2. Вафо

В последующие два дня прибыли все остальные из нашей группы. Всего тридцать четыре человека. С виду обычные люди, но каждый, каждый таил в себе искру нездешнюю, редкую странность, которою порой и сам не мог распорядиться.
У некоторых, этот дар был очевиден и сразу заявлял о себе, открывая всем своего владельца. Таковым, например, был Сэм, умевший молчать, когда он шел по коридору мимо наших комнат, то метра на четыре впереди него катилась стена молчания. Или, допустим, Славушок, который вечно искал кастеляншу. Рудольф из Армении, умевший молниеносно выстелить из древних молитвенных нареков твердь в виде приличного паркета, Борменталь, заставлявший звучать любой музыкальный инструмент в радиусе двухсот метров, фанатичный Топорков, умышленно распространявший запах синего озона… и так далее. Одним словом, весьма концентрированная тусовка подобралась.
Вафо появился через недельку после собеседования. Собеседование – это, судя по всему, стандартная, ни к чему не обязывающая процедура. Конечно, все мы волновались, однако каждый из нас прошёл перед очами кураторов, и был формально зачислен. Настоящий отбор был сделан гораздо раньше.
В отличие от нас, Вафо не получал такого уведомления, приехал сам. По наитию. В далёкой южной стране у него осталась жена и двое детей.
Неприметный, сутуловатый человечек с лицом честного клерка, при встречах почтительно кланялся, он вызывал во мне положительные чувства. Кстати, он одним из первых среди нас нашёл себе побочную работу. Устроился помощником повара в ночное кафе. То есть по ночам работал, а днём – на лекции.
– Хочу семьа сюуда прывозиыть, – говорил он.
Его комната была первой по коридору, он жил через стенку от нас со Скином. Помню, зашёл он к нам как-то утром и принёс настоящий шашлык, с работы. Вот радость-то была! Поскольку всей стипендии хватало лишь на полумесячный проездной да два пирожка к нему. Вот так он иногда нас подкармливал кусочками, перепадавшими из ночного кафе.
Именно Вафо помог нам со Скином избавиться от одного наваждения. Дело было, кажется, в начале ноября. Приходим мы с семинара, порядком измотанные идеологическими установками, и видим, как по комнате летает такая жирная муха. Летает и гудит, а ей уж давно пора бы спать по сезону. Скин фыркнул и ругнулся, а я стал гоняться за бедной противной тварью. И настиг таки её на краю обеденного стола, смачно припечатав подошвой тапка. Этим дело не ограничилось. Наутро в том месте, где безвременно почила муха, красовалась голубая таблетка Виагры, в упаковке. Скин взял двумя пальцами эту штуковину и внимательно изучил.
– Можно продать, – изрёк он, – в аптеке она стоит рублей шестьсот.
Продавать таблетку мы не стали, просто выкинули. Следующее утро принесло новую Виагру… возможно, ту же самую. Она опять лежала на краю нашего стола.
– Вот козлы, – пробормотал я в окружающее пространство.
Скин, истерически хмыкнув, схватил и бросил ненавистную вещь в форточку. Новое утро вернуло её на место. Неистребимая какая-то получалась Виагра. Всю следующую неделю мы были заняты тем, что по дороге на занятия избавлялись от неё всеми способами, выбрасывая то с моста, то в канализационные люки, один раз даже отправили на электричке в Переделкино. Бесполезно. С рассветом эта тварь возвращалась.
Настал день, когда мы со Скином подошли к столу и уставились на таблетку с каким-то тупым смирением. Может её просто проглотить? Употребить, так сказать, по назначению. Ну вот зачем нам она? У Скина молодая жена в Воркуте, моя на Урале осталась. И даже если бы они были здесь, всё равно бы нам не потребовалась эта проклятая таблетка. Тут к нам и заглянул Вафо, с шашлыком от узбекской кухни.
– Я-а помогать вам, – заявил он, когда узнал в чём дело.
Чудак, ей-богу, ведь что мы только ни делали – всё без толку. Ну ладно, решили, пусть попробует, а мы посмотрим. В тот раз на занятия мы отправились вместе с Вафо, в его кармане лежала наша беда. Обычно мы со Скином вдвоём ходим, из-за тихой походки Скина, а тут сделали исключение, потопали втроём, чтобы посмотреть как узбекский интеллигент избавит нас от медленного сумасшествия.
Он метнул таблетку из окна троллейбуса, по дороге к метро. Скин скептически поморщился. Это мы делали уже.
– Билеэтиы неэ покупайтиы, – схватив нас за руки, шепнул Вафо, как будто это имело какое-то значение, мы послушались.
Забавно, что чудо свершилось. Утренний край стола не содержал никаких таблеток. Возбуждённые, мы стучали в дверь Вафо, со знаками благодарности. Сосед не открыл, он спал после ночной смены.
Сидим на лекции по истории. Метр чертит на доске стрелу времени, где в пять тысяч пятьсот восьмом году от сотворения мира родился Христос. Скин сидит сбоку от меня, рисует «Утро Джедая», я пытаюсь что-то записать в борьбе с сонливостью. Спать хочется просто жуть. Этот Эм высасывает из нас все соки.
Никто не знает, чему нас здесь обучают. Ну что же теперь поделаешь .
Следующая лекция. Новый метр здоровается, смотрит на шкалу времени, оставленную предыдущим лектором и заявляет, что когда при нём, дескать, говорят фразы типа: «Россия нам дана от Бога!», то ему ясно, что это клиника. Поскольку, мол, давно доказано наукой, что Бога нет. Скин иронически хмыкает и переходит к новой картинке – «Развлечения Джедая». А я всё пишу и пишу конспекты, например о том, что у Леонида Ильича было шестнадцать килограммов наград. Просто Тихий Дон… Кихот.
После занятий ползём в общагу, варим овсянку и жуём. Ну никак не предполагал, что жизнь забросит меня в такую дыру. Москва, видишь ты, начала двадцать первого века.
Уж не знаю почему, но Вафо сразу же получил конкретное дело, касающееся его способностей. Он должен был найти для нашей группы способ бесплатного передвижения по городу.
– Поправляйтеэ меняа если я-а говорит неэправильно, я-а еэздиюу беэз билет и очеэн мучаюу вот здеэсь, – рассказывал Вафо, прикладывая руку к своему сердцу.
Его не замечали контролёры, ни в метро, ни в другом транспорте. Мы со Скином тоже пробовали: ходили за Вафо, копировали его походку, жесты. Казалось, всё делали правильно, но к нам докапывались, а к Вафо – нет. Его не отслеживала даже электроника. Ну, кстати, и на фотоснимках он не получался. Вот этому он и должен был обучить всех нас.
– Да я-а сам не-э понимаюу, как это ви-ыходит, – жаловался узбек, – но очи-ын стыдно ме-эня-а.
А если, положим, он брал за руку Скина, и, не отпуская, вёл за собой, то Скин тоже чистым выходил из воды.
– Нельзя в одно и то же метро войти дважды, – обычно после того шутил Скин.
– Не-эльзяа даже оди-ын раз вь-ы тоже ме-этра! – улыбался наш проводник.
Вот голубчики, прямо Гераклит и Кратил, из античных сказов, мне-то приходилось каждый раз за билетик платить.
Беда пришла через месяц. В тот день с утра не заладилось. Во-первых, проснулся я от того, что подал голос мой гусь в ящике под кроватью. Грустно так глякнул и замолк, а может приснилось. Но знак есть знак, я приготовился к худому. Во-вторых, Вафо всё время шутил и смеялся по дороге к метро, это крайне нехарактерно для сдержанного, всегда спокойного узбека.
Какие-то лица паршивые в переходах всё попадались. Засаленные старухи со злыми глазками, плешивые инвалиды, разбухшие от безнаказанности надсмотрщики, свирепые пивные подростки, прущие напролом прыщавые модницы, лощёные скоты в скрипящей коже… мерзкие хари без числа. Зловонное дыхание и топот. Жуткое подземелье.
Трясёмся в вагоне от Дмитровской до Чеховской. Передо мной грузная спина тётки, бессмысленно смотрю в её затылок. И голова её проворачивается, как болт в гнезде. Долго так поворачивается, как мне кажется, градусов на сто восемьдесят. Это совсем не тётка, а некий надменный тип со взором начальника. Смотрит сквозь Вафо и говорит негромко, но до мурашек разборчиво в шуме электропоезда:
– Уважаемый Вафо Фэйзуло, Вы не справились со своим заданием, удерживать Вас более не представляется возможным. Всего наилучшего, – закончив речь, голова провернулась в естественное положение, будто и не было ничего.
– Я-аа… я-аа… рабо-отат… я-а работаю-у, – оправдываясь, лепетал Вафо, держась одной рукой за сердце, другою за поручень.
– Ну-ка, Вы! – возмущённый Скин, легонько тронул плечо того типа. Обернувшись, нас смерила взглядом немолодая дама. Мы в замешательстве переглянулись. Вот дела.
– Ты всё видел? – выйдя на Чеховской, обратился ко мне Скин, – мне не показалось?
– Да, – говорю, – видел и слышал, просто бред.
Мы со Скином стали наперебой выдвигать версии происшедшего. Вафо стоял недалеко от нас, у колонны, как никогда сутулый с совершенно серым лицом.
После занятий у него случился приступ. Приехала скорая. Больше мы его не видели.
В тот вечер, после происшествия с несчастным узбеком, мы со Скином даже водки не выпили за ушедшего товарища. Не стали, так пусто и дурно было на душе.
Жизнь шла своим порядком. Наша группа занимала правое крыло седьмого этажа литинститутской общаги. Шесть этажей, что были под нами, мы называли Нижним миром. Это меткое выражение придумал Рома, специалист по ритуальным приколам. Он, кстати, однажды публично продемонстрировал свои возможности.
Стоим, мы значит в курилке, чуть ниже лифта на лестнице. Сэм, Славушок, Манасчи и я. Ну, стоим, курим. А тут шмон идёт в Нижнем мире. Паспортный режим проверяют. Мимо нас бегают корейцы, левые цирковые клоуны в гриме, упитанные экономисты и просто какие-то инопланетные личности, кто только не живёт в этом намоленном и неблагословенном месте.
– Затрахали-затрахали уже своими проверками, людям не дают спокойно пожить, затрахали! – захлёбываясь, тараторит Славушок, нервно потягивая сигарету.
– Да-а нехарашо, мы люди уже в возрасте, семейные, интеллигентные, мало того, что не разрешают с родственниками встречаться, да ещё так беспокоят, нехарашо… – кивает Манасчи. Он магистр философии из Казахстана.
–  Просто козлы, – в пространство говорю я.
– Д-да, Вова, п-просто козлы, согласен с тобой, – вторит мне Сэм.
– Ребя-ят, – заговорчески улыбаясь, говорит Рома, – хотите посмотреть, какое замечательное явление сейчас будет? Если получится, они больше сюда не придут!
Он смешливо щурится, мы скептически киваем.
– Нет, ну пойдёмте, просто попробую, получится так получится, нет так нет, – и он тянет нас к лифту, куда должен сейчас прибыть наряд для проверки на нашем этаже.
Всё остальное, как в кино с компьютерными эффектами. Стоим около лифта, ждём. Ждём-с. Скин рядом, поправляет указательным пальцем очки на переносице. Из лифта постоянно выходят девчонки в халатиках после душа. Душ на всё общежитие внизу, в подвале, поэтому там очень хороший напор. Вот, стоим, ждём. И всё девчонки да девчонки. Сначала удивляются, разглядывая нашу толпу, потом кокетливо движутся с полотенцами на головах к своим комнатам.
– Рома, э-это что, на т-твой запах что ли идут? – шутит Сэм.
– Ну ребя-ят, имейте терпение, – просит Рома.
Двери лифта открылись в очередной раз – выходят трое, в форме, морды самодовольные. Опускаю глаза, никогда не выдерживаю прямого взгляда противника, очевидно раб по натуре, просто ненавижу себя за это. Мои друзья тоже смотрят по сторонам, нарочито внимательно разглядывая детали повидавшей виды лестницы. Славушок пытается что-то произнести, Скин коротко хлопает его по животу, тот замирает.
– Уважаемые Господа, – начинает Рома. Трое в форме насторожились и едят нас глазами. Чувствую, от Ромы идёт некий еле уловимый ветерок.
– Сегодня у нас такой чудесный вечер… – продолжает наш камикадзе, плавно разводя руки. Что за бред он несёт, думаю, сейчас нас повяжут… – ну, прямо прекрасный вечер, с разными расчудесными напитками… – вещает дальше Рома.
Физиономии блюстителей правопорядка вытягиваются, и все мы слышим сопутствующие звуки. Вояки начинают, пардон, шумно испускать газы, втроём одновременно. Комично, что один звук высокий и попадает в терцию с двумя низкими, да долго так, без перерыва. Лица молодцов, минуя фазу удивления, становятся на редкость беспомощными. Они тужатся, в невозможности остановить всё новые и новые позывы. Чёрт, мне прямо жалко их, и как-то неудобно и стыдно. Минуя лифт, сконфуженные парни ломанулись вниз по лестнице, так и продолжая звучать на ходу.
Реакция нашей тусовки представима. Рому все похлопывают, улыбаются, называют – проффи, А тот, покрытый румянцем, довольно отнекивается. В воздухе витает аромат фиалок.