Нож и часы - армейские будни

НОЖ  И  ЧАСЫ
(по сюжету Анатолия со ст. Голицыно)

Лишь два офицера, оба при параде, вышли из раннего рейсового автобуса увозившего нескольких пассажиров дальше в гражданский посёлок. Солнце только поднялось над лесом, окружавшим забор воинской части. Грубоватый по виду и рослый лейтенант, большой мальчишка в форме, приостановился, не доходя стеклянного аквариума карпома, и с удивлением уставился на белокурого, скорее, пегого от проседи, но ещё молодого, капитана ставшего собирать мелкие полевые цветочки. Собирал тот не всё подряд, составляя букетик типа икебаны. Оба ещё не совсем проспались после предпраздничной ночной пирушки, особенно этот Мальчиш-Кибальчиш в форме.
–  Сан Саныч! Девочки у тебя, я скажу, за всю фигню! А эта чурбаночка, вообще… Небесное создание! Бэла!
Капитан мрачно хмыкнул. - Чёрт в моём небе!
- Не понял, - вытаращил на него глаза лейтенант.
- А мог бы догнать. Не видишь, я уже седину свою не закрашиваю.
- Всё равно не понял.
- Всё наоборот у нас в России, Дима.
- Ты оригинал, конечно, Сан Саныч, эдакий, непонятный нам офицерам дубакам, аристократ Печорин.
- Дима, зачем так уничижать себя? Сын преподавателей не должен быть дубаком.
- Ладно, объясни доходчиво, как можно не любить такое возвышенное создание?
- Бэла разлюбила. И теперь по контрсюжету не её, а меня должны чеченцы зарезать.
- Убить. Мы не бараны, а офицеры.
- Не льсти себе, Дима. Какие мы офицеры? Мужичьё в форме.
Лейтенант снова выставился на него. – Сан Саныч, ну ты - вообще...
- Частности говорю, Дима.
Они медленно двинулись к карпому, Светлов хмуро говорил с нотками назидания в голосе.
- Глянь на тупые рожи наших генералов. Надень кепку – политикан народный, в натуре! Любой готов плясать с загипсованной ногой на сцене с артистами и аферистами ради карьеры. Разве будет такой около себя умных держать? Увольнять! Увольнять! Увольнять! Поэтому до сих пор и прёт наша военная наука побеждать на тачанке-танке по трупам собственных солдат и сломанным судьбам людей.
- Как, разве у нас не было выдающихся умов?
- Были и есть! Маршалы пирровых побед и реформаторы шока без терапии.
Они замолчали проходя мимо заспанной физиономии солдата, выйдя на аллею, ведущую к штабу, свернули на футбольное поле. Зашагали прямиком к кирпичным казармам на высоких цоколях. Строгая аккуратная унылость, а больше последние слова своего кумира подействовали на Диму отрезвляюще, он больше не задавал вопросов, молча свернул к своей роте. Сегодня был праздник, общее построение и подъём на час позже. Поэтому поначалу прапорщик Диму Соколова не удивил. Однако весь наряд странно пялился тупыми баранами на стену у тумбочки дневального. Дима матюгнулся, увидав, - ротных часов на стене не было.
- Подполковник Никулин козлятничает, - уныло объяснил сержант с повязкой дежурного по роте на рукаве. - Он сегодня дежурный по части. Это его коронка – ротные часы снимать.
- Что он с тебя штаны не снял и в жопу сонного не отодрал, - зло рыкнул рыжеватый дубинистый прапорщик.
- Я то что? Салага уснул за тумбочкой.
- Ты, командир поста, и не при чём? - заорал прапорщик. - До дембеля, блин, теперь увольнений не увидишь. А разжалуют, только половой жизнью будешь у меня заниматься. Задолбаю полами!
Соколов взвыл. - Ерёмкин! Сделай что-нибудь. На первое место тянем. И на тебе! Все показатели коту под хвост.
Прапорщик ткнул сержанта в бок. - Погнали! Сделаю я этому Николя! Мало не покажется щетке сапожной!
Они оба скакнули на выход, только коротко прогремели сапоги на высоком крыльце. Дима застыл в мрачном раздумье. Всё так хорошо шло и представление на старлея ему пришло…
- Ну, как с вами можно по-хорошему? - визгнул он на бычившихся перед ним солдат. - Шланги ленивые! - и тоже выскочил на крыльцо.
Приехали они рано, Дима решил зайти к Светлову, благо ротная казарма его была следующей. Он не надеялся на благополучное завершение ротного ЧП. Так, хотелось только поплакаться.
Светлов стоял в самом конце казармы снаружи. Двое солдат в одних только трусах и красивых самошитых тапочках переминались перед капитаном провинившимися школьниками. Блестящий офицер качался перед ними на носочках с выпендроном.
- Выбирайте! Или достаёте нож из этой клоаки или отдаю вас по суд.
Казармы были старые, они стояли перед открытым выгребом, ощутимо тянуло вонью,  Дима близко подходить не стал.
- Товарищ капитан! Договорились со Стёпочкиным, прощения попросили и всё прочее. Так, слегка ножом ткнули в ляжку.
- Старики! С первогодком вдвоём справиться не могли. Пустили нож в дело.
- А чо он? Назвали салагой, а он нам, соси мой ху, он тоже с влагой. Ну и заело, да ещё мастер спорта к тому же. Решили чуток спесь сбить.
Офицеры рассмеялись. Солдаты стали смелеть.
- Точняк, товарищ капитан! В выгреб нож выкинули. Нет у нас его. Наказывайте хоть губой или ещё чем. Только в дисбат не сажайте.
Но Светлов отрезал. - Вот увижу нож, тогда и говорить будем о степени наказания, - и отошёл.
Дима за два года ещё не привык к дикости армейских будней и откровенно шалел, распуская губы.
Светлов хмыкнул насмешливо. - Переживаешь, друг солдата?
- Сан Саныч, ну ладно там окурок с почестями хоронить или полы полкового туалета зубными щётками драить. Но в говно без защитной экипировки лезть! Глумишь совсем, товарищ капитан.
- А если мне глумной солдат достался? Подлыми зверушками их школа и родители воспитали. Или забыл, как из самого в училище школьную дикость выбивали?
- Улица, а не школа подростков дикарями делает.
- А мы на кого свою несостоятельность в воспитании списывать будем?
Ответить Дима не смог, прислушиваясь к говору солдат. Они уже лезли в выгребную яму, опуская в зловонную жижу босые ноги.
- Бля буду, по грудки будет.
- Да не ссы! Лезь, давай, отблюёмся, отмоемся потом.
Лейтенант брезгливо отвернулся.
- Не дай бог, в бой с такими идти.
Капитан хохотнул. - С такими только Чечню и умиротворять. Шибко интеллигентные, благородные и брезгливые на войне в первую очередь погибают.
Но у Димы было своё, он заговорил уныло. – Сан Саныч! Я это что? Ты с подполковником Никулиным вроде ничего в смысле отношений. Поговори, пока есть время. И у нас он часы снял. Пусть вернёт, пока не заметили пропажи. Хороший магарыч поставлю.
Светлов едко усмехался. - И пальцем не пошевелю. В военное время за сон на посту расстреливают, а в мирное время в дисциплинарный батальон отправляли.
Они долго молчали. Соколов  уже собирался уходить и сам поговорить с Никулиным, время неотвратимо приближалось к подъёму. А солдаты, взявши друг друга за плечи, уже месили говно в клоаке. Дима не мог на них смотреть и отвернулся. Внезапно за спиной пробасили.
- Ухватил, кажись. Вован, держись. Погоди пока рыгать, может, ногой уцеплю…
Особенно сильно зачавкало, послышался протяжный звук выплеснувшейся блевотины. Офицеры оглянулись. Один солдат сидел по самые плечи в дерьме, держась рукой за другого. Но тот едва удерживал равновесие на скользком дне, содрогаясь от позывов рвоты.
Оба исчезли так внезапно! Клоака забурлила зловонным месивом…
- Самого посадят, если утонут, - вскрикнул Соколов и метнулся вместе со Светловым к выгребу. Но зловонный рубеж не преодолел, упал на траву и забился в конвульсиях рвоты. Потом вскочил на карачки, по-обезьяньи, помчал прочь. Светлов выдернул одного солдата, схватил, было, в горячке и вторую кикимору, но не мог осилить, сам пустил густую струю изо рта и упал рядом с выгребом, закричав истошно.
- Наряд, ко мне! Все сюда! Шланги пожарные выносите. Воду! Воду давайте! Поливайте нас. Поливайте!
Второй солдат сумел таки выкинуть блеснувший на солнце клинок на траву и повесился в изнеможении на крае выгреба, рыгая уже впустую. Дима метнулся дальше в кусты, добежал, брызгая рвотой до своей казармы, открыв пожарный кран, стал жадно хлебать воду. Потом умылся и почистился, замыв пятна на мундире, присел на скамейку в курилке. Но курить не мог, его всё ещё подташнивало от мерзостных впечатлений. Тут и появились на дорожке идущей вдоль казарм дежурный по части, корявый, гориллоподобный майор с прапорщиком и проверяющий, ухоженный подполковник из штаба. Никулин удерживал его.
- Николай Андреич, успеем во второй батальон. Давайте заглянем в хвалёную роту. Сверим часы, так сказать.
Прапорщик увидел поднявшегося со скамейки лейтенанта и нагло ощерился, подмигнув ему. Краснея, Соколов встал, козырнув, и опустил глаза.
- У меня свои часы точнее московских курантов, - упирался подполковник, намереваясь идти дальше.
Никулин склонился к его уху и что-то зашептал. Проверяющий хохотнул и заскакал молоденьким лейтенантиком к крыльцу хвалёной роты.
- Ну, Никулин! Прохиндей, твою мать! И к этим подкрался.
Они быстро вбежали на крыльцо и исчезли в дверях. Но скоро же и выскочили обратно.
Проверяющий сердился. - Темнишь, что-то, Никулин. Идём проверять твой батальон.
Дежурный пыхтел за ним, ничего не понимая. - Да не, что-то не то. Сам снял часы и в сейф положил.
- Идём! Идём! Всё сейчас будет то…
С дрогнувшим от радости сердцем, Дима пошёл за ними. К подъёму они как раз успевали. Казармы загудели от грохота сапог, солдаты выбегали на плац в майках и брюках, выстраивались поротно на зарядку. Проверяющий остановился, но вскоре что-то заметил и прошёл внутрь каре. Остановился. Всё отделение - семь человек, стояли в трусах и без сапог. Дежурный по роте вытянулся перед ним, взяв по козырёк, и растерянно молчал.
Подполковник неожиданно хихикнул. - И часы тоже?
- Так точно!
Взбрыкнув по-жеребячьи, проверяющий побежал обратно не в силах сдержать смех. - Ну, Никулин! Ох, Никулин! Сам себе подникулил. Ха-ха-ха! С вами не соскучишься.
Но майор Никулин на штабного чижика не смотрел. Перед ним застыл с ладонью у виска коренастый капитан и тоже не знал о чём рапортовать. Одетые не по форме солдаты и для него были нонсенс. Командир батальона багровел от гнева.
- Ну, Васин! Пойдёшь ты у меня в академию. Сегодня же отзываю представление.
Ротный дрогнул. Соколов и вовсе качнулся, будто этот словесный выстрел поразил их обоих. Капитан Васин симпатичен был ему. А он, Дима, по существу, стал причиной мерзости, за которую тому придётся заплатить крахом карьеры. Ничего не соображая, лейтенант круто развернулся и побрёл в сторону проходной, не отвечая на приветствия, спешивших на службу, офицеров. Светлов, уже в другой одежде, застиранной полевой форме, нагнал его за проходной у автобусной остановки. Спросил язвительно.
- Что с вами, мой бедный мальчик? Дядя ротный отругал?
- Никто меня не ругал. Я сам совершил мерзость.
Капитан хмыкнул. - Теперь я не понял. Никулину сапоги полизал, но часы он так и не отдал?
- Нет. Васина Никулин жестоко наказал.
- И снова я не догоняю. При чём тут Васин?
- Прапорщик Ерёмкин в его роте часы снял. До кучи, ещё и отделение раздел. Форму выкрал вместе с сапогами.
Светлов рассмеялся. – Молодец, Дубина! Хорошую клизму наконец-то и Никулин получил.
- Клизму Васин получил. Никулин забирает представление на него в академию.
Светлов нахмурился. - А ты куда?
- Отслужил два года и хватит.
Капитан долго молчал, встретив тоскующий взгляд, по сути, ещё пацана, резко спросил. – Плохая  у нас армия?
- Мерзкая!
- А кто её будет делать хорошей?
- Сам говоришь, умных сокращают.
Дима ещё ниже клонил голову. Капитан закричал гневно.
- Я её буду хорошей делать. Васин! Другие дубаки. А вы, шибко интеллигентные, будете шакалить на рынке и балдеть над нами. Дубьё офицерьё. Мужичьё дисциплинированное!
И Дима не выдержал столь яростной тирады, сорвался с места и побежал к проходной. Светлов устало прикрыл глаза. Это он говорил скорее для себя. Самому уже давно служить стало тошно, порою казалось совсем невозможно. Но видимо на том и стоит Русь. Крепкая не дрессированными профессионалами, а вот такими дубаками, отнюдь не мужиками. Хорошими  мужиками  себя считают только служаки и политические артисты особенно в генеральской форме. Все, кто из себя перед подчинённым своё я выпячивает, а перед начальством себе в зад запячивает, с таким вот дрессированным профессионализмом делая карьеру. Ну и жуй с ними! Пробьёмся!