фыркнула. – Дура, штоль, с ранья с пеленками возиться?
Лобастый, карикатурно крутой здоровяк хмыкнул. – И мужу исподнее стирать. 
- Перебьется у меня муж. Сам будет свои трусы и носки стирать. И кухня напополам.
- Перегородку поставишь?
- Шаляпин! Тебе лучше жевать, чем говорить. Может, тогда за нормального бугая сойдешь.
- Чукчонки уже на стерв косить стали? – визгнул Федя Чебыкин не солидно для своей могутной комплекции.
Яворская рассмеялась. – Мальчишек бугаями зовете, ну, ладно, они на откармливаемых бычков довольно похожи, а почему девочек – чукчонками, а не тёлочками? 
- Чукчонки – глупенькие ещё, но уже не девчонки.
Фраза повисла в воздухе, и все, враз, замолчали, поняв, что немного перебрали, даже мадам покоробила такая вольность. Она поспешила включить мотор и сделала вид, что последнюю фразу не расслышала, махая рукой в открытое окно, стала разворачивать машину.
Проводив машину глазами, ребята вновь заговорили.
- И бугаи ещё не быки. Нам самим приходится выжимать из вас удовольствие. 
- Бугаев надо в моральном  стойле держать, а выпустишь, так же как с Чечней, не по уму и с нами будете воевать.
- Ой, а вы, попробовали в кусточках  «про это» в натуре, и уже не дуры. 
- С вами  чего попробуешь? Только хвалебную трепотню о себе, будто вы всё уже видели и всё знаете, а сами на всю жизнь останетесь пацанами, играющими роль мужчин.
- Десантника небо делает мужчиной, а мы вас.
- А тебя, конкретно, кто обабил?
- Пацан! Ты меня только омамил, не мужчиной, а моим сыночком стал. 
Тут уж все девчонки рассмеялись и стали покровительственно ласкать своих «деточек». Те ворчали.
- Незрелый банан или морковка женщинами их делают.
- Мы сами себя делаем!
- Штамповки вы западные.
- Под Спид-инфо  лажанулись! И звезданулись.
- Мы надёжные западные штамповки, а вы – самодельное русское фуфло – подделка.
- В России ничего стоящего не делают, и всех хуже – мужиков.
- Штамповки, по западным меркам, тоже дешёвки.
- Не меряй нас Западом, там мужик с деньгами, а что с вас возьмёшь? Поэтому и приходится за так отдаваться, вас жалеючи.
- Милостыньку подаём, а они ещё недовольны.
Тут Таня толкнула Гаву и потребовала. – Доставай косячок, пора шмальнуть.
Его тут же обступили и он вынул из кармана летних штанов со множеством карманов твёрдую пачку сигарет, выудил из неё беломорину и закурил, характерно захлюпав, потом передал Тане. Папироса пошла по кругу. Ребята продолжали препираться.
- Мамка у меня простая и просто говорит старшему брату, - женись, ну, кто ты без бабы?
- Плейбой!
- Идиоты! Задрочились на порнуху.
- Ваатще! Какими вы будете мужиками, если с зайца берёте пример?
- Нам тоже эта эмблема свободы – заячьи уши,  не нравится.
- Уроды! Плейбой, это и есть заяц. Заяц, который трепаться не любит.
- И палки у него нет, сподручными материалами из секс-шопа пользуется.
- А вы то кто? Тоже зайчихами, выкармливающими зайчат, будете.
- Мы давно уже не зайчихи и не рожаем по-кроличьи, как азиатские муслимки.
Таня демонстративно выставилась, изображая стерву, произнесла значительно. – С утра леди, на ночь – ****ь. Вот кем должна женщиночка стать, чтобы в жизни этой не прозябать.
Девочки явно были умнее и язвительнее, и парни замолчали, исчерпав свои умственные возможности. Компания была своеобразна, все девчонки, кроме одной, явно из «новых русских», как и Федька Чебыкин – Шаляпин. Он буквально подобрал свою Золушку ещё в четвёртом классе, когда она упала в голодный обморок на уроке физкультуры, стал подкормливать её и подружился. Да так! Все завидовали Зоюшкиному обожанию этого мешка с говном, как его звали.
Таня демонстративно вытащила упаковку контрацептивов и проглотила таблетку, потом прошептала хамовато. – Пацаны, усекайте!  В лагере кроме обслуги, похоже, ни кого нет. Отряды еще не вернулись с экскурсии. А обслуга после ночного блуда спит без задних ног.
Ребята усекали. – Расползаемся по комнатам.
- Ай-ловью будем  ловить с комфортом.
- Точняк! А то не секс у нас  в кустах, а самый банальный трах!
- Жопа вся комарьем искусана.
- Хи! А у моего Федечки, - смущённо хихикнула беленькая и лупоглазая Зоюшка. – И яички в пупырышках. Волосёнки выпрямить – кактус в штанах. 
- И  ты, Золушка, такая скромница, всё это рассматривала?
- Придурки! Если мы за вами смотреть не будем, грязью зарастёте.
- Девчонки, о чём базарим? Погнали, чтоб побыстрее нам кайф вогнали.
- И их утешим порнухой в натуре! Или мы уродливые дуры?
- А толку что? Серенады нам они давно не поют.
- Сюсюкают и цветы дарят только старые любовники.
- Да, ладно, примем их довольное сопенье за сексуальное пение, а ворованный с клумбы цветок за высокогорный эдельвейс.
- Вот она наша женская честь!
- Какая может быть любовь с молчаливыми мудаками?
- Да не, женщина любит ушами только у мусульман. 
- А русская девочка только тогда полюбит, когда милый долгоиграющую палку ей с азартом влупит.
Девчонки просто издевались над своими бой-френдами, завизжали, подражая известной песне.
- Мне б такого! Мне б такого! Мне б такого!
Одна из девчонок предложила. – Хватит теорию пуржить, пора в натуре, как в Спид-инфо любить!
Все побежали к домикам…
Таня затащила Гаврика в его же спальню с десятком коек. Толкнула в постель и стала раздеваться, изображая стриптиз – герлз на подиуме. Гибкое тело с уже выпуклыми женскими формами тут же привело Гаврика в трепет. Она сама скинула с него  шорты и майку и, цапнув за торчавший, отскочила, дразнясь. Он стал гоняться между коек за нею, но девичье тело выскальзывало из рук, да и волновало его до дрожи, особенно круто вздёрнутые  ягодички нешироких ещё бедер. И пися у неё была обрита, нахально топорщилась нежной припухлостью лона… 
Наконец Таня позволила ему поймать себя…
Сердясь, он ухватил её за талию и прижался щекой к попке, а потом стал насаживать на себя с ворчанием. – Сама доводишь до белого каления, а потом…
- А ты держись! Ну, какой ты, право, торопыга,  - вильнув задом, сорвалась она снова, но он удержал её силой.
Однако Таня всё же вывернулась и привалила его к спинке кровати, села над ним на корточки, выпятив лоснящийся пирожок плоти. Раздвинула разрез влагалища и подставила над мошонкой, изогнувшись, задорно  рассмеялась, член будто из неё торчал.
- Сама тебя буду!
Стала ещё сильнее изгибаться в мостике, но он уже не мог терпеть, грубо осадил её на спину, и вонзился с протяжным вздохом в упругую влажность тесного влагалища.  Азартно задвигал бёдрами.
- Тото! Как я люблю тебя!
- Быстро любишь, - простонала она капризно. – Женщину надо готовить к соитию.
- Неужели тебе не хватает?
- Разнообразия хочется.
Но он уже тяжело дышал и  мало чего соображал. – Тото! Я люблю тебя! Люблю! 
- А ты не люби, а е.., - хамела она, уходя в оргазм от этих страстных слов и азартных до боли движений, сама быстрее замахала бёдрами, и, наконец, тоже застонала протяжно.
Но не успевала, он уже задрожал, выплескивая сгусток страсти и глухо зарычал обмякая.  Таня ещё какое-то время билась в него лобком вхолостую, но, видно, устала и начала медленно обмякать, досадливо повизгивая.
- Ну, никак, никак я не кончу с первого раза.
Видно было, Замятин сильно переживал за свой непродолжительный для любимой коютус. Но Таня скоро успокоилась и стала лениво массировать его гениталии.  Повернулась к паху лицом, рассматривая, потом обмыла головку слюной и взяла в рот, стала сосать и гонять его во рту как конфетку, посмеиваясь над его возбуждением. И когда он начал входить в экстаз неожиданно бросила сосать, потребовала с вызовом.
- И ты тоже мою  поцелуйку губками поласкай!
Она двинула бёдра ему на грудь, отставив ноги, и он, огладив нежную кожу паха, с двух сторон обхватил припухлость влагалища, раздвинул тугую щёлку и провёл пальцем по розовой мякоти раскрытой плоти.
- Ну, поцелуй кис-киску мою. Она то тебе полный кайф доставляет.
Но он лишь угрюмо засопел, не прекращая поглаживания.
- Не пылесось в постели! Или грязь на моём теле?
Гаврик молчал, она снова визгнула. – Девчонки уже по всякому трахаются, пацаны им не брезгуют делать минет.
- Тото, но…
- Хочу если! Надоела уже эта примитивщина. Наверно поэтому и не могу кончить, что ласки твои примитивные.
- Тото, это выше моих сил, брезгливость у меня, как болезнь. 
Он всё же чмокнул её в раскрытый розовый ротик влагалища, но очень поспешно и, не удержавшись, сплюнул и вытер губы о край простыни. 
Таня фыркнула досадливо. – Тошнит его! Как баба беременная…
Он буркнул. – Ты созрела для ****овства…
Таня, будто назло, грубо затащила его на себя и спешно подсунулась, застонав от возбуждения. Они опять отдались друг другу,  но уже осмысленнее и намного дольше. Вскоре Гаврик почувствовал влажное расслабление внутри влагалища подруги, там даже захлюпало…
- Ну, вот видишь? Ведь кончила…
- А! – фыркнула она, расплываясь в истоме. – Дежурное блюдо. Просто наелась.
Он снова повторил. – Ты созрела для ****овства…
- Вот именно! Хочу, если такого. Самка я…
- Это только в порнухе красиво изображают, в жизни нет того, что там показывают.
- Просто ты – пацан глупый. Сексуально безграмотный придурок. 
Гаврик откинулся на спину и поднял тоскливый взгляд в потолок, Таня отвернулась от него, снова буркнув капризно. – Хочу, если…
Он снова повторил навязчивую фразу. – Ты созрела для ****овства…
Но удовлетворённая самочка его, видно, уже не слышала. Как-то незаметно они заснули…

Топот ног ошеломил их своей внезапностью. В комнату ворвалась визжавшая стая мальчишек. Таня быстро пришла в себя и, схватив свой пляжный сарафанчик, как была голой, рыбкой нырнула в затянутое марлей окно. Вбежавшие в комнату ребята только и видели мелькнувший, как в быстром кадре, хорошенький девичий зад и восторженно загудели.
- Вот это стриптиз! Круто так! Класс!
- Черт! Вот бы сфоткать.
На эти крики и вошла в комнату женщина. Еще молодая воспитательница замерла поначалу в растерянности. Гаврик Замятин был совершенно гол и только начал  натягивать на ноги трусы. Танины трусики в постели она заметила первой и шагнула к кровати, но задержалась, видимо, брезгуя взять их руками. Этим и воспользовались, шнырявшие шустрыми зверьками ребята, трусики пропали в озорной ехидной своре.
Воспитательница вскрикнула, багровея. – Отдайте немедленно!
- А ничего не было, Валентина  аньки на. Это вам показалось.
- Да как вы могли подумать такое о нас?
- Мы не такие.
- Будем такими. С такими подозрениями.
Лицо воспитательницы пунцовело от злости. А озорники продолжали глумиться над нею:
- И в окно ни кто не выпрыгивал.
- Его еще утром порвали. Кто-то швырнул в него подушку.
- Вот, редиска. И не признаётся нехороший мальчишка Плохиш. 
Воспитательница вдруг быстро шагнула в проход между кроватями и, нагнувшись, выудила из смятой постели подаренную Тане на день рождения сережку. Приходивший в себя  Замятин растерялся, хотел, было выхватить золотую висюльку из рук воспитательницы, но она стремительно выскочила в дверь, выкрикнув удовлетворённо.
- Ясно, кто может иметь такие дорогие безделушки. 
Кто-то из ребят нагнал мраков. – Гава! Ни для кого не секрет, что Танька Стриженова была с тобой в постели. Линяйте домой, иначе устроят вам такое позорище!
Тем же ходом, что и его подружка, Замятин махнул в окно и долго ждал друзей в месте сбора за забором лагеря в чахлом лесочке…
Таня появилась одна и истерично, в большой панике, сообщила:
- Я убежала, а их повели в санчасть брать пробу на алкоголь.
Объяснять не надо было, что грозило её матери за спаивание малолеток. 
- Гава! Поезжай к маме в Барский посёлок, дом наш единственный такой, теремок русский. Ты мальчишка, доберешься, как-нибудь, на попутках. А я боюсь, сейчас насилуют на каждом шагу. Все! Все ей расскажи. Пусть принимает самые крутые меры.
Она протянула ему оставшуюся сережку и не удержалась от театральности:
- Пусть это будет  твоим талисманом дамы сердца! Вернешь мне её перед свадьбой.  А ту сережку мама заберет у воспиталки. Венчаться с тобой я буду в них.

Спустя несколько часов, уже за полночь, Гаврик стучал во врезанную в высокий забор калитку. Молодой таксист вышел из машины и хмыкнул, узнавая двухэтажный дом под русскую старину, вокруг высились в основном готические крыши. 
- О! Да это, ни как, вилла королевы ****ей, хозяйки бардака Тихие зори, Таньки – Золотой Рыбки.
Гаврик удивлённо уставился на молодого парня, для него это было открытием. 
Он переспросил растеряно. -  Кабаре, массажные кабинеты…
- Ага! Прикрытие для борделя. Массажные кабинетики для минетика, сауны для для индивидуальной порнухи, и бассейн для групповухи. Комплекс сексуальных и азартных услуг, там и рулетку крутят.
Однако, как громко Гаврик не стучал, никто не откликнулся, пришлось лезть через забор. Здесь он не бывал, с Таней они встречались в их большой квартире в городе, хотя этот, так называемый Барский посёлок, находился почти в центре в заповедной зоне отдыха. Дверь веранды ему открыла некрасивая и уже не молодая женщина в пеньюаре, голая под ним, в одних только трусах и сильно пьяная.
Она  грубо спросила, увидев мальчишку. – Заблудился, что ли?
- Я к Якворской, - сердито вымолвил Замятин.
И та рявкнула, как гренадёр, как писали в старину. – Рыбонька! Ты что, за крышу задолжала? Навроде рэкетира к тебе крутой мальчик приканал.
Яворская выскочила на веранду такая же прозрачная, как и ее гостья. И на мгновенье опешила. Но от пьяного волнения, видно, забыла в каком она виде и подскочила к мальчишке, тот даже отпрянул от нее. Вышли ещё несколько гостей в таком же не скромном одеянии, в глаза бросилось, что мужчины были гораздо моложе своих подруг.
- Гаврик, что с Тото? Что с ней случилось?
- Она здорова, - он едва держался от волнения. – Неприятности другого рода. И вам они тоже грозят.
- Чем? – поморщившись, и сразу успокоившись, спросила Яворская.
- Ребят повели в медсанчасть брать пробу на алкоголь. 
Яворская фыркнула развязно. – Я теперь не заведую отделом Культуры, скажете, что выпили после меня, вам за это разве что оценку за поведение снизят. 
- Тут совсем другое, нас с Таней воспитательница прихватила в постели. И улику подобрала – серёжку, что вы ей на день рожденья подарили. Она такая заметная и видно, что дорогая. Сразу определила, чья она.
Яворская снисходительно смотрела на него. – Ну и что? Ты сам несовершеннолетний, за развращение малолетки тебя не привлекут. 
Гаврику становилось всё более неприятно, не столько от слов, сколько от понятия, что все его усилия не нужны. То, что взрослый мир живёт другими понятиями, они познали давно, и поклялись, что так жить не будут, но и их с Таней засасывало это болото…
Он попросил. – За такси надо заплатить.
-  Расплатитесь, - глянула Татьяна Николаевна на гостей и предложила ему с добродушной иронией. – Иди в Танину комнату, почти – зять, обживайся. 
Он покраснел от такой двусмысленности и отказался. – Нет, пойду домой, мама будет беспокоиться.
- Куда в ночь?
Но мальчишка всё равно порывался уйти. И она вышла с ним к такси, оно еще не успело уехать. Таксисту дали денег, и он отвёз Гаврика домой. Вертуновка, хулиганский и безалаберный район всевозможной застройки, где он жил, был рядом. Дом Замятиных был тоже большим, но несуразным из-за мансарды с круто ломаной крышей и теперь, после готических крыш настоящих вилл, вызывал у него чуть ли не отвращение, особенно двор, только две шпалеры цветов вдоль потрескавшейся бетонной дорожки к крыльцу украшали его, всё было засажено овощами. Особенно несуразно торчали каркасы многочисленных теплиц и серые, бревенчатые, хозяйственные постройки. Там уже бродила понурая фигура ещё молодой соседки – алкашки Тайки – Разрухи, кормившей свиней и пропалывавшей огород.  Нанимаемым мать платила в основном самогоном и вином с винзавода, на котором работала лаборанткой. Она постоянно хвастала всем, - нам не страшны никакие девальвации, хозяйством прокормимся. За что её и прозвали Райка – Девальвация. И Гаврик этого стыдился, особенно после того, как посмоЂрел старый фильм о советских ментах – Место встречи изменить нельзя. Там была проститутка по имени Облигация, и это как-то непроизвольно стало ассоциироваться с матерью. Нет, мать проституткой не была. Мужичка. По мужски пахала на огороде, чем они и жили, и пила. Несколько раз мать попадала в такие позорные для женщины ситуации!  И сейчас её не было дома, Гаврик начинал верить уличной мудрости, все бабы – ****и, весь мир – бардак!
Однако усталость брала своё, наспех позавтракав, он лёг спать…

Но и вечером мать так и не появилась…
Мать пришла домой только в воскресенье и то после полудня, и сразу кинулась к Гаврику, стала целовать, истерично, причитая. – Гава! Гава! Гаврик! Ой, ты дома. А я вся! Ну, вся испереживалась совсем. Слава богу! Ой! Хорошо хоть вас, детей, не тронули.
Гаврик просто опешил. – Мама! Что в лагере отдыха случилось?
- Ты что, разве там не был?
Рая Замятина заволновалась еще больше и снова прижала его к своей необъятной груди. Баба она была рослая, и немного толстая. Именно баба, напористая и нахальная, но только с чужими, его же вылизывала, как  кошка котёнка, чрезмерно балуя.
- Где ты был? Где?
Пришлось врать. – У одноклассницы Тани Яворской на дне рождения. У нее дома отмечали. Нас отпустили из лагеря до понедельника.
- Яворская,  - неприятно удивилась мать.
- А что?
- Ой, сынок, - терялась Раиса, не зная, что ему ответить.
И он понял, что она знает, чем занимается Танина мать, пришлось опять врать.
- Сидим за одной партой. Она отстающая, прикрепили помогать. 
Раиса молчала долго, потом вымолвила умоляюще. – Сынок! Прошу тебя, не дружи с этой девочкой. Эта семейка не для нас.
Гаврик сердито вскрикнул. – Ни кто, ни с кем не дружит, учимся в одном классе.
И потребовал. – Да скажи ты, наконец, что там, в лагере отдыха случилось? 
- Хулиганы догола раздели  ваших воспитательниц и выгнали на улицу перед всеми ребятами во время утренней линейки.
Гаврик все понял, таким образом мадам Яворская защитила честь своей дочери. Он отступил от матери и, чтобы отвязаться от нее, закрылся в ванной, включив душ, дескать, моется. Сам же сидел на краю ванны. Сидел так долго, что мать забеспокоилась и стала стучаться в дверь. Пришлось лезть под холодный душ, не зажигая газовой колонки. Холодный душ успокоил его, и он вышел из ванной с беззаботным видом…
За ужином Гаврик  спросил мать. – Где сейчас мой отец?
Она неожиданно разозлилась и ответила грубо. – У тебя ни когда, ни какого отца не было.
Гаврик тоже психанул. – От кого ты меня родила? Я что не Замятин? Почему он ушёл от тебя?
Мать неожиданно заплакала. – Ради него живу, жилы последние рву. А он. Он…
Гаврик снова сердито вскрикнул. -  Врёшь ты всё! Врёшь! И ****уешь, как кошка.
- Да ты! Ты, - вскрикнула она и, вскочив со стула, намахнулась на него.
Гаврик отпрянул. – Ну что ты и сразу драться?
Взгляд его, уже не по-мальчишески угрюмый, осадил её.
- Почему отец не стал с тобой жить?
Она снова заплакала, истерично вскрикивая. – Малообразованная я для него была.
- Я о нём спрашиваю. Кто он такой?
- Зато он о тебе не спрашивает и так же презирает, дескать, я воспитала зверёныша.
Мать стремительно сорвалась с места и ушла в свою комнату.
Гаврика попросту ошеломили её слова.

На следующее утро в саду Гаврик работал один, подобрал последнюю землянику, нарвал несколько вёдер ягод и ранних яблок. Рая так и не вышла из спальни даже вечером, пила в одиночестве. На следующий день мать молча собралась на базар, провожать не надо было, она возила фрукты и ягоды на мотоблоке с тележкой в ларёк, который содержала, наняв продавщицу. Гаврик загрузил тихоходное транспортное средство и вернулся в дом. Мать была уже одета. Глянула на него, как ему показалось сурово, и он потупился, глухо проговорив. 
- Мам, прости. Дети родителей не судят, но я хочу встретиться с отцом
- Не знаю где он. Он развёлся со мной ещё, будучи, в тюрьме и отказался от отцовства. После освобождения женился на еврейке и, кажется, уехал с нею в Израиль.
Захлюпав носом, Рая вышла во двор, жалобно причитая. – Я одна тебя воспитала, от этого совсем мужичкой стала. Трактором управляю. Стахановцы так не пахали. И всё для него. А он, отец ему блудный нужон…
Вскоре затарахтел мотор и медленно стих, удаляясь. Гаврик долго стоял истуканом в прихожей, пока не прозвенел звонок. Но он ещё продолжал стоять некоторое время, оглушённый таким сообщением. А звонок продолжал названивать. Очнувшись, Гаврик пошёл открывать.
Таня тут же с порога накинулась на него с упреками. – Жду. Жду. А он не показывается. Звоню, звоню, а он не торопится открывать. Как последняя сучонка, за ним бегаю. А он…
А он подчеркнуто хмуро молчал,  стоял перед нею и явно не собирался не то чтобы обнять её и поцеловать, даже оправдаться. Таня сбавила тон, таким непроницаемо холодным она его еще не видела и догадалась:
- За воспитательниц, что ли, переживаешь? Поделом сучкам! Они все там чьи-то подстилки, по блату устроены, сами ****уют, а нам мораль читают. 
Они так и остались стоять на веранде, Гаврик, явно, не хотел говорить на эту тему, Таня нервно вскрикнула:
- А я из-за тебя от Турции отказалась. Давай свидетельство о рождении, после завтра летим на Северный Кавказ отдыхать. У нас там в свой домик. 
Он вдруг буркнул угрюмо. – Ты что меня на содержание берёшь?
- Да какая муха тебя укусила?
- Никуда я с вами не поеду.
- Почему не поедешь?
- Потому что уже не хочу дружить с тобой.
- Да ты что, ревнуешь меня, что ли к кому? Я даже повода к этому не давала…
- Семейка ваша не для меня, - вырвались у него мамины слова.
- Гава, да о чём ты?
Но он замолчал. Таня, оказывается, знала, чем её мама занимается, и спросила снисходительно.
- О мамином кабаре хочешь сказать, что это грязный бизнес?
- Преступный.
Таня закричала. – Время сейчас такое. Наши родители пачкаются, чтобы мы жили чисто.
Он снова повторил свою фразу-фикс. – Ты созрела для ****овства…
Это было уже оскорбление, Таня презрительно смерила его взглядом. 
- Как будто я дружила, - фыркнула она с показной снисходительностью. – Просто за кулаки твои пряталась и платила тебе за это натурой. 
- Что? – опешил на мгновенье Гаврик.
- Телохранителем ты был моим, - выставилась она перед ним. – А тело я своё отдавала не только тебе, но и другим. Не такие, как ты вахлаки, у меня взрослые парни были. Вот они-то знают, как женщину до экстаза без экстези довести. 
- Ты уже и наркотики употребляешь…
- Только  аньки тупорылые от удовольствий отказываются. 
Гаврик молчал, поражённый, Таня снова фыркнула пренебрежительно.
- А то не найду, кто меня изощрёнными ласками будет ублажать, защищать и задачки решать.
- Не пожалею, не позову и не заплачу, - вымолвил он угрюмо. 
Это совершенно возмутило Таню. – У самого-то мать – позорнее некуда! Её голой на улице подбирали с мандой набитой мусором, в больнице влагалище прочищали. 
- И у тебя всё это будет, принцесса ****ей.
- Что?
- А кто ты, если мать твою зовут королевой ****ей? 
Такого оскорбления Таня стерпеть не могла, выскочила на крыльцо и шарахнула изо всех сил дверью. И только на пустынной сельской улице почувствовала всю унизительность столь неожиданного и стремительного разрыва. Не она, а от неё, от дружбы с нею отказались, значит,  бросили, как какую-то дурнушку. Таня даже расплакалась. Первый раз плакала не понарошку, капризничая, злые слезы просто душили ее… 
…В пятом классе они стали бурно взрослеть. Все, особенно девчонки, перевлюблялись. Однако, хотя Таня и была на год младше своих одноклассниц, она уже имела опыт, о котором сама со стыдом вспоминала. Она была очень развитой и рослой девочкой и занималась художественной гимнастикой. И там её перевели в более старшую группу, где девочки уже вовсю заигрывали с мальчишками. И она стала, как тогда говорили, ходить с белокурым херувимчиком из своей секции.  Целовались, конечно, исподтишка, лаская сокровенные места. А на Новогоднем утреннике они решили познакомить своих матерей, сказав предварительно, что у них серьёзные чувства.  Какого же было их удивление, когда встретившись, матери зло сверкнули друг на друга глазами и растащили детей по разным углам. Мать Таню сразу увела из ДК, ошеломив её невероятным сообщением.
-  Брат это твой! Сын твоего непутёвого отца от проститутки… 
Но брат, однако, разбудил её женственность, она хотела тех волнительных отношений с мальчиком. И тут Таня заметила, что Эльвира Диева, явно неравнодушна к Гаврику Замятину, который был прикреплён к ней, как к отстающей. И, хотя до этого он её ни капельки не привлекал, но он был её собственностью, и она не преминула выступить, оттянув хорошенько эту стыдливую муслимку, как ласково называли смугленьких азиаток  русские пацаны. Но Гаврик, неожиданно для нее, заступился за Надию. И Таня, психанув, порвала с ним отношения, пересев за другую парту. Это вскоре отразилось на оценках в дневнике и тетрадях. Мама стала настойчиво расспрашивать о причинах плохой успеваемости и дочь призналась, что ее умненького пацана отбила, корчившая из себя скромницу, знойная чурбанка. 
Мать снисходительно улыбнулась. – Ай, да не переживай. С ее то чрезмерной скромностью, тебе не составит особого труда вернуть своего дружка. 
- Ага! Так и сказать? На! Я твоя!
- А почему бы и нет? Тото, не забывай кто ты!
- Кто я?
- Мое дитя! А не каких-то там средне статистичных россиян. Богатые сраму не имут, деньги смывают любую грязь и даже преступления. Пока учишься, этого умного мальчика придется держать в близких друзьях и кое-что ему позволять. 
- Что именно?
- Ласкать себя.
- По взрослому?
- Ну не будь глупенькой! Поди, уже есть кое-какой опыт «про это».
Таня вскрикнула. – Я целовалась только с братом своим! 
Мать обняла её. – Подошло время и тебе начинать половую жизнь. И лучше это начать со своим сверстником, как говориться, эволюционно. Гениталии у вас еще малоразмерные, разрабатывать их надо со своим сверстником, а не с взрослым, о чём проповедуют похотливые мужики.
Таня совсем запунцовела и не могла на неё даже смотреть, мать ласково засмеялась и обняла дочь. – Не надо секса бояться, научись только умело предохраняться. Живи без комплексов, но не прослыви блудницей. И мужчин не стоит часто менять, хотя они совсем не одинаковы. Подластись к нему, покажи душевность, и он станет твоим преданным другом, добровольным рабом и даже простит мелкие твои прегрешения и случайные увлечения.
… И на самом деле, вернуть Замятина Тане не составило особого труда. Вскоре, Гаврик трепетал от ее поцелуев, боясь грубой лаской оскорбить свое божество. Однако, такая возвышенная любовь Таню уже мало удовлетворяла. Не так поцелуи, как теоретические знания, чтение порнографической литературы, разжигали неведомую еще для неё, но уже захватывающую все существо, страсть. После школьных уроков они с Гавриком занимались у нее дома и всегда были одни. Она переодевалась в халатик на голое тело, и они ласкались до упоения. Петтинг с мальчиком приносил более восхитительное удовлетворение, чем мастурбация самоё себя, но и распалял воображение прямо до умопомрачения. Она стала требовать более изощренных ласк. 
- Погладь там. Тисни здесь! Да зажми, что ли, по-настоящему…
И он зажал. Да так! Промежности резануло острой болью. Машинально, от боли, она оттолкнула его, и детородная бяка выплеснулась ей прямо на живот. Мальчишка просто ошалел от своей смелости и убежал. Благо, был уже май, и одеваться ему было не надо, только надернуть спущенные штаны…
На следующий день Гаврик в школе не появился, нашла она его дома. Он краснел, цепенея под ее взглядом:
- Не знаю, как получилось. Прости.
Таня довольно посмеивалась, обнимая его. – Теперь больно не будет. Пойдем ко мне.
Мать Гаврика была дома, он испуганно оглянулся и прошептал еще тише. – От этого ты можешь забеременеть.
Таня самодовольно фыркнула. – Дура, штоль? Ты что, не знаешь про безопасный секс?
Он не сопротивлялся, и она увела его к себе домой…
С Гавриком они жили настоящей, взрослой жизнью уже больше года и Таня представляла, каково ей будет забыть этого серьёзного и уважаемого в школе пацана, каждый день общаться с ним, изображая, черт знает кого. Первым на примирение он не пойдёт, а самой подойти…
Всё закипало у неё от этой мысли. 

Мама застала её дома опечаленной и сразу определила причину.
- Твой бой-френд осудил нас за наказание воспиталок? 
- А идет он – пляшет! – вскрикнула Таня, показывая характер, - Никакой он не  френд, а тупой русский придурок!
Яворская приступила, было, к расспросам. Но дочь пресекла ее:
- Сказала! Идет он – пляшет, чокнутый на морали.
- Что он тебе наговорил?
- Семейка наша не для него.
- Ты что, выпячиваешь перед всеми наше финансовое положение?
- Ты – королева, - фыркнула дочь, перебивая. – А я – принцесса ****ей.
- Так и назвал?
- Именно так. Школу мне надо сменить.
Татьяна Николаевна молчала, дочь её успокоила.
- Ладно, самой-то комплексовать, никто ещё честно не создавал капитал. 
Мать сердито вскинулась. – Твой отец мне на такое однажды заметил. – Я не имею права быть нечестным, вдруг кто-то из моих потомков захочет стать президентом России? 
Она обратилась к дочери. – Кстати, твой отец папе Гаврика приходится племянником по рождению. Они почти одного возраста, воспитывались вместе и считали себя братьями.
Тото фыркнула с издёвкой – Так он тоже иерусалимский дворянин!
- Забыла, что Яворский удочерил тебя? Твой настоящий отец – Андрей Богданович Стриженов. В Афганистане он сдался в плен моджахедам, я в то время была партийная, поэтому сама настояла чтобы Яворский удочерил тебя.
Тото воскликнула. – Один муж трус, другой – аферист. Ну и отцов ты мне, мамочка, подогнала.
Яворская вспыхнула. – Ты у меня договоришься!
- Прямо и слова лишнего нельзя сказать.
- Ты одно только лишнее и говоришь.
- За всю историю цивилизации отцы ни когда детей не понимали. А ты типа умнее всех? 
Женщина задохнулась от негодования, и дочь отпрянула в сторону.
- Ага, мамочка, да, и сразу драться…
 Они довольно долго молчали, Таня снова фыркнула.
- Обойдутся мои дети без честных предков.
- Тото, этот правовой беспредел, что сейчас у нас творится, когда-то должен кончится. Всё вернётся на круги своя, законность восстановится. Опять культурность и образование станут высоко котироваться. 
- А забыла, что мне пару лет назад говорила? Деньги смывают любую грязь.
Мать закричала, краснея. – Дура была! Но сейчас я не имею никакого отношения к нелегальному борделю.  Этот бордель только находится на территории моего комплекса. Автономно и под крышей милиции. Только при этом условии мне позволяют работать. 
- Все равно ты королева ****ей.
Мать замолчала, оцепенев.
Таня напомнила угрюмо.  – Мне надо менять школу.
- Дура! Кто ты будешь без Гаврика?
- Да хватит, уж! Надо вытравить в себе эту бабью привязанность – любить одного.
- Я тоже пыталась это сделать. Только без хорошего мужчины мы становимся суками… 
И снова они замолчали, потом мать всё же пообещала. – Хорошо, завтра же зайду в школу и заберу твои документы! Как раз при академии Туризма колледж открылся, устрою тебя туда без вступительных экзаменов.
- На прислугу учиться?
- Культурно-оздоровительный комплеск Золотая Рыбка – твоё дело.
- Развлекать скучающих придурков, ты называешь делом?
- А чем ты хочешь заниматься?
Она фыркнула. – Танцуй, пока молодой!
Мать некоторое время молча смотрела на неё, потом выговорила.  – Не повеселишься всю жизнь, подруга. Любят умных и обаятельных, а с красивыми только сексом занимаются.
- А мне от мужичья больше ни чего и не надо.
Мать едва сдерживала негодование. – Тебе пятнадцать только, а ты уже…
Но не досказала, вскрикнула еще сердитее. – Счастье в любви, это не только мужским членом забавляться, надо ещё и духовно  общаться. Головой думать, а не писей.
- Писей думать, по крайней мере, приятнее, - презрительно вымолвила Таня и ушла в свою комнату, оставив  мать в крайней растерянности

Через несколько дней Гаврик получил вызов на телефонные переговоры с Краснодаром.
Звонила Таня. Но разговор не получился, она с ходу сообщила ему:
- Я тоже не жалею, не зову и не заплачу. Оттягиваюсь по полной программе на Черноморье со знойными мачо…
Гаврик лишь буркнул. – Приятного отдыха, - и, повесив трубку, вышел из кабинки.
Решение созрело мгновенно, встречаться с этой потаскушкой он ни как не хотел и тут же поехал в спортивный колледж, бывшую детско-юношескую спортивную школу, куда его за спортивные достижения неоднократно приглашали учиться. Преподаватели в колледже остались всё те же, перевод по разрешению матери оформили за несколько и дней…

1 сентября Замятин в родной школе не появился. Перевелась и Таня Яворская, об этом узнал Гаврик через несколько дней, когда пришёл в школу, чтобы вернуть ей ту злополучную серёжку. По телефону он тоже не смог дозвониться и поехал на квартиру к Тане, но, сколько не звонил, ему так и не открыли. Вышел соседский мальчишка и сказал, что с Танькой видимо там, на югах, что-то случилось, мать её вернулась, было, назад, но, через несколько дней, срочно вылетела обратно по телеграмме.
- Доблудилась, - буркнул на это Гаврик и ушёл.