Лотерейный билет

ЛОТЕРЕЙНЫЙ БИЛЕТ
 

Анестези вновь столкнулась с рыжим Дубиной в ресторане на день Победы, где торчала со своей занудной группой сокурсников. Заметила она разношёрстную компанию, когда возвращалась из туалета. Варя Чебыкина царила за двумя сдвинутыми столами безальтернативной королевой в мужском окружении. Коренастый курносый капитан прощался, обнимаясь с несколькими военными. Рядом с прапорщиком Ерёмкиным сидел однорукий Будулай в солдатской форме срочной службы. У обоих на груди сияли медали, у капитана и вовсе было несколько наград. И Варин брат Юра тёр объёмное пузо о край стола. Однокашники и друзья. Не подойти было нельзя, хотя из-за Дубины и не хотелось…
Настя не успела раскрыть рта, Ерёмкин представил её, не вставая из-за стола. – Анестези Даланегру! Африканская принцесса.
Он был через стол от неё, не достать, пришлось так же по хамски парировать подлый удар.
- Дубина Ерёмкин настоящий дровянин. Палки нормальной не имеет, поэтому Дубиной прозываться стал.
Молодой бородатый пузан храпнул коротко по-жеребячьи. Сдержанно фыркнули все кроме самого Ерёмкина, капитан Климов молча таращил на Анестези глаза.
- Настоящая принцесса!
Потом предположил. – Деланегру французская фамилия, ваши предки, наверное, креолы, как первая жена Наполеона.
Все не сдержанно рассмеялись, окончательно повергнув Анестези в досадливое смущение. За неё обиделся пьяный офицер.
- Ну, что вы надо мной смеётесь?
Ему ни кто не ответил, и он снова уставился на «настоящую принцессу». Настя Рыбкина была в глубоко декольтированном вечернем платье, разрез на подоле открывал левую ногу до самой припухлости восхитительно выпуклой ягодички. Она сама удивилась, как отменно хороша, впервые надев истинно женскую классическую одежду. Сокурсники просто обомлели и с трудом говорили с нею в этот праздничный день.
Климов наконец-то подскочил с офицерской галантностью и предложил ей место рядом с собой. Настя села, обнявшись с подругой, бросив полный ненависти взгляд на запунцовевшего Дубину. Потом потрепала по плечу Будулая и участливо спросила.
- Ермолаев, как хоть поживаешь?
- Как все инвалиды, на пенсию, - ушёл однорукий богатырь от прямого ответа и отвернулся от неё, выговорив Ерёмкину. – Дубина! На сверхсрочной ты становишься ещё дубинистее.
Тот лишь буркнул. – Русский прапор и должен быть таким.
Настю заставили выпить штрафную. – За новоиспеченного капитана!
Офицер поблагодарил по-солдатски. – Служу Советскому Союзу!
Выпив, молчали некоторое время, заедая выпитое. Оркестр гремел, перед эстрадой ритмично щоркала извивающаяся в танце подвыпившая толпа. Вечер был в апогее хмельного веселья. Было настолько шумно, приходилось кричать. Пьяный капитан стал грозить всем.
- Мотаю в отпуск на юга и женюсь там на первой попавшейся. Брак – это лотерея. Русская рулетка! Судьба.
Юра Чебыкин рассмеялся. – Это не опасно. Пули адюльтера это семена, из них вырастают рога.
- Вовчик! Найдёшь там подругу для всего гарнизона.
- Вагина не лужа, хватит и для мужа, - бесшабашно отбивался капитан. – Что было до меня, меня не касается.
- А вдруг коснётся ночное очарование дневным разочарованием? Попросту, позором её прошлой жизни. Не забывай, мир тесен, а злые языки страшнее пистолета.
- Любой самой блудливой девчонке стоит только родить и ****ская дурь сойдёт с неё, как сезонная шкура змеи.
Варя угрюмо заметила. – Найдёшь сейчас дуру ехать с тобою в дальний гарнизон.
Она вдруг предложила Климова Насте. – Вовчик москвич. И папа – генерал. Кадри, пока не увели.
- А сама что? Он же готов на первой попавшейся жениться.
- Я – дурнушка, он корявенький. Ты же через пару лет заканчиваешь Медицинский. Представляешь какие от нас дети будут…
Настя посочувствовала подруге. С пьяным упрямством Варя твердила своё.
- Сама ж говорила, тебе нужен не блистательный, а удобный муж. Вовчик, мне кажется, такой.
- Что, перепихнулась и с ним?
- Да-а… И он такой, знаешь… Одним словом, мужик!
Варя захихикала и склонилась к её уху. – Помнишь в третьем или четвёртом классе нашли мы стишки… Между ног всадил он мне такую дребедень! Я не писала не какала весь день.
Настя зашлась в смехё. – На самом деле? У него такой? Варька! Ну ты… а ещё жалишься – некрасивая! Всех мужиков попробовала.
- Вот и кадри.Ты же на с чёт этого ненасытная. Да и обеспечен он. А, главное, Москва…
Настя отвергла выгодное предложение. – Перепихнуться конечно, заманчиво.
Помолчав, сказала ей уже для всех. - Сапоги чистить сейчас умеют разве только сельские Машки и то если папа или старший брат механизатор.
Чебыкин подхватил, он явно старался побольнее уязвить капитана. – В наше время блеск советскому офицеру только сельская Машка может навести.
- А демократу с партбилетом – пузо, - внезапно заступилась за Климова Анестези.
Володя и вовсе срезал учителя, специально сократив его имя. – Юр Фёдрч, не возносись, мы не дети. Нас доценты, доктора и кандидаты наук в ВУЗах учили, а не школьные учители.
Тот лишь буркнул. – При чём тут это?
- А то. Вечно вы, учителишки и докторишки, партляляи разные, юристы и аферисты учите, как обустроить Россию, совершенно не зная её.
Варя обратилась к Климову, уводя от назревающей пикировки. – Володя, поживи у нас на даче. В деревне на танцах и найдёшь себе жену без излишних претензий. Только на селе ещё можно найти не испорченную городом девушку.
Капитан презрительно скривился. – И сельских Татьян, что и городских Натали давно уже коммунисты объедками лучезарного будущего прикормили и по рукам пустили. Деревенская девка моментом городскее городских становится и, вкусив трудно контролируемой свободы в блуде не остановится. Изголодавшаяся по блудливым удовольствиям деревенская дура - это и есть памятник советской женщины с серпом.
- Ну, ты что-то не то говоришь. В советской женщине женского почти не осталось. Ну кто будет мужиковатую бабу соблазнять? – возразила Анестези.
- После литры некрасивых баб не бывает, - хмыкнул Ерёмкин.
Юр Фёдрч и вовсе заржал. – Девчонки! Литру надо иметь! И будете самыми красивыми.
Климов хмыкнул с откровенным презрением. – И вы, - едва удержался он от крепкого словца, дёрнулся и закричал, явно, рассчитывая, чтобы его услышали и за соседними столиками. – Всё правильно! Такие вы, совковые бабоньки. Как вопили даже в экран телевизора! Правильно, Михал Сергеич! Так их, мужиков! Долой пьянство! Даешь перестройку! И дали вам! Талоны не только на продукты питания. На всё! Сами мечеными стали! Как в гитлеровских концлагерях номера очереди на ладонях пишете!
Анестези фыркнула. – С Мишкой ошибочка вышла. Артист он только похож на героя.
- Что теперь не славите своего кумира?
Ерёмкин вставил. – Теперь они матерятся не хуже прапорщиков от одного только вида самозваного президента.
Чебыкин вымолвил, как бы, отмежевываясь. – Горбачёв и не коммунист, и не демократ. Он – партократ.
- Проститутка Керенский! – снова вставил Ерёмкин.
У Климова был свой спор с Чебыкиным, он, собственно, и обращался только к нему.
- А сам ты кто, демократический коммунист или коммунистический демократ?
- Мы – прорабы перестройки! А вы кто, советские офицеры?
- Не шестёрки Запада!
Юра возмутился. – Это уже казармой попахивает.
- Не дерьмом!
- Всё это обыкновенная ругня, а если конкретно?
- Семидесяхнул вас Запад попа – культурой и вы стали, как сами говорите интеллигентно - жопой. Мозги атрофировались, а пердильник дует, но не думает.
Тут уж все рассмеялись.
Ерёмкин закричал глумливо. – Бздите громко в лужу перестройкой!
Чебыкин тоже закричал, да и музыка гремела. – Демократия у нас только начинает развиваться.
- Ну, да. Вы ещё не набрали общего консенсуса, чтобы дорваться до власти.
- Чтобы там не говорили, а альтернативы демократизации общества в СССР нет.
- Да разваливается ваш Союз нерушимый, - вскрикнула и Анестези. – Вернее, выгоняют русских в Россию. А армия! Солдат безнаказанно убивают.
Климов спросил, торжествуя. - Ну и какими мы будем в таком бардаке?
- Деловыми!
- Дурными! – вскричал Ерёмкин. – Дурными нас сделала перестройка.
Все опять рассмеялись. Юра насупился. Здесь им, явно, не восторгались и не внимали его вычитанным мудрым изречениям. Он стал неуклюже вылезать из-за стола и, буркнув. – Пойду освежусь, - направился к выходу.
Анестези фыркнула. – Невзрослеющий мальчик.
- Забуксовавший в своём развитии вундеркинд.
Климов был безжалостнее. – Такие и в сорок лет остаются солидными идиотиками, изображающими непризнанный талант.
- Да он, просто, лентяй, - фыркнула Настя Туховская. – Обломов.
Варя заступилась за брата. – Обломов барствовал, а Юра работает учителем английского языка, депутат горсовета и газету редактирует.
Климов опять заговорил о своём. – Все уже поняли цену этой демократии. Беспорядки в Алма-Ате, Фергана, Новый Узень, Сумгаит, Карабах. И почти везде бьют и изгоняют православных. Прибалты давно стали раковой опухолью Советского Союза. А братья наши смуглые – заразная чесотка. Кусачие блохи на шкуре русского медведя. И только эти, так называемые демократы поддерживают всю эту обнаглевшую мразь. Оправдывают даже этих пронырливых недочеловеков, не замечая, что даже в Российской федерации ни кто хуже русского не живёт. Работаю у станка только русские, служат в армии тоже только русские. Братья наши лишь прислуживают, как здесь в ресторане, обсчитывая нас.
- Климов! – воскликнула Варя. – Ты уже до фашистской терминологии договорился.
- Фашисты - они! Мусульмане и прибалты! Мы их из России не изгоняем, а нас они уже давно начали из своих местечек выдавливать…
Анестези взвыла. – Балдеть собрались, али чо? Я только что свалила от такой же занудной компании. Все помешались на политике…
Ерёмкин заметил. – А выпивка кончается. И здесь нам больше выпить не дадут, он разлил скрупулёзно припрятанную бутылку и сунул её под стол. Выпили молча без тоста.
Ерёмкин предложил. – Может, побалдеем? Тусуются там в фойе мальчик с девочкой. Анаша, кажется, у них.
Ему не ответили, вернулся Чебыкин, уселся на своё место, тяжело сопя, выпил молча оставленную ему рюмку и стал доедать свой обед. Варя шепнула Насте. – А что, на самом деле, может, шмальнём для полноты счастья? Настроение какое-то паршивое.
Настя согласилась. – Можно…
Они поднялись и, сказав, что в туалет, ушли, грациозно лавируя между столиками и отскакивая от пьяненьких приставал. Оркестр ревел хоть уши затыкай, кричали и гуляки. Только за их столом воцарилось молчание. Ерёмкин предположил. – Наши девочки, видать, за кайфом пошли.
Чебыкин хмыкнул. – Любить их не кому, остаётся щмалить.
Климов взвился. – Им любить некого. Посмотри на себя со стороны.
- Ты, я вижу, красавец.
Вмешался доселе молчавший Ермолаев. – Пора разбегаться, эдак можно подраться.
Ерёмкин снова предложил. – Давайте дурью догонимся. Мне, например, маловато.
- Это нам не помешает, - вымолвил Чебыкин и стал подниматься, вылезая из-за стола.
Пошёл с ними и Климов, лишь Борис Ермолаев остался сидеть в одиночестве, дурью он даже не баловался. Уже перед выходом в фойе Климов спросил Чебыкина.
- Ты учитель или юрист - экономист?
- Ну и постановочка вопроса!
- А только вы знаете, как обустроить Россию и двигать демократию. Знаете все пути к Возрождению нации.
Тут уж Игорь вмешался. - Балдеть собрались, али чо?
Оппоненты молча вошли в фойе и сунув Ерёмкину по купюре вместе прошагали в туалет. Игорь остановился, оглядывая довольно просторную ресторанную прихожую. Настя Туховская с Варей стояли у гардероба, перед зеркалом моталась пьяная парочка, мешая им посмотреться. Раздражённо дёрнувшись, Настя грубовато отодвинула пьяных и пьяная девка, не удержав равновесия, шарахнулась к барьеру гардероба. Ухажёр даже не попытался её удержать, оскалился в
зековской манере и замахнулся на Настю двумя выставленными пальцами.
- Ты чо, коза, хвост задираешь?
- Сам козёл, если коз знаешь!
Вокруг засмеялись, это окончательно взбесило коревенького, лобастого паренька. Он шагнул, было, к Насте, замахиваясь уже ладонью, но его неожиданно перехватил высокий парень.
- Харэ, Серый! Не наши тёлки.
- Фидель, ты чо, в натуре? Да на х я вертел борзых таких!
Но тот оттащил его в сторону, на цеплявшуюся за барьер гардероба девку они не обращали внимания. Гардеробщица сказала им.
- Ребята! А девочку вашу кто будет забирать?
- Она такая же наша, как твоя, - буркнул оскорблённый паренёк, Фидель и вовсе отмахнулся. 
- Подберут.
Девушки наспех осмотрели себя в зеркало и тоже отправились в туалет, а Игорь отправился в дальний конец фойе где в углу у входа в служебные помещения обнималась молодая парочка...
 

Ермолаев долго сидел в одиночестве. Но вот зазвучала прощальная песня, из зала ресторана гурьбой повалили подвыпившие посетители, а его приятелей всё не было. Парни, ладно, сумочки девушек висели на спинках стульев. И Борис не стал больше ждать, забрал сумочки и с последними посетителями вышел в фойе. Друзья его толкались в тамбуре, девчонки с анаши совершенно пошли в разнос и, явно, затевали скандал. Настя пыталась ударить Ерёмкина, Варя возилась с ней, Климов
пьяно мотался между ними, а громадный пузатый толстяк хохотал по лошадиному. Наконец выходившая толпа вытеснила их на улицу и пьяная компания расцепилась. Настя пришла в себя или, как это бывает в наркотическом опьянении, прежняя мысль ушла, сменив другую, она вскрикнула театрально.
- Карету мне! Карету.
- Не эффектно вышла. Все тачки заняты, придётся идти на Московскую.
Дёрнувшуюся от раздражения Туховскую неожиданно занесло в мягкий живот Чебыкина. Машинально, по привычке, он не преминул тиснуть её за тугие ягодички, Настя никогда не сопротивлялась, демонстративно подставляясь, мало того, сама хватала за причинные места, чем обычно и вводила похотливых нахалов в конфуз. И на этот раз сунула она руку в пах и хихикнула.
- А там ни чего нет?
Прижалась к нему и медленно подняла глаза, фыркнув, будто только сейчас увидела, с кем обжимается.
- Ой! Баба с бородой...
 Юра сердито оттолкнул её от себя и, тяжело переваливаясь, зашагал прочь под издевательский смех Туховской. - Хи-и... И мерин вспомнил, что когда-то был жеребцом.
Климов с Ерёмкиным тоже смеялись. Варя, вскрикнув обидчиво, побежала за братом. Подошёл Ермолаев, едва успев отдать ей сумочку.
- Ну, что встали? Пойдём на Московскую.
Настя упёрлась. - Карету подают к парадному.
Володя Климов пошёл исполнять её просьбу, не долго думая, направился за ним и Ермолаев, попрощавшись с Ерёмкиным. - Пройдусь пешочком по городу...
- Анестезии! - Игорь ближе подступил к Насте, беря её за руку.
Но она оттолкнула его и отшагнула в сторону, её опять занесло. Насте пришлось вцепиться в ствол дерева у кромки тротуара. Обернувшись, икнула ему прямо в лицо.
- Вот ху тебе! Пока не оближешь всю! От сиси до писи.
- Анестезии, хватит выступать.
 - Ищи тачку, дровянин совковый! И на этот раз за тебя заплачу.
Тут уж Игорь психанул. - Найду я тебе… Негра! - круто развернулся и зашагал прочь.
Поняв, что осталась одна Настя вскрикнула. - Мужичьё! Женщину бросили.
Ерёмкин не отреагировал, только ускорил шаг, а Ермолаев с Климовым уже ушли далеко затерявшись в громко говорившей веренице прохожих. Тротуар перед рестораном опустел, погас свет в окнах, стало сумеречно и страшно, ни чего не оставалось, как опять добираться домой одной. Оторвавшись от дерева, Настя медленно побрела кромкой тротуара на огни светившейся яркими
рекламными огнями оживлённой улицы. Сзади, медленно, словно крадучись, двинулся за ней потрёпанный красный Москвич. Поравнялся с нею, щёлкнул замок открывшейся задней дверцы, из неё высунулся лобастый крепко сбитый малышок.
- Мадама, подвезть?
Настю качнуло к машине, она вцепилась в дверцу. - Отвезть!
- Гы-ы, - заржал оскорблённый козлом здоровячок и, схватив её за руку, грубо дёрнул её на себя.
Взвыл мотор на повышенных оборотах, в крутом вираже машина свернула в тёмный переулок, помчала, встряхивая пассажиров на колдобинах. Окна были открыты, сильно дуло, от ночной прохлады Настя стала быстро приходить в себя, поняв, что с неё грубо сдирают одежду. Больно хватающие руки разорвали на животе от самого паха и колготки вместе с трусами, оборвав их у щиколоток ног. Ком одежды полетел в окно. Водитель торопил.
- Серый, ну что ты му-му долбёшь? Быстрей давай, выезжаем к микрорайону.
- Насадить бы эту козу на каркалык рогатый.
- Ты что, хочешь за взлом мохнатого сейфа подсесть?
Тут только Настя поняла в какую попала ситуацию и отчаянно завозилась. Но получив оглушительную затрещину оцепенела от боли и прекратила сопротивление. Машина притормозила и повернув выехала на свет фонарей спального микрорайона.
- Давай! Давай! Выкидывй, - вскричал водитель и остановил машину.
С треском распахнулась дверца, получив пинка в зад, Настя вылетела на широкую дорогу и, проюзив голым телом по шершавому асфальту, больно ударилась головой о бордюр тротуара перед длинным девятиэтажным домом. В глазах вспыхнул ослепительный фейверк, она потеряла сознание на короткое время…
Настя довольно долго лежала на асфальте, приходя в себя, и только холод заставил её подняться. Тело зудело, будто отодрали наждачной бумагой, и в голове мерцало, но она всё-таки потихоньку пошла, шалея от ситуации. Её выбросили совершенно голой в ярко освещённом фонарями микрорайоне, хоть газету читай.
Неожиданно её окликнул детский голос. - Эй, ты, голая. Погоди. Мама звонит в милицию.
Настя кинулась через узкую одернёную зелёную полосу с чахлыми кустиками перед домом к десятилетней девочке стоявшей на лоджии первого этажа.
- Не надо вызывать милицию! Не надо. Пустите меня к себе. Я позвоню, меня заберут.
Распахнулась балконная, маленькая, толстая, но решительная
бабёнка, как кутёнка, зашвырнула девочку в комнату и выставилась перед голой, ободранной девкой тянувшей руки к перилам лоджии.
- А ну, пошла прочь, шалава! Заразы мне ещё не хватало.
Настя захныкала. - Я заплачу, отблагодарю. Пустите, мне холодно...
Женщина схватила швабру и ткнула грязной тряпкой в лицо. Настя упала, зарыдав уже не столько от боли как от унижения. Сил не было, чтобы подняться. Так её и подобрали милиционеры распластанной на неширокой полоске одернённой земли.
 

Больше двух недель Настя зализывала свои физические и душевные раны. Прославилась она на весь город, её показали по местному телевидению, тогда это делали почти ежедневно, снимая скрытой камерой невольных посетителей медвытрезвителя. И хотя мама достала ей справку о полученной травме, она не помогла, когда Настя предъявила её в деканат. Её отчислили из
института, не допустив к курсовым экзаменам. Статная женщина брезгливо подала ей пакет с документами, выговорив высокомерно.
- Вы не достойны звания советской студентки.
Швырнув пакет в лицо этой чванливой секретутке, все знали, что она является любовницей декана, Настя выбежала из главного корпуса и села в машину. Выехав с институтского подворья, медленно двинулась по улице, не зная куда податься. Папы в данный момент дома не было, он уже больше месяца находился на курсах повышения квалификации. Отца она боялась отчаянно, он поколачивал их с мамой и довольно жестоко. Через несколько дней, может, и завтра, он должен приехать. Настя поёжилась в предчувствии боли от жестокой расправы и совсем запаниковала.
- Надо бежать! Бежать, хотя бы, на время, - запулсировало в мозгу.
Но куда? Куда? У Варьки Чебыкиной он её сразу найдёт. Неожиданное решение подсказала бегущая рекламная строка. - Летайте самолётами Аэрофлота!  И здание предварительной продажи билетов было совсем не далеко, Настя свернула на другую улицу и, остановившись перед Агентством, застыла от безысходности. Перед стеклянной стеной операционного зала гудела густая толпа раздражённых пассажиров. Настя даже не стала выходить из машины, лишь машинально вынесла ноги наружу. Надо было рвать "на юга", чтобы выскочить замуж за первого попавшего, как тот курносый капитанчик со множеством орденов и медалей. Но как? Махнуть на машине? Одной страшновато. Её осенило. А что если предложить кому-нибудь путешествие на машине?
И тут неожиданно из толпы вышел капитан Климов, видно, не зря она вспомнила очарованного ею слюнявчика в военной форме. Он шёл к ней с глуповатой смущённой улыбкой, неся большой чемоданистый кейс в левой руке и спортивную сумку на плече. Даже заговорил с трудом.
- А... Э... Анестезии, если не из... Изменяет мне память...
Настя ободрилась моментально. - Она самая! Привет!
Сердце успокоилось, теперь она умилялась этим влюблённым в неё уже не мальчишкой в офицерской форме с боевыми наградами. Настя спросила, не удержавшись.
- Молодой ещё, а столько наград уже успел нахватать.
- Э... Я... Воевал. И сейчас... Э... Получил назначение. Граница с Афганистаном. Э... Командиром роты быстрого реагирования.
Но это Насте было не интересно, она фыркнула кокетливо, перебивая его мычание.
- За первой попавшейся на юга?
Он солидно изрёк свою фразу-фикс. - Брак - это лотерея, - добавил ещё почнрпнутый где-то речевой перл. - В грязи ищи алмаз. 
Потом снова замямлил. - Родители внука требуют, единственный я у них. А там... Э... Не спокойно. Духи совсем обнаглели, уже нашу территорию обстреливают. И свои духи появились...
Настя опять прервала его. - Не то говоришь, Володя?
- А что надо?
Настя решила сама натягивать этот сапог на себя, улыбнулась, заиграв глазками кокетливо. - Ну что, тянем билетик?
- Есть возможность достать билет на Краснодар?
Настя закатила глаза, этот "сапог" её доставал. – Брачный билет!
И снова он не догонял. - У меня, Анестези нет времени... Э... На шутки... И... Э...Я намерен...
Туховская совсем озлилась. - Что ты мне горбатого лепишь?
Володя совсем стушевался, Настя вскрикнула сердито. - А мне тоже - уж замуж невтерпёж!
- А тебе зачем? - спросил он хмуро.
- Как зачем?
- Такая красивая!
- Красивые тоже хотят иметь свою семью и детей.
Володя лишь тяжело вздохнул и ни чего не ответил. Настя как-то поникла и не знала с какой стороны подступиться. Володя неожиданно попросил.
- К Варьке Чебыкиной решил на дачу ехать, среди деревенских девок невесту кадрить?
- С ними тоже надо хоть какое-то время дружить. Доеду на междугороднем автобусе до ближайшей не крупной станции, там проще будет договориться с проводниками.
Теперь Настя приуныла, её красота для замужества даже этому мужичку в форме не годилась.
Она спросила с ехидцей. - Офицерская жена обязательно должна быть некрасивой?
- Ты не так меня поняла.
- А как тебя понимать?
- В красивых я уж навлюблялся. Одни обманы.
- И я тоже в красивых навлюблялась. Красавчики такие же, как и женщины: самовлюблённые, пустые и капризные.
- Вот я и говорю, красота не спасёт, а уже губит мир...
- Да хватит тебе солженичничать. Мужчина должен говорить конкретно.
- Конкретно, ты – не моя женщина.
Настя даже несколько растерялась, и тот знал о её пикантном прошлом, проблема так просто не решалась, предложила б переспать, кинулся бы, как умалишённый. Сношаться с морально грязной девкой они не брезгуют, только жить в браке не хотят. Скоты! Едва не вырвалось у неё в слух.
Володя топтался на одном месте буквально и натурально, задел, вдруг, ногой стоявший чемодан и
тот упал. Он нагнулся, и поднял его, ещё больше покраснев.
Всё же поинтересовался сочувственно. - А что случилось? Тебе нужна защита? Что надо конкретно сделать?
- Вытащить из-за колючей проволоки семьи. Я же в вытрезвитель после ресторана попала. Из института выгнали. А папа настоящий деспот, после этого, точно, на цепь посадит, за богатого еврея замуж выдаст.
- Ты – еврейка?
- Я – русская! Это отец мой тайный сионист.
Климов неожиданно согласился. Согласился с жертвенной безысходностью.
- Хорошо. Фиктивный брак так фиктивный.
У Насти даже сердце сжалось от жалости. Она схватила его за руки.
- Володя! Зачем фиктивный? Чего комплексуешь? Нормальный ты парень.
- Какой нормальный? Мужик в форме.
- А Бальзак! И ещё кто там из великих. Пушкин был и вовсе похож на обезьяну, а какие красавицы его любили! Женщины чаще любят за любовь к себе, за страстную любовь! И я чувствую, что ты такой. Володя! Да нормально всё у нас будет.
Она поцеловала его, с удовлетворением почувствовав, как он замлел от восторженного блаженства. И не так, как все. Отозвался на поцелуй с трепетной нежностью…
Блеснула мысль, да лучше с таким жить!
Она уже любила его за восторженность, которую он испытывал к ней.
- Володька! Какой ты хороший! Что-то исходит от тебя. Я уже люблю за твою любовь ко мне.
Но он опять потупил взгляд и молчал.
- Да что с тобой?
- Будто прежний сон повторяется.
- Я тебе снилась?
- Почти каждую ночь, как увидел тебя. Но не в том смысле. Было у меня подобное…
Настя довольно рассмеялась и прижалась к нему, машинально оглядевшись. Толпа на широком крыльце молчала, все смотрели на них.
- Володя! Пялятся на нас, как на знаменитых артистов. Садись в машину, поехали.
- Куда?
- К тебе в Москву. Я только девичник здесь устрою. Там в столице и распишемся.
- А как твои родители?
- Вызовем телеграммой. Постфактумом, так сказать.
Володю будто знобило от избытка чувств, он неуклюже забрался в машину, забросив багаж на заднее сиденье, и неожиданно заявил.
- Я и негритёночка твоего усыновлю.
Настя вскрикнула, запунцовев от стыда и стала врать напропалую. - Ерёмкин, скот! Какой негритёнок? Это подруга моя от негра родила.
У меня от Ерёмкина выкидыш был, ударил по-пьяне ногой прямо по животу, вот и вышел плод почернелый.
Только тут в капитане прорезалось мужество. - Ну, я ему, сплетнику, если встречу ещё раз, язык оторву.
- Не связывайся, Дубина такой здоровенный.
- Да я его, как хочу. Я мастер рукопашного боя.
Настя обняла его, они слились в особенно упоительном поцелуе. Настя нарочито ойкнула, ощутив толчок в живот упругой плоти, засюсюкала, как с маленьким. Стеснительность уходила, ощущение было, будто они давно уже с ним.
- А ведь, хочешь, хочешь, хочешь. Хочешь, а молчишь.
Мягко отстранила его. - Потерпи немного, отъедем в укромненькое местечко. 
Сама, заражённая его нетерпением, резко тронула машину, едва не заглушив мотор, но быстро справилась с управлением и погнала машину, звонко рассмеявшись.
- Вовчик! Впервые так от мужика торчу.
Не долго гнала машину по оживлённой улице, свернув в тихий тенистый переулок, остановилась у заросшего высоким кустарником пустыря. Володя смотрел с необъяснимым страхом и она снова рассмеялась.
- Какой же ты деликатный!
Он вымучено улыбнулся и потянулся к ней.
- И когда добьешься своего останешься таким же?
Он подтвердил. - Все девчонки говорят, из меня можно лыко вить.
Настя накинулась на него без стеснения, такого скованного и неловкого от смущения. Охнула восхищённо, ощутив до судорог в паху большую, твёрдую упругость, задышала по коровьи, обалдевая от мощного проникновения...
- Вовчик! Вытянула и я... Счастливый билет.


Рецензии
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.