Только мёртвые не возвращаются

               
   Болтун!!!
 - Болтун!
  Кто-то неистово колотил в дверь  ногами, кулаками, разгонялся и ударялся об неё всем телом, пытаясь выломать.  Я перепугалась не на шутку. Что за незваный гость посреди ночи?
  - Болтун, ведь он зовёт тебя, поди же, посмотри, кто это, - могла бы предложить я, но, видя ужас на лице Болтуна, дрожащего в углу от страха, сама поднялась с постели, оделась и подошла к двери.
  - Кто там? – спросила я, прислушиваясь к шорохам за дверью.
  - Свои, - ответили по ту сторону.
 - Свои в такую погоду не ходят, - парировала я.
 - Свои!  Открывайте немедленно, - раздался раздражённый голос, - мне без вас дел хватает, не задерживайте процесс!
   Я обернулась, Болтун умоляюще качал головой, прося не открывать. А я открыла. На пороге стояла маленькая сухая старушонка, скрюченная, как завядшая морковь.  На сгорбленной спине она держала серый мешок, полный какой-то поклажей. Злобно сверкнув глазами, она  достала из мешка конверт.
   - Болтун, - прочитала она, затем подняла на меня глаза, – здесь живёт?
  Я кивнула и указала на побледневшего Болтуна, скукожившегося в углу у кровати.
  - Получите, распишитесь, - тявкнула старушка, грубо отстраняя меня с дороги.
  Она кинула на стол конверт и принялась поднимать с пола Болтуна, который яростно сопротивлялся. На конверте было указано место  отправления: Алигом.  От этого слова, аккуратно выведенного чёрным чернилами и украшенного вензелями,  мурашки побежали по спине. В строке адресата было имя Болтуна. Я незамедлительно вскрыла конверт и обнаружила в нём пустой лист бумаги.
 - Но здесь же ничего нет, ни одного слова! - возмутилась я, предъявляя доказательства старушке, которая тем временем оглушила Болтуна, скрутила и, взвалив себе на горб,  уже волокла к выходу.
 - А это и ни к чему, - прошипела старушонка. - Вашего согласия никто и не спрашивает. Пришло время, значит, будь добр… судьба такая…
  Она прошуршала к двери и, остановившись на пороге, хитро подмигнула мне:
 - Все там будем…
- Что? – протянула я, начиная понимать суть происходящего.
 - Что? – передразнила она, - Да, собственно, всё!
  С этими словами она растворилась в ночной мгле, только её хриплый смех, словно вулканический пепел, оседал на стенах моего дома.
  Я в недоумении присела на кровать и начала разглядывать конверт. Что это за город Алигом? Я там никогда не бывала, да  и Болтун вряд ли. Что за странная старушка и что значит её это «всё!» и «все там будем»? Этими вопросами я мучила себя остаток ночи, пока не разболелась голова.
   Так как до утра оставалось ещё несколько часов, я легла в кровать и быстро заснула. Мне приснился странный сон, будто я бреду по ночному городу, босая, в старом чёрном хитоне, и за спиной моей болтается мешок, такой тяжёлый, что я не могу разогнуться. И единственное, о чём я мечтаю, раздать свою поклажу людям, чтобы мне стало легче идти. Но никто не встречает меня с радостью, все бегут сломя голову, лишь завидев меня издали, и от этого я злюсь и ломлюсь в каждую дверь, требуя открыть немедленно.
  Я проснулась на рассвете от крика петуха:
 - Ку-ка-ре-ку -у- утро! Уже у-утро! Ку-ка-ре-ку- у -утро! – верещал он на весь двор.
  Я медленно поднялась с постели и оглядела комнату. Что-то было не так в это ясное весеннее утро, чего-то не хватало. Да, не хватало Болтуна! Я вскочила и пробежала весь дом, в поисках него, обшарила двор, сбегала к Пруду и на Зелёные холмы, где он любил сидеть под раскидистым дубом и слушать сплетни белок. Но его нигде не было! Тут я вспомнила ночной визит скрюченной старушонки и то, как она уволокла моего Болтуна на своём горбу.
  Я помчалась домой, поднялась в спальню и попыталась найти тот самый конверт, который она оставила, но в комнате было слишком темно, и я отдёрнула занавески на окне, чтобы впустить солнечный свет. Солнце хлынуло в спальню и озолотило воздух, всё кругом, каждый предмет, каждый угол и …конверт на столе.  Как только его коснулись лучи, он вспыхнул красным огнём и сгорел дотла в мгновение ока. На столе осталась горстка пепла и по мере оседания складывалась в буквы. Я подошла ближе и прочла: «Только мёртвые не возвращаются». Зловещая надпись выбила пол из-под моих ног. Я в ярости смела пепел со стола. Ведь Болтун не мертв! Он жив! Почему его забрали! Я лихорадочно перебирала в уме все возможные варианты. Так это была не просто старая перечница, а сама Смерть! От неожиданного осознания страшной правды у меня перехватило дыхание. Она утащила моего Болтуна и меня не спросила! Я этого так не оставлю! Не смотря на то, кем была моя визитёрша прошедшей ночью, негодования  и обиды не было конца.
  Я решила немедленно собираться в дорогу, отыскать этот зловещий Алигом и вернуть себе Болтуна, во что бы то ни стало! Так меня ещё никто никогда не облапошивал! Я вставила свой стеклянный глаз, надела походные сандалии, а в сумку положила тёплую одежду для Болтуна, ведь Смерть унесла его в одном исподнем, а на обратном пути могло быть холодно. Так снарядившись и прихватив  кое-какую снедь, я отправилась в путь.
  Что я знала о том месте, куда Смерть уносит людей? Лишь то, что оно находится под землёй, что там темно и холодно и очень опасно. Всё это напоминало угольные штольни на краю нашего города, туда-то  я и отправилась.
  В посёлке углекопов меня не встретили с распростёртыми объятиями, кто-то покрутил у виска, когда я рассказала о своей беде, кто-то попросту вытолкал взашей из своей лачуги. Я совсем отчаялась и начала самостоятельные поиски, но одна девчушка, в выпачканном сажей платьице, схватила меня за руку и потянула за собой. Она привела меня к старой полуобвалившейся шахте в отдалении от посёлка.
 - Здесь, - сказала она, - и есть могила. Сюда мой отец спускался три года назад и с ним ещё девять углекопов, но никто… никто оттуда не вернулся! 
  При этом она состряпала такую злобную гримасу, будто пыталась меня напугать. Но ни тут то было!
 - То, что надо! -  улыбнулась я и, поблагодарив её за помощь, начала спуск в заброшенную штольню.
    Груды обломков породы и чёрного шлака преграждали мне путь, но я упорно карабкалась на крутые склоны, раз за разом протискивалась сквозь щели в угольных пробках. Воздуху становилось всё меньше, холод подступал. К счастью, мой волшебный глаз освещал темноту, словно факел. Вскоре я заметила, что двигаюсь под уклон. Мелкие камешки выскальзывали из-под моих сандалий и укатывались вниз.
   Прошло несколько часов спуска в бездну и безмолвная тишина начала меня угнетать. Я затянула какую-то тоскливую песенку, но эха не было слышно, голос таял в спёртом воздухе, отчего казался совсем чужим, глухим и низким. Уклон становился всё круче, так что мне пришлось почти скатываться вниз. Я была вся чёрная от угольной пыли, словно подгоревшая гренка.  На секунду я остановилась, перевела дух и, вспомнив ещё одну нудную балладу, продолжила путь.
  Проход сузился до такой степени, что превратился в огромную каменную кишку, противоположных стенок которой я легко могла коснуться обеими руками одновременно, но воздуха ещё хватало, а запаса песенок о нелёгкой женской судьбе тем паче.
  Становилось всё жарче, и духота валила из бездны, словно дым из трубы. Вдруг я оступилась и упала на спину, замерев от неожиданности и боли в ушибленном мягком месте. И тут я услышала, шорохи совсем близко, будто кто-то шёл по моему следу, а теперь, увидев моё падение, спешно прервал шаг, чтобы не выдать себя. Я вслушивалась в тишину вокруг, но кроме биения собственного сердца так ничего и не услышала. Тогда я медленно поднялась и продолжила свой спуск, но вскоре нечто снова напомнило о себе. Что-то, похожее на завиток дыма из курительной трубки, промелькнуло во тьме впереди меня, оставив после себя лёгкую белесоватую струйку.  Это нечто постепенно рассеялось в темноте, не оставив и следа. Тишина давила на уши, а сердце бешено колотилось. Тогда я запела ещё громче – это помогало мне не бояться.
  Так прошло ещё несколько часов, на поверхности должно было уже зайти солнце, в долине за холмами, люди готовились ко сну. И мои глаза начали слипаться, но остановиться на ночлег было негде, на крутом склоне было опасно спать, иначе во сне  можно было скатиться в бездну. Я проползла ещё немного, стены коридора становились рыхлыми и крошились от моих прикосновений, но к счастью, скоро я наткнулась на просторную нишу в стене, куда и забралась, устроив лежанку из собственного тряпья, а под голову положила свою походную сумку. Я так устала, что тут же провалилась в сон.
  Мне приснилось, что лежу в свежевырытой яме, а люди, проходящие мимо, кидали туда по горсточке чёрной почвы. Яма наполнялась, меня поглощала земля, давила на меня и не давала дышать. Люди со скорбными лицами засыпали меня, словно семечко на грядке, и при этом пели грустную тягучую песню, какую поют жёлтые вязы с приходом осени. Я очнулась от тяжёлого сна, но вдруг поняла, что эта тоскливая песня не приснилась мне, она звучала в шахте, шла из глубины, и голос, её поющий, вовсе не был похож на человеческий. Я выбралась из своего укрытия и вгляделась во тьму внизу. Мелкие желтоватые огоньки вспыхивали там и тут, блуждали, то подползали ближе, то ныряли в непроглядную черноту. Они походили на глаза каких-то призрачных существ и в то же время прыгали и кувыркались сами по себе. Один, самый смелый, подлетел совсем близко ко мне и замер, приветливо мерцая.
 - Эй, привет! – я помахала ему рукой. – Как тебя зовут?
  Но огонёк ничего не ответил, он снова начал медленно, крадучись, приближаться. И вскоре я увидела, что это был не просто огонёк, а маленький человечек, с крошечными прозрачными крылышками, в животе у которого светилась маленькая жёлтая звёздочка.  Он дружелюбно протянул ко мне ручонки и стал медленно подлетать, покачиваясь в так собственной песни. Не успела я опомниться, как крошка-светлячок выхватил мой стеклянный глаз и бросился наутёк. Остальная стая проказников кинулась ему в след, вероятно  желая посмотреть, какую диковину он раздобыл.
 - Ах, вы мелочь голопузая! – разозлилась я. – А ну отдавайте мой глаз!
  Я кинулась им  вдогонку, но без своего волшебного глаза уже не могла видеть в темноте, и, споткнувшись о валун, кубарем покатилась вниз по склону.
  Я летела достаточно долго, чтобы сосчитать коленками и затылком все выступы и ухабы, подтянуть ремни сандалий, перекусить тремя черносливами, заштопать разорвавшуюся юбку и прочесть две главы книги нашего местного писателя Писателя «Адродидрадиум и зелёные человечки». Но всё когда-нибудь кончается, и я, наконец, достигла дна чёрной бездны, ухнув плашмя на что-то твёрдое и неровное, похожее на груду поленьев в королевском камине. По счастливой случайности я не сломала ни одной косточки, по крайней мере, своей, так как приземлилась я на огромную гору человеческих скелетов. Сухие белые кости заполняли всё вокруг, и  не было видно конца распростёртым останкам, затопившим безграничное чёрное пространство, будто море. Они хрустели и трескались подо мной, щелкали, поскрипывали и шуршали, словно живые. Я поднялась на ноги, но тут же провалилась по пояс в костяную массу, и как ни карабкалась наверх, раз за разом соскальзывала обратно. Меня тянуло вниз странной силой, словно я попала в зыбучие пески, и урчащая гора костей поглощала меня. Я просачивалась в её чрево, как песок сквозь пальцы. Меня накрыло с головой. Стало совсем темно, но вокруг происходило беспрестанное движение, странный шёпот, далёкие голоса, крики, стоны и лепет на разных языках раздавался в колышущемся океане костей. До чего разговорчивыми оказались скелеты!
    Я погружалась всё глубже и глубже, пока не ощутила, что ноги мои освободились. Наконец, костяное море выплюнуло меня на твёрдую землю и, удовлетворённо чмокнув, замолкло. Оно теперь было прямо над моей головой. А впереди возвышались огромные стальные ворота с венчавшей их тускло мерцающей надписью «Алигом». 
  Гигантские серые створки оказались приотворены, и наружу валил густой красный туман. Я приблизилась и увидела, что ворота не могли закрыться до конца из-за больших ветвей чёрных дубов, которые проросли сквозь сталь, оплетали её и вились, словно плющ. Казалось,эти древние могучие деревья хотели выбраться из города, убежать туда, где воздух не заполнен кровавыми парами и запахом гнили.
  Как только я ступила в пределы Алигома, меня поглотило красная мгла, не видя дороги и продвигаясь на ощупь, я прошагала добрых три часа. От голода и недостатка чистого воздуха меня клонило ко сну. Силы почти покинули меня. За весь путь я не наткнулась ни на одно препятствие, ни на одно дерево или валун. Кругом было голое, безлюдное пространство и сухая серая земля. Ни ручейка, ни речки мне так же не посчастливилось найти, а в моей баклаге не осталось ни капли воды. Пройдя ещё несколько часов, я окончательно обессилила и шлёпнулась на землю, серая пыль взвилась надо мной удушливым облаком. Не успела она осесть на моем без того чёрном от угля теле, как я уже спала безмятежным сном. На этот раз без кошмаров.
  Проснулась я оттого, что меня волокли по земле чьи-то сильные большие руки - руки как оказалось чёрно-зелёные с белыми ветвящимися венами, точно такими же странными руками обладал водяной Бултых из нашего Болота За Холмами. Я запрокинула голову, чтобы посмотреть на того, кто так грубо тащил меня по ухабам, но не увидела ничего. Это были просто чёрно-зелёные руки с белыми венами.
  Туман стал расступаться, воздух очищался, и вскоре я смогла увидеть все красоты города Алигома, в том числе невозможно милых и забавных существ, населявших его. Это были все мертвецы, умершие с зарождения мира и умирающие каждую секунду нынешнего времени.  Некоторых я даже узнала, покойник с переломанным хребтом, старательно убирающий улицу ракитовой метлой, был пастухом в соседнем селении за холмами, пока однажды ночью во время урагана его не пришибло упавшим деревом. А старый пират, нёсший подмышкой свою отсечённую голову, повстречался нам с Болтуном прошлой весной в Северной море. Предупреждала я его тогда: «Не сносить тебе, братец, головы!». Так и вышло. А та женщина с копной рыжих волос, свесившая голову на грудь,  была повешена два года назад за чародейство. Здесь же летала подкопчённая черепушка Королевы и скалила зубы, как и при жизни впрочем. Моя персона явно всех заинтересовала, все тыкали в меня пальцами и шептали: «Живая, живая!»
  Руки протащили меня по всему городу, и мы опять оказались на пустыре. Сухие безжизненные былинки, кусты и  низкие скрюченные деревца – это всё, чем было заполнено это бескрайнее унылое пространство. Посреди пустоши прямо на земле открылась двустворчатая дубовая дверь. Руки одним махом опрокинули меня вниз, в зияющую черноту разверзшейся земли. Казалось бы, куда ещё ниже падать, но я пролетела несколько лестничных пролётов и приземлилась на холодные каменные плиты. Вопреки моим ожиданиям здесь было людно, люди были живыми, такими же, как и я! Что они здесь делали, на самой окраине города мёртвых? С этим вопросом я обратилась к первому встретившемуся.
 - Ждём, - холодно ответил он.
 - Чего ждёте? –  с любопытством спросила я.
 - Каждый своё, - объяснений не последовало, он просто развернулся и поплёлся прочь от меня.
  Ну, нет, мне это не подходило, ждать неведомо чего и терять время, бесцельно слоняясь по каменным лестницам, переходам, коридорам и комнатам. Я упорно искала выход из этих многоуровневых темниц, ощупывала каждый камешек, искала подозрительные щели и потаенные ходы, но ничего подобного в отполированных стенах, идеально ровных плитах и колоннах не находила.  Но помещение хорошо освещалось, и я искала источник этого света, какое-нибудь окошко, отверстие под потолком, выходящее туда, где было свежо и светло. Сколько прошло дней моих поисков, я не знала, я неустанно и упорно искала выход, карабкалась под потолок, срывалась с гладких стен, падала и разбивала в кровь колени и локти. Бродившие, словно призраки в тумане, люди оставались безразличными к моей суете. Они предавались бесконечным раздумьям, тоске и скуке, за всё это время никто не заговорил со мной, не помог встать после падения, не поднёс камня для сооружения лестницы.
  Странно, но в течение долгих дней моих тревожных поисков я ни разу не сомкнула глаз, спать просто не хотелось, так же, как  есть и  пить. Я была жива, и знала это, но все физические ощущения исчезли. Даже при падении на каменные плиты с большой высоты, я не чувствовала боли, поднималась и вновь карабкалась вверх.
  Прошла неделя, может год, может десять лет. Ничего не менялось вокруг, свет лился из невидимого окна, единственным выходом была та дверь в земле, ведущая на пустошь за Алигомом. Но возвращаться назад я не собиралась. Мне нужно было всё хорошенько обдумать, рассчитать,  логически осмыслить. И, наконец, я села у стены и задумалась. Рой мыслей и подсчётов в моей голове окончательно заморозил меня, я превратилась в лёд, точно такой, каким зимой покрывается Пруд За Холмами.
   Я подняла глаза и увидела людей, сидящих у стен так же, как и я, и размышляющих, так же, с безжизненными лицами, полными скорби и тоски. И тут я вскочила на ноги и помчалась прочь, нельзя было поддаваться страшной силе отчаянья и превратиться в призрака, как они, нельзя было отступиться, нужно было найти, спасти Болтуна! Я мчалась, словно ветер по коридорам и переходам, под стрельчатыми арками и сводчатыми потолками, пролётами лестниц, анфиладами комнат, которым не было конца, не боясь заблудиться, не боясь устать и упасть без сил. Какая-то странная сила несла меня вперёд, я бежала так быстро, что стены слились в одно серое течение, всё плыло мимо, неразличимое, неясное. Тусклые полосы пространства бледнели и таяли, всё будто залилось ярким сетом. Пол ушёл из-под моих ног, он растворился в белом свете, как и стены и потолок, всё кругом стало белым, словно первый снег на полях, словно нежные цветы олеандра. Я сбавила бег, но всё осталось по-прежнему, темница исчезла, я медленно пошла вперёд в этом белом сиянии. Вокруг раздавались мягкие голоса. Они шептали, переговаривались, обсуждали меня:
 - Никогда не видел такого упорства, - говорил один голос.
 - Такой настойчивости, - вторил другой.
 - Такой решительности, - отвечал третий.
 - Такой любви, - шептал четвёртый.
 - К Смерти, - сказал первый.
 - К Смерти, - повторил второй.
 - К Смерти, - подтвердил третий.
 - К Смерти, – заключил четвёртый.
  И тут же меня ввергли в тёмную узкую залу, освещённую желтоватым светом свечей. Она сидела передо мной на троне из чёрных переплетенных ветвей дуба, точно таких, какие проросли сквозь сталь городских ворот. Она смотрела исподлобья, но без надменности, а скорее с любопытством. Она, седая, маленькая, сгорбленная старуха, та самая, что забрала Болтуна из нашего дома, та, которую я так давно искала, она - великая Смерть в безобидном и забавном обличье, поманила меня сухим узловатым пальцем. Я медленно приблизилась.
 - Никто ни разу не спускался в мои владения по доброй воле, да ещё и с надеждой вернуться, - начала она с нескрываемой иронией в старческом голосе. – Я знаю, как долог и тернист был твой путь сюда. Знаешь ли ты что те, кто сейчас тоскуют в каменных палатах, так же сами выбрали своё заточение. Только умереть – было их целью, а что дальше будет и чего они хотят теперь, они не ведают. Вот и застряли: ни туда, ни сюда…
  Она щелкнула пальцами с грустной ухмылкой.
 - Чего же хочешь ты? - наконец, спросила она.
  - Верни мне Болтуна! – взмолилась я. -  Верни и отпусти нас домой, ещё не время…
  Она захохотала скрипучим смехом. Кряхтя и хватаясь за поясницу, поднялась и медленно спустилась с тронного места.
 - Пойдём-ка, - она махнула мне рукой, чтобы я следовала за ней, и поковыляла к высоким дверям, ведущим в другие залы.
  Мы прошли анфиладу одинаковых комнат, пахнувших сыростью, темных и холодных, но очаровывающих красотой тусклого золота, причудливой лепнины, радужного блеска свечей, глянцем чёрномраморных колонн, и оказались перед зарешеченной стеной, за которой сидел Болтун, прикованный цепями к каменным столбам.
 - Болтун! – воскликнула я радостно и подбежала к решётке.
  Он привстал, но тут же упал на колени, цепей хватало только чтобы подняться на ноги.
 - Что же он как собака на цепи?  - возмутилась я.
 - Уж больно буйный, - хмыкнула Смерть. – Так и рвётся, так и рвётся… Вот и не смогла я его в Алигом определить, уж сильно он хочет жить…
   Я протянула руки через решётку, но не смогла дотянуться до Болтуна.
 - Что мне сделать, чтобы ты отпустила нас? – обратилась я к Смерти.
  Она опять захохотала, но тут же схватилась за поясницу с мукой на лице.
 - Ох, радикулит-радикулитушка, - застонала она.  – Ну да ладно, пойдём, противная девчонка…
   Мы спешно возвратились в тронный зал.
 - Ох, и назойливая же ты, - ворчала Смерть, – впрочем, есть у меня для тебя кое-какое дельце.
  Она заглянула за трон,  достала из-за него большой серый мешок и протянула мне.
 -  Видишь, продуло на прошлой неделе, пришлось в горы лезть за одним столетним пареньком,  - она указала на свой горб и согнутую поясницу. – Того и гляди, развалюсь на части. Надо мне в тепле побыть, ванны лечебные принять, компрессы травяные поприкладывать. А дел невпроворот, вот, сколько пригласительных на этот свет нужно разослать. Думаешь, кто мне, старой, поможет, да никого доброго не сыскать!  У всех свои заботы, всем отдыхать охота, все к морю-океану греться поразбежались…Тьфу!
  Она ворчала добрых полчаса.
 - Я поняла! - потеряв терпение, воскликнула я - Я разнесу конверты, а когда вернусь, ты отпустишь нас с Болтуном домой.
 Смерть снисходительно кивнула, будто именно этих слов и ждала от меня.
  Я водрузила мешок на спину и поспешила к выходу.
 - Иди, иди, - кинула она мне в след. – А когда вернёшься, тогда и поговорим.
   Вопреки моим ожиданиям, сразу за тронным залом Смерти не было долгих переходов и подъёмов к Алигому, напротив, я в миг очутилась возле угольной штольни, откуда и начинался мой путь.
 Здесь, в мире живых, уже была осень, с севера дул холодный ветер и жёлтые листы клёнов и дубов кружились над землёй. На мне был только старый чёрный хитон, а за спиной тяжёлый мешок с письмами. За пазухой я нащупала свёрток, в котором оказался мой стеклянный глаз.
 Я скинула мешок на землю и, развязав шнурок, открыла его. Первое письмо с  пометкой «Торговцу солодкой, деревня У Южного Тракта». Туда то я и направилась.  В доме торговца меня не встретили с распростёртыми объятиями, хотя я была учтива и  обходительно. И поначалу меня даже пригласили к столу, но когда дело дошло до вручения конверта, господин торговец  изменился в лице и, нервно отхлебнув горячего чая, пошёл собирать вещи.  Его жена  тут же устроила скандал, обвиняя меня в том, что я воспользовалась их гостеприимством и отплатила чёрной неблагодарностью. Она театрально закатила глаза, уверяя, что немедленно умрёт от горя. Я тут же перерыла мешок в поиске конверта с ее именем, но не найдя такого, попросила успокоиться и заверила, что сегодня не её черёд. Тогда она накинулась на меня с упрёками, что я оставляю несчастную больную женщину и двух маленьких детей без кормильца, обрекая на голодную смерть всех троих. Она чуть ли не бросилась на меня с кулаками, но вовремя появился господин Торговец и, попрощавшись с родными, вышел во двор. Я последовала за ним и вручила карточку, на которой была указана одна дорога - дорога к Алигому. Мы попрощались, и я отправилась к следующему адресату.   
  Так прошло несколько дней, я посетила около пятидесяти домов и повсюду меня пытались выставить за дверь. Мне и самой было не по себе забирать молодых красивых женщин и сильных мужчин прямо из постели или из-за обеденного стола, детей, спящих в своих кроватках, крестьян во время уборки урожая и богачей посреди бала, немощных стариков, которые, кстати, охотно следовали за мной, не смотря на протесты родственников, каменщиков, волопасов,  садовников, жнецов, уличных артистов, моряков, королей и бездомных – всех без разбору, не зависимо от статуса и желания жить.
   Осень принесла холод и ливни. Шлёпая босыми ногами по чёрным лужам, я переходила из города в город, из деревни в деревню, раздавая конверты. Стараясь не пугать своим видом  местных жителей, я передвигалась по улицам ночью, а днём двигалась лесом и глухими городскими отшибами.  Иногда мне приходилось применять силу, многие просто не желали отправляться в путь, так же как это было с Болтуном. Но в тот момент я не могла думать о жалости и сострадании. Я говорила:
 - Время пришло, будь добр. Судьба такая… - точно так же, как мне сказала Смерть, забирая Болтуна.
  С этими словами я хватала  бедолагу и волокла к выходу. Работа есть работа...
  Я побывала на множестве казней, поучаствовала в нескольких уличных потасовках, неизменно вручая печальные письма. И каждый раз, это было неожиданностью для адресата, даже уже расположившегося на плахе, удивление, а то и ужас, читались в его глазах. И повсюду я была нежеланным гостем.
  Осень подходила к концу, а мешок всё не пустел. Поля и пустоши припорошило белым снегом. Замёрзшая и уставшая от тяжелой ноши и долгого пути, я упорно шла вперёд. Меня злило ворчание тех, за кем я приходила, они не понимали моей усталости и задерживали процесс.  Везде и всюду я наталкивалась на непонимание.
 - Время пришло! Не задерживайте процесс, у меня и без вас… - раз за разом повторяла я, так, что натёрла мозоль на языке.
  У меня начала болеть спина, я долго не разгибалась под тяжёлым мешком. Радикулит-радикулитушка! И ноги почти отказывались идти, но я  знала, что придёт весна и мешок опустеет, все кому требовалось уйти в этом году, уйдут, и я вернусь в Алигом за Болтуном и уведу его домой. Только это подпитывало мои силы и мою злость, я не останавливалась ни на минуту, не делала передышек.  Время таяло, как снег на полях, когда, наконец, засияло весеннее солнце, таили и конверты в мешке,  и это вселило в меня новую надежду.
  Я была счастлива в то тёплое весеннее утро, когда последний адресат получил свой конверт. Он и не знал, почему я так улыбалась ему и почему была так сердечна, почему сочувственно обнимала его и его семью, почему расточала слова утешения, всё это видимо показалось ему неуместным и немного обидным. Но радости моей не было конца!
  Освободившись, наконец, от непосильной ноши, я на всех парах помчалась в Алигом. За считанные дни я добралась до Холмов и к следующему дню уже была в посёлке углекопов. Старая штольня была на своём месте, заваленная грудами обломков породы, зияя чёрнотой бездны, она уже не внушала мне такой тревоги, какую я испытала, увидев  её впервые.
  Я начала спуск так стремительно, будто делала это каждый день, меня уже не пугали шорохи и видения в чёрной пустоте, рой летающих людишек, словно в радужное тёплое озеро, нырнула я в море костей,  моментально поглотившее меня. Алигогом встречал меня как старую знакомую, те, у кого были головы, почтительно снимали передо мной шляпы,  дамы приседали в книксене и расспрашивали, что теперь носят модницы там, наверху. Не замедляя шага, я консультировала их по части тамошней моды, удивляясь, что и мёртвые желают оставаться красивыми.
  Чёрно-зелёные руки с белыми венами, осторожно спустили меня в темницу, где меня уже поджидали четверо в ореоле белого света. С доброжелательными улыбками они открыли для меня портал, провожая в покои Смерти, неуёмно повторяя на распев:
-- Никогда не видел такого упорства…
 - Такой настойчивости…
 - Такой решительности…
 - Такой любви…
 Смерть по-прежнему сидела на своём троне из переплетённых чёрных ветвей дуба и с аппетитом поглощала омлет с томатами.
 - Ох, и долго же ты, - заворчала она, едва завидев меня. – Мы уже заждались. Я бы с такой лёгкой работёнкой за неделю справилась.
 - Вот и, пожалуйста, - мне совсем не хотелось с ней спорить, я слишком устала. – А мне на такую работу никакого здоровья не хватит.
- Что ж теперь у тебя есть кое-какой опыт, смотри, а то оставайся, будешь служить у меня. Я ведь старая, немощная, пора мне и замену подыскивать.
 -  Невыгодный обмен, у меня нет такой деловой хватки, как у тебя, - отказалась я и поспешила напомнить:
 -  Я выполнила свою часть уговора, теперь твоя очередь.
- Ах, да, да…- она заворочалась на троне, нахмурилась, будто что-то припоминая.  - Ну, поди, забирай своего ненаглядного, заждался уже.
  Заметив моё нетерпение, она всё же остановила меня у самой двери. Смерть смотрела на меня некоторое время, будто читая мои и без того очевидные мысли. Потом вздохнула и покачала головой.
 - Жаль,  - протянула она, вдруг погрустнев. -  Ну да беги, беги… Мир вам…

  Смерть махнула в сторону дверей и, облокотившись о подлокотник, задремала, потеряв всякий интерес ко мне и недоеденному омлету. Я же кинулась к дверям, промчалась по анфиладе тёмных комнат, и одним махом очутилась возле зарешеченного угла с каменными колоннами. Но там никого не было. Я бросилась было обратно, в уверенности, что старуха обманула меня, но в следующей комнате заметила едва заметную тень, изгибающуюся на стене в желтоватом свете свечи, я приблизилась, шорох страниц и тихое поскрипывание половиц, говорило о том, что там кто-то есть. Я тихо вошла в комнату: Болтун сидел в кресле и читал книгу. Выглядел он очень странно: без того стройный, он ужасно исхудал, кожа, обычно медовая и тёплая, теперь побледнела и сияла холодным серебром. Одет он был так же непривычно: в узкий серый костюм и чёрные штиблеты, какие носят душеприказчики в больших городах за горами. Возле него лежали горы толстых фолиантов в кожаных переплётах.
  Я почувствовала, что-то изменилось…в нас обоих. Я безмолвно протянула к нему руку. И вдруг он обернулся, прежние тёплые глаза цвета горячего шоколада, потемнели, словно два бездонных колодца, и, кажется, не узнавали меня. Но вдруг он улыбнулся. И камень упал с моего сердца.
- Смерть не давала мне скучать, заставила прочесть всю её библиотеку, - тихо произнёс он и указал на стопки книг.
  Криво улыбнувшись, я раскрыла для него объятия. Болтун встал и обнял меня.
 - И о чём все эти книги? - спросила я, задыхаясь от слёз радости.
 Он тяжело вздохнул, крепко прижал меня к груди и ответил:
 - Все …об одиночестве…