пьеса для радио

Пять минут в прямом эфире. ( Желание)
Пьеса-монолог, написанная специально для радио*.

                Жизни ль мне хотелось слаще?
                Нет, нисколько; я хотел
                Только вырваться из чащи
                Полуснов и полудел…
                Б. Пастернак

*Автор должен сразу же оговориться:  он не настаивает на том, чтобы предлагаемая история стала только привилегией радиоэфира. Если она найдет свое воплощение и на традиционной сцене, то он будет только  приветствовать такие начинания. И теперь в двух словах, чтобы не занимать долго вашего внимания - о чем история.  История проста, как все подобные истории, о  том, как однажды ночью совершенно неожиданно человек встречается с самим собой
Эфир ночного шоу.

Звучит привычная легкая музыка.

Голос ведущего: ...Итак, мы продолжаем наше вечернее шоу, как я понимаю плавно переходящее в ночное. В эфире бессменный ведущий программы «Ночные бдения» - Иван Сыромятов. Что, други мои, не ожидали, признайтесь, не ожидали меня уже услышать? Думали, что Сыромятов уже где-нибудь на заднем дворе нашей любимой радиостанции с метлой в зубах собирает прошлогодние листья. Ан нет! Жив, жив еще Сыромятов! И будет жить, как некий всем известный лысый господин! И будет выслушивать, как всегда ночные ваши испоражнения, так я называю наше шоу. Все ваши обиды, признания, желания вы можете выливать на мою бедную головушку и, конечно, на головы наших полуночников, наших незабвенных радиослушателей. Алло, друзья мои, вы еще здесь? Еще со мной? Или уже залезли на свою подружку, и с ней вместе занимаетесь решением проблемы падения деторождаемости в стране. Я понимаю, подружка или кто там у вас лучше меня, я не спорю. Но, друзья, не бросайте меня, что я буду буду без вас делать. Один в ночном эфире, у черта на куличках…Господа, мне страшно! Давайте лучше поговорим. Я хочу слышать ваш голос, он меня так заводит. Что вы хотите поведать миру…и Сыромятову, в чем хотите признаться? Это может быть все что угодно, любые тайные сокровенные грехи и желания. Или это будут те слова, что спасут мир, который, как мы знаем, катится в тартарары. Не нужно ходить в церковь и искать защиты у священника,Сыромятов отпускает грехи всем не взирая на возраст и пол, пристрастия и предпочтения. Итак, напоминаю условия участникам шоу « Ночные бдения », дозвонившимся до нашей любимой радиостанции. В вашем распоряжение всего пять минут прямого эфира. Эти пять минут вы можете использовать, как вам заблагорасудиться. Естественно, никакой нецензурщины, брани, мата. Господа, мы с вами цивилизованные люди поэтому обойдемся без этой грязи, которой хватает в нашей нелегкой жизни. Повторяю, дозвонившийся говорит в эфире ровно пять минут, по прошествие которых его отключают. Не забудьте представиться, соблюдайте каноны вежливости и хорошего тона. Из всех ваших звонков я выбираю победителя нашего шоу. Самого откровенного, самого оригинального, самого умного, самого изящного, самого, самого, самого мы презентуем  поездкой на лимузине с эмблемой нашей любимой радиостанции, некоторой суммой денег, способной многое поменять в вашей жизни, если, конечно, она этого стоит. И главное, вы, именно вы, награждаетесь возможностью ровно один час побыть в шкуре Сыромятова, а это значит вам предоставляется единственный шанс, вы слышите, вести... Наше любимое шоу! А за это стоит побороться, уверяю вас! Мы ждем ваших звонков! Скажите миру свое слово! Телефон в студию вы уже должны знать лучше своего, если это не так еще раз напоминаю вам: два-икс-пять-три-зет-ноль-пять. Звоните, сколеротики!… (Голос постепенно микшируется и убирается, звучит заставка Сыромятовского шоу, далее легкая ненавязчивая музыка, переходящая в голоса из эфира. Эти голоса в течение всего действия будут постоянно вклиниваться в монологи и переговоры Яна, создавая своеобразный фон).



Голос из эфира: Здравствуйте! Меня зовут Марина… Я вообще-то не знаю, почему решила вам позвонить… не знаю… Не спиться что-то… уже дважды вставала выпить воды. Сейчас лежу, смотрю на луну. Сегодня ведь полнолуние, в комнате так светло, что я различаю даже очертания предметов… Вот лежу и смотрю… Какая она красивая, как наверное, там хорошо, а… здесь так погано. (пауза) Вообще-то от меня сегодня ушел мой любимый человек… Мы… мы с ним поругались… так из-за пустяка… А теперь мне тоскливо… и я не знаю, что делать… Позвонить я не могу, как-то не ловко… только ушел - и уже звонить, да и подруги отговаривают… А я им не верю, они мне всегда завидовали… Всегда шептались за моей спиной, может они и наговорили Валере… А вот сейчас лежу и смотрю на луну… одна в холодной постели, и не знаю, что делать… Вообще-то я боюсь ночевать одна… Раньше мы занимались любовью, и ночь пролетала незаметно, засыпали уже под утро усталые и счастливые… От меня и раньше мужчины уходили, но сейчас почему-то так больно… не знаю почему… Наверное я любила его, и сейчас люблю… Хочется напиться, а нет денег. Занимать у Галы не буду, ненавижу эту старую клушу… В кампании сидеть не хочу, что мне там делать с моей кислой рожей… А вообще я что-то не то говорю, я ведь хотела чтобы меня Валера услышал... Может тоже лежит и смотрит на луну… радио… меня слушает… Валерчик, ты слышишь меня… Ты меня прости, ладно?! Ведь ты не сердишься, правда? Помнишь наши ночи…как на утро Галка зло ухмылялась нам в спину…Эту старую лесбиянку всегда раздражали наши «ночные концерты» (смеется) Она даже дважды стучала нам в стену… в самый ответственный момент… Валерчик, я тебя люблю!… (чуть тише) Ты придешь ко мне?… Ну, мне нравиться... как ты меня берешь… Я… я хочу выйти за тебя замуж… правда… правда…
Голос из эфира: Привет всем! Меня зовут Георгий. Я уже давно слушаю тебя, Сыромятов, да все как-то понять не могу: дурак ты или прикидываешься. Кажется мужик неглупый, иногда даже умные вещи говоришь, и лет тебе судя по всему немало, а все ты чего-то выкаблучиваешься, все хочешь оригинальностью своею нас поразить, воспарить, так сказать, над серой массой все намериваешься. Я тебе скажу, Сыромятов, мне дела нет до твоей оригинальности, я на нее и на тебя плюю с высокой колокольни! Понаплодили вас таких вот сыромятных, скользких и гладких! Куда не взглянешь везде ваша кампания, в любую щель, извините за выражение, пролезите! А я таких, как ты, давил и буду давить, подыхать буду, а на последнем вздохе в глотку вцеплюсь! Ты не думай, я не какой-нибудь там из этих сдвинутых, что на митингах глотку дерут, нет – я обыкновенный человек. Мне дела нет и до этих горлопанов. Я только не кому не позволю на мою свободу покушаться… От вас же житья нет, повсюду вы… Раньше вы все по углам сидели, как тараканы, а теперь даже в мозги мои залазите, из собственной квартиры вытесняете, детей наших отравляете, а потом мы удивляемся отчего они такие…А вот же причина - Сыромятов… Что ты мне там вещаешь, что ты меня на старости лет жизни учишь!… Да, я может быть больше тебя ждал и надеялся, когда можно будет не бояться уже говорить с соседом, телефонных звонков не бояться, за бугор выезжать когда захочешь… И что же вы с нашей мечтой сделали? А, Сыромятов? Вы нашу веру в тот, другой мир убили, мечту нашу, сказку во что превратили, я тебя спрашиваю!… А теперь вы меня же из моей  жизни вытесняете… У меня уже ничего своего не осталось, вы даже мысли мои, желания у меня отнимаете… Куда все это катится, я не знаю, но иногда мне становиться страшно, ребята, за будущее страшно… Ведь я как думал: я нежил нормально, по-человечески, так дети мои поживут… А теперь как же? Мне страшно за своих детей, Сыромятов… (пауза) Послушай, Сыромятов, а тебе самому не бывает страшно? Ведь ты же живой человек, не машина и не автомат!… Посмотри, оглянись на дело рук своих!… А, ну тебя к черту, Сыромятов!… Выключай, выключай меня из эфира!…
Голос из эфира: Здравствуйте! Мы подружки Лена и Света. В вашем городе мы в первый раз… Вот… Нам очень у вас нравиться… Вот… Мы в институт поступать приехали, на экономический… А что это сейчас модно, все поступают, и мы решили… Сейчас без высшего образования и на работу не берут, «корочки» требуют… и чтоб  это… знание английского и компьютера… Мы у себя поступать не стали, потому как не престижно это… мы к вам поехали… Здесь большой город, людей много на улице… А у нас что?… Один троллейбус раз в полчаса проедет, развлечений никаких. Молодежь бежит оттуда, девчонки стараются поскорее замуж  выйти, мужей себе подыскивают в основном не из местных, парни спиваются (у них ведь там одна дорога: в наемники или в бандиты). Кто поумнее - те уже давно поуезжали, разбрелись по свету… Мы вот с Ленкой, как решили, что даже если не поступим в институт, назад все равно уже не вернемся… Это заметано… Незачем нам туда возвращаться… Родителей, конечно, жалко, скучать будут, но ничего я им потом письмо напишу, когда на работу устроюсь, чуть закреплюсь на месте и напишу… Они поймут, они у меня хорошие… Я ведь их не бросила, я им помогать буду, когда что проясниться с работой… Да, и что? Они ведь с Мишкой остались, чай не одни… А пока  Мишка школу закончит, я к тому времени, может, на ноги встану, сюда его перетащу… А там, может, нашу старую квартиру продать совсем, а им здесь домик  в деревни приобрести (они ведь у меня почти пенсионеры)… (пауза) Хорошо бы общежитие нам  с Ленкой  дали… А то поговаривают, что на первом году и не дают совсем… Как же это не дают?! А людям где жить прикажите… на улице, на вокзале, что ли? Нет у меня сейчас денег квартиры сымать, дай Бог, концы с концами свести… Ленка говорит, что надо в профком студенческий идти и выбивать комнату… Ей хорошо, она красивая, такой не откажут… Умеет она с ними разговаривать, а мне как же быть… Не могу же я себя предлагать, еще не правильно поймут… решат, что я гулящая... Скандал поднимут, в институт не примут… Завтра надо идти в профком, а как-то боязно даже… Не знаю я… может, оно и не стоит… (Несколько мгновений тишины, кто-то дышит в трубку ( в эфир ), далее голос Яна - спокойно и ровно)
Голос Яна: ... Я - Ян Краевский, живой человек… Я стою перед  разбитым окном моей маленькой квартиры. Подо мной, если верить нашим проектировщикам, ровно двенадцать этажей, высоты которых хватит для того чтобы превратить мое уже ненужное тело в небольшой сгусток человеческого дерьма… Это не составит большого труда, достаточно перегнуться через подоконник, и задать траекторию движения резким и быстрым  толчком моей левой ноги, еще способной совершить это не сложное действие… Главное – проделать все резко и быстро, чтобы мои мозги и закон сохранения здравого смысла в человеческом теле, не успели среагировать, на это стремление к «последнему полету»… Если проделать все точно, без эмоций – на все про все должно уйти не более двух-трех минут… (пауза) Я стою здесь  у разбитого окна моей квартиры, с некоторого времени превратившейся в одиночную камеру. Стою уже почти два часа, если верить вашему радио… Стою с открытыми глазами, смотрю вниз, пытаясь уловить хоть малейшие движения просыпающейся жизни, и ничего не вижу- передо мной открылась бездна… Сегодня ночью я ослеп… и это уже навсегда…
(Голос микшируется, убирается, его место занимает трескучая музыка, забивающая эфир)

Тишина. Из тишины идет нарастающий гул, на определенной точке движения он  превращается в дикий, человеческий крик (в этом крике и отчаяние, и страх, и стремление вырваться из «замкнутого круга»). Он проходит волной, оставаясь в нашем теле долгим, продолжительным эхом, как какая-то мысль, вдруг возникшая в нашем сознание, но пожелавшая быть невысказанной. И снова тишина, давящая тишина из которой приходит голос Яна.
Голос Яна: …Сколько уже прошло… Как странно, когда это произошло я совершенно забыл про свою дурацкую привычку- постоянно контролировать время… да и как я теперь узнаю… Если только включу радио, и там  объявят… (пауза) На кухне есть настенные часы, которые заводятся маленьким ключиком… Я слышу, как они тихонечко тикают… Они без стекла, еще старой советской конструкции, стрелки можно нащупать руками… Но для этого нужно проделать путь длиной: комната, коридор и почти вся кухня, то есть более десяти метров путешествия по кромешному царству тьмы, ощупывая каждый шаг и повороты в тесной квартирке робким  движениям руки… Я, конечно, помню расположение мебели и предметов, но тогда было светло… и тогда я видел… А сейчас я лежу, как бревно, и боюсь пошевелиться…  Нет, лучше уж включить радио… Но чтобы добраться до подоконника, где стоит мой приемник, надо пересечь нагромождение книг, бумаг и журналов, которые  я имею привычку разбрасывать по всей комнате… (пауза) Надо заставить себя  пошевелиться, ведь я еще не умер… Я могу двигаться, тело мне подчиняется, как и раньше… Вот я свободно вращаю руками, могу согнуть их в локтях, а теперь распрямить… Пальцы мои не потеряли чувствительности, также подвижны и быстры…Так что все еще нормально… и мы выберемся… А как дела с ногами? Потихоньку спускаем  ноги с кровати… Это что такое? А всего лишь тапочек... Ну-ка, попадем в него с первого раза! Нет, пока без рук не обходимся… Так…Что-то неудобно сидит… Тьфу, ты Господи, это ведь правый тапочек, а я его на левую ногу натягиваю… Совсем спятил… А где второй? Что-то я его не наблюдаю… Эй, где ты отзовись?… (ощупывает пол возле кровати) И здесь нету… Куда же твой братец подевался? Идти в одном тапочке включать радио, как-то неприлично, комары да мухи засмеют… Представляю себе картину: здоровый  мужик в исподнем белье и одном тапочке крадется к подоконнику… чтобы это значило?… Чтобы это не значило, мне нужно туда пройти… Иначе я… никогда не встану, расклеюсь и буду пускать нюни в подушку, как баба… Давай, парень, поживее! Действуй, пока ты не превратился окончательно в развалину!… Так на чем мы остановились… на тапочке – отлично… Надо решить будем мы заниматься поиском тапочка или отправляемся слушать радио… При нынешнем раскладе на поиски тапочка можно положить всю оставшуюся жизнь… или большую ее часть… Ты это учти… Не желаешь, Краевский, провести остаток своей  никчемной жизни… в поисках тапочка? А? Посвятить, как говорят в хвалебных статьях, лучшие годы… Хотя это уже не про тебя, поскольку лучших уже не будет… А что? Чем хуже идея о поисках тапочка, так сказать, цель нашего повседневного бытия,  этих навязчивых мыслей о поиске пресловутого смысла жизни… Только вдумайтесь - смысла жизни… как красиво звучит… Да, человечество всегда стремилось спрятаться за громкими словами… Потому что, как не крути, а смысла вот этой самой жизни не знает никто… Каждый нашел свой собственный смысл, и таких смыслов сотни, тысячи, миллионы… И за каждый им, только им  определенный смысл индивид будет давить и подавлять другого индивида, потому что его смысл, его правда важнее смысла и правды его собрата по несчастью… А вам, Краевский, остается только заниматься поиском тапочка… Это ваша наиважнейшая цель, способная принести пользу человечеству… и пока вы не найдете этот тапочек ваши братья и сестры будут бродить в потемках, как еврейский народ по пустыне, и не озарит их понурые лики и сгорбленные спины свет свободы и солнце… Не желаешь, Краевский, на соковом десятке своей никчемной жизни заняться спасением человечества, определяющемся  в простой формуле - поиске тапочка?... А если вдуматься, в самом деле, почему бы этой формуле не быть правдой… Откуда мы знаем… может так оно и есть… Ведь давно известно, что ничего в нашей жизни  не бывает  случайно… Если этот старый, рваный тапочек по своему содержанию и наполнению равен всем этим книжным истинам… И цель моей последующей жизни состоит в том, чтобы найти этот тапочек… и тогда, может быть, будут искуплены все мои  грехи, а за ними и грехи человечества… Тогда не будет необходимости приносить себя в жертву и всходить на крест, откроется более простой и безболезненный путь человеческий… Каждый день ощупывая по квадратику свою тесную квартирку я буду постигать смысл этого уже так поднадоевшего нам бытия, путешествуя по пыльным углам этой комнаты я может быть пойму… почему это со мной произошло… Я буду вести запись своих поисков, чтобы потом потомки смогли прочитать и научить своих детей тем истинам, которые мне удалось открыть… Это, конечно, будет нелегко, в моем положение я не смогу  написать и пары строчек, но ничего впереди у меня много времени, и я буду учиться или посажу кого-нибудь за мной записывать. И так будет проходить день за днем, а я буду ползать по своей квартире, как по своей грешной душе, и передо мной будет только одна единственная цель – найти этот тапочек… Как это, наверное, просто иметь одну единственную цель в жизни, когда можешь заниматься только своим делом и тебя не разрывают ежедневно на разные клочья… Идешь вперед и не о чем другом не думаешь… Такое, правда, редко бывает, поскольку жизнь наша очень странная штука… и иногда успевай только поворачиваться от тычков и затрещин, которые тебе раздают окружающие… Но когда после многолетних изысканий я все таки обнаружу этот тапочек, повседневная реальность озадачит меня  наиглупейшим вопросом человеческой жизни – что дальше? И это будет конец пути… Допустим, что через некоторое время мне удастся обнаружить этот тапочек, но я не знаю, что я буду делать с ним дальше…Вернее  идти и не знать, что тебя ждет за следующим поворотом, иначе можешь «наступить на горло собственной песни», как когда-то кто-то умно сказал. А это иногда бывает очень болезненно, нелегко идти против тобой же высказанных слов, называя все это профанацией и откровенной ложью… Поэтому лучше оставить тапочек в покое, определяя его запретным плодом и непонятой истиной… (пауза) Не понимаю я тебя, Краевский, чего ты так уцепился за этот тапочек? Лежит он сейчас, наверное, под кроватью, а тут вокруг него целую теорию развели… Узнаю твою натуру, Краевский, демагог ты еще тот! Вместо того чтобы  что-то делать, как-нибудь действовать, разведешь философию, и сам себя тешишь бестолковыми идеями. Да, протяни руку и достань ты этот тапочек, если он так тебе нужен… Протяни руку и осчастливь человечество, если этого так тебе хочется… Да, сдался мне этот тапочек , в самом деле, что я без него и дня прожить не могу… Вот мне сейчас необходимо встать, дойти до подоконника и включить радио… Радио зачем включить? Чтобы время узнать!.. А зачем оно мне это время -  я и сам не знаю, просто хочу хоть что-то делать, а не лежать здесь бревном… Лежать оно сейчас будет хуже… Заснуть я теперь не смогу, так хоть начну как-то двигаться по своей комнате… Да, и когда радио лопочет, не чувствуешь себя таким одиноким… К черту, тапочек! Пойдем совсем без тапочек, что я в самом деле, как неженка… Так встаем… Вы слышите - я встаю… А вот сейчас в этой сплошной темноте и не знаешь совсем куда двигаться… Вот кровать, тапочек единственный, будь он не ладен… Кровать она должна быть параллельна окну, значит нужно идти туда, прямо… Так потихоньку двигаемся… Честно говоря, начинаешь привыкать к этому своему новому положению… Неудобство есть, конечно, но жить можно… Наверное, человек ко всему способен привыкнуть, чтобы не случилось в его жизни… Даже к такому… Стоп, это что такое… А, стул… Как это он у меня посреди дороги оказался, что-то я не помню чтобы я его сюда ставил… Весь завален одеждой, как мне еще удается на нем сидеть… Превратил его в незнамо что, уже и не стул как-будто, а свалка одежды… Прямо горы одежды… (рассматривает) Этот халат нужно давно выбросить, а я все ношу его, как память о поре невинности… И брюки эти надо выбросить или отдать кому-то, я давно уже вырос из них…Рубахи, рубахи, кучи рубах… Можно, наверное, целый батальон одеть во все это… Никогда не думал, что вещи занимают так много места в моей жизни… Всю жизнь считал себя независимым от вещей, легко от них избавлялся, и надо же половина квартиры забита вещами… (пауза) А это как я понимаю - стол… Мой друг и непримиримый враг… Сколько бессонных ночей провел я, посвящая тебя в тайны и помыслы моего идиотического сознания… Сколько этих тайн храниться в недрах твоих, так и ненашедших своего достойного слушателя и читателя…И почему я возомнил себя писателем, способным поведать историю своей жизни…Что такого было в ней, способного заинтересовать постороннего слушателя? А ведь я так и не решился отдать мой труд издателю… Он до сих пор лежит невостребованным в самом дальнем ящике стола, пылиться осложняя мою жизнь ненужными откровениями… (пауза) Бумаги, бумаги, ворох бумаг… и книги… У меня есть дурацкая привычка, скатывать исписанные листы в бумажные шарики и разбрасывать их по комнате… Откуда эта привычка – я не знаю… Наверное, подсознательное стремление подражать классикам, ощущая себя в этом причастным к писательскому цеху… Какое самолюбование прослеживается в этом жесте, когда я вырываю жирно перечеркнутые листы из своей тетради, скатываю их в шарики и легким  движением руки отправляю в какой-нибудь самый дальний угол своей комнаты… Вот они муки творчества, дрожание души, неспособной достойно оформить свою куцию мыслишку на бумаге… В этом жесте я с ними, они стоят за моей спиной… Этим я поднимаю себя на пьедестал, мечтая хоть на заднем плане, хоть сбоку, в стороночке, но прикоснуться к славе художника, поэта… (пауза) Эти бумажные шарики повсюду… Это не значит, что я очень часто мучаю себя литературными трудами, нет… Просто меньше всего за последнее время я стал обращать на них внимание, мне лень их убирать… Они сейчас шуршат под моими ногами, когда я на них наступаю… Эти невысказанные мысли, потуги моего сознания – они уже никогда не будут услышаны, потому так зло переговариваются между собой, намериваясь убить во мне последнее желание к писательству… (пауза) Я всегда окружал себя книгами, покупал и выписывал журналы… Целые стопки книг… Некоторые я даже так и не открыл за все время, они составляют коллекцию моих непрочитанных книг… Я покупал их и забрасывал на дальнюю полку, думая когда-нибудь заняться их изучением, но подсознательно всегда чувствовал, что никогда к ним не обращусь… Целые сотни, тысячи печатных знаков, томящихся в этих твердых, картонных и бумажных переплетах… Они уже никогда не будут мной прочитаны, не войдут в меня легкой цитатой, дающей возможность, блеснуть в хорошей компании своей эрудиией и знанием жизни… «Прощайте, друзья!» Теперь и я могу присоединиться к этим последним словам поэта… Только теперь я могу осознать смысл  этих слов… (пауза) Только теперь я начинаю понимать, как много я лишился… Наша стремительная жизнь приучила нас воспринимать все окружающее рационально и просто, ничему не удивляться в своей повседневной суете… За этим бешенным ритмом мы совершенно не замечаем, что жизнь наша просачивается сквозь пальцы…Твой сосед не выходит покурить на лестничную клетку, и ты не замечаешь отсутствие соседа, считаешь это само собой разумеющимся… А через несколько месяцев ты узнаешь, что сосед твой умер… Что это для тебя? Несколько секунд ты неподвижен, пытаешься хоть что-нибудь понять, а потом… потом ты забываешь о существование своего соседа… Рутина затягивает тебя в привычный ритм… Потом опять какое-то  событие приподнимает тебя над твоей суетой, ты получаешь новый глоток свежего воздуха, неважно с положительным или отрицательным для тебя результатом… Ты жадно «хватаешь» этот последний глоток и… умираешь, так и не узнав – почему это с тобой происходит…
(Резко звонит телефон, настойчиво и грубо звонки идут один за другим)
Ян продолжает: Это новость, кому это я понадобился посреди ночи… ( прошло три звонка ) А сколько уже времени… Ух, какой настойчивый! Молодец, всегда уважал самоуверенных наглецов… (Четвертый звонок ) Подожди, дружок, подожди… сейчас мы с тобой поговорим… (Звучит пятый звонок) Ты меня прости, я еще пока не совсем освоился с этим новым для меня положением, так что тебе придется немножечко подождать. (Шестой звонок) Вот я почти добрался, обратно идти значительно легче и быстрее, неужели так кровать притягивает… (Звучит седьмой звонок, Ян снимает трубку) Сквозь шум, скрежет телефонной трубки раздается дребезжащий голос неизвестного: …Ты что же, тварь такая, надо мной издеваешься?!… Сколько мне тебя ждать?…
Ян: Простите?..
Неизвестный: Ты чего там лопочешь?… Чего мямлишь? Где Женька, отвечай мне? Мы как с тобой договаривались?…
Ян: О чем вы, уважаемый?
Неизвестный: Че! Какой я тебе уважаемый?.. Уважаемый ему… понимаешь… Ты мне прямо говори, куда ты ее дел… интеллигенция хренова…
Ян: Уважаемый, если вы не успокоитесь, мы с вами так не до чего не договоримся… И не выясним – куда у нас Женька подевалась…
Неизвестный: Че! Так она у тебя, что ли! Ты, что же это, ублюдок, надумал мне опять рога наставлять… Да, я не посмотрю, что ты образованный…Я тебе шею сверну за нее, ты понял… Я за нее сесть могу… Да, ты кто такой, чтобы мне в душу плевать…
Ян: Послушайте, уважаемый… слышите меня… Во- первых, я понятия не имею кто такая Женька, во-вторых, спасибо вам за лестную характеристику в мой адрес… Очень много нового и интересного я узнал  о себе… Вы мне скажите: какой вы номер набираете?…
Неизвестный (чуть остыв): Номер?… Какой номер!? Номер как номер… Э, так ты не этот…
не хахаль ее?!..
Ян: Нет, не хахаль… как вы изволили выразиться…
Неизвестный: А кто же ты?
Ян: Так человек… живу на свете…
Неизвестный (через паузу): Это что же я!.. Человека обидел! Ты, брат, меня извини…
Я думал…ты этот…ее… (пауза) А звать тебя как?..
Ян: Яном меня звать…
Неизвестный: Яном? А по-батюшки… как будешь?..
Ян (пауза): Маркович…
Неизвестный: Маркович?.. Почему, Маркович? Еврей, что ли?..
Ян: Нет, не еврей…
Неизвестный: …Ты меня прости… Ян Маркович… Маркович… Можно я тебя Марковичем 
называть буду… Мне так проще… будет.
Ян: Можно, я не против…
Неизвестный: Так вот… Ты меня, Маркович, прости… Я тебя не со злобы давеча-то… Я невинного человека не то чтобы там такое, а пальцем никогда не трону… (пауза) Беда у меня, Маркович… жена от меня уходит… вот во второй раз уже уходит… Грех на мне большой висит, Маркович… Я тогда когда это в первый раз случилось – деньгами пытался от этой гадины откупиться… Ну, не могу я ее ударить… не могу… Я когда ее вижу сам не свой становлюсь… это точно… Пыль готов  с нее сдувать, на руках готов носить, чтобы она только любила меня, как тогда… когда мы в первый раз встретились… Так я этому дьяволу денег предложил… чтобы он только из нашей жизни исчез, пропал совсем… А деньги у меня бывают… ведь я уже не пью совсем… иногда заказик какой перепадет… И что она в нем нашла… роста маленького… худой, как смерть… но самолюбивый… тварь… Прости, Маркович… И деньги ведь, гаденыш, взял…Я теперь не знаю, что будет…Если она сегодня не появиться, то я… я к нему пойду… а там гори оно все огнем…
Ян: Тебя как звать-то?..
Неизвестный: А? Мишаня… Мишаней меня звать…
Ян: Ты, Мишаня, там куда ты собираешься идти - главное, глупостей не наделай…
Неизвестный (Мишаня): Да, нет… это я так только… настраиваю себя… Раньше… Когда я выпивал сильно… разное бывало…драки там…иной раз и не помнишь ничего… А сейчас, нет… чтобы ударить… или еще что, да упаси Бог… Так поорать… покричать можно… это бывает… не скрою… но не более…Ведь уживаемся… не хуже других… Иногда даже хорошо жили… без скандалов… Да, нет… я ее люблю, чтобы там такое замыслить… Вот гада этого удавил бы… без зазрения совести удавил…
Ян: А, сколько ты с ней уже живешь?
Мишаня: С кем? А, с Женькой-то? Так почитай уже три года прожили вместе… Некоторые и 
года не проживут, сразу разбегаются… А мы – нет, три года уже…
Ян: Ну, и как: было счастье?
Мишаня: Чего?
Ян: Я спрашиваю: счастье было у вас…
Мишаня: Счастье-то? А, как же – не без этого… Что мы хуже других… Для того ведь и живешь, чтобы счастье было… А без счастья-то – она и не жизнь совсем… так  тоска какая-то… Для того люди и живут вместе, чтобы счастье было… дети там… Ну, нам пока не повезло… не обзавелись своими… но намерение есть… а там значит будут…
Ян: Это ты хорошо сказал: без счастья и не жизнь совсем… Тоска одна… А я вот в своей жизни
и не повстречался с ним… с счастьем-то этим…
Мишаня: Ну, так будет еще… повстречаешься… Какие наши годы… Тебе вот сколько сейчас?
Ян: Что – сколько?
Мишаня: Лет сколько?
Ян: А, лет… Давно за сороковник перевалило… Приближаюсь к пенсионному  возрасту…
Мишаня: Ну, ты даешь, Маркович – к пенсионному возрасту… Насмешил… Что для мужика – сорок лет… младенчество… юность… в полном расцвете сил, можно сказать… Главное, чтобы баба… женщина хорошая была рядом, а там любые горы по плечу… Ведь, как не крути, а они здорово нашим братом умеют вертеть… (пауза) Ты, наверное, хороший человек, Маркович, что мы с тобой вот так… посреди ночи разговариваем…Это, наверное, потому что я тебя совсем не знаю и больше никогда не услышу… Я ведь не с каждым могу вот так долго по телефону разговаривать… Ты меня, конечно, еще раз извини, что я вот так посреди ночи к тебе вторгся…
Ян: Это хорошо, что ты мой телефон набрал… У меня сегодня трудная ночь предстоит… (пауза) Мишаня, скажи мне одну вещь…Что ты будешь делать, если тебе откажет… какой-нибудь… твой… очень важный орган, который до последней минуты служил тебе, как часы…
Мишаня: Э, Маркович, ты на что это намекаешь?... Ты, думаешь, Женька по этому от меня к этому гаденашу свалила… Да, нет, с этим у меня, слава Богу, все в порядке…
Ян: Хорошо, допустим, это будут… глаза… в одну ночь ты потерял зрение…
Мишаня: Да, упаси Боже! Типун тебе на язык… лишиться глаз все равно, что жизни лишиться… Страшно даже подумать такое… Куда я при такой жизни без глаз… Наверное, только по ночам такие мысли в голову и приходят…
Ян: А я, Мишаня, сегодня ночью… лишился зрения…
Мишаня: Не понял?
Ян: Я говорю: сегодня ночью я ослеп…стал инвалидом по зрению…
Мишаня: Маркович, ты это серьезно?.. Не разыгрываешь?..
Ян (резко): Какой резон мне разыгрывать совершенно незнакомого человека, который к тому же в первый раз меня слышит… Да, ты разговариваешь со слепцом, я не могу показать тебе в трубку свои пустые зрачки, уволь… Современная наука еще не пришла к таким достижениям…
Мишаня: Спокойно, спокойно… все путем… Но что же ты молчал… все слушал меня… а у самого такое… Ну, ты даешь, Маркович…
Ян: А что ты мне предлагаешь? Выбраться на улицу и кричать на каждом  углу о своем горе, болезни или черт знает, как это теперь называется… Да, и выбраться из дому я теперь вряд ли смогу без посторонней помощи…
Мишаня: А твои близкие… Они знают?...
Ян: Какие близкие?
Мишаня: Ну, я не знаю? Жена? Дети? Родственники?
Ян: Нет, никто не знает…
Мишаня: А как же?
Ян: Уже больше года я с ними не разговариваю…
Мишаня: Понимаю… Но ведь здесь такой случай…
Ян: Какой случай?
Мишаня: Не знаю я… Только зря все это не правильно…
Ян: И что же мне теперь делать!? Всю ночь названивать моим милым родным и близким, рассказывать им, как мне плохо… Как ты это себе представляешь? Как?  (пауза) Хуже другое, что я все это… вот так… легко принимаю… Как- будто это даже не со мной происходит… Как во сне или в кино… знаешь, что все скоро хорошо закончиться… и это наваждение пройдет… Я вот кричать хочу, а не могу… Себя заставить… плакать хочу, а не могу… Послушай, ты не знаешь бывают у слепых слезы? Мне недавно эта мысль пришла в голову, что если они не могут плакать… А?
Мишаня: Я не знаю, Маркович… я не врач…
Ян: А кто знает? (пауза) Послушай, ты еще здесь?
Мишаня: Да, здесь…
Ян: Что собираешься делать?
Мишаня: Когда?
Ян: Сейчас, конечно… «Когда!»
Мишаня: Не знаю… За Женькой, наверное, пойду…
Ян: Молодец… Привет ей передавай от меня… Она у тебя красивая?
Мишаня: Кто? Женька-то? Да, очень…
Ян: Повезло тебе, сорванцу…
Мишаня: Мне-то? Повезло… (пауза) Послушай, Маркович, ты не подумай, что я
навязываюсь… может тебе помощь какая нужна?..
Ян: Какая помощь?
Мишаня: Ну, может позвонить куда надо… Ну, твоим-то… если ты сам не можешь… Это,
конечно, не мое дело, но все- таки… ведь не в лесу живем… живые люди…
Ян: Да, нет, Мишаня, оставь это… Я и сам позвонить  могу… А ты давай за женой
отправляйся… Она, наверное, тебя ждет поди…
Мишаня: А ты как же… один будешь?
Ян: Не бери в голову… Ты мне лучше скажи, сколько уже времени…
Мишаня: Времени?
Ян: Да, время… сколько уже будет?
Мишаня: Три ровно…
Ян: Час значит остался… до рассвета-то… Это хорошо… Есть еще время… (пауза) Ну,
прощай, Мишаня, хороший ты человек, я тебе скажу… Женьку там не обижай… смотри за ней
лучше… если она у тебя такая гулящая…
Мишаня: Погоди, Маркович, я тебе… что сказать хотел!...
Ян: Что?
Мишаня: Ты своим все таки позвони… не знаю кто там у тебя… жена… или кто еще… но
позвони…Оно так лучше будет… Хорошо?..
Ян: Кому лучше?..
Мишаня: Не знаю… Но позвони..  Хорошо?
Ян: Хорошо… (пауза)
Мишаня: Давай держись, Маркович… Может оно пройдет еще… Я слышал, что ложные
симптомы бывают… от переутомления, кажется… Так что вылечишься еще…
Ян: Твоими бы устами – да мед пить… Ладно посмотрим… Отправляйся за женой… Всего
тебе… Прощай, Мишаня!..
Мишаня: Погоди, погоди, Маркович… (Ян кладет трубку), (пауза)
Голос Яна: И почему – Маркович? Почему это я решился Марковичем назваться?.. С какой стати? Кажется не было у меня знакомых – Марковичей… (посмеивается) Извечная актерская привычка к вранью и преувеличению… Почему не Карлович, не Сигизмундович, наконец… а Маркович… Не понимаю… Даже сейчас в этой ситуации я не могу воспринимать себя реально… все пытаюсь играть… Как- будто это происходит не со мной, а в кино или на сцене… Как я тогда ему сказал… тому человеку… Смешная жизнь… Сплошная ложь… игра… Есть ли в моей жизни хоть одно слово, поступок, жест – когда я бы не играл… Не знаю… Не помню…  (пауза) И вот сейчас все пытаюсь взглянуть на себя извне, со стороны, похоже на то… когда приноравливаешься к новой роли, пытаешься влезть в костюм другого человека… Только на этот раз костюм уж больно тесноват… Не справляюсь я со своей ролькой, тяжела она для меня… А как, наверное, хотелось пострадать, изобразить на лице ужасные муки страдания, Чтобы окружающие вокруг посочувствовали: «вот он страдает, он праведник, ему истина открылась»... Создать вокруг себя ореол страдальца, святости, избранника Божьего… И всем вокруг говорить: вот мол раньше-то грешил да пакостил – зато сейчас как страдает, как страдает, страстотерпец-то наш… (пауза) Ан нет – не выходит, не получается! Не готов я принимать страдания, груз плечи давит… Так поиграть в страдание – еще куда не шло… но чтобы тащить на себе это страдание, как там сказано, как все грехи земные… Нет не готов я к такому пути, не моя это дорога… У меня сейчас даже не страдание, а всего лишь насмешка какая-то получается… Не выходит страдание… Что я делаю!? Хожу по комнате, спотыкаюсь о собственный мусор, разговариваю по телефону с незнакомыми людьми, радио имею намерение «послушать»  (кстати, до подоконника я так и не добрался, радио так и не включил). И как-будто ничего серьезного не случилось, ничего странного не произошло… обычная творческая бессонная ночь, каких у меня было не мало за всю мою бестолковую жизнь… Может я все это придумал, сейчас открою глаза и все будет по прежнему… (пауза) Только какая-то вязкая, давящая пустота обступила меня со всех сторон… Она и раньше была частой гостьей в моей теперь уже «прошлой» жизни, особенно в такие вот ночные часы… Но сейчас… сейчас она почти реальна и осязаема, я могу ее даже потрогать… Какое у нее тягучее, вязкое тело, как оно колышется  под моими руками… Чувствует, что теперь ее отсюда никто не прогонит , и она будет здесь жить вечно… Вечная тьма и вечная пустота – две вещи способные довести человека до сумасшедшего дома… (пауза) Не думай, что со мной будет так легко справиться, я буду защищаться… я буду наступать… Знаешь, что я сейчас сделаю, чтобы доказать тебе, что я еще что-то могу, чтобы показать тебе, что совершенно ничего не изменилось… Я сейчас включу радио… Дойду до подоконника , и включу радио… Включу, как включил бы тогда в «прошлой» жизни, без соплей и ностальгических посиделок… Почему я это сделаю? Просто не хочу сидеть в тишине… Итак, я встаю! Смотри я уже встал… Мне нужно пройти чуть более пяти метров, я это сделаю без малейших затруднений… Я знаю сначала будет стул, затем стол, далее шкаф с одеждой, а там и подоконник, где стоит мой приемник… Я пошел, и ничто теперь меня не остановит… Ты слышишь – я иду… Иду ровно не качаясь… Твердо печатаю каждый шаг… К черту твою темноту!.. Это ничего не доказывает… Я отбрасываю ее, я ее не принимаю… Мне нужно пройти всего лишь десять шагов, и я это сделаю,  я выиграю… Ты не сможешь навязать мне своих условий игры, я не буду жить в пещере… я вылечусь… Стоит пройти всего десять шагов… и я вылечусь… Моя воля – основное условие жизни… это еще кто-то из древних сказал… Надо считать шаги… надо считать… математика наиболее точная наука из всех существующих в этом мире дисциплин… Так воспользуемся средствами этой науки… Раз!... Наверное, я сейчас очень глупо выгляжу с этими своими маневрами… посреди ночи бродящий по комнате от кровати к окну, и от окна обратно… Два!… Интересно, маленькие дети, когда учатся ходить предпринимают столько же усилий, чтобы встать на ноги… Три!... .Это что такое? Все тот же стул или свалка одежды… Значит верной дорогой двигаетесь, товарищ… Четыре!… Дальше, как я понимаю должен появиться мой незабвенный стол… Ага, вот он! Есть… похоже я начинаю ориентироваться в своей старой квартирке… Погоди еще радоваться… Далее предстоит самый неизведанный участок этой загадочной земли… «И перед ним разверзлась пустыня… холодная и молчаливая, успокоившая в своих недрах души многих смельчаков и неутомимых путешественников, нашедших здесь свое последнее пристанище.. Впереди было окончание его нелегкого пути среди мерцающих льдов и…» Пять!... Всего пять шагов, Краевский – и ты у цели… Оставь этот ненужный теперь стол, который сгодиться лишь для отопления деревенских домов… Так двигаемся дальше… Что такое? Откуда эта скованность в движениях… Что случилось? Зачем вы приняли позу боксера-неудачника? Отпустите руки – вы не на ринге… Что говорите? Боитесь удара? Вверх сумасшествия! С кем вы тут собираетесь драться? Что готовитесь для рекордов книги Гиннеса? Слепой боксер-неудачник, воюющий с собственной тенью – на первые полосы в районные газеты… Опустите руки… это вам не идет… пояс чемпиона вам не завоевать… Так что не смешите публику, которая еще осталась в этом зале… Шесть!... Я понимаю – защитный рефлекс… Лучше следите за покрытием… Здесь, как я понимаю, у  вас склад всех ваших не проявленных мыслей и незаконченных произведений… Сколько же их здесь? Такое ощущение, что все классики нашей и мировой литературы свозили сюда свои черновики… Извините за любопытство, вы тут случайно не продолжение «Войны и мира» писать собирались? Эти ваши… бумажные шарики так и катаются под ногами… Когда этот хлам выгребался из этой квартиры в последний раз… Счет, наверное, уже не на недели, а на месяцы пошел… Семь!… Главное, не потерять ориентиры, избрать правильное направление, иначе можно заблудиться в собственной квартире…Так следующий ш… (оступается, падает) …Где это я? (лежит) Уже на полу… Принял, так сказать, горизонтальное положение… Как я ненавижу это горизонтальное положение… Так и норовят положить тебя в это горизонтальное положение, даже не спросясь, имеешь ли ты желание в него укладываться…Человек, в конце концов, хоть и принадлежит  к разряду млекопитающих, но прямоходящее создание и передвигается на двух конечностях, т. е. на своих двоих… И не надо его постоянно укладывать в горизонтальное положение, иначе он взбунтуется  и откажется принимать вертикальное положение, перейдет в класс простейших, будет лежать на боку и рассуждать о бренности жизни… (пауза) Как я ненавижу себя за эту свою немощность, неспособность сделать простейшее действие - подойти к подоконнику и включить радио… Мое тело меня уже не слушается… Господи, почему это со мной происходит? Что я такого совершил в своей жизни, что теперь вот так расплачиваюсь? (резко) Что смотришь! Думаешь, распластал меня здесь, на грязном полу, и теперь, как муху, насекомое раздавишь!... Что без твоего ведома шевельнуться не могу!?... Да?… А вот ведь врешь! Все равно будет по-моему! Я тебе это докажу… Насекомое, говоришь!?... Ошибаешься, крупно ошибаешься….Я – не насекомое! Я – Ян Краевский, пускай дрянь, пошляк, неудачник,
полное дерьмо, если так хочешь, но не на-се-ко-мое…Ты понял!? Я решаю, куда идти… и как мне быть!… Я… Да не вижу, ни черта я здесь в этой комнате не вижу…Ты загнал меня в угол, ты этого захотел… Но я дойду до подоконника, я включу это чертово радио, чего бы мне это не стоило… Идти не смогу, как крот на четвереньках поползу, как крот слепой поползу… и чтобы ты еще не придумал, я дойду, дойду до подоконника… (Начинает двигаться, мы этого, конечно, не видим, но в голосе, в интонации Яна должно ощущаться яростное стремление к этому движению, перерастающее в нижеследующие стихи. Они приходят как бы из глубины, постепенно нарастают, заполняют собой пространство маленькой квартиры  Яна. Темп совпадает с ритмом движения нашего героя, от робких, еле слышных движений голоса, а также тела, до малейших оттенков, вместивших в себя все отчаянные попытки человека что-либо изменить в создавшейся ситуации)
Голос Яна: Гул затих. Я вышел на подмостки
                Прислонясь к дверному косяку
                Я ловлю в далеком отголоске
                Что случиться на моем веку…
Еще… еще немного… и все будет хорошо… Да, как крот ползу… и буду ползти…
(продолжает декламировать, ритм нарастает)
                На меня наставлен сумрак ночи
                Тысячи биноклей на оси
                Если только можно, авва отче
                Чашу эту мимо пронеси…
Главное, не сбиться с дороги… главное не сбиться… Иначе все опять станет бессмысленно…
Так… уперлись во что-то твердое… Это мы уже до стены  добрались! Куда же теперь: влево
или вправо?.. (декламирует, ритм нарастает)
                Я люблю твой замысел упрямый
                И играть согласен эту роль
                Но сейчас идет другая драма
                И на этот раз меня уволь…
Если я буду двигаться влево или вправо, без разницы, то по всем канонам математики… должен буду наткнуться на этот чертов подоконник, а там значит на радио… чуть раньше - чуть позже… Он все равно  должен возникнуть на моем пути… Если ты, конечно, ничего нового не придумал… Не может же он исчезнуть из этой комнаты… Я пока еще в своем рассудке… не выжил окончательно из ума… (декламирует, ритм нарастает до высшей точки)
                Но продуман распорядок действий
                И неотвратим конец пути
                Я один, все тонет в фарисействе
                Жизнь прожить – не поле перейти.
(Одновременно с последними ритмами этих стихов раздается легкий, механический щелчок, пару секунд помехи – и в комнату Яна врывается эфир Сыромятовского шоу. Как уже упоминалось выше, голоса из этого эфира будут постоянно сопровождать нижеследующее действие)
Голос Сыромятова: …Что вы хотите поведать миру и, конечно, Сыромятову, в чем хотите признаться… Я принимаю любые ваши тайны, желания, стремления… самые сокровенные грехи… Что вы хотите сказать нам, чтобы мы запомнили на всю свою оставшуюся жизнь? Я жду, дорогие мои… не томите меня долго в ожидание… Когда это продолжается долго – я становлюсь тогда очень агрессивным, вас не спасут уже никакие расстояния…Звоните мне, телефон в студию: два-икс-пять-три-зет-ноль-пять… Самый «горячий телефон» в этом городе…  Наипростейшая комбинация цифр – и вам улыбается счастье, именуемое в народе – фортуна, в облике которой выступает ваш любимый Сыромятов… «Ночные бдения» ждут вас!...
Голос Яна: …Как хочется назад в постель… Что это синдром больного человека? Зарыться бы с головой в подушку, заснуть и долго, долго не просыпаться… Проспать почти полную вечность… Или никогда больше не проснуться… (пауза) Вот, наконец, я озвучил это вслух…
Оказалось совсем не страшно признаться самому себе в желание умереть, наложить на себя руки, вообщем закончить жизнь обыкновенным, банальным суицидом, как это частенько бывало в некогда скандальных пьесах… Сколько их, интересно, совершается  ежедневно… десятки, сотни или тысячи? Да, наша современная жизнь окончательно усреднила само понятие – смерть. А что уж говорить о такой неприемлемой для христианской  церкви форме смерти, как самоубийство… Они даже, кажется, ставят самоубийство в ранг самых страшных грехов человека… Запрещают хоронить самоубийц на территории церковного кладбища… А взять сегодняшнюю газету – на три каких-нибудь убийства всегда найдется маленький нелепейший суицид… Статистика… Люди выкидываются из окон, бросаются под колеса проезжающих автомашин, режут вены, лежа в собственной ванне… Современная  медицина в своем бесконечном развитие привнесла в нашу жизнь массу новых открытий и приспособлений, приводящих в восхищение неспокойный, ищущий ум современного самоубийцы… Чего только человек не придумывает, чтобы укоротить сроки дарованной ему жизни… Мотивы изумительнейшие… Нет, мы не найдем здесь страданий Анны Карениной, мечущейся перед надвигающимся поездом… Как не свойственны нам и проблемы студента Кириллова, с револьвером у виска воспрощающего Господа Бога  о степени своей свободы… Нет, для нас это слишком сложно, мутно и неактуально… Зачем… Мы приближены к реальной жизни… Там должок какой не сумели отдать «браткам» или проще, коллегам по работе, там подруга, любимая ушла к другому, романтично, конечно, но не более… И среди всех этих гостей моргов и бюро ритуальных услуг возникаю я – сомневающийся… Диагноз классический – потерял цель жизни… Громко,  черт побери, сказано… отдает неким скандалом и пафосом… Тут мы уже выбиваемся из статистики… Хотя тоже мотивы туманны и не проявлены, для исследователей творчества отсутствует логическая цепочка… Цепочка-то та проста, как мир проста… Извечный вопрос бытия… Быть, мол, или не быть! Жить или не жить! До чего, я вам скажу, поизносившееся от времени выражение высокой поэзии… А все почему? Потому что мы суем его везде – к месту и не к месту… Тоже мне – основной вопрос бытия!  (декламирует)
                …Что благородней духом – покоряться
                Пращам и стрелам яростной судьбы
                Иль, ополчась на море смут, сразить их…
                Противоборством… (пауза)
А я ведь так  и не сыграл эту роль… Первая роль мирового репертуара… Эка, как звучит!… А мы вот с нашей рожей не дотянули до мирового репертуара… И не предлагали мне ее даже… (представляется) Вопрос редакции: «Уважаемый… кого бы вы хотели сыграть на своем творческом пути?»  Долгая пауза, наш великий собеседник находиться в некотором раздумье, а после выдает: «…Гамлета, конечно…» Почему, Гамлета? Почему каждый хоть чуть-чуть выдвинувшийся актерешка мечтает сыграть Гамлета? Ну, может быть, и не каждый, тут я загнул, конечно… Ну, допустим, каждый десятый, если уж на то пошло… Что такого в этой пьесе? Почему каждый мечтает о ней? Я признаться - плохой чтец пьес… Я когда их читаю… читал… никогда не понимал с первого раза… Так на репетиции начинаешь жевать, как жвачку, тогда только что-то доходит… С Шекспиром мне не повезло… На Ромео я уже не годился когда занялся этой паскудной профессией, на Гамлета так и не пригласили… Может, в самом деле, рожей не вышел. Ведь Гамлет там кто? Принц датский, король, значит, голубая кровь, а с этим носом, ростом – метр с кепкой, да дурацким характером – в прынцы, совершенно, не гожусь… Нет, роли были – я не жалуюсь… Но с Гамлетом не повезло… (пауза) Есть такие люди, актеры тоже, которые то ли сердцем, душой чувствуют, что вот эту роль, того же Гамлета, например, они сыграют… Они живут своей жизнью, играют другие роли по роду своей деятельности и ждут… вынашивают, как женщина ребенка… своего персонажа… Она в них кричит, проситься наружу… Они мучают себя, других, своих родных и близких, они не знают, что с ними происходит… Эта роль еще не оформилась в формулу – хочу-могу, как говорят, еще не пришло время… Время оказывается тоже ждет эту роль, чтобы вложить в уста этого своего единственного героя все свои надежды и стремления… Наконец, нашелся режиссер, который увидел в тебе эту нарождающуюся роль… Он тоже вынашивает в себе уже несколько лет этот текст, пьесу, спектакль… И вот ваши пути пересеклись… вы встретились… Может быть, не  сразу поняли, что хотите родить именно этого героя, именно этот спектакль, но что-то почувствовали… Ты тоже увидел этого режиссера, который примет у тебя роды… Неизвестно, как долго это может продолжаться, может быть годы, может быть месяцы… И вот тебе дали эту роль, ты расправляешь свои крылья, силу которых ты теперь можешь показать всем своим недругам и друзьям… Ты взлетаешь, надеясь в этом полете выразить всю свою истерзанную душу и… не смог, не сумел, потерпел фиаско… Как это, наверное, страшно не оправдать надежд тех, кто в тебя верит… Нет, тут я вам, господа, скажу чувствовать нужно, знать нужно, что ты сможешь это сделать… «Хочу, Гамлета, сыграть!…» «…Гамлета, говоришь?…» «На тебе – Гамлета!…» «А, съел!?...» Чтобы сыграть Гамлета нужно по крайней мере знать почему ты его хочешь сыграть… И почему  Гамлета? Что за четыреста с лишним лет в мировой  драматургии не нашлось другой такой пьесы, подобной шедевру этого англичанина или кто он там был по происхождению? Получается, этому Гамлету удалось встать на какую-то особую ступеньку, на которой рядом уже никто не помещается? А вопросы, которые ставит автор в своей пьесе, актуальны в мире и по сей день… Иначе почему вся эта братия так стремиться ставить и играть этого Гамлета! (пауза) А ты, Краевский, хотел бы сыграть Гамлета? Не знаю, может быть и хотел, да никто что-то не предложил… Да, и какой Гамлет в моем почти пенсионном возрасте… Гамлет молод, горяч, один против всех и все против него, если я ничего не путаю… Мой Гамлет был бы старая развалина, калоша, не способная к большому плаванию… Рассказывают, что сам автор задумывал своего Гамлета маленьким, толстеньким, лысым человечком… Возможно… Но тогда мы до сих пор ни черта не поняли в этой пьесе… На моей памяти  было два или три Гамлета, которых я видел со сцены, как зритель… И что же, признаюсь вам, большого впечатления не производило… Так очередные замашки на изобретательность… А где дух, нерв этой пьесы, который уверяю вас, в ней есть, если я хоть что-нибудь понимаю в этой профессии… Так что нет, спасибо за приглашение, но меня от этой роли увольте… Да, и куда мне теперь в моем положение… (пауза) Быть или не быть! Красиво и просто! А за этой  красотой такая бездна… Аж дух захватывает, когда туда заглядываешь… Он гением  был этот ваш Шекспир?… Нет, здесь, наверное, тот случай когда не ты роль, роль тебя выбирает… И чтобы ты не делал, как бы от нее не открещивался –  изволь каждый вечер  выходить на сцену в роли принца Датского… Твои же беспочвенные попытки надеть камзол этого самого Гамлета, к ни чему хорошему не приведут… Когда-нибудь обман откроется и тогда начнется закат твоей актерской карьеры… (пауза) Я у Шекспира всегда мечтал короля Лира сыграть… Наверное, единственная у него пьеса, которую я более-менее знаю…С остальными же  - есть грех…не читал в свое время… Все было как-то не досуг… Да, и признаюсь честно, наш брат актер весьма ленивое создание человеческой природы… Пока ему не принесут и не покажут, чуть ли не карандашиком подчеркнув нужные реплики его роли, он шевелиться не будет, на автора этого обращать внимание не будет…посчитав это ниже своего достоинства… Ведь он герой, звезда, служитель Мельпомены, как любят теперь говорить… А старика Лира я бы сыграл, какое-то притяжение я чувствую к этой роли… Может даже и интересно получилось… (пауза) Хотя, что сейчас об этом горевать и думать – все эти роли, сыгранные и несыгранные – теперь уже навсегда в прошлом… Это как старые страницы перекидного календаря, к которым ты возвращаешься только в своей памяти… Так и я стою на своем любимом месте, возле окна и, как старый теоретик, «гриб жизни» рассуждаю о суете и бренности мира, что мне только и остается, чтобы окончательно не сойти с ума… Жить или не жить – вот в чем вопрос… И банально и просто… Скажу жить – и назло всем проблемам бытия протяну еще, допустим, лет двадцать, опустившись и превратившись в совершенно неспособный к каким-либо действиям продукт жизнедеятельности человека, паразитирующий на своем окружение… Если оно еще будет это окружение… При моих задатках характера мне светит всего лишь какой-нибудь плохонький дом престарелых… Последние пристанище старых, ни кому ненужных китов, героев былых времен, которых молодая, наглеющая поросль уже и не помнит… Это, наверное, будет такой же старинный, как его пациенты, обшарпанный, полуразвалившийся особнячок, сохранивший еще все признаки исторической ценности, с протекающей крышей, блеклыми, свисающими обоями, скрипучими полами и железными кроватями с продавленной решеткой, знаком присутствия своих тихих пациентов… Молодая, сильная, здоровая жизнь будет обходить стороной это странное заведение, навивающее грустные настроения. А мы, старые киты, бывшие герои своего времени будем догнивать в свое удовольствие в этой колыбели былой роскоши, совершая редкие прогулки в местном парке, в паническом страхе каждую ночь, отходя ко сну с тайной надеждой именно сегодня завершить свои страдания и боли… (пауза) Или не жить - и завтра мой хладный труп, превратившийся во что-то непотребное, находят под стенами этого фундаментального здания. Потом эти бренные останки кое-как соберут в «савок», накроят белой простыней, погрузят в соответствующую случаю машину и отвезут в тот милый дом, где мы все заканчиваем свой путь… А  дальше… дальше дело техники… Родственники, друзья, знакомые, слезы, трогательные речи, воспоминания из серии «знаете каким он парнем был», необходимый ритуал захоронения, на котором обязательно присутствуют друзья и враги этого индивида, где происходит символическое примирение враждующих сторон… Затем печальное застолье, продолжающее тему «кого мы потеряли», а после остается только цветы на могилку два раза в год – в день рождения и в день смерти, и забвение… Правда, при таком неэстетичном исходе вариант с могилкой отпадает, остается кремация и небольшое отверстие в стене, что тоже вполне приемлемо…  Может еще проскользнуть пара статей в печати, небольшой некролог и «друзья вспоминают»,  и некоторый дележ «наследия классика», если классик оставил, что делить… Несколько ближайших лет еще будут вспоминать, рассказывать о его жизненном пути, а потом когда и вспоминать уже будет некому – все это покроется пылью времени… А может и не будут вспоминать совсем, в самом деле кто я такой, чтобы обо мне постоянно вспоминать… Так человек один, один из многих, что-то там играл, когда-то что-то ставил, что-то писал, любил иногда… Да, ну тебя в болото – кто это помнит теперь, кому это надо… Жизнь не стоит на месте, ей не нужны старые герои… Ей подавай новых, свежих волонтеров, у которых все еще впереди и прошлое еще в будущем…
Голос из эфира: Эй, Машка, ты там не хулигань… Что опять удумала? Я тебе говорю… Я тебе потом все косы повыдергаю… Оставь Лешку в покое, он мужик слабый, я знаю, к любой юбке готов прилипнуть… Представляете история: Машка, моя лучшая подруга, соседка, в одном подъезде живем, зазвала к себе Лешку моего… Я не знаю, что там у нее, говорит, мол, электричество не в порядке…  Знаем мы это электричество… оно у ней в одном месте… Все у нас в подъезде знают – она баба игривая, всех своих мужиков по этой самой глупости растеряла… А мой не будь дураком, добрая душа, помочь ей обещался с этим электричеством… Он у меня на все руки мастер, за любую вещь возьмется, и до ума ее доведет… Мы с ним уже почти год женаты… Так он у этой Машки уже часа три сидит... А идти стучаться - я боюсь, как теперь быть не знаю… Я ведь ее предупреждала, если что там замышляешь – дождешься у меня тогда… Помню ведь, как она в Лешку все глазищами своими стреляла, что я совсем дура, не вижу уже ничего… Нет, я сейчас к ним спущусь, я им покажу «электричество», и если хоть что-нибудь там такое замечу… Ну, держитесь у меня тогда… Я семью ломать не позволю, ищи себе других, а моего, изволь, вернуть…
Голос из эфира: А, Сыромятов, привет! Ну, и классное же у тебя шоу… Мы тут с парнями «квасим» под тебя… Ништяк прямо забирает… Все, что хочешь говорить можно – нигде нет такого… Тут Вован, Юрок, «Бледный» - это наш Паха, и я – Андрон...  Все классно у тебя, жаль только музыки мало, а так ништяк… Тут Юрок что-то хочет сказать народу… У него сегодня день рождения, потому и «квасим»… Да, и чего ништяк – выходной же, на работу только в понедельник… Ну, Юрок, скажи чего-нибудь… Он у меня трубку вырывает… (треск, шум, сквозь который раздается голос Юрка) Хай! (поет) «…Ну, где же вы девчонки, девчонки, девчонки!…» Алло! Слышно меня… Андрон, молодец, собрал нас всех… Я ему говорю, намели я сейчас праздновать не буду… А он мне, Юрок, заметано, человек человеку – брат… Вот сидим теперь… Жаль девчонок нет, без девчонок скучно что-то… Нинка, если ты меня слышишь, хватай там Аньку, Ирку еще кого-нибудь, гребите к нам сюда, ты ведь знаешь, где Андрон живет… я тебе показывал… Ну, все, Андрон влезает… (опять возвращается голос Андрона)  Мужики, все путем… «Спартак» - чемпион, а «Динамо» мы сделаем…
Голос Яна: …Мое любимое место…  (пауза) Частенько я любил замереть здесь, под хорошую музыку или полную тишину… Замереть… Я называл это формой остановившегося сознания, когда остаешься полностью неподвижен, оставляя за собой право слушать и наблюдать… Звучала легкая музыка, способная настроить тебя на сентиментальный лад, я стоял у окна, вот на этом самом месте… стоял и смотрел… Смотрел на небо, вернее ту часть неба, которую мне было видно в эту минуту из окна – благо двенадцатый этаж…  Яркое солнце било настойчиво и упрямо, создавая дремотное и ленивое настроение на весь будущий день… Мое тело млело от непроходящей полуденной жары, опасаясь совершить лишний шаг или движение в этой раскаленной клетке… Внизу по своим делам разбегались редкие фигурки прохожих, спешивших укрыться от палящего солнца в тени домов и деревьев, стремившихся, как можно быстрее охладить себя холодным пивом или какой-нибудь «шипучкой»… Ничто не нарушало тишину этого летнего утра… Одна, две машины, проезжавшие мимо, напоминали о еще сохранившихся попытках человечества внести какой-нибудь смысл в эту сумасшедшую жизнь… А я стоял и смотрел на небо, на этих вечно занятых людей, на машины, проезжавшие мимо… Мыслей в эти минуты у меня не было, а которые и были проносились с такой скоростью, что я не успевал их даже заметить… Я поднимался высоко над домом, над городом, высокие многоэтажки которого уходили далеко за горизонт… Может быть, я в самом деле парил тогда, как это описано в трудах восточных мудрецов… Не знаю, мне трудно об этом судить… Это продолжалось недолго… может быть всего несколько минут… не знаю… Я никогда не засекал точного времени, но всегда любил эти странные состояния… Они наводили, настраивали меня на новую, необычную волну… Это были редкие моменты моего примирения с жизнью… Я никуда не рвался, никуда не спешил, мне не нужно было никому ничего доказывать, выворачиваться наизнанку, как я это частенько любил делать в неспокойные годы своей жизни… Может быть, я начинал даже любить все это, все эти машины, потных людей, раскаленное небо… Форма остановившегося сознания… Так я называл это состояние, пытаясь загнать его хоть в какие-то знакомые формулы… Может быть это был страх… Я боялся не справиться с этим, исчезнуть, потеряться в лабиринте своих страхов и комплексов… Это похоже на первые погружения  с головой в воду… Глаза твои открыты, воздух уходит через открытый рот, ты ничего не понимаешь, мыслей нет… но снова и снова какая-то неведомая сила, может быть простое любопытство, заставляет тебя совершать эти нелепые погружения… Если это и был страх, то здесь он приобретал какой-то иной незнакомый мне смысл… Поскольку эти недолгие состояния мне постоянно хотелось вернуть, продолжить чуть больше заданного времени… в них было очень комфортно… Я даже пытался их искусственно создать… настроить себя, но ничего не получалось… Мои попытки к ничему не приводили, оставалось только одно разочарование… Те состояния приходили изнутри, почти в одно и тоже время…я их всегда ждал с нетерпением… Но иногда они меня обманывали, шли очень похожие симптомы, мое тело раскрывалось в предчувствие этого посещения, но… через секунду все уходило… Это не объяснить, по крайней мере у меня никогда не получалось, когда я пытался кому-то рассказать… В словах терялся смысл… Это похоже на то, как ты входишь в любовном томление в упругое, трепещущее тело женщины, в предвосхищение того, что случиться в следующую минуту… Это подводило меня к чему-то, к какому-то рубежу, давая надежду что-то узнать, понять, найти, но не более… через секунду я уже не мог ничего найти, понять, узнать… Все куда-то убегало, испарялось, улетучивалось… Я оставался в прежнем состояние раздвоенности, разбросанности, бесконечной дискретности… Но иногда волна этих новых ощущений приходила ко мне в течение всего наступающего дня, я ловил их легкие прикосновения, и… радость, радость жизни оставалась во мне еще какое-то время… (пауза) Теперь я с ними почти не встречаюсь… Они покинули меня… прикосновения крыльев ангела, посчитав недостойным своего внимания заблудшую душу старого грешника… Вот я стою на этом месте, где так часто я был спокоен, может быть счастлив… Я не знаю… Сейчас я уже ничего не чувствую, одна только постоянная тяжесть тела давит мне на сердце… У меня отобрали уже зрение, что будет следующим… Возможность двигать своими конечностями, разум или жизнь? Я не могу вслед за стариной Декартом, если, конечно, это был он, в поросячьем восторге воскликнуть: «Я мыслю – значит, я существую!…» Моя жизнь в отличие от жизни этого гиганта слишком обыкновенна и бездарна, чтобы мыслительный процесс занимал в ней такое особое значение… Единственно, что я сделал полезного за последний период моего прозябания, так попытался ее записать… Излить, как говориться, мысли и чувства в своих мемуарах, чем только усложнил ее на несколько порядков… Конечно, я всегда знал и понимал, что я большое ничтожество, нулевой вариант, но еще как-то надеялся… нет не исповедываться, по поводу этого у меня никогда не возникало желания, никогда не относил себя к сентиментальным натурам, размахивающим религиозными чувствами…Я хотел всего лишь оправдаться, это всегда было для меня важно, в этом я чувствовал свою силу… Но ничего не получилось, я думал, я рассчитывал, что у меня есть еще время, что я успею…Оказалось, мне дали его в обрез – я этого не заметил… (пауза) Боль пошла, как странно, впервые за несколько часов я начинаю, наконец, ощущать физически «отсутствие» своих глаз… Нелепо, однако, устроен человек… Реальность не сообразуется с привычными понятиями… Я говорю – нет глаз, в тоже время могу их свободно потрогать, пощупать, какие-то мелкие мышцы продолжают выполнять свои функции…Реально они как бы есть и существуют, остаются на своих местах, не выкатываются из глазниц, но мой мозг настойчиво дает информацию, что их, т. е. глаз, нет, они уже не существуют или перешли в какую-то другую форму… Кто же говорит правду? Что здесь реально? Кто мне скажет? Или реальность, которая находиться у меня в голове, не имеет никакого отношения к происходящему вокруг, нашему любимому быту… Скажите – неразрешимая задача… Еще философы прошлых веков ломали свои умнейшие головы над этим парадоксом, а что уж про нас говорить… Вернейший способ свести себя с ума… Интересно, кто-нибудь из этих высоколобых докопался до истины? Мне же теперь приходиться проходить их теорию на практике… То же мне нашли способного ученика… Я на такие условия не подписывался, господа!… Дайте обыкновеннейшему человечку, букашке дожить свой век спокойно и без проблем… И я у вас ничего больше требовать не буду… Не надо на меня надевать героическую маску… я ее не достоин… (пауза) А может быть стоит попробовать? Как ты думаешь, Краевский!? Если я сейчас сниму трубку и наберу этот номер, как, интересно, на меня будут там смотреть?.. Как на идиота? Да, и будут ли слушать, может быть сразу бросят трубку, не вдаваясь в причину моего звонка… Во всяком случае нужно лечь, устал я уже стоять… Программа – минимум выполнена, в тишине я уже не умру… Надо принять это треклятое горизонтальное положение…Допустим, я даю себе некоторую фору, перед тем, как это… совершить… Как это часто в старых военных фильмах показывали: герой перед трагической кончиной просматривал всю свою героическую жизнь, был ли хоть один день в его жизни, когда он мог « краснеть » перед товарищами по оружию… Так приобщимся же к героям, и лежа в постели порассуждаем о перипетиях моей героической жизни…
(Начинает двигаться в обратном направление, делает это значительно быстрее и менее
драматично. Декламирует медленно стихи)
                … Я люблю твой замысел упрямый
                И играть согласен эту роль
                Но сейчас идет другая драма
                И на этот раз меня уволь…
(Доходит, валиться на постель)
… Удивительно, как кровать притягивает, как будто какие-то невидимые импульсы подает…
Назад идти оказалось значительно легче… Ни разу даже не споткнулся… Это уже называется
свинство или закон непроходимой подлости…
Голос из эфира: Эй! Ау! Есть там  кто-нибудь? Дежурю я здесь… Максим, меня зовут… Вы только не пугайтесь – я из морга звоню… ночной сторож, значит… Нет, я не боюсь… А чего мне бояться? В первый раз… что ли… В начале, правда, страшно было… Мрачное место…одни голые стены, коридор, столы эти… с покойниками… Идешь, и чувствуешь будто кто крадется за твоей спиной… так и хочется обернуться… Тени какие-то.. А сейчас ничего привык… Сижу с книжкой, я студент-медик, пока только на втором курсе, и на всех этих «жмуриков» мне абсолютно наплевать… Как говорил Билли Бонс: «…Мертвые не кусаются!...»  Это точно… это про моих клиентов… (пауза) Ожесточаешься тут, профессия тому способствует… да и работа нервная… Жизнь человеческую воспринимаешь, как физиологический процесс… Насмотришься здесь на них… Мне уже говорить стали, что жестковат я стал, чем раньше был…  Сегодня вот паренька одного привезли… из этих из «крутых» что ли… Пулевое ранение в брюшную полость, в живот, фактически летальный исход, смерть на месте происшествия… Так дружки его, долбанутые, сначала его в больницу повезли, пытались на хирургов тамошних давить, думали, что он про в отключке…Те, конечно, дураки что ли – труп оперировать… А паренек совсем молодой, моих, наверное будет… Тоже студент какой-нибудь… Так вы думаете, мне жалко его? Да, нисколечки… Он для меня всего лишь клиент нашего заведения… Или вот папаша, отец семейства, ублажал супругу в любовных утехах, но сердце не выдержало – инсульт… Так его прямо в чем был забрали, сначала сутки другие в реанимации продержали, а потом к нам списали… И никто даже не призадумался одеть его во что-нибудь, как -будто и не мужик уже… Ведь куча медсестер его обслуживала – девушки, женщины, жены в конце концов… Мне вот только интересно, что они там с своей супругой сотворили в пастели, что у него даже сердце не выдержало…хотя на вид мужик крепкий был… И что его благоверная почувствовала, когда он подыхал на ней, а она – любимая жена и подруга тихонечко постанывала в свое удовольствие… А девчоночка сегодняшняя – жертва автомобильной катастрофы… Когда эту красавицу-блондиночку выскребали из салона собственной машины… что она блондинкой была… можно теперь только догадываться… Сейчас лежит никому ненужная среди других таких же… клиентов… Нет, если здесь каждого жалеть, по каждому слезы лить, то можно скоро на их месте оказаться или просто сойти с ума… Да, ну их всех к черту!… «Жмуров» этих!… Пью я здесь!...
Голос из эфира: Ну, наконец-то я до вас дозвонилась!…Неделю уже добиваюсь этого звонка… Меня Аня зовут… Здравствуйте, кому не спиться! Хочется столько… много… много… рассказать, а мысли все куда-то улетают… Вы не поверите – я влюбилась!… Ну, конечно, у меня и раньше парни были… Но в этот раз все как-то по другому, по особенному… Он такой обходительный, цветы мне постоянно дарит… Вот уже сколько у нас было… раз, два… (что-то шепчет про себя) семь, семь свиданий было, и каждый раз он мне розы приносил, рассказывает все истории какие-то смешные, говорит, из своей прошлой жизни… и все удивляется, как он жил без меня… (пауза) У нас пока ничего не было, я хочу в этот раз немного подождать… Ну, самую малость… Он, конечно, настаивает, а я… делаю вид, что ничего не понимаю… А вчера… вчера он мне целых два часа стихи по телефону читал, такие, знаете, красивые… все про любовь, одиночество… Говорит, что это он сам сочинил и посвятил их мне… Я не знаю, наверно, я еще только денька два подожду, ведь такая любовь раз в жизни бывает… Когда это случиться не знаю, но только бы поскорей… Я когда его вижу вся внутри дрожу… Он такой видный, статный… А как он меня целует, так это, не поверите, улететь… Ну, ладно… пока… Вдруг он сейчас звонит, а я тут с вами… Мы с ним так договорились, что будем звонить друг другу… даже ночью, когда только захотим…
Голос Яна: Номер? Номер, номер… самый простой четыре тройки, две девятки, и ноль… Хорошо еще, что я сохранил свой старый аппарат… так бы пришлось теперь лезть в дебри своей дырявой памяти, вспоминать последовательность набора… А здесь все же можно нащупать руками, крутишь диск и ни о чем не думаешь… (Совершает манипуляции с телефоном. Набрал номер, слушает длинные гудки ожидания абонента. Проходит три гудка. Скрежет, опускает резко трубку на рычаг) Нет, не могу, не мо-гу… Ну, что, что я могу ей сказать… какие слова найти… Что я подонок, падаль, ничтожество, тварь бросил ее одну  с ребенком на руках!... Она это все и без меня знает, слава Богу, неглупая женщина… Или упасть к ней на грудь и основательно «поплакаться в жилетку»… Примите, мол, слепого и немощного калеку, кашку иногда варите да в туалет не забывайте водить… (пауза) Как же так получилось, что я оставил ее? Ведь любил же больше жизни любил… Думал, что всегда любить буду, как в песне – до гробовой доски… Не пришлось… любить… Хотя, нет, я ее всегда любил, всегда… даже когда с другими женщинами был, она всегда перед глазами стояла… Другое дело, что я никогда не признавался себе в этом, гнал такие мысли прочь… оттого и в загул, в разврат свой ушел… Забыть ее хотел… Ан, нет, не получилось, что к сердцу приросло уже никакими методами не выдернешь… глубоко засела, черт бы ее побрал… Наверное, эта женщина для меня что-то значила… Если я решился все таки ее номер набрать… Она сама за это время, как мы не вместе – ни разу мне не позвонила… Хотя бы узнать: живой ли, все ли у тебя хорошо… Ни разу… Гордая… Ждала, что я первым позвоню… Дождалась… (пауза) Все вокруг говорили: «Зачем она тебе?.. Не уживетесь вы с ней!..  А ничего – ужились… Семь лет прожили вместе… И несколько дней из этих семи лет были такие, что я бы сейчас всю свою оставшеюся жизнь  на заклание отдал – лишь бы их вернуть… Актерство мое она никогда не любила… это я всегда знал… Слишком она у меня серьезная, редко когда улыбалась… Ильюшка в нее пошел… такой же серьезный… Хоть и не любила мои актерские извращения, а на каждый спектакль приходила, если представлялась такая возможность, когда не сильно на работе напрягали… (пауза) Как мы с ней познакомились? Этот день я до сих пор помню… Она на меня прямо с неба… упала… серьезно… Шел по улице по каким-то своим делам, а она на меня из окна вывалилась, как в кино – прямо в руки… Как потом говорили, она у друзей на какой-то вечеринке была, сидела на подоконнике, на своем любимом месте… и вот не знаю, как это произошло, всей правды мне так и не рассказали, полетела вниз головой – благо был всего лишь второй этаж… и я вовремя подоспел… на беду свою между прочим… Потом два месяца прошли, как во сне, мы упивались друг другом, ждали каждый день новой встречи… Боялись расставаться хоть на день, бесконечные звонки в любое время дня и ночи… Я приходил на репетиции совершенно неготовый, с сонными, слипающимися глазами, режиссер на меня орал, требовал убрать из своей гениальной постановки, а мне… мне было все равно – оставят ли меня в театре или выкинут на волю, мне было безразлично… Я видел перед собой только свою Галю, и больше в этой жизни меня ничто не интересовало… Всех женщин, которые окружали меня по жизни, я называл ее именем, на что получал бесконечные обиды и капризы… Я мечтал о ней, жаждал ее, загонял себя в непроходимые дебри страха и подозрительности, когда она долго не проявлялась, а долго для меня тогда могли быть и несколько часов… Я знал, что меня  любят и не позволят себе не то что измены, а даже намека на легкий флирт, но для меня было мучительным представить рядом с ней кого-нибудь другого, когда я в приступах тоски и ревности вгрызаюсь зубами в свою подушку, изматывая себя дикими картинами… Потом мы, как водится в таких случаях поженились, хотя это была не наша инициатива, а Галиных родителей… Нас устраивало уже одно то, что мы можем любить друг друга и без штампа в паспорте, но пошли на поводу у старших.. Своих же я просто проинформировал, что решился во второй раз жениться…Послал телеграмму – на свадьбу они не приехали…Мы поженились, через год родился Ильюшка, мой любимый сынишка, и… я стал ей изменять… (пауза) Начался самый кошмарный период моей семейной жизни, я превратил свою жизнь в кромешный ад… Правда, тогда я этого не замечал или делал вид , что не замечаю… Это было, как во сне, как тумане… Я приходил или меня чуть живого, валившегося с ног привозили к подъезду, кое-как срывал с себя грязную, пропахшую потом и другими женщинами одежду, тут же валился на пол если не успевал добраться до нашего семейного, брачного ложа . Если успевал, то забирался туда, обсыпая Галину всевозможной бранью… Наутро, совершенно ничего не помня, злой и с дикой головной болью я пытался устроить обряд всепрощения и христианского милосердия к грехам и порокам своих ближних… С кислой миной невинного младенца я сидел за молчавшим столом нашего семейного завтрака…Ильюшка ползал внизу, занимаясь своими делами, я пытался вымолить у нее прощение, обещал, что это больше не повториться  никогда, смотрел ей в глаза пытаясь оправдаться…Первое время она верила мне, несколько дней, правда, выдерживала паузу, общалась со мной только через записки на кухонном столе, на работу, в театр, не звонила, как бывало прежде… Но в один из последующих дней все это неприятие куда-то девалось, испарялось – передо мной была моя прежняя Галя… Мы вновь начинали жить одной семьей, влюбленной парой, рассказывали друг другу обо всех происшествиях которые случались в нашей жизни когда мы были не вдвоем, целыми бессонными ночами сводили себя с ума в непроходимом восторге соития, звонили друг другу в одном лишь стремление еще раз услышать любимый голос… Я упивался этими  днями, хотел только одного – продлить их недолгое течение на сколько это возможно… Ведь я уже тогда знал и чувствовал, что скоро это закончиться и впереди меня ждет очередное погружение во тьму, обыкновенный мой разврат… (пауза) И все начиналось сначала, как в плохо смонтированном кино – «друзья», пожелавшие остаться неизвестными, пьяные сборища, девки  какие-то неуемные, стремящиеся отдаться любому мало-мальски способному на это представителю мужского пола, водка - «эта трудная вода» в бесчисленных количествах – и квартиры, квартиры, квартиры… Доходило до того, что вечер ты провожал в одном городе, а на следующее утро, открыв глаза, с недоумением узнавал, что находишься за сотни километров от дома… Попойки перерастали в дебоши и драки и, конечно, совершенно неразборчивый разврат… Я только иногда отслеживал краешком еще сохранившегося сознания, что один день со мной была как бы одна подруга, а на другой она куда-то исчезала и появлялась другая, ее соратница по цеху… Они сменяли друг друга, как колоды карт при большой игре… Мои мозги совершенно не успевали за этим процессом… Все мои гонорары уходили на этих молодящихся «барышень» и «добрых друзей», Галине и Ильюшке доставались жалкие крохи… Деньги убегали, утекали тонкой струйкой сквозь пальцы… Когда мы с ней познакомились я уже был достаточно известен, чтобы жить безбедно, самому содержать семью… Мои доходы составляли отыгранные в различных театрах спектакли, съемки, работа на телевидение и радио, какие-то концертные программы… Все это давало возможность вложить капиталы в какое-нибудь солидное дело, то же кино, например… Но где была моя голова? О чем я думал тогда? После нашего вынужденного развода с Галей в моем распоряжение осталось: однокомнатная разменная квартира, старый гараж и потрепанный «опель», Илье отчисляю постоянно полагающуюся ему сумму… деньги были, но видел ли я их… это уже другой вопрос… (пауза) Иногда, в особенно тоскливые минуты, когда мне не чем занять мою, пока еще способную к мысли, голову – я пытаюсь понять, почему я с ней так поступил, почему я ее предал… Что разве я не любил ее? Не обожал ее? В том то и дело, что я всегда любил и обожал, и еще могу найти сотни эпитетов, чтобы рассказать о том, как я любил эту женщину… Уже больше года, как мы оставили друг друга в покое, а я не могу найти ответа на этот вопрос… Я сейчас буду говорить глупости, поскольку сам в это никогда не верил – в наших отношениях было что-то потустороннее, наш брак совершался не на небесах… (пауза) Последние годы мы с ней до страшных вещей доходили, дважды я пытался ее убить, один раз в течение двух минут держал ее голову в ванной, под водой, когда она залезла туда помыться… Все это происходило в здравом уме и трезвом рассудке… Я видел  в ней какую-то опасность своему благополучию и нормальному существованию… Я не думал тогда уже, что поднимаю руку на свою любимую женщину и, что она является матерью моего ребенка… У меня было одно желание – уничтожить эту мягкую, податливую плоть, это были какие-то неистовые желания… бесы направляли тогда мои мысли… Самое удивительное и непонятное, что мы тот же самый вечер, когда это произошло в ванной, занимались всю ночь любовью… и это были упоительнейшие часы… За всю нашу совместную жизнь у нас такое было только в начале, в первые дни знакомства… Это было настоящее счастье… (пауза) Неужели человеку позволено только в крайних точках, балансируя на острие жизни, понять это состояние, приблизиться к раю небесному?… Только через страдания, уничтожение, разрушение?… (пауза) Почему я хотел убить ее тогда – я и сам до сих пор не понял… В этом поступке выражалась вся любовь моя, постичь эту женщину во всех ее возможных проявлениях… вплоть до состояния смерти… Или это была звериная, животная сущность человеческой природы пожирать, подавлять другую, более слабую плоть, властвовать над другим подобным существом… Жестокость, подавляемая современными устоями цивилизованного общества, не позволяющего выплескивать ее на обозрение окружающих… Да, иначе получилась бы анархия, бедлам… Поэтому мы проявляем свои жестокие желания, обычные для животного мира, на своем ближайшем окружение… Сексуальные игры в своем первородном значение, если мы не будем брать во внимание это «великие идеи» о размножение и продолжение рода, имели скорее всего простую подоплеку – подавление живой плоти, желание властвовать… (пауза) В моей жизни было много женщин, в этом я виноват перед обоими моими женами, в большой степени, конечно, перед Галей… С другой стороны, почему я должен оправдываться, в нашей жизни это принято за норму поведения, просто мы это пока умело скрываем, считаем милой игрой, подхлестывающей любовные желания… Я не стал принимать эту игру, мне было безразлично, что она знает о моих делах, что я это приношу в дом наш, в наш семейный очаг… Что она не завела себе любовника – это ее дело, ее женский каприз… Может быть она этим фактом хотела силу своего характера показать, все ничтожество моей падшей натуры изобразить… Мол, как я низко пал в ее глазах, до чего докатился в своем блуде… Вот и сидит теперь со своими высокими чувствами одна, с ребенком на руках… Хотя, кто ее знает, может она за это время себе кого-нибудь нашла, может даже вышла замуж… (пауза) А я могу со всей откровенностью признаться, что любил много женщин и женщины меня любили… Нет, любил… здесь громко сказано, проще будет сказать: имел… точно – имел… Великий русский язык!.. Так вот, в своей жизни я имел много женщин и… женщины иногда меня имели… Вполне нормальное состояние человеческой природы, и не стоит по этому поводу краснеть и стыдливо, потупив глазки, смотреть в пол… Да, возможно, всю свою жизнь мы ищем «вторую половинку», как это принято говорить, но все это красивые слова, не более…Бросим вот такой клич: «Кому удалось найти эту свою «вторую половину», выйдите, пожалуйста, на площадь!..» И что вы думаете – выйдут?.. Выйдут… несколько десятков, совсем ничтожный процент, остальные же будут стоять в стороночке, посматривая на окружающих, глазками  в друг друга постреливая… Семейная жизнь человека всегда строилась на обычном сексуальном, физическом желание… Нет желания, нет пары – материал исчерпан; а что там потом напридумывали слишком умные дяди и тети из профессорских кругов по поводу этики и психологии семейной жизни, то это научных трудов и дискуссий написано… Я, выходил ли я на улицу, садился ли в свой автомобиль, всегда видел в поле своего зрения обворожительную фигурку… женщины, плывущей по тротуару, поднимающейся на подножку троллейбуса… Это были лучшие картины моей жизни… Сколько манящей красоты, кошачьей грации в этих движениях, сколько любовного томления заложено в одном только взгляде, повороте головы, в этом изгибе тела,  в этом как бы  невинном разрезе ее новой юбочке, которую она легонько оправляет, в этом милом разговоре ни о чем! В каждой частице ее воздушного тела сквозит желание, физическое желание заполучить в свои объятия мужчину, утолить хоть на какие-то доли секунды этот зов природы… Женщина не может быть одна, это противоестественно… Как же не хотеть, как не желать этот последний шедевр господа Бога!  Я хотел их всех, я желал их всегда, не было не одной женщины, с которой я хотя бы мысленно не был вместе… Нет такой женщины, которую я бы не хотел… Они все достойны, чтобы их имели… Все эти беспокойные толстушки, борющиеся со своими излишками веса, худые, как селедки, девушки-подростки, стройные и не так, чтобы очень, фригидные и сексуальные, крашенные блондинки и жгучие брюнетки, куртизанки и старые девы, матери-одиночки и старшеклассницы, легко расправляющиеся со своей невинностью в стенах родной школы… все они хотят меня, желают меня, а я не могу не удовлетворить просящую женщину, в этом я чувствую свой внутренний человеческий, может быть просто мужской, долг… В этом счастье и беда человеческой жизни…Я не говорю о любви, такого понятия нет в этом мире… В своей жизни я видел проблески этой самой любви всего лишь несколько раз… И это были, признаюсь вам, незабываемые ощущения… В остальное же время это было обычное физическое желание… Те женщины, которых я встречал в своих бесконечных загулах и даже раньше, хотели только одного – побыстрее забраться ко мне в штаны, я имел сходное желание залезть к ним под юбки… никакой любовной поэзии я в этом не увидел… Все происходило очень быстро, в совершенно различных положениях… (пауза) Более всего мне теперь будет не хватать этих моих желанных женщин… И это вот страшно… Для меня это крах всему… что я любил, желал, хотел… Я не смогу их больше увидеть… Я не смогу больше увидеть ту женщину, которую хочу… которую люблю… Я не смогу путешествовать нетерпеливым, жадным взглядом по твоим запретным, и только мне доступным уголкам тела… Ловить каждый изгиб, каждую линию твоего тела… видеть, как набухают и раскрываются твои груди, нервно подрагивают соски в немом возбуждение, когда я начинаю с ними невинную игру… А твои глаза, как я любил смотреть в эти бездонные женские глаза, когда входил в твое упругое, податливое тело… Эти глаза заставляли меня совершать невероятные вещи, доводя мое тело до изнеможения… (пауза) Страшно подумать – я теперь всего  этого лишен… Я не могу видеть этих просящих, невинных глаз, не могу бессонной ночью гулять по твоему телу… Это она все придумала!... Она  решила так мне отомстить!… Да, ты хорошо продумала  свою месть, Галина… Ты знала куда нанести удар, чтобы твой кровный враг мог не сразу умереть, а медленно исходил «огнем» невыраженных желаний… (резко) А ты… ты ей помогаешь!.. Конечно, ты всегда помогаешь праведникам и невинным овечкам!.. Нас же ты выбрасываешь на свалку, в гнилую яму, как отработанный материал… Так называемый пример бесполезной жизни, в который раз подтверждающий беспочвенность всяческих попыток хоть как-то в этом разобраться… понять хотя бы для чего живешь…А я не хочу становиться в ряды твоих послушных овечек, этих слизняков и попрошаек, я еще способен сам принимать решения … Я не желаю пресмыкаться перед твоим величием… Хоть ты меня раз давишь, лишишь способности двигаться, не выпустишь из этой вот комнаты, превратишь мое тело в большого подопытного кролика, заставишь мой разум погрузиться во тьму, и с улыбкой дебила на лице пускать мыльные пузыри, то даже тогда, если только представиться такая возможность, отдаленным краешком сознания я буду делать все по своему, как я хочу, по своим собственным законам… И это будет моим единственным желанием…
(Шум за окном, быстрые капли дождя застучали по стеклу, в отдаление послышался гром наступающей грозы)
Голос Яна: Что это – дождь? Гроза пошла? Ты меня услышал? .. Всю свою жизнь я ждал от тебя ответа, когда грешил и каялся, когда пытался вести себя подобающим случаю образом, надеясь получить возможность приблизиться к тебе, но… но ты всегда молчал… (нервно) В своем великом молчание ты всегда хотел показать мне всю ничтожность моих помыслов, неспособность мою подняться к тебе, прикоснуться к твоему знанию… Я унижал людей, меня окружающих, унижал своих бывших жен и тех женщин, что были со мной, ненавидел себя в тайниках своего сознания за все эти бессмысленные попытки отыскать тебя… даже в этих ничтожных своих грешках я хотел увидеть тебя, в этом была цель моей жизни… может быть единственная цель… И сейчас когда я разбит и раздавлен, как крот ползаю в своей комнате, нахожусь на грани суицида, намериваюсь выброситься в окно… только теперь ты мне отвечаешь… Так знай же – ты поступаешь, как последний подонок… Я ненавижу тебя за это… Хотя, конечно, может быть я просто тешу себя надеждой… Ты громыхаешь здесь согласно своему неутомимому расписанию, графику дождей и гроз… И я опять остался в дураках, опять не вписался в твои планы… Возможно… Ты всегда умел обходить меня в нужный момент, неожиданно свернуть в сторону.. Наверное, так же обстоит дело  и на этот раз… (гроза громыхает за окном, создавая помехи в эфире) Ты, опять меня предал… За что ты так меня ненавидишь? Почему ты так поступаешь со мной? Чего ты ждешь от меня? Я не герой и никогда им не был, может быть и пытался когда-то « приподнять себя за волосы », но это было  так давно и скорее всего в пору молодости… А сейчас я боюсь, очень боюсь, я трясусь всем телом, я с трудом сцепляю с вои зубы, чтобы они не стучали, не выдавали меня… Мне страшно… Я не могу этого сделать, не могу шагнуть за окно… Вдруг я там, уже внизу не увижу тебя… Я оттягиваю это мгновение, пытаюсь найти другие способы решения этой проблемы, но не нахожу их… Ты хочешь меня обмануть!... Когда я уткнусь мордой в асфальт, ты будешь взирать на мои мучения со своей любимой миной всепрощения… Как будто ты здесь совсем не при чем, и это все происходит без твоего ведома… Еще один букашечка наступил себе на голову, погнался за своей любимой игрушкой – истиной, да только перевернул все вверх дном… а истины не нашел, бедняга… И чего им не хватает этим людишкам? Сами любят создавать себе проблемы… да были бы это в самом деле проблемы, а то так – мелочевка, внимания нестоящая… Да, мы такие! Может быть для твоего понимания слишком тупые, чтобы когда-нибудь сумевшие решить свои проблемы… Ползаем у тебя в аквариуме со своими мелкими, бестолковыми делами, терзаем, мучаем друг друга, вопросы о мироздание выдвигаем, а сами своему соседу готовы голову проломить всего лишь за невнимание к своей персоне… Но если ты такой умный, все понимающий, всем сострадающий – объясни мне одну вещь… объясни, а я послушаю… Вот скажи мне, как ты любишь говорить, одному из рабов твоих… Кто все это придумал!? ( резкий удар грома, гроза подошла к самому дому, дождь усилился) Вот ты мне отвечаешь! Твоих рук это дело… или что там у тебя… Только не надо, не надо рассказывать мне сказки про грехопадение Адама, изгнания из рая… Все это я еще в пору моей юности проходил… Как-то не впечатляет… Не можешь же ты мне утверждать, что все это ты в минуты поэтического вдохновения записал… для, так сказать, неразумного потомства… Зачем тебе эти истории? Сколько уже времени прошло, как они болтаются по свету, а хоть бы одна зараза чему-нибудь научилась… Есть, конечно, деятели, отдельные индивиды, но про эту гвардию вообще разговор отдельный… Ты нам, сомневающимся, букашкам, как ты говоришь, твоим, объясни, зачем ты все это придумал!? Зачем? Зачем страдания эти, удовольствия, так нами любимые… зачем? Зачем я сейчас вот здесь в своей тесной квартирке толкусь, как слепой крот, мучаю себя этими мыслями?.. Зачем тебе все это? Ведь еще не один философ в мире не разгадал этой твоей загадки, а это были великие мужи, не то что я… так просто брыкаюсь… Правда, не смотря на свое величие, они сумели всех еще больше запутать и передраться между собой… Теперь уже точно никто не знает, куда дальше идти, бояться даже лишний шаг сделать… А ты только усмехаешься! Ты и сейчас усмехаешься! Я трясусь от страха, челюсти свои спокойно сжать не могу, а ты усмехаешься…  Мы здесь душим , режим друг друга, каких только гадостей не придумываем, а ты продолжаешь держать маску благодушия и отрешенности… Послушай, ты еще способен на поступок или уже окончательно устранился от наших земных дел?.. А? Где твое былое величие, о котором так любят рассуждать эти твои писатели? Или ты только можешь умерщвлять невинных младенцев и мучить больных стариков, читать морали среди своей паствы?... Где твои соляные столпы, города, опускающиеся на дно морское?... Где все твои мессии, пророки, провозвестники все эти, черт бы их побрал, которых так не любят в своем отечестве? Или они все превратились в нелепых дядек, усыпляющих мирных бабушек, устраивающих сеансы магии для неудовлетворенных дам?.. Где горящий куст, голоса, Голгофа, Воскресение, наконец?.. Где все это? Куда все это подевалось? Ты исчерпал себя, так признайся в этом… И мы не будем больше устраивать этот дурдом, называемый светлыми головами поиском истины, проблема рая м ада, жизни и смерти, и еще всякими нелепыми словечками… Скажи, что ты устал от наших проблем, что не желаешь больше возиться с этими своими изобретениями, что ты ошибся, наконец… Скажи, мы все поймем… Ты так  долго учил нас прощать, может быть мы сумеем простить своему родителю… Но ты молчишь! Ты опять молчишь! Как сфинкс это одно из твоих дурацких творений… (пауза) Но ты, любитель былых эффектов, сделай хоть раз, за последние две тысячи лет, серьезный поступок! Возьми меня, сожги  меня своей все поглощающей волей, запусти в эту комнату все свое электричество, и я прославлю тебя на небесах!... Ведь тебе совсем ничего не стоит загнать сюда какую-нибудь самую завалявшуюся молнию, я легонько до нее дотрагиваюсь и… рассыпаюсь, как конфетти… Тогда не нужно будет придумывать этих бестолковых прыжков, мучить себя и тебя… Мы наконец-то удовлетворим друг друга – я вспыхну, как факел, ты останешься при своем величии… Ну, давай! Что ты там громыхаешь, ты меня не впечатляешь!... Иди сюда!… Вот я встаю! Тебе не кажется, что это когда-то уже было!? Все повторяется – это ты верно заметил… Ничего не бывает нового, так обкорнали свою жизнь, что начинаем уже сами себя цитировать… Но я встаю, чтобы ты там не думал – я уже встаю… Ну,  давай, приди сюда! Хоть раз за всю эту длиннющую историю наших взаимоотношений послушай меня… покажи свое лицо… Может быть, тогда я поверю во все эти твои нелепые сказки по поводу горящих кустов и соляных столпов… Я ведь за все это время у тебя ничего не просил… так помоги мне хоть в единственный раз… Помоги мне поверить в тебя, не лишай меня последней надежды, в мой смертный час не лишай… Я прошу убей меня, разорви меня на сотни маленьких кусочков, сожги здесь все, чтобы не осталось и следа от моей квартиры, этой комнаты, в которой я вынашивал свои идеи… Сожги эти никому ненужные бумаги, неопубликованные мемуары, чтобы их никто не сумел уже прочитать… Ну, что ты медлишь, видишь я стою здесь уже посередине… готовый на все, чтобы ты там не придумал... Ну, сделай же! Видишь я не могу сделать это сам… Мне страшно… Я слишком люблю свою никчемную жизнь… Ну, не люблю, не придирайся к словам… Просто привык к ней… Я не могу заставить себя сделать это… Только тебе одному я могу в этом признаться… Чего же ты хочешь? Чего?  Я не слышу тебя!... Мне мешает это проклятое стекло, черт бы побрал это проклято стекло!... Ненавижу это проклятое стекло!... К черту это поганое стекло!...  (Хватает рядом стоящий стул, кое-как сбрасывает в беспорядке наваленную на нем одежду, делает резкий замах в сторону окна… Слышен звон разбиваемого стекла, глухой удар стула об асфальт… Голоса из эфира говорят о том, что старый радиоприемник избежал участи стула…) Ну, теперь ты слышишь меня, теперь нам никто не помешает…
Голос из эфира: …Привет! Я – Яков… Я пришел к вам, братья  и сестры… Услышьте же меня… «Кто имеет ухо, да слышит… И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его и жилище Его и живущих на небе… И поклоняться ему все живущие на земле, которых имена написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира… И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон… И дано ему было вложить дух и образ зверя, чтобы образ и говорил и действовал так, что убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя… И дым мучения их будет восходить вовеки веков, и не будет иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его…» Имеющие уши, да услышат меня… Я обращаюсь к вам, люди… Настал час откровений божьих… Изгоним же зверя из наших душ, пока мы еще не стали рабами его… Перед нами разверзлась бездна, мы падаем в нее, она поглощает нас… Я видел, видел знак зверя на челе его, он уничтожит наши девственные души… Мы пройдем все круги ада… Я поведу вас, братья и сестры, мне, мне одному ангел божий указал истинную дорогу к страдальцу нашему, Сыну Господа нашего… Ангел, посланец божий, сегодня ночью пришел ко мне и разговаривал со мной… Он сказал: «Ты избран, Яков!…» Он простер надо мной свои крылья и в этом был знак Его… Он принял меня в царствие свое, и я пошел за ним, и вдел свет… свет озаряющий все вокруг, и он вложил Он  в мои руки меч… Число зверя было начертано на небесах… Я был подвергнут на этот путь… в этом было откровение божье… Братья и сестры… я призываю вас…
Голос из эфира: Алло! Привет! Меня зовут Анжела… Да, именно, с ударением на «А»… Я всем говорю, а они никак не могут привыкнуть… Мы сегодня с моим мужем занимались любовью  в движущемся автомобиле… Он у меня любит экспериментировать… В последний раз это было на кухонном столе, пока мама ходила в магазин… Но в машине, на глазах у этого бедолаги… это было незабываемо, хочется повторений… Это как-то неожиданно получилось, ехали в авто после спектакля… Вадим, правда, немного выпил… Он когда выпьет позволяет себе некоторые вольности… Стал он меня немного ласкать, завел меня, конечно, знает же, сучонок, куда нажимать… В общем, не удержались мы… Вы бы видели глаза этого бедолаги, что нас подвозил… Такая щенячья тоска в них была, сразу видно мужик с женщиной давно не был… проблемный… Он всю дорогу в нашу сторону «стрелял»… Вадим потом ему за «бесплатное кино» сверху накинул… Но скажу вам это были незабываемые впечатления, я в последний раз нечто подобное испытывала, когда в юности с парашюта прыгала… как на аттракционе… улетаешь… Скажу вам по секрету, девчонки, секс в машине… это что-то… Я думала такое только в кино бывает… Вадим, ты слышишь меня?... Я желаю продолжения, не вздумай сейчас ложится спать!... Кстати, ты не забыл: ты сегодня меня в первый раз за все время укусил, негодник, а мне завтра на работу…
Голос Яна: Ты такой же, как я!... Ты оказывается совсем не лучше меня!... И чего мы только про тебя не напридумывали, как только не возносили тебя… Опять же, твои писатели постарались – умники… А ты оказался самым обыкновенным трусом, таким же…как я – маленьким ничтожным трусом… Тоже не любишь принимать сам решения, желаешь возлагать их на плечи других… В этом мы с тобой похожи… Может поэтому стремимся найти какой-то общий язык… Пытаемся « влезть в душу » друг друга… Хотя здесь я, наверное, не прав, ты уже давно никуда не стремишься… тоже мне создатель, творец ненужного шедевра… Так как же мне теперь тебя называть? Трус, предатель или, может быть, ты сам придумаешь себе название… Как же нам теперь соотноситься с друг другом… Ведь я уже совсем в тебя не верю… (гроза усиливается, грохочет за разбитым окном, ветер порывами проникает в комнату Яна, иногда приглушая его реплики) …Ты окончательно убил во мне веру в тебя… Что это за творец, за создатель, который боится приложить руку к кончине своего творения!? Ведь это же  бред, абсурд… Или хочешь чистеньким остаться? Не выйдет? Здесь идет «совсем другая драма», ты сам все это придумал… никто тебя не неволил… Хоть в этом  себе признайся… А ведь я так хотел в тебя верить, так мечтал о тебе… об этой вере… У меня в моей жизни больше ничего не осталось… зрение ты уже отнял… Я хотел принять смерть только из твоих рук… я так на это надеялся… В этом, я думал, примирить нас обоих… А ты как всегда уклонился… самоустранился…оставил меня одного… Ты – трус… жалкий трус… я ненавижу тебя, я призираю тебя, я разочаровался в тебе… Я отказываюсь верить в твое существование… Ты слышишь меня… я знаю… я чувствую – ты слышишь меня… Будь ты проклят за все то , что с нами произошло с тех милых времен, когда ты пообещал нам освобождение…  Ты обманул нас, ты нами воспользовался… Что ты хочешь этим доказать? Какую очередную свою теорию? (резкий звонок телефона, от неожиданности Ян вздрагивает) …Это еще что такое? Что ты еще выдумал? Не хочешь же ты сказать, что будешь сейчас болтать со мной по телефону? (Ян направляется к телефону, после четвертого или пятого звонка снимает трубку) Да!?
Женский голос: Ну, здравствуй… Ян Краевский!...
Ян: Что? Откуда вы меня знаете!? Мы с вами знакомы?
Женский голос: Знакомы… Как нам не быть – знакомы…
Ян: Постойте… Откуда вы меня знаете? Я вас знаю?..
Женский голос: Ты уже забыл мой голос…
Ян: Если это шутка… у меня совершенно нет времени шутить… сегодня я к этому не
расположен… Вы знаете который сейчас час?
Женский голос: Только не говори мне, что ты собираешься отходить ко сну… Может ты и собираешься отходить ко сну, но только к другому… На которое время назначен полет, Краевский?
Ян: Что? (пауза) Откуда вы знаете?
Женский голос: Я многое про тебя знаю, Краевский… всего не перескажешь…
Ян: Кто?.. кто вас… кто тебя послал!?..
Женский голос: За мной никто никогда не посылает… обычно я  сама прихожу… меня это
нисколько не утомляет…
Ян: Так ты… так, значит, ты пришла…
Женский голос: Как видишь… Я ведь знаю, как тебе одиноко… поэтому и пришла… Хотя ты
всегда избегал моего общества… Я это всегда знала…
Ян (задумчиво): Значит, ты пришла…
Женский голос: Ты не рад мне, Краевский? Может быть, мне уйти или ты меня боишься?
Ян: С чего ты взяла, что я тебя боюсь?
Женский голос: Скорее мне показалось, а вообще-то  ты меня всегда интересовал…Тобой всегда было интересно заниматься… Один раз ты меня даже покорил,  поразил в самое сердце… тогда двадцать пять лет тому назад… Помнишь, Краевский?
Ян: Двадцать пять лет?... Что было двадцать пять лет назад?...
Женский голос: Ничего существенного, чтобы заострять на этом наше внимание?
Ян: А все же?
Женский голос: Такой же обычный летний день, ничем не отличающийся от многих других
летних дней в твоей бурной и сумасшедшей жизни… Ты начинал только восходить на сцену, у
тебя все только начиналось…
Ян: Да, ты права – все только начиналось… Двадцать пять лет назад мне было… чуть больше
двадцати… двадцать два…. (задумывается)
Женский голос: Двадцать три, Краевский…
Ян: Точно, двадцать три… Я был молод, и так еще не опытен…
Женский голос: Не надо принижать свои достоинства…Ты уже тогда умел привлекать
внимание женщин…
Ян: Ты, думаешь? А мне казалось, что я выглядел тогда ужасно… какой-то книжный мальчик,
краснеющий от женских глаз…
Женский голос: Да!? А вспомни-ка ту рыжею девчонку с короткой стрижкой, как ее звали?..
Ян: Ангелина… странное имя… оно совершенно ей не подходило… Проще было назвать ее
какой-нибудь Нюрой… Мы познакомились с ней на какой-то вечеринке…
Женский голос: И сколько их потом было?...
Ян: Откуда я знаю… Никогда не записывал, не имел такой привычки… Да, и всех-то не
упомнишь… Мало ли сколько их было… Зачем тебе это? Что будешь читать морали?
Женский голос: Упаси Боже… Никогда этим не занималась и не собираюсь начинать…
Наверное, ты меня с кем-то путаешь… Скажи, а ты помнишь Веронику? (продолжительная
пауза)
Ян: Помню…
Женский голос: И это все?
Ян (задумчиво): Вероника была самая странная женщина в моей жизни… Не знаю… Не
помню… почему мы решили тогда пожениться… Никогда не могли договориться…
Женский голос: А ты любил ее, Краевский?
Ян: Что значит – «любил»? Ну, любил, если ты так этого хочешь…
Женский голос: Ты не ответил на вопрос… Ты любил ее, Краевский?
Ян: Это что… сеансы психоанализа для полуночников… Что за допросы ты мне здесь
устраиваешь? Любил – не любил!? Какая тебе разница… все равно все это уже в прошлом… Не
знаю я… может и любил! Кто теперь в этом разберется!..
Женский голос: Ровно двадцать пять лет назад, почти в такой же июльский день… Ярко светило солнце, ты был в некотором подпитии, отмечал приближающееся рождение сына, но это не мешало тебе с утра пораньше накручивать диск телефона – ты звонил в роддом… Периодически ты ошибался номером, попадал не туда… смеялся, шумно рассказывал о приближающемся событие, если ты слышал женский голос – успевал легонько пофлиртовать с его обладательницей… Просто так, на всякий случай… Ты любил ее в тот момент, Краевский?
Ян (тяжело): Да… любил… любил…
Женский голос: В семь ноль пять тебе удалось, наконец, дозвониться до роддома… Дежурная медсестра снимает трубку что-то бормочет нудным, сонным голосом… В нетерпение ты выкрикиваешь имя, фамилию Вероники, день поступления и другие необходимые данные… Ты уже ощущаешь себя отцом, в голове прокручиваешь картины идиллии семейного быта – купание младенца, его кормление… Как вы все это проделываете вместе с Вероникой… Ты любил ее тогда?...
Ян (тяжело): Да… да… любил…
Женский голос: Семь ноль семь – медсестра сообразив, наконец, чего ты от нее хочешь, отправляется выяснять необходимую информацию…Ты в ожидание… Сердце твое стучит, как перед выходом на сцену, отзываясь во всем теле не проходящим звоном… Голова тяжелеет и от бродивших в ней вчерашних винных паров, и от наползающих мыслей о новом этапе отношений с твоей рожающей женой… Ты в предвкушении… Кричишь нетерпеливо в телефонную трубку, подзывая эту сонную сестру, скорее всего забывшую про твое существование… Ты любил ее тогда, Краевский?
Ян (тяжело): Любил…
Женский голос: Семь ноль десять – шум и треск в трубке, про тебя еще не забыли, как странно… Ты затаился в ожидание – вот сей час оно произойдет… Тебя сообщат, что отныне ты прозываешься не Ян Краевский, а Краевский с приставкой старший, что означает – отец… (пауза) Проходят секунды, самые длинные секунды в твоей жизни, а ты ничего не слышишь, хотя явно ощущаешь присутствие сестры на другом конце провода… Молчание длиться недолго, сестра переспрашивает нудным, монотонным голосом основные данные Вероники… и сообщает тебе, что сегодня ночью у твоей супруги были очень тяжелые роды: «ребенок не правильно шел»; перед врачами был выбор – спасать мать или ребенка… Когда его удалось достать – он уже не дышал… «Все бывшие при этом сожалеют, что так получилось, но такие случаи бывают… медицина это подтверждает… здесь сугубо физиологические процессы – узкий таз, крупный плод… никто в этом не виноват… так распорядилась природа… надеемся, что в следующий раз все будет по другому…» Эту тираду ты выслушивал, сжимая до боли в суставах телефонную трубку, боясь только одного в эту минуту – закричать… Вся твоя нелепая жизнь в эти секунды сконцентрировалась на этой совершенно обыкновенной телефонной трубке… Что почувствовал ты тогда, Краевский?
Ян: Я… не знаю…
Женский голос (жестко): Что ты почувствовал, Краевский,  когда застыл у аппарата до боли в суставах сжимая телефонную трубку, а в голове у тебя звенел, сливаясь с винными парами прошедшей ночи, монотонный голос медсестры?.. Что ты почувствовал тогда? О чем думал?
Ян (медленно): Я... не знаю… Наверное, страх…
Женский голос: Так значит это был страх?
Ян: Страх и какая-то покинутость… брошенность….
Женский голос: Что за громкие слова?
Ян (торопливо): Я не знаю… так бывает в детстве… Когда мама оставляет тебя одного в комнате, среди не знакомых людей, отлучаясь как бы на минуту, а все не приходит и не приходит… И тебе уже кажется, что она уже никогда не придет… И ты останешься один навсегда…
Женский голос: Ты хотел ее убить тогда?.. Скажи, ты хотел ее убить тогда? Ведь ты хотел ее убить тогда!..
Ян: Я... я хотел ее убить? С чего ты взяла? Подожди, я запутался… Кого ты имеешь ввиду?
Женский голос: Признайся! Ведь ты хотел ее убить тогда… Это было твоим непреодолимым желанием… Когда она была рядом, твоя голова была занята только этой мыслью… А потом ты не вспоминал об этом… Эти мысли были очень далеко, иногда правда, они всплывали неясными образами в различные периоды твоей жизни… Так ты хотел ее убить тогда?
Ян: Я знаю,  ты всегда за мной подслушивала… Я всегда чувствовал это… Твое тяжелое дыхание всегда было за моей спиной, я иногда даже видел тебя,  это было в основном на рассвете… ты стояла склонившись надо мной… Это было на границе сна и пробуждения… (пауза) Да, я хотел ее убить… Это было моим, как ты говоришь постоянным, непреодолимым желанием…
Женский голос: Почему ты хотел ее убить?
Ян: Откуда я знаю… Это уже твоя прерогатива – знать…
Женский голос (резко): Не увиливай! Отвечай на вопрос! Почему ты хотел ее убить?
Ян: Серьезно, не знаю… В конце концов, что ты себе позволяешь!… В твоей задачи не стоит…
заниматься психоанализом по ночам со своими клиентами…
Женский голос: Не тебе решать, чем мне заниматься… Может быть уже на пенсии, в свободные часы, я буду отпускать мелкие грешки вашей братии… Хоть в этом я приближусь к Нему… Но мы отвлеклись от темы – почему ты хотел ее убить?
Ян: Потому… потому что… я хотел ее… Да, я хотел ее, хотел… свою мать…
Женский голос: Вот… ты сказал это… ты признался в этом…
Ян: Я хотел ее, страстно, умопомрачительно… в этом было какое-то дикое, животное влечение… Это было ужасно, противозаконно, но я хотел ее, как не хотел потом не одну женщину на свете… Это было, как в лихорадочном угаре, я хотел войти в это мягкое тело, так долго носившее меня под сердцем, хотел ласкать эти груди, вскормившие меня своим молоком…. Это было не выносимо, я хотел замкнуть какой-то магический круг… Сначала я мало что понимал… и смотрел на это всего лишь , как на очередную игру, но она вскоре почувствовала что-то не ладное… стала понемногу отдалять меня  от себя, опасаясь, чтобы не произошло непоправимое… Этот порог она не сумела перейти… С того времени я возненавидел ее, иногда даже… хотел убить…
Женский голос: И тогда начались твои проблемы с женщинами, в каждой из них ты искал свою мать…
Ян: Может быть в этом старик Фрейд оказался прав, в каждой женщине, что была со мной… я искал свою мать… Правда, я об этом никогда не думал… Женщины приходили и уходили, я их даже не замечал…
Женский голос: Ты имел их во все пригодные для этой цели части тела… Ты пытался им отомстить за свою недоступную мать… Из всех возможных кандидатур твоя последняя жена, Галина, подошла для этой роли больше всех, поэтому ты так мучил ее… Но сейчас речь не ней… Скажи мне, что у тебя было потом с Вероникой, когда ты не пришел к ней в роддом?
Ян: Что было? Да, ты же все знаешь… После роддома мы не прожили вместе и трех месяцев, она уехала к родителям, бросила сцену, через несколько месяцев прислала письмо, где писала, что подала на развод… Я не пытался спасти наш брак…. И вскоре мы молчаливо, как отметили в суде, расстались…
Женский голос: Ты с тех пор ее не видел?
Ян: Нет… Кстати, как у нее дела? Тебе-то, наверное, известно…
Женский голос: Не очень… В прошлом году ее сбила машина – черепно-мозговая травма… Отказало правое полушарие, в последнее время передвигалась только в инвалидной коляске – пришлось прекратить ее мучения… Она, правда, долго сопротивлялась… Тебе всегда доставались не только красивые, но и сильные женщины…
Ян: Да, печальная история…
Женский голос: Не забывай, что когда-то ты приложил к этому руку…
Ян: Вышла еще раз замуж?
Женский голос: А тебя это интересует… Как ни странно – вышла… Но семейной жизнью это вряд назвать можно… Обыкновенная привычка… Муж – трудяга, бизнесмен средней руки, всю их совместную жизнь с утра до ночи работал на семью, приходил, поедал холодный ужин. выполнял супружеский долг и крепко засыпал, а сутра опять на работу… Иногда «пилил» ее за робкие попытки вернуться на сцену, ее актерское прошлое он не любил… При всем при этом они сумели прижить очень даже интересную дочь… Она чем-то похожа на Веронику, вышла замуж за итальянца, живет где-то в районе Флоренции… (пауза) Скажи мне, Краевский, неужели за все это время ты не разу даже не вспомнил о Веронике? Ведь ты мне доказывал сейчас, что ты любил ее?
Ян: Я постарался выбросить эту женщину из своей жизни…
Женский голос: Потому что она напоминала тебе о той страшной, мучительно долгой секунде, когда ты сжимал телефонную трубку у себя в квартире в один солнечных июльских дней двадцать пять лет назад… Ведь это был не только страх, признайся мне, Краевский…
Ян: Да, ты права, это был не только страх… Я обвинял ее во всем, она не хотела этого ребенка, мы с ней уже начали отдаляться друг от друга, а рождение ребенка могло все круто поменять… Мы не готовы  были к новому кругу… Не скажу, что я очень-то верил в нашу совместную жизнь, в последнее время она стала меня даже раздражать, но… я просто хотел начать все сначала… Рождение ребенка привнесло бы новую свежую струю в наши отношения, поэтому я искал в себе остатки того чувства, что ты называешь любовью…
Женский голос: Ты называешь…
Ян: Мы называем…
Женский голос: И тогда ты ее предал, отказавшись прийти к ней…
Ян: Я не ее, я себя предал, ушел в обычный свой разврат… А ей никогда не смог простить, что
она убила наш единственный шанс…
Женский голос: Ты не захотел протянуть ей руку помощи, когда она лежала в своей палате истерзанная и оплеванная, не в состояние даже сдвинуть колени…Ты отказался от нее…
Ян: Вероника была гордая женщина и легко могла это перенести… (пауза) Лучше бы она умерла тогда…
Женский голос: Она ведь ждала тебя…
Ян: Почему ты так решила?
Женский голос: Проклинала, заставляла себя тебя ненавидеть, но ждала… ежесекундно ждала… Да, и что ей еще оставалось… Женщина рождена, чтобы любить в этом мире, все равно как, не знамо как, но любить… хоть ты и не терпишь этого слова… Поэтому она любила и ждала…
Ян: Возможно… но получилось, как получилось… Мы не могли уже мучить друг друга… Я знал, что вместе мы не смогли бы прожить продолжительное время – поэтому не предпринимал попыток для сближения…. Скорее всего в этой любви мы исчерпали друг друга… Я не жалею того, что произошло, даже если бы это повторилось – я поступил бы точно также…
Женский голос: Ты хотел бы ее услышать?
Ян: Зачем?
Женский голос: Может быть, ты хотел бы ее о чем-нибудь спросить? Спросить о том, что не
успел сказать тогда?
Ян: Ты можешь это устроить?
Женский голос: Конечно, это будет тебе стоить? Но из любви к своим клиентам я могу это
продемонстрировать…
Ян: Нет, лучше не надо, не люблю я эти твои фокусы…  Да, и скажу я ей, скорее всего, какую-
нибудь гадость… Будет еще хуже…

(Странный женский голос постепенно исчезает, идут короткие гудки, шум, треск в телефонной трубке, сквозь который просачивается слабый голос Вероники)

Ян: Куда ты? Побудь еще со мной… Не оставляй меня одного… Зачем же ты тогда
приходила!?
Вероника: Ян?
Ян: Кто это? (пауза) Вероника!?
Вероника: Когда-то меня так называли… (пауза)
Ян: Ты молчишь? Ты здесь?
Вероника: Молчу… Я здесь…
Ян: Почему ты молчишь?
Вероника: Я слушаю твое дыхание… Помнишь, я часто любила проделывать это с тобой…
Ян: Еще бы… Это была твоя любимая игра… Когда ты была в хорошем настроение, то щебетала бесконечно… Но если у тебя в этот день что-нибудь случалось, то ты всегда отвечала односложно и коротко, никогда не поддерживала разговор… Я почему-то всегда чувствовал какую-то неловкость за нас обоих…Как будто я был виновен в том, что у тебя сегодня плохое настроение, и я ничем не мог его «приподнять»…
Вероника: Мне доставляло удовольствие просто слушать звук твоего голоса, порой я даже не пыталась услышать… о чем ты мне рассказываешь… Мне достаточно было слышать твой голос и… молчать… Я всегда знала, когда ты будешь звонить, и с нетерпением ждала твоего звонка… Ты звонил всегда почти в одно и тоже время, и я даже старалась освободить к этому времени телефон…
Ян: Вероника…
Вероника: Да…
Ян: Почему мы с тобою расстались? Почему так поступили друг с другом? Ведь ты обещала, что в этот раз все будет по-другому… Помнишь, когда я рассказал тебе свой сон, где мы с тобой были раньше… Ты сказала тогда, что в этот раз все будет по-другому…
Вероника: Помню… Ты рассказывал мне об острове, о Франции, где мы  когда-то были…
Ян: Да, ты сказала, что все будет по-другому…
Вероника: Не знаю… Может быть,  стоит попробовать еще раз?...
Ян: Еще раз!? Ты так считаешь?
Вероника: Может, стоит попробовать?
Ян: Но когда это будет?
Вероника: Я не знаю… Когда-нибудь…
Ян: Как я узнаю тебя?
Вероника: Так же, как в этот раз…
Ян: Как в этот раз? Но в этот раз ты сама подошла ко мне… Ты помнишь?
Вероника: Помню… Значит это будет так же…
Ян: Но ты дождешься меня, Вероника?
Вероника: Если буду помнить… скоро я ухожу…
Ян: Уходишь? Я тебя больше не услышу?
Вероника: Нет… Я буду слишком далеко…
Ян: Что-то я тебе хотел сказать… Не помню? Мысли путаются в голове… (пауза) Ты меня
прости, хорошо… На самом деле я никогда не хотел такой вот бестолковой жизни нам с
тобой… Мечтал о другом…
Вероника: Я знаю…
Ян: Говорят, тебя сбила машина, ты долго мучилась…
Вероника: Я? Нет, скорее просто привыкла… (пауза)
Ян: А я сегодня… ослеп… лишился зрения… Не знаю, как теперь дальше… Как крот слоняюсь
здесь… стекло вот даже разбил…
Вероника: Это пройдет… Ты просто очень устал…
Ян: Какое,  к черту – пройдет!... Совсем ничего не вижу…
Вероника: Мне пора…
Ян: Уходишь? Подожди, Что-то я хотел у тебя спросить… Как твой последний муж? Ты его
любила? Что-то я не то говорю…
Вероника: Это не важно… Тогда он меня просто устраивал… потом родилась Инна… Нужно
было заниматься ее судьбой…
Ян: Что-то я хотел у тебя спросить… Почему ты всегда так любила крахмалить мои
воротнички?
Вероника: Не знаю… Так всегда делала моя мама…
Ян: Твоя мама! Никогда не мог разговаривать с ней спокойно, она меня постоянно
раздражала… Послушай, а это не сон? Ну, что мы вот так с тобой сейчас разговариваем? И что
было раньше?
Вероника: Не знаю… Может быть и сон… никто этого не знает…
Ян: Ты меня, пожалуйста, дождись… Я уже скоро, мне совсем не много осталось…
Вероника: Собираешься вылететь в окно?
Ян: И ты это знаешь!?
Вероника: Я всегда это знала… Когда ты оставался один, то всегда рисовал в своем
воображение подобные картины… Тебя всегда интересовала тема смерти…
Голос из эфира: А опять я в это шоу попал!? Все что-то мне не везет, куда-нибудь звоню, к Машке, например, а попадаю к вам… И на черта сдалось мне это ваше шоу, мне Машка нужна, а тут вы… Ну. прямо засада… Кстати, Урбанов меня зовут, раз уж такое дело… А, не верю я в эти ваши шоу, и на хрена нужно мне это ваше шоу… Если бы меня завтра меня спросили: «Урбанов, ты как: за шоу или против?» То я, конечно, бы подписался против… Мне на работу завтра, а тут какие-то шоу… Вот вы, образованные, вы мне объясните… Ну, про что будет это ваше шоу? Какой мне от него толк? Я вот никак не пойму, что вы мне хотите рассказать… Раньше ведь как было: погода – новости, новости – погода… А теперь все про одно… (пауза) Музыка эта ваша – надоела тоже… Я такую музыку каждый день у себя в цеху с восьми до шести слышу… У нас так движок работает… с таким же интервалом и все про тоже… дрын, дрын, дрын да дрын, дрын, дрын… Тоска прямо… Куда наши песни подевались? Ведь раньше для души пели, а сейчас одни волосатые бренчат на гитарах, да девки безголосые, полуголые по сцене бродят… срам один… Да, и не поймешь еще про что поют… Вот если бы вы ваше шоу для нас… для народа сделали, чтобы там говорили: когда зарплату поднимут, когда преступность всю эту пересажают, фирмы, рвачей этих, позакрывают… Вот тогда другое дело, тогда бы я в этом шоу хоть круглосуточно участвовал… голосовал бы за него везде… (пауза) А тебе, Машка, я все припомню, ты у меня дождешься… Ну, это у нас не для всех… Прощавайте – шоу! Успехов вам… коли так… Вот если бы вы для нас шоу сделали… Ну, да ладно – чего там!..
Голос Яна: Что ты хочешь этим сказать? Что я всегда был заряжен на самоубийство, и сейчас только завершаю свою программу?  Ты это хочешь сказать?
Голос Вероники: Ты всегда мечтал красиво умереть… Говорил мне, что как человек встречает свою смерть характеризует всю его предшествующую жизнь… Ты даже в некоторых своих работах пытался инсценировать ее, эту смерть, готовился встретить ее мужественно и открыто, как настоящий мужчина… В этом была даже некоторая цель твоей жизни, когда ты растерял все другое… Теперь перед тобой прекрасная возможность продемонстрировать свою готовность, жаль только, что ты время выбрал совсем неудачно... У тебя не будет совсем зрителей, как ты это любишь, кроме стаи ворон да дворовых собак никто не оценит твои художества… Но ты уверен, что это нужно сделать сегодня?
Ян: Не знаю… Ничего я не знаю…
Вероника: И никогда не будешь знать… Не тебе это решать, Ян… (голос Вероники слабеет и
исчезает, в трубке идут короткие гудки)
Ян: А кто это должен решать? Скажи, кто это должен решать? Кто если не я должен решать – когда мне нужно умереть? Почему этот кто-то всегда, все за меня решает? Быть или не быть!? Жить или не жить!? Как осточертела мне эта ваша демагогия!.. Сплошная банальщина! Превратили нашу жизнь черт знает во что! Навязали какие-то нелепые принципы! Туда не ходи, то не смотри, этим не занимайся! Нет, ты, конечно, можешь пойти куда захочешь, и можешь чем угодно заниматься – никто тебя не неволит… Но только потом в нужный момент с тебя ведь все это спроситься… И так тихонечко пальчиком грозят: ай, ай, ай, как не хорошо, а мы ведь предупреждали, мы ведь все знали, нас уже ничем не удивишь! Надоело! Осточертело мне все это! Не хочу я больше в ваши игры играть, хочу выйти из этой игры! Так нет же, твари, что придумали: нет, говорят, мы с тобой еще не наигрались, не имеешь ты такого права – выходить из игры без нашего ведома… (бросает трубку на рычаг) Зачем они мне ее послали? Никогда я не понимал эту женщину… Что это было до сих пор - не пойму? Может я сплю уже или наяву грежу? Может быть, с ума уже сошел, устроил сеанс связи с иным светом? Может это кто-нибудь решил подшутить надо мной? Да, я, кажется, никому не рассказывал, что страдаю иногда бессонницей? И так подробно знать мою жизнь? Аж по минутам раскладывать… Нет, в этом есть что-то ненормальное, потустороннее? Но ведь я еще логически мыслю, цыпочка вполне определенная выстраивается… значит еще не сошел с ума… Хотя говорят, что сумасшедшие никогда не сознаются в том, что они сбрендили, будут утверждать, как раз противное… (из тишины возникает телефонный звонок, настойчиво требуя к себе внимания) Что они сегодня навалились на меня? Если и этот будет оттуда – пошлю их черту со всей их дешевой мистикой! (снимает трубку, сквозь шум и треск слышим стандартный, металлический голос телефонистки междугородней или международной связи)
Телефонистка: Три - девять – три – тридцать три- десять?
Ян: Да, вы правы это мой телефон…
Телефонистка: Вам звонок из Парижа… Будете говорить?
Ян: Но я не заказывал Парижа!… Здесь какая-то ошибка!..
Телефонистка: Соединяю… Говорите… В вашем распоряжение десять минут…
Ян: Подождите… У меня нет никакого желания…
Женский голос (сквозь шум и треск): Ян?
Ян: Кто это!?
Женский голос: Это я, Ян… Ты не узнал меня?..
Ян: Галя!?  (пауза) Ты почему звонишь!?
Галя: Извини, мне нужно с тобой поговорить…
Ян (резко): Ты что с ума сошла!.. С какой стати ты решила мне звонить!?
Галя: Что ты на меня кричишь! Ты хочешь, чтобы я бросила трубку? Ты думаешь я только для
этого звоню тебе из Парижа?
Ян: Как ты вообще туда попала? Кто тебя пустил?
Галя: Что, значит, кто пустил? Я здесь в командировке, по работе…
Ян: А, по работе!? Ну, тогда - другое дело! (пауза) Как поживаешь, Галя?
Галя (медленно): Неплохо…
Ян: Уже хорошо… Как Ильюшка? Все бегает?
Галя: Ты же знаешь – он всегда дома с книжкой сидит, не выгонишь его на улицу…
Ян: С кем ты его оставила?
Галя: Мама за ним присмотрит…
Ян: Мама? Почему ты мне не позвонила… Почему я всегда все узнаю последний!?
Галя: Ты сам так решил…
Ян: Что я решил? (медленно) Что я решил?..
Галя: Что мы не будем больше разговаривать…
Ян: И что?
Галя: В конце концов, ты мог бы сам нам позвонить… Илья так по тебе скучает…
Ян: Галя, почему ты мне позвонила?
Галя: А ты забыл какое сегодня число?
Ян: Какое?
Галя: Сегодня двадцать четвертое июля… (пауза)
Ян: Господи, сегодня же мой день рождения!? (пауза)
Галя: С днем рождения, Ян… Ильюшка приготовил тебе подарок, боится, правда, что он тебе
не понравиться… Все собирается тебе позвонить, только не знает, как это сделать лучше…
Ян: Ты не забыла… Ты все- таки не забыла…
Галя: Ян?
Ян: Да, Галя…
Галя: Мне сегодня сон один приснился…
Ян: Сон?
Галя: Будто в одном странном месте тебе из глазниц глаза вынимали… вынимали, а меня заставляли на это смотреть… Они… такие прозрачные, легкие, их аккуратно в целлофановый пакет убирали и в сейф запирали… А на место твоих глаз другие… такие стеклянные и большие поставили… Глаза эти, они твое лицо очень портили, очень злым его делали… У тебя все нормально, Ян?
Ян: Да, вполне…
Галя: Я почему так спрашиваю – у меня слишком мало времени… может быть минут пять
осталось… Что-то я хотела тебе сказать?
Ян: Стоп! Откуда ты это знаешь?
Галя: Что?
Ян: Вот эту фразу: что-то хотела тебе сказать! Откуда ты ее знаешь?
Галя: Не знаю… А  тебе зачем это?
Ян: Нужно…
Галя: Просто, я когда собиралась тебе звонить, о многом думала… О нас с тобой… как мы все
это время жили… Мне вдруг показалось -  может быть стоит все это вернуть… Илья без отца
растет…
Ян: Ты  никого себе не нашла?
Галя: Зачем? После всего того, что между нами было – мне уже никого не надо…
Ян: Что все так было плохо?
Галя: Если бы все так было плохо, я бы не стала тебе сегодня звонить…
Ян: Можно считать это за комплимент?
Галя: Это не комплимент, а правда, Ян…
Ян: За все время ни разу не позвонила…
Галя: Ты нам тоже не звонил… (пауза)
Ян (медленно): Я сегодня ночью твой номер набирал…
Галя: Правда!?
Ян: Но не решился… после третьего гудка бросил трубку…
Галя: Почему?
Ян: …Не знаю, наверное, я просто испугался…
Галя: Испугался?
Ян: Побоялся, что ты меня оттолкнешь на этот раз… И может у тебя уже кто-нибудь есть…
Галя: У меня никого нет… Я никого не искала…
Ян: Почему же? Ведь в моих глазах всегда была достаточно интересной женщиной… В тебе
есть какая-то непонятная на первый взгляд, скрытая от всех красота…
Галя: Спасибо, но с некоторых пор меня перестали интересовать мужчины… Если ты имеешь ввиду… с кем-нибудь переспать, то да – это я позволяла себе, иногда… Но, чтобы заводить длительные романы – упаси Боже, это уже не для меня… Сначала я даже пыталась тебе отомстить и устраивала, если можно так назвать, охоту, но потом взяла себя в руки, слава Богу мне уже не семнадцать лет, чтобы одни мальчики в голове… Илья постепенно стал требовать к себе большего внимания, у него сейчас как раз такой возраст…
Ян: Знаешь, почему я решился тебе позвонить?
Галя (тихо): Почему?
Ян: Захотел «поплакаться тебе в жилетку…» Сегодня ночью я ослеп…
Галя (медленно): Что?
Ян: У тебя, что проблемы со слуховым аппаратом, стала плохо слышать!? Я же кажется ясно
сказал: сегодня ночью я лишился зрения, стал инвалидом, если хочешь…
Галя: Но почему? Как это возможно?
Ян (нервно): Не знаю, что ты у меня спрашиваешь! Как видно сон твой оказался правдивым…
Вот только других глаз они мне пока не поставили… не позаботились…
Галя: Но у тебя же всегда было хорошее зрение… Ты никогда не жаловался на ухудшения…
Ян: Это произошло в одно мгновение… я не успел ничего сообразить… Яркая вспышка перед глазами, и как будто мозг пронзила острая игла или молния… А потом абсолютная темнота и никакой физической боли, боль приходит только иногда наплывами… Это продолжается уже несколько часов, я толкусь здесь у себя в комнате, как слепой крот, занимаюсь самобичеванием, радио слушаю…
Галя: Что ты собираешься делать? Ты кому-нибудь уже звонил?
Ян: Никому я не звонил, и не собираюсь звонить… Звонил только тебе, да и то… ты меня опередила…
Галя: Но надо же что-то делать? Нельзя же так сидеть сложа руки? Может быть еще можно что-то исправить?
Ян: Галя, послушай меня… Зрение это такая штука: оно или есть… или его нет… Это, как смерть или увядание: ты или живешь… или умираешь… А все эти басни по поводу глазных заболеваний, не помню всех их названий, То это годиться только для обширных статей в медицинской энциклопедии…
Галя: Что ты собираешься делать?
Ян: Разговаривать с тобой по телефону…
Галя: Я серьезно!..
Ян: Я тоже… Вот поболтаю с тобой по телефону, поброжу еще немного по своей комнате, а потом при первых лучах солнца,, которые я, правда, не увижу, выпрыгну из окна…взлечу в последнем полете, как ангел над землей… Хотя нет, не взлечу – завещание еще не написал… Вот уж точно никогда не думал, что это когда-нибудь будет так  необходимо…
Галя: Все прикидываешься, актерствуешь… Всю свою жизнь превратил в театр, не надоело
еще…
Ян: Послушай, Галя, я ведь тебя разыграл сейчас… Никакой слепоты у меня нет… Это я новую
роль разучивал, на жалость давил, мне так режиссер посоветовал… ты там не бери это в
голову…
Галя: Врешь, ведь ты врешь, Краевский, сердцем чувствую, что врешь… Что ты думаешь, я за столько лет не научилась еще тебя прочитывать… Плохо играешь, сдаешь свои позиции, я тебе не верю… У тебя действительно что-то случилось… даже если ты все это придумал…
Ян: Да, что ты Станиславский, что ли – верю, не верю… В ромашку что ли играем… Ну, прости, не удалось соврать… стал терять форму… А у тебя к тому же время заканчивается…
Галя: Не твоя забота – фирма оплатит… Ты что собираешься делать?
Ян: Я же тебе кажется уже сказал… (пауза)
Галя: Ян!?
Ян: Что?
Галя: Як тебе приеду, у меня командировка заканчивается через три дня…  Я могу
отпроситься… особых дел уже не осталось… Завтра куплю билет обратно…
Ян: Не надо этого делать…
Галя (чуть растерянно): Почему не надо?
Ян: Ты хочешь начать все сначала? Зачем? Я не вижу в этом никого смысла…
Галя: Но почему? Давай забудем, что между нами было… Ведь не все же было так ужасно…
Ведь что-то же все таки было… Было же счастье… В конце концов, у нас есть Илья…
Ян: Как ты сказала – счастье? Было ли счастье в нашей жизни? А было ли счастье, Галя?
Галя (неуверенно): Ведь мы любили друг друга?
Ян: Да, мы любили друг друга неистовой, может быть даже нечеловеческой любовью…
Прошло совсем немного времени, и мы также неистово стали друг друга ненавидеть… И это ты
называешь счастьем?
Галя: Я хочу своему ребенку его законного отца… Неужели это тебе не понятно? Я уже не девочка, и не собираюсь из-за своей девичьей гордости воспитывать его одна, или подыскивать себе домовитого муженька среди знакомых родственников и подруг, которые почему-то заботятся об этом больше меня… Илье нужен отец, и этот отец только ты один, Краевский… другого нам не нужно…
Ян: А я не хочу, чтобы ты так говорила… Этим ты только убиваешь меня… (пауза) Как ты  представляешь себе… эту новую совместную жизнь… В качестве кого ты себя там видишь: сиделки, медсестры или, может быть, собираешься по вечерам мне книжки читать… по утрам будешь кашку варить, на прогулку будешь иногда выводить, а в остальном будем делать вид, что абсолютно ничего не происходит, все осталось на своих прежних местах, как и  два года, как и год назад … И ты думаешь, я долго смогу это выносить? Позволю тебе так надо мной измываться?  Да, я лучше выброшусь, ко всем чертям, из окна, чтобы закончить эту дешевую историю… А твоей жалости мне не надо, сыт я по горло твоей жалостью, уволь меня от такого счастья… Да, ты только подумай до чего мы можем дойти, вот так мило устраивая нашу совместную жизнь… И Илья нам уже здесь не поможет…
Галя: Так что же делать? Как дальше жить?
Ян: Ничего не надо делать…живи, как живется… Ничего не надо менять… Шалтая – Болтая уже никогда не собрать, в этом истина, Галя, обыкновенная простая истина, которую мы не в силах понять, чтобы для этого не предпринимали… Конечно, это трудно… твоя правда, но никто ведь не говорил нам,  что будет легко…
Галя: Но я не хочу так жить, Ян…
Ян: Но что же делать, Галя, надо как-то жить… (пауза)
Галя: Значит, ты так решил мне отомстить!?
Ян: Полно, Галя… у меня уже нет никакого желания мстить кому бы то не было… тем более тебе… Раньше, бывало, я любил по малейшему поводу записывать свое окружение в длиннейший список врагов, объявлять им войну, совершенно не задумываясь о последствиях… Но с течением времени я растерял даже врагов… Они все как-то исчезли из моей жизни…
Галя: Но я могу тебя как-нибудь увидеть?
Ян: Не вижу в этом никакого смысла? (пауза) Галя, ответь мне на одну вещь: зачем тебе надо было сегодня звонить?
Галя: Не знаю, наверное, я в самом деле к тебе просто привыкла… В течение года я пыталась забыть твое имя, выкинуть его из своей памяти, но сегодня это стало невыносимо – я сняла трубку и набрала твой номер… Сегодня у тебя день рождения…
Ян: Я уже забыл когда мы отмечали его вместе… А раньше в этот день ты всегда готовила свой фирменный торт… Как ты его называла?
Галя: Bravissimo…
Ян: Точно – Bravissimo!.. Как же я забыл…
Галя: Сейчас я его уже давно не готовлю… Я его придумала специально для тебя…
Ян: Послушай, Галя, а у тебя есть там рядом что-нибудь выпить?
Галя: Да, мой шеф забил бар лучшими французскими винами, как говорит, воспитывает во мне эстетический вкус…
Ян: Давай вот что сделаем… Ты нальешь себе там чего-нибудь покрепче, и мы посидим вдвоем, каждый у своего телефона, вспомним, как отмечали этот день вместе…
Галя: Как я об этом сразу не подумала! Сейчас налью себе чего-нибудь и буду пьянствовать всю ночь… буду плакать и пьянствовать…а наутро пошлю всю эту команду к черту… Подожди, Ян, я только соображу с чего мне лучше начать… А ты как же?
Ян: Я к тебе присоединюсь, но только мысленно… У себя дома я больше не держу горячительных напитков, чтобы не вводить себя в соблазн… Теперь у меня с этим строго…
Галя: Хорошо, я сейчас… (Кладет трубку на другом конце провода. Слышны глухие шаги быстро удаляющиеся в сторону. Ян какое-то время слушает эти шаги затем кладет трубку на рычаг, через секунду снимает ее и кладет рядом с собой)
Ян (медленно): Прощай, Галя!.. Прости, но я не могу больше продолжать эту пытку… Еще немного и  я закричу, что хочу тебя видеть, слышать каждую секунду… Да, я хочу, чтобы ты приехала, хочу, чтобы кормила меня кашкой, выводила меня на прогулку, делала со мной все, что тебе заблагорассудиться, но чтобы была рядом… Чтобы я мог еще раз прикоснуться к тебе, слышать запах твоего нежного тела, погружаться в аромат твоих зовущих духов, купаться в твоих  долгих поцелуях, зарываться всем лицом в море твоих роскошных волос… Я по прежнему люблю тебя, Галя, как бы мне невыносимо было в этом себе признаться… Я люблю тебя… В свой смертный час, как бы он не был сейчас так близок, закрывая глаза от приступов животного страха, я буду повторять твое имя, и эти самые нежнейшие в мире слова будут последним признанием этому свету… Я буду помнить всегда сколько пакостей в своей жизни я сделал, чтобы тебя унизить, растоптать твои чувства… убить то, что ты называешь – любовью… Слава Богу, что мне так и не удалось этого сделать…
Голос из эфира: Эй, вы там? Слышите меня? Привет всей честной компании! Ну, кому там не спиться, что ли… Меня Мишаней зовут... Я не знаю, как это случилось… бес, что ли попутал….не знаю… (пауза) В общем, я сегодня… жену убил вместе с этим…ее хахалем… Ведь не хотел, честное слово, не хотел… я ее хотел только домой забрать… Может выпил чего лишнего… не надо было мне пить… Как же мне теперь… как я без нее буду… И зачем она только влезать стала? Эх, Женька, Женька, что же ты наделала? Как же мы теперь с тобой? Сейчас она лежит там такая спокойная, как будто спит даже, не шелохнется… только в груди у нее маленькая дырочка… Платье это я месяц назад купил… оно ей очень нравилось… Она его частенько надевать любила… Теперь, наверное не отстираешь… все кровью пропиталось… Я этот «ствол» ведь так только, чтобы страху немного нагнать взял с собой… и не думал ведь его вытаскивать… Почему он у меня в руках оказался – не знаю? Ведь я им пригрозить только хотел… Я ведь на нее за все три года и руки-то не разу не поднял… Я этого гада и убивать даже не хотел, так припугнуть только… Не надо мне было сегодня идти сюда… ничего бы этого не было…А как он завизжал тогда, когда я «ствол» на него направил, как поросенок резанный… аж тошно стало от этого его визга… Тоже, наверное, подыхать не хотел… ублюдок… Нет, мне эту тварь совсем не жалко, такие люди только свет «коптят» другим жить мешают… Тоже мне половой гигант нашелся, рога мне наставлять надумал… Теперь лежит вон там под диваном с пулей в животе… Ну, и кто из нас в дуррах остался? А, молчишь, паскуда! Ну, молчи, молчи! И этот гаденыш трахал мою жену! Что она в тебе нашла!? Эх, Женька, Женька, что же ты наделала? Неужели я не любил тебя!? Ведь я тебя на руках готов был носить, любые желания готов был исполнять… Что я теперь без тебя? Кончена жизнь! А ты даже красивей как-то теперь стала… лицо такое серьезное… я почти и не помню, когда оно у тебя серьезным было… Господи, что я наделал! Тварь я безмозглая, никудышный человек! Сейчас скоро за мной приедут, соседи, наверное, крики-то, выстрелы слышали… Опять туда!? А ведь думал, что никогда уже не вернусь… Если бы ты сегодня сама домой пришла, то ничего бы этого не было… Женя, Женя, как же теперь я без тебя буду? Как в глаза твоей матери смотреть буду? Что скажу ей на все это? Женя, прости меня гада, никчемного человека! Прости!…
Голос из эфира (тихонечко): Господа! Господа! Во-первых, здравствуйте! Меня зовут Анатолий Александрович… А во-вторых, я сегодня свою книгу закончил, труд моих пятилетних изысканий, исследование невозможности контактов человеческой цивилизации с представителями НЛО… Я посвятил этому пять лет своей жизни… Я понял это, господа! Меня уже давно не вдохновляют бесчисленные репортажи этих дилетантов в таких вопросах, желающих только одного, побыстрее пролезть на газетные полосы и экраны телевизоров… Мой труд, в отличие от бессмыслицы этих пустозвонов, так называемых «контактеров», преследующих известно какие цели, научно доказуем, построен на ряде компетентных источниках, прошел консультацию специалистов, в течение продолжительного времени занимающихся этим вопросом… Я долгое время, еще до того, как взялся за написание своей работы, занимался анализом всех известных случаев, так называемых контактов с НЛО… И что особенно поразительно, господа! Все эти, если мы возьмем это уже известное определение – «контактеры», являлись людьми с расшатанной психикой, некоторые из них находились на учете в психоневрологических диспансерах и клиниках, т. е. людьми с подорванной нервной системой, склонными к излишнему преувеличению, с тенденцией шизофренических заболеваний… А это, как известно, беспокойное, оторванное от действительности воображение, нереализованные детские комплексы фантазии, способные нанести ощутимый вред не только их носителям, но и податливому их влиянию окружению, т. е. родственники, близкие и другие представители нашего общества… В своем пятилетнем  исследование я попытался найти и обозначить источник зарождения информации об этом глупейшем изобретение человеческой фантазии, как НЛО… Господа, я пришел к поразительным результатам! Толчком к развитию этой свалившейся на наши головы… истории об инопланетянах послужили, казалось бы такие безобидные опусы наших писателей-фантастов… Да, да, господа, еще тогда в начале прошлого века такие безответственные представители этого нарождающегося братства, как господа:  …Герберт Уэллс и некто А. Толстой, выпустили джинна из бутылки… который с течением времени сумел завладеть сознанием даже обыкновенного обывателя, не говоря уже о пациентах тех самых клиник… Помните, их сегодня уже достаточно наивные опусы – «Война миров» и «Аэлита», которыми мы восхищались когда-то в детстве… Все растет от туда… Они породили эту мыслеформу, дали ей название, определили ее качество… И эту невозможную, антинаучную идею подхватили и развили бесчисленные количества так называемых… писателей, заполонивших книжный рынок нашей страны и всего остального мира… Я, конечно, господа, не могу сейчас рассказывать обо всех нюансах исследования этой проблемы, которую я в своей работе обозначил, как НЛО – фикция… Но несколько тезисов, пока есть время, я все же приведу… Я, господа, как когда-то наш великий классик в с свое время, не могу молчать, поскольку живу в социуме и ежедневно соприкасаюсь с так называемой проблемой НЛО… Я предлагаю по всей стране, а также на других континентах разжечь костры и уничтожить эти противоречащие здравому смыслу трактаты, а по возможности проделать тоже самое с их авторами… Я на этом настаиваю и считаю единственно правильным решением, поскольку так называемые писатели-фантасты крайне вредны развитию нашего общества, они социально опасны… Они являются разрушителями нашего нормального существования, создают в мозгах наших читателей хаос и анархию, перекраивают физическое строение нашего мира, способствуют катастрофическому росту психических заболеваний… И чтобы спасти нашу цивилизацию мы должны бросить в огонь все эти сказки об инопланетянах и иных мирах, пока еще способны здраво мыслить и как-то противостоять этому наваждению… Я требую возвращения инквизиции и жесткой цензуры, ибо только такими методами мы избежим катастрофы…
Голос Яна: Интересно, как там уже… рассвело? Судя по тому, как заливаются эти птахи… к этому идет… Ну, вот и все… похоже я дошел до точки… Дальше уже идти некуда… впереди стена… Смешно, как в дешевом романе… (пауза) Светает… Как это, наверное, красиво… особенно теперь, когда не можешь этого увидеть… У меня и раньше были бессонные ночи и ранние побудки, но я как-то не придавал особого значения всем этим красотам, что рисует нам природа… Считал это само собой разумеющимся, необходимым элементом моей ежедневно повторяющейся жизни… Для меня было совсем не важно… с какой стороны сегодня взойдет солнце, и какая сегодня будет луна… Мой интерес к природным катаклизмам выражался только в одном: в необходимости брать на работу зонтик и покупать на зиму теплые вещи… Я только отслеживал у себя в голове , что в очередной раз  незамеченным прошло это лето, а я так и не успел выбраться из города к морю… Я знал, что это, наверное, очень красиво – восход просыпающегося солнца, но для меня это имело такое же значение, как по утрам слышать трескотню старого будильника… Это было, как всеобщая договоренность, повторяющаяся изо дня в день – солнце встает, будильник звонит, я просыпаюсь и отправляюсь на работу или по другим делам… Каждый соблюдал последовательность своего вступления, как в хорошо сыгранном оркестре… и этого было достаточно в моей жизни… Но теперь я хочу видеть солнце… Это, как последнее желание идущего на казнь заключенного, впервые ясно осознавшего, что меньше чем через час его уже не будет, а лучи этого раскаленного диска будут продолжать игру с его обезглавленным телом… Как бы я хотел увидеть солнце… Увидеть может быть в последний раз… (пауза) Никогда не думал, что именно сегодня для меня будет последний… Последний раз!? Смешно… В тех же романах в таких случаях произноситься сакраментальная фраза: « Доигрался!..» Вот именно – доигрался! И как-то оно все по-идиотски получилось… в это мой, так называемый, последний раз… Я не могу даже увидеть солнце, чтобы со спокойной душой сделать это свой решительный шаг. Хотя, то, что она будет спокойной… в этом я сильно сомневаюсь… Не тот случай, да и кандидат не тот… изнылся уже, ожидая этого своего часа… Надо было это сделать с самого начала, когда это только произошло. Тогда бы у меня не успели еще возникнуть сомнения относительно правильности этого шага… и не возникло бы острое желание жить, которое меня теперь периодически накрывает после всего того, что со мной в эту ночь произошло… Эти разговоры по телефону с не пойми кем, весьма странными абонентами, похоже изрядно меня вымотали… Чувствую какую-то опустошенность… Интересно, я в самом деле в состояние это сделать? Или я только тешу себя этими красивыми, героическими мыслями… Мечтал о красивой смерти, презирая некрасивую жизнь… (пауза) Вот они говорят, что не мне это решать… Может быть и правы… Может быть, хоть в этом есть доля истины, хоть маленечко, чуть-чуть, но есть… А так хотелось в этой жизни хоть что-нибудь решить самому… без этой вездесущей помощи… И если не жизни, так в смерти… А в смерти-то оказывается сложней… В жизни-то, несмотря на то, что она такая дурацкая получилась, мы хоть иногда, хоть на секунду что-то понимаем, может быть пытаемся понять, а смерть для нас – непроходимый лес вопросов… Туда мы всегда боимся заглянуть… хоть в маленькую дырочку… Может быть там ничего и страшного-то нет, но когда приходит время, сказать своим близким последнее «прости», мы почему-то всеми руками и ногами упираемся, стараемся еще немного, но здесь продержаться, откладывая свою дорогу в «обратный путь»… И, главное, все понимают, что идти-то надо, но в течение жизни стараются об этом не говорить, забывая изречение древних: «memento mori» - «помни о смерти»… «Помни о смерти»!? Помнил ли я в своей жизни?... Помнил, но редко… очень редко… Вернее это для меня была своего рода игра… Я даже несколько раз умирал красиво на сцене ив кино… В кино мне однажды удалось выбить графу в договоре, где говорилось, что сцену смерти моего героя я буду делать сам, без вмешательства режиссера и продюсеров. Правда, фильм этот в итоге прикрыли, и он некуда не пошел, до трагической кончины моего героя мы так и не добрались… только, как обычно, попортили изрядно нервы друг другу… Вот она говорит, что меня всегда интересовала тема смерти… Почему? Я не знаю… Может быть, это теперь то единственное… чего я еще в своей жизни не испытал… И действительно ли я этого хочу? И именно сегодня, сейчас? Может быть это опять игра? Нет зрителей – и теперь я играю с самим собой, с собственной тенью, как любил это проделывать в детстве, представляя себя на месте героев прочитанных до дыр книжек… (пауза) В течение всей этой безумной ночи я пытаюсь доказать самому себе, что мне не страшно и я смогу шагнуть туда… Что я все таки не трус… А мне страшно… вот уже в течение нескольких часов я не могу заставить себя не только подойти к моему разбитому окну, но даже думать о том, как я буду это делать… Значит я оказался всего лишь жалким трусом, и не могу себе позволить достойно умереть… Обидно… Всю жизнь растаскал по мелочам, не найдя даже времени понять – для чего это все… и теперь также бестолково… подыхаю… Как говориться: «Ваша карта бита!..» (пауза) То, что я не вижу теперь, и так неожиданно ослеп – это, конечно, своего рода закономерность… При том образе жизни, что я вел – могло произойти все, что угодно… Это еще не такая большая цена, которую мне теперь выставили… Я это все, конечно, понимаю… просто не хочется во всем этом признаваться самому себе… Всегда хочется оставить за собой последнее слово, доказать всем, и в первую очередь себе, что ты можешь без всех обойтись… И может быть я все таки не трус, а только сомневающийся в необходимости этих «ночных полетов» на потеху собачникам и воронам… Ведь я сам только что признался самому себе, что в своей бестолковой жизни дошел до точки, передо мной образовалась стена… Вдруг мне дают хоть какой-то мизерный, но шанс, а я отбрыкиваюсь и не слышу… Как не слышал всю свою жизнь… Не слышал не Веронику, не Галю, не других людей меня окружавших… Зачем я Галю сейчас оттолкнул? Тоже мне любитель «высоких» поступков! Всегда хотел быть на высоте, а оказывался в полном дерьме… Тоже своего рода закономерность… (пауза) Интересно, если я сейчас наберу этот… сыромятовский номер – услышит ли она меня в своем Париже? Или они так далеко не распространились? Кажется кто-то когда-то звонил из тех краев… Да, в конце концов, так ли мне важно, чтобы она меня услышала? Может быть они во мне теперь просто желание кому-нибудь позвонить разбудили!?.. А так как абоненты все спят или совершенно недоступны, то нет лучшей идеи, как звонить на радио, рассказывать всем о своем великом горе… Я когда-то «по пьяной лавочке» звонил уже Сыромятову… Не помню, какую-то беспробудную ересь нес тогда, кто-то меня даже слышал, как оказалось… Теперь же мне просто хочется говорить и говорить, лишь бы не молчать… Молчать оно еще хуже будет… (берет трубку, лежащую рядом с ним, начинает накручивать диск) Главное, я до сих пор не могу осознать, что это именно сегодня в мой день рождения случилось… Вот уж действительно – шутка природы… Представляешь, Краевский, на своей могильной плите, если такая, конечно, предполагается – полное совпадение даты смерти и даты рождения… Хоть в этом удалось соригинальничать…
(слышны долгие длинные гудки) Как видно они уже закончили свое великое шоу… наговорились… (раздается щелчок на том конце снимают трубку, сквозь шум и треск слышен приятный голос)
Приятный женский голос: Здравствуйте! Доброй ночи! Вы попали в шоу Ивана Сыромятова «Ночные бдения»…
Ян: Утро, девушка, сейчас уже утро…
Женский голос (чуть сбита с толку): Простите?
Ян: Я говорю, ночь уже кончилась… Сейчас уже утро… Разве не так?
Женский голос: А да, конечно! На сегодняшнюю ночь вы наш последний дозвонившийся слушатель, вернее участник…
Ян: Тем лучше… Это меня даже возбуждает…
Женский голос: Вы знакомы с правилами участника шоу?
Ян: Да, вполне…
Женский голос: Все равно я должна вам напомнить… После того, как раздаться сигнальный щелчок, ваш звонок выведут в эфир… В вашем распоряжение будет ровно пять минут, в течение которых вы ведете свой монолог… Просьба, избегать откровенной матерщины, нецензурных выражений, в противном случае мы будем вынуждены прервать вас и вывести из эфира, не рассматривать вашу кандидатуру в качестве соискателя основных призов радиостанции и шоу «Ночные бдения» …
Ян: Один вопрос…
Женский голос: Да, пожалуйста…
Ян: Если в моем монологе прозвучит слово « жопа », вы меня также выведете из эфира?
Женский голос (невозмутимо): Смотря о чей «жопе» будет идти речь… Если о твоей, Краевский, то это совсем не страшно и мы позволим тебе договорить…
Ян: Позвольте, вы меня знаете?
Женский голос: Я продолжаю… Через минуту мы дадим вам сигнал, и тогда вы сможете приступить к своему монологу… Желаем удачи… Спасибо… (женский голос уходит, начинается отсчет времени)
Ян: Постой… Почему опять ты!?
Идет отсчет времени
 Голос Сыромятова : 5… 4… 3… 2… 1… 0… (Щелчок) …Внимание! Вы в эфире!
 Тишина.
Голос Яна: Я - Ян Краевский…

Конец

Август – сентябрь 2001г. - Июнь 2002г.