Недетская философия. Часть II

Часть II
Недетская философия

Пестрый мир
(сокращенная версия)
(Автор – Даниил Рубанов, 17 лет)
 

Наконец, я могу сделать то, о чем мечтал последние месяцы. Предвкушение подхлестывало меня, заставляя шаг сменить на бег. Я вынырнул из подземного перехода, свернул за угол и спустился по широким ступенькам. Слева от меня стояла одинокая скамейка. Я залетел на нее, даже прокатился немного и застыл, закрыв глаза.
Сквозь ветки деревьев, на которые не падала тень от небоскребов, пробивалось солнце и щекотало мне лицо. Изредка возникал ветерок, который взъерошивал мою лохматую голову. На деревьях переговаривались птички, внизу шелестела трава, и даже облака проносились с еле уловимым шумом стихии над головой.
Все было идеально.
Лишь только рев моторов, да крики и свисты проходящих мимо людей, говорящих по телефону, возвращали меня в реальность. Сердце билось быстро. И скорее не от бега, а от сознания того, что сейчас произойдет.
Я открыл глаза и опустил взор на то, что лежало на коленях. Это была книга. Сердце замерло, а нос сразу учуял аромат - так пахнут только интересные книги. На первом листе значилось имя автора и название книги. Я перевернул страницу.  Вверху справа, чуть выше названия главы, была напечатана фраза: «Моей большой семье и друзьям посвящается». Ниже шло предложение, с которого начиналась новая история…
На скамейке напротив сидел ветхий старик и громко ел яблоко. Я продолжал читать, но ощущение чужого взгляда засело у меня в голове. Между строчек на бумаге я видел смутные светло-голубые глаза. Я оторвался от книжки. Подняв голову, я решил ответить старику тем же, но вскоре глаза заслезились, и я отвел взгляд.Черные вереницы уже не заставляли меня забыться и уйти из мира, где постоянно рычат автомобили.
Краем уха я услышал, как в урну упал огрызок яблока. Затем старик поднялся, опираясь  на трость, и пересек дорожку.
Сделав вид, что продолжаю читать, я замер, вслушиваясь в звуки. Старик потоптался на месте, постучал тростью по скамейке, и еле слышно обратился ко мне. Мой нос уловил запах старости и чего-то еще, такого знакомого.
-Не разрешите мне присесть?
Я нервно сглотнул и помедлил с ответом.
-Лавка не моя, – ответил я, не отрываясь от книги. – Вы вправе сидеть на ней, так же как и я.
Я не видел реакции старика, но, готов поклясться, что он широко улыбнулся.
-Ну, это просто была любезность, – тепло произнес он.
-Кажется, я уже и не помню, когда в последний раз слышал это слово… Любезность… Разве оно еще не исчезло? - спросил я его.
…Старик был невысок, хотя в мои годы был наверняка выше меня. Держался он ровно. Трость, атласно-черная, с серебряной фигуркой льва на конце, была словно и не нужна ему. Палка скорее служила атрибутом его наряда: на голове находилась старомодная шляпа, какую я видел в фильмах, на очень старых, еще магнитных кассетах. Легкий пиджак с подшитыми заплатками на локтях, идеально выглаженные брюки, черные туфли, под цвет трости. С внешнего  нагрудного кармана пиджака сбегала золотая цепочка, и терялась во внутреннем, той же стороны. Из-под шляпы выглядывали седые волосы, чуть вьющиеся, но уже столь редкие. Морщинистое лицо заставляло задуматься о том, какие времена он повидал, но живые, ясные глаза, словно принадлежали мальчишке моего возраста.
-Если я загляну в словарь двадцать второго века, то, может, и не найду этого слова. Однако это не значит, что оно пропало. Нам, старикам, это слово так же знакомо, как и тебе слово «компьютер». Я просто обязан его хранить, чтобы передать другим. Тем, кто захочет знать.
-Но это вряд ли случится, не так ли? Ведь сейчас не найти человека, которому будут интересны забытые глупые слова…
-Что меня просто удивляет.
Я не понял, что он имеет ввиду. Современность и прогрессивность наших дней вроде бы не ново.
-Ведь вы, несомненно, знаете, что оно означает? – спросил старик и вскинул брови, которые подняли несколько рядов тяжелых морщин.
Я поджал нижнюю губу и кивнул. Старик стоял и молчал. Я вдруг понял, что он смотрит на меня как то странно, будто я сижу чуть правее.
-Э-э… так вы знаете? – повторил старик.
-Да, - ответил я, – разве этого не видно?
Губы старика сжались и побелели.
-Не разрешите мне присесть? – снова задал свой вопрос старик, и его лицо приобрело гримасу безразличия.
-Разрешаю, – ответил я и еле подавил смешок.
Он повернулся к скамейке спиной, и очень осторожно начал опускаться. После того как его погружение закончилось, он поставил трость между ног и сложил на нее руки. Я повернулся к своей книге и решил прочесть абзац заново, так как забыл, о чем он был.
-Можно поинтересоваться?
Я нервно задвигал челюстью. Что ему молча не сидится?
-Интересуйтесь, – бросил я.
-Что за книгу вы читаете, юноша?
-Если я скажу, то возможно дорого поплачусь, – проговорил я, чтобы отвязаться, хотя сказанное было истиной.
-О, уверяю вас, мой юный друг, что я никому не проговорюсь. Все, что вы скажете мне, я унесу с собой в могилу.
«Думаю, это произойдет очень скоро», - зло отметил я про себя.
-Эта книга не куплена с полок обычного магазина, - ответил я, но обложку показывать не стал.
-А о чем она?
-О мире, который мы потеряли…
-Как интересно. И кто же автор?
Я повернулся к старику и еще раз оглядел его. Нет, он однозначно не из них.
-Мой друг.
Старик восхищенно открыл рот.
-Но вы должны помнить, – строго и быстро произнес я, – что дали слово, о том, что ни единой душе не расскажете.
-Я и не собираюсь, – ответил старик и улыбнулся, – друг вашего возраста?
-Да, ему тоже пятнадцать.
-Чудесно!
-В самом деле?
Последней фразой я словно осадил его. И мне уже показалась, что я слишком груб с ним. Ведь он просто интересуется…
-Мой сын никогда не читал книг. Он даже и не знает о сказках, – покачал головой старик, – разве что кроме той, которую я рассказывал ему, когда он еще не умел включать компьютер самостоятельно.
-Мне жаль вашего сына, – произнес я, чтобы поддержать беседу.
-Мне тоже. Но ему, несомненно, было лучше без них, чем мне с ними. Он был человеком этого мира, – старик обвел рукой окрестность.
-Был? – спросил я и понял, что книга остыла: столько времени она была без внимания.
-Да. Он умер в сорок лет. Как и все умирают ныне.
-Неправильно это.
-Что именно?
-Присутствовать на похоронах сына.
-Наверняка, так же неправильно, как и присутствовать на похоронах своего внука.
Я замер. Этот старик видел похороны своего внука…
-А сколько ему было?
-Тридцать…
-Простите?
-Тридцать, – тщательно проговорил он, – слава богу, его дочери только десять. И я смогу уйти раньше, чем она.
Я немного испугался старика. Он с такой легкостью говорил о конце жизни.
-Сколько же вам? – не сдержался я.
-Почти сто один год, – протянул старик, – и чувствую, не дотяну до среды.
-Этой среды? Я не верю, что вам столько лет! Вы не выглядите…
-Да, знаю.
-Но разве можно быть долгожителем в наше время?
-Да, но при одном условии.
-При каком?
-Если следовать старым традициям.
В этот момент я проникся теплом к совершенно незнакомому мне человеку.
-И думаю, проведу праздник в одиночестве. Где, спрашивается, моя дочь? Куда же занесло ее время?
И кого это он спрашивает? Мне-то почем знать, кто его дочь?
Что-то щелкнуло у старика в кармане. Он живо вскочил, отчего я даже вздрогнул.
-Кто бы мог подумать, что уже так поздно? – заговорил он.
Я посмотрел на небо и увидел, что оно становится темным. Строки книги были уже плохо видны. Короткая беседа унесла слишком много времени.
-Могу я полюбопытствовать, вы завтра будете здесь?
- Скорее всего.
-И вы не будете против, если я прерву ваше чтение в три часа?
-Не буду.
-Значит до завтра?
-Если только мир не перевернется.
-Я думаю, это не случится завтра.
-Вы утешили меня.
-Тогда позвольте мне пожелать вам «спокойной ночи» и попрощаться.
-Снова любезность?
Старик прибавил себе морщин теплой улыбкой. Затем развернулся, и зашагал, как мне показалась, неуверенной походкой, изредка постукивая тростью по бетонной дорожке.


Я подлетел к окну во всю стену и стал вглядываться в город, отыскивая единственный в округе Парк. С семисотого этажа были видны лишь макушки деревьев. А вокруг Парка теснились высоченные здания, крыши которых терялись в облаках.
Старик придет в три.
Оказавшись в коридоре, я встал возле персонального лифта. Спустя две секунды, передо мной раздвинулись дверцы из полимера. Я зашел в него и легким прикосновением к панели, заставил спуститься на первый этаж. Спуск не занял больше десяти секунд. Все еще не привыкший к тошноте, я бросился на улицу вдохнуть чистого воздуха. Хотя значение слова «чистый» изменилось за последние сто лет.
Отдышавшись немного, я повернул направо и остановился возле посадочного трапа. Послышался жуткий свист, и передо мной появился скоростной поезд. Дверцы распахнулись ровно на три секунды, но я успел в них нырнуть. Поезд тронулся, качнув всех стоящих пассажиров. Меньше чем за полминуты транспорт привез меня к Парку.
Я оказался в самом центре Парка. Найти вчерашнюю скамейку оказалось не трудно: их было не больше десятка. Я присел на нее и, переведя дух, открыл книгу на тринадцатой главе.
Строки превратились в волны чувств и эмоций, и покатили меня по временам, плавно опуская в действительность двадцать первого века. До чего же раньше было все так просто и так сложно. Так интересно…
-Не разрешите мне присесть?
Я поднял голову и увидел вчерашнего старичка. Он был точно так же одет, снова со своею тростью.
-Конечно, присаживайтесь – ответил я, приметив, что голова старика при этих словах чуть дернулась в сторону. Что это с ним?
Старик тяжело погрузился на скамейку и уложил свою трость на колени.
-Почему вы читаете в Парке? – спросил старик, – Почему не дома?
-Я терпеть не могу запах пластика и…
-Электричества?
-Да! Если так можно сказать… Дом, словно пропитан им… и пахнет так искусственно…
-Понимаю, – покачал головой старик, – я сам бегу от этого.
-А где вы живете? – спросил я, проникаясь к старику родством.
-В квартале «Новый век». В самом высоком здании, но на втором этаже.
-Переехали недавно? – поинтересовался я, зная, что этот квартал был отстроен два года назад.
-Да-а… Несколько месяцев назад… В рамках помощи пенсионерам.
-Вам бы надо в рамках помощи очень древним пенсионерам.
Старик засмеялся. Я понял, что не знаю, о чем говорить. Но меня выручил он:
-Чем вы займетесь в будущем?
-Не знаю. Я много чего хочу, но это неосуществимо. А из оставшегося выбрать нечего. Все пусто, как выеденное яйцо.
-В мире можно все, пусть даже в этом.
-Вы знаете место, где можно сыграть на сцене?
-Вы хотите играть в театре? – спросил он.
-Это так ужасно?
-Это чудесно! Кто ваши родители?
-Судьи.
-Они читают?
-Нет. По крайней мере, я так думаю. Я не видел их больше года.
Старик стер с лица улыбку и повесил новую маску, более хмурую.
-Где же они?
-В Америке. Они лишь присылают письма. Раз в месяц. Исключением был разве что мой день рожденья. В этот день они мне позвонили.
-Тем более удивительно!
-Что именно? – осведомился я.
-Вы самое большое исключение из правила!
-Я должен радоваться этому?
-Но это уж вам решать…
Я замолчал.
-Вы личность, - продолжил старик.
-Спасибо…
-У вас есть своя натура.
-Я догадываюсь…
-Вы не склоняемы.
-Я счастлив…
-Вы имеете характер. А в наше время это значит многое.
-Я польщен.
Старик вновь восхищенно уставился на меня. Я отвел взгляд. Мои шнурки стали вдруг такими интересными. Что-то щелкнуло у старика в кармане, и я догадался, что это, как и в прошлый раз, сработали механические часы на золотой цепочке. Значит, уже четыре.
-Вы поддерживаете связь с субъектами подобным вам?
-Вы очень любопытны – ответил я и перевел взгляд на соседнюю лавку, на которой расположилась парочка влюбленных, явно не знающих как себя вести.
-Я старик. Причем тот, который потерял всех своих друзей.
Стало вдруг так жутко горячо в животе. Мне было жаль его, однако он говорил очень весело. Словно говорил не о себе.
-Да, у нас есть свое тайное общество – произнес я и чуть не шлепнул за это себя по губам.
-Расскажите…
Деваться было некуда.
-Оно было основано примерно сто лет назад, когда упадок культуры достиг критической точки, когда в библиотеки перестали ходить, а все музеи позакрывали. Писатели, поэты, художники, несколько ученых, достойных носить это звание, и еще люди, которые просто не хотели мириться с губительным прогрессом, приняли решение о создании тайного общества. Общества, которое будет продолжать сохранять традиции и ценности, помогать всем нуждающимся и просвещать каждого желающего… но естественно хорошо проверенного. Заброшенные музеи, дома культуры, библиотеки, театры – все это служило пристанищем для скрывающихся талантов всего белого света. Но мы теряем людей… время и все его прелести глупой жизни забирают почти все молодое поколение. Мы вымираем, словно малопотомственная раса. Нас осталось катастрофически мало. Что сказать, времени помогает правительство, которое нас отлавливает и за нелегальность сажает в тюрьму. А некоторых в психушку - за бредовые идеи и за «неспособность адаптироваться в окружающей среде»… На наших картах появились пробелы. В некоторых городах не осталось ни одного члена нашего общество. Исчезли и целые страны…
-Как называется это общество?
-В первый день, когда собралось общество, один человек принес с собой Библию. И все поняли, что нет ничего ценней, чем страницы, несущие знание. Мы так и назвались - «Страницы». Словно каждый из нас - составная часть большой и ветхой книги знаний. У каждого были свои полномочия и цели…
-Какие полномочия лежат на вас?
-Нет у меня полномочий – ответил я грустно и провел большими пальцами по корешку книги – просто стараюсь быть человеком.
Старик отвернулся и поднял голову к небу.
-Не все в этом мире потеряно, - с жаром продолжал он - нужно просто уметь рассмотреть скрытое… Взгляните на небо, на тот уголок неба, что еще позволяют нам увидеть небоскребы.
Я вскинул голову вверх и не увидел ничего, кроме аквамаринового полотна.
-Сейчас еще светло, – говорил старик, – но все равно, даже ночью их не видно.
-Простите, но кого не видно?
-Звезд. – просто ответил старик. - Больше не видно звезд, ярких красок, которыми они переливаются  в безветренную погоду.
Я задумался над тем, что он сказал, и вдруг понял, что и впрямь ни разу не видел звезд. Но ведь в книжках, в старых фильмах они были. Я поспешно оглядел небо, словно старался отыскать хоть маленький огонек. Но ничего не было. Пусто.
-А почему больше нет звезд? – спросил я, и в голове мелькнула дикая мысль – они же остались на своих местах?
-Да, – захохотал старик, причем от всей души, – да, они остались. Это, пожалуй, единственное в мире, что еще не подчинил себе человек.
Старик смеялся, да так, что слезы потекли из глаз. Он нащупал платок в кармане, достал его и утер глаза. Глядя на то, как он смеется, и я невольно улыбнулся.
-Все теперь принадлежит человечеству – продолжил старик с ноткой печали в голосе – всем заправляют люди: мы решаем, быть дождю или нет, мы решаем, где расти лесам, мы решаем, где  течь рекам, мы решаем, где жить животным… Только кто нас назначил быть Господом Богом?
Старик смолк. Он спросил не меня, а весь мир. И я погрузился в собственные мысли, полные давящей атмосферы гибели, и не мог понять, как это, еще минуту назад, мы со стариком смеялись.
-Теперь слишком много огней, – начал старик, и я даже не сообразил, что это он говорит мне, – весь город ночью светится пестрыми красками, яркими огнями ночных клубов. Мы не можем увидеть то, что творится наверху из-за того, что нас сильно слепит то, что находится внизу. Вот почему звезд больше нет… пестрый мир… хотя, если забраться на самое высокое здание, и посмотреть на небо сквозь подзорную трубу без увеличительных стекол, то можно увидеть звезды.
-Неужели только так… неужели мы вычеркнули из своей жизни красоту неразгаданного? – не мог поверить я.
-Ну, возможно, на Северном Полюсе ты еще сможешь увидеть северное сияние, – улыбнулся старик, и его часы громко щелкнули, – сколько страниц осталось в твоей книге?
-Примерно триста, – ответил я, взглянув на место, где была закладка.
-Встретимся завтра?
-Я не против.
-Только не здесь. Давайте у меня дома.
-Почему?
-У меня есть кое-что для вас, что, несомненно, понравится. И я надеюсь поговорить о ней, – старик указал на мою книгу – а то мало ли кто подслушает… Знаете где я живу?
-Я же еще не дал вам согласие!
-Квартал «Новый век», первое здание, квартира с номером двести двадцать. Это очень близко отсюда, – говорил он, вставая, – и не забудьте книгу. Приходите утром, скажем часиков в восемь, идет?
-Да, – ответил я, не зная, на что соглашаюсь.
-Вот и здорово! – воскликнул старик и повернулся ко мне спиной.
Не успев попрощаться, я уже смотрел в спину ковылявшего старика, странно выбрасывающего трость перед собой.


Мой сон прервался резко, на том самом моменте, когда я обреченно повис в паутине, а на меня стал надвигаться черный косматый паук с человеческой мордой. Спустя секунду, я понял, что не дышу, и громко хватанул охлажденного воздуха.
С лица стекал холодный пот.
-Так испугался, и чего? – спросил я сам себя – глупого сна?
Я посмеялся над той картинкой, что видел во сне, но тут же перестал: уж больно пугающе были эмоции, слишком реалистичны кошмарные грезы.
Я встал с кровати и подошел к окну. Свет автоматически включился, как только ноги коснулись пола, и в комнату въехал робот.
-Что произошло, хозяин? – прогоготал он металлическим голосом.
-Все в порядке, – огрызнулся я, – проваливай!
-Хозяин имеет плохое настроение. Хозяин слушать музыку?
-ПРОВАЛИВАЙ! – заорал я и, схватив со стола какой-то предмет, швырнул его в робота.
Фигурка Статуи Свободы, подаренная родителями, ударилась о металлический панцирь робота и раскололась на две части. Робот тут же принялся все убирать, но статуэтка попала в дисплею, и тот погас. С минуту робот выполнял странные движения, а затем отключился.
Я не знал, отчего так разозлился. Но точно не из-за сна. Я смотрел в окно и видел в нем две картины: отражение ночного, неспящего города, и себя, за чьей спиной стоял робот. И тут я понял, что было причиной моего гнева. Когда я проснулся от кошмара, встревоженный и испуганный, я увидел лишь робота. Не родителей, а робота, который стремится тебя утешить заложенной на все случаи человеческого настроения программой. Не машина была мне сейчас нужна, а человек, способный понять, способный успокоить.
Я обернулся и посмотрел на разломившуюся Статую Свободы, лежавшую у резиновых гусениц робота.
-Так не должно быть, – произнес я, – вы не должно были бросать меня!
          В комнате, казалось, остался звон последнего моего крика, словно он был заперт. Это слишком давило на меня. Я схватил штаны, быстро надел их и выскочил из комнаты. Я подошел к маленькой двери, которая скрывала за собой кладовую, открыл ее и стал шарить рукой по полу. Несколько секунд спустя, моя рука нашла то, что искала. Я выпрямился, сунул этот предмет за пояс, и выбежал через пожарный выход.
Я запрыгнул на лестницу и, быстро перебирая ногами, взбежал на последнюю ступеньку, откуда открывался вид на весь город. Я был на крыше.
Ветер трепал мои штаны и заставлял челку беспорядочно перемещаться по лбу. Несмотря на лето, ночь была прохладной, отчего я поежился и поспешил к центу здания. Когда ноги остановились в центре латинской буквы «P», я достал из-за пояса сломанную подзорную трубу. Несколько стекол в ней оставалось, и поэтому я с размаху швырнул ее на крышу. Осколки разлетелись в разные стороны. Я просунул внутрь два пальца и провернул ими, освобождая трубку от мелких стеклышек.
Не обращая внимания на изрезанные пальцы, я приложил глаз к металлической трубке, а другой закрыл. Какое-то время мне не было ничего видно, но спустя минуту я увидел их. Старик не врал.
Ветер обдувал лицо, и уже стало почти все равно. Плевать на мир! Как же красиво!
Сотни маленьких огней сияли в вышине. От каждой звездочки тянулись разноцветные, неописуемые шелковые нити: они были то перламутровые, то сизые, то рубиновые – все необычайно красивые и загадочные. И все сияло, переливалось и мерцало. И все кружилось, и не знаешь, что кружится - небо или ты. Мир чудес, который заставлял забыть, где ты и кто ты. Ты падаешь в ямы и несешься многие километры неизвестности и, кажется, преодолеваешь вечность, что натянута меж звезд, и звезды уже не мерцают разноцветными огнями, они становятся просто источником света, какие-то ближе, а некоторые далеко в глубине бесконечной синевы; мир чудес, который не видел никто, кроме тебя.
…Я совершенно не ожидал резкого толчка в грудь, от которого я повалился на спину и больно ударился головой. В глазах стали расходиться круги, и появились звезды, но совсем не такие как на небе.
-Что с вами, господин Немов? – раздался громкий и встревоженный мужской голос.
Я все еще приходил в себя. Оторванный от сказочного мира, я никак не мог вернуться в реальность, в пестрый мир. Но вскоре зрение вернулось, и я вздрогнул, поспешив откатиться от края крыши. Оказывается, столь увлеченный звездами, я не заметил, как подошел к самому краю.
-Что случилось? – пробормотал я, поднимаясь на ноги и опасливо глядя вниз.
Охранник, который отвечал за личную безопасность каждого, кто здесь проживал, замешкался. Он все время бросал нервные взгляды на синее полотно над его головой.
-Я увидел вас в камере слежения. Вы стояли на самом краю здания и кружились, запрокинув голову к небу. Вы занесли ногу над пустотой, но я успел...
Я нервно сглотнул, узнав, что был на волоске от гибели. Вы занесли ногу над пустотой…
-Что вы увидели, господин Немов? – осторожно спросил охранник.
-Где? – не понял я.
-Ну… - охранник кротко указал пальцем на небо, а потом шепотом, словно боясь, прибавил, – там.
-Вы хоть раз видели звезды?
-Ну… нет, разве что в старых фильмах…
-И вы ни разу не хотели увидеть настоящие звезды?
-…а еще я видел их в новостях о комических достижениях, – продолжал он, словно и не слышал меня, но потом вдруг встрепенулся – зачем на них смотреть?
-Чтобы полюбоваться! Держите – я протянул охраннику трубу.
-Но ведь в ней нет стекол! Это бессмысленно!
-Просто смотрите! – не выдержал я и вскрикнул довольно громко.
Охранник недоверчиво оглядел меня и уставился на небо.
-Видите? – спросил я.
-Просто огни, – произнес он, отнимая глаз от трубки, – похожи на те, что горят на новом торговом центре, видели?
И он стал оглядывать местность в поисках этого центра.
-Но, а как же звезды? – отчаянно спросил я – как же их сияние?
Охраннику не нравились мои вопросы. Он подошел ко мне поближе, словно боялся, что я сейчас сигану вниз.
-Может, мне позвонить вашим родителям? – проворчал охранник.
Родители… и снова вернулось то самое чувство одиночества. Я покачал головой в знак отрицания.
-Может, нужна медицинская помощь?
Я снова покачал головой.
-Пойдемте со мной. Я провожу вас до квартиры.
-Но, а как же звезды… - промолвил я и отыскал глазами крышу дома старика.
Старик  мирно спал далеко отсюда.
-Вы не поймете – сокрушенно произнес я и первым побрел к лестнице, оставив позади недоумевающего охранника.
Я выпал из скорого поезда, и меня вырвало.
Никто не подошел и не спросил, что со мной. Все как всегда спешили по своим делам.
-Слишком быстро, – промямлил я и утер рот тыльной стороной руки.
Пройдя Парк, я пересек дорогу, и оказался в квартале «Новый век». Я миновал пару зданий, минимаркет и уже стоял возле больших стеклянных дверей, в которых отражались сотни меня. Служащий поспешно открыл дверь и низко поклонился. Я прошел внутрь и тут же почувствовал жжение в волосах – значит, меня просветили на наличие опасных веществ.
Звон от моих ботинок с каждой секундой становился все громче и все более пугающе. Я сбавил шаг.
Коридор был пуст. Справа и слева располагались одинокие двери с жутко блестящими номерами. В конце коридора находилась полуоткрытая дверь, из которой сочился неровный свет. Номера рассмотреть было нельзя, но я не сомневался, что он оканчивается на двадцать. Я ускорил шаг. Перед самой дверью я почти бежал. Я чувствовал, что произошло нечто тревожное.
Я резко затормозил у самой двери и распахнул ее. Перешагнув порог, я оказался в заваленной грудой книг прихожей.
          Дверь за мной захлопнулась – моя книга выпала из рук – и я вздрогнул.
-П-простите! – крикнул я. – Здесь есть кто-нибудь?
Никто мне не ответил. И даже эхо молчало. Мои слова поглотила давящая тишина. Тишина, которая звучала по-своему.
          Комната была захламлена. Старинные афиши фильмов или театральных спектаклей. В воздухе витал запах табака и ментола. Дым не выходил, так как все окна были наглухо закрыты и задернуты шторами. Обогнув колонну книг, я увидел кожаное кресло, а в нем мирно покоящегося старика.
Его глаза были закрыты, руки, что-то крепко сжимавшие, сложены на груди, ноги уложены на стоящий рядом пуфик, а сам он был, несомненно, мертв.
-Кто вы? – раздался громкий голос за моей спиной.
Он был неожиданным, но я не испугался. Сознание того, что старика нет, меня потрясло слишком глубоко. Сейчас ничто не могло меня удивить или напугать. Я медленно обернулся и увидел позади кресла мужчину лет сорока. В его руках была большая сумка для мусора.
-Кто вы? – повторил мужчина, оглядывая меня и территорию вокруг, словно проверяя, ничего ли я не трогал.
-Я… моя фамилия Немов.
-Вы знали его?
-Да, я…
Но в голову мне так и не пришел ответ. И вправду, кто я ему? Друг? Я даже имя его не знаю. А он не знает мое. Не знал…
-Мы с ним познакомились в Парке. Мы беседовали, – ответил я и опустил голову вниз. Глаза отчего-то высохли, словно в лицо дул сухой ветер.
-Давно знали его? – спросил незнакомец.
-Нет. Всего два дня.
Мужчина задумчиво покачивал головой…
-А я неделю. Интересный старик, правда?
Я не стал отвечать на этот вопрос. Было и так все ясно.
-Он умер ночью. Примерно в полночь. Спать он не ложился, как видишь, он одет. Но что его убило?
-Старость, – ответил я и оглядел руки старика – ему ведь… да, как мог я забыть, ведь ему сегодня исполнился сто один год!
Мужчина напустил брови и стряхнул пепел с сигары.
Оба мы замолчали и молчали долго. Первым пришел в себя мой немногословный собеседник. Он поднял с пола сумку и стал бросать в нее различные книги. Не все. Он читал названия, и если что-то бормотал, значит, клал в сумку, а если молчал - оставлял. В сумку попадали не только книги, но и разные вещи с полок, статуэтки, кубки, фотографии.
-Что вы делаете? – решившись, наконец, спросил я.
-Спасаю историю – ответил он, и, забив сумку доверху, вышел из комнаты.
Я остался сидеть в кресле. Через пару минут мужчина вновь вернулся. Сумка его была пуста.
-Он разрешил вам трогать свои вещи?
-Он наказал мне – спокойно ответил человек, погружая в сумку трость старика.
-Куда вы это все денете? Выбросите?
-Нет. Сохраню.
Он продолжал ходить по комнате, приглядываясь к разным книгам.
-Можно я заберу трость? – спросил я.
Мужчина повернулся и вынул изо рта сигару.
-Это, парень, не ради наживы. Эта трость была неотъемлемой частью его жизни. Зачем она тебе?
-Вам я не скажу. Но найдутся люди, которые сохранят ее лучше вас. И он знал об этом – кивнул я на старика.
Человек замер, а сигара испускала дым из руки.
-Если Юлианус осмотрит местность…
-…повсюду он увидит друзей, – договорил я пароль – значит вы тоже… в тайном обществе? – прибавил я шепотом.
Мужчина кивнул и вновь принялся за работу.
-А он знал, кто вы?
Мужчина вновь кивнул.
-И как давно?
-Пять дней.
Значит, старик знал обо всем, когда меня спрашивал. Но зачем это было ему? Зачем притворяться, будто ничего не понимает?
-Он хотел от меня услышать, что я думаю о жизни, – сам себе ответил я.
-Что?
-Я вам помогу.
           Пока мы работали, я успел заметить, что в комнате старика нет никакой электроники. Не было даже компьютера, через который все делают закупки продуктов и вещей. Он жил, словно в двадцатом веке. Лишь только возле окна стоял старенький факс.
-А что он зажал в руках? – вдруг спросил я.
Незнакомец пожал плечами. Потом подошел и аккуратно вытащил из рук старика немного скомканный лист бумаги. Эта была бумага для факса. Мужчина развернул его, пробежался глазами, потом отдал листок мне. Я взял и прочел:
С днем рождения, папа! Тебе исполнился сто один год… надо же! Надеюсь у тебя все хорошо.
Я счастлива. Прости меня за все. Я не думала, что говорила тебе тогда. Прости, прости,  что уехала с ним. Но я хочу, чтоб ты знал, я всегда гордилась  и буду гордиться тобой.
С любовью,
твоя дочь Алиса…
-У него была дочь…
-Я не знал – произнес человек.
-Он жил один. Все у него погибли, он говорил. Видимо он похоронил и свою дочь раньше времени. А она любит его. Должно быть, сердце его не выдержало, когда он это прочел…
-Прочел? – в голосе человека появилась некая странность - парень, он же был слепой.
-Что?
-А зачем ему, по-твоему, трость?
Я держал листок и смотрел на него, хотя видел совсем другое. Я видел те дни, когда он странно садился на лавку, как странно он смотрел на меня и не замечал протянутой книги, как неуклюже уходил домой. И как же я этого всего не увидел!
-Он никогда не показывал свою маленькую слабость, – проговорил я.
Человек не ответил.
-Но почему у него в доме столько книг?
-Он же не всю жизнь был слепым. Он потерял зрение несколько лет назад. А эти книги - вся его жизнь до…
Я крепко сжал зубы, но все равно не смог сдержаться. Слеза спустилась по щеке и упала на ковер. Мужчина деликатно отвернулся и пошел к двери.
-Ему не нужно было видеть. Он знал, что там написано, – сказал я, – он знал…
Прежде чем уйти из квартиры, я вложил листок старику в руки и крепко сжал их. Уходя, бросил взгляд на спокойное лицо старика и в этот момент понял, что оно счастливое. Старик будто спал, и ему снился приятный сон. Как ребенок обнимает игрушку ночью, так же и он сжимал листок, в котором было написано, что дочь гордится им, и что она его любит…

Двадцать четыре часа
 (Автор – Юлия Сафонова, 17 лет)
 
Жизнь – это красочная мозаика,
собранная из каждого прожитого нами мгновения.
 
Пролог. Исповедь Великого.
       Здесь, в этой большой и идеально симметричной комнате, мне хочется находиться вечно. Лежать на диване, пустым, затуманенным взглядом прорезая тёмное пространство.       
      Мне  нравится рассматривать миллионы мелких трещин в штукатурке потолка, складывая из них причудливые образы.
      Идеально белый потолок.
      В этой комнате всё  прекрасно. Вокруг чистота и порядок. Но почему мне тогда так сильно хочется бежать отсюда?
      Когда нет больше никаких эмоций в душе, остается только одно гнетущее чувство: нереальное ощущение одиночества. Мысли, которые ранее без спроса лезли в голову, сейчас просто отошли и исчезли где-то за складками театрального занавеса сознания. Лежа на диване и устало скользя взглядом по идеальным стенам и потолку, я могу прожить миллионы ярких, незабываемых жизней и познать столько же мучительных смертей. Всё это будет происходить в моей голове и только для меня. Я несчастен, ибо никогда не смогу забыться сном. Вечность раскрывается передо мной в мерном мерцании металлических перекрытий где-то у самого пола. 
     Я не выбирал себе такой судьбы. Мне хотелось жить как все, мечтать как все, любить как никто и никогда не любил до меня.
      И что же? Человечество мечется, желая выбраться из трясины обыденности и стать кем-то непонятно кому. Каждый хочет быть Богом. А что до меня… Я устал от осознания того, что могу всё. Продать себя за миг жизни обычного человека – лишь это я не способен позволить себе.
      В этой комнате огромные окна, через которые видно весь мир и чуть больше него. Я слышу и чувствую боль миллионов, но я не способен испытать свою.
     Однажды, в такой же унылый и скучный вечер я решил прожить жизнь. Я создал некто и дал ему всё, что у меня было: ум, доброту, красоту и талант. Я дал жизнь идеалу и поклялся следить за ним на протяжении всей его жизни, ощущать всё то, что чувствует он. Через него я воскресил свою разбитую душу.
      Но нет ни в одном из миров даров, за которые не пришлось бы заплатить равную цену. Я не дал своему некто одного безрассудного и глупого чувства. Я не дал ему способности любить.
     Девятнадцать лет я слежу за ним. Я будто сам прожил на Земле девятнадцать долгих лет . Передо мной проносились столетия, и лишь сейчас, как никогда ранее, я смог ощутить важность каждой секунды.
Бум-бум
Бум-бум
Бум-бум
     Я контролирую удары его сердца, потому что сам сложил их из неизвестных смертным нот и аккордов. Я буду слушать эту симфонию идеальной жизни до тех самых пор, пока мой некто не вернется ко мне.
     Я написал для него музыку сердца. Я создал хрупкий дворец в глубине его сознания и поселил туда бунтующую душу. Но даже моё перо ломается о нити судьбы. Я живу своим некто и впервые не знаю, что будет дальше.
     Для меня жизнь начинает обрываться ровно в полночь. Каждые двадцать четыре часа.
               
                Глава первая, она же последняя и единственная.
                Вечность длиной в двадцать четыре часа.
 00:00
      Старинные часы в гостиной отстукивают ровно полночь. Он последний раз смотрит на усыпанное яркими звёздами небесное полотно и задвигает плотные шторы. Возвращается с балкона в комнату, прикрыв за собой дверь.
      Кровать заранее расстелена, телефон на тумбочке подмигивает лампочками на зарядном устройстве.
     Он с размаху прыгает на кровать прямо поверх одеяла. Мягкая подушка приятно холодит щеку. Он ложится на спину. Вздыхает. Сегодня был очень трудный день. Вот он закрывает глаза, и сознание отдается чарующей магии сна…
 06:05
 «Доброе утро, последний герой,
Доброе утро тебе и таким, как ты,
Доброе утро, последний герой,
Здравствуй, последний герой».
     Он заворочался на кровати и накрылся с головой одеялом, отчаянно пытаясь не просыпаться. Но, несмотря на все старания, сознание всё равно наполнилось громкой мелодией будильника в телефоне. Хорошее начало дня с хорошей песней Виктора Цоя.
      Все эти существенные плюсы не могли уничтожить один большой минус: спать всё ещё хотелось. Ему пришлось приложить огромные усилия, чтобы заставить себя хотя бы сесть на кровати.
    Вот он сладко потягивается и, наконец, опускает ноги на ковер.
«Твоя ноша легка, но немеет рука,
И ты встречаешь рассвет»…
     Это было последнее, что успел пропеть будильник, когда он нажал на кнопку отключения. Да уж, рассвет. Мучительно хочется увидеть солнце, а за окном чернеет лишь кусочек осеннего неба. По стёклам медленно ползут прозрачные капельки дождя. Как же он ненавидит осень с её переменчивой погодой…
      И вот он, наконец, встаёт. Отчаянно пытается перебороть в себе желание вновь упасть на кровать.
      Нет, так больше нельзя. Надо уже научиться ложиться спать раньше полуночи.
      Нетвердые шаги, и в ванной ярко загорается свет, а перед глазами тут же мелькают разноцветные пятна. Он подходит к умывальнику и облокачивается на него, подняв голову и подозрительно глядя в ярко-зелёные глаза собственного отражения в зеркале.
- Ну, привет! – здоровается он сам с собой, усмехаясь краешком губ.
      Затем он собирает длинные светлые волосы в хвост на затылке и включает воду. Руки, а затем и лицо приятно обжигают холодные струйки. Да, это самый лучший способ проснуться!
     Не успел он умыться и промокнуть лицо полотенцем, как почувствовал, что нечто пушистое трётся у его ног. Вздрогнул и опустил голову.
- Паштет, - умилено протянул он, поднимая большого черного кота на руки и прижимая к себе, – ты есть хочешь, да? Он гладит урчащее животное за ушком:
 - Ну, пошли!
      Теперь свет зажегся и на кухне. Он отпустил кота и полез за банкой корма. Но, видимо, этому дню было суждено так начаться. Снимая лакомство для Паштета, он случайно задел рукой небольшой мешочек муки. Мешочек качнулся, словно раздумывая, падать ему или нет, после чего всё-таки свалился, засыпав своим содержимым половину кухни. Под ногами раздалось жалобное мяуканье перемазанного Паштета.
      Несчастный обладатель кухни, кота и муки, тоже изрядно испачканный белой пылью, так и остался стоять на месте с зажатым в руке кормом. Он опустил голову и задумчиво оценил сложившуюся обстановку.
- Вот теперь у меня в жизни точно началась белая полоса, – констатировал он, одной рукой стряхивая муку с волос.
       Кот, недовольно мяукая, скрылся в спальне. Теперь убирать придётся и там.
      Он насыпал Паштету еды и убрал банку на место. Затем, умышленно игнорируя предательский пакетик с мукой, снова отправился в ванную.
 07:15
    Вокруг было очень мокро. И очень неприятно. От вымытых светлых волос пахло не шампунем, а какой-то отвратительной сыростью. Да, это утро уже заранее можно назвать «удачным»!
      Он чуть подтянул рукав куртки, всматриваясь в циферблат часов. Замечательно! Теперь он ещё и опаздывает на работу.
       Обидно. Ведь, можно сказать, что в отличие от всех своих знакомых, он единственный любил туда ходить. Его сферой деятельности были компьютеры. Профессия – хакер. Конечно, у этой должности было какое-то другое, более длинное и красивое название, но он любил именовать её именно так.
        Он был настоящим трудоголиком. Умел слышать нечто зачаровывающее в стремительном мерном щёлканье мышки и клавиатуры. К тому же с компьютером намного легче поладить, чем с людьми. С ними он без дела почти никогда не общался. Так проще.
 «Телефонный звонок, как команда "Вперед!"
Ты уходишь туда, куда не хочешь идти,
Ты уходишь туда, но тебя там никто не ждет!»
          Бывает такое, что ты не можешь избавиться от какой-то песни. Она крутится у тебя в голове, повторяясь раз за разом. Так было и сейчас. Песня «Последний Герой» надёжно въелась в память и отказывалась оттуда стираться. Что ж…
          В кармане мягко завибрировал телефон. Он взглянул на экран и поднял трубку. Динамики взорвались оглушительным воплем:
- Аллё! Вовка, это ты?
         Услышав своё имя в таком громком исполнении, он чуть вздрогнул и отодвинул телефон подальше от уха.
- Да, Дэн, это я, – вполне миролюбиво отозвался Вова, впрочем, иронично думая, кого же ещё собирался услышать Денис.
- Где тебя носит? Ты в курсе, что скоро начнётся совещание? Пончик рвёт и мечет!
- В курсе. А чего это она? – протянул Вовка в ответ. Пончиком звали его начальницу – маленькую кругленькую и чрезвычайно активную дамочку. Уж если она чем-то и запоминалась окружающим, так это своей добротой и терпимостью.
- Ну, не совсем мечет. Я чуть-чуть преувеличил… - радостно откликнулся Дэн на том конце провода.
- Я почему-то так и подумал, – ответил Вова, вглядываясь в запотевшее окно маршрутки. Никакого движения на дороге. Сплошной гудящий поток машин.
– Скажи Пончику, что я скоро буду, – ответил он и отключил телефон.
        Это был самый лучший и действенный способ прекратить беседу с Денисом. Вот есть же такие люди, которые могут говорить с кем угодно и на какие угодно темы, не умолкая и ни разу не повторяясь. Дэн был как раз из таких. Эту черту в людях Вовка почему-то не любил. Может потому, что у него самого не было друзей. Нет, конечно, когда-то они у него были… Но отношения сопровождали частые ссоры, нарастающее отсутствие взаимопонимания, предательство и грандиозный скандал в конце. Вот такие милые истории трогательной дружбы. Разумеется, что после всего этого он предпочитал не сходиться с людьми и никому не открываться.
      В принципе, он не особо страдал от подобной отстраненности от общества. Единственное, чего ему иногда действительно не хватало, так это простого интереса к его жизни и элементарного участия.
      Вова снова глянул на часы. Затем в окно. На дороге ситуация осталась такой же. А вот положение стрелок на циферблате стремительно менялось, приближаясь к половине восьмого. Осталось всего двадцать минут до начала совещания. Неприятненько.
      Вова вскочил со своего места, оплатил проезд и в срочном порядке покинул маршрутное такси. До работы оставалось примерно два квартала.
Очередной взгляд на часы. Если поторопится, то должен успеть.
      Перекинув спортивную сумку на длинном ремешке через плечо, Вова побежал по тротуару. Вокруг моросил мелкий дождик. Зонта Вовка с собой, разумеется, не взял.
       Ноги утопали в лужах. Вода просочилась через ткань кроссовок, и теперь в них хлюпало целое болото. Настроение у Вовы стремительно падало по мере того, как сильно намокали его носки, и больно ударяла по коленям сумка.
      Дыхание предательски сбивалось, припоминая Вове все, когда-либо прогулянные им уроки физической культуры в школе. Утешал лишь тот факт, что до работы осталось совсем немного.
       Последний поворот, и он врывается в здание, где на третьем этаже расположены офисы его компании. Вовка, спотыкаясь и путаясь ногами в коврах, наконец, добежал до нужной ему двери. Распахнул её и ворвался внутрь.
      Денис, до этого что-то мирно печатающий на ноутбуке и, одновременно с этим, пьющий кофе, посмотрел на вбежавшего в офис Вовку ошарашенными глазами.
- Ого… - пробормотал он, оглядывая вошедшего, – ты откуда так, а?
- А… что?... – запыхавшись, спросил Вовка, падая на кресло и пытаясь отдышаться.
- Ты себя в зеркало-то когда в последний раз видел? – засмеялся в ответ Дэн.
       Заинтригованный Вовка поднялся, оставив на кресле сумку, и направился в уборную, где висело зеркало. Взглянув на своё отражение, он всё понял. Да уж, вид у него очень представительный! После пробежки по городу зелёные глаза смотрели немного диковато. Растрёпанные светлые волосы спадали на глаза и плечи, завиваясь кудрями из-за сильной влажности.
- Ну что? – крикнул Денис, подъезжая на крутящемся кресле к двери, – оценил?
     Вова ещё сильнее взлохматил волосы на голове, пытаясь сбросить с них дождевые капли.
- О да, - засмеялся он и потряс головой. На зеркале осталось около десятка капелек. Дэн быстро закрыл лицо черной папкой для документов.
- Мог бы и предупредить, - сдавлено буркнул он.
     Вова пожал плечами и, накручивая на палец одну из светлых прядей, направился к выходу из офиса. У порога он обернулся:
- В главном зале?
     Уже успевший вернуться к своему компьютеру Денис утвердительно кивнул. Вовка вздохнул и открыл дверь в коридор.
 
08:40
 
      Несмотря на ненастную погоду за окном, в главном зале было на удивление солнечно и душно. Под потолком горели, казалось, миллионы встроенных лампочек, там же тихо работал кондиционер. Рядом, раскачиваясь на своей легкой паутине, восседал паучок. Именно к нему сейчас и было приковано внимание Вовы.
      У проекционного экрана прыгали его коллеги и бодро рассказывали директрисе, какие они придумали планы, как это замечательно скажется на работе офиса и сколько всё это требует денег.
       «Обезьянка», - умилено подумал Вова, глядя на важно разглагольствующего работника и его попытки показать возможный план работы компании. Выступающий Горшевой как раз пытался прицепить огромный плакат, но тот отказывался слушаться и падал незадачливому клерку на безволосую макушку. Сидящая рядом с Вовой директриса хрюкнула от смеха.
- Иссаев! – Вовка вздрогнул и глянул на Горшевого, – ты включишь эту презентацию уже или нет?!
       Вова решил разозлиться и сказать, что презентация зависла и никак не включается, но посмотрел на несчастного Горшевого с его потной лысиной и бешеными глазками и, решив, что ему и так уже досталось, вывел изображение на доску. Тут же замелькали какие-то сложные схемы и системы, новые планы и бланки, линии статистик и графиков. Всё как всегда. Вова поднял голову и вновь посмотрел на паука возле кондиционера.
«Когда это уже закончится?»
20:35
       Вове всегда становилось спокойно на душе, когда на суетящийся город опускалась ночь. Она завладевала серыми бесконечными проспектами и улицами, придавая им особое очарование и лёгкую дымку тайны. Ночь стирала городскую суету и дарила душам долгожданный покой.
      Каждый вечер, возвратившись домой, Вова выходил на балкон своей многоэтажки и зажигал сигарету. Нет, он не курил, просто поднимающийся к небу дымок и мягкий огонёк, обрамленный узкой полоской пепла, так необычно разрывали городскую ночь…
     Вова и сейчас стоял на выбеленном балконе, стряхивая вниз невесомые снежинки пепла и наблюдая за их причудливым полётом.
     Он поднял голову и посмотрел на такие далёкие звёзды. Тучи рассеялись, и сейчас небесный океан было видно хорошо, как никогда раньше.
     А почему другие люди не обращают должного внимания на небо? Что отвлекает их от прекрасной бесконечности и заставляет с головой зарыться в повседневные проблемы? Что там, в пустоте?
   Вова вздохнул и, затушив сигарету о перила, отправил её вниз. Пусть хоть что-то ощутит мимолётное чувство полёта.
 
     И всё же, ещё один долгий день прошёл. Но долгий ли?
     Вова посмотрел на огромный город, раскинувшийся до самой границы с бескрайним небом. Высокие дома с огнём в каждом из них. Люди вокруг тоже живут. Мы всё это понимаем, но как-то отдалённо, порой даже не задумываясь о чужих чувствах. Своя рубашка ближе к телу. Мы не способны понять, что кто-то живет так же, как и мы сами, что все на этой планете точно так же встают каждое утро, умываются, завтракают, что люди вокруг нас тоже могут переживать, радоваться, бояться и страдать. Им тоже бывает больно и одиноко. Жизнь – не игра, ведь актеры действуют лишь по строгому сюжету и ничего не чувствуют. Пусть они могут вживаться в роль, но понять истинные переживания своих героев, не родившись ими, просто невозможно. И проблема здесь не в таланте или силе перевоплощения. Это закон мироздания.
      Вова давно пытался понять других. Объяснить чужие поступки, оправдать. Но ему никогда не осознать, что чувствует человек на войне, никогда не понять логики маньяка, не узнать, о чём думал Эйнштейн. Потому что он – не они. У него своя жизнь, своя судьба, свои принципы и чувства. Может быть, где-то на земле ходит человек, способный понять его, но Вовка его пока ещё не встретил. Сейчас он всего лишь одинокий юноша, единственным другом которого является кот Паштет. Не грустно. И не обидно. Ведь это его жизнь. Это его двадцать четыре часа каждый день, и только он сам решит, как их ему провести.  И он решил. Пусть суета поедает душу каждый день с шести утра до восьми вечера, но потом начинается его время. Его вечная полночь. Здесь он сам с собой. Здесь он понимает себя и видит небо. Такое огромное… такое манящее…
      А что если он не такой, как все? Гений своих мыслей и теорий? Можно поставить ногу на перила и оттолкнуться. Тогда он тоже сможет хоть на мгновение ощутить полёт. Жить просто, сложно умирать. Не каждому хватит смелости переступить границу и шагнуть в пропасть. Вова уже стоял перед выбором, точно так же, как и сейчас. Просто мысли заполнены тоской и грустью по кому-то, кто поймет, не засмеётся и не предаст. Поэтому Вова и не может умереть. Ведь этот единственный кто-то обязательно его найдет. А если Вовки не станет, то незнакомец так и останется таким же непринятым гением своих мыслей и теорий. Совсем один…
 00:00
     Старинные часы в гостиной отстукивают ровно полночь. Вова последний раз смотрит на усыпанное яркими звёздами небесное полотно и задвигает плотные шторы. Он возвращается с балкона в комнату, прикрыв за собой дверь.
     Кровать заранее расстелена, телефон на тумбочке подмигивает лампочками на зарядном устройстве.
     Вовка с размаху прыгает на кровать прямо поверх одеяла. Мягкая подушка приятно холодит щеку. Он ложится на спину. Вздыхает. Сегодня был очень трудный день. Вот он закрывает глаза, и сознание отдается чарующей магии сна…
      Новая жизнь на этот день закончилась. Прошла новая вечность в двадцать четыре часа.
                Эпилог. О сотворении жизни.
       Когда мир вокруг тебя превращается в большую и идеально симметричную комнату с металлическим перекрытием где-то у самого пола, знай, что это я призвал тебя. Возрадуйся, ведь больше не будет жизни и смерти. Реши, что ты пришёл к врачу, ведь здесь царят такие же порядок и чистота. 
    На входе же сюда, вместо медицинской карты, отдай мою симфонию, которую я подарил тебе с первым криком. Теперь Вселенная больше никогда не услышит её. Возрадуйся, ведь ты снова вернулся к своему началу. Я дал тебе вечность, но спрятал её в секундах. И только от того, как ты смог растолковать мою волю, зависит твой следующий шаг…

 

Краской на стене
(Автор – Юлия Сафонова, 17 лет)

 
Каждый платит за свои мечты по-разному…
Но рано или поздно счёт всё равно приходит к адресату.

Посвящается…

     Эль, зажмурившись, перевернулась на другой бок. Проржавевшая больничная кровать предательски заскрипела. Девушка обреченно вздохнула и, не справившись, закашлялась. Уткнулась лицом в подушку, пытаясь заглушить звук. Задержала дыхание и попыталась взять волю в кулак. Горло всё ещё больно резал кашель, но Эль держалась. Нельзя. Наконец, этот приступ прекратился. Девушка приподняла голову и осмотрела убогую больничную палату. Единственным освещением здесь была лишь полная луна. Её мертвенный свет пробивался сквозь неплотно задёрнутые шторы на окне.
     Эль приподнялась, приняв полусидящее положение. Аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, опустила на пол ноги. Затем натренированным движением – рывком - поднялась с кровати и застыла. Взволновано посмотрела на соседнюю кровать. Спящая на ней женщина вздрогнула и накрылась одеялом.
«Слава Богу, не проснулась!» – мимолётно подумала Эль, на цыпочках прокрадываясь мимо спящей матери к стулу с одеждой. Девушка быстро натянула потёртые джинсы, которые тут же безвольно повисли на её худых бедрах. Накинула поверх ночной рубахи легкую куртку.
     Эль последний раз взглянула на спящую мать и направилась к двери, ведущей из палаты.
     Приглушённый скрип прогнивших петель, и Эль скользнула в коридор. Вдоль стен, у самого потолка, тускло горели лампы.
     Тихо.
     Девушка понимала, что это всего лишь внешняя тишина. Она не понаслышке знала, что эти стены буквально лучатся чужими страданиями. Дело в том, что в этой больнице все уже давно мертвы. В это здание переводят только обреченно больных людей. И каждый час в этих стенах кто-то уходит навсегда. Десятки людей. Каждую секунду здесь кто-то беззвучно страдает, кто-то скорбит, кто-то плачет.
      А ей всего семнадцать, но каждый день вот уже на протяжении целого месяца Эль ждёт своей смерти. Она уже чувствует её хриплое дыхание у себя за спиной.
Босые ноги прилипают к ледяной, идеально чистой плитке пола. Эль бледной тенью скользит по коридору. Да, она уже стала тенью. Убийственная зараза превратила её в скелета, обтянутого жёлтой кожей. Единственным ярким пятном на её исхудавшем лице остались только большие зелёные глаза. В них одних всё ещё теплилась надежда на жизнь.
      Пробежав последние несколько метров, Эль остановилась напротив железной двери с узким зарешеченным окошком. Девушка вытащила из кармана узкий перочинный ножик и вставила его в замок. Покрутила. Навалилась на дверь так сильно, как только позволяло слабое тело. Грустно щёлкнул замок, и дверь приоткрылась. Впервые за эти двадцать четыре часа на лице Эль появилась абсолютно счастливая улыбка.
     Не раздумывая, девушка забежала в комнатку, плотно прикрыв за собой дверь. Закрываясь, щёлкнул язычок замка. Эль вставила нож ребром, чтобы дверь нельзя было открыть из коридора. В комнате было темно и сыро. Эль на ощупь нашла первую ступеньку высокой лестницы. Схватилась слабой рукой за перила. Подтянулась. Костлявая коленка уткнулась в первую ступеньку. Девушка поставила и вторую ногу. Стала быстро карабкаться наверх.
     Секунд через десять Эль уже пыталась открыть люк в потолке. Шпингалет со скрежетом вращался в петле, осыпая девушку золотыми хлопьями ржавчины. Последний рывок. Содранный в кровь палец. И Эль откинула крышку люка.
Вот она и на крыше. Свежий воздух одурманил, закружил! Она почувствовала запах цветущих внизу деревьев! Она снова вдохнула аромат жизни! Даже сердце в изнеможенной болезнью груди стало биться быстрее и, как будто радостнее! Эль снова окунулась в бархат ночи! Как и прежде! Как раньше!
     Ей вдруг мучительно захотелось проснуться от всего этого кошмара! Понять, что она стоит не на больничной крыше, а что под ногами вновь знакомая до каждой трещинки крыша её родного дома! Здесь она впервые поняла, что ей надо. Что важно. Здесь она получила своё второе имя - Эль. И сейчас она кружится здесь, босыми ногами чувствуя каждый случайный камешек! Она смеется! Подбегает к самому краю! Перегибается через перила и хохочет в пропасть! Каждую ночь она приходит сюда смотреть на звёзды и смеяться в лицо собственной смерти! Болезнь давно научила её ничего не бояться. Болезнь убивала тело, но при этом закаляла душу. И теперь Эль действительно стала сильной!
     Напрыгавшись, она подбежала к самой дальней части крыши. В серебряном свете луны на стене переливались невероятные картины. Лица, люди, птицы, животные, росписи, имена, слова и даже чувства – всё это Эль смогла передать. Весь этот мир она создала сама. Краской на стене. Это был только её мир.
     Под маленьким навесом стояли ровные ряды разноцветных баллончиков с краской. Эль взяла чёрный. Свой любимый. Руку приятно остужал холодный железный бок. Нажатие на колпачок, и на стене появилась длинная чёрная полоса. Ещё. Ещё. Эль вдыхала полной грудью едкий, ни с чем не сравнимый запах краски. Она уже месяц не надевала маски при рисовании. Зачем обреченному человеку нужен этот глупый предмет защиты? Зачем он нужен Эль, болеющей раком лёгких?
      Вздох! Вздох!
      Грудная клетка отзывается мучительной болью. Кашель разрывает горло. Эль упала на колени, захлёбываясь собственной кровью и ещё какой-то желтоватой слизью. От силы кашля её начинает тошнить. Но девушка упорно продолжает дышать во всю мощь больных лёгких. Наслаждаться любимыми запахами, даже падая на бок и теряя сознание.                Давясь кровью.
Если она когда-нибудь умрёт, то пусть только так! Пусть это произойдет здесь, на этой крыше. У подножия её сказочного цветного мира на стене. Она заслужила этот волшебный финал.
Последний.
Самый сильный вздох.
Крик.
Кашель.
Кровь на губах.
Кровь лужицей у лица.
И липкая темнота с запахом краски.

***

     Где-то вверху звучали голоса. Они так громко звучали… И одновременно с этим Эль слышала их как будто через подушку. Она ещё ничего не могла понять. Горло саднило. Болело плечо, и неприятно покалывали занемевшие пальцы на руках. Эль сдавленно и хрипло застонала. Теперь у неё получалось только так.
– Зоя? – спокойный голос где-то вверху. Голос лечащего врача.
     Эль снова застонала. Как же ей плохо сейчас!
– Я знаю, что тебе больно, – бесстрастно произнёс врач, словно угадав чувства своей пациентки. – У тебя снова началась лихорадка. Ты потеряла сознание, помнишь? Мы нашли тебя на крыше больницы, – медленно проговорил доктор. – Но об этом мы будем говорить потом, – глубокий вздох. – Твоя мать находится в палате. Ты сейчас в операционной. С тобой останутся медсёстры. День ты будешь под наблюдением.
Слова врача затихли.
      Хлопнула дверь.
      Эль не открывала глаз. До неё уже стало доходить произошедшее. Очередной приступ и обморок. Надо же. Если бы она узнала чуть раньше, что плата будет именно такой.
Эль уже месяц не покидала стен больницы. Стен одной палаты. Только эти ночные вылазки на крышу не давали ей сойти с ума. Без этого Эль, наверное, уже забыла бы, как выглядит ночное небо. Ведь его так трудно рассмотреть сквозь вечно задернутые шторы, мутные стекла и решётки.
      Она не хотела думать о своей болезни, и каждый раз радовалась, что может спать. Ненадолго, но всё же ей удавалось окунуться в мир сновидений, где всё было хорошо! Там она жила. Там её мечты становились реальностью. Там улыбалась её мать.
Она часто думала о том, что скоро умрёт. Ей этого не хотелось. Но уже не было страха. А зачем, если ничего нельзя изменить.
      Она часто пыталась утешить саму себя, думая, что прожила мало, но зато ярко!... Такое слабое утешение. Оно не вызывало уже в ней никаких чувств, кроме вечной скорби. И с вечным вкусом дешёвых сигарет во рту. Наверное, это тоже послужило причиной для развития болезни.
       А как весело всё начиналось! Она думала, что это её призвание! Её талант! Она считала, что делала мир лучше, ярче! И какое-то время так всё и было. Запах краски навсегда въелся в её одежду, волосы… Память. Он стал самым любимым запахом на свете. Она отдавала своему новому увлечению всё свободное время, все мысли и мечты. Всю душу. Ей нравилось чувствовать опасность. Понимать, что делает что-то не вполне законное. Что за это могут и поймать, и наказать. Это придавало скучной и размеренной жизни изюминку, делало её разнообразнее и веселее.
       Зоя даже успела добиться кое-каких вершин. Теперь её называли Эль. Её росписи красовались по всему городу. Она стала знаменита в узком кругу своих единомышленников, её даже начинали ценить.
       Множество ярких баллончиков с цветными красками. Стопки изрисованной бумаги. Миллионы ярких городских стен. В граффити она могла изобразить всю свою жизнь! Это и была её жизнь до тех самых пор, пока не стала смертью.
       Сначала она не понимала, что происходит. Ей стало трудно бегать, забираться на здания. Появилась отдышка и жуткий хрипящий кашель. Сначала Эль списала всё на простуду. Только при простуде не кашляют кровью…
Диагноз: Рак лёгких.
        Вот тут её жизнь и начала рушиться. Теперь были только приступы, лихорадка и обмороки. Теперь она просто умирала. Гнила в палатах.
        Сейчас она уже никто. И если бы можно было повернуть время вспять, она бы поступила совсем иначе! Ей так жаль маму. Ведь Эль – единственный ребёнок в семье. Она вообще единственная, кто есть у её бедной матери.
Раскаяние. Для Эль оно было намного мучительнее, чем болезнь. Оно не покидало её даже в редкие минуты сна. Оно ходило за ней тенью, держа под руку смерть.
     Но так не должно кончиться. Так не может кончиться.
     Эль зажмурилась сильнее, пытаясь сдержать слёзы. Она давно не плакала. И в ближайшем будущем не собиралась.
     В конце концов, к такому положению вещей можно было бы уже привыкнуть. Этот месяц стал для Эль отдельной жизнью. Отдельной вечностью.
      Знакомая боль родилась где-то в области локтя. Ей вкололи успокоительное. Сейчас ей станет намного лучше… Сейчас она заснёт…


***
     Тихое городское кладбище. Здесь всегда царит покой и умиротворение. Маленькие уютные аллейки с ровными рядами деревьев. Мелодичное чарующее пение птиц. Здесь так спокойно и хорошо. Маленькие ровные надгробия. Возле каждого букетик в пластиковом стаканчике. Здесь везде люди. Сотни людей, обретших рай на этой бренной земле.
     Лучи тёплого летнего солнца прорываются сквозь изумрудные кроны деревьев. Ласкают кожу живых и дарят покой давно спящим. Небо над головой как никогда напоминает огромный бездонный океан. Сейчас он абсолютно пуст. Сейчас ничто не тревожит его спокойные вечные воды.
     К одной из могилок подошли две худенькие фигурки. Они аккуратно присели на лавочку напротив надгробия. Набрали из бутылки свежей воды в пластиковый стаканчик. Поставили цветы.
     В небесах пронеслась стайка весёлых птичек. Они танцевали в объятиях лазурной стихии и напевали непостижимые для людей чарующие мелодии.
Одна из фигур – высокая женщина с собранными пепельными волосами – встала со скамеечки и опустилась рядом с могилкой. Вырвала непослушный пучок травы из земли рядом с мраморным надгробием.
– Вроде недавно была тут, а всё уже успело зарасти… – ни к кому не обращаясь, произнесла женщина тихим голосом.
Вторая фигура – совсем молоденькая девушка, до этого неподвижно сидящая на лавочке, чуть опустила голову.
– Мы же никогда не забудем… И…
Она просто не смогла найти слов, что бы успокоить. Хотя бы саму себя.
Женщина кивнула и поднялась с травы.
– Как же больно терять любимых людей. Такое не может вылечить даже время, – женщина вздохнула. Отвернулась от могилки. – Зоя, – позвала она девушку, сидящую в шаге от неё на скамейке, – нам пора.
   Эль вскинула глаза на мать и чуть улыбнулась.
Да, теперь всё стало, так же как и раньше. Пусть Эль плохо помнила своего отца, погибшего, когда она была ещё совсем маленькой, но она очень любила его. Она знала, что мать до сих пор не может забыть эту потерю. Что ей всё ещё сложно приходить сюда, на его могилу и понимать, что любимого не вернуть. Что сейчас матери больно, так же как и много лет назад. Наверное, Эль смогла выжить только поэтому. Уже прошёл год с тех пор, как её выписали из больницы. Невероятный моральный труд. Несгибаемая вера и сила воли. Тяга к счастью. Мечты. Вера в жизнь. Теперь для Эль это были уже не простые слова. Она на себе прочувствовала их чудодейственную силу. И вот она живёт! Она снова дышит полной грудью! Она снова чувствует запахи! Больше нет боли, нет кашля. Она не умирает. Сейчас Эль по настоящему жива. Жива, как никогда раньше! И почему же Эль? Теперь она снова стала Зоей. Она бросила граффити, но не бросила искусство.
     Сегодня Зоя учится в высшем учебном заведении. Она решила связать свою профессию с различными видами художественного оформления зданий. Так она больше никогда не вернётся на больничную койку и одновременно с этим сможет воплотить в жизнь свою мечту. Это был трудный путь, но она его преодолела! Она доказала себе и миру, что жить можно! Что ничто не может убить человека, если он верит, любит и надеется.
Зоя вместе со своей матерью вышла за ограду кладбища. Они перешли дорогу и направились к ближайшей станции метро. Для них всё вернулось в привычное русло. Всё снова стало хорошо. И где-то впереди появилась призрачная мощёная дорога, ведущая в новое счастливое будущее.

  Сказка
 (Автор – Элина Железнова, 17 лет)


- Светка! Света!– раздался звонкий мальчишеский голос. – Свет, ну где ты там?
     Возле подъезда пятиэтажного дома стоял невысокий полноватый парнишка. Короткие соломенные волосы курчавились на голове непослушным "вороньим гнездом". Озорные с хитринкой глаза весело поглядывали по сторонам.
     Из окна выглянула румяная веснушчатая девчушка. Волнистые русые волосы рассыпались по плечам.
- Вов, подожди минутку! Я сейчас! – крикнула она и скрылась в квартире.
     Вскоре послышались легкие шаги, и девочка выбежала из подъезда.
- Привет! Ну что, пошли? – поинтересовался Вова.
- Да! А ты уверен, что Ледовый дворец именно там будут строить – в нашей лагуне?
- Естественно! На классном часе ведь так сказали… Уже даже известно, когда комиссия приедет!
- Понятно. Тогда побежали! – воскликнула Света.

* * *
- Какая красота! – восхитилась девочка.
    Место было и вправду замечательное. Перед ребятами расстилался бескрайний луг, заросший высокой густой травой. Зеленая листва пышными гирляндами увивала ветви величественных деревьев. А горы… Горы, которые из окна дома казались лишь призрачным туманом, теперь были так близко, что представлялось, будто до них можно достать рукой.
- Неужели здесь можно что-то строить? Конечно, я понимаю, новые возможности и все такое, но ведь.…Тут же так здорово! – с неподдельным чувством выдохнула Светлана.
 - Да, с этим не поспоришь, - глубокомысленно произнес мальчик, окидывая местность завороженным взглядом. – Такого места больше нигде нет и не будет…
- Неужели ничего нельзя сделать? Это же уникальный уголок! И…
    Размышления девочки прервал легкий шорох чьих-то шагов. Друзья мгновенно обернулись.
    Перед ними стоял мальчик, примерно одного возраста с ребятами.      Большие голубые глаза смотрели на Свету и Вовку не то с удивлением не то с испугом. Темно-каштановые, слегка вьющиеся волосы растрепались от ветра.
- Что вы тут делаете? – спросил паренек, прерывисто дыша, будто от быстрого бега.
- Да мы…
- Пойдемте скорее! Вам нельзя находиться здесь! – воскликнул новый знакомый. Он схватил опешивших друзей за локти и потащил в сторону гор.

* * *

- Заходите скорей! – позвал мальчик, торопливо открывая дверь в дом и пропуская своих неожиданных гостей вперед. - Скажите, как…как вы там оказались?
- Может, сначала представишься? – ответил Вовка вопросом на вопрос. Он не собирался доверяться так внезапно появившемуся незнакомцу.
    Вместо ответа неизвестный посмотрел на мальчика с таким презрением, что последний смутился и покраснел.
- Подожди, - остановила друга Светлана. – Как тебя зовут? – обратилась она к новому знакомому.
- Я - Элерон, - сказал тот, подходя поближе к девочке. – А тебя?
Света назвала себя. У неё этот юный «спасатель» не вызывал никаких враждебных чувств.
- Вова, - представился мальчик. Он насупился, почему-то покраснел ещё больше и стал похож на свёклу.
- Ясно. Понимаете, вам нужно уходить отсюда. Вы хоть знаете, где находитесь?
- Видимо, не совсем…
- Сядьте, пожалуйста, и послушайте меня, - предложил мальчик, указывая на диван. – Этот лес, где я живу…и тот луг…и всё…это особый мир…волшебный мир…
- Что?
- Да. Это мир, где существуют эльфы, феи, гномы, все сказочные существа, мир…в который люди перестали верить…
     Мальчик вдруг помрачнел и отвернулся от друзей.
Света чувствовала странное опустошение внутри. Она осторожно положила руку на плечо Элерону.
     Паренёк чуть повернул к ней голову. В его глазах виднелась бесконечная глубокая печаль; девочка тонула в этом безнадежно грустном взгляде.
     Ветер ворвался в окно невидимой птицей, мягко коснулся волос Элерона и…
- Ты эльф! – изумленно воскликнул Света, разглядывая заостренное ухо.
- Да, - подтвердил Элерон.
    Светлана встала и заходила по комнате. Вова также принял самый что ни на есть глубокомысленный вид.
- Все это место…и все, что случилось…так неожиданно. Если волшебный мир действительно существует, то… Но постойте!.. Ведь здесь собираются разворачивать строительство!
- Мы давно знаем об этом, - с горечью произнес эльф. – Скорее всего, нам придется просто уйти или…
- Но ведь так нельзя! Вы так долго жили здесь. Куда же вам идти? Мы должны все исправить.
- Скажи мне, Света, что могут сделать дети против решения взрослых?
Девочка на мгновение задумалась.
- Кто у вас главный…в волшебном мире?
- Королева Эйлерин. А что?
- Отведи нас к ней!
- Чего? К ней никого не пустят, если она сама того не захочет! Это чистое самоубийство!
- В мире все возможно, - неожиданно вмешался Вова, вставая рядом с подругой. – И потом, разве ты не с нами?
- Я даже не думал об этом…
- А о чем ты мечтал? – поинтересовалась Светка.
- Я? Смеяться будешь, но я…хочу стать музыкантом! Очень хочу!
- Почему я должна смеяться? Я сама пианистка!  И, Элер, отведи нас пожалуйста к королеве. Еще можно все исправить. Мы уж постараемся.

* * *
- Люди!? – выдохнула невысокая красивая женщина, одетая в легкое серебристое платье. Вокруг нее стояли эльфы, гномы, летали феи. – Вот от кого, а от тебя я не ожидала, Элерон! Ты будешь изгнан из нашего мира!
- Госпожа Эйлерин, они…
- Постойте, - прервала эльфа девочка. – Мы пришли, чтобы…
- Довольно! Мы давно все знаем. С какой стати вы, и не только вы, решили, что здесь можно что-то строить? Это же НАШ ДОМ! Куда нам идти, если это место исчезнет? Вы знаете, что по ночам стал слышен плач птиц, которые не знают, где жить, когда их гнезда разрушат? Элер не имел ни малейшего права приводить сюда вас. Мы скрываемся от чужих глаз, и любое вторжение неуместно. А что теперь? Похоже, вы, люди, стали забывать о том, что есть на свете нечто, к чему можно прикасаться лишь взглядом сердца, чего нельзя трогать руками ни при каких обстоятельствах. Язык природы – особенный язык. Его разучились слышать. Он живёт в душе каждого, но, к сожалению, многие отказались прислушиваться к нему…
- ... и всё-таки сквозь глухую стену непонимания и раздоров его звук ещё слышен: и в тихой жалобе травы, и в робком пении солнечных лучей над искрящейся гладью моря, - вдруг продолжила Светлана, удивляясь тому, как звучит её собственный голос. – И даже потеряв однажды возможность слышать и понимать язык окружающего мира, ты можешь обрести её вновь…, ведь зов его так же музыкален, как и переливчатый говор ветра, как шепот листвы в величественных вершинах деревьев. Ты сможешь понимать, о чем рассказывает природа твоей душе… надо лишь уметь слушать.
     Королева застыла, словно изваяние, слушая речи юной девочки. Волшебные существа переглядывались и переговаривались между собой.             Элерон замер, не в силах произнести ни единого слова. В его взоре читалось искреннее изумление и недоверчивая радость.
      Что же касается Вовы, то он, открыв рот, смотрел на свою подругу. Такие слова из её уст ему явно доводилось слышать впервые.
- И всё же… мы не имеем возможности что-либо предпринять… - справившись с волнением, сказала Эйлерин. – Вряд ли кто-нибудь поверит в то, что наш мир действительно существует.
- У меня есть предложение, - проговорил Вовка. Он подошел к королеве и что-то зашептал ей на ухо, хотя это считалось недопустимой наглостью. В другое время королева не замедлила бы выказать своё неудовольствие по этому поводу. Но по мере того, как мальчик говорил, выражение её лица всё больше и больше смягчалось. Когда Вова закончил и, весьма довольный собой, отошёл в сторону, Эйлерин улыбнулась ему и кивнула головой.

* * *

 - А сейчас вы видите место, где будет построен Ледовый дворец! – с восторгом рассказывал рыжеусый мужчина высокому важному господину, окруженному многочисленной «свитой». – Не правда ли здесь прекрасно?
- Да! Пожалуй, мы…
- Постойте! Постойте! – раздался крик.
    К людям со всех ног бежали мальчик и девочка. Ветер трепал их волосы, толкал в спины, будто приказывая бежать быстрее. Со стороны могло показаться, что дети летят: столь неуловимыми были движения ног.
- Стойте! С вами хотят поговорить! Но сначала ответьте на один вопрос:  вы верите в волшебство? – одним духом выпалила Света, останавливаясь.
- Не особенно, но да, - ответил человек, удивляясь про себя.
     И тотчас перед изумленными взорами людей предстали королева Эйлерин и все сказочные существа. В первом ряду друзья разглядели Элерона, своего защитника…, а теперь и друга. Он тоже заметил их и радостно замахал руками.
    Удивлению присутствующих не было предела.
- Но как…
- Все очень просто, дорогой Александр,- (так звали высокого господина) произнесла Эйлер. – В каждом из вас живет ребенок, но вы забываете об этом с течением времени… забываете о своём внутреннем волшебном мире. Мы долгие годы вынуждены были прятаться, скрывать своё существование от людей. Но сейчас это непозволительное преступление.
Мы пришли, чтобы обсудить крайне важный для всех нас вопрос. Неужели Вы хотите уничтожить это прекрасное место? Поймите, это наш дом, и не только наш! Многие, очень многие из нас жили тут столетиями. Каждый уголок, каждое дерево, каждый луч солнца здесь имеет свою историю. И эта история намного длиннее, загадочнее и старше, чем может показаться на первый взгляд. Мы – часть единого мира, который окружает любого человека. Порой музыка природы забывается, но… - тут королева повернулась к Свете, и та разглядела, что её губы трепещут в задумчивой ласковой улыбке, - …но возможность услышать её есть всегда. Надо лишь уметь слушать… Мы все просим Вас о помощи. Возможно, наша встреча не состоялась бы никогда, и всё же мы стоим сейчас перед Вами. Я прошу, помогите нам, помогите сберечь нашу лагуну!
- Думаю, это действительно стоит обсудить! Мы обязательно придумаем, чем вам помочь, – согласился мужчина. – Ведь это и наш мир тоже! – прибавил он, улыбнувшись.
    В толпе волшебных существ пронёсся тихий ропот, похожий на шелест ручья в далёких горах. Затем воздух наполнился радостными криками, возгласами, даже пением. Все вокруг заулыбались; было ясно, что поставленный вопрос не останется без обдуманного решения.
    Элерон под шумок выбрался из общей массы и разыскал Свету и Вову. Они долго стояли рядом, не зная, что сказать друг другу.
- Ну вот мы и расстаемся… - грустно прошептала девочка, обнимая Элера, – надеюсь, они договорятся…
- О, нет, дорогая! Еще ничего не кончилось! – воскликнула королева, протягивая тем временем Элеру ярко-красный конверт. - Вы можете начинать прямо сейчас…- загадочно добавила она. Затем нагнулась к Светлане, крепко обняла и произнесла так тихо, чтобы её слова могла слышать только юная девочка, - а ты помни о том, что было сказано сегодня. Я благодарю тебя и твоего друга. Если вдруг отчаяние завладеет твоей душой и покажется, что никого нет рядом, вспомни о нас. Мы всегда будем в твоем сердце…
    Эйлерин выпрямилась и вместе с Александром направилась к людям, не забыв одарить и Вову полным благодарности взором. Мальчик густо залился краской: молчание в данный момент было куда красноречивее любых слов.
     Между тем Элер старательно трудился над своим конвертом, пытаясь открепить тяжёлую сургучную печать. Но пока из этого не выходило ничего разумного.
- Открывай скорей! – торопили Элерона друзья. Вовка порывался отнять конверт, однако эльф был не так уступчив. После упорной продолжительной борьбы Вове пришлось отступиться от своего благородного намерения.
    Наконец конверт с треском вскрыли, и из него высунулся кончик желтоватой бархатистой бумаги.
- Это документ… - объявил Элер, быстро читая написанное. – Он позволяет мне… ЧТО? …Ура- а- а! Я могу поступить в музыкальную школу! Я стану музыкантом! – радостно крикнул эльф и запрыгал на одной ноге. После он бросился обнимать Светку, которая светилась от счастья не хуже электрической лампочки. Вначале Вова попытался наблюдать за ними с невозмутимым видом, но спустя минуту, вопя от переполнявшей его радости, присоединился к друзьям.
    И всё-таки была одна вещь, о которой в суматохе Светлана забыла. Впрочем, об этом не забыл её друг…
- Света-а! – взвизгнул вдруг Вовка. – У тебя же экзамен по специальности через час!
- Я и не помню ничего совсем! Побежали быстрее! Пойдем с нами, Элер! Как раз запишешься в школу. Кстати, извини за некорректность, а сколько тебе лет?
- Тысяча двадцать! – шутливо ответил Элерон.
- О-о, тогда тебя точно только на пятилетку возьмут!
Друзья засмеялись и втроём заспешили в музыкальную школу…