Детдом 23 века

Трое сидят над антигравитационным столиком и возят ложками в липкой массе.
– Клейпучка опять с пенкой... – вздыхает Лёня.
– И в энергокиселе комочки. Фу-у-у! – поддерживает Боба.
– Давайте, лопайте! Нянечка в отпуске, готовят воспитательницы, вот и получаются комочки и пенки. Так всегда бывает. – объясняет Кося и поправляет Бобе биосалфетку, которая уже не хочет ждать, пока на нее попадут нечаянно частицы пищи, а сама пытается добраться до стола.
– А раньше не было! – Боба жмурит глазки и открывает рот. Электронная ложка прицеливается и метко забрасывает туда порцию застывающей пластисинтетической манки.
– Раньше было. Год назад. Только я был таким же маленьким как вы сейчас, а вы двое вообще только учились ночными горшками управлять.
– Врёшь! – уличает девочка. Она таки невзначай обманула электронику, вовремя закрыв рот и аварийная система отклонила траекторию каши, смачно плюхнув ее на стол. – Ты только на восемь месяцев старше меня, и на десять – Лёньки.
– Ну да, – вздыхает Кося, накрывая своей салфеткой Бобкино пятно на скатерти и вслушиваясь в довольное урчание псевдоорганизма. – Четыре года – самый плохой возраст. И самому уже нельзя поиграть вволю – за вами, мелюзгой, смотреть поручают – и "на заработок" еще бегать не разрешается. Ну да ничего, уже недолго осталось терпеть.

– У меня неделю назад было день рожденье, – бубнит рыжий Лёнчик.
– Не "было" а "был" – поправляет Бобка, пуская пузыри в кашу компрессором для коктейлей.
– Почему?
– Спроси Коську, – девочка занята – и поверхность каши потихоньку покрывается кратерами, фантастическими горами, воздушными замками – все это называется "игрой в Солярис".
– "День рожденья" – мужского рода, – мимоходом поясняет тот.
– День... Мужского... – младший включил блокнотик и велел записать. – Да, у меня был день рожденья. Мне стало три с половиной. И теперь через 182 дня минус семь... нет, восемь уже, ночь прошла... 174 дня, будет еще день рожденья, и мне станет четыре.
– Почему, если я родилась в декабре, день рожденья у меня в декабре и в июне? – выныривает из тарелки Бобка.
– У больших день рожденья бывает раз в год. А мы отмечаем два раза в год, потому что мы маленькие и за год все может очень измениться.
– А это кто придумал?
– Это тоже Тимур придумал.

Дети притихают, после прозвучавшего над столом имени "основателя системы". Потом Бобка спрашивает:
– А можно я возьму витасуп в тюбике?
– Не надо, воспитательница обидится. Ты уже должна заботиться о взрослых, так что поглощай свою пластиковую феерию.
– А Тимур теперь уже очень старый? Седой и с бородой?
– Ну нет, ему лет семнадцать.
– А правда, что он делает бомбы для гиперкораблей?
– Нет, почему же. Он закончил экстерном Курский Политех и сейчас аналитик в Термоядерном Центре Курчатова. – Коська важно произнес длинные названия, но младшие его не поняли:
– Так что он делает?
– Ну, сам он ничего не делает. Он придумывает, как лучше делать электричество, тепло, свет... Для нас, для Земли... Ну и для кораблей тоже... Ах ты обезьян!

Последнее восклицание адресовано Лёньке, который опять стал записывать в блокнот и невзначай опрокинул кисель. Вязкая желеобразная масса радостно побежала по столу. Доползла до солонки, обернулась вокруг, замкнулась в кольцо и стала носиться кругами. Коська вздыхает и идет на раздачу, возвращается с новой кружкой для малыша:
– Нарочно, небось, опрокинул! Давай, ешь всё. Если ты вырастешь слабеньким, тебя могут не пустить "на заработок", а потом, когда будешь большим, даже на службу в оборонительные силы не возьмут!

Карапуз втянул голову в плечи и, обхватив кружку двумя руками, высосал ее одним затяжным залпом. По его бледному лицу видно, что комочки есть и тут, хотя дежурная по просьбе Коськи зачерпнула из середины, где масса была гомологичнее.

– А почему "на заработок" можно только с пяти лет? – переведя дух спрашивает Лёнька.
– Потому что если милиция поймает четырехлетнего или младше, то считается, что воспитательницы его потеряли. Тогда их могут наказать.
– А пятилетнего?
– А если поймают пятилетнего, то думают, что он уже сам может удрать хоть на Плутон и с этим ничего поделать нельзя. И воспитательниц не накажут.
– А в тюрьму не посадят?
– Тебя-то? Обязательно посадят, если не съешь кашу!.. – гневно воззрился Коська, – Да нет, конечно. Пристегнут к милицейскому роботу и отправят обратно – зато прокатишься с ветерком.

– На роботе хорошо кататься! – мечтательно бурчит Боба. Ее однажды срочно отвезли в больницу на скорой помощи с подозрением на грипп, а через несколько часов вернули как раз на стальном плече бело-синего летающего наблюдателя. Только бант на макушке развевался. Гриппа не нашли, а от насморка дали мазь, пахнущую озонированной ванилькой.

– А "на заработок" трудно вообще ходить? – Лёлька доел и радуется, что теперь он вырастет большим и красивым, так что даже галактической армии не придется за него краснеть.
– Смотря чем заниматься... Я бы хотел в авиамастерской помогать. Там на диагностике двигателей наших любят, потому что большому человеку внутри мотора трудно подлезть с приборами, и платят хорошо, до двух рублей в день, говорят. Но трудно, конечно. Жарко, грязно. Зато душ в любое время. Только это надо полуофициально, чтобы мастера с воспитательницей договорились.
– А неофициально?
– А неофициально можно вместо завтрака бегать на пляж – батарейки для полифонов заряжать, например.
– А за это сколько платят? – Заинтересовалась Бобка.
– Ты доешь, чтоб я твою тарелку отнёс, и я тебе расскажу! Так вот... За батарейки не платят, за них ты сама деньги берешь. Вот, скажем, покупаешь флягу спирта за рубль, этого хватит чтобы залить двадцать топливных элементов. Если ты просишь за каждый семь или даже семь с половиной копеек, то с фляги получается 50 копеек выручки максимум. А больше фляги за утро вряд ли разольешь.
– Если мне надо, скажем, 300 рублей, то это значит... считая 250 рабочих дней в году... это... почти три года.
– Три года – это минимум. Плюс к тому 300 это тоже довольно низкая цена. Вот ты в 5 лет начнешь зарабатывать, а через три года тебе будет уже восемь. Я бы рассчитывал тогда уже на 500 рублей где-то.
– Почему так несправедливо – чем старше, тем дороже?
– Ну, считается что маленькие дети лучше.

Помолчали.
– Но ведь ОНИ-то в этом тоже заинтересованы? Почему ОНИ не платят?
– Потому что это будет считаться преступлением.
– Зачем такие глупые законы?
– Это не глупые законы. Если ОНИ будут платить, они будут как будто покупать НАС. А так все наоборот. Мы выбираем.
– А вдруг, ошибёмся?
– Во-первых, распределительный комитет помогает тебе определиться – для этого у них уйма психологов, сотрудников в милиции и т.п. Во-вторых твой выбор застрахован – ты можешь вплоть до совершеннолетия отказаться в любой момент и получить назад почти все деньги. Собственно говоря мы за это ведь и платим – за то, чтобы все было хорошо.

Опять помолчали.
– А ты бы кого себе хотел? – спрашивает Боба, вытирая тарелку корочкой.
– Я бы хотел чтобы мама – научный работник, а папа – журналист. – тихо ответил Коська. – А ты?
– А я хочу в семью врачей, и чтоб там другие дети тоже были.
– Ну, это сразу на треть дороже будет!
– Все равно! Хочу чтобы у меня был братик! Я буду его воспитывать!
– А не он тебя?
– Ну пускай он меня!
– Будешь писать письма?
– Буду!
– Ну ладно, до этого еще далеко...

– А врачи... Врачи будут кормить тебя таблетками и зондами – завистливо пробормотал Лёлька. Он еще не определился, каких родителей хотел бы себе завести.