Шерше ля фам

ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ

Лейтенант упрямым мальчишкой уклонялся от ласк простолицей девушки в светлом форменном платье.
- Вовчик, неужели тебе будет хуже со мной, чем в Доме Инвалидов?
Но юноша в офицерской рубашке и спортивных штанах отворачивался от неё и поджимал губы, пряча их от поцелуев, упрямо отталкивал её обрубками рук без кистей. За собой горничная не следила, ещё два офицера находившиеся в комнате неловко отводили глаза от её оголённых бедёр. У старшего лейтенанта была подвёрнута штанина у самого колена, капитан был болезненно худ и сед в тридцать лет, перед ними он выглядел дядей.
Девушка едва сдерживала слёзы не в силах растормошить лейтенанта, голос её звенел от напряжения.
- Вовка, нормальный ты парень. Я с тобой только счастье познала. Ну а это… Не будешь ты мне обузой.
Но лейтенант ещё сильнее оттолкнул её и она отодвинулась, прилегла на койке.
Её поддержал капитан. – Володя, мы остаёмся людьми.
- Мы лишь эхо чеченской войны!
- Красивое и любимое, - хлюпнула носом горничная.
- Ни какое. Эхнуло орденом «За Мужество» и ни кто теперь не вспомнит. Как и афганов и остальных. Даже пенсию уже третий месяц не платят.
- Всем пенсию задерживают…
Девушка снова стала его тормошить ещё истеричнее, пытаясь унять свои чувства. Но он оставался каменным и она опять притихла, прикорнув к нему.
- Зоя, глянь на стол. Как сервировочка? Можем мы без женщин обходиться? – попытался отвлечь её капитан.
Но ответил старлей, такой же мрачный, как и лейтенант. – Сан Саныч, тебе уже как женщине комплимент нужен?
- При чём тут женщины, если мы без женщин?
- Вот именно, обойдёмся Дунькой Кулаковой.
- Вадим, ты не в казарме!
Зоя внезапно рыднула и порывисто бросилась на грудь Володи. – А ты и мастурбацией себя потешить не сможешь…
- Даже не смогу застрелиться или повеситься.
- Вовчик, я обоих вас заберу! Потом и Вадиму девчонку найду.
Володя задёргался. – Отстань! Отстань! Это всё бабья блажь. Натрахаешься всласть, а потом пошел на…
Зоя упрямо цеплялась за него. – Да не знала я ни чего хорошего до тебя. Не знала и не узнаю больше…
Она зарыдала. – Вова, ты бог для меня. Бог! Полюбила я…
- Делов-то куча, полюбишь другого. Это у вас быстро получается. Двадцати нет, а сколько уже таких богов у тебя перебывало?
- Из жалости я, из жалости…
- Пора пожалеть другого.
Зоя визгнула! Это был жестокий удар. Тонко взвыв, она выскочила из трёхкоечного тесного номера. Это был санаторий для выздоравливающих, реабилитационный центр инвалидов войны первой группы. Но их реабилитация закончилась, по этому поводу они и организовали застолье.
Сан Саныч вымолвил тихо. – Зря вы, ребята, так распускаетесь. Как не задолбал нас Запад своей попа-культурой, приматом животных интересов, женщины наши всё же не растеряли своей душевности и готовности к подвигу праведной жизни.
Володя хмыкнул. – Ага, плохо стало, надо помощи просить. Только кто сейчас нам её беспомощным окажет? Честные в это подлое время себя едва прокормить могут.
- А Зоя? Что тебе ещё надо? – воскликнул капитан.
- Да играет она… Роль какую-то… Пока ещё окончательно не обабилась. Тоже хочет подвиг, как бы, совершить.
- Баба, что кошка, - едко хмыкнул Вадим. – Признаёт только дом, уютный и сытный. А кто там хозяин, ей до лампочки! Вот и вся загадочность женской натуры.
- Вижу, нахватались вы уличной премудрости. Однако, что там ни говори, а женщины наши поистине героические. Всегда были такими и есть.
- А у них тоже, как и у нас, воинов. Порыв! Атака! Геройства взрыв! А после - бяка…
Сан Саныч проговорил глухо. – Вадим, написал я всё же твоей жене…
Тот, аж, взревел. – Здорового из дома гнала! Защитник Отечества! Солдатские сухпайки воровал и со старшиной ротным маклевал, чтобы прокормить немногочисленную челядь свою из двух человек. Котлеты и печенье в столовке не ел, прятал, как вор и домой приносил. И жена, блин! Во сошлись! Офицер и учителка, самые презренные люди России!
- Белов! Ты боевой офицер, а не истеричка!
- Уже не офицер. И жена, да какая она учительница? Тоже бабой стала. А самка видит что львиное, а что – шакалиное. Отсюда и уважение. Даже сын сопливый снисходительно ко мне относился.
- А может ты сам чего-то…
- Вали, говорит, к своей потаскухе родине, защищай её продажную честь. А я лучше с арой с базара на время сойдусь, сына, хотя бы, твоего прокормлю.
- А может, сам себя не так вёл?
- Всё верно, Сан Саныч, лизал бы жопу начальству за меня другой бы подставлял грудь под пули.
Капитан лишь крякнул и стал разливать водку по большим гранёным стаканам. Потом снова вымолвил раздумчиво.
- Пример твой, Вадим, не характерен. Он типичен только для этих временных лет.
- Вот мы и стали негодными типами для этой страны.
- Эхо чеченской войны.
- Не путайте родину с правительством.
- Сколько живу, да и отец говорил, эта страна для правительства и её пристебаев. А народ, как был рабом, в крепостной зависимости, так и остался даже в этой ельцинской свободе в кавычках.
Но капитан упёрто говорил о своём. – А я скажу. Да и все это видят. Офицеры и учителя самая мужественная… Нет, не так говорю. Самая преданная народу…
- Проданная.
Но на реплики Вадима Сан Саныч не реагировал. - Я не партляляй и не журнальстивый корреспондент, однако отмечу высоким слогом школу и армию. Это конечно не кладезь мудрости, но и не мрак, не грязь чем поливают нас так называемые средства массовой информации…
Теперь Володя вставил, хмыкнув. – Четвёртая власть. А власти все заодно.
Сан Саныч сбился, воскликнул, уже не выдерживая рассудительного тона. -  Школу и армию проходят только достойные люди. И хотя с армией у нас сейчас творится что-то невообразимое, младших офицеров сокращают, зато генералы и штабники плодятся как саранча. Они и пожирают наш боевой ресурс. Как и отделы Образования у школы – учебный.
- Я точнее скажу, мародёры нынче у власти.
Они ждали терпеливо, когда старший выпьет первым, Володе было неудобно держать култышками стакан в руке, и Сан Саныч поднял свой, чокнулся со всеми, тоже сел, стол был придвинут к койке лейтенанта, тихо провозгласил тост.
- Да будут предстоящие изменения в нашей жизни к лучшему.
Они выпили и некоторое время молчали, закусывая, Вадим кормил Володю с вилки. Закусив, капитан снова заговорил.
- Не хочу сказать, что мы самые лучшие в этой стране, однако, эта мразь, что нами правит, поняли, что только учитель и офицер даже в крайней нищете не пойдёт на предательство. Этим и пользуются.
Но товарищи речь его не прочувствовали, Вадим хмыкнул. - В тайге дикого рынка хорошо живётся только зверям диким, а мы, русские, скот прирученный.
Сан Саныч замолчал и снова наполнил стаканы, смотрел некоторое время отстранённо и снова заговорил. – А напоследок я скажу…
Осёкся, было, увидев, что товарищи его коротко переглянулись, и неожиданно вымолвил.
- Шерше ля фам!
Они подняли на него удивлённые взгляды.
- Да-да. Ищите женщину! Но не как причину, а для себя.
- И как это нам таким несоискательным искать женщину да ещё не как причину, если у нас пока что только причинное место нормально функционирует?
- В нашем положении, конечно, трудно искать, но не надо хотя бы отталкивать от себя.
- Это точно, не целованная к нам не толкнётся, бабёнка, если какая потрепанная, - ввернул Володя с мрачным злорадством.
- Нет, Володя, хорошее делают только хорошие люди. А их всё же большинство даже в это подлое беспутное время.
На этот раз молодые промолчали.
- Есть всё же в наших православных женщинах некое духовное лидерство, первопроходство на запутанных тропах неустроенного бытия. Без них мы плутаем, спиваемся, попросту – пропадаем.
- Нам это в Доме Инвалидов не грозит, упадёшь, поднимут. И с голоду не умрём, хотя и сыты редко когда будем.
- Вадим! Так не долго и опуститься.
Но тот мрачно хмыкнул. – А некуда подниматься и бугорка не видать, кругом стяжательства и подлости долина ровныя…
Неожиданно в дверь постучали, они закричали, чуть ли не хором. – Входите! Входите!
И в комнату вошла женщина, усталая, немного не уверенная в себе, с тяжелыми сумками в обеих руках, милая и симпатичная, но строптиво смотрела на поднимавшегося со стула Вадима.
Сказала вдруг грубо. - Допрыгался?
- Отпрыгался, - он тяжело плюхнулся на стул.
Вошедшая поставила тяжёлые сумки и застыла в растерянности, некрасиво кривя лицо в плаче, крупные слёзы срывались с её щёк прямо на пол.
Сан Саныч легонько толкнул Володю, и тот вскочил с койки как вспугнутый. Они молча вышли из комнаты. Жена подшагнула к Вадиму ближе.
- Я его сразу выгнала, как получила письмо от твоего друга.
Но муж молчал.
- И мужик вроде ничего попался, не пьёт и хозяйственный такой… А всё равно не то.
Но Вадим не отвечал. Она вскрикнула уже не сдерживая плач.
- Хвати уже, достаточно накуролесили. Или что, не простишь? Это вам только можно…
Вадим взял её за руки. – Погоди, дай опомниться.
Она присела перед ним на корточки, он зарылся лицом в красиво уложенную причёску. Проговорил глухо. – Шерше ля фам… Шерше ля фам…
- Ищешь всё?
- Нашёл, Леночка. Нашёл.
Они, наконец, поцеловались.