Я собиралась на свидание. Несколько дней назад один очень симпатичный молодой человек пригласил меня поужинать в ресторан, и я, заинтригованная, просто не могла отказать. Вряд ли мужчина пригласил бы девушку в ресторан, не будь он заинтересован в ней.
Разумеется, я сразу обо всем рассказала Кате. Привычка делиться с ней всем, что происходит в моей жизни, осталась еще со школы, и я вовсе не планировала изменять ей. Мне нравилось, что лучшая подруга поддерживает меня во всем. Ну или почти во всем.
Как я и ожидала, Катя удивилась и обрадовалась тому, что у меня появился кавалер. Мужчины всегда вились вокруг меня, как пчелы вокруг варенья, но далеко не всем я давала возможность узнать меня получше.
Антон обещал заехать за мной в пять. Сейчас на часах была половина пятого, и я чувствовала, что в душе поднимается волнение. Это был не страх, но все равно – чувство не из приятных. Я совершенно не представляла, чего ждать от этого вечера, на что надеяться. Обычно в таких случаях мне советовали не ждать ничего, но сейчас почему-то этого не получалось.
Сидя за столом перед тремя шкатулками, полными различных украшений, я размышляла, что же подойдет к моему вечернему наряду лучше всего. Выбор был достаточно большим, и я просто перебирала цепочки и сережки, разглядывая каждую так, будто вижу в первый раз.
Так ничего и не выбрав, я с каким-то безразличием придвинула к себе последнюю шкатулку, сделанную из слоновой кости. Эта вещь была подарком отца, и здесь я хранила то, что было мне по-настоящему дорого. То, что было связанно с очень хорошими воспоминаниями.
Открыв крышку, я взяла первую попавшуюся цепочку из чистого золота. К цепочке был прикреплен кулон в виде сердечка с трещинкой посередине. Увидев надпись на двух половинках маленького золотого сердца, я сразу вспомнила человека, который подарил мне это удивительное украшение.
Переведя взгляд с цепочки на стоявшую на столе фотографию в рамке, я в который раз заглянула в глаза этого человека, этого ангела с невероятно красивой и доброй улыбкой. Я вспомнила, как именно мы познакомились, и тоже улыбнулась. Сейчас все это казалось мне огромной глупостью, безумием, на которое я никогда бы не пошла второй раз. Моя особенность сперва делать, потом думать исчезла, уступив место более серьезным чертам характера.
Из груди невольно вырвался глубокий вздох. Почти год прошел с тех пор, как мы с Катей вернулись из Франции. За этот год многое изменилось, я как будто повзрослела, ощутив на себе дыхание жизни. То, что произошло между нами в Париже, было прекрасно и волшебно, но, как и все волшебство, быстро уступило место реальности. Мы оба понимали, что нас разделяют слишком большие расстояния, чтобы быть вместе. Я хранила те четыре письма, которые мне прислал из Парижа Брюно. В них была нежность, искренность и какая-то тень отчужденности, словно он, как и я, начинал понимать, что мы живем мечтами. Я хранила и черновик того последнего письма, которое отправила Брюно несколько месяцев назад. Перечитывая его, я ощущала вину, мне казалось, что оно звучало жестоко, но оно было необходимо нам обоим. Больше я не получила от него ни одного письма.
Катя говорила мне, что мой поступок – это не предательство, что наши чувства просто не выдержали испытания временем, а значит, были недостаточно сильны. Поначалу я отчаянно мотала головой, но в конце концов согласилась принять ее правоту. От этого становилось немного грустно, но… Жизнь продолжается, и надо использовать все возможности, открывавшие мне новые горизонты.
Часы пробили пять. Я вздрогнула от их мелодичного звука и, закрыв шкатулку, надела цепочку, которую все еще держала в руках. Почему-то хотелось, чтобы человек, который подарил мне ее, незримо был со мной в этот вечер.
Антон производил впечатление очень культурного и образованного джентльмена. В наше время таких мужчин осталось немного, и каждая девушка в глубине души мечтала иметь такого ухажера. С ним приятно было вести беседы, у него было отличное чувство юмора и вкуса, и комплименты, которые он сделал мне за вечер, говорили о многих его достоинствах. С первых минут нашей встречи стало ясно, что он заинтересовался именно мной, а не тем, что меня окружает. Однажды я имела неосторожность познакомиться с человеком, который делал вид, что увлечен мной, только чтобы приблизиться к моей подруге. Катя, узнав об этом, пришла в ужас и дала настырному парню такой отпор, что тот поспешно ретировался и больше не подавал признаков жизни. Антон, как мне показалось, был не из таких.
Это был действительно приятный вечер. Легкая музыка, бокал шампанского, белая роза, один медленный танец… После мы прошлись по набережной, наслаждаясь осенним вечером, который, к слову сказать, был необыкновенно теплым и тихим, а в завершение всего меня отвезли домой и выразили надежду на новую встречу. Я с улыбкой согласилась, сказав, что все было великолепно и неплохо бы повторить. Расстались мы на лестничной площадке перед дверью моей квартиры. Антон пожелал мне спокойной ночи и совсем уж по-джентельменски поцеловал руку.
Приняв ванну, я уже собиралась лечь спать, когда раздался телефонный звонок. Это была Катя, которой не терпелось узнать подробности сегодняшнего вечера. Я, немного злясь на подругу за то, что та не могла дождаться завтрашнего дня, все же рассказала ей о том, каким замечательным мужчиной оказался этот Антон. За обсуждением его достоинств мы проболтали до полуночи. Катя проговорила бы еще дольше, но я прямо заявила ей, что устала и намерена отдохнуть перед трудным учебным днем.
Несмотря на то, что вечер был тихим и теплым, а ночь – ясной и звездной, утро понедельника встретило меня серым небом и проливным дождем. Хорошее настроение сразу улетучилось, ехать на учебу в такую погоду совсем не хотелось и пришлось силой заставить себя вылезти из постели. Проходя мимо стола, я увидела улыбающуюся фотографию Брюно, и на душе стало как-то уж очень тоскливо. Понимая, что так жить нельзя, я убрала фото в ящик, приняла холодный душ и отправилась в университет с твердым намерением не поддаваться грустному настроению природы.
И намерение это осуществилось сразу же, как только я увидела Катю в компании нескольких человек, которые увлеченно изучали какое-то объявление. Подойдя к ним и поприветствовав своих сокурсников, я тоже прочла то, что было приклеено скотчем к стене. И у меня на лице сразу же заиграла улыбка. Оттащив Катю от объявления, я, не скрывая своего состояния, взволнованно спросила:
- И что ты об этом думаешь?
- Поездка в Монреаль? – Катя тоже улыбнулась. – Замечательная идея!
Стоит ли говорить, что весь день мне было совсем не до учебы! Культурный
комитет нашего ВУЗа предлагал всем желающим принять участие в ежегодном фестивале международного студенчества, который в этом году проводится в Монреале. Билеты в оба конца, а также проживание и культурная программа оплачиваются университетом. Единственное, что было необходимо, это предоставить организаторам справку о том, что ты хорошо учишься и твое отсутствие не повлечет за собой отчисление из университета. Но с этим у нас с Катей проблем не было, поэтому мы, быстренько раздобыв необходимые документы, поспешили записаться в стройные ряды желающих, которых почему-то оказалось немного.
Вся следующая неделя была проведена в страшной суматохе. Мы собирали
вещи, обсуждали планы и готовили номер, с которым будем выступать на фестивале. Хотелось сделать что-нибудь необычное, чтобы занять если уж не первое, то во всяком случае призовое место. Идей было много, и мы с Катей потратили огромное количество часов на доведение их до ума. На встречи с Антоном на этой неделе у меня просто не оставалось сил, но он все понимал и мы общались лишь по телефону. Удивительно, но когда я рассказала Антону о том, что мы собираемся участвовать в ежегодном фестивале, он очень обрадовался и пожелал нам удачи. И выразил искренние сожаления по поводу того, что не сможет разделить вместе со мной триумф победы.
И вот наконец настал долгожданный день. В воскресный полдень группа
студентов во главе с лысым толстячком, который должен был отвечать за нас на протяжение поездки, собралась в вестибюле аэропорта. Настроение у всех было приподнятое, все смеялись и уверяли, что канадские студенты еще долго не забудут нашу скромную группку.
Самолет взлетел через полтора часа, и я долго не могла оторвать взгляда от
окна – такая красота открывалась моему взору. Леса и поля слились в один цветной ковер, рассеченный голубыми лентами рек и пятнами озер. Разумеется, это был не первый мой полет на самолете, но все равно красота пейзажа зачаровывала.
Катя, сидевшая рядом со мной, какое-то время терпеливо ждала, пока я
оторвусь от иллюминатора, но когда поняла, что ей грозит весь полет созерцать мой затылок, осторожно потянула меня за рукав, привлекая внимание. Я, погруженная в свои мысли, повернулась к подруге с вопросительным выражением на лице.
- О чем задумалась, Ленка? – жизнерадостно спросила Катя, совершенно точно зная, о чем именно я сейчас думаю, и желая поднять мне настроение.
- Нашу поездку в Париж вспомнила, - сказала я, чуть вздохнув. – Тогда земля внизу была такой белой… А теперь вон какая разноцветная!
- Разноцветная, говоришь? – Катя наклонилась к окошку и восхищенно присвистнула. А потом серьезно посмотрела на меня. – Лена, ну кого ты обмануть хочешь? Меня? Себя? Перестань. Мы уже не раз говорили об этом. Ты правильно поступила.
Я и сама это знала. Просто сейчас, сидя в самолете, память немилосердно
возвращала меня в те несколько дней, которые мы с подругой провели во Франции. От этих воспоминаний становилось грустно и тоскливо на душе, в такие минуты казалось, что не существует на свете ни чудес, ни волшебства…
Катя, словно прочитав мои мысли, непререкаемым тоном произнесла:
- Неужели ты действительно так думаешь? А разве твое знакомство с Антоном не чудо? А то, что мы сейчас с тобой летим в Монреаль на фестиваль студентов, о котором столько всего слышали?
Я кивнула. Катя права. Я давно уже мечтала попасть на этот фестиваль. Еще
больше хотелось уехать с него с золотой статуэткой победителя в чемодане. Мысль об этом подняла мне настроение, и я улыбнулась. Катя тоже просияла.
- Ну наконец-то!
Долгий и довольно утомительный перелет закончился уже вечером. В
Канаде, как и в Москве, царила осень, и ночной Монреаль встретил нас мокрыми дорогами и накрапывающим дождиком. В аэропорту нашу группу ждал автобус, который должен был доставить студентов в студенческий городок, где нам предстояло провести время пребывания в славном городе. Нас разместили в двухместных комнатах со всеми удобствами, сообщили распорядок дня, который мы должны были соблюдать (надо сказать, распорядок этот был не таким жестким, как мы с Катей ожидали), и оставили в покое до утра.
Последующие два дня мы жили без всяких развлечений, с головой
погрузившись в пучину подготовки к предстоящему концерту. Лев Михайлович, наш сопровождающий, сообщил нам расписание фестиваля, который в общей сумме длился четыре дня, и задал нам такой ритм жизни, что об отдыхе пришлось забыть. Если мы надеялись на то, что весело проведем время, развлекаясь в незнакомом городе, то надежды наши сразу рухнули после первой и последней фразы нашего «провожатого» на эту тему:
- Вы приехали сюда работать.
Но и работа наша, как оказалось, была отнюдь не скучной. Репетиции,
идеи, костюмы, еще черт знает что – все это заполняло наше свободное время. Мы смеялись, прыгая по сцене с микрофоном, устраивая дуэли на барабанных палочках, защищаясь стульями как щитами… В общем, если нас лишили развлечений за стенами студенческого городка, мы с лихвой восполнили эту утрату во время репетиций, ужасно зля этим Льва Михайловича.
В ночь перед первым днем фестиваля я долго не могла заснуть. Катя,
которая, разумеется, поселилась со мной в одной комнате, давно уже спала, а я все лежала, изучая темнеющий надо мной потолок и представляя себе, как завтра выйду на сцену. На завтра было назначено открытие фестиваля. Участники должны были просто выйти на сцену и представить свой университет, а также себя. После этого обещана была большая развлекательная программа в виде концерта и дискотеки под «живую» музыку. Основное же действо должно было произойти в следующие два дня, когда участники поодиночке или небольшими группами должны исполнить три номера, за которые судьи в лице мировых культурных деятелей будут выставлять оценки. Завершиться фестиваль должен был награждением победителей и концертом в честь закрытия.
Каждый из нас тайно или открыто надеялся на победу. Мы желали ее не
только себе, но и нашему университету, потому что очень не хотелось позорить честь славного учебного заведения. В нас верили, на нас надеялись. А мы чертовски волновались.
Понимая, что заснуть этой ночью мне не удастся, я вылезла из-под одеяла и
вышла в коридор, захватив с собой телефон. Наверняка Антон сейчас спит, подумалось мне, но я все равно набрала его номер. Хотелось услышать голос этого человека, хотелось, чтобы он пожелал удачи. И пусть завтра не случится ничего особо важного, мне все равно необходима была его поддержка.
Антон снял трубку и очень обрадовался, услышав мой голос. Мы долго
говорили о предстоящем концерте, я рассказала ему о наших номерах, о репетициях… А он сказал, что в Москве уже два дня идет дождь. И что без меня ему плохо. От этих слов стало очень тепло на душе. Значит, есть на этом свете человек, который меня ждет, который любит…
Центральный концертный зал Монреаля вместил в себя, казалось, не одну
тысячу зрителей. Может, их было и меньше, но от волнения мне казалось, что на нас будет смотреть весь мир. В каком-то смысле так и было, потому что Лев Михайлович с радостной улыбкой сообщил нам, как он считал, прекрасную новость: в зале полно журналистов и телевизионщиков. После этого мне стало уж совсем не по себе.
- Господи, ну зачем мы приехали в эту Канаду? – вопрошала я Катю, которая, казалось, была совершенно спокойной. – Ну почему нам не сиделось дома?!
Я не любила сцену. Не любила публику, которая оценивающе смотрит на
выступление. Когда в Москве я принимала решение поехать в Монреаль, я как-то не подумала, что придется лезть на сцену и что меня увидит весь мир. Конечно, я представляла себе, что такое фестиваль творчества молодежи, но… В общем, сейчас я жутко волновалась.
- Да не паникуй ты так! – успокаивала меня подруга. – Это всего лишь открытие праздника!
Всего лишь открытие… Боже, что со мной будет, когда придется выступать,
я не представляла.
Ведущая, милая девушка с белоснежной улыбкой, вызывала на сцену
представителей разных университетов разных стран мира. Кого здесь только не было! И французы, и американцы, и итальянцы, и японцы… Объявлялись известнейшие на весь мир университеты и те, о которых никто никогда не слышал, но зрители аплодировали всем без исключения и с одинаковой силой.
Когда пришел черед выходить нашей группе студентов из пятнадцати
человек, я почувствовала, что просто не могу выйти из-за кулис. Катя схватила меня за руку и чуть ли не силой вытащила на сцену.
В глаза ударил свет десятка прожекторов, на меня смотрели сотни глаз… Во
рту пересохло, сердце отчаянно забилось… И вдруг внутренний голос очень тихо произнес: «Успокойся. Я рядом». Абсолютно не понимая, что происходит, я сделала глубокий вдох и почувствовала, как все становится на свои места. Страх исчез, я даже улыбаться начала совершенно естественно. И когда пришла моя очередь сказать несколько слов обо мне, о моем предстоящем номере и моем университете, я была уже спокойна настолько, что смогла твердо стоять на ногах и сказать что-то более-менее внятное.
- Привет! – начала я свою небольшую речь на чистом французском, который знала с раннего детства. – Меня зовут Лена, я, как и все эти ребята, приехала из Москвы, чтобы бороться за титул лучшей студентки года! Желая победы всем участникам этого грандиозного шоу, скажу, что самой мне победа не столь важна. Я буду выступать вместе с подругой, и цель нашего выступления – открыть перед молодежью самых разнообразных стран нескольких замечательных певцов, имевших определенное значение в моей жизни. Хотелось бы, чтобы все, что вы здесь увидите, заронило в ваши души семя света и надежды на то, что есть еще на земле люди, способные творить настоящее искусство.
Раздался шквал аплодисментов, а я передала микрофон Кате, которая к
моим словам добавила, что «зная музыкантов современности, нельзя забывать о тех, кто был прежде». Наше завтрашнее выступление должно было заставить этих людей проникнуть в глубь души действительно великих исполнителей не только настоящего, но и прошлого.
Было сказано еще очень много слов, было получено очень много оваций. Но
официальная часть наконец закончилась, нас всех рассадили по залу (нашей группе по необыкновенному везению достались одни из лучших мест) и начался концерт, который затянулся аж на два с половиной часа. На сцене побывали звезды мировой эстрады, канадские исполнители (среди них – Даниель Лавуа, Гару, еще несколько, имена которых я не запомнила), американские «звезды»: Шакира, Бритни Спирс, Аврил Лавин… Шокировала своим появлением аргентинская певица Наталия Орейро, выступление которой произвело на меня неплохое впечатление, хотя мне показалось, что на альбомных записях, которые у меня были, так как в детстве я фанатела от этой певицы, ее голос звучит лучше.
Удивительный разброс тем, голосов, исполнителей, жанров – все это
слилось в сплошной поток музыки. Скользнула мысль, что не вышел на сцену Брюно Пельтье… Но мысль скользнула и исчезла, оставив место другим, полным восторга и восхищения. Брюно был в Париже, я знала это, и хорошо, наверное, что я не встретила его здесь, потому что сердце мое не выдержало бы этой встречи. Я все еще чувствовала себя виноватой.
По окончании концерта молодежь отправилась в другой зал,
расположенный в этом же здании, чтобы продолжить веселиться на дискотеке. Всюду сновали репортеры и фотографы, в углу притаился оператор… Было очень весело и шумно. Мы познакомились с компанией англичанок из Оксфорда, потом к нашей компании присоединилось несколько молодых людей из Румынии… Все великолепно говорили по-французски и по-английски, мы быстро нашли общий язык, и в этот вечер было абсолютно все равно, что уже завтра все они станут нашими соперниками.
Вернувшись в общежитие уже глубокой ночью, мы все еще долго не
ложились спать, обсуждая минувший день. Многие из ребят еще на концерте приобрели себе новых кумиров и мечтали теперь о том, как в единственный свободный день отправятся по магазинам в поисках дисков с записями франкоязычной музыки. Мы с Катей, как знатоки этого дела, советовали им, что лучше покупать. И все это продолжалось до тех пор, пока злой и сердитый Лев Михайлович не разогнал нашу дружную компанию по комнатам.
Утро следующего дня выдалось тяжелым. До выступления, которое было
назначено на четыре часа, надо было привести в порядок костюм, себя, еще раз «прогнать» все с начала и до конца, проверить оборудование… Дел было очень много, но настроение все равно оставалось приподнятым. Волнения никакого не было, за окнами светило солнце, а студенты, вооруженные утюгами и фенами, перебрасывались шутками и смеялись.
Как и накануне, до зала нас довез все тот же автобус. Ехать надо было на
другой конец города, и поездка эта казалась мне бесконечной. На месте усидеть никак не получалось, я все время ерзала на своем сиденье и постоянно спрашивала, долго ли нам еще ехать. К моей великой радости, столь озабоченной этим вопросом оказалась не только я. Катя, которой в конце концов надоело это безобразие, просто сунула мне в ухо наушники своего плеера, поставив там столь любимый мной «Нотр-Дам», и это заставило-таки меня успокоиться. Хотя я чувствовала себя младенцем, которому в рот сунули пустышку, чтобы он не орал.
За прослушиванием любимого мюзикла время пролетело незаметно, и я
даже возмущенно запротестовала, когда Катя забрала у меня свои наушники и сообщила, что путь наш закончен. Можно было бы попробовать силой вернуть себе развлечение назад, но взглянув на серьезную физиономию Льва Михайловича, сразу расхотелось дурачиться и строить из себя обиженного ребенка. Время веселья прошло, настал час серьезных действий.
Нас проводили в комнату, где мы переоделись и добавили последние
штрихи к своему образу. В зал нас не пустили, и мы коротали время за кулисами, время от времени выглядывая из-за тяжелых портьер, чтобы увидеть, что там происходит. А происходившее на сцене было действительно интересным.
Молодежь применила всю свою фантазию, чтобы покорить зрителей. В ход
шло абсолютно все: от акробатических номеров до национальных танцев, от сольных песен на родном языке до хорового пения всемирно известных арий. Инструменты тоже использовались самые разные: от рояля до балалайки, включая контрабас, скрипку и даже арфу. Все это было просто великолепно, и я подумала, что если бы я была в числе судей, которые выставляли оценки, я бы просто не смогла добросовестно выполнить свои обязанности. В моей голове не укладывалось, как можно девушке со скрипкой ставить десять балов, а парню с великолепным акробатическим номером – восемь. Казалось, что здесь собрались действительно талантливые люди. А я считала, что талант нельзя оценивать. Его можно только воспринимать.
И я воспринимала, до тех пор, пока не объявили наш с Катей выход. У меня
внутри все перевернулось, я сделала три глубоких вдоха, вознесла глаза к потолку, прося у него помощи в нашем безнадежном деле, и, взяв подругу за руку, легкой походкой балерины вышла на сцену.
Зал затих в ожидании очередного выступления. Сняв со стойки два микрофона и отдав один мне, Катя сказала:
- Вне всякого сомнения, все, кто выступал здесь сейчас, достойны высших наград. Но что такое награда? Лишь свидетельство того, что твой номер понравился зрителям больше остальных. Мы с Леной считаем немного иначе. Наше выступление, те три номера, которые мы вам покажем, предназначены не для того, чтобы стать лучшими, а чтобы открыть для вас новые грани искусства. Итак, пункт первый нашей программы. Музыка современности!
Заиграла тихая мелодия и мы запели. Запели по-русски, очень красивую
балладу одного известного исполнителя. Зал затих, все внимали двум голосам и музыке, которая заполнила не только души зрителей, но и наши. Я никогда раньше не думала, что петь на сцене в огромном зале – это так здорово.
Мы спели три песни, как и положено. Уходя за кулисы, я слышала, как
громко хлопают зрители. Им понравилось. Наверное, понравилось и судьям. Хотя мне казалось, что наше выступление на фоне остальных выглядит немного бледно. Но мы с Катей давно уже решили, что делаем это не ради победы, а ради людей, которые будут нас слушать.
После нас появились остальные студенты моего университета, и их номера
тоже были замечательны. Лев Михайлович остался очень доволен тем, как его подопечные подошли к делу. И, по его словам, вечером нас всех ждал сюрприз.
Сюрприз действительно был. Вернувшись в общежитие, мы устроили
настоящий праздник с шампанским и деликатесами, и оставалось только гадать, откуда у московского профессора столько денег на подобные вещи. Может, нам и не светило первое место на фестивале, но время, которое мы проводили в Монреале, должно было запомниться нам на всю жизнь.
Я намеревалась подольше поспать, но кто-то решил иначе. Когда я услышала знакомую мелодию, я подумала сначала, что это будильник, и хотела уже выключить его, но взглянув на экран телефона, обнаружила там какой-то незнакомый номер. Пришлось ответить. Говорила какая-то женщина, и голос ее звучал очень взволнованно.
- Это Элен? – спросила она. Я утвердительно хмыкнула, и женщина продолжила: - Мне непременно надо с вами увидеться. Это вопрос жизни и смерти!
Я не очень понимала, о чем идет речь, но привычка отзываться, когда от
меня ждали помощи, сделала свое дело. Мы договорились о встрече в парке рядом со студенческим городком. Разумеется, я обо всем рассказала Кате, и та с сожалением сообщила, что со мной пойти не сможет, потому что ребята звали ее по магазинам. Зная эту давнюю слабость своей подруги, я просто махнула на нее рукой. Единственное, что Катя меня попросила – чтобы я ей позвонила и рассказала, что понадобилось от меня той женщине.
Сказав Льву Михайловичу, что сегодня весь день проведу в городе, и не
обращая внимания на его недовольное выражение лица, быстренько позавтракав, я отправилась на встречу.
Место я нашла быстро – небольшая площадка почти у входа в парк. Вокруг
стояли лавочки, и на одной из них сидела средних лет женщина. Заметив меня, она встала и быстро двинулась в мою сторону. Я остановилась и поприветствовала ее, удивившись, откуда незнакомая мне женщина может знать, как я выгляжу. На мой немой вопрос она произнесла:
- Я видела вашу фотографию. И вас по телевизору вчера показывали.
По-прежнему не понимая, что происходит, я вместе с женщиной
опустилась на скамейку. Ее взволнованное лицо не прибавило мне спокойствия, я начинала нервничать.
- Скажите, вы действительно та Элен, которая прошлой зимой приезжала в Париж вместе с подругой?
- Да, - кивнула я. – И, признаться, меня удивляет такое внимание к моей скромной персоне. Вы журналист?
- О нет, - невесело усмехнулась женщина. – Нет, я всего лишь домработница. Меня зовут Николь.
- Очень приятно, - вежливо улыбнулась я. – И чем я могу вам помочь?
Николь вытащила из сумочки какую-то бумажку и протянула мне. Это
была фотография… Моя фотография.
Я недоуменно уставилась на снимок, потом перевела взгляд на
домработницу.
- Откуда это у вас? – спросила я, точно зная, кому принадлежит этот снимок. – Где вы ее взяли?
- Эта фотография лежала в его записной книжке. Там же был ваш номер телефона. Боже, как же мне повезло, что я разыскала вас!
Не обращая внимания на последнее восклицание женщины, я
переспросила:
- У него? У кого? Кого вы имеете в виду?
Хотя я догадывалась, о ком идет речь, мне нужно было быть уверенной
наверняка. Я не верила в случайности и совпадения, а значит, встреча с Николь…
- Элен, позвольте мне все вам объяснить. Мне просто необходимо было найти вас, иначе я даже не представляю, чем все могло закончиться! Я работаю у г-на Пельтье уже не первый год…
Вот оно, подумала я. Значит, я не ошиблась, и фотография моя была взята
из записной книжки Брюно. Зачем? Для чего? Пока ясно было только одно: женщина, которая сидела рядом со мной, знала что-то такое, что напрямую касалось меня. Иначе зачем ей было разыскивать меня, обычную девушку из Москвы, к тому же по совершенной случайности оказавшуюся в Монреале. Разве что…
- Довольно длительное время Брюно жил и работал во Франции, - продолжала Николь. – Он частенько звонил мне и рассказывал, что у него все прекрасно, что дела его преследует успех… Я была рада этому, ведь Брюно за время нашего знакомства стал мне как сын! И, разумеется, я очень обрадовалась, когда он вернулся домой, сообщив, что работа его закончена и в Париже ему больше делать нечего. Однако прежнего Брюно словно подменили. Он ходил задумчивый и угрюмый, часто срывал на окружающих непонятно откуда взявшуюся злобу. Я пыталась выяснить, что с ним происходит, и однажды он рассказал мне, что в Париже встретил девушку, которую полюбил и которой верил. И с отчаянием в голосе он сказал, что девушка эта его предала…
- Я не предавала его! – воскликнула я, удивляясь, откуда во мне столько эмоций. – Я не предавала его!
- Я понимаю ваши чувства, Элен, - спокойно сказала женщина. – Он показал мне ваше последнее письмо, где вы говорите, что любовь на расстоянии невозможна, что случившееся между вами лучше всего просто забыть… Элен, не смотрите на меня так!
Я расширенными глазами смотрела на Николь, не в силах бороться с
чувствами. Господи, какой же дурой я была! Любви на расстоянии не бывает? Глупая девчонка, испугавшаяся поверить в мечту! Реалистка, живущая минутными слабостями! Боже, как я могла?!
- Простите, - с трудом взяв себя в руки, произнесла я. – Продолжайте.
- Брюно долго не мог прийти в себя… Но время лечит. Он посвятил себя музыке, полностью ушел в работу и, казалось, был счастлив. До вчерашнего вечера, когда в программе новостей показали фрагмент фестиваля международного студенчества и как раз ваше выступление. Как только он увидел вас, он выключил телевизор и заперся в спальне. И больше не появлялся, а ведь прошло уже много времени!
Я с ужасом представила, что именно должен был почувствовать Брюно, и
мне стало не по себе. Чертовы телевизионщики! Ну почему, почему они решили показать именно наше с Катей выступление? За что?
- Так это Брюно просил вас найти меня? – спросила я, не без досады подумав, что он вполне мог бы сделать это и сам.
- Нет, Элен, Брюно не знает, что я здесь. Я не видела его со вчерашнего вечера и очень беспокоюсь. Как бы беды какой не произошло! Я отыскала его записную книжку, взяла эту фотографию и поспешила воззвать к единственной силе, которая способна спасти г-на Пельтье. Прошу вас, Элен, даже если вы совсем не любите его, помогите!
- Не люблю?! – я не знала, куда девать эмоции. Впервые в жизни меня переполняли такие сильные и противоречивые чувства. Отчаяние, страх, ненависть к себе… Моя глупость погубила жизнь такого чудесного человека, который не сделал мне ничего, кроме добра. Какой же я была дурой! – Николь, вы должны понять меня. В тот миг, когда я писала те строки, я действительно так думала. Я думала, что так будет лучше для нас обоих. Оказалось же все наоборот… Все это время я жила с чувством вины, не желая признаться себе, что должна что-то немедленно изменить. Вы в праве меня осуждать, но я готова все исправить… Если это еще возможно. Что я могу сделать?
Николь улыбнулась и протянула мне другую бумажку, а вместе с ней – и
ключ.
- Милая Элен, вы еще очень молоды, а молодости свойственны ошибки. Скажите все это Брюно, попросите у него прощения или объясните, что все, что было, исчезло. Вот адрес его квартиры и ключ от входной двери. Не говорите ему, что это я нашла вас. Мне кажется, Брюно ждет вашего появления.
Я взяла ключ и с минуту молча смотрела на него, а когда подняла глаза,
Николь уже не было. Меня оставили наедине со своей совестью.
Решение я приняла сразу же. Сейчас мне было наплевать на весь мир, на
фестиваль, на честь нашего университета, даже на Льва Михайловича. Где-то в этом городе, запершись в спальне, страдал человек, единственный, кого я когда-либо любила. И люблю. Я не знала, чем все закончится, я не знала, что мы будем делать с нашими чувствами, но я знала, что никогда себе не прощу еще одной глупости. Еще одного предательства.
Я вышла из парка и, к своей радости обнаружив совсем рядом полицейский
пост, выяснила у служителей закона, как добраться до места, указанного на бумажке. Потом, уже в пути, сидя в автобусе, позвонила Кате и рассказала ей все, что случилось за одно короткое утро. Подруга, поддержав мое решение ехать к Брюно, обещала соврать что-нибудь Льву Михайловичу и пожелала мне удачи. От ее слов стало чуточку легче.
Дом, который мне был нужен, находился в центре города. Иначе не могло и
быть. Когда автобус остановился на остановке, я уже была полна решимости сделать наверное самый отчаянный шаг в моей жизни. Я почти год не видела этого человека и сейчас должна была радоваться предстоящей встрече, но в сложившихся обстоятельствах это казалось невозможным.
Сердце глухими ударами аккомпанировало моим шагам все четыре этажа,
которые я прошла пешком. Можно было поехать на лифте, но хотелось оттянуть момент появления двери с золотым номером 452. Однако лестница кончилась, и взгляд сам собой наткнулся на обитую синей кожей дверь. Рука медленно полезла в карман за ключом… Может, стоило позвонить? Я ведь не имела никакого права вламываться в чужую квартиру! Или имела?
Ключ щелкнул в замке, ручка с легкостью повернулась, и я оказалась в
небольшой, но богато убранной прихожей. На стенах висело несколько картин, в углу, прислоненный к тумбочке, стоял зонтик. Обычная квартира, в которой живет обычный мужчина.
Куда идти, долго размышлять не пришлось. Все двери были раскрыты
настежь, кроме одной. Я сделала нехитрый вывод, что это-то и есть спальня.
Наверное, Брюно решил, что это Николь вернулась, подумала я, осторожно
подходя к двери и прислушиваясь. Было тихо. Будто квартира пустовала.
Может, он ушел? Нет, эту мысль я отмела сразу. Почему-то была
уверенность, что он здесь, за этой дверью. Может быть, стоит сейчас так же, как я, и прислушивается к царящей вокруг тишине, удивляясь, почему Николь не причитает на кухне. А может, он?..
От этой мысли мне стало дурно. Больше не раздумывая ни минуты, я
громко постучала в спальню и с настойчивостью произнесла:
- Брюно, открой дверь! Это я, Лена!
Не получив ответа, я не на шутку встревожилась и постучала еще громче.
- Брюно, это Элен, открой мне!
На этот раз мне показалось, будто из комнаты донесся какой-то слабый
звук, и я чуть не подпрыгнула от испуга, когда в тишине явственно прозвучал звук бьющегося стекла. В комнате произнесли довольно грубое ругательство, а потом неуверенные шаги приблизились к двери. Скрипнул замок.
- Кого там черт принес?.. – не скрывая своего раздражения пробормотал мужской голос, открывая дверь…
Следующие несколько секунд вновь царила полная тишина. Я смотрела на
него, он – на меня. И за эти несколько секунд я осознала, что поступила очень жестоко. В глазах Брюно больше не было того веселого мальчишеского блеска. Не было веселых искорок, так радовавших меня на его фотографии. Там теперь было только отчаяние, безнадежность и безразличие. Казалось, он смотрит на меня, но не видит, словно я была для него призраком, миражем, галлюцинацией. Словно он заблудился в коридорах желаний, переплетенных с реальностью, и уже не знал, что есть что. Словно он не мог понять, кем является. И кто перед ним. За несколько секунд я увидела в его потухшем взгляде всю боль, какую могло испытать его сердце. И мне самой стало больно.
А он? Что он увидел в моих глазах? Сумел ли прочесть в них всю гамму
чувств, которую я испытывала? Ведь там была и радость, и страх, и утешение…
- Боже, что я наделала… - прошептала я, протягивая руку с намерением дотронуться до его щеки. Брюно отшатнулся от меня как от приведения и сделал попытку закрыть дверь, но я его опередила, схватив ее за ручку и резко дернув на себя.
- Убирайся из моего дома, - прошипел Брюно, ни с того ни с сего начиная наступать на меня и теснить к входной двери. – Оставь меня в покое!
Место, которое положено было бы занять обиде, заняло совсем другое
чувство. Я твердо решила, что никуда не уйду.
Его устами говорило безумие. И алкоголь. С первых же слов я ощутила
неприятную волну винного запаха, и мне все стало ясно. Брюно пьян, не понимает, что делает, что говорит… Я даже чуть не рассмеялась от облегчения. Какие же все-таки мужчины простые люди! Это девушкам в головы лезут всякие безумные идеи из окна выпрыгнуть или таблеток наглотаться, а у мужчин решение всех проблем лежит на дне бутылки. И впервые в жизни я была этому рада.
Однако я никак не могла придумать, что же может воззвать к его уснувшему
рассудку. Брюно еще кричал что-то на французском, но я уже не пыталась переводить его слова. Уперевшись спиной в стену, я выставила вперед руки, ухитрилась схватить его за оба запястья и воскликнула, не заботясь о том, понимает он меня или нет:
- Брюно, черт возьми! Прекрати! Не знаю, что сейчас творится у тебя в голове, но явно не то, что должно! Брюно, это же я, Элен! Не сон, не мираж, не пытка! И не сошедшее с экрана телевизора изображение!
Услышав русскую речь, Брюно сразу переменился в лице. Из яростного оно
стало удивленным, удивление перешло в недоумение, в глазах застыло совершенное непонимание. Но это все же лучше, чем пылающий гневом взор.
- Элен? – спросил он хриплым от выпитого спиртного голосом и пошатнулся. Я поспешила подставить ему свое плечо, чтобы он не упал. – Это не сон?
- Даже если и сон, то хороший, - улыбнулась я и помогла ему добраться до ближайшего кресла. – Ну посмотри, что ты с собой сделал!
Меньше всего Брюно в эти минуты волновало то, что он с собой сделал. Он
смотрел на меня, не отводя взгляда, даже не моргая, опасаясь, что все происходящее – лишь очередной кошмар, который никак не закончится. Я легким движением убрала с его лба прядь длинных спутанных волос, погладила по небритой щеке… Говорить что-либо сейчас было бесполезно, в таком состоянии Брюно вряд ли смог бы нормально воспринимать происходящее. Поэтому я отправилась на кухню, где заварила крепкий чай с лимоном, потом потратила некоторое время на поиски аспирина… И только через пару часов мы смогли наконец поговорить, как нормальные люди.
Придя в себя, Брюно ужасно смутился от того, что наговорил или наделал.
Пришлось заверить его, что ничего страшного не произошло. В конце концов я действительно не слушала то, что он говорил в порыве безумия.
Мы сидели в большой комнате, которая служила в этой квартире гостиной.
Я не выпускала руку Брюно из своей, этим единственным жестом давая понять, что только настоящее имеет для меня какое-то значение. Брюно по-прежнему не сводил с меня глаз, но теперь в его взгляде мелькала надежда. Безумная надежда на возвращение счастья. И я понимала, что ни за что на свете не разрушу эту надежду. Не повторю свою самую большую в жизни глупость.
- Лена, - спросил Брюно, нарушив тишину, которая, как мне показалось, висела над нами уже вечность. – Как ты узнала? Как оказалась здесь?
Я ласково провела рукой по его волосам, тщательно мною расчесанным.
Николь просила не говорить…
- Мое сердце привело меня сюда. И мое обещание.
- Обещание? Какое?
- Ты забыл? – я удивленно подняла брови. – Я обещала тебе вернуться.
Брюно не менее удивленно посмотрел на меня.
- Но то письмо… - проговорил он. – Я думал, оно все сказало, все объяснило.
О боже! Письмо! У меня появилась идея, как поднять Брюно настроение.
- Скажи, а оно еще у тебя?
Он утвердительно кивнул.
- Твои письма – это единственное, что у меня было от тебя, - сказал Брюно. – Я храню их, как самое дорогое, что у меня есть.
- Давай сюда последнее, - хитро прищурив глаза, попросила я.
Брюно пожал плечами, встал. Вышел из комнаты и вернулся через
несколько минут с конвертом.
- Что ты собираешься с ним делать? – спросил он, с опаской глядя на мою улыбку.
Я взяла из его рук знакомый конверт и достала оттуда наполовину
исписанный листок бумаги. Пробежала глазами написанные мной строки и подняла глаза на Брюно.
- Что ты почувствовал, когда увидел это? – спросила я, сделав такое серьезное лицо, что Брюно стало смешно.
- А ты как думаешь? – он пристально посмотрел на меня. – Если бы такое письмо получила ты, что бы ты почувствовала?
Может, он и не хотел этого, но в голосе его прозвучали нотки обвинения.
Справедливого обвинения. Я улыбнулась.
- Я бы не поверила. А если серьезно, то я прекрасно представляю, каково тебе было. Я еще извинюсь, но сейчас позволь мне сделать одну вещь.
И, не дожидаясь его позволения, я просто и с торжественным видом
разорвала бумагу, которую держала, на множество мелких клочков и подбросила их в воздух. Они медленным листопадом опустились на пол, сделав его белым. Я посмотрела на Брюно взглядом маленького веселого котенка. Он улыбался.
- Ну и кто теперь это все будет убирать? Николь только вчера пылесосила!
- Да ладно, уберем потом, - рассмеялась я, хватая Брюно за руку и усаживаясь на диван. – Пусть валяются.
- Пусть, - согласился он и сел рядом.
На душе было светло и радостно. От того, что я сижу с любимым человеком,
от того, что он счастлив рядом со мной, от того, что сегодня утром меня разбудил звонок Николь… Брюно, похоже, сразу же позабыл обо всем, что было в последние месяцы. Для него, как и для меня, в эти минуты существовало только настоящее. И вовсе не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем.
Когда зазвонил телефон, я даже подпрыгнула от неожиданности. Кто, ну
кто мог беспокоить меня в такой момент?! Я вытащила мобильник из кармана и посмотрела на определитель. И мне стало нехорошо. На экране телефона светилась фотография Антона, а внизу мигал его номер. Сердце рухнуло куда-то вниз, я совершенно по-детски испуганным взглядом посмотрела на Брюно, словно ища в его глазах источник силы и мужества, и нажала на кнопку отклонения вызова. А потом и вовсе выключила телефон. Меня ждали большие проблемы, но я решила, что разбираться с ними буду позже. Сейчас не имело значения даже то, что другой мужчина ждет меня на другом конце света, искренне надеясь, что у меня есть к нему какие-то чувства.
- Почему ты не ответила? – удивился Брюно. – Может, тебе хотели сказать что-нибудь важное?
- Потом скажут, - шепнула я и впервые за весь сегодняшний день поцеловала Брюно. Поцеловала со всей страстью и чувственностью, на какие была способна.
- Что это? – спросил он, имея в виду поцелуй.
- Это? – я обвила руками его шею и поцеловала еще раз. – Это мое «прости».
- И у многих ты таким способом прощения просишь?
- Только у тех, кого люблю, - с самым честным видом ответила я и задохнулась от восторга, когда в следующее мгновение Брюно наклонился и нежно поцеловал меня в шею.
- Это тебе за мои страдания, - полушепотом произнес он, подхватывая меня на руки и унося в спальню. – Наказание за то, что была плохой девочкой!
Боже, какое это было наказание! Под его пылкими поцелуями я готова была
признаться во всех мыслимых и немыслимых грехах всего человечества! Если бы инквизиторы использовали для пыток такое орудие, они бы получили очень много признаний. Странная мысль, учитывая обстоятельства. Но Брюно действительно делал все, чтобы довести меня до состояния безумия. Боже, я и не знала, с каким огнем играла!
Было ощущение, что даже огромной двуспальной кровати мало, чтобы
выдержать такое. Поцелуи, ласки, снова поцелуи… И все это с какой-то дикой страстью, наполненной первородной животной силой и необыкновенной нежностью одновременно. Словно изголодавшийся ураган, Брюно пожирал меня, восполняя упущенное и утраченное. Он уже не осторожничал, зная, что для меня это не в первый раз, а откровенно и прямо доводил меня до экстаза. Когда он останавливался, чтобы посмотреть на мою реакцию (или чтобы помучить?), я хватала его руки и сама направляла их движения, буквально требуя продолжения этого сладостного наказания. Губы Брюно искривлялись в дьявольской усмешке, которая сводила меня с ума чуть ли не сильнее его прикосновений, и продолжал с удвоенной силой. И я тонула, тонула, тонула…
Я не знаю, сколько времени прошло. Может быть, час, а может и вечность.
Мне было все равно. Я лежала в объятиях Брюно и смотрела на то, как он спит. Где-то в груди поднималась волна нежности, а губы сами собой расплывались в улыбке, стоило лишь взглянуть на то, как самый счастливый на этом свете человек безмятежно посапывает, зарывшись головой в мои волосы. Сейчас он казался мальчишкой, которому наконец дали то, чего он так хотел. И я была счастлива, потому что счастлив был человек, которого я любила.
Сколько раз за минувшие несколько часов мы говорили друг другу
заветные слова? Да это, в конечном итоге, и не имело значения, потому что слова – это всего лишь попытка придать форму чему-то гораздо большему. Это знала я. Это знал Брюно. И это не мешало нам миллион раз повторять фразу «я люблю тебя».
Тихонько проводя пальцем по его обнаженному плечу, я думала о том, что
сейчас делают мои друзья. Катя наверняка пытается навешать лапшу на уши бедному Льву Михайловичу, от которого сбежала ученица. Мне даже стало его немного жаль, ведь ему доверили нас, он нес за нас ответственность… Ох, знал бы Лев Михайлович, как проводит свое свободное время одна из его студенток! Оставалась единственная надежда на Катю, которая всегда знала, что и как сказать, чтобы люди вокруг успокоились. Зная свою подругу, я не удивилась бы, если по возвращении меня бы обступили однокурсники во главе со Львом Михайловичем с расспросами о том, как поживает мой троюродный брат. Катерина была мастерицей на подобные выдумки, требуя от меня лишь единственную плату – чтобы я все ей рассказывала. А так как секреты Катя тоже хранить умела, у нас было полнейшее доверие друг к другу. Мне чертовски повезло с лучшей подругой!
Брюно лениво зашевелился и открыл глаза, устремив сонный и еще не
осмысленный взгляд на мое задумчивое лицо. Я улыбнулась.
- С пробуждением. Предупреждаю: я не сон и не плод твоего воображения!
Несколько секунд он недоуменно смотрел на меня, соображая, что же это
такое я только что сказала, а потом его губы тоже расплылись в улыбке.
- Знаешь, - произнес он, - ни одна моя фантазия не умеет так прелестно улыбаться.
Я легонько пихнула его в бок и расхохоталась. Брюно подхватил мой смех.
- Который час? – спросил он.
Дотянувшись до валявшихся на полу рядом с джинсами часов, я пришла в
ужас: уже было почти семь вечера.
- Что-то не так? – поинтересовался Брюно.
- Нет, все нормально, - ответила я, отправляя часы на прежнее место. Меня ждали неприятности, но сейчас не хотелось думать об этом. – Я просто еще не обедала…
По лицу Брюно скользнула ликующая улыбка, он вылез из-под одеяла и
начал одеваться. Я наблюдала за его действиями.
- Что ты делаешь? – спросила я, когда он, ничего не объясняя, собирался уже выходить из комнаты. Он лишь загадочно улыбнулся и поманил меня за собой.
Одевать на себя все, что на мне было с самого начала, мне было слишком
лень, поэтому я позаимствовала с кресла рубашку Брюно, утонув в мягкой и пропахшей его одеколоном ткани. Забрав длинные волосы в хвост, чтобы особо не мешались, я босиком протопала за Брюно в кухню и чуть не засмеялась, увидев на нем белый накрахмаленный фартук. Он оценивающе посмотрел на мой наряд и, удовлетворительно хмыкнув, повернулся к плите. Я села за стол.
- Признаться, я думала, ты пригласишь меня в ресторан, - произнесла я, глядя, как Брюно увлеченно помешивает что-то в кастрюльке. – Видеть мужчину у плиты – это так странно!
- Не понимаю, чему ты удивляешься, - отозвался Брюно. – Неужели в России готовят только женщины?
- По-моему, так во всем мире, не только в России, - сказала я. – Это как-то исторически сложилось.
- А если, например, в доме нет женщины? – поинтересовался Брюно. – На ресторанах можно быстро разориться. А потом, ты не принимаешь во внимание, что готовить может нравиться?
- Ты первый мужчина, который говорит мне это, - с гордостью ответила я. – И это похвально. Повезет той женщине, которая будет твоей избранницей.
Последнюю фразу я сказала, совершенно не подумав. Брюно бросил на
меня какой-то странный взгляд, но промолчал, а мне стало как-то неловко. Слишком далеко мы зашли на этот раз.
Чтобы разрядить обстановку, я сослалась на необходимость позвонить и
вышла в коридор. Устроившись на тумбочке и прислонившись спиной к стене, я включила телефон и набрала Катин номер.
Подруга взяла трубку не сразу. Судя по шуму, она находилась где-то на
улице. Но на мой вопрос, где именно, ответить не пожелала. Зато очень обрадовалась моему звонку.
- Как у тебя там дела? – спросила она. – Как Брюно?
- Все просто замечательно, - ответила я. – Я поняла, какой дурой была, обрела великое счастье, а сейчас это счастье стоит у плиты и с увлечением что-то готовит.
- Ужинать будете? А почему не в ресторане?
- К черту ресторан, Катька! – воскликнула я. – Неужели ты не понимаешь, что мой принц стоит сейчас в белом фартучке перед кастрюльками?! Да ему не певцом надо было становиться, а шеф-поваром в этом самом твоем ресторане!
- Ладно, шеф-повар! – засмеялась Катя. – Тут Лев Михайлович о тебе спрашивает раз десятый. Что ему сказать? Ты вообще как, ночевать-то где собираешься?
Об этом я не подумала. Как, впрочем, и о том, чтобы вновь оставить Брюно
одного. Он сейчас выглядел таким радостным, таким счастливым… Очень не хотелось это счастье рушить.
- Не знаю, Катюш, - честно призналась я. – Я не хочу снова расставаться с Брюно, но ты ведь не сможешь выгораживать меня до самого завтрашнего закрытия! Наверное, я все-таки вернусь в общежитие, только поздно. Придумай что-нибудь, скажи Льву Михайловичу…
- Ладно, поняла я! – усмехнулась Катя. А потом вдруг серьезно спросила: - А Антону мне что сказать? Он звонил пару раз, интересовался, почему у тебя телефон выключен и когда вы сможете поговорить.
- Скажи ему… - решение было не из легких, но иначе я просто не могла. – Скажи ему правду. Что в Канаде я встретила человека, которого по-настоящему люблю и с которым счастлива. Он поймет.
- Ты, помнится, так же говорила, когда писала последнее письмо Брюно, - заметила Катя. – Надеялась, что он поймет.
- Катька! – прикрикнула я на подругу. – Если Антон позвонит тебе еще раз, скажи ему правду. И еще скажи, что я ему потом сама все объясню!
- Как скажешь, подруга! – спокойно отозвалась Катя. – Рада, что ты мне позвонила. Надеюсь, мы еще увидимся до того, как объявят результаты фестиваля!
- Надейся! – усмехнулась я и повесила трубку. Какая же у меня замечательная подруга!
В дверном проеме появилась довольная физиономия Брюно. Он с
любопытством посмотрел на меня.
- С кем это ты?
- С Катей. Помнишь такую?
- Та милая девушка, что поила меня чаем в отеле? Конечно помню. И как она?
- Нормально, - пожала плечами я. – Пытается объяснить окружающим мое отсутствие. – Заметив помрачневшее лицо Брюно, я тут же добавила: - Все нормально! Не думай об этом. Не сейчас.
Я прошла в кухню и в изумлении застыла, глядя на стол. Его покрывала
белоснежная скатерть, на которой стояли два больших блюда, наполненных… Я даже не знаю, чем. Посередине стоял старинный подсвечник с тремя свечами и два бокала, наполненных шампанским. Это было великолепно.
- Скромный пир для принцессы, - улыбнулся Брюно.
- И для ее принца, - склонив голову набок, ответила я. – Только… Может быть, тебе на сегодня хватит всех этих вин и шампанских?
Брюно сделал такое лицо, что я невольно улыбнулась. Просительно-
умоляющее выражение его глаз нельзя было игнорировать.
- Ну хорошо, - кивнула я. – Но только один бокал. Я все равно больше не пью.
Брюно подошел к столу и отодвинул для меня стул. Но садиться на него я
не спешила.
- Пойду переоденусь, - сказала я и направилась к выходу, но Брюно ловко поймал меня за талию и притянул к себе.
- Зачем? Элен, в моей рубашке ты выглядишь сногсшибательно. Садись.
Подтверждением его слов стал сладостный поцелуй, и я сдалась, тем более
что в его просторной рубахе чувствовала себя очень уютно.
Подняв бокалы с шампанским, мы долго смотрели друг другу в глаза. Я растворялась в его взгляде, он – в моем. Не нужно было слов, чтобы понять, о чем мы оба сейчас думаем. Молча чокнувшись, мы выпили. Потом приступили к еде.
Что бы ни лежало передо мной на тарелке, это было потрясающе вкусно. Снова промелькнула мысль, что Брюно вполне мог бы открыть ресторан. Его многогранная натура очень привлекала меня. И певец, и повар… Чего еще я о тебе не знаю?..
Наверное, многого, подумала я. Потому что это всего лишь третья наша серьезная встреча. Казалось странным, что за такое короткое время в наших сердцах вспыхнуло сильное чувство, но даже не это было главным. Сколько раз мы еще встретимся? К чему нас приведет этот путь? Очень трудно дать на это ответы, не зная даже того, что ждет тебя завтра. Но так хотелось… Хотелось знать, каким будет окончание этой безумной истории, начавшейся еще прошлой зимой, когда я и Катя имели неосторожность купить билеты на самолет до Парижа.
Брюно время от времени посматривал на меня, словно пытаясь отгадать, о чем я сейчас думаю. Наверное, у меня был очень странный вид: улыбка на лице, задумчивое выражение глаз… Вообще, странно было сидеть вечером в его квартире на кухне в его рубашке и думать о том, чем это все закончится. Наверное, Брюно тоже ощущал это.
- Ты потрясающе готовишь, - сказала я, понимая, что молчание затягивается. – Мужчины – лучшие повара на свете!
- Странно слышать это от женщины, - произнес Брюно в ответ на похвалу. – Но, думаю, ты готовишь не хуже.
- Может быть, я смогу как-нибудь показать тебе, как готовлю, - отозвалась я. – Я заканчивала курсы кулинарии.
- Хотелось бы на это посмотреть, - кладя вилку на стол, сказал Брюно.
- Посмотреть на что? – не поняла я.
- На тебя в фартуке и с половником, - засмеялся он.
- А… С половником? А ты знаешь, что половник в руках женщины – опасное оружие?
- Не опаснее, чем сковородка, я думаю.
Кухню огласил наш дружный хохот. Мне почему-то живо представилась
картинка: я, вооружившись половником, стою против Брюно, вооруженного сковородкой. На нас обоих – белые фартучки и поварские колпаки. И всюду на полу валяются листья капусты. От этого смешно стало еще больше.
Когда смеяться стало невыносимо, мы разом замолкли и какое-то время
просто смотрели друг на друга. Я не выдержала, встала со своего места и перебралась на колени к Брюно. Он обнял меня и поцеловал.
- Ты ведь не сможешь остаться на ночь? – спросил он.
Прямой вопрос застал меня врасплох. Я не знала, как подойти к этой теме,
как помягче сказать ему об этом, но Брюно избавил меня от пытки. Он спросил прямо, и отвечать надо было также. Врать смысла не было.
- Не смогу. Хотя очень бы этого хотела. У нас завтра заключительный день фестиваля, но дело даже не в нем. Лев Михайлович, с которым я сюда приехала, мне просто голову оторвет, если узнает, что я ночевала не в общежитии.
- Строгие у вас преподаватели, - задумчиво произнес Брюно.
- И ужасные зануды, - улыбнулась я. – Ты придешь на церемонию?
Он просто кивнул. Я поцеловала его, и какое-то время мы сидели вот так,
обнявшись и закрыв глаза. Было так тепло, так уютно… так спокойно…
- Элен… - позвал Брюно. Я посмотрела на него. – Это ведь Николь дала тебе ключ?
- Да, она. Она позвонила мне сегодня утром и все рассказала. А ведь я даже не знала, что ты в Монреале!
- А если бы знала, пришла?
- Наверное да.
- Для чего? Чтобы встретиться со старым другом?
- Нет. Чтобы извиниться и рассказать, какой глупой девчонкой я была, - ответила я, заправляя его волосы за ухо. – И чтобы сказать, как сильно я люблю тебя.
Через час я начала собираться. Делала это нарочито медленно, оттягивая
время. Брюно хотел отвезти меня на машине, но я отказалась, заявив, что с таким уровнем алкоголя в крови этого делать не стоит. Вместо машины я предложила ему поехать со мной на автобусе, на что Брюно с радостью согласился. Меня это навело на мысль, что он боялся, я захочу ехать одна. Ему, как и мне, не хотелось расставаться.
Всю дорогу, на которую у нас ушло около часа, мы болтали о всякой
ерунде, смеялись и веселились, как маленькие дети. Счастье, переполнявшее нас до краев, рвалось наружу, и было ужасное желание рассказать об этом счастье всему миру.
Однако желание это сразу пропало после того, как в общежитии я
наткнулась на Льва Михайловича. Он гневно сверкал глазами и, схватив меня за руку, потащил в свою комнату, где устроил такой допрос, будто я только что вернулась из разведки. Я стойко выдержала это испытание, успокаивая себя тем, что прекрасно знала, чем закончится сегодняшний день. Но настроение мне подпортили изрядно. Поэтому к тому времени, как я добралась до своей комнаты, мне уже ничего не хотелось рассказывать Кате, хотя поначалу я так и горела желанием поведать обо всем своей подруге.
Катя меня поняла и расспрашивать не стала. А я пообещала ей, что
расскажу все утром. И, завернувшись в одеяло, заснула.
Мне снился сон. Снилось, что я скачу на великолепном вороном
жеребце по лесным просторам, наслаждаясь холодным зимним воздухом. Снег приятно хрустел под копытами молодого коня, а мысли уподобились ветру. Небо было чистым и ярко-голубым, настолько ярким, что нельзя было смотреть на него без рези в глазах. Все было прекрасно.
Навстречу мне скакал на таком же коне мужчина лет тридцати, с длинными
вьющимися волосами. На нем была синяя куртка, а лицо до самого носа закрывал красный шарф. Но по глазам было видно, что мужчина улыбается мне.
Я узнала его, и сердце забилось быстрее. Это был Брюно, радостно
улыбающийся мне своей прекрасной улыбкой.
Я пришпорила коня, заставляя его мчаться быстрее. Брюно тоже ускорил
движение, и вскоре между нами оставалось каких-то сто метров, которые можно было преодолеть за считанные секунды.
Однако тут из-за заснеженных кустов выскочил еще один всадник, лицо
которого скрывал капюшон и темные очки, и погнал свою лошадь нам наперерез. Я, искусно владея верховой ездой, почти мгновенно сумела отвернуть коня, а вот лошадь Брюно столкнулась с конем незнакомого мне мужчины. Певец вылетел из седла, повалился на снег, и в этот миг его лошадь, встав на дыбы, опустила копыта ему на грудь. В этот момент второй всадник снял очки, и я увидела перед собой Антона.
Я, обливаясь холодным потом, резко открыла глаза и села на кровати. В
комнате было очень темно. На кровати, стоявшей рядом, спала Катя, и ей, по-видимому, тоже что-то снилось.
«Это всего лишь сон, - мысленно успокаивала я себя. – Всего лишь кошмар,
приснившийся тебе от переутомления. С Брюно все в порядке, он в своей квартире…»
Собственные мысли показались мне слишком наивными. В сердце по-
прежнему была тревога, и развеять ее могло только одно. Я встала с кровати, взяла со стола мобильный и, стараясь не разбудить спящую подругу, вышла в коридор.
Когда я включила телефон, на дисплее высветилось
время – половина шестого утра. Понимая, что звонить ему сейчас, когда в мире царит глубокая ночь, - безумие, и все равно чувствуя острую в том необходимость, я дрожащими пальцами набрала номер канадского певца.
Чем дольше длились гудки, тем сильнее сердце сковывал ледяной покров
страха. Я яростно отгоняла прочь все дурные мысли, но каждое мое напоминание себе о том, что мне все только приснилось, было похоже на удары кинжалом.
Когда же в трубке наконец послышался мужской сонный голос, я так
обрадовалась, что едва не упала на пол. Значит, все нормально, значит, мне действительно приснился кошмар…
- Брюно, прости меня, пожалуйста, - проговорила я по-французски, с трудом вспоминая ставшие вдруг такими незнакомыми слова и пытаясь сдержать внезапно накатившие слезы. – Прости, что звоню так поздно…
- Элен? Ты плачешь? – спросил Брюно, сразу узнав мой голос. – Что случилось?
- Я не знаю, кого за это благодарить, - сказала я, громко всхлипывая, - но я счастлива, что не случилось совершенно ничего. Пожалуйста, не вини меня, что я тебя разбудила, мне надо было убедиться, что с тобой все в порядке.
- Со мной-то все в порядке, - сказал Брюно. – А вот ты меня пугаешь. Ты уверена, что все хорошо?
- Да, Брю. Спокойной ночи.
И, прежде чем он успел сказать что-то еще, я выключила телефон.
Повернувшись лицом к двери, я увидела стоявшую в дверном проеме Катю. Подруга испытующе смотрела на меня, на ее лице отражалась вся тревога, которую девушка испытывала в тот момент.
- С тобой все в порядке? – спросила она, беря меня за руку и отводя обратно в комнату. – Ты плакала?
Я кивнула. Катя слишком хорошо знала меня, чтобы понять, что ничего
серьезного не случилось, а если что-то и произошло, то все уже позади.
- Мне приснился кошмар, - сказала я, снова залезая под одеяло.
- Чем бы это ни было, - спокойным голосом проговорила Катя, - все уже позади. Ты звонила кому-то?
- Да, - кивнула я, радуясь возможности поговорить с подругой, прогнав остатки пережитых воспоминаний. – Я звонила Брюно. Мне приснилось, что с ним произошла беда.
И я пересказала ей свой сон. Катя сказала, что в подобном случае поступила
бы так же, как я – непременно позвонила бы Брюно и убедилась, что все в порядке. Это действительно всего лишь сон, но слишком уж ярким и реальным он был.
Удивительно ли, что до самого звонка будильника я пролежала без сна,
боясь снова увидеть эту страшную картину? Я даже решила, что если вдруг Брюно предложит мне покататься верхом, я откажусь. И ни за что не скажу ему о причине.
Утро выдалось на редкость пасмурным и хмурым. Дул северный ветер, за
ночь пригнав огромное количество туч, из которых вот-вот мог полить дождь. Первая половина дня у нас была свободна, но я, обещав вчера Льву Михайловичу никуда больше не уходить, провела это время в компании друзей. Настроение было отвратительным, и делать ничего не хотелось… Пару раз я порывалась позвонить Брюно и объяснить свое ночное поведение, но Катя удерживала меня от этого.
- Маленькая девочка, испугавшаяся ночного кошмара, - сказала она. – Неужели ты хочешь, чтобы он знал об этом? Он сам тебе позвонит. И к тому же вы встретитесь сегодня на закрытии!
И я до самого нашего отъезда в концертный зал надеялась на эту встречу.
Однако меня ждало глубокое разочарование.
Мы приехали на церемонию награждения и, как обычно, выстроились за
сценой, дожидаясь своего выхода. Ведущие фестиваля объявляли победителей в различных категориях, судьи вручали подарки… В категории «Лучшая песня» победили девчонки из Санкт-Петербурга, а нам с Катей досталось только второе место, но даже не это послужило причиной грусти на моем лице. Выйдя на сцену для получения диплома и прочих призов, я пристально вглядывалась в хорошо освещенный сегодня зал, пытаясь отыскать там знакомое лицо. Но ни одна моя попытка успехом не увенчалась. Зрители с любопытством смотрели на меня, но ни одна пара глаз не принадлежала тому, кто был мне дорог.
- Он не пришел, - прошептала я Кате на ухо, когда мы спускались в зрительный зал, где должны были провести все оставшееся время: после награждения организаторы планировали концерт.
- Может, он будет выступать на концерте? – предположила Катя. Она сама выглядела расстроенной, но понимала, что мое разочарование куда глубже.
Это была последняя надежда, но и она рухнула, когда сияющий Лев
Михайлович протянул нам программки. В списке приглашенных для выступления Брюно Пельтье не было.
Я молча сидела на своем месте, уставившись в одну точку, а в голове
крутилось: не пришел, не пришел, не пришел… Какое-то странное чувство поднималось из глубин сознания, но его заглушала жгучая обида, и я не обращала ни на что внимания.
В кармане завибрировал телефон. Номер на дисплее показался мне
знакомым, но где я его видела, вспомнить я не смогла. Но испытала облегчение, когда увидела, что это не Антон, потому что сейчас мне меньше всего хотелось говорить с ним.
- Элен? – женский голос. Где же я его слышала? – Элен, это Николь… Случилось несчастье! Брюно в больнице!
Как мне удалось сдержать вопль, готовый вырваться из груди, я не
представляла. Все вдруг провалилось куда-то вниз, на глазах выступили слезы. Я еще не до конца осознала то, что мне только что сказали, а Николь уже продолжала:
- Он разбился на мотоцикле, когда ехал на фестиваль…
- На каком мотоцикле?.. – я никак не могла найти нужных слов. – Черт возьми, Николь, где он?!
Она назвала адрес. И сказала, что он жив. От этого мне почему-то легче не
стало.
- Я сейчас же приеду, - пообещала я и убрала телефон в карман.
- Куда это ты едешь? – подозрительно сощурив глаза, переспросил сидевший рядом со мной Лев Михайлович.
- В больницу, - ответила я, не заботясь о том, понял меня преподаватель или нет.
- Что случилось, Лена? – спросила с другой стороны Катя. – У тебя такое лицо!..
- Брюно разбился на мотоцикле, - дрожащим голосом отозвалась я. – Я еду в больницу. Ты со мной?
- Конечно, - спокойно ответила подруга, но лицо ее тоже спокойствия не выражало.
Я пересказала Кате все, что узнала от Николь. Мы буквально бегом
выбежали из концертного зала и кинулись в метро, чтобы как можно быстрее добраться до медицинского центра. Я возблагодарила всех известных мне богов за то, что Лев Михайлович заставил меня все утро сидеть в общежитии – за это время я досконально изучила карту города. Да и больница находилась недалеко.
Ворвавшись в вестибюль и чуть не сбив с ног двух медсестер, беззаботно
болтающих возле входа, я, таща с собой Катю, подбежала к регистратуре. Пришлось несколько минут постоять в очереди, но минуты эти показались мне часами. Когда же перед нами открылось окошко справочной, я была в таком состоянии, что не могла ничего говорить. Хорошо, что со мной пришла Катя, иначе здешним работникам пришлось бы искать русско-французского переводчика.
- Скажите, к вам поступал сегодня мсье Пельтье? Брюно Пельтье? – на чистом французском спросила Катя.
Сидевшая за компьютером девушка что-то полистала и произнесла:
- Да, он в травматическом отделении. Это на третьем этаже.
Я хотела еще спросить, что с ним, но на этот раз меня потащила за собой
Катя. Мы втиснулись в лифт, а через несколько секунд уже выясняли номер нужной нам палаты.
У двери стояла Николь с бледным от волнения лицом. Увидев меня, она
попыталась улыбнуться, но у нее ничего не получилось – слишком сильное беспокойство она испытывала.
- Здравствуйте, Николь, - сказала я. – Это моя подруга Катя. Как Брюно?
- Слава Богу, он жив, - ответила Николь, платочком вытирая слезинку. – Сколько раз я ему говорила, что мотоциклы – это не для наших дорог!
В этот момент из палаты вышел врач, и все наше внимание переключилось
на него.
- Г-н Пельтье легко отделался, можно сказать, - отвечая на невысказанный вопрос, произнес доктор. – Переломов нет, только ушибы и ссадины. Мы выпишем его через пару часов.
- Можно к нему? – спросила я.
- Конечно, - улыбнулся врач. Похоже, это был единственный среди нас человек, который мог улыбаться, глядя на наши встревоженные лица.
Я бросила взгляд на Катю. Та кивнула и подтолкнула меня к двери.
- Иди, - сказала она. – Он ждет.
И я вошла. Брюно полулежал на кушетке, одетый в подобие ночной
рубашки – белой в синий цветочек. На лбу – несколько швов, на подбородке – ссадина… И сияющая улыбка вперемешку с виноватым выражением глаз.
- Что ты здесь делаешь? – спросил он, явно не ожидая увидеть меня в больничной палате.
- А я вот решила: раз ты не смог приехать ко мне, значит, я к тебе приеду, - ответила я. – Это ты что здесь делаешь?! Ты где сейчас должен быть?
- Прости, Элен… - он выглядел очень виноватым. – Просто этот мотоцикл…
- Какой, к черту, мотоцикл?! – перебила его я. – Человечество для кого автобусы придумало? Тебе что, жить надоело?
- Я хотел сделать тебе сюрприз.
- Ага. – Я была очень зла. Так сильно я злилась лишь однажды. – Сделал.
- Элен, - он посмотрел на меня своими красивыми глазами, - не надо.
- Ладно, не буду. Я рада, что с тобой все в порядке, - сказала я и взяла его за руку. – Только вот от мотоцикла тебе придется избавиться.
- Я постараюсь.
Я поцеловала его. Гнев, злость, обида – все улетучилось, когда я ощутила
нежное прикосновение его рук к своим щекам. Наш поцелуй, казалось, длится вечность, но даже вечности мне было мало.
Наконец, наши губы разомкнулись. В моих глазах к тому времени осталась
только нежность, а в его – безграничная любовь. И неважно было, что мы в больнице, что на Брюно надета совершенно несуразная рубашка, а я примчалась сюда на всех парах прямо с концерта. Неважно было даже то, что Лев Михайлович наверняка устроит мне новый допрос. Главное, что сон, приснившийся мне ночью, был всего лишь сном, и не случилось ничего серьезного.
- Знаешь, Элен, - произнес Брюно чуть погодя, - я так удивился и обрадовался твоему появлению, что совсем забыл спросить, как фестиваль? Вы победили?
- Наш с Катей номер занял второе место, - ответила я. – И теперь у нас целая куча шоколадных конфет, два огромных торта и большущий букет цветов! Посему, дорогой Брюно, хочу пригласить тебя к нам в общежитие праздновать нашу победу.
Он рассмеялся своим веселым заразительным смехом.
- Даже как-то странно получается! Я хотел сделать тебе сюрприз и покатать на мотоцикле по городу, из-за того, что давно уже на нем не ездил, не вписался в поворот, оказался в больнице… Думал, множество переломов, еще удивился, как вообще жив остался… Тут совершенно неожиданно появляется Николь, потом приезжаешь ты… А через два часа мы вместе поедем в студенческий городок праздновать твою победу и есть твои торты! Удивительный день!
Я рассмеялась в ответ на эти слова. Какой же он милый!
- Ну, тогда нам осталось подождать всего пару часов, - сказала я. – Там в коридоре стоят Катя и Николь, пойду позову их. Вместе веселей будет время коротать.
Выйдя за дверь, я увидела, что Николь и моя подруга премило беседуют.
Хорошо, когда люди так быстро находят общий язык. Интересно было бы узнать еще, о чем именно они говорят, но встревать в их разговор я не стала. Просто подошла и покашляла немножко у Кати над ухом, пока она меня не заметила.
- Быстро ты, - произнесла подруга. – Как он?
- Жить будет, - махнула рукой я. – Я предложила ему вместе с нами в общежитие поехать – чай с тортами попить. Брюно не против.
- Еще бы он против тортов был! – довольно воскликнула Катя. – А ты чего здесь делаешь? Иди в палату, у вас еще два часа есть.
- Так я это… - я не переставала удивляться Катиной сообразительности. – Я думала, вам тут скучно будет… Хотела к нам позвать, вместе веселей…
Катя посмотрела на меня так, словно я сморозила огромную глупость.
Потом с улыбкой сказала:
- Ленка, это вам там с нами скучно будет. Так что давай, не валяй дурака, иди и наслаждайся, пока возможность есть. А мы здесь посидим или в кафетерий сходим.
Когда я вернулась обратно в палату в одиночестве, Брюно очень удивился.
Я объяснила ему, что Николь и Катя нашли занятия поинтересней нашей болтовни. Брюно, так же, как и я, втайне этому обрадовался. По крайней мере еще два часа мы могли принадлежать друг другу. И это было великолепно.
_________________________________
Мы втроем шли по темной улице, на которой находился тот самый
студенческий городок. Николь, которую Катя уговаривала пойти с нами, отказалась, сославшись на кучу дел и оставив нас на попечение Брюно. Наконец-таки пошел дождь, который собирался сегодня весь день, и мы насквозь промокли, но ничто не могло разрушить моего хорошего настроения. Брюно очень обрадовался встрече с Катей, и вот они всю дорогу говорили и говорили, прямо как мы вчера. А я шла рядом, изредка вставляя свои замечания, и радовалась. Радовалась за нас всех и за каждого в отдельности. Радовалась тому, что нашлись люди в этом мире, которым пришла в голову светлая идея отправить московских студенток в Монреаль.
Лев Михайлович очень удивился, увидев Брюно в нашей компании.
Взглянув на меня и догадавшись, что это тот самый человек, к которому я рванула в больницу прямо посреди концерта, он вежливо поинтересовался у Брюно, как тот себя чувствует, на что Брюно ответил сдержанным и вежливым «Спасибо, хорошо».
Очень удивились и обрадовались наши друзья, когда Катя объяснила им,
«кого это Ленка притащила». Среди студентов нашлись те, кто смотрел «Нотр-Дам», и их радости вообще не было предела. А Брюно, скромно опустив глаза, стоял в их окружении и отвечал на многочисленные вопросы, пока я резала торты, а Катя разливала чай.
Все было съедено и выпито довольно быстро. Время шло вперед, но наш
праздник продолжался, потому что не только мы с Катей были рады нашей победе. Один парень притащил гитару и пустил ее по кругу. Играть и петь в нашей компании умели все, многие знали немало французских песен… Каждый что-то сыграл, что-то спел… Я вновь, как и тогда, выбрала песню из репертуара Владимира Высоцкого, чем пробудила бурю не только своих воспоминаний, но и Брюно.
Сам Брюно, взяв гитару, обвел всех нас веселым и даже несколько
растроганным взглядом и, произнеся: «Для всех вас!» спел песню Aime, что значит «Люби». Ребята долго хлопали ему, а я так вообще, позабыв о стыде и совести, повисла у него на шее, засыпав нежными поцелуями. И неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы меня не оттащила от него Катя.
Потом Брюно долго рассказывал нам о жизни артиста, о том, где он
выступал и с какими замечательными людьми сводила его жизнь. Даже поначалу хмурившийся Лев Михайлович все-таки решился подсесть к нашему теплому дружескому кружку и включиться в беседу. Так мы просидели часов до четырех утра, а когда наш учитель сонным голосом сообщил, что нам пора расходиться, все в один голос закричали, что на улице темно, транспорт не ходит и вообще, уже слишком поздно куда-то идти. Все это было сказано с намеком на предложение оставить Брюно ночевать в общежитии и с надеждой на совместный завтрак. Так как за окном действительно уже царила ночь, Брюно решил согласиться на столь разумное предложение московских студентов и остаться ночевать у нас. Вопроса о том, где именно он будет спать, даже не возникало. И, что уж совсем немыслимо, Лев Михайлович решил оставить свои возражения при себе. Мне и Кате было позволено «забирать Брюно в свое полное расположение».
Добравшись до постелей, мы все равно еще долго не спали. Брюно
восхищался моими однокурсниками, в перерывах между восклицаниями целуя меня в самые нежные и чувствительные места, Катя сдавленно хихикала где-то в уголке, зарывшись с головой под одеяло и не в силах сдерживать себя, а я просто отдалась потоку наслаждения, который подхватил меня и, кружа, понес в неведомую страну.
Когда я на следующее утро открыла глаза, Брюно уже не спал и
внимательно смотрел на меня, что-то обдумывая. Увидев, что я проснулась, он сразу спросил:
- Элен, ты ведь сегодня улетаешь?
Я нашла этот вопрос очень странным для мужчины, в объятиях которого
просыпается женщина, но раз уж этот вопрос его так волновал…
- Да, у нас самолет сегодня вечером.
Ожидая увидеть грусть на его лице, я очень удивилась, когда по нему
скользнула веселая улыбка. Как будто ему в голову пришла какая-то гениальная идея и ему хотелось скорее ею со мной поделиться.
- Знаешь, я кое-что решил.
Я вопросительно подняла брови.
- И что же?
- Я лечу в Москву.
Сначала я не поверила своим ушам. Увидев мои округлившиеся глаза,
Брюно улыбнулся еще шире и обнял меня, поцеловав в подбородок.
- Ты улетаешь сегодня, а я – через пару дней, - с веселыми нотками в голосе сказал он. – Есть у меня для тебя сюрприз один…
- О нет! Опять? Тебе вчерашнего мало было?
- Элен! Это совершенно безопасно, поверь мне!
Я поверила. Потому что ему нельзя было не верить. Брюно прилетит в
Москву! Мы будем вместе! И у меня будет два дня на то, чтобы обо всем поговорить с Антоном… Господи, не это ли счастье?!
Брюно провел с нами время до самого обеда. Провожать его вышла добрая
половина общежития, включая канадских студентов. Наши ребята надарили Брюно всяких безделушек типа брелков, фотографий и календариков, так что уходил певец с огромным пакетом всякой всячины. У калитки он обернулся и, поцеловав меня, пообещал в восемь быть в аэропорту, чтобы проводить нас.
- Не волнуйся, милая, я поеду на автобусе, - сказал он и, щелкнув меня по носу, бодрым шагом зашагал на остановку.
- Да, Лена… - проговорил у меня над ухом кто-то из студенток. – Повезло тебе.
Я и сама знала, что повезло. Такого мужчины, как Брюно, больше нигде на
свете не найдешь, это я знала на все сто процентов. Он был единственным в своем роде, и потому уникальным. За это вот я его и любила.
Он действительно приехал проводить нас в аэропорт. Мы вспомнили
Париж, наши обещания… Я тогда обещала, что вернусь, и вернулась. Теперь вот Брюно обещал, что обязательно прилетит ко мне через несколько дней. И я верила, что и он свое обещание исполнит.
Два дня пролетели очень быстро. В своем безумном вихре меня закрутила
учеба и дела, которых в мое отсутствие накопилось очень много. Сразу после приезда я позвонила Антону и мы договорились о встрече, чтобы обсудить, как я выразилась, «кое-что очень важное». Много слов мне не потребовалось, Антон очень быстро все понял и искренне пожелал мне счастья, предложив остаться друзьями. На это я с радостью согласилась.
И вот настал тот день, накануне вечером которого Брюно позвонил мне и
просил встретить. Сразу после университета, взяв с собой Катю, я поехала в аэропорт, где увидела совершенно невозможное: прямо на меня по лестнице среди толпы народу спускался огромный букет цветов. Таких букетов я не видела еще никогда в жизни. И в который раз я порадовалась тому, что вместе со мной здесь была Катя – она с радостью согласилась помочь мне «дотащить этот офигительно пахнущий веник до дома».
Разместив Брюно в моей квартире, я предложила всем вместе пойти в
ресторан и отметить это дело. Первый визит Брюно в Москву – и не для концерта, а просто так, к любимой девушке.
- И как долго ты собираешься здесь пробыть? – спросила я, когда мы уже сидели за столиком в ресторане «Седьмое небо» на верхушке Останкинской башни.
- До тех пор, пока ты не сможешь приехать в Монреаль, я думаю, - ответил Брюно. – Или пока ты не выселишь меня в один прекрасный день!
- Можешь не беспокоиться, не выселю, - улыбнулась я. – Жаль только, что тебе придется скучать тут по полдня, пока я в университете буду.
- О, скучать мне будет некогда, любовь моя, - заверил меня Брюно. – Пока ты будешь вгрызаться в гранит науки, я буду мучить твоих соседей работой над новым альбомом. Ты же не имеешь ничего против, если мы одну из трех комнат твоей квартиры превратим в музыкальную студию?
- А что, это мысль, - одобрила Катя. – Закажите себе кучу музыкальных инструментов и будете просвещать наш столь непросвещенный народ. Ленка, соглашайся!
- Именно это я и собираюсь сделать! – воскликнула я и подняла бокал вина. – За будущие творческие успехи!
Потом мы прогулялись по ночной Москве, потом отправились спать,
предварительно проводив Катю до дома. А наутро я никак не могла заставить себя сосредоточиться на занятиях, потому что мысли мои крутились только вокруг Брюно. Подруга это заметила сразу, но только ей одной была известна истинная причина моей блаженной улыбки. Остальные же под конец учебного дня стали просто коситься в мою сторону. Но мне было все равно.
Еще утром Брюно обещал зайти за мной, чтобы отвезти в одно место и
сделать сюрприз. Поэтому я со скоростью света вылетела во двор своего университета, как только прозвенел звонок. И, разумеется, сразу же увидела своего принца, в красной куртке и с волосами, забранными в хвостик. Он широко улыбался, а в глаз светилось счастье. Я понятия не имела, что он хочет мне сделать, но по внешнему виду Брюно было видно, что что бы это ни было, это будет самый необыкновенный сюрприз из всех, которые я когда-либо получала.
- Ты готова? – спросил он. – Катя пойдет с нами?
- Нет, Катя пойдет домой и будет тихо радоваться за своих друзей, - улыбнулась Катя и, попрощавшись с нами, поспешила уйти. Она тоже была искренне счастлива.
Сколько ни пыталась я выяснить у Брюно, куда именно мы идем, он упорно
молчал, только загадочно улыбался и расплывчато намекал, что идею эту ему подсказал друг. Ни что за друг, ни что за идея, я тоже выяснить не смогла. Было ясно только, что едем мы куда-то на окраину Москвы, где я, к своему стыду, еще ни разу не была.
Когда мы пришли к обнесенному оградой парку, я даже удивилась. Откуда
Брюно знает об этом месте? Я спросила напрямую.
- Говорю же, друг, который работал здесь, подкинул одну идею, - несколько нетерпеливо сказал Брюно, но его недовольный тон смягчила улыбка. – Элен, потерпи немного, скоро ты все узнаешь.
Я терпела. Я честно терпела, хотя каждый шаг давался мне с трудом – так
хотелось поскорее узнать, что же это такое задумал Брюно. А он шел себе чуть впереди меня и самым наглым образом насвистывал какую-то песенку. Это выводило из себя.
Но вывести так и не успело. Потому как мы пришли к зданию, в котором я
мгновенно угадала конюшню. И сразу стало ясно, что хотел предложить мне Брюно. Только… Это уже не было таким сюрпризом. Прогулка верхом, это, конечно, прекрасно, но ничего необычного в этом не было.
Наверное, что-то изменилось в моем выражении лица, потому что Брюно,
ласково потрепав меня по голове, произнес:
- Ну, не вешай нос! Не кататься я тебя сюда привел, нет! Тебе понравится.
- Если не кататься, тогда… зачем? – спросила я, не понимая, что должно произойти.
- Пошли, - просто сказал Брюно и потянул меня за руку как раз в сторону конюшни.
Войдя внутрь, я сразу ощутила знакомый запах сена и конского пота. Этот
запах я обожала больше всего на свете, он был мне дороже самых лучших духов…
- Подожди меня здесь, ладно? – попросил Брюно и, оставив меня наедине с лошадьми, быстро скрылся в комнате администратора.
Я прошлась по конюшне, погладила лошадей, пожалев, что не взяла с собой
ни морковки, ни яблок, потом присела на тумбу для ковки, где и стала дожидаться Брюно, которого не было довольно долго.
Когда же он наконец появился, я очень обрадовалась, потому что уже
начала скучать. На мой вопрос, почему так долго, Брюно ответил, что потребовалось время, чтобы кое-что уладить. Я по-прежнему ничего не понимала.
К нам подошел администратор. Увидев меня, он спросил по-английски,
обращаясь к Брюно:
- Это она?
Брюно кивнул, и тогда администратор уже по-русски обратился ко мне:
- Елена Константиновна? Пройдемте, пожалуйста, за мной.
Я посмотрела на Брюно, но тот только улыбался самой очаровательной из
всех своих улыбок. Мне пришлось довериться своим чувствам и последовать за администратором, который повел меня куда-то вглубь конюшни.
Остановились мы возле стойла с красивейшей белоснежной кобылой
арабской породы. На табличке, висевшей на деревянной двери, было написано: «Элен». Я начала понимать, что происходит.
Брюно медленно подошел сзади и обнял меня за плечи. Потом заглянул в
глаза.
- Нравится? – спросил он, имея в виду лошадь. – Она твоя, Элен. Это мой тебе подарок.
У меня не было слов. Не было даже сил выразить свои эмоции. Я просто
стояла, переводя взгляд с Брюно на кобылу и обратно, и ничего не могла произнести.
- Не буду вам мешать, - пробормотал администратор и поспешно удалился, оставив нас наедине.
Я, справившись наконец со своими чувствами, бросилась Брюно на шею и
обожгла его страстным поцелуем. Таким поцелуем, перед которым меркло даже самое огромное спасибо.
- Брюно… мой ангел… - но слов по-прежнему не хватало. – Это и есть твой сюрприз?
- Ну… - Брюно как-то странно посмотрел на меня, потом опустил глаза и полез в карман. Когда он достал оттуда бархатную коробочку и открыл ее, мое сердце подпрыгнуло к самому горлу, а из глаз брызнули слезы самого настоящего счастья. – Не совсем. Элен, будь моей женой.
Я посмотрела в его глаза. В эти чистые, необыкновенно выразительные
глаза, и прошептала, не сообразив даже, что сказала это по-русски:
- Я люблю тебя.
Возвращение парижские каникулы, часть 2
© Copyright: Таня Ник, 2009
Свидетельство о публикации №209080200364
Свидетельство о публикации №209080200364
Рецензии