Эйфория на лезвии ножа

Дождь и солнечное сияние не могут сосуществовать… а если и могут, то лишь краткий миг, рождающий радугу… И если сквозь небо проросла радуга, значит там идет война за пространство… вечное жестокое сражение, которое заканчивается либо капитуляцией плавящихся в сиянии туч, либо сумеречным ливнем.

Хочешь, я скажу: ничего не было, нет.
Может быть, ты поверишь в это,
Убаюканный музыкой слов.
И в мир неизведанный, новый
Осторожно сделаешь шаг,
Закрывая глаза от страха,
Трепеща и не зная, как.

Но зато мы так стремительно падаем вверх,
Как будто притяжения нет,
И нет ни законов, ни правил.
Словно мы никогда их не знали…
Flёur

НАШЕ время было ограничено. И не только, потому что стоило ему дотронуться до меня чуть больше отпущенного, и я могла просто умереть, но и потому что он был неотъемлемой частью дождя, и уходил каждый раз, как только где-то земли должны были коснуться первые капли… И все же, каждую ночь, хоть мгновение, но мы были вместе. Из-за жесткой ограниченности наши встречи были исступленными и удушающими, они выворачивали наизнанку привычную маску реальности, стирали все условности. Мы не могли принадлежать друг другу до конца, иначе это уничтожило бы обоих. Мы не имели право на счастье, это противоречило всем законам природы. И каждый раз, сходя с ума от его близости, я чувствовала всю противоестественность происходящего. Но, не смотря на все законы, зависимость лишь росла и делала нас все более отчаянными с каждой встречей.

Каждое его прикосновение было особенным… словно последним… оно вспарывало мою тонкую, почти прозрачную кожу, проникало до самого сердца, останавливая его…

Каждый раз, приходя ко мне, он будил меня одним лишь взглядом… Он мог часами просто смотреть, как я сплю, но стоило ему лишь захотеть, взглянуть как-то по-особенному, и я просыпалась мгновенно. Он всегда приносил частичку из миров, где накануне прошествовал дождь… Горсть нежно-розового песка, окаменевшую раковину со дна давно высохшего моря, неестественно-гладкий, почти глянцевый кусочек коры от неизвестного мне дерева, веточку карала цвета иудина, бережно сохранившую запах океана, полные карманы самых немыслимых по форме и окраске камней, маленький плотный кусочек тьмы – метеорит… букет невероятно благоухающих полевых цветов… почти разъеденный солью бумажный кораблик из прекрасных и отчаянных стихов, призывающих кого-то. Потом мы вылезали на крышу или окапывались в подушках на полу, и он рассказывал о тех чудесных мирах, а я любовалась его лицом и вечно влажными волосами, нервными руками и дремучими глазами, вздрагивая, когда он вдруг пронзал меня темным взглядом исподлобья, замолкая на полуслове… и тогда уже не нужно было никаких слов, все говорили глаза.

Мы редко выбирались куда-нибудь дальше моей крыши, даже когда и хотели этого… Зачастую наше общее стремление полистать вдвоем параллели обрывалось лишь кратким случайным прикосновением, которое словно освобождало туго натянутую пружину… Нам было слишком мало того, что мы имели… Всегда мало… Мало времени. Мало близости. Но и этим мы были счастливы. Странное головокружительное ощущение… светлое, горячее и звенящее, которое или растапливало внутренности, превращая их в размягченный и умиротворенный гомогенат, или заставляло метаться в пространстве, петь, танцевать и кружиться и неожиданно рыдать от нахлынувшей тяжести и невыносимости… Это была не я… это был кто-то другой… Я могла чувствовать себя полноценной лишь под его пальцами.

Но иногда, все-таки, мы как-то умудрялись покидать наше логово… И тогда мы летали рука в руке, а за нами неотступно следовала, маяча на горизонте, армада облаков, по самому краю которых, словно по лезвию ножа, танцевало солнце. И тот мир, который представал передо мной, воспринимался совершенно по-новому. Я видела мир его глазами. Это невозможно понять, пока сам не изменишься. Словно много лет ты смотрел на одну картину, слушал одну мелодию, читал одно и то же произведение… Ты знал наизусть каждый составляющий их элемент: каждый мазок, оттенок палитры, каждую даже едва уловимую линию, каждую ноту, аккорд, переход, где играется бемоль, или где он отменяется, ты мог по памяти слово в слово процитировать любой абзац. И тебе казалось, что ты постиг эти произведения до конца, они для тебя открыты и понятны, и в них нет тайны и волшебства, они – часть тебя, впитаны без остатка… И вдруг что-то меняется… словно ты всю жизнь видел и слышал их лишь под определенным углом… знал лишь одну из множества граней. И в один прекрасный миг ты случайно бросил рассеянный взгляд на хорошо знакомую картину, когда на нее по-иному упал луч солнца… И не узнал ее, настолько она преобразилась. Те же мазки и штрихи, но они уже не укладываются в твоей голове в привычный образ, разрушая его до основания… И ты можешь потратить часы, чтобы попытаться разгадать, что же изменилось… почему эта картина вдруг вызывает в тебе совершенно другие, необъяснимые эмоции и ассоциации… Но сколько времени не было бы потрачено, ты все равно можешь так и не постигнуть, что все дело в тебе… Что-то произошло в твоей жизни, возможно, ты даже не придал этому особого значения, но оно кардинально изменило тебя, словно поворотило русло судьбы… И весь мир для тебя стал иным… Это трудно заметить пока не начнешь приглядываться к привычным мелочам. Но стоит лишь разглядеть, как преображается все пространство вокруг тебя… и ты смотришь на небо и землю, на привычные дома и деревья, на горизонт, вдыхаешь воздух, наполненный, казалось бы, знакомыми запахами, вглядываешься в глаза родных и знакомых… и ощущаешь себя новорожденным.
Я чувствовала себя новорожденной, глядя на мелькающие под ногами миры… Мне казалось, я никогда раньше не понимала истинного смысла таких слов как «жизнь», «красота», «тепло», «нежность», «любовь»… Меня переполняли совершенно невероятные по силе и цветам эмоции… и их было так много, что они плескались через край, и неотступное головокружение дарило ощущение абсолютной фееричной невесомости… безрассудного падения вверх, в никуда.
Его влажные пальцы неизменно чертили тайные знаки на моей ладони, и весь мир, небо и земля закручивались вокруг нас, то медленно и плавно паря на цыпочках, то беснуясь и кувыркаясь с ног на голову… Неизменной частью моего восприятия и ассоциаций оставалось его присутствие, его касания, его глаза. Ничего не осталось прежним, словно все краски поменяли свои значения… словно нот стало на одну больше… словно я постигла тайный алфавит, изменивший смысл всех знакомых слов... словно он подарил мне иное измерение. И я впитывала, впитывала, впитывала, с жадностью поглощая все новое… но на самом деле, мне все это было не нужно. Все миры были заключены лишь в нем. Его глаза стали для меня Вселенной. Я не могла без них жить… я могла бы прожить вечность, погруженная в них.
Это были тесно переплетенные и проросшие друг через друга невыносимая тяжесть, схоронившая под собой мое сердце, вязкая, тягучая мука и вечная эйфория, опьянение и наркотический дурман с бешеным пульсом и кипящей в ушах кровью… беспрерывная ломка. Радужный ад… Вот чем была наша ненормальная противоестественная любовь.

Мы истощали друг друга, устраивая сражение за сражением… потом летали рука в руке… и снова боролись, пока не падали без сил. А потом он вновь исчезал, растворялся, оставляя влажный след на моей коже и боль…
Я всегда предчувствовала этот момент. Он неощутимо менялся за несколько мгновений: глаза темнели и смотрели пристально и долго, словно он пытался напиться напоследок перед долгой разлукой… словно не знал, сможет ли вернуться… словно прощался навсегда. А потом рука неизменно тянулась к моему лицу, закрывая глаза. И когда я их открывала, его уже не было рядом…
Он очень оберегал мою энергию, жестко контролируя себя, стараясь не касаться лишний раз. Но иногда мы не выдерживали и срывались… и тогда он выпивал меня всю, почти без остатка… и я еле дышала… А утром за моим окном плакал дождь

Но, не смотря ни на что, мы были вместе… мы умудрялись балансировать на самом кончике иглы и при этом быть счастливыми…