Клещ

              Утро потихонечку подкрадывалось к лесным жителям. Солнце ещё не появилось из-за сопок,  но уже были видны все загадочно-сказочные силуэты Сибирской тайги.

        Звонко запиликала проснувшаяся птаха. Дятел чуть свет начал монотонно долбить своё дерево, иногда останавливаясь на перекус, проглатывал личинку или огромного, насосавшегося ночью чьей-то крови,  клеща, и продолжал делать и делать свою монотонную, полезную  работу. Кукушка, тряхнув симпатичной головкой и распушив яркие пёрышки, отсчитала, кому это было интересно, сколько им осталось жить  на этой прекрасной, красивой, грешной земле.

          Вновь родившиеся комарики, не спешили искать свою жертву. Они только начинали учиться летать, раздуваемые лёгким ветерком по бескрайней тайге.
 
Огромная, седая, лохматая дворняга подошла к Володьке, и лизнула его в  голую искусанную мошкой пятку. Охотник поёжился и быстро убрал расчуханную за ночь ногу.

Черныш не унимался. Он нагло залез в палатку, и с умилением, тщательно, с любовью начал вылизывать своего хозяина. Язык  собаки  бесцеремонно залез  в открытый  рот мужика, обслюнявив губы, щёки, глаза, нос и Володькин язык.
      
 – Тьфу, зараза! Твою мать!  Ну, достал! Главное к Толяну не лезешь, а мне даже уши помыл. Тьфу-тьфу, пошёл вон Черныш! Фу, фу! – закричал мужик и выпихнул кабеля ногами с палатки.
       
Черныш взвизгнул, поджал уши и хвост, обиженно выскочил на свежий воздух и начал бешено бегать по лежбищу, лая, воя и скуля. Мужики проснулись окончательно. Утром подморозило. Недавно вылезшая зелёненькая травка, покрылась белой сединой с замороженными слезинками утренней росы.

          – Ну и весна: ночью минус, днём плюс. У  зараза – холодно. Черныш, да заткнись ты. Дай поспать ещё минуточку. Вот гад а! Почуял что-то неладное, что ли? Надо вылезать. Труба зовёт, Черныш орёт. Да и на горшок, что-то потянула, – болтали между собой братья, поёживаясь, под  покрытыми росой, ватными одеялами.

    Вылезли на свет Божий. Надели вонючие, пропитанные потом носки. Сверху намотали грязные влажные портянки. Натянули длинные болотники, подвернув мягкие голенища, вниз к коленям. Толик расчесал рукой пышные волосы, подошёл к речке, набрал полные ладошки ледяной воды, и начал громко фыркая и сморкаясь умываться.

       – Уу-ууу, аха, аха. ххе, кхе! Хорошо! Холодная зараза! – радовался жизни и мыл своё красивое, раскрасневшееся лицо, обливал шею, грудь, спину ледяной, проточной водичкой.
      
– Ихтияндер, ты всю рыбу заикаться научишь. Ломанётся  весь косяк на ту сторону, к конкурентам, – шутил братан.

       Затем Володя подошёл к  беленькой, слегка покрытой зелёненькими листочками, берёзке и отвернулся от речки. Сделав свои дела, начал чесаться как Черныш после собачьей свадьбы. Согнулся,  как балерон на сцене Большого театра и начал тяжело пыхтеть. Спина то напрягалась, согнувшись, то расслаблялась, выпрямившись. Ягодицы бешено тряслись, как у стриптизерши, возле железной, эмалированной палки.

 Толик умылся и посмотрел  в своё отражение на неспокойной, потревоженной глади воды. Круги динамично разбегались в разные стороны, уверенно успокаевыемые, маленькими волнами от только что проплывшей моторной лодки.
         
– Красавец! Глянь, люди уже вышли на рыбалку. Всё выловят, паразиты. Ты, что рыжий, упражняешься что ли? По Нинке соскучился? А?

          – Да пошёл ты! Не до смеха!.. Клещ в самую головку впился. Здоровый, как слон. Блин! Жирный и противный!

Володька снова сгорбился и грязными от сажи руками, начал выдавливать паразита.

          – Дай-ка позырить, – сказал Толик и взял в руки большой охотничий нож, с искусственными кровоподтеками. – Давай отрежем и все дела… В рот тебя поцеловать! Смеялся младший брат, привыкший постоянно передергивать и поддевать Володьку.
         
– Щас как двину, дубина! Я сказал: не шучу! Самого выдавил, только головка осталась торчать. Вспух, как кукурузина… сволочь! Чо делать то, братан? – прохрипел испуганно потерпевший.  – Помру не дай Бог! А ещё хуже, если отрежут по самый корень. Всё хана! На хрен мне эта рыбалка нужна! На хрену я видал эту охоту. Самого добычей сделали. Сидел бы дома, жрал самогоночку, да в телик пялился! – чуть не плакал Володька.

 Его охватил жуткий ужас. В голову полезли пугающие мысли: «всё, импотент, отрежут, а вдруг потеряю свою драгоценность, энцефалитный, парализует к ядреной фене, Нинка бросит, сдохну, как пёс подзаборный!..»

Посмотрев внимательно, он увидел, что головка чёрной меткой торчит на прежнем месте. Вокруг краснота, и о ужас всё…  на глазах начинает стремительно опухать.
 
 – Ну всё, ампутируют… Сто пудов вырвут вместе с яйцами! – засмеялся Толян, сунув бутылку чистого спирта брату. – На напои клеща, да и сам втащи соточку. А то не от него, а сперепугу ласты завернешь…

  Володька отхлебнул прямо с горла и начал медленно лить на конец.
         
 – Ты, чо ошалел! Хорош! Хватит! Мне  оставь, а то всё своему новому товарищу отдашь. Он мелкий, ему и капли хватит утопиться.
 
Не помогало, краснело, багровея и наливаясь всеми цветами радуги.
   
– Всё, не могу!  Щипит –  ужас… Воды, воды дай,  Ирод! – орал мужик.
 
 Толик сбегал к речке, зацепил ведро ледяной  воды. Подбежал к больному и вылил всё до капельки в приспущенные штаны брата.
         
 – Убью, сволочь! Ты что делаешь? 
 
Продолжало жечь и щепать. Вова  быстро забежал в ледяную речку по пояс.
         
 – У, а, у, а… Легче зараза! Всё домой… Достало всё…  Не чего больше не хочу на этом свете!
   
Рассудок треснул. Оставив всё и всех, Володька, обгоняя ветер, быстрее  олимпийского чемпиона по бегу понёсся в деревню…
         
– Ну и дурак: меня каждый год жрут! Жена дома десятками и не с таких мест вытаскивает! Не чего – живой! – кричал в след, убегающему брату Толик. – Всю рыбалку испортил паразит!
 
Оставшийся рыбак, допил спирт. Потом залез в палатку, обнял, успокоившегося пса. Через минуту, похрапывая и повизгивая, уснули…
   
В это время Володька, запыхавшись и выбившись из сил, окончательно добивая себя, то шёл, то бежал, не разбирая дороги. Прорвался напрямую через кусты и  бурелом. Порвал в клочья одежду. Исцарапал в кровь лицо и руки. Ворвался в посёлок, весь в крови, в лохмотьях, мокрый как лягушка. Пробежал мимо сельпо и больницы на свою улицу.
       
«Домой, домой, домой…  Ай, ой, ой!» – стучало одно и то же у него в голове.
      
 По селу быстро распространился  слух, как заварка в кипятке, что мужиков в тайге порвал медведь. Люди начали собираться…

  Вовка, снеся  калитку  с петель, начал  руками и ногами бешено долбить, запёртую дверь.
      
 – Открой… Горе! Вот дура, закрылась!
         
Сзади подбежала жена, похлопала Вовку по плечу.
   
– Вов, а Вов! Ты, чо озверину на охоте объелся? Я в магазин, за хлебом бегала. Ты мимо пролетел, как ошпаренный…  Даже меня не заметил. Ну, я и бегом ели тебя догнала. Что случилось? Где Толя? Живой?
   
– Всё гораздо хуже!.. Хватит трепаться. Отворяй двери быстрей! Давай-давай, Нинка, не могу… Умираю! – громко зашептал, начиная быстро расстегивать штаны обезумевший мужик.
   
– Вов, ты чо ошалел? Люди кругом. Зайдём в хату, я тебя сама раздену. Потерпи милый, я тоже не железная, не трахтор какой, соскучилась. Цельну неделю шарился по тайге, будь она не ладна!
   
– Вот дурра, заткнись ты! – прошипел больной и втолкнул  жену в открывшуюся дверь.
         
Возле сломанной калитки, быстро собирались любопытные односельчане, придумывая всё новые и новые небылицы про братьев.

 – Он его убил и прибёг! Кого медведя? Да нет, Толика. По пьянке… Говорили – нельзя пить в тайге! Слышь, как ревёт. Озверел… Как бы Нинку не пришиб, зверюга.
          
– Да бросьте вы, он её любит, подкаблучник хренов…
          
Вовка ворвался в дом, встал посреди большой комнаты, под люстрой, приспустил бахилы. Осторожно вытащил своё хозяйство… Подошел к окну.
          
– Свет включи, ни чего не видно. Беда в дом пришла – отворяй ворота.
          
– День же… Светло. Всё видать… Ты бы хоть сапоги снял, а то так ещё  в постель на меня залезешь, – засмеялась женщина, и подошла к мужу,  раскрыв рот,  ошалела. – Что это с ним? Уже готов действовать? А здоровый то какой, Царица небесная. Прости меня, Господи! Подожди-подожди, я щас быстренько разденусь и в койку. Потерпи миленький, секундочку. Как соскучился грешный.
         
 – Ну, ты и стерва! Заткнись тараторка. Меня укусил!..
       
– Кто, медведь, волк аль Черныш? Или баб по дороге подцепили?
      
 – Клещ, дурра!
         
 – Какой ещё клещ?
          
– Какой-какой, не золотой же, а энцефалитный! Большой как бегимот, противный как ты!  – орал мужик.
          
– Что теперь будет? – причитала Ниночка.

Давай жгутом перетянем рану!.. – стонал Вовка.
          
– Нет- нет… Сейчас, сейчас я его маслицем подсолнечным. Выскочит, как миленький, – уверенно сказала она,  смазав пострадавшее место, стала водить указательным пальчиком по часовой стрелки вокруг да около.
 
Ничего не помогало. Мед, марганцовка, зелёнка, синька – ничто не могло выгнать клеща с задубевшей кожи. Только менялся цвет и увеличивались размеры, всё больше пугая супругов, напоминая  длинный китайский огурец. Соседи с любопытством заглядывали в окна, толкаясь и ругаясь между собой.

           – Бегите в больницу, дурни! – закричали, понявшие в чём дело опытные бабёнки.
 
С трудом напялили штаны,  не застёгивая:  уже не было никакой возможности… Выскочили на крыльцо…
          
– Бегом, бегом! – завизжала Нинка и потащила мужа, как трактор "Кировец" стог сена. – Только бы доктор был на месте!
         
 – Не дай Бог докторша! – упирался настырный мужик.
 
Толпа зевак расступилась и дружным полукольцом пошла следом – в больницу. Зашли в чистенькое помещение. В коридоре сидели древние бабульки. Жена подошла к двери и громко заявила:
         
– Мы с острой болью…  Помираем!
         
Все уже давно всё знали, кроме доктора.
         
 – Можно? – спросила Вовкина жена, и  робко постучала в белую дверь слегка приоткрытого  кабинета. – У нас экстренно!               
            

– Но если экстренно. Входите! – послышалось из глубины процедурной комнаты.
            
Нинка запихала упирающегося мужа в кабинет хирурга….
          
 – Ну что у вас там такое срочное? Пообедать даже нельзя по-человечески! – заворчал врач.
         
 Володька попытался вырваться обратно, но дверь не поддавалась. С той стороны бабы во главе с женой плотно подпёрли её ногами и плечами.
         
– Держи бабы, держи, а то выскачет!
         
В кабинете ярко горела лампа дневного света. Посередине стоял стол с настольной лампой, уставленный едой. Только разлили чай. От стаканов поднимался беленький пар. Пахло заваркой, сосисками и горчицей. За столом сидел врач, по краям две молоденькие в белых халатиках девушки. «Наверно практикантки», – подумал  больной. Они с аппетитом кушали, не обращая внимания на вошедшего мужчину. Одна светленькая  держала на вилке сосиску и осторожно, чтоб не переборщить, макала её в горькую, ядреную  приправу. Другая  медсестра, чёрненькая набила полный рот, и напряжённо пережёвывала еду, запивая горячим сладким  чаем. Доктор одел очки. Включил настольную лампу.
   
– Слушаю вас, молодой человек?
   
– У меня интимное! Можно  чтобы девчонки вышли, – скромно сказал и насупился, как сыч Вовка.
         
– У всех интимное… Они будущие врачи… Им на ком-то практиковаться надо!? Не стесняйтесь… Что у вас, показывайте! Подойдите сюда, поближе к лампе, здесь лучше рассмотрим вашу травму.
       
– Нет-нет, я не могу!.. У меня интимней и экстренней чем у остальных!..
       
– Я вам, что мальчик? Понимаешь ты! А ну быстрей! У меня очередь, – занервничал врач, и стал пристально, как удав смотреть на больного мужика.
 
Боль усилилась: страшный зуд не давал покоя… В Володьке что-то перевернулось с ног на голову…. Он быстро подошёл к столу,  рывком сдёрнул штаны и с грохотом кинул на стол, свою   огромную плоть. Все три врача, подскочили как ошпаренные. Чёрненькая подавилась и не могла прокашляться. Беленькая, поднеся сосиску с горчицей к открытому рту, так и стояла не в силах закрыть рот, а тем более откусить или проронить хоть слово. Девушка с силой била задыхающуюся подругу по спине. С доктора упали окуляры. Чай,  который он держал в руке, медленно бежал на него чистый, беленький халат, затекая  в карман.
         Володька,  был готов провалиться сквозь землю, но отступать уже было не куда, да и поздно. Он,  весь покраснел, как рак в кипятке  и пытался оправдываться, заикаясь:
      
 – У меня понимаете – интимное... Я был в тайге, а там клещ. Стоять будет а? Не отрежете?  Жив то буду, в конце концов? Бабы говорят, это медвежья болезнь, лечению не поддаётся… Дохтор спаси, век не забуду.
       
В дверь заглянула бледная взволнованная жена и потребовала:
      
 – Как там жив? Вы боль снимите, а опухоль не надо!..
       
– Вы что с ума сошли? Предупреждать надо, – возмутился доктор.
       
 –А большой то какой!?  – искренне удивилась, наконец-то закрыв рот и прослезившись от горчицы, практикантка.  Поместила сосиску  рядом с тарелкой и раной.
 
Оказали помощь подавившейся девушке. Врач осмотрел рану… Девчонки, обработали укус, как положено…Крепко перебинтовали.
       
– Милейший, да у вас всё чисто, нет никакого клеща. А рану вы сами расковыряли… Так что домой без больничного. Вы здоров, как стадо коров! – поставил  диагноз, улыбающийся  врач.

         Жена повела раненного мужа домой. К вечеру повязка спала, опухоль ушла также стремительно,  как и появилась. А утром супруги, как обычно занялись любовью.

Вот такая трагедия.
                г. Красноярск – г. Пермь.  2003 год.