Щедрый подарок

Быль

В Израиле проводятся ежегодные двухдневные конференции по авиации и космонавтике. Работают несколько секций, и каждый сам выбирает, на какую секцию и на чей доклад он пойдет.
В тот год я решил послушать доклад, касающийся измерения темпераруры в турбине авиационного двигателя. Докладчик, работник аэропорта имени Бен Гуриона, весьма отличался от остальных докладчиков на этой конференции - и вот почему. Ни для кого не секрет, что жители в Израиле бывают светскими и религиозными. Религиозные также различаются между собой. Самое крупное разделение - на вязанные и черные кипы. "Вязанные кипы" работают на тех же работах, что и светские, и служат в армии, как и светские. Они обычно одеваются так же, как и светские, но ходят в кипе - то есть с покрытыми головами.
Этот же религиозный человек лет сорока был в черном костюме, черной шляпе и белой рубашке. Так везде и всегда ходят "черные кипы". Мы, светские, называем их ультра-религиозными, хотя сами они себя называют просто религиозными. Я нигде раньше не встречал такого, чтобы "черные кипы" занимались эксплуатацией авиационных двигателей. И тем не менее он был "черной кипой" и принадлежал к хасидам, придающим большое значение песням, танцам и молитве, как средству общения с Творцом.
После доклада я  подошел к Исраэлю (так звали докладчика, ударение делается на "Э")  и задал ему несколько вопросов.
Тут надо сделать небольшое замечание. Есть докладчики, для которых мнение слушателей не имеет значения. Однако я думаю, что они скорее всего только делают вид, что мнение других специалистов для них не существенно -  нормальный человек редко бывает похож на петуха (которому, как известно, лишь бы прокукарекать, а там хоть не светай). Поэтому Исраэль  очень обрадовался, что кого-то в аудитории заинтересовал его доклад. Тем более, что в ходе дальнейшего обсуждения он понял, что ранее я имел дело с подобными вопросами и способен оценить и полученные результаты, и то, как без особых затрат они были получены.   
Доклад Исраэля подтолкнул меня написать статью о регуляторе местных температур в турбине, которым я когда-то занимался. Эта работа была актуальна до сих пор, поскольку подобных регуляторов, кроме как на нашей фирме, больше ни у кого не было. Я послал свою статью в журнал и вскоре получил ответ. Редактор переслал мне три рецензии, три различных мнения,  добавив от себя, что разделяет мнение всех трех рецензентов.
Как ему это удалось, трудно сказать, поскольку рецензии противоречили друг другу.. Первый рецензент дал статье высокую оценку и рекомендовал ее опубликовать. Второй рецензент рекомендовал статью пока не печатать, а сначала доложить ее на конференции Американского общества инженеров-механиков. Но больше всего меня поразил отзыв третьего рецензента, который написал, что публиковать работу не следует, поскольку измерение температуры в турбине является тупиковым направлением, от которого нынче повсеместно отказываются.
Я вспомнил, что в аэропорту у меня есть знакомый, который как раз занимается измерением температуры в турбине, позвонил ему и спросил Исраэля, знает ли он, на каких двигателях и самолетах уже отказались от измерения температуры в турбине.  Для него это тоже было новостью, но Исраэль попросил дать ему время, чтобы все разузнать. 
Через некоторое время он позвонил мне и сообщил, что таких самолетов нет, но одна европейская фирма решила на одном из своих вновь проектируемых двигателей температуру в турбине не измерять. Впрочем, чем  это кончится, никто не знает.
(Тут можно было бы поговорить о моральном облике западных рецензентов, которые, пользуясь своей анонимностью, безапелляционно делают заведомо лживые заявления вроде "измерение температуры в турбине авиационного двигателя является тупиковым направлением, от которого повсеместно отказываются", но не будем отвлекаться от основной темы.)
Я поблагодарил Исраэля и больше с ним до следующей Израильской конференции по авиации и космонавтике не встречался.
На второй день следующей конференции Исраэль разыскал меня. (Как правило, первый день конференции проходит в гостинице в Тель-Авиве, а второй - в Хайфе, у нас в Технионе.) Подойдя ко мне, он сообщил, что приехал только затем, чтобы встретиться со мной. Поначалу я расценил это заявление, как шутливую форму вежливости, но оказалось, что Израэль говорил это совершенно серьёзно.
Исраэль попросил меня поискать поблизости такое помещение, где бы нам никто бы не смог помешать. Я ответил, что не надо искать, поскольку я сижу в комнате один, и мы можем пройти в мою рабочую комнату.
Когда мы пришли в мою комнату, Исраэль достал из портфеля два комплекта молитвенных принадлежностей и заявил, что хочет вместе со мной помолиться.
- К чему все это? Ты же знаешь, что я человек не религиозный, - возразил ему я.
- Религиозный ты или не религиозный, это не имеет значения. Я хочу помолиться вместе с тобой, - настаивал он.
Я отвечал, что мне это ни к чему.
Тогда мой гость заявил, что это нужно не мне, а ему:
- Ты не можешь отказать мне в том, что нужно мне и о чем я тебя прошу.
- Но я не знаю слов молитвы.
- Это не имеет значения. Я их знаю. Будешь повторять за мной.
У евреев существует понятие мицвы. Слово "мицва" имеет два значения - это и заповедь Создателя, и доброе деяние. Очевидно, Исраэль был уверен, что, если он помолится вместе с таким грешником, как я, то это зачтется ему, как  доброе деяние.
Я сдался. Исраэль облачил меня и себя в одеяния, которые надевают, чтобы помолиться, и стал произносить слова молитвы. Я повторял за ним.
После этого он уехал.
... Еще пару раз он появлялся на конференциях в своих неизменных черном костюме, черной шляпе, белой рубашке, с портфелем, в котором были молитвенные одежды для двоих, и каждый раз просил меня помолиться вместе с ним. Я послушно шел с ним в свою комнату, позволял облачать себя в молитвенную одежду и повторял за ним слова молитвы на том древнем языке, на котором говорили наши предки.
В последнюю нашу встречу он сказал мне, что больше приезжать не сможет, и спросил, есть ли у меня какое-либо сокровенное желание, за которое стоит помолиться.
- Выбирай самое важное и не сомневайся, что твое пожелание осуществится, - уверенно пообещал он.
Я ответил, что есть у меня такое пожелание:
- Ты же знаешь еврейский обычай давать новорожденным имена умерших предков. После моей мамы не осталось имени - дочка рожает только мальчиков. Я хотел бы, чтобы моя дочь родила мне внучку, которую можно было бы назвать в честь моей мамы.
- Хорошо. Будет у тебя внучка. Давай вместе помолимся об этом.
Уходя, Исраэль попросил меня написать ему на бумажке имя матери моей дочери.
- Я еще помолюсь об этом один, - сказал он, прощаясь, и уверенно добавил: - Будет у тебя имя после твоей мамы. 
- А мое имя надо тебе написать?
- Не надо.

... Мы с дочерью живем далеко друг от друга, и после этой встречи с Исраэлем мы с ней не виделись, только перезванивались.
Спустя некоторое время, я по телефону спросил дочку, не беременна ли она.
Дочка опешила:
- А ты откуда знаешь? Я ведь сама  только вчера получила результаты анализов.
Я рассказал ей, как мы молились вместе с Исраэлем.

Моя дочь родила своим четырем сыновьям, которым тогда было от десяти до девятнадцати лет, маленькую сестричку.
Теперь есть человечек, названный Галей в память о моей маме.