Я вернулся

 
За моей спиной обречённо звякнул замок. Это означало, что моё житие ушло от меня в прошлое и впереди меня ожидает лишь гнусный спектакль так называемого правосудия.
В ближайшее время меня обещали превратить в бесполезный кусок мертвой плоти. Здоровый организм, насыщенный кипучей энергией, которому от роду всего-то тридцать три года, не воспринимал происходящее реально. В голове не укладывалось, что это действительно может произойти.
Каменный мешок камеры смертников сжал моё тело, как виноградный пресс солнечную ягоду.
Я чувствовал себя уже погребённым заживо. Отличие составляло лишь то, что сюда пробивался дневной свет через крохотное оконце, под самым потолком, которое неизвестный строитель, казалось, просто забыл заложить. И ещё раздавались шаги надзирателя в коридоре, что тоже напоминало о том, что жизнь не закончилась. Хотя эти звуки больше похожи были на звуки преисподней, если таковая существовала в природе.
Меня, привыкшего к вольным поступкам и независимому мышлению, выдернули из кипящего жизненного котла и в мгновение ока превратили в беспомощного котёнка. Здесь со мной могли делать что угодно, а я не мог ровным счётом ничего. От этой беспомощности желудок подтянуло к горлу и я чуть не вырвал прямо на пол камеры-одиночки для смертников. В моей голове просто не укладывалось это словосочетание: Камера и Смертник. Мой здравый смысл упорно отказывался связать значение этих слов со мной. Во мне бурлила жизненная сила и, она никак не хотела смириться с положением Узника, обречённого на принудительное  устранение из общества и насильственное лишение прав и привилегий Человека, данных  ему Богом. В воспалённом мозгу застряла не дающая покоя мысль: какой Бог?.. что за чертовщина? Какой может быть Бог в этом Земном бедламе? Неужели то , что бубнят бородатые священники, размашисто крестясь где надо и не надо, имеет место в этом дурацком мире? Эх-х..! поймать бы сейчас хоть одного из них за его паршивую бородёнку да порасспросить с пристрастием про ихнего Господа Иисуса, или как там его. Хотел бы я посмотреть, как  бы он мне доказывал, что надо веровать и тогда спасёшься. Посадить бы его сюда, в эту « кутузку» с таким приговором, и пусть покажет пример  смирения и пусть попробует спастись с помощью своей Веры. Я обвёл помутневшим от бешенства взглядом своё пристанище. Окошко вверху ехидно подмигнуло мне, издеваясь над моим бессилием. Это было выше моих сил. Внутри меня со страшным треском взорвалась бомба. Этот взрыв наполнил неестественным давлением лёгкие. Не в силах сопротивляться, мой рот раскрылся и из глубины моего недетского организма вылетел наружу и начал заполнять все пустоты и закоулки этого ненавистного заведения истошный, дикий, доводящий всё живое до исступления, рёв. Мне показалось, что я растворился в этом вопле и вместе с ним попытался вылететь за пределы узилища, но, к сожалению, оно было сработано настолько добросовестно, что даже звуки не могли вырваться наружу. Поэтому  вся энергия, которая вылетела из меня, в меня же и влетела, да с такой силой, что я рухнул на бетонный пол моей обители, словно сырое яйцо, брошенное с двухметровой высоты. Шаги в коридоре на мгновение затихли, а потом быстро зашаркали в мою сторону. Даже видавший виды надзиратель присел от неожиданности, услыхав настолько натуральный, полный безысходности и отчаяния рык льва, съедаемого стаей гиен. Хлопнуло окошко в двери, предназначенное для подачи пищи заключённому, и в его проёме показалась ненавистная  мне рожа  надзирателя. На тот момент глаза мои застило огненно-красное марево. Голова звенела как огромный колокол в праздничный день. Я её поднял с таким трудом, с каким чемпион мира по тяжёлой атлетике подымает рекордный вес. И, когда вес был всё-таки взят, в награду за нечеловеческие усилия в моих глазах появилось изображение. Мои надорванные голосовые связки пропустили сквозь себя угрожающе-молящее:- сгинь…
Но на надзирателя это не произвело ровным счётом никакого впечатления. Он окинул своими цепкими, маслянистыми глазками окружающую меня обстановку и с наивностью, присущей людям с садистскими наклонностями, прокряхтел:
- ты что, покойничек, скотобойню здесь озвучиваешь? Хочешь, чтобы я с перепугу  ранее тебя в ящичек сыграл? Так это ты зря стараешься. Я без очереди только в туалет забегаю, да и то только когда пронесёт. В остальных случаях я законопослушный гражданин… не чета некоторым…
Во мне начала скапливаться новая сила. Видимо, сработал закон сохранения энергии. Моя энергия  из камеры никуда не делась. Она чутко отреагировала на вальяжно-оскорбительный тон этой ехидны-надзирателя, оторвала моё тело от пола и метнула его к двери. Но, здесь всё было сделано против меня. Откидное окошко, представлявшее собой полку, торчащую во внутрь камеры, с разгону упёрлось мне в грудь, а кулак, нырнувший в проём, буквально на миллиметр не дотянулся до этой отвратительной хари. Я разжал пальцы, пытаясь хоть как-то зацепить её но, слишком опытным был этот человек в общении с такими как я. Он обладал неплохой реакцией, так как тут же заломил мою руку. От боли и обиды я снова заорал. Но это было уже не то, совсем не те эмоции.
 - Что-то ты, покойничек, резвый шибко, даже меня чуть врасплох не застал.- он отпустил мою руку и начал с интересом меня рассматривать.- и талантом не обделён: такие флюиды источаешь аж за душу берёт. Ты, случайно, в консерватории не обучался, на кафедре сольного исполнения? Так вот натурально у тебя выходит.  Я фальшь не люблю нив чём, я её нутром чую но, ты со мной откровенен, это факт. Что в песнях, что в действиях. За то и уважаю. Не пойму лишь одного: зачем ты в свои последние денёчки лишние грехи пытаешься с собой на Отчёт прихватить?
  Я стоял перед дверью, растирая ушибленную грудь, и не обращая внимания на трепотню этого, неожиданно шустрого вертухая. Однако, слово «отчёт» оттянуло моё внимание на себя.
- Это кому я должен отчёт давать, не тебе ли? Ты что, крысиная морда, мечтаешь на мне медаль заработать?! Давай пиджачок, я в нём дырочку проверчу, насквозь… Глазок получится, супер, не наглядишься. Лучшего подарка для тебя и не придумаешь. Это тебе тоже от чистого сердца, коль ты такой рьяный поклонник моих откровений. Ты там герой, а я бы посмотрел, каким бы ты умным здесь был.- во мне снова начала закипать злость.
 - А мне там делать просто нечего. Это раз. Второе: мне твой отчёт до одного места, да и то в крайнем случае, только когда туалетная бумага закончится, а нас ею снабжают регулярно. Дело в том, покойничек, что отчитываться тебе перед Ним предстоит.- «вертухай» ткнул своим указательным пальцем вверх.- А Он учитывает не только всё плохое, но и всё хорошее. А хорошего у тебя, как я понял, дефицит полнейший. И ещё, гляжу я на тебя и удивляюсь: глаза, вроде бы умные, а башка дурная. Ведёшь себя как школьный заводила из первого класса. Но там хоть девчонки есть, а, значит, есть перед кем повыпендриваться, но я то тебе не девочка. Передо мной нет никакого смысла геройство своё показывать. Я не оценю. Он тоже тебя не поймёт. У Него другое понятие о ценностях…
  Я его перебил:
 - Слушай, ты, архиерей недобитый, ты мне молитву ещё прочитай и покажи в какое место лбом стучать, чтоб покрепче звенело, а то    - мой голос стал лукаво-вкрадчивым, - могу быть неуслышанным и, тогда, пиши пропало. Да, если у тебя с Ним такие тесные связи, то, может, ты Ему замолви за меня словечко, пускай Он мне грехи отпустит. Может, амнистию мне по блату сварганит? А что, Он же всё может?
  -Ты бы меньше своим дурным языком ляпал, то лучше бы было. Башкой стучать тебе уже нет надобности, она на днях итак отлетит, а помогает Он только тем, кто в Него искренне верит. Ты же в Него не веришь, поэтому ты здесь, а я по эту сторону, потому что верю. И попал ты сюда не за добрые дела, а за то, что слишком много в тебе Злости и Гордыни. Ты возомнил о себе, что ты Властелин Природы, а на самом деле ты, всего лишь, жалкое существо, которое, за свои проделки подлежит уничтожению. Поэтому, сколько ни дёргайся, а твоя песенка спета. Ты вот на меня прыгаешь, а того не видишь, что я тебе поганого ничего не сделал. Тебя колбасит твоя беспомощность и ты ищешь за это крайнего. Но ты зря стараешься, я крайним у тебя не буду.
А коли насрал людям за воротник, то, будь добр, получай за это расплату как подобает, а не корчишь из себя великомученика. Ещё скажу следующее: я тебе не архиерей и вообще никакой не священник, а обыкновенный человек, которому дошло, что не обезьяна допотопная меня родила, а есть Высший Разум, который нас сюда заселил, дал Правила и смотрит, как эти Правила до нас доходят. И, если бы не такие как ты, то все люди жили бы нормально. Но, в том и вся беда, что этот мир полон таких вот выпердышей, которые и сами не живут и другим не дают. Тебе же простые истины говорить, всё равно, что в унитаз чихать: звук есть, а толку никакого. Ведь истоки Жизни все на Любви построены. Даже такие уроды как ты, и те появляются на свет не в результате пьяных разборок, а именно в результате слияния высоких чувств, которые несут в себе Радость и Эйфорию натуральную, а не наркотическую. А, значит, Любовь - это правильно, а всё, что против – это Дурь. Неужели возможно быть таким недоумком, чтобы это не понимать?
  В моей голове что-то щёлкнуло. От моей агрессии не осталось и следа. Меня словно окатили ведром ледяной воды из проруби. Поневоле я прислушался к словам этого, повидавшего виды человека (слово «вертухай» по отношению к нему, исчезло само собой). Они рвали меня на куски своей справедливостью. Перед глазами поплыли сцены из прошлого и я почувствовал себя таким «никчемой», что если бы пол камеры был не бетонный, то я бы расплавил его своим стыдом. Моя кровь, качаемая невидимым насосом, вся, до капельки, пришла в мою голову. Мне было, впервые в жизни, стыдно, и не просто так, а по настоящему. Это было новое для меня ощущение. Мне было стыдно за то, что столько лет я был слепой. Я шёл по Жизни на поводу своих амбиций, я не признавал никаких правил кроме своих и считал, что это правильно. Мне казалось, что именно в этом заключается Сила Духа, твёрдость характера. Кого-то унизить, оскорбить, обобрать, покалечить в конце концов, вот, что считалось высочайшей степенью геройства. И никто за эти годы не смог мне внушить обратного. Да, что-то там говорили про любовь, про дружбу, про Родину… Но это были не те слова, они отлетали от головы, как крупный град от железной крыши. А до сердца они тем более не доходили. И, наверное, стоило пройти столько испытаний, чтобы вот в такой обстановке да при таких обстоятельствах вдруг услышать и осознать то, что не слышал и не осознавал, и не хотел слышать всё это время.
   Внутри меня разорвалась ещё одна бомба. На этот раз давление ринулось строго в голову. Мне дошло, что полученная только что наука, мне теперь не нужна. На ум пришла популярная в народе присказка: поздно, батенька, пить боржоми, если почки отказали. Справедливость этого выражения просто поражала: какой смысл мне что-то осознавать сейчас, если я отсюда уже никогда не выйду. Для всех я уже покойник. Решением суда я вычеркнут из Жизни. Меня уже нет. Во мне загорелась потребность кому-то передать полученную мной науку, объяснить таким же дуракам, как я, чтобы посмотрели на Жизнь другими глазами, чтобы пересмотрели, переоценили свои взгляды. Я не за себя испугался, а за тех, кто ходит такой же слепой, как и я до этого момента. Я почувствовал, что смог бы им объяснить, смог бы найти нужные слова, которые дошли бы до ихнего сердца. Но, безвыходность моего положения настолько ясно вырисовалась в моём сознании, что силы покинули моё тело и оно, уже второй раз сегодня, рухнуло на пол. Мне стало плохо. Я весь покрылся испариной, во рту стало кисло. В глазах начал меркнуть свет и я куда-то провалился. Но это ощущение сразу же изменилось. Я, сам того не ожидая, вдруг оторвался от пола и начал подниматься к потолку. Нереальность происходящего меня даже испугала. Я подумал, что это, наверное, сон и успокоился. Но вот я подлетел к окну камеры и захотел туда вылезти, совсем не думая о том, что надзиратель всё это видит и сейчас поднимет такой переполох, что места будет мало. В моём положении выбора не было и я спокойно пролез в оконный проём, но не упал на землю, а полетел дальше над тюремным двором прямо за забор. Что удивительно, но на меня никто не обращал внимания. С одной стороны, меня это радовало, т.к. я неожиданно получил то, о чём и мечтать уже не смел: Свободу! Но, с другой стороны, я не воспринимал происходящее так, как привык воспринимать. Я пролетал над улицами города, ничуть не заботясь о том, что меня могут узнать, что это может иметь какие-то последствия. Сам того не ожидая, я оказался у себя дома.
   Передо мной стоял мой особняк. Это было красивое архитектурное сооружение, добротно сложенное из ракушечника и облицованное кирпичом жёлто-коричневых оттенков. Пилястры на углах и вокруг окон были разделаны коричневым кирпичом, лицевая сторона которого была обколота и напоминала пиленный природный камень. Ступеньки крыльца облицованы полированным гранитом красноватого оттенка с вкраплениями тёмно-зелёного цвета, придающего загадочную таинственность общего фона. Тонированные стёкла с зеркальным отражением дополняли роскошный вид сооружения. Широкий балкон на втором этаже имел обрамление из балясин, выточенных из того же красного гранита, что и крыльцо. На балконе стояла искусно плетённая из лозы мебель.   
Взору открылось, как садовник собирает помидоры на грядке. Пожилой мужичок, лет пятидесяти с хвостиком, проворно срывал зрелые плоды и клал их в сумку. Сумка была  объёмная, но он довольно быстро наполнил её и понёс в свой «офис», пристроенную к дому будочку, где хранился садово-огородный инвентарь. Оттуда он вышел с небольшой корзинкой, которую тоже наполнил помидорами, разной листовой зеленью и пошёл на кухню, которая находилась в доме на первом этаже. Отдав кухарке овощи, садовник вышел из дома, прошествовал снова в будочку, взял полную помидор сумку и беспечно пошёл на выход.
Возле ворот в сторожке, развалившись, сидел охранник, моложавый брюнет, немного смахивающий на лицо кавказской национальности. Ехидно взглянув на блюстителя природных ресурсов, на его нелёгкую ношу, он спросил:
 - а что это мы так усердно тащим, мил человек? Разнарядки на рынок, будто бы не было? Видимо, это личное рвение, чтобы спасти погибающий урожай, а то хозяин с того света надаёт своих любимых поджопников и заставит все порченые овощи сожрать, требуя при этом, чтобы лицо сияло от удовольствия?..
 - пусть чертям раздаёт поджопники, если сможет. У них характеры одинаковые, а насчёт урожая, - он остановился, поставил сумку на землю, вынул оттуда шесть крупных помидор и поднёс к охраннику, - на, попробуй настоящий продукт, без нитратов и консервантов. А мне они нужны, чтобы вывести токсины, полученные при поедании порченых овощей. Меня хозяин предостаточно зарядил ими ещё при своей паскудной жизни, пусть ему там икнётся. Он набожно перекрестился и продолжил:- не дай Бог, он там чертей смолой понапаивает и те не выдержат и опять его сюда вернут…
  Парень расхохотался: - Ну ты, дядя, умеешь взятки давать, а особенно их аргументировать. Ладно, иди выводи свои честно заработанные токсины. Он нажал кнопку открывания ворот и те поползли в сторону, давая свободный выход «трудолюбивому» садовнику. Охранник вдогонку крикнул: - Только ты слишком много токсинов не выводи, а то, не ровен час, и правда ему черти на нас пожалуются и он их заставит выпустить его для наведения порядка. У меня такое ощущение, что он и сейчас за нами подглядывает…  -- парень передёрнул плечами и сплюнул с досадой: - вот придёт же в голову хрень такая…
 - пусть подглядывает, если ему так хочется, и видит, что не шибко горюем мы за ним, т.к. собаке и смерть собачья, прости Господи, что так про покойников сказано, но зато от чистого сердца. У меня к нему особые симпатии да, видно, Бог на свете есть…
 Я смотрел на всё это и слушал, но воспринимал его совсем иначе. Я понимал, что речь идёт не о ком другом, а обо мне, но реагировал спокойно. В другой ситуации им бы было места мало. Наградил бы я их не только «поджопниками», но и другими «элементами» силового воспитания, не приносящими их здоровью абсолютно никакой пользы. Эти люди потихоньку начали разворовывать моё добро, а такие «вещи» у меня просто так, без наказания, не проходили. В памяти стала прокручиваться история с садовником.
 Игорь Николаевич пришёл ко мне на работу лет десять назад. Мне исполнилось двадцать три года, когда я купил себе дом. Я очень гордился этим приобретением, т.к. в таком возрасте далеко не многие могли себе такое позволить. Конечно, это была не совсем покупка, как это принято считать, но факт приобретения был бесспорный. Прежний хозяин особняка имел предприимчивый ум и неусидчивый характер. На заре перестройки он сразу уловил веяние нового времени и ринулся в водоворот коммерции. Дела его шли неплохо, мужик раззадорился   и, как водится, потерял бдительность. Его подцепили на крючок мои ребята. Ему предложили интересную сделку, довольно рискованную, о чём его предупредили. Но мужик уверовал в свою удачу и согласился рискнуть. Одному предприятию нужно было оборудование для расширения производства. Моей фирмой оно было закуплено в Германии и оставалось провести переговоры по поводу оплаты. Сложность заключалась в том, что оборудование было завезено в Украину нелегально, а, значит, существовали определённые трудности с его внедрением. Большой проблемы, конечно, не было, так как уровень коррупции позволял творить такие чудеса, что простому обывателю и не снились. Оставалось одно маленькое «но». Советский режим правления  приучил наш народ к «халяве». Это сладкое слово не заменишь никаким другим для нашего человека. Для иностранца  это пустой звук, а для нас оно звучит приятнее маминой колыбельной песни во много раз. Оно не заимствовано ни у какого другого народа. Это исконно наш шедевр, своего рода «квадрат Малевича». Простота наглядная, а глубина сюжета просто неиссякаемая. Именно эта неиссякаемость сюжета и стала для меня обольстительной статьёй дохода, а для мужика непредвиденной статьёй  расхода. Мужик согласился внедрить наше оборудование, надеясь на личное знакомство с директором предприятия и на собственное обаяние, зачастую помогавшее при заключении сомнительных сделок. Не учёл мужик лишь одного: «способностей» моих и моей команды. Как гарантию успеха, он заложил свой дом. Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что, при помощи моих ребят, операция с треском провалилась, для мужика, а для меня обернулась приобретением добротного особняка. Оборудование, чуть позже, я выгодно продал и обрёл репутацию удачливого бизнесмена. А мужик, едва пережив шок от столь неожиданного банкротства, помыкался немного и, не найдя себя больше ни в каком деле, не желая больше рисковать, пришёл ко мне и предложил свои услуги по обслуживанию приусадебного участка. Будучи неплохим психологом, я понял, что этот человек будет держать здесь порядок. Всё-таки, это воплощение именно его мечтаний и фантазий.          
Наконец я проник в дом. Именно проник, т.к. по другому моё передвижение не назовёшь. Для меня не существовало никаких преград. Ни двери, ни стены мне ни грамма не мешали. Я всё это воспринимал как должное, как будто я всю жизнь обладал такими способностями. В зальной комнате сидела моя жена. У неё на коленях лежал альбом с фотографиями. Она их перебирала по одной и останавливала взгляд лишь на тех, где был изображён либо я, либо мы вместе. Вот ей попалось фото, где я стоял в полный рост и улыбался. Когда она посмотрела на это фото, у меня возникло ощущение, что она смотрит на меня. А я тут же увидел её лицо. Другими словами, я воплотился в фотографию и мы смотрели друг на друга глаза в глаза. Я видел лицо моей любимой женщины. Во имя этого человека я совершил много поступков, которые сыграли главную роль в моей жизни. После того, как я с ней познакомился, моя жизнь состояла именно из этих поступков. В порыве Высокого Чувства Любви я умудрялся быть и Героем, и Негодяем. То, что Любовь и Безумие это почти одно и то же, я убедился лично. Именно из-за этих двух понятий, слитых воедино, я и оказался в этой ситуации, включая все подробности, связанные с этим. Но, об этом позже.
   Сейчас на меня смотрело лицо моей любимой. Её глаза, до этого момента, были полные пустоты. Это абсурдное выражение в данном случае имело место. Как только я с фотографии  посмотрел на неё, её глаза сразу же ожили и загорелись тем огнём, который я замечал ранее, при нашей жизни. Огнём, который меня всегда сводил с ума, из-за которого я всегда был готов совершить любой необдуманный поступок. Это был особенный огонь. От него я получал такой заряд энергии, что для меня не существовало никаких преград, покуда эта энергия во мне жила. А пополнялся я ею почти ежедневно и, видимо, переизбыток её сыграл злополучную роль со мной. Тем не менее, это была удивительная энергия. Когда я был ею заряжен, я не знал устали ни в чём. Я мог часами истязать любовными ласками тело моей любимой. Я мог пойти на любой рекорд, связанный с физической силой. Я мог не колеблясь прыгнуть в бушующее пламя, ни грамма не заботясь о своей жизни. Эта чудодейственная сила несла меня на своих крыльях, делая из меня супермена. Во мне появилось столько дерзости, что я стал зарываться в своих поступках, возомнив о себе, что мне всё дозволено. И вот эти чудные глаза на овальном лице, обрамлённом мягкими, слегка вьющимися локонами до плеч, смотрели на меня и излучали прохладно-тёплое свечение глубокого синего цвета. Подобное  я наблюдал при рассматривании кусочка чистого горного хрусталя. Бледная, мягкая кожа лица лишь подчёркивала всю прелесть этого взгляда. Её матовая поверхность так чётко контрастировала с чистым, завораживающим излучением глаз, что я, не смотря на то, что в данный момент я был без плоти, залюбовался этим взглядом. Чёткие, правильные черты лица дополняли чувственные губы естественного малинового цвета. Они были причиной того, что я так и называл её Малинкой. Под этим именем так же подразумевалось и то, что она была сладкой во всех отношениях. А когда в ней просыпалось любовное желание, её волосы источали какой-то особый аромат, от которого кровь закипала с такой силой, что знаменитый кавказский темперамент отдыхал в сравнении с теми эмоциями, которые вызывал этот запах. Когда я покрывал её тело своим, моя голова оказывалась возле её головы и я окунался своим лицом в её волосы. Моё реальное сознание куда-то исчезало, я просто отключался. Что происходило после этого, я, практически, не припоминаю ни разу. Что я с ней делал, чем заканчивалась наша страсть, в моём сознании это не отпечаталось. Приходил в себя я часом-двумя позже и, с испугом осматривался по сторонам. Моя Малинка сладко спала, обычно лёжа на животе и обняв правой рукою подушку. Безмятежное выражение лица говорило о том, что ничего страшного не произошло, что всё было в пределах нормы, а расслабленные линии её тела говорили о том, что оно отдыхает от довольно сильного напряжения. На мои истязания она отвечала не менее бурным темпераментом. У нас с ней была полная идиллия. Я безумно любил её, а она так же любила меня.
И вот я лежу у моей любимой на коленях, а она смотрит на меня и улыбается счастливо.
 - Я знала, что ты ко мне придёшь, но не знала как. А ты решил со мной с фотографии пообщаться.
 - По-другому не получилось, тело осталось там, в камере, а я прилетел к тебе.
 - Ты всё правильно сделал, нам необходимо было встретиться. Я видела сон, в котором мне было сказано, что ты будешь на свободе. Для этого ты должен искренне раскаяться перед Богом. Это будет событие, равных которому не было и не будет. Больше я тебе сказать ничего не могу, но, надеюсь, ты всё сделаешь правильно. Я и наши дети будем ждать твоего возвращения.
 - Долго же вам придётся ждать меня. Ведь если даже помилуют, всё равно затяжной отсидки мне не миновать.
  - А ты поверь по-настоящему и увидишь, что будет.
 - хорошо, я уже поверил в то, что Он есть. Мне один человек доходчиво объяснил и я в Него поверил. А теперь, когда я слышу это и от тебя, мне ничего больше не остаётся, как послушаться твоего совета.
 - вот и умница. Да произойдёт всё по вере твоей. Сейчас ты возвратишься в камеру, там тебя уже ждут. Вспомни все свои поступки
и проси у всех, кого ты когда-либо обидел, прощения. Даже у тех, кто творил злодеяния. Тебе никто не давал права быть ихним судьёй. Насколько правильно ты всё сделаешь, настолько тебе воздастся.
 - что ты этим хочешь сказать?
 - ровно то, что должен был услышать ты. А теперь отправляйся, время не ждёт… - она поднесла меня к своим губам, чтобы поцеловать, но я услышал запах её волос и он вспенил моё сознание, как лодочный мотор пенит воду вокруг винта. Этот резкий приток адреналина завертел меня. Меня начало крутить по комнате, раскручивая по спирали. Я ничего вокруг не видел, всё слилось в какое-то месиво. Казалось, что я нахожусь в хвосте огромной кометы, которая летает по комнате с бешеной  скоростью. Мне стало плохо. То, что прилетело в эту комнату, моему определению не поддавалось, это было нечто. И вот это «нечто» сейчас выворачивало наизнанку. Чтобы это представить, нужно обладать недюжинной фантазией. Мне, честно говоря, было не до фантазии, так как выворачивало именно меня, а не кого-то. Вдруг я снова услышал запах волос моей Малинки, который начал приводить моё состояние в порядок. Ничего не понимая, я очутился в камере. Моё тело лежало на полу, изображая печально известное распятие. Какие-то люди окружили его. Человек в белом халате воткнул в тело шприц и что-то выдавил из него. Какая то сила потянула меня к этим людям, я проскользнул мимо них, но они не обратили на меня ни малейшего внимания. Как будто в спальный мешок, я впрыгнул в своё тело и, сразу почувствовал неудобство. Мне показалось, что оно было не моего размера. Перед моими глазами я увидел какие-то лица, склонённые надо мной. Их взгляды пронизывали меня каким то неестественным любопытством. Один взгляд я сразу различил, это был взгляд профессионала. Глаза доктора приглушено светились тоскливой уверенностью, которая появляется у людей, изо дня в день выполняющих давно опостылевшую работу. В них не было огня молодого специалиста, ожидающего от своих действий какого-то необыкновенного чуда. Ему было абсолютно всё равно, очнусь я или нет. Моя жизнь для него не играла никакой роли, так как я был списан из этого мира. Он равнодушно посмотрел на меня, сам себе покивал головой, что-то типа: сработало…, потом устало поднялся с колен, взял свой чемоданчик и молча вышел из камеры, больше ни разу не удостоив никого взглядом. Уже знакомый вам надзиратель и ещё пара «вертухаев» переглянулись между собой и надзиратель произнёс:
  - не к добру Господь покойничка к нам назад вернул. Ведь он был уже там, – он ткнул своим указательным пальцем на потолок камеры,- или там, - палец стал указывать на пол камеры, на котором всё ещё лежал я. – но никак не здесь. Я их уже столько насмотрелся, что отличаю без ошибок живого человека от стопроцентного «жмурика». А он минуту назад именно таковым и был. Надо ждать от него какого-то подарка. Это необычный «клиент». Он сегодня тут такой концерт демонстрировал, что я даже не знаю, как это в отчёте описать. Толстой или Гоголь смогли бы воспроизвести события сего дня, а мне до них не дотянуться. Чует моё сердце, что преподнесёт он всем нам подарочек.
  - Что-то ты, Семёныч, хандру погнал, - отозвался один из «вертухаев» - сентиментальничать начал. Да отведут его в определённый день в определённое место, да вздёрнут по всем правилам науки и техники, блюдя все параграфы криминального и Гражданского кодексов, да поставят нужные люди в нужном месте характерные автографы и, весь тебе подарочек.
  - ты поаккуратнее с выражениями, - Семёныч опасливо посмотрел на меня и потянул своих «собратьев» вон из камеры. – смертники порой творят чудеса. Перед смертью у некоторых проявляются такие сверхспособности, что тебе и не снились. Одни получают такую неимоверную силу, что рвут стальные цепи, гнут решётки. Другие начинают обладать даром проклятия или ясновидения. Чую, этот тоже выкинет какой-то «фортель». Я в таких вещах редко ошибаюсь.
  - ладно, Семёныч, бди дальше своего «чудотворца», а мы пошли получать «подарочки» от пищеблока. Если эти жулики не проявят прозорливость и накормят нас не по нашему вкусу, то от нас получат крепкую дозу проклятий, подкреплённую солидной порцией непечатных слов, изложенных в таком стиле, что твои Толстой и Гоголь отдыхают.- «вертухай», довольный своим остроумием, заржал по-молодецки, схватил своего напарника под локоть и они зацокали подковами сапог по бетонному полу каземата. Через минуту их не стало слышно и в полуподвале острога воцарилась тишина, прерываемая лишь движениями надзирателя, который запер дверь, открыл окошко и стал наблюдать за мной.      
    Я попытался шевелиться. Вокруг стоял неимоверный гул. Такое впечатление было, что внутрь тюрьмы вставили огромный вентилятор, включили его на всю мощность, чтобы выкачивать воздух. Мне нечем было дышать, меня добивал этот невыносимый гул этого дурацкого вентилятора. Ощущение было такое, что оболочка моего тела и, собственно, тело были не одно целое, а абсолютно разные предметы. Кто-то их тщательно перемешивал, чтобы получилась однородная масса. Если у кого-то из вас хватит фантазии, чтобы «натянуть» на себя это ощущение, тогда, пожалуйста, а описывать его я не берусь. Такое чувство нужно только чувствовать. Ведь вы же никогда не сможете передать словами, как чувствует себя лимон в миксере.  Вдруг гул вентилятора стал стихать. В камере увеличилось количество воздуха. В моих глазах появилось более чёткое изображение. Миксер моего тела прекратил своё издевательство надо мной. В мозг пришли отчёты из разных точек моего тела о том, что Жизнь продолжается и, они готовы приступить к исполнению своих обязанностей. Ответ они тут же получили положительный и я начал подниматься с холодного пола.
 Вставал я рывками, в такт ударам огромной кувалды, лупящей мою голову по внутренним, да и по наружным стенкам черепа. Какой-то идиот так старательно лупцевал меня, не особенно беспокоясь о том, чтобы не повредить мне ничего. Потом у него силёнок поубавилось и он , наконец, умерил своё «служебное» рвение. Ещё через минуту он оставил мою голову в покое. Ноги мои окрепли и, я потихоньку проковылял к нарам, сел на них и постарался прийти в себя. Ещё никогда это выражение не звучало так буквально. Выйти из себя и прийти  в себя, никогда не думал, что это может произойти в действительности, со мной. Раньше я считал, что всё это мистика или ещё какая-то чертовщина. А теперь я сидел на нарах и пытался воспроизвести всю картину происшедшего со мной. Этот полёт над городскими улицами. Садовник с охранником и ихний разговор обо мне. Встреча с женой и, особенно её слова. Что могло всё это означать? Можно было подумать, что это был сон. Однако чувство реальности произошедшего не проходило. Объяснения, правда, всему этому не находилось, но это просто пробел воспитания и образования. Сомнения не терзали меня: всё это было! Осталось только во всём этом разобраться.         
    Ход моих мыслей прервал голос надзирателя, про которого я совсем забыл и, который видел всю мою беспомощность. Некоторое время назад, я был налит таким количеством силы, что её, казалось, можно было зачерпывать из меня каким-то ковшом или стаканом. Теперь же на нарах сидело нелепое, дрожащее существо, обалдело глядящее на своего собеседника.
 - Ты, покойничек, куда шлялся только что? Мясо своё в камере оставил, а сам рванул куда-то? Наверное, Он на собеседование вызывал? – Он сделал пальцем уже знакомый мне жест.
 -Жена встречи попросила, вот я и рванул к ней.- Непонятно, откуда у меня вырвался такой ответ. – Он не захотел со мной общаться, а через неё надоумил меня раскаяться искренне.               
 -Ну-у, это другое дело. Хоть и поздновато уже раскаиваться, да, как говорится, чистосердечное признание смягчает наказание. Видно, это правило пришло с небес. Может быть какое-то снисхождение ты и получишь. Может даже казнь отменят.
Надзиратель испытывающе на меня посмотрел, но я не реагировал бурно, как незадолго до этого. Он что-то подумал, потом сказал:
 -Судя по твоей реакции, ты действительно с Ним познакомился. Это, между прочим, неплохой знак. Однако, не врубаюсь я никак, что за представление здесь готовится. Ох, неспроста всё это. Ой, чую, что за всем этим великая история кроется. Не пропусти совет жены своей мимо ушей. Раскайся так, как никто ещё в этом Мире не каялся. Что-то произойдёт и, надеюсь, в лучшую сторону. Гадом буду, если тебя казнят. Не зря Он тебя отпускал отсюда, совсем не зря. Нужен ты Ему для чего-то. Всё, оставляю тебя наедине с собой. Дальше я тебе не советчик. Слушай своё сердце и оно подскажет тебе как поступать.
   Что-то я сегодня слышу одни и те же слова. А дыма без огня не бывает. Значит нужно хорошенько вдуматься во всё это. Это с одной стороны. А с другой стороны, мне говорят, чтобы я послушал своё сердце. Не спорю, совет хороший, но как это сделать инструкций не поступило. Зато сказали, что я сумею сделать всё правильно. И это сказала моя Малинка, а глупости я от неё не слышал никогда. Что ж, нужно не подвести моего любимого человека, который любит меня и, смысл своей жизни находит в общении со мной. Может быть, что произойдёт чудо и, я окажусь на свободе? От этой дерзкой мысли мне стало даже смешно, хотя в моём положении смех, это последнее, что мне оставалось. Вдруг во мне произошёл снова внутренний взрыв. Боже, какой же я дурак. Да это же я сам себя похоронил. Почему смеяться мне нельзя? Коли я живой, то мне именно Жить нужно. Раз у меня была возможность повидаться с женой, а это была именно встреча, а не сон. Раз я не умер от разрыва сердца и не убился о бетонный пол камеры, когда падал без чувств. Значит, я действительно кому-то нужен. А это означает, что я должен выжить. Но, самое главное, мне подсказали, что для этого нужно сделать. Ведь мне же ясно объяснили, что мне нужно прощение всех, кого я обидел и, кто меня обидел. Всё правильно, те, кто меня обидел, получили от меня такое количество отрицательно заряженных флюидов, что их энергетическая оболочка, скорее всего, стала похожей на шкурку ёжика, утыканную иголками. Я начал вспоминать физику, а именно, закон сохранения энергии. Там же ясно сказано, что если куда-то прибыло, значит, откуда-то убыло. А из меня убыло всякой гадости очень много. Где-то я слышал, что вся энергия, что из человека вышла, к нему же и возвращается, многократно умноженная. Анализируя, что произошло со мной, я убедился в справедливости данного мнения. Попросить у кого-то прощения или же простить кого-то, это, как раз и есть тот фильтр, который очищает хорошее от плохого. Что ж, немного времени у меня есть. Теперь нужно не терять ни минуты, даже ни секунды, а начать осуществлять задуманное. Память моя меня закружила, как воронка водоворота лёгкую щепку, помотала мною из стороны в сторону, потрясла меня будто на грохотах (это такой большой вибратор, предназначенный для выгрузки железнодорожных вагонов), разогнала до максимальной скорости гоночного автомобиля и, не притормаживая, со всего маху вогнала меня в моё безоблачное детство. Лоб в лоб я столкнулся с самим собой, но ещё очень маленьким. Этакий розовенький, пухленький малышок сидел у мамы на руках и истерически требовал какую-то игрушку. То, конечно, была не игрушка, а газовая зажигалка, которую этот малышок, то есть я, брал в руки , нажимал на клапан и нюхал выходящий газ, брезгливо кривясь, но не прекращая это делать. Мама, обеспокоенная здоровьем своего любимого чада, прервала это неблаговидное занятие, изъяв орудие самоуничтожения, без малейшего желания в ближайшее время вернуть его дитяти. Ах, милая, милая мама. Если бы ты знала, какими словами называл тебя твой любимый малыш, не произнося при этом ни единого слова. Глядя на перекошенную гневом гримаску, горящие ненавистью глазки, ты нежно прижимала меня к своей груди и ласково пыталась объяснить, что ничего плохого мне не сделала. А, ведь нужно было подождать немного, пока чадо твоё получит изрядную дозу отравы, чтобы у него разболелась головушка и рвотные симптомы поистязали детский организм. Ты бы пришла к нему на помощь. Оказывая помощь, ты была бы для него самым лучшим Человеком в Мире. Но ты поспешила и превратила наивное дитятко в источник очень чёрной энергии, так неаккуратно выплеснутой детской Душой, которая потянула за собой целую цепочку событий. Любая наука хорошо усваивается через определённые трудности или страдания. Если мы оберегаем наших детей от этого, мы их делаем стерильными, незакалёнными, ослабленными. Выйдя из под контроля взрослых, эти нежные, легкоранимые душонки, попадают под пресс суровой реальной Жизни и калечатся, иногда уродуются до неузнаваемости. Вот перед вами сидит один из этих уродцев, бесславно заточённый в Камере Смертников. Ненаученный быть благодарным, не умеющий прощать, не контролирующий свои эмоции. Другими словами, получивший родительскую Любовь низкого качества. Это воспоминание снова пробудило во мне желание Выжить, выйти отсюда как можно скорее и передать полученную науку другим. Я приблизил образ мамы в своём сознании, выделил её глаза, силой памяти воскресил в них живой блеск до такой степени, что я легко начал с ними разговаривать. Они чутко реагировали на каждое моё слово. В конце своего монолога, когда я с особой страстью стал просить Прощения за все страдания, доставленные мной, за свою глупость, за непонимание её любящего материнского сердца, эти глаза наполнились слезами. В порыве Чувств я захотел прижать эти Глаза к себе и поцеловать их, но они сразу исчезли. Я сидел ошарашенный, ничего не понимая. Передо мною были натуральные, живые глаза моей мамы, которой не было в живых уже много лет. Разговаривал я с нею тоже натурально, ничего не выдумывая. И снова я услышал, что начал я правильно, что всё у меня получится, что я должен быть полностью искренним. Любая фальшь перечеркнёт все ожидания и надежды, возложенные на меня. Передо мною открыты два пути: либо я Живой Великий, либо Мёртвый Никто. Всё будет зависеть от Веры моей. Да, задача, казалось, усложнялась, но я обрёл необычное спокойствие.                                . Это было спокойствие сапёра, пытающегося разрядить сильнейшую бомбу новейшей разработки, оснащённую запущенным часовым механизмом, стрелки которого безжалостно и неумолимо сдвигались к критической точке. Выбора не было. Убежать невозможно, нужно только действовать предельно точно и аккуратно. Но, если нет знаний, а делать что-то надо? Вот так мне пришло объяснение, что такое слушать сердце. Именно сердце всегда подскажет точно и непредвзято. Именно с ним мне придётся решать все мои вопросы. Именно оно будет у меня и Советник, и Адвокат. Именно оно будет исполнять роль моего Духовника. Вот с кем нужно было раньше и теперь держать самую тесную связь. Но ничего. Мне дали шанс переэкзаменовки без предварительной подготовки, а любой Шанс надо использовать, особенно в моём положении. Сердце моё сказало мне, что всё идёт нормально.