Курортный роман и Бдительное око

 PANORAMA VON DUBROVNIK FOTO T. DABAC

* * *
Эта история случилась во времена СССР. Только приоткрылась щель в «железном занавесе», как стала сужаться – слишком многие, выехавшие за границу, оставались там навсегда.
Но шлейф «хрущёвской оттепели» неожиданно принёс в наше закрытое учреждение потрясающий подарок – горком комсомола наградил нашу организацию групповой поездкой в Югославию. Разве мы могли мечтать об этом?

Голова закружилась:  Адриатическое море,  древние города – Сплит, Загреб, Сараево и целых десять дней отдыха на море, в сказочном Дубровнике!
 
Дороговизна путёвки не остановила нас. Не остановил и Совет ветеранов в райкоме КПСС. Был момент, который мне подпортил настроение, когда один бойкий старичок вопросил: почему Вы не вступаете в партию, на что я ответила, что это большая честь, а я пока ещё не вышла из комсомольского возраста. Он помахал перед моим носом скрюченным пальцем: - Вы не «То» говорите!

* * *
Оставалось три дня до отъезда. Готовы новенькие льняные наряды. Собран чемодан.

И вдруг меня вызывает заместитель генерального директора по кадрам и вручает мне визитную карточку, от одного взгляда на которую у меня подкосились ноги. Мне надо быть «Там» завтра утром, «Там» мне всё объяснят.

Страх сжал сердце. Чем я могла провиниться? Судорожно вспоминаю двухгодичной давности командировку в Ленинград, которая длилась всю осень и зиму.

   Да! Группа пожилых немцев (пять человек), тоже всё это время работающих в городе и живших на одном со мной этаже гостиницы, через милую дежурную по этажу, пригласила меня в цирк, а потом в ресторан гостиницы - проводить масленицу.
 
  Да! Двое чехов постоянно приглашали покататься на горных лыжах, но я согласилась только посмотреть по телевизору финальный матч чемпионата мира по хоккею СССР – Чехословакия. (В моём номере не было телевизора).

  Да! Сходила на концерт Мстислава Ростроповича со студентом – скрипачом из Египта.

  Да! Все они потом писали мне письма, но я не отвечала, мучаясь своей вынужденной невежливостью.

Неужели в этом причина?

* * *
Утром, натянув на себя самое скромное платье, без макияжа (не до этого мне),  направляюсь по указанному адресу. Ноги отказываются идти. Плетусь, как овца на заклание. Сердце замирает от дурного предчувствия. Вот и зловещая проходная.
 
Навстречу мне, широко улыбаясь, выходит неопределённого возраста, лысоватый человек в сером костюме. Представляется: - Иван Иванович. Ах, как он рад меня видеть - много приятного слышал обо мне. Открывает дверь в обшарпанную комнатёнку с двумя стульями, садится спиной к окну, а мне предлагает стул напротив. Я в диком напряжении, а он продолжает комплименты: какой я ценный работник, как меня все любят (!!!). И вот поэтому и потому, что ко мне все хорошо относятся и доверяют, мне предлагается важная миссия, связанная с поездкой в чужую страну, где надо «держать лицо советского человека». Миссия эта состоит в том:…

Я уже не слушала. Сердце ушло в пятки. Это хуже, чем  ожидала - невинные встречи с иностранцами. Мне предлагают быть доносчицей, «стукачём»!!! Похоже, конец моей карьере, а о поездке и говорить не приходится.
Я унижена. Оскорблена.
Лихорадочно думаю: как реагировать? Возможно ли, отказаться напрямик? В какой форме?

И я выбираю роль дурочки:

- Иван Иванович, я боюсь, что Вас разочарую. Я – человек слишком субъективный. У меня, наверное, излишне мягкий характер, и я стремлюсь понять и оправдать, а не осудить человека. Я, прежде всего, ищу добрые черты в людях, и, бывает, не замечаю отрицательных. А ребят, которые едут, я очень люблю. Не могу даже мысли допустить, что кто-то способен совершить подлый поступок и потерять лицо. Уверяю Вас: этого не случится.

- Ну что Вы,  Александра Владимировна, прерывает мой монолог собеседник, - Всяко случается. Ну, будем надеяться, что всё будет в порядке. И потягиваясь: -  Ах,  природа, море, новые впечатления! Давно не был в отпуске. Вы мне потом расскажете? Да?

- Ну, конечно, да! О природе и впечатлениях я непременно расскажу.

- Вот телефон мой. Вернётесь – позвоните. А о нашем разговоре, прошу Вас, никому не говорите.

* * *
Как же! Не говорите!

Меня переполняет страх и чувство гадливости. Я не могу держать это в себе. Родителей нет – они отдыхают в Анапе. Да, и вряд ли, я бы им сказала. Нельзя их расстраивать. Но есть верный институтский друг Владька.

Наша дружба началась с первого курса. Я за него делала лабораторные работы и переводы технических текстов с английского, а он за меня выполнял  практические  в мастерских (например, сварку, которую я жутко боялась). Теперь этот лодырь, но большая умница – директор НИИ. Но по-прежнему, когда возникают проблемы на работе или в личной жизни, и нужен совет или помощь, мы бежим друг к другу.

Звоню. Договариваемся встретиться вечером.  Для «секретных» разговоров нами давно выбран музей Восточных культур, залы которого пусты. И ещё мы там веселимся, разглядывая прекрасные, откровенно эротичные фигурки божков, людей и животных из нефрита и других полудрагоценных камней.

Но на этот раз, Владик предлагает поехать в яхт-клуб, членом которого он является с давних пор. Он заедет за мной и будет меня ждать на улице, с одной стороны которой пустырь, а с другой – торцы кирпичных зданий.
В сентябре рано темнеет. Вижу: стоит знакомая машина. Улица безлюдна. Ускоряю шаг, и нос к носу сталкиваюсь с Иваном Ивановичем! «Радостное» удивление, обмен любезностями. Расходимся.
Сажусь в машину Владика. Он не поймёт, отчего я реву. Теперь я боюсь за него: наверняка, записан номер его машины.  Господи! Какая я дура! Звонила с работы, а телефоны прослушиваются, и разговоры записываются, правда, причины встречи я не называла.
 
Молча, въезжаем на территорию яхт-клуба. Ни души.

Тёплая ночь.  Яхта мерно покачивается на волнах водохранилища. Колеблется лунная дорожка за окошком каюты.  Радует душу запах крепкого кофе. Владька умеет его прекрасно готовить.  Умеет и красиво преподнести: на столике бутылка коньяка и на накрахмаленной белоснежной салфетке – обжаренный миндаль.

Когда-то была  робкая влюбленность: очень уж он был похож на польского актёра Збигнева Цыбульского. Прошло уже несколько лет после института, однако, не угасло доверие, взаимопонимание и духовное родство.
 
Покачивание яхты на волнах, крепкий кофе, немного коньяка и поддержка друга меня быстро успокаивают. И вот мы уже смеёмся, вспоминая прошлое.

А, будь, что будет!

* * *
Наутро нашу группу собирают в старинном здании в центре Москвы, за Манежом, для инструкции перед поездкой. Деловитая инструкторша начинает свою лекцию с вопроса: ¬-  Прочитать список тех, кто едет? Нетерпеливый хор голосов: - Не надо, мы все здесь.
Интуиция мне подсказывает: - Прочитать!

Моей фамилии нет!

Все возбуждённо загалдели: - Почему?  Но лекция продолжается. Я улавливаю только, что в Югославии нельзя произносить три слова: печка, спички и курица – они там звучат, как нецензурные.

В голове полная сумятица.
Так…, поездки меня лишили! ("Печка"! "Спички"! "Курица"!). Что будет дальше? Найдётся предлог выгнать с работы? Выгнали же парня из соседнего направления, обнаружив (или подсунув в его рабочий стол) самиздатовское произведение.
 
После лекции я, в окружении своих ребят, подхожу к инструкторше. Спрашиваю: - Почему меня нет в списке? Она, полистав бумажки, отвечает: - Вы уже были в Болгарии. Все кричат: - Это неправда!  Девица, собирая бумаги: - Ничего не знаю. В списках её фамилии нет!

Ребята расстроены: - Едем в горком комсомола! Там выясним. И вот мы направляемся к метро «Библиотека Ленина».

Но женский ум изворотлив: у меня же -  визитная карточка!

Я останавливаюсь у телефонной будки, а ребятам говорю, что я их догоню. Набираю номер. Вхожу в выбранный мною образ дурочки.
Кокетничая, сообщаю «дорогому» Ивану Ивановичу, что ни мне увидать югославской природы, ни ему услыхать моего рассказа о её прелестях. Увы, я не еду.

Невинный, делано удивлённый, голос: - Как так не едите? Я разберусь. Позвоните мне  позже.

Приезжаем в горком. Всей компанией вваливаемся в кабинет к инструктору. Ребята шумно выражают своё возмущение. Инструктор, молодой парень, обещает выяснить и просит всех выйти за дверь. Ждём.
Через некоторое время он вызывает меня: - Саша, вышло недоразумение. Ты едешь!

Ребята ликуют.  Спасибо им.

* * *
И вот позади два дня путешествия по железной дороге, позади Украина и Венгрия. Съедена нашей компанией (Лиля, Дина, Саша Т- ков и я) жареная утка и огромный пирог с мясом. Их мне в дорогу приготовила моя сердобольная тётушка, специально для этого приехавшая накануне отъезда ко мне домой: мамы же нет.

Мы в Белграде, пыльном и скучном. По плану поездки посещаем НИИ нашего профиля и маленькое процветающее кооперативное учреждение по пошиву замечательных купальников, где нас угощают горячим кофе со стаканом холодной воды, многослойными бутербродами и сухим вином.
 
Заходим в магазины. Все бросаются к прилавкам с обувью, а я - к сувенирам. Выбираю для Владьки  медную джезву  (турку) для приготовления кофе. Моя практичная  подруга Лиля осуждает: столько стоит модная пара кожаных туфелек.
 
Мне не терпится увидеть море. Наконец, древний паровоз, кряхтя, окутывая наш вагон чёрным дымом, и лихо раскачивая, так что душа уходит в пятки, везёт нас, по горам и долам в вожделенный Дубровник.

* * *
Перемазанных сажей, закопчённых, автобус привозит нас с вокзала в международный лагерь. Побросав вещи, бежим к морю.

Вот оно, прекрасное, изумрудное, величественное, спокойное! Точь-в-точь, как на рекламной глянцевой картинке, которая лежит у меня под стеклом на рабочем столе в Москве.
Берег покрыт серыми валунами, но рядом платный, «буржуазный» песчаный пляж, который берём штурмом с моря. Ошалев от радости, как дикари, с воплями, криками и визгами бросаемся в воду. Немецкие бледнокожие матроны с благовоспитанными детишками испуганно покидают пляж.

Впереди десять дней наслаждения солнцем, изумительным, вкусным воздухом и ласковым морем! Впереди полная свобода!

* * *
Свобода? Как бы, не так!

Вечером, после скромного ужина, был отдан нашей группе приказ собраться, и нас повели в лесной массив, подальше от лагеря. На тёмной полянке, таинственно приглушив голос, инструктор горкома, бледная личность, перечислил правила, которые мы должны соблюдать. Вокруг враждебный империалистический мир. Мы не должны входить в контакт с иностранцами, ни под каким предлогом. Не должны удаляться от лагеря. Сейчас же разбиться на группки в шесть человек, сдать ему списки. И только так, плечо к плечу, рука об руку, выходить куда-либо (к морю, в город). Время после ужина проводить на территории лагеря, окружённого железным забором, ворота которого запираются в 12 часов ночи. Нарушивших эти правила ждут большие неприятности.

- Интересно? – пришло мне в голову, - Кто взял на себя роль, предназначавшуюся поначалу мне? Ведь кто-то взял, когда я лишилась «высокого доверия». И теперь весь мой отпуск был под знаком этого вопроса. Кого остерегаться?

* * *
А в лагере звучит живая музыка – играет маленький джаз на подсвеченной сцене.  На площадке танцует несколько пар. Призывно светится окошко бара. За столиками -  ребята из Англии, Франции, Германии и т. д., от которых нам следует держаться подальше. Пьют  кофе, вино, которое нам не рекомендуется, да и «не по карману». Шумная группа французов приглашает меня за свой столик. Я же, улыбнувшись и помахав им рукой, бегу мимо. Очень жаль! Прекрасный повод поупражняться в языке, который я люблю. Но, нельзя, нельзя, нельзя.

Над головой бархатное тёмное южное небо. Воздух, словно шёлковое покрывало, ласково обволакивает тело. Звуки саксофона будоражат душу, проникают до мозга костей, взывают к любви. Нежная мелодия напоминает: ты – женщина! А вокруг  - персонажи романов Джека Лондона и Хемингуэя: статные, мужественные парни с белоснежными улыбками, раскованные и галантные. В белых брюках и рубашках-поло.

И, ты уже в объятиях уверенных рук погружаешься в упоительный танец. Но, внезапно, словно молния, тебя пронзает стальной взгляд горкомовского инструктора. Холодок пробегает по коже. Пропадает радость танца. Направляешься с партнёром к окошку бара.
Бокал вина смывает неприятное ощущение от сознания, что ты под надзором.

А, пропади всё пропадом! – мелькает в голове.  И отдаёшься наслаждению - танцам, музыке и ласкающим слух комплиментам.

 Я – женщина! И буду ею всегда! Никто мне не запретит быть женщиной! Это так прекрасно - быть женщиной!

* * *
На душе весело, легко, беззаботно. Меняются партнёры.
Неожиданно замирает сердце: - «Он»!
Сказочный принц - романтичный юноша с зелёными глазами. Нет, не герой Джека Лондона и Хемингуэя. Он тоже мужествен, но в нём нет их жёсткости и самонадеянности. Он что-то говорит мне. Сербская мягкая речь ласкает мой слух, а я от волнения ничего не понимаю. Исчезло всё, что нас окружало. Я никого и ничего не вижу. Только музыка, только танец, только «Он» и я.

* * *
Впереди десять дней счастья: солнце, море, музыка, танцы, влюблённость!

И…, десять дней мучений: «Бдительное око» не дремлет!

Стальной взгляд преследует меня постоянно.

Мне вспоминается песенка беспечной девчонки из романа (кажется, Ричарда Олдингтона), и я её мурлычу, как заклинание:

«Почтенные люди живут вокруг
Они всё осмыслят, оценят, взвесят.
Они твердят, что круг – это  круг,
И моё безрассудство их просто бесит.

Они твердят, что на небе -  луна,
На деревьях – листья.
А я твержу, что ночь – это день.
И нету во мне никакой корысти».

Мой принц не высказывает удивления и сожаления (он хорошо воспитан), когда на его приглашение отведать национальные блюда в ресторане, я благодарю: - Да! И тут же, поспешно: - Нет! Как же я Лилю оставлю?
Он улыбается: - Конечно, пригласим и Лилю. А Лиля, растерянно: - А как же Дина с Сашей?

Я готова сквозь землю провалиться – не могу же объяснить, что ему ещё повезло: нас не шесть человек! (Нам удалось избавиться от двоих, не входящих в нашу сплочённую компанию).

…Это был замечательный вечер в лучшем ресторане Дубровника. Он позаботился и об уютном уголке под сенью раскидистого дерева, и о партнёре для танцев для Лили (с нами был его друг), и о выборе национальных напитков и блюд. Каких? Я не помню. Я была сыта одним его присутствием. Пора назвать его имя: Петар.

Сюда, Слава Богу!, не было доступа «Бдительному оку»– заведение было очень дорогим.

В благодарность мы устраиваем Петару и его другу «приём» на территории лагеря, в мужской палатке, в которой обосновался Саша. Слава Богу, ещё сохранились продукты, которые мы захватили из Москвы, да и не какие-нибудь, а изысканные. Спасибо Лилиной маме – буфет в министерстве союзного значения снабжается по высшему классу.
На импровизированном столе, вокруг которого мы располагаемся на полу, лучшая водка, чёрная и красная икра, сыр, копчёные колбасы, сливочная помадка, шоколад и даже вкуснейший белый хлеб, который долго остаётся свежим в вощёной упаковке.
Такое блаженство сидеть рядом, касаясь друг друга в тесноте и полутьме палатки!

Наши шутки и смех привлекают внимание: кто - то бесцеремонно приподнимает полог и заглядывает внутрь. Известно – кто!

На следующий день мы принимаем приглашение: прогуляться на автобусе на аэродром. У Петара деловая встреча, а расставаться со мной он не хочет. Мне же подумать страшно – не видеть его целый вечер! Я – влюблена! Я влюблена! Я влюблена!
Автобус, покачиваясь с боку на бок, мчится  по холмистой дороге. В автобусе темно, только изредка придорожные фонари освещают наши счастливые лица.  Резкий наклон автобуса бросает нас в объятья, и мы целуемся.
И в этот блаженный миг я получаю ощутимый удар по мягкому месту: это - острый носок туфли Лильки, которая сидит сзади меня. Вот этого ещё не хватало!  Теперь и моя подруга следит за моей нравственностью!
Не прерывая поцелуев, завожу руку за спину и в щель, между сиденьем и спинкой моего кресла, показываю ей кукиш.

Вот и аэродром. Размещаемся за столиком буфета. 
Лилька и здесь не может угомониться: она делает большие глаза, когда Петар склоняется надо мной с вопросом, что мы желаем выпить? Я не сразу понимаю её недовольства.
Оказывается, эту пуританку смущает моя слишком открытая грудь. Тёмная от загара полоса верхней части резко контрастирует с белизной тела, приоткрытого глубоким декольте новенького светло-жёлтого платья. Её, видите ли, смущает взгляд Петара! Взгляд, который её не касается, а меня только радует.

Услышав русскую речь, нас окружают местные водители автобусов и служащие аэродрома. Они искренно рады нам. Они рады русским! Они помнят войну. А в знаменитой операции «Козара» (кажется, так она именовалась?) принимали участие и советские бойцы. Многие погибли. На столе появляется вино. Мы поминаем погибших в этой страшной войне.
 
Самолёт задерживается. Начинаю волноваться: успеем ли вернуться до закрытия  железных ворот лагеря?
Успели. В последние минуты. И, конечно, нас поджидают: где Вы пропадали?
 
Так и проводим все вечера впятером. Теперь я ещё под неусыпным наблюдением своей подруги. Мне, кажется, она не случайно лишила меня свидания с Петаром , «забыв» сказать, что Петар просил её передать, что будет меня ждать вечером на берегу моря. Хорошо, что он правильно понял и не обиделся. И я весь вечер провела в  его объятиях на танцевальной площадке.
 
Дни тают. Напряжение нарастает: нам так и не удалось с Петаром побыть наедине.
Наступает последний вечер. И под звуки маленького джаза, когда всех танцующих захватило безумие рок–н-ролла, мы потихоньку удираем вдвоём с территории лагеря.

Впервые мы одни. Только луна, только тихое дыхание моря, и…(опять!) чьи-то шаги!

Петар просит меня пойти к нему домой. Я в отчаянии: последние часы вместе! Я колеблюсь: Да! Нет! Да! Нет!
Возобладал страх и чувство долга: из-за меня пострадают мои друзья. Мы отвечаем друг за друга – так нам было сказано.

Слышится призывный звонок из лагеря, оповещающий, что следует собраться  для прощания. Завтра наши места займёт другая смена. Медленно направляемся к воротам лагеря.

Далее следует сцена  из итальянского фильма с Сильваной Помпанини в главной роли. Настоящая мелодрама. (Это теперь я, улыбаясь, вижу нас со стороны, по истечении многих лет).
Мы обнимаемся в последний раз. Я плачу. В его зелёных глазах тоже слёзы. Ворота за мной закрываются. Я снова за железным занавесом! Он – по другую сторону.

Перебирая металлические прутья моей клетки, мы движемся по периметру железного забора, впервые признаёмся в любви, обещаем писать друг другу и помнить эти благословенные дни.

Эти несчастные дни под неусыпным взором «Бдительного ока»!

* * *
Я стою на палубе кораблика, который уносит меня от берега любви. Я стою одна и плачу.
Остальные десять дней путешествия не коснутся моего сердца.
Сплит, Загреб, Сараево и роскошная природа Югославии мелькнут и растворятся в тумане моих слёз и тоске.