Чечня всё спишет

ЧЕЧНЯ ВСЁ СПИШЕТ

И в Чечне праздновали день Победы над фашистской Германией. Светлов отметил это событие с друзьями, и теперь они торопились на службу.  Он гнал машину, вцепившись в руль, не отрывая осовелые, после хорошей выпивки, глаза от дороги. Искорёженный  Камаз со снесённым кузовом громыхал железом сильнее танка, мчась на предельной скорости по узкому серпантину дороги. Разгорался рассвет, чётко обозначая чёрные зубцы гор на стремительно светлеющем небе. Машину бросало то в кромешную темь, то в сумеречную муть начинающегося дня. Две уже не молоденькие бабёнки, в одних лишь портупеях на голых телах и в фуражках, истерично хохотали, визжа и толкаясь, в тесной для них кабине. Толстуха всё норовила уцепить сидевшего за рослой подругой Эдика Керопяна за мужские сокровенности.
- Хи! Ты не Слон, а кавказский ишак. Зюлька! Не задыхаешься как жирафа из анекдота? Ну, дай, хоть в руке почувствовать вещь.
Сан Саныч рычал недовольно, отталкивая неугомонную подружку. - Придурки! Прекратите! В пропасть сорвёмся!
Смуглянка тоже сердито отталкивала толстуху. - Олька! Вы, русские бабы, совсем помешались на больших. Да забери себе этого ишака! Второй раз я ему больше не дам. С его мататулиной ему только таких как ты коров топтать.
- Ха-ха! А мне самый раз. Эдичка!
Она таки ухватила его за «это самое» и вскрикнула от восторга! Эдик дернулся, да так! Машину замотало шлюпкой на штормовой волне. Замелькали камни, зубцы гор…
- Святой! - ахнула толстуха, вцепившись в водителя, но тот шибанул её локтем. - Изыди, сатана голая!
Взревел и Керопян. - По тормозам!
Камаз занесло и боком ударило о каменную стену,  отшвырнуло к обрыву. Взрывом осыпалось лобовое стекло. Машина передком врезалась в большой валун и тот, покачавшись, с грохотом ухнул в пропасть. Это на какое-то время удержало их от падения. Уклон к обрыву был крут, машину неудержимо тянуло в низ. Перед ними развёрзся аспидно-чёрный мрак преисподней. На мгновенье все оцепенели, трезвея.
- Пошёл! - гаркнул Сан Саныч, как при выкидушке.
Керопян машинально выполнил команду, схватив свою стройную смуглянку. Толстуха, наоборот, полезла на Светлова, и он попросту выпнул её из кабины, вылетел и сам птицей из клетки. Машина уже летела вниз. Сан Саныч всё-таки сумел зацепиться за выступ, попав под удары срывающихся камней. Но устоял и полез вверх. Ольга, пыхтя, уже вылезала на обочину, но Зюля странно висела боком, цепляясь за выступ. Вытянувшись до невозможности Керопян удерживал её за трусы. Светлов кинулся к ним. И вовремя.  Зульфия попыталась  изогнуться к верху, но сорвалась, тонкие трусики лопнули, и она накрыла голову вылезавшего Сан Саныча своими тугими телесами. И опять он удержался, поднатужившись до искорок в глазах, и вынес стройную, в хорошем теле женщину к обрезу обрыва. Она тут же слетела с него, кинувшись к отвесной стене горного массива. А он распластался на краю в конец обессиленный. Ольга уже тёрлась спиной о шершавый камень, замерев от пережитого страха.  Обе молодые женщины боялись теперь даже выйти на дорогу, хотя до обрыва их отделяло больше десяти метров. Голые офицеры остались лежать на самом краю, тяжело отдуваясь.
- Ускреблись, - хрипнул Керопян и поднялся.
Сан Саныч лишь сел и, вытащив из плавок мятую пачку сигарет с зажигалкой, закурил.
Ольга вдруг истерично захохотала. - Вот это - по****овали!
И Зюля проговорила веселея. - Будет теперь и нам что вспомнить об этой войне.
Светлов вымолвил улыбаясь. - Не натрахались, сучки!
- Козлы! Если б мы не надели портупеи, где бы сейчас были ваши пистолеты? А за потерю оружия судят.
- Чечня всё спишет.
- А Камаз?
- Он уже списанный.
Женщины с опаской приблизились к ним, Ольга была в разодранных трусах, на Зюле, кроме ремней портупеи и кобуры, ничего не осталось. Это напомнило им об опасности. Офицеры вскочили и забрали у них пистолеты. Стали озираться. Солнце уже выходило из-за гор. Керопян хмыкнул.
- Вазелю жамне - пора бежать.  Скоро будет припекать.
- Может, здесь и дождёмся первой колонны?
Светлов ткнул пальцем в Зюлины бритые промежности, и она отскочила, шлёпнув его по руке. Он хмыкнул:
- Вот так, голяком, и нарисуемся перед солдатами?
Тут только женщины поняли всю пикантность ситуации, к тому же в мусульманской автономии. И они здесь тоже, как и все женщины, выходили на улицу в длинных платьях и с покрытыми головами.
Зульфия захныкала. - Как появимся в таком виде?
Ольга засмеялась и подбоченилась, выставив крутые бёдра. - Так и появимся. А кис-киски кобурами прикроем.
- Ты то в трусах…
- Это разве трусы? - Ольга разорвала в клочья то, что осталось у неё на бёдрах, и швырнула лоскуты на дорогу, фыркнув. - Эту мину не надо маскировать. 
У Зюли дрожало лицо от растерянности.
- Икрамова, не ссы при мужиках! Чечня всё спишет.
- Это вам, русским, всё до лампочки. А меня теперь на весь Дагестан ославят.
- Переезжай в Россию. У нас, как раз, только  воров и ****ей и уважают.
Светлов подтолкнул их. - Погнали! Не то на этой жаре свои яйца сварим, а у вас в титьках варенец получится.
И они побежали. Поначалу легко, да и под горку всё. Даже  интересно было смотреть, как женщины шлепали по дороге, с милой неуклюжестью виляя сочными задками. Но жара усиливалась не по часам, а минутам. Солнце всё сильнее и сильнее палило близким огнём из топки. С солнечной стороны спиральной дороги приходилось улепётывать во все лопатки. Уже через полчаса у женщин стала гореть нежная кожа грудей и внутренняя сторона бедёр, они захныкали и сильно сбавили темп. Забежав на теневую сторону, и вовсе остановились.
- Немного осталось. Давай, девки! Последний рывок.
- Всё! Не могу!
- Уже спалились. Кожа слезать будет.
Женщины сели в тени у отвесной стены тяжело дыша. Офицеры переглянулись и тоже присели рядом.
- Придётся ждать колонну.
- Ой! А позорище будет! - прохныкала Зюля.
Ольга фыркнула. - Икрамова! Держи хвост пистолетом.
- Тебе то что? Ты медсестра. А я офицер, переводчик разведотдела. И новый начальник такой правильный мужик.
И тут из-за поворота выкатил бронетранспортёр с солдатами на броне. Увидели голых баб и загудели восхищённо. Но броневик неожиданно сдал назад. Девки вскрикнули и побежали за ним, вверх по дороге отчаянно крича:
- Стой! Стой! Нас заберите! Баб голых испугались, козлы?
Голые офицеры рассмеялись. - Вот кого надо в атаку на боевиков пускать.
До поворота они добежать не успели. Из-за него выкатил командирский Уазик и остановился. Застыли и голые гуляки, женщины потупились и, забыв о кобурах, прикрыли свои кис-киски ладошками. Офицеры застыли перед машиной в крайнем удивлении.
- Батя!
- Кондратьев.
Зюля зашаталась. - Ой, стыдобушка… Теперь Валерий Викторович меня окончательно запрезирает…
Первой вышла из машины утонченно экзотичная восточная женщина. Не глянув на них, она зашагала к повороту дороги. Стали вылезать и смешливо фыркавшие артистки, эти часто оглядывались, хихикая.
У обоих голых офицеров вырвалось. - Звёздочка! Улдуз. Эстер…
Но слышен был лишь трубный глас Керопяна, он снова повторил. – Эстер!
Однако молодая женщина даже не оглянулась. Зато артистки заговорили восхищенно.
- Ах! Какой гарачий! Когда это Эстер успела чечена охмурить?
- Да ни какой это не чечен, а кавказский ишак! - громко вскрикнула Зульфия.
Эстер - Улдуз дрогнула и оглянулась. Но тут же прибавила шагу. Артистки на мгновенье  остановились. Смеясь, они, наконец, скрылись за поворотом. Керопян первым шагнул к машине и заглянул в открытую дверцу.
- Здравия желаю, товарищ полковник.
- Здравствуй, здравствуй, - вымолвил Кондратьев усмехаясь.
- Батя, кто это?
- Не видишь, артисты приехали?
- Улдуз их начальница?
Кондратьев молчал, Эдик спросил опасливо.
- Валерий Викторович, кто она теперь?
- Эстер Аминова женщина моя! - грубо отрезал полковник.
Подошли оробевшие голые гуляки, Эдику пришлось замолчать. Смущённые бабёнки, юркнув в машину, съёжились на заднем сиденье.
Светлов спросил. -  Что нам будет за это?
- Пока занимайтесь своим делом. Может, в  штабе не отреагируют?
Кондратьев прокричал. - Поехали, поехали без меня, - и погнал машину вниз, городок уже был недалеко.

Только через неделю вернулись артистки из турне по постам федеральных войск. В комнате Керопяна царило уныние, когда в неё без стука вошла Эстер. Капитан Светлов сидел за столом со своей расстроенной толстушкой, ощутимо пахло палёной водкой, да и та у них кончилась, стаканы были пусты. Эдик, отвернувшись к стенке, лежал на узкой кровати. Эстер нервно рассмеялась и с громким стуком поставила на стол бутылку.
- Откуда спирт? Откуда бабы? Спроси об этом у войны.
Светлов вскочил перед нею, но Эстер его обошла, фыркнув. – Цветами лучше любоваться в вазе.
Ни кто даже не улыбнулся, воззрившись на неё, как на чудо. Такой красивой женщиночке не шло вульгарное поведение кокотки.  Но неулыбчивое их молчание Эстер не смутило. Эдик резко обернулся и стал медленно вставать, проговорив волнуясь:
- Эстер, ти ко мне пришёль?
Она рассмеялась ещё истеричнее. - Хочу кавказского ишака, - и совсем сорвалась. - Лучшего, ха-ха-ха, я среди русских так и не нашла…
- Эстер, ну зачем ты так?
- Но если это так.
Собутыльники Керопяна застыли шокированные.
Светлов справился с волнением, вернее, с разочарованием брошенного возлюбленного, спросил неловко. – Эстер! Можно у вас спиритусу позаимствовать?
- Вместе будем пить. Погуляйте пока минут эдак  …дцать.
- Давайте, вначале по стопарику вмажем, за встречу.
- Ты что, алкаш в погонах, не понимаешь ситуации?
Ольга дёрнула Светлова. – Пошли к Зюле, нечего нам тут делать, - и, схватив его  за руку, вытащила из комнаты.
Эстер не оттолкнула Эдика, когда он потянулся к ней и сама, нетерпеливо задрав платье, сдёрнула трусы и, страстно повизгивая, раскинула ноги.
- Раздолбал ты меня... На  самом деле, ишак кавказский!
С глухим стоном Эдик обнял её, подминая, и  она вдруг охнула. Грубо и азартно забилась  под ним, вскрикивая и подвывая по-звериному…
Отбесилась Эстер первой и расплылась в истоме, распахнув во всю ширь и руки и ноги. И лежала так, не отзываясь, только дергалась всем телом от его сильных ударов, будто забалдела от наркотика. И, когда он кончил, ещё долго лежала под ним, не выпуская из объятий. Наконец вяло поднялась и стала натягивать трусы на точёные бёдра.
- Эстер, не уходи.
Она оттолкнула его руки. - Хватит!
Эдик обиженно засопел и приподнялся, лёг высоко на спину, опираясь о спинку кровати. Она осталась сидеть на постели.
Эдик совсем заволновался. - А что ти хотель?
- Цветами полюбоваться! – непонятно воскликнула она.
- Какие цветы?
- Это не ты, - Эстер вскочила с койки. – Вы русские офицеры – дубы! - и ушла.

Выйдя из комнаты Керопяна, Ольга засомневалась и не хотела вести Светлова к своей подруге.
- Ей сейчас не до нас. Она после той прогулки, вообще, почти ни куда не выходит.
- Ой, уж! Делов то куча, голяком прошвырнулись.
- Дубина ты, капитан. Втюрена она в Батю. А Керопяну отдалась в пьяном безумии, первый раз выпила.
- Вот и надо её поддержать.
И Ольга так же неожиданно согласилась. Они подошли к двери и постучали. Зульфия молча пропустила их в комнату и нервно воскликнула.
- К этому ишаку я больше не пойду!
Округлив глаза, Ольга проговорила ажиотажным шёпотом. - Зюлька, а ты права! И эта нежнейшая женщиночка тоже помешана на больших…
Но не выдержала напряжения и заорала с диким хохотом. – Сразу, - прыг на него! Свалите! Хочу я его - большого! Лучшего не нашла, как у этого ишака кавказского!
Икрамова ахнула, полы халата разлетелись, обнажив стройные ноги до розовых в горошек трусиков. - Так и сказала при всех?
- Святой! Скажи.
Сан Саныч хмыкнул. - Ну, немножко не совсем так, - и крякнул смущённо.
- А перед Батей, поди, такую целочку из  себя строит! Лярва ненасытная! - продолжала возмущаться Ольга.
- Да на артистках ещё до совершеннолетия уже пробы негде ставить. Говорят, они из спермы компрессные маски на лицо себе на ночь ставят, мужскую трухню, как целебные грязи применяют, потому и выглядят молодо.
Тут уж и Светлов расхохотался. - Это сколько же мужиков надо для такой маски? Ха-ха-ха! Ну, девки! С вами не соскучишься.
И Ольга фыркнула, прекращая смеяться. - Да, тут надо быть такой спермовыжималкой…
- Ой уж! Солдатне только трусики приспусти. Они и на фотку дрочат.
- Ну, хватит, совсем помешались на этом, - буркнул Артём. - Одна единственная страсть.
- Ага! - вскрикнула Ольга. - Потрахаться в сласть!
- Ну, хватит тебе.
- А какие удовольствия нам не валютным прости-господи за деревянные в этой жизни достаются? Только пить и блудить. Дёшево и сердито.
- Ермишина! Ты совсем уже…
- А кругом если одни мужики? И все молодые и здоровые. Тут и кошёлку фригидную заюсит. Марьиванна наша, какая уж ханжа фригидная была. А тут призналась, что только здесь обабилась, по настоящему оргазм стала испытывать. Теперь ей только давай и, давай, чуть ли не под каждого выздоравливающего подкладывается. 
Зюля возмутилась. - Олька! Хватит! Смени пластинку.
- А о чём ещё говорить? Нам, простым смертным только эти радости и доступны, дешёвая выпивка и блудоход.
Зульфия облокотилась на стол, сердито смотрела на Ольгу. - Шайтан дёрнул послушать тебя и выпить. И не помню, как легла под этого ишака.
- А куда деваться? Вся жизнь в сравненье!
- Батю жалко, - вымолвил Светлов. - Пожилому мужчине больнее пережить разрыв. Тем более, с молодой и такой изумительно красивой женщиночкой!
- Зюлька, самый момент утешить его.
- Да он теперь и не посмотрит на меня после этого ишака.
Светлов предложил. - Ставь бутылку, приведу Батю.
- А толку что? Он не из тех, кто бросается на любую.
- Да здесь и дурнушка за королеву красоты катит!
Сан Саныч глянул на неё и спросил с ухмылкой. - Ну, так будешь ты Батю соблазнять?
- Ящик поставлю, если поможешь сойтись с ним.
- Тек-с, - вымолвил он и, поднявшись, подошёл к двери, потрогал ручку и оглянулся. - Дай отвёртку и накрывай на стол.
Зульфия знала его способности и засуетилась. Светлов открутил шурупы, удерживавшие ручку-запор, но вынимать их не стал.
- А какоё событие будем отмечать?
- Русскую бабушку мою, Глафиру Леонтьевну помянем, - нашлась Зульфия. - И рисовая каша кстати осталась, добавлю изюму только и подслащу.
- Отлично, - вымолвил Светлов и проинструктировал Ольгу. - Выпьем по стопарику, попроси проводить тебя в туалет. В женском, якобы, забилась канализация. 
И на самом деле, Сан Саныч вскоре вернулся с полковником Кондратьевым. Валерий Викторович нетактично поинтересовался.
- А что Керопяна с вами нет?
И у Ольги тоже вырвалась бестактность. - Эстер ваша его уже охомутала. Кинулась, как сексуально голодная зечка. Свалите! Хочу я его - большого!
- Так уж и накинулась? - усомнился Кондратьев, садясь за накрытый стол, и посмотрел на Зульфию, густо краснея.
Она тоже стала краснеть и пролепетала совсем не то, чего хотела сказать. - Да ничего у меня к нему нет. Глупая ошибка. Сама не понимаю, как с ним связалась? По пьянке всё, - и растеряно замолкла.
- И Эстер не моя. Она свободная женщина.
Ольга засмеялась негромко. - Закусывать надо, когда пьёшь.
- Я, считай, до этого  совсем не пила. Вот и опьянела. Ни чего не помню.
- А если не помнишь, значит, ни чего и не было.
Светлов предложил. - Ну, давайте помянем русскую бабушку Зульфии, Глафиру Леонтьевну.
- Это, собственно, не поминки, а её день рождения.
Он наполнил стаканы, они выпили, не чокаясь, и стали молча жевать закуску. Точно по задуманному сценарию Ольга тронула капитана за руку и стала подниматься.
- Своди меня в мужской туалет, в нашем канализация забилась.
Они вышли и закрыли за собой дверь, щелкнув замком, Кондратьев оглянулся и несказанно удивился, ручки на двери не было, он растеряно протянул.
- Не понял…
- Я… Я, - пыталась смеяться Зульфия. -  Я вас полонила.
- Зачем?
- Чтобы любить вас.
- Икрамова! Вы с ума сходите здесь от мужского многообразия.
Она прошептала потупившись. - Я вас на самом деле люблю. Только на днях и поняла.
- Но для этого и я должен любить.
Она подняла на него сочный, волоокий с роскосинкой взгляд и попросила с нескрываемой женской тоской. - Валерий Викторович! Оставьте мне память о себе хотя бы минутной близостью.
Тоскующий взгляд влюблённой женщины тронул его. Он резко поднялся и отошёл к чёрному ночному окну.
- Не было в моей жизни ни одного хорошего мужчины. До сих пор не познала я даже этой женской радости.
А музыка играла, из магнитофона разносилась по комнате негромкая мелодия и конечно о любви. Он невольно тяжело вздохнул, удивляясь себе. Молодая женщина его привлекала, возбуждая желание, он видел её отражение в оконном стекле. Зульфия стояла к нему лицом в распахнутом халате, не замечая отрытого тела. Она была без лифчика в одних только трусиках в крапинку, выставив перед ним стройное, на грани полноты тело, смотрела ему в глаза через отражение в стекле. Он неожиданно смутился и отвёл взгляд.
- Давайте покажем, как надо любить.
- Я не артист.
- Тогда просто, сделаем приятное друг другу.
- Отложим до следующего раза.
- Следующего раза не будет, нас отправляют по своим частям.
Он вынул из кармана красиво инкрустированный подарочный портсигар и закурил неизменную свою беломорину. Зульфия тоже примолкла, пела Алла Пугачёва, надрывно, и про такую же трагичную любовь. Расстроенная женщина роняла слёзы, голос её немного дрожал, когда она сказала.
- А Звёздочка ваша, ещё та штучка.
- Какая ещё Звёздочка?
- А эта, утонченно красивая артисточка, которая и под Светловым была и вас на кавказского ишака променяла.
- Или он вас на неё?
- Я второй раз ему уже не дала!
- Зульфия Ибрагимовна! Какие глупости вы говорите.
Зюля жалобно проговорила. - Неужели я выгляжу настолько хуже? По крайней мере, я чище. Кроме мужа, раз только перепихнулась с  этим Керопяном и то без удовольствия.
- Икрамова, что вы говорите?
- Попросту у Керопяна большущий член. Не для нормальной женщины. Вот и вся любовь вашей возвышенно прекрасной артисточки.
- Икрамова! Это дурость какая-то, - вскрикнул он оборачиваясь.
Но тут же отвернулся, увидев открытое сочное тело. Зульфия неуверенно шагнула к нему, и он невольно ссутулился. Но она всё же не решилась подойти, вздохнула протяжно. Пела Алла Пугачёва.
- Без меня тебе, любимый мой, земля мала как остров.
Без меня тебе, любимый мой, лететь с одним крылом...
Сердце от этих слов неожиданно защемило, Кондратьев вздохнул непроизвольно, увидев в отражении стекла, что и Зульфия замерла и напряглась и шагнула к нему ближе.
- Не думайте что мне нужно от вас только сексуальное удовольствие. Да и не знаю я, что это такое, только читала в порнолитературе. Меня выдали замуж за старого человека. И вот я уже овдовела, тридцать лет, а я всё ещё не имею детей.
- Икрамова, вы молоды. У вас всё ещё впереди.
- Вы не знаете, что такое жизнь мусульманской женщины.
Зульфия горестно замерла. Они долго молчали. Потом Кондратьев неуверенно сказал.
- Возможно, вы и правы. Женский вопрос в мусульманских республиках и автономиях…
- Нет у мусульман женской проблемы. Женщина у нас рабыня. Жена - проститутка единственного. Это у вас, русских, с женщинами одни только проблемы. 
Валерий Викторович промолчал, невольно вслушиваясь в слова песни.
- Знаю, милый, знаю, что с тобой. Потерял себя ты, потерял. Ты покинул берег свой родной, а к другому так и не пристал…
Песня прекратилась и Зульфия стала перематывать плёнку. Опять полилась эта же мелодия. Ещё сильнее томно защемило сердце, Кондратьев горбился, уставившись невидящим взглядом на чёрные зубцы гор в предрассветном небе.
- Знаю, милый, знаю, что с тобой. Потерял себя ты, потерял…
Зульфия вновь перемотала плёнку, Валерий Викторович дёрнулся.
- Икрамова! Прекратите пилить нервы этой глупой мелодией.
И она послушалась, вновь зашипела перематываемая плёнка, вскоре зазвучала слащавая восточная мелодия.
- Помешались на этой любви…
- А у нас больше ничего и нет в этой жизни.
Он промолчал.
- Жить без любви, конечно можно. Но, как на свете без любви прожить?
- А кто сейчас в любви живёт? И не любовь это - животный секс.
Плечи у него опустились ещё ниже. Зюлю неожиданно захлестнула волна нежности  к этому честному, сильному и красивому мужчине. У неё вырвался стон.
- Валерий Викторович, вы моё недоступное счастье.
И он обернулся к ней. Ничего уже не соображая, она упала ему на грудь, расстёгнутый халат медленно соскользнул с плеч и упал тряпкой на пол. И он не оттолкнул её, обнял  с неловкой осторожностью и замер.
- Эстер очаровательный цветок. А я вас любить буду. Вам и нужна такая женщина, как я. Обожающая вас и преданная. Даже когда вы умрёте, после вас у меня больше не будет мужчины.
Внезапно чёрные зубцы гор полыхнули яркими брызгами света! Раздался пронзительно звенящий крик муэдзина. - Алла! Бисмалла! Иншалла! Ал-ла-ла…
И он откликнулся на ласковые прикосновения женских рук, прижал её сильнее и поцеловал в губы
- Валерий! Нас соединили боги, - вымолвила Зульфия в восторге сексуального упоения и стала медленно опускаться на пол...
Она вновь испытала упоительно волнующую боль, как от первого соития, громко вскрикнув. - Ма! - сливаясь с ним, с его жизнью, с помыслами и желаниями, становясь частичкой его…