Феномен Лютикова. Глава 7

Я  заснул  уже  под  утро  -  где-то  без  десяти  четыре  или  даже  в  начале  пятого,  и  то  лишь  после  того  как  убедился,  что  основная  часть  Таниного  портрета  закончена.  И,  хотя  до  конца  было  все  еще  далеко,  с  главным  я,  вроде  бы,  справился.  Девушка  на  моей  картине  была  изображена  по  пояс  (в  скульптуре,  как,  впрочем,  и  в  живописи,  это  называется  «бюстом»)  сидящей  на  стуле  -  локоть  правой  руки  на  столе,  кулачок  подпирает  щеку,  -  развернутая  таким  образом,  чтобы  левая  часть  лица,  плечо  и  вторая  рука,  мирно  покоящаяся  на  коленях,  оказались  в  тени.  Саму  тень  (так  же  как  Танины  волосы,  кольцами  падающие  на  грудь,  и  некоторые  детали  одежды)  я  изобразил  пока  весьма  схематично,  лишь  слабо  наметив  границы  и  небрежно  заштриховав  ту  половину  портрета,  которая  будет  символизировать  темную  сторону  ее  натуры.  Зато  над  видимой  частью  лица  трудился  довольно  долго,  пока  не  добился  того,  чего  хотел:  выражения  растерянности,  тщательно  скрываемого  испуга,  затаившихся  на  самом  дне  Таниных  глаз,  притом  что  внешне  она  выглядела,  в  общем-то,  довольно  спокойной,  даже  слегка  беззаботной.  На  это  я,  что  называется,  положил  все  силы,  до  основания  искрошив  ластик  и  ступив  два  карандаша,  и  только  когда  перед  глазами  заплясали  оранжево-фиолетовые  восьмерки,  а  затылок  сдавило  так,  словно  на  него  надели  железный  обруч,  понял,  что  пора  заканчивать.
      Я  плохо  помню,  как  добрался  до  постели,  как  разобрал  диван,  как,  прежде  чем  «отрубиться»,  не  забыл  выключить  будильник,  чтобы  он  не  разбудил  меня  чуть  свет.  Зато  очень  хорошо  запомнил  сон,  увиденный  мной  в  эту  ночь.  Он  отпечатался  в  моем  мозгу  настолько  отчетливо,  что  даже  после  пробуждения  -  где-то  в  начале  одиннадцатого,  если  не  позже  -  еще  какое-то  время  маячил  перед  глазами,  словно  череда  слайдов  необычайной  яркости,  снова  и  снова  заставляя  переживать  все  те  события,  что  мне  только  что  пригрезились.  Да  и  пригрезились  ли? 
      Помнится,  я  что  есть  сил  бежал  по  пустым  утренним  улицам.  Сумка  с  тяжелой  поклажей  отчаянно  давила  плечо,  сердце  прыгало  в  груди  как  мяч.  Я  ужасно  торопился,  боясь  опоздать  на  электричку.  Она  отходила  в  5.30,  а  поезд  до  Москвы,  на  который  мне  почему-то  нужно  было  успеть,  стартовал  с  главного  вокзала  Серебрянска  в  7.15. 
      Время  поджимало.  В  моем  распоряжении  оставалось  всего  несколько  минут.  Когда,  страшно  запыхавшись,  с  подкашивающимися  от  усталости  ногами,  я  добежал,  наконец,  до  перрона,  стрелка  вокзальных  часов  уже  приближалась  к  половине  шестого.  Первым  моим  порывом  было,  конечно,  тут  же  бежать  к  зданию  вокзала,  чтобы  поскорей  приобрести  билет,  однако,  секунду  поразмыслив,  я  понял,  что,  пока  буду  преодолевать  расстояние  до  кассового  окошка  и  обратно,  электричка  попросту  сделает  мне  ручкой.  С  другой  стороны,  если  я  решусь  поехать  «зайцем»,  где  гарантия,  что  меня  не  оштрафуют  или,  хуже  того,  не  высадят  где-нибудь  по  дороге.  Последнее  время,  я  слышал,  контролеры  междугородних  рейсов  жутко  озверели,  и  сегодня  попасться  кому-то  из  них  под  горячую  руку  почти  то  же  самое,  что  кинуться  под  колеса  летящего  на  всех  парах  состава…
      Я  бросил  еще  один  тоскливый  взгляд  в  сторону  вокзальных  дверей,  но  в  эту  самую  минуту  поезд  дал  гудок  к  отправлению,  и  я,  уже  не  раздумывая,  поспешно  вскочил  на  подножку  ближайшего  вагона.  Ладно,  будем  надеяться,  что  на  этот  раз  пронесет.  Слабо  верится,  что  среди  проверяющих  есть  идиоты,  готовые  чуть  свет  подняться  с  постели,  только  для  того  чтобы  прищучить  какого-нибудь  случайного  «зайца»,  вроде  меня!
      В  вагоне  я  оказался  совершенно  один,  если  не  считать  какого-то  бомжеватого  вида  мужика,  пристроившегося  в  дальнем  углу,  возле  самых  дверей,  и  вышедшего  через  две  остановки  после  того,  как  поезд  отвалил  от  перрона.  Отдышавшись,  я  от  нечего  делать  стал  смотреть  в  окно,  хотя  разглядеть  что-либо  в  серых  предрассветных  сумерках  было  почти  невозможно.  Я  видел  только  собственное  отражение  на  фоне  каких-то  темных  размытых  контуров,  отчасти  напоминающих  холмы,  хотя  скорей  всего  это  были  не  холмы,  а  лесопосадки,  или  крыши  дальней  деревни,  или  вообще  непонятно  что… 
      Ритмично  отстукивали  колеса,  мелодично  позванивая  на  рельсовых  стыках.  Подслеповато  помаргивала  лампочка  под  потолком.  Убаюкиваемый  мерным  движением  поезда,  я  и  сам  не  заметил,  как  голова  моя  стала  клониться  на  грудь,  а  веки  налились  свинцом.  Я  поудобней  устроился  на  сиденье  и  с  наслаждением  закрыл  глаза,  намереваясь  вздремнуть…
      Как  вдруг…  с  громким  угрожающим  лязгом  распахнулись  вагонные  двери,  и  -  о,  только  не  это!  -  словно  в  страшном  сне,  я  увидел  приближающихся  ко  мне  по  проходу…  Ну,  конечно  же,  это  они!  КОНТРОЛЕРЫ!  Толстая  низенькая  тетка  в  грязно-сером  нелепом  платке  и  такого  же  цвета  куртке,  с  черной  кожаной  сумкой  через  плечо,  и  высокий  сухопарый  мужик  в  клетчатой  кепке,  в  длиннополом  коричневом  плаще,  длинной  тенью  маячивший    у  нее  за  спиной.  Пат  и  Паташонок.  Дон-Кихот  и  его  верный  оруженосец  Санчо  Панса.  Да,  что  там  говорить!  Со  стороны  эта  парочка  выглядела  довольно  уморительно,  и,  наверно,  в  другом  месте  и  при  других  обстоятельствах  я  бы  не  смог  удержаться  от  улыбки...  Но  только  не  сейчас!  Сейчас  при  виде  этих  двух  мне  вдруг  ужасно  захотелось  стать  невидимым,  ужаться  до  микроскопических  размеров  или,  подобно  хамелеону,  по  цвету  сделаться  неотличимым  от  приютившего  меня  сиденья  электрички.
      В  последней  попытке  спастись  я  сделал  вид,  что  сплю.  А  вдруг  случится  чудо,  вдруг  им  не  захочется  меня  будить,  и  они  пройдут  мимо…  Черта  с  два!  Я  слышу,  как  их  шаги  замирают  прямо  возле  моей  скамьи.
      -  Молодой  человек,  предъявите  билетик!  -  визгливый  голос  контролерши  бьет  по  ушам,  как  резкий  звук  тормозов  на  полном  ходу  остановившейся  машины.
      Я  делаю  вид,  что  продолжаю  спать.  Но  эта  сука  не  сдается:
      -  Молодой  человек,  я  к  вам  обращаюсь!  -  при  этом  она  довольно-таки  бесцеремонно  начинает  трясти  меня  за  плечо. 
      К  ней  присоединяется  мужик:
      -  Эй,  парень!  Ты  слышишь?  Просыпайся!  -  его  сиплый  простуженный  бас  гулко  разносится  по  вагону.
      Притворяться  дальше  нет  никакого  смысла.  Я  медленно  открываю  глаза,  вижу  склонившуюся  надо  мной  толстую  краснощекую  физиономию,  злобно  ощупывающую  меня  острыми  мышиными  глазками,  глубоко  запрятанными  в  складках  жира,  и  с  ужасом  понимаю,  что  пощады  не  будет.  Эта  толстая  тетка  в  сером  платке  сожрет  меня  с  потрохами  и  даже  не  подавится.
      -  Молодой  человек,  вы  меня  слышите?  Ваш  билетик!
      -  Да-да,  сейчас…  -  с  озабоченностью  на  лице  я  начинаю  обшаривать  карманы  куртки  и  штанов.  Поздним  умом  понимаю,  что,  наверно,  лучше  было  бы  сразу  признаться,  что  никакого  билета  у  меня  нет,  что  я  просто  не  успел  его  купить  и  согласен  заплатить  штраф.  Однако  момент  упущен.  Единственное,  что  мне  теперь  остается  -  еще  и  еще  раз  повторять  процедуру  поисков,  талдыча  как  попугай:  -  Сейчас-сейчас…  минуточку…
      Контролеры,  между  тем,  начинают  проявлять  первые  признаки  нетерпения.
      -  Ну,  скоро  вы?  -  торопит  меня  тетка  в  платке,  и  в  ее  глазках  загорается  недобрый  огонь.
      -  Знаете,  я…  я,  кажется,  его  потерял.
      -  Потеряли?  -  это  уже  дядька,  бас  которого  звучит  не  менее  грозно.  Он  нависает  над  плечом  своей  спутницы,  словно  топор  гильотины.  -  А  может,  вы  его  просто  не  покупали?!
      -  Да  нет,  я  точно  помню,  что…  То  есть  я  хотел  сказать…  -  смешавшись,  я  сконфуженно  умолкаю,  покорно  ожидая  приговора.
      И  приговор  не  заставляет  себя  ждать.
      -  Что  ж,  в  таком  случае  вам  придется  пройти  с  нами,  -  безапелляционным  тоном  подводит  итог  контролерша.
      -  Пройти?  Куда  пройти?
      -  Для  составления  протокола…  -  и  так  как  я  продолжаю  переводить  недоуменный  взгляд  с  нее  на  второго  контролера,  ворчливым  голосом  поясняет:  -  Через  две  минуты  станция,  на  которой  вам  надо  сойти,  чтобы  оформить  все  необходимые  бумаги.
      И  тут  я,  наконец,  понимаю,  чего  мне  будет  стоить  моя  попытка  проехать  «зайцем».  Я  опоздаю  на  поезд  в  Москву,  а  значит,  пропадет  билет,  на  который  я  копил  целых  два  месяца.  Да  что  там  билет!  Сорвется  важная  встреча,  к  которой  я,  может  быть,  всю  свою  жизнь  готовился.  Ведь  я  так  долго  добивался  этой  возможности.  Мне  с  таким  трудом  удалось  договориться  об  аудиенции  с  главным  редактором.  И  что  же!  Получается,  что  все  пойдет  прахом!  Только  из-за  того,  что  я  не  успел  купить  этот  чертов  билет!
      -  Послушайте,  -  я  набираю  больше  воздуха  в  легкие,  -  а  может,  мы  все-таки  договоримся.  Я…  я  готов  заплатить  штраф.  Прямо  сейчас!  Пожалуйста,  назовите  сумму!
      -  Нет,  сейчас  уже  не  надо,  -  снова  вмешивается  в  разговор  длинный  контролер.  -  Сейчас  уже  поздно.  Там,  на  месте,  и  заплатите…  -  При  этом  он  решительно  похлопывает  меня  по  плечу,  дескать,  давай  вставай,  не  задерживай.
      -  Но…  но  послушайте!  Я  опаздываю!  Мой  поезд  отходит  через  полчаса!  -  я  старательно  подыскиваю  слова,  инстинктивно  все  больше  вжимаясь  в  сиденье.
      Дядька,  однако,  неумолим.  Почувствовав  мое  сопротивление,  он,  изо  всех  сил  вцепившись  в  рукав  моей  куртки,  начинает  тянуть  меня  вверх.  К  нему  тут  же  присоединяется  толстая  контролерша,  которая  пытается  ухватить  меня  за  второй  рукав. 
      -  Раньше  надо  было  думать,  молодой  человек!  Вставайте-вставайте!  Нечего  тут!.. 
      Но  я  продолжаю  отчаянно  сопротивляться.  Я  умоляю  их  оставить  меня  в  покое  и  все-таки  взять  с  меня  штраф  прямо  здесь,  на  месте,  хотя  прекрасно  понимаю,  что  шанс  упущен,  что,  разгоряченные  борьбой,  теперь  они  уже  ни  за  что  не  пойдут  на  уступки  и  ссадят  меня  просто  из  принципа,  просто  потому  что  им  так  хочется…
      В  самый  разгар  борьбы  поезд  начинает  вдруг  резко  тормозить.  Не  сумев  удержаться  на  ногах,  эти  двое  всей  тяжестью  наваливаются  на  меня.  Они  буквально  вдавливают  меня  в  сиденье.  Близко,  очень  близко  от  себя  я  вижу  две  пары  злобно  сверкающих  глаз,  слышу  их  тяжелое  прерывистое  дыхание,  заползающее  мне  прямо  в  уши  и… 
      …внезапно  просыпаюсь.  Просыпаюсь  в  твердой  уверенности,  что  все,  что  я  только  что  пережил,  я  пережил  на  самом  деле.  Сердце  глухо  бухает  о  ребра,  зубы  во  рту  выбивают  тарантеллу.  Я  сажусь  на  кровати,  еще  плохо  соображая,  кто  я  и  где  сейчас  нахожусь. 
      Комната  погружена  в  полумрак.  Небо  за  окном  по  цвету  напоминает  графит,  в  который  чуть-чуть  добавили  розового.  Оно  точно  такое,  каким  я  только  что  видел  его  в  окне  летящего  по  рельсам  вагона.  А  значит,  все,  что  происходило  со  мной,  происходило  в  реальном  времени,  и  значит,  то,  что  я  якобы  видел  во  сне  -  никакой  не  сон.  Все  это  было  на  самом  деле.  Вот  только  не  со  мной,  а…  Господи!  И  как  же  я  сразу  не  догадался!  Это  снова  мой  чертов  дар!  Теперь  он  приходит  ко  мне  не  только  днем,  но  и  ночью.  Он  уже  не  спрашивает  разрешения.    Пользуясь  моим  расслабленным  состоянием,  он  бесцеремонно  вторгается  в  мой  разум  и  творит  там  все,  что  ему  заблагорассудится.  Он  вновь  и  вновь  заставляет  мое  «я»  перескакивать  из  одного  тела  в  другое,  сам  выбирая  для  этого  объекты… 
      Интересно,  когда  это  началось?  Конечно  же,  не  сегодня.  Ну  да,  тот  бомж,  копавшийся  в  мусорном  баке,  который  привиделся  мне  вчера,  скорей  всего  тоже  существует  на  самом  деле.  А  если  хорошенько  подумать,  то,  вполне  вероятно,  что  герои  других  моих  снов…  Нет-нет,  не  может  быть!  Это  случилось  совсем  недавно.  Хотя,  с  другой  стороны,  какая  мне  к  черту  разница,  когда  именно  это  случилось!  Главное,  что  это  все-таки  случилось,  и  с  этим  мне  тоже  придется  теперь  как-то  мириться…
      Помню,  я  еще  долго  сидел  на  постели,  обхватив  колени  руками,  и  раскачиваясь  вперед-назад,  словно  маятник.  Меня  отчаянно  клонило  в  сон,  но  я  упорно  боролся  с  собой,  потому  что  знал:  как  только  моя  голова  снова  коснется  подушки,  я  тут же  окажусь  во  власти  этого  самого  НЕЧТО,  которое  опять  потащит  меня  по  какому-то  одному  ему  ведомому  маршруту,  чтобы  я  опять  оказался  в  чужом  теле,  во  власти  чьих-то  чужих  проблем,  в  круговороте  чужих  событий…      
      И  все-таки  я  заснул.  Не  знаю,  в  какой  именно  момент  это  случилось.  Но  факт  остается  фактом:  я  отрубился  прямо  так,  в  сидячем  положении,  уткнувшись  головой  в  колени. 
      Следующая  часть  утра,  слава  Богу,  прошла  уже  без  сновидений.  А  может,  то,  что  находилось  внутри  меня,  на  этот  раз  проявило  ко  мне  больше  милосердия,  стерев  из  моей  памяти  следы  своих  новых  похождений…
      Когда  я  открыл  глаза  во  второй  раз,  за  окном  был  уже  почти  день.  Спустив  ноги  с  кровати,  я  долго  сидел  в  какой-то  прострации,  уставившись  мутным  взглядом  в  дальний  угол  комнаты.  На  душе  было  скверно  и  как-то  тревожно.  Липкий  противный  страх  словно  сковал  мое  тело  в  тугой  кокон,  так  что  ни  рукой,  ни  ногой  нельзя  было  пошевелить.  Если  бы  не  Тобик,  настойчиво  трущийся  у  моих  коленей  и  оглашающий  комнату  жалобным  мяуканьем,  не  знаю,  нашел  бы  я  в  себе  силы  подняться  с  дивана. 
      Но  подняться  все-таки  пришлось.  На  заплетающихся  ногах  проследовал  на  кухню,  где  механически  скормил  коту  остатки  своего  вчерашнего  ужина.  После  этого  так  же  механически  поплелся  в  ванную.
      Утренний  душ  подействовал  на  меня  ободряюще  и,  если  не  прибавил  настроения,  то,  по  крайней  мере,  хотя  бы  на  время  вывел  из  состояния  уныния.  Я  даже  нашел  в  себе  силы  выпить  чашку  чая,  размочив  в  нем  кусок  черствого  коржика.  После  чего  решил  снова  отправиться  на  поиски  еды,  вспомнив,  что  где-то  тут,  неподалеку,  кажется,  есть  маленький  продуктовый  магазинчик,  в  который  раньше  заходил  чуть  ли  не  каждый  день,  пока  он  не  закрылся  на  ремонт.  Но  с  тех  пор  прошло  уже,  наверно,  с  полгода,  ремонт,  скорей  всего,  давно  закончился,  так  что  почему  бы  мне  вновь  не  начать  там  отовариваться.  Да,  именно  так  я  и  сделаю.  А  заодно,  хотя  бы  на  время,  отвлекусь  от  мрачных  мыслей.
      Я  натянул  куртку  и,  не  глядя  схватив  с  полки,  где  аккуратной  стопочкой  были  сложены  отпускные,  несколько  бумажек,  быстро  выскочил  за  дверь.  Уже  на  лестнице  вспомнил,  что  там  же,  на  полке,  забыл  свой  мобильник,  но  возвращаться  не  стал.  Вряд  ли  Таня  позвонит  мне  сегодня:  со  дня  нашего  последнего  свидания  прошел  только  один  день,  да  к  тому  же  она,  кажется,  все  еще  слегка  на  меня  обижена…  Конечно,  можно  было  и  самому  напомнить  о  себе,  но,  во-первых,  это  означало  бы,  что  я  и  впрямь  чувствую  за  собой  вину,  а  во-вторых,  сейчас  у  меня  было  совсем  не  то  настроение…
      День  обещал  быть  теплым.  Небо,  не  по-осеннему  яркое,  сияющее  какой-то  праздничной,  почти  прозрачной  голубизной,  почти  полностью  очистилось  от  туч.  Солнце,  растекшееся  по  его  поверхности  каплей  расплавленного  металла,  щедро  раздаривало  направо  и  налево  золотые  снопы  своих  лучей,  уже,  конечно,  не  таких  жарких,  как  в  сентябре,  но  все  еще  довольно  ощутимых,  словно  стремилось  компенсировать  то,  что  недодало  за  прошедшее,  слишком  короткое  и  в  целом  довольно  холодное  лето.
      Согретый  его  теплом,  я  уже  не  чувствовал  себя  таким  потерянным  и  несчастным.  Ладно,  чего  там,  проживем  как-нибудь!  Надо,  конечно,  признать,  что  с  этим  моим  даром  я  попался  как  кур  в ощип.  И  то,  что  неудобств  с  ним  гораздо  больше,  чем  плюсов,  причем  число  их  с  каждым  днем  неизменно  растет,  это,  безусловно,  факт.  Но  я  ведь,  в  конце  концов,  не  безвольное  существо,  готовое  безропотно  плясать  под  чужую  дудку.  Я  человек  со  своей  головой  на  плечах,  и  я  не  позволю,  чтоб  кто-то  невидимый  управлял  мной,  как  управляют  движениями  куклы-марионетки!  Я  буду  бороться,  я  все  силы  приложу  к  тому,  чтобы  доказать  ЕМУ,  кем  бы  ОНО  там  ни  было,  что  главный  здесь  все-таки  я,  что  ОНО  не  на  того  напало,  что  только  мне  в  конечном  счете  решать,  на  ЧТО  и  КОГДА  тратить  свои  способности.  Словом,  мы  еще  повоюем!..
     Нужный  мне  магазинчик  я  нашел  быстро.  Правда,  после  ремонта  он  несколько  расширился,  но  покупателей  там  было  немного,  так  что  я  имел  возможность  не  торопясь  выбрать  все,  что  нужно  (включая  любительскую  колбасу  для  Тобика),  и  в  обратный  путь  отправился  с  наполненной  до  краев  сумкой  и  настроенный  уже  более  оптимистично.  Теперь  все  мои  мысли  были  о  картине,  которую  мне  во  что  бы  то  ни  стало  нужно  было  поскорей  закончить.  Именно  в  ней  -  я  подсознательно  это  чувствовал  -  было  мое  спасение,  в  том  числе  и  от  страшного  таинственного  НЕЧТО,  завладевшего  моим  сознанием.  И  хотя я  не  до  конца  понимал,  как  это  связано  с  моим  творчеством,  я  был  просто  уверен,  что,  только  полностью  отдавшись  работе,  смогу  избавиться  от  своей  проклятой  зависимости  и  вернуть  себе  свое  настоящее  «я».
      Желание  это  оказалось  настолько  велико,  что  даже  слегка  притупило  во  мне  чувство  голода.  Поэтому,  придя  домой,  я  первым  делом  схватился  за  карандаш  и  даже  успел  добавить  несколько  недостающих  штрихов  к  портрету,  прежде  чем  настойчивые  позывы  желудка  напомнили  мне,  что  я  с  самого  утра  еще  практически  ничего  не  ел.  Пришлось  в  очередной  раз  пренебречь  этой  непонятно  кем  и  для  кого  придуманной  фразой,  что  художник,  дескать,  должен  оставаться  голодным.  Быстро  соорудив  себе  омлет  из  четырех  яиц  и  щедро  сдобрив  его  несколькими  кусками  сала  и  копченой  колбасы,  я  с  удовольствием  пообедал,  после  чего  снова  вернулся  к  работе. 
      Я  чувствовал  такой  необычайный  подъем,  какого  уже  давно  не  испытывал.  Возможно,  это  было  то  самое  вдохновение,  которого  с  большим  нетерпением  ждут  все  обласканные  музами.  Но  только  мое  вдохновение  было  несколько  иного  рода  -  с  примесью  одержимости  на  грани  какого-то  жуткого  безотчетного  страха.  Я  словно  постоянно  чувствовал  за  своей  спиной  чье-то  страшное,  губительное  дыхание,  которое  сжимало  волю  в  комок,  делая  взгляд  еще  сосредоточеннее  и  заставляя  руку  двигаться  еще  быстрее.  Как  бегун  на  длинную  дистанцию,  я  с  ужасом  сознавал,  что  стоит  мне  только  остановиться,  на  какую-то  минуту  расслабиться,  и  мне  уже  не  спастись.  Поэтому  я  весь  ушел  в  работу,  которая  захватывала  все  больше  и  больше.  Это,  по-видимому,  объяснялось  еще  и  тем,  что  мне  наконец-то  стало  нравиться  то,  что  я  делал.  Да,  мне  определенно  нравилась  моя  картина,  вернее,  сам  замысел,  превращающийся  на  моих  глазах  в  нечто  цельное,  отточенное,  завершенное…
      Где-то  через  два  часа  я  довел  свой  набросок  почти  до  совершенства.  Теперь  мне  предстояла  самая  ответственная часть  работы  -  изобразить  все  это  в  цвете.  К  счастью,  акварельный  набор,  найденный  мной  вчера  на  шкафу,  оказался  не  таким  уж  безнадежно  испорченным.  Чтобы  привести  его  в  рабочее  состояние,  хватило  одного  стакана  воды.  Пугало  другое.  Кажется,  последний  раз  я  писал  акварелью  еще  во  время  учебы  в  институте.  С  тех  пор  прошло  года  два,  если  не  больше.  Вдруг  у  меня  ничего  не  получится,  тем  более  что  последнее  время  я  имел  дело  только  с  гуашью,  а  это  далеко  не  то  же  самое.  Помню,  кто-то  из  наших  преподавателей  (по-моему,  все  тот  же  Курочкин)  работу  красками  называл  наращиванием  мяса  на  кости,  где  каждый  лишний  мазок  не  менее  ощутим,  чем  лишний  килограмм.  Удастся  ли  мне,  после  такого  большого  перерыва,  справиться  с  этой  довольно  не  простой  задачей? 
      Чтобы  не  искушать  судьбу,  я  решил  начать  с  самого  простого  -  с  фона.  Из  двух  имевшихся  в  наличии  кисточек  выбрав  ту,  что  потолще,  осторожно  опустил  ее  в  ванночку  с  черной  краской,  так  же  осторожно  поднес  к  бумаге…  И  снова  опустил…  И  снова  поднес…  Постепенно  моя  рука  обретала  уверенность.  Мазки  ложились  на  бумагу  уже  не  так  робко  и  беспорядочно.  От  усердия  у  меня  на  лбу  выступили  бисеринки  пота,  которые  то  и  дело  приходилось  смахивать  локтем  или  ладонью.  С  одной  стороны,  это,  конечно,  жутко  раздражало,  но  с  другой,  позволяло  поминутно  останавливаться,  еще  и  еще  раз  внимательно  вглядываться  в  картину…  Да,  вот  здесь,  по-моему,  нужно  добавить  синего…  А  вот  здесь  не  помешало  бы  капельку  фиолетового…  Ну,  и,  само  собой,  побольше  белого,  а  то  слишком  уж  мрачно  получается…
      Я  так  увлекся  работой,  что  напрочь  забыл  о  времени.  Примерно  в  три  часа  дня  Тобик  поднял  отчаянный  вой,  и  мне  пришлось  на  несколько  минут  прерваться,  чтобы  отрезать  ему  его  любимой  колбасы.  Потом  я  снова  взялся  за  кисть  и  не  выпускал  из  рук  до  тех  пор,  пока  полностью  не  покончил  с  фоном.  После  этого  опять  ненадолго  прервался  (на  часах  было  уже,  кажется,  половина  четвертого),  собираясь   непосредственно  перейти  к  портрету…
      И  в  эту  самую  минуту  запиликал  мобильник.  Это  было  как  гром  среди  ясного  неба.  Секунду  или  две  я  сидел,  тупо  уставившись  в  одну  точку,  с  кисточкой  в  одной  руке  и  импровизированным  мольбертом  в  другой.  Потом,  словно  очнувшись,  как  сумасшедший,  бросился  к  телефону.  Какую-то  секунду  у  меня  еще  оставалось  сомнение,  что,  возможно,  кто-то  просто  ошибся  номером  и  вместо  имени  любимой  девушки  в  светящемся  окошке  дисплея  я  увижу  вереницу  незнакомых  цифр.  Но  мои  страхи  оказались  напрасными.
      Дрожащей  рукой  я  нажал  на  кнопку  вызова.
      -  Алло,  я  слушаю.
      Трубка  несколько  секунд  молчала.  Наконец,  сквозь  треск  и  попискивание  прорвался  еле  слышный  Танин  голос:
      -  Привет.  Это  я.  Что  ты  сейчас  делаешь?  -  девушка  старалась  говорить  непринужденно,  но  ей  это  плохо  удавалось:  выдавали  глубокие  вдохи,  которые  она  делала  после  каждой  фразы.
      -  Я?  Да  так,  ничего  особенного.  Вот,  решил  заняться  художеством…
      -  Я,  наверно,  тебя  отвлекаю?
      -  Нет-нет,  что  ты!  Это  я  так,  от  нечего  делать…
      Снова  пауза,  на  этот  раз  более  продолжительная.
      -  Сережа…  можно,  я  к  тебе  сейчас  приду?  Ты…  ты  ведь  обещал  мне  показать  свои  картины,  помнишь?  Вот  я  и  решила…
      -  Ну,  о  чем  речь!  Конечно,  приходи!  -  я  старался,  чтобы  мой  голос  звучал  как  можно  естественнее.  -  Когда  тебя  ждать?
      -  Где-то  через  полчаса.  Идет?
      -  Идет…  -  я  хотел  еще  что-то  добавить,  но  Таня  уже  дала  отбой.
      Мне  легко  было  представить,  как  она  стоит  сейчас  посреди  комнаты,  сжав  в  руке  телефон,  а  другую  поднеся  к  груди,  чтобы  сдержать  внезапно  участившееся  сердцебиение,  с  широко  открытыми  глазами,  устремленными  в  одну  точку,  и  часто  дышит,  как  пловец,  только  что  вынырнувший  на  поверхность  воды.  Мне  легко  было  это  представить,  потому  что  я  сам  в  этот  момент  чувствовал  примерно  то  же  самое.  Мои  ноги  словно  приросли  к  полу.  С  большим  трудом  я  сделал  несколько  шагов  по  комнате,  тяжело  опустившись  на  диван.
      Итак,  она  все-таки  решилась!  Возможно,  это  разговор  с  Нелькой  так  на  нее  подействовал.  Хотя,  если  трезво  разобраться,  Нелька  тут  ни  при  чем.  Таня  сама  подумывала  о  такой  возможности.  Просто  не  решалась  себе  в  этом  признаться.  Ей  нужен  был  только  толчок,  и  вот,  когда  она  его  получила…  Стоп!  А  может,  я  тороплю  события?  Может,  за  этим  ее  визитом  ко  мне  ровным  счетом  ничего  не  стоит?..  Да  нет,  зачем  я  себя  обманываю!  Ее  голос  в  трубке,  ее  плохо  скрываемое  волнение  -  разве  это  не  подтверждение  того,  что…  что…  Господи!  Что  же  я  сижу?!  Ведь  ОНА  УЖЕ  ИДЕТ  СЮДА!  Через  несколько  минут  ОНА  БУДЕТ  ЗДЕСЬ!  А  я  еще  даже  не  приготовился!..
      Я  заметался  по  комнате,  пока  плохо  соображая,  за  что  мне  сейчас  нужно  приниматься.  Первым  делом  сгреб  со  стола  листы  со  своими  вчерашними  набросками,  забросив  их  подальше  на  шкаф,  но  тут  же  снова  достал  и,  сложив  аккуратной  стопочкой,  пристроил  на  видном  месте,  на  комоде  (на  тот  случай,  если  Таня  все  же  заинтересуется  моими  работами).  Минуту  или  две  раздумывал,  как  лучше  поступить  с  незаконченной  картиной  -  очень  уж  не  хотелось  раньше  времени  показывать  ее  моей  неожиданной  гостье,  -  в  конце  концов,  отнес  ее  в  соседнюю  комнату  и,  закрепив  на  планшете,  поставил  на  тумбочку  лицом  к  стене,  прикрыв  для  верности  искусственным  цветком. 
      После  этого,  вооружившись  тряпкой,  быстро  стряхнул  пыль  с  мебели  (за  последние  дни  ее  накопилось  там  изрядное  количество).  Затем,  включив  пылесос,  минут  пять  елозил  щеткой  по  ковру.  С  опозданием  вспомнив,  что  в  доме  нет  ни  капли  спиртного  (а  вдруг  Таня  пожелает  пропустить  рюмочку-другую  для  смелости),  бросился  было  к  дверям,  но  в  последний  момент  догадался  заглянуть  в  теткин  бар,  с  радостью  обнаружив  там  почти  нетронутую  бутылку  коньяка  «Белый  аист»  и  большую  коробку  шоколадных  конфет.  Хотел  сразу  выставить  на  стол,  однако,  вспомнив  Малянова,  решил,  что  это  будет  выглядеть  как-то  уж  слишком  нарочито,  и  ограничился  двумя  красивыми  чашками  из  гостевого  сервиза  и  большой  банкой  растворимого  кофе.
      Часы  показывали  уже  начало  пятого.  А  вдруг  Таня  передумала  ко  мне  идти?..  Точно,  передумала!  Она  ведь  даже  адреса  у  меня  не  спросила.  Хотя  в  одну  из  наших  первых  коротких  прогулок  я,  кажется,  показывал  ей  теткин  дом.  Вот  только  не  помню,  назвал  ли  я  ей  номер  квартиры.  Может,  стоит  позвонить  и  назвать  его  сейчас?  Нет,  это  может  быть  расценено  как  назойливость.  В  конце  концов,  у  нее  тоже  есть  телефон,  по  которому  она  в  любую  минуту  может  позвонить,  чтобы  выяснить  все,  что  ей  нужно.  Если  ей  это,  конечно,  нужно…
      Мобильник,  как  и  в  прошлый  раз,  зазвонил  неожиданно.  Стараясь  унять  дрожь  в  коленях,  я  быстро  подошел  к  телефону.
      -  Сережа,  напомни,  пожалуйста,  номер  своей  квартиры.  Ты  в  прошлый  раз  говорил,  но  я  забыла.  36-ая  или  38-ая?
      -  38-ая.
      -  А  этаж  какой?
      -  6-ой.  Ты  сейчас  где?
      -  Я  у  тебя  в  подъезде.  Поднимаюсь  на  лифте…
      В  два  прыжка  я  был  уже  в  коридоре.  Кровь  с  такой  силой  колотила  в  виски,  что  казалось:  этот  звук  доносился  даже  до  лестничной  площадки.  Он  мешал  мне  услышать,  что  происходило  за  дверью.  Это  гудение  приближающегося  лифта  или  это  гудит  у  меня  в  ушах?..  Да,  похоже  на  лифт…  Вот  он  остановился  на  этаже…  Лязг  разъезжающихся  створок…  Дробный  стук  каблучков…  Он  все  ближе,  ближе…  И  -  тишина.  Она  длится  долго,  немыслимо  долго,  и  я  чувствую,  как  мое  сердце  в  это  время  подкатывает  к  самому  горло.  Кажется,  еще  немного,  и  оно  выскочит  у  меня  изо  рта,  с  противным,  скользким  звуком  шлепнется  на  пол  у  самых  ног.  И  вот,  в  тот  самый  момент,  когда  это  уже  вот-вот  должно  произойти,  над  моей  головой  разливается  долгожданная  трель  звонка. 
      Я  мысленно  считаю  до  пяти  и  открываю  дверь…