НЕ знакомцы - часть 1

Серёжа

Все российские вокзалы одинаковы: чемоданы, толчея, милиция и бомжи… Да, еще гнусавый голос через матюгальник! Вот он и кроет словно лаком своим информационным шорохом всю картинку. И она блестит, как пряник — старый подтаявший, потом подсохший и окончательно закаменевший в вечноблестящей глазури русский народный пряник. Вокзалы не меняются. Меняется форма проводниц, меняется одёжка пассажиров, но не обстановка на этих перевалочных пунктах.

Мдя… а пить вчера столько не следовало — вот и в привокзальную философию кидает… Не скажу, что не следовало пить вчера, но пить столько — точно не стоило. Хотя… А куда ж мне было деваться? Ведь позавчера я умудрился назюзиться на банкете с дипломниками–выпускниками настолько, что в номер гостиницы меня провожал весь курс, и, увы, не весь курс вышел из номера после доставки моего полубездыханного тела до койки. Точно помню, что больше не пили, а только спали… А утром (уже вчера) было откровенно стыдно сначала смотреть на собственную рожу в зеркале, потом стыдно было за тщетные попытки вспомнить имя той, что лежала в постели, а потом стыдно было хриплым противным голосом отчитывать эту так и неопознанную выпускницу за то, что после всего произошедшего (а что, собственно говоря, произошло–то? я ж ни черта не помню…) она имела наглость продолжать обращаться ко мне по имени–отчеству… Хмммм… Сергей Николаевич… ну никак не могу привыкнуть к собственному имени в сочетании с собственным отчеством…

Мало того, эта девица в ответ на мою гневно–похмельную отповедь потупила глаза и стала называть меня «товарищ Ташенбах». Неужели издевалась? Вряд ли… Но звучало как «товарищ Бендер» в устах Крачковской, исполняющей роль безутешной мадам Грицацуевой. Ой–ой–ой… Пришлось на девушку рыкнуть из последних сил.
Покраснела, собралась и сбежала. И оставила меня с моей совестью наедине. Честное слово, больше так не буду делать! Нашел в холодильнике минералку (странная она тут, с сероводородом), попил, и понял, что девушку–то я зря так обидел. Но…

Но тут позвонили коллеги–преподаватели и настойчиво пригласили на пикник, организованный ректоршей по поводу успешного выпуска студентов. Ну не мог же я им отказать, тем более что перспектива остаться на всю субботу одному в незнакомом провинциальном городе мало грела мне душу. Через час за мной заехали. Шашлыки были хороши, водка холодна, доцентихи и деканши нудны, ассистентки кафедр милы и непосредственны. Слишком непосредственны. Особенно Светочка. Сережа! Командировки в провинцию на тебя плохо влияют! Или провинция плохо влияет на успешность командировок? Или такие они и должны быть, эти командировки?

Выпускница погнула правую дужку очков. Ассистентка расцарапала левое плечо. Организм бунтует против водки и местной минералки. Хочется холодного пива, но купить уже не успеваю — до начала посадки в поезд осталось 10 минут, а мне еще ковылять по перрону до пятого вагона. И это продираясь через милиционеров, чемоданы, отъезжающих–провожающих граждан и никуда не спешащих бомжей. Ерунда это всё! Зато скоро буду в Москве.

Марина

Ну надо же было купить эти чертовы туфли в секс–шопе!!! «В них ваши ноги выглядят в два раза длинней, перед такой красотой штабелями падут все мужики и бла–бла–бла», повелась, дура, на рекламу и не посмотрела, что обувь–то с меточкой «профессиональная»! Тьфу, сейчас эти самые длиннющие ноги переломаются в нескольких местах об облупленную брусчатку вокзальной площади. Благоразумней было их застраховать, как Мэрайа Кэрри… Правда миллиард долларов ¬— это уж слишком! Хотя б на 10 тысяч рублей, и то не так обидно было бы. А еще лучше бизнесмена какого–нибудь так сжать ножками, чтобы он озолотил не только их, но и остальную часть моего туловища… Ну ладно, не время мечтать!

Я с тоской посмотрела направо и налево, как учила меня мама, и сиганула на красный свет. «Смотри куда едешь, козел!», – заорала вслед промчавшемуся в пяти сантиметрах от моего носа Tucson–у. И это нормальные люди? Пусть сначала научатся рулить, а потом уже давят себе на здоровье порядочных пешеходов. Вокзал приближался.

До меня донеслись верещания тетки из громкоговорителя. По ее дикции сложилось впечатление, что она поедает шаурму, причмокивая и почавкивая. В промежутках между этим деянием тетка призывно орала про то, что мой поезд уже вот–вот отправится. Да знаю я! Еще и эта старая стерва мне нервы трепать надумала!

День явно не задался. Вчера я рассталась с Андреем. Он мне сказал, что я тупая корова, и что я, как жвачное животное на лугу, могу сутками пастись на своей тахте около журнала «Космополитэн». От столь обидного воспоминания я чуть не разревелась. Андрей добавил, что со мной совершенно не о чем говорить, а трахать ему сподручней тех, кто не беспокоится о трещинке на искусственных ногтях и не устраивает мировую депрессию из–за пропущенного «Музпарада». Если честно, я могла бы все стерпеть и простить, но то, что он усомнился в моих умственных способностях, меня привело в бешенство. Я, как–никак, профессиональная журналистка и мега–супер обозревательница известнейшей газеты «Все тайны нашего маленького городка». Тогда я закатила глаза, приложила руку к правой груди и заявила, что мое сердце разбито. А потом выкинула все его вещи из окна моей квартиры. Будет знать!

Красный чемоданчик на колесиках, набитый моими фирмОвыми вещами, прокатился по луже, обрызгав при этом чулки, кружева которых живописно торчали из–под синей мини–юбки. Волосы растрепались, на лбу выступили капельки пота — до отправления поезда осталось 5 минут… Похоже, я сейчас похожу на девушку, чьей профессии туфли купила. Да фигня–война! Я осторожно оглянулась вокруг, нет ли случайно поблизости знакомых. И не найдя ни одно порядком надоевшее лицо из прошлой жизни, втопила рысцой, прыгая пластиковыми прозрачными каблуками по всем выбоинам к злополучному пятому вагону. За моей спиной, которую сверлили насмешливые взгляды привокзальных ночных бабочек, громыхая новенькими колесами, волочился красный чемоданчик.

Когда я добежала до четвертого вагона, то остановилась и отдышалась. Негоже заходить в купе, где со мной, по–любому поедут приличные богатенькие москвичи, такой растрепанной. Я накрасила губы красным, причесала гриву, показала проводнице из пятого вагона билет, лучезарно улыбнулась напоследок городку, все тайны которого я знала наизусть как «Отче наш», и с замирающим сердцем вступила в вагон, который привезет меня к новой жизни, к новым вершинам и к новым мужчинам — в Москву.

Галина Матвеевна

– Николай! Ты уроки сделал? Еда в холодильнике. Рубашку для школы я погладила. Она в твоем шкафу. Никого домой не води! Если что–то случится, сразу звони мне. Я… Как ты со мной разговариваешь! Бери пример с сестры — вон в МГУ поступила. Не то что ты, раздолбай. Ладно, давай, доеду — позвоню…

Ох уж эти дети! Наверняка девок в квартиру приведет, пока я в Москве!..
Так, что еще надо? Зинке позвонить. Как бы не напортачила. Еще и проверка эта…

– Зинаида! СЭС нагрянуть может пока меня нет! Проверь, чтоб сотрудники все руки мыли, косынки там… Стойки обязательно… И никаких перекуров, слышишь?!!

Хоть бы проверяющий путный оказался. Не то вон в прошлый раз от конверта отказался. Принципиальный. Знаем мы таких…

Ох уж этот чемодан! Почему люди должны тяжеленные сумки по ступенькам таскать? Что у них, на эскалатор денег нет? Проворовались опять! Областной центр, а вокзал как был в 90–х, так ничего и не меняется. Только челноков не стало. Н–да… А ведь было время, я вот с такими баулами козой скакала. Лишь бы все привезти, продать, да и ирода этого с Леночкой накормить.

– Молодой человек, дверь придержите!

Перрон... Ненавижу перроны. Шум, вонь, толкотня. Так, это десятый вагон, мне в ту сторону. С билетом нынче повезло.

Вагон надо выбирать в голове состава. В хвосте, говорят, опасно. И еще потом, в Москве, не придется так долго тащиться по перрону. Это просто невыносимо! Всех всегда встречают. А ты идешь одна, как неприкаянная. Помню, я всегда хотела, чтоб меня тоже кто–то встретил. Представляла, как меня вдруг окликнут. Я повернусь на звук голоса… Жаль у Леночки с утра пары. Э! Матвеевна, стареешь! Совсем раскисла…

Главное в вагоне — не номер, а соседи. Ни за что в жизни больше не поеду в плацкарте. Со всеми этими китайцами, алкоголиками и мужичьем в нестиранных носках.

– Здравствуйте. Мне — сюда. Сейчас билет достану… Конечно я помню номер вагона! Ты что, меня за дуру считаешь! Знаешь, вообще, кто я? Я б тебя даже в посудомойки не взяла! Мотаешься по стране взад–вперед, думаешь, жизнь видела?! Я не ору, я требую, чтоб ты меня уважала. Ишь, понабрали проводников! Ты чай–то хоть заварить сумеешь?

Марина

Новая жизнь пахнула дорогим одеколоном и застарелой мочой.

Мне сразу бросились в глаза ситцевые занавески с бархатной бахромой, о которые, очевидно, не одна сотня любителей шпрот вытирала руки. Зато красная ковровая дорожка была тщательно пропылесошена. Она лениво развалилась в проходе, подставляя свое волосатое пузо вечернему солнцу… Канны местного разлива, мля… Короче, зазевалась я, и мои двенадцатисантиметровые каблуки за что–то зацепились. Дорожка самым неожиданным образом съёжилась и поехала по вагону. Я неуклюже попыталась устоять на ногах, но они предательски разъехались в разные стороны, как у только что родившегося жеребенка. Прошло мгновение, и я плюхнулась на свой чудный зад прямо перед каким–то ботаником.

Этот козел смачно захихикал. А я сидела на заднице и ждала, когда ж он соизволит успокоиться и помочь мне подняться. Мужчина поправил очки, вытер слюну, которая, когда он ржал, неприятно брызнула на его гладковыбритый подбородок, затем осушил руку о свои брюки и подал ее мне.

Я покраснела, мяукнула что–то среднее между «спасибо» и «вот урод» и пробралась на свое 12 место. И каково же было мое удивление, когда мужчинка в растянутом джемпере проследовал за мной. Только этого не хватало!!! Он был свидетелем моего позорного падения, вышивки на чулках и черного нижнего белья! И после всего, что между нами было, мне придется терпеть его общество 12 часов! Только не это! Я готова была провалиться сквозь землю или выпрыгнуть из окна, которое, к счастью, в нашем купе не открывалось… Была готова, но не провалилась и не выпрыгнула, а прости тихо, как свеча, сгорала от стыда. Мужик же, как ни в чем не бывало, представился: Сергей Николаевич Ташенбах. Вот тебе и фрукт! Молодой вроде бы совсем, а уже Сергей Николаевич. Ну, нате вам, гражданин Ташенбах: «Марина Михайловна Гаврилова».

Я отвернулась от него и посмотрела в окно. Боковым зрением заценила, что парень этот нереально худ, глаза у него достаточно неглупые, но как у мертвой рыбы — водянисто–серые. Возможно, у него котаркта глазной сети – я про это много книжек читала и, можно сказать, профи в этом вопросе. Носит мой новоявленный попутчик уродливые очки с толстыми стеклами и когда–то дорогущий джемпер, у которого уже закончился срок годности: об этом свидетельствуют вытянутые рукава и растянутый воротник.

Мдяяя… Он явно не дотягивает до «богатенького москвича», о компании которого я мечтала, поднимаясь в вагон. Ну ладно, еще два места в нашем купе вакантны, авось повезет. Да и не москвич этот ботан скорей всего. Наверное, тоже бежит на заработки в златоглавую. Маринка, ну и нафиг его разглядываешь? Явно же бабла нет, связей нет, в общем, птица не твоего полета. Блин, а все–таки он хорош собой: светлые волосы, гладкое лицо, красивые губы, волевой подбородок… Так, хватит, Мара, бредом заниматься! Андрея полубедного тебе не хватило в жизни? Ладно, обещаю себе, что если он москвич, я к нему буду благосклонна, а если он из наших, то и словом больше не обмолвлюсь.

Сергей Иванович, вы отсюда? Тушканчик (так я буду его называть) встрепенулся, покраснел и уставился на меня непонимающими глазами. Видимо, парнишка ушел в себя. Я повторила вопрос. Он с ноткой высокомерия поправил меня, что он не Иванович, а Николаевич, и предложил избавиться от отчеств, потому что он «от своего ужас как устал». Я согласилась. Сережа, так вы отсюда? Опааньки, фрукт оказался московским… Я сделала самые красивые и призывные глаза на свете и сказала ему, что скоро тоже стану москвичкой.

Серёжа

Ну за что мне такое горькое счастье? Что же, в глубинке мужики настолько суровы, что их бабы и девки их то ли не видят вообще, то ли предпочитают держаться от самцов своего вида подальше, оберегая собственное здоровье наряду со здоровьем существующего и потенциального потомства? Паучихи какие–то рептилиеобразные… И все норовят обратить на себя мое внимание, при этом перебирают лапками, таращат все глаза и верят в собственную неотразимость. Вот и эта трепетная казель сквозь шипение пытается меня заманить в сети. Уфффффффффффф.

Ладно, я еще поверю в инстинкты и рефлексы (далекорожденный самец — гарантия свежести генофонда), но к чему тогда этот жуткий собчачско–канделакский телеакцент? Еще и с придыханием и этим хроническим тупым переспросом «Да?» через каждые полфразы? Господи, да я и в Москве от этого девичьего новояза устал, а тут еще и провинциальные наивные глазки в дело включаются. Вот эта девчушка на что рассчитывает? У нее не взгляд, а счетная палата — и ценник на меня повесила с третьей секунды, и план действий–противодействий уже приняла к рассмотрению и утвердила в третьем чтении единогласно.

Вот сидит напротив и не смотрит на меня. Так активно не смотрит, что аж ножками сучит. Эх… Не такие дамские типажи надеялся я встретить вдали от столиц… Если таковы тургеневские женщины наших дней, то к черту всю русскую литературу! Московские пираньи, пожалуй, честнее — баш на баш, красота на бабло, молодость на статус… а тут… Ну, что ты, милая, калькулируешь? Не живу я на Рублевке, гранты буржуйские не получаю, и к буржуям не собираюсь! Что ж ты, пергидролька бройлерная, на меня ресницами дуешь и ножки полутораметровые в косички заплетаешь? Я герой не твоего романа. Вот твои землячки это мигом поняли. Но, увы им, миг этот настал уже утром. Пардон, лично я тут ни при чем!

И с этим «чудом» мне ехать полсуток, да еще и через ночь. Вот, начала выкладку: йогурт, минералка, сигареты. И то хорошо, что не курица–яйца–помидоры. Хотя, они ж все сейчас журналами просвещенные, единообразные, рациональнопитающиеся. Ага, а вот и журналы на столик пошли. Ладно я — мне на стол и бросить нечего кроме очков и телефона. А соседи по купе придут? И что тогда? Кстати, интересно, в комплект к блондинке кого судьба в попутчики пошлет? А, не важно — лишь бы не дембель. Со всеми остальными как–нибудь разберемся.

Галина Матвеевна

Уму непостижимо! Я чуть на поезд не опоздала. Могло же такое случиться! Уже почти зашла в вагон, и услышала голос. Это Миша провожал свою Таньку и увидел меня. Я вернулась на перрон, и мы проболтали почти четверть часа. Боже! Ну, за что это мне все. Вышла б я тогда за него, не было бы ничего этого. Ни вони плацкартных вагонов, забитых челноками. Ни стыда, ни унижений. Ни алкаша этого, запившегося до смерти.
Ха! А он в шоке, что я стала успешной бизнес–вуман. Думал я с голода сдохну и по миру без тебя пойду? Не дождетесь!

Пять минут до отправления? Где ее глаза раньше были? Видит, что пассажир на платформе остался! И где такую нашли! Безобразная работа с клиентом. Я–то уж знаю, как с клиентом надо. Вот пойду сейчас к начальнику поезда… Ай, черт, времени нет. Ладно, вот займу место в купе и тогда.

В тамбуре случилась сутолока. Какая–то шлюшка запнулась за порог, и мальчишка в вытянутом свитере долго топтался на входе, рассматривая ее прелести. Вот молодежь! Все мысли — только об одном. Небось, поехал в Москве мамкины денежки тратить.

Куда это они направились гуськом? В мое купе? Ехать вместе со шлюхой? Ну, уж нет! Где эта чертова проводница? Пусть даст другое место. Как, нет мест? Как, подождать в купе? Подойдет она. Нахалка!

Подожду в проходе. Вон в окно какие виды. Тетки с сумками рысью бегут, мужики через лужи перепрыгивают. Дети орут. Красота. Что за хрен меня толкает? Не видишь, я тут стою! Ах ты…

– Простите, Павел Михайлович, я вас не узнала. Вы так выглядите хорошо. Как ваша собачка? А бизнес? Да. Вот к дочери еду… До свиданья!

Вот бандит! Еще пять лет назад по городу носился с ножом и резал невинных… А сейчас — что ты! Бизнесмееен! Тьфу! Придется идти в купе. Может, при свете дня они еще не будут уж очень–то…

Э! А девка–то на пацанчика запала. До чего ж худа–то! Ишь, йогурты ест. Куда ты ему такая? Хотя сам — что цыпленок ощипанный. Так… Где тут у меня курица? Двигай, двигай свои журналы, не одна едешь. Ишь, краля какая!

И куда они только намылились? Проститутка небось о шоу–бизнесе сны смотрит. Трахнут тебя там и выбросят. Ишь, ты! А мальчишка, оказывается, москвич! Или он так девкам говорит, чтоб давали? Вон какой довольный сидит. И похмельный… точно вчера оприходовал пару провинциальных дурочек. Смотрите на него — пе–да–гог! Сергей Николаевич! Хм… А так–то: отмыть, одеть по–человечески, может, будет Леночке хорошая партия. Опять–таки прописка… И на рожу вроде не урод. Не женат? Вот и прекрасно. А удастся, так и с зачетами ей подсобит.

– Так, мальчики–девочки, мне переодеться нужно. Не могли бы вы покурить сбегать?

Серёжа

А вот и курица. Не заставила себя ждать, чтоб ей пусто было! Появилась в купе, рявкнула, фыркнула, одарила молодежь материнским ненавидящим взглядом, поддержала его руганью и водрузила на стол курицу. Гриль. Вонючую. А вокруг разложила помидоры и яйца.

Да… отечественная железнодорожная диета незыблема как марксизм. Всех вариаций — только напитки. Или сразу и исключительно жуткий чай «с тем самым слоном», или сперва водка–коньяк настойка, а потом уж громыхание подстаканником о ложку и наоборот (но никогда ложку не вынимая — ни до, ни во время, ни после). Определенно, путешествие на поезде — это ритуальное действие. И ритуальным блюдом записана в скрижалях курица. Даже если ехать каких–то два–три часа, курицу съесть придется. И очень быстро, чтобы успеть до прибытия поезда в конечную точку. Вариант «поездка без курицы» не рассматривается. Если россияне перестанут ездить в поездах, птицефабрики тоже придется закрыть…

Может, нашу попутчицу злит именно отсутствие наших куриц на столе? Кто знает, может она нас уже записала в сектанты?

Эх… а цыпа тёте определенно не нравится… и что теперь бедной девочке делать? Эта матрона нашей милашке жизни не даст — вон как фырчит и зыркает на нее! Да и проводнику что–то верещала про «с этой в одном купе…». Что ж, «Чип и Дэйл спешат на помощь Гаечке»! Принимаю огонь на себя!

Что ж, я и не сомневался, что вы, Галина Матвеевна, бизнес–вумен самых честных правил. Делобаба, ветеран всех турецких рынков. Конечно–конечно! Разумеется! Да–да! Я? Я – просто преподаватель университета и на секундочку без пяти минут доктор экономических наук. Хи–хи–хи… Увы, не провинциал. Живу в Москве, куда и возвращаюсь из командировки в ваш чудный городок. Что? Конечно–конечно, простите! Я знаю, что в вашем славном городе проживает целых полмиллиона человек! Ну что вы! Согласен. Нет, спасибо, курочки что–то не хочется…

Госсссподи, ну а ты–то куда со своим йогуртом лезешь в разговор? Я ж тебя, дурынду, от праведного гнева рыночной аристократии спасаю, а ты никак уняться не можешь! Тьфу, и правда – дура малолетняя! И ведь ни одного моего слова обо мне любимом не упустила — только что в блокнотик не конспектировала. Да, Сережа, выясняется, что для здешних девиц и мамаш ты просто золотой жених! Тьфу… вот только такого счастья мне не хватало: жена–дура, с мамашей–торгашкой… и агрофитнес на огороде вместо норвежских фьордов. Ага, и рюкзак картошки в качестве гостинцев в голодающую столицу. И курица в дорогу…

Да что я к этим курицам прицепился? Всё–таки похмелье сказывается на качестве высшей нервной деятельности… Серега! Не нервничай! Будь выше всего этого!

Что? Ну конееееееееееееееечно! Теперь мы будем переодеваться! Спорим, что на смену турецкому люрексному костюму появится китайский спортивный? Но чтобы это проверить, даме надо дать уединения. Родная, ты б хоть отправления поезда дождалась — не пришлось бы окно зашторивать. Ладно, Марина, пойдемте подышим никотином.

А поезд наш что–то задерживается с отправлением. Может, успею на платформе пива ухватить…

Галина Матвеевна

У каждого нормального человека должна быть специальная одежда для больниц и поездов. Врачам, рассматривающим вашу задницу под микроскопом, все равно, во что вы одеты. Попутчики могут воображать себе что угодно, парясь в тесных пиджаках, юбках или узких стильных туфлях. Пусть потом на пьянках с друзьями они будут смеяться над вашим цветастым халатом. Этих людей ты видишь в первый и последний раз в жизни. И байки эти не услышишь. А посему — стоит ли переживать из–за такой ерунды?

Где он? На дне чемодана был! Что там говорят? Поезд отправляется… Ну, за отправление!
100 грамм, думаю, пока хватит. Перебрать в поезде — смерти подобно. Закроешь глаза, тебя мерно покачивает и мерещится, что мчишься по кругу на карусели. Того и гляди вырвет. Всю ночь шорохи, возня. Вдруг резко открывается дверь и проводница гундосит: «Горький на выход!» Так и хочется сквозь сон послать писателя по всем известным адресам.

Терпелка у молодежи короткая. Сейчас стучаться начнут. Осталось быстренько постелить на нижней полке. Если сюда кто и придет, я уже буду крепко спать. Кто посмеет будить старую женщину и гнать ее среди ночи наверх? Ну, даже если и найдется такой милый человек, так ведь я и сверзиться оттуда умею картинно. И сердечный приступ симулировать. Никто не устоит перед тобой, Галина Матвеевна!

– Да что такое?! Я тут голая! Не ломайте дверь, сейчас открою.

Только поворачиваю замок, в дверь вламываются два амбала, оттеснив меня по–футбольному грубо (будто я пытаюсь прорваться к воротам, а они — на защите). Одно слово — отфутболили в противоположный угол. Мне показалось, что у амбалов в руках мешок, настолько пьян был человек, которого они несли. Нежно, словно они не два центнера мышц, а заботливые мамочки, поправили подушку и укрыли спящего одеялом.

Почти минуту я не могла сказать ни слова — настолько неожиданным был этот визит. Но когда гости стали уходить, голос вернулся ко мне.

– Как вы смеете?.. Ах, важный начальник. Да–да. Я прослежу. Все будет в порядке. Да.

Никогда б не подумала, что у рэкетиров начальники носят погоны. Хотя, налоговики случаются даже покруче беспредельщиков былых лет… Обдерут как липку, сразу видно, чьи замашки.

Громилы провернулись по–военному, и, пронзив меня взглядом из разряда «если что, мы тебя из–под земли найдем», исчезли за дверью. Оборачиваюсь. На моей нижней полке лежит пьяный. По всему видно, что даже заботливые «мальчики» не уберегли его от серии падений. Одежда в грязи, хотя заметно, что ее пытались отчистить. На щеке — свежая царапина. Военный сладко похрапывал на чистых, чуть влажных, железнодорожных простынях, слюни струйкой стекали из его приоткрытого рта. Н–да, отдохнул товарищ. Судя по звукам, расслабиться решил и его кишечник. В купе потянуло несвежим.

Мои вещи остались в сетке над его головой! Надо срочно убирать. Тянусь — максимально тихо, не дай бог разбудить военного. Еще решит, что я его граблю!.. Нет, не военный. Они зеленые… Расческа. Мыло. Полотенце. Если кто смотрел все эти фильмы про ниндзя, поймет, как это выглядело. Но попытки украсть алмаз за мильон долларов ничто по сравнению с моими потугами спасти имущество. Не дай бог, задеть пучок света, контролирующий сигнализацию — охрана расстреляет на месте… Осталась косметичка.

Тут машинист поезда видимо вспомнил, зачем учился столько лет дергать рычаги, и поезд резко рванулся в сторону Москвы. Я не удержалась на ногах и рухнула всем весом на спящего человека–в–погонах. Он не замедлил проснуться. Ну, и рефлексы у этих железнодорожников! (Точно! Вот он кто!) Так крепко за ляжку меня давно не хватали!

Мааааааааамаааааааааааа! Насилуют!