НЕ знакомцы - часть 2

Виктор Андреевич

Бывают такие поездки, когда несколько дней сливаются в один, бесконечный. Отчего чувствуешь себя не просто усталым, а буквально готовым к выносу. Телом, тушкой или чучелом. Трупом, короче говоря.

Инспектирование отдаленных подразделений — тяжелая нагрузка не только для печени, но и для психики. Во–первых, местное руководство традиционно считает необходимым не просто нагрузить проверяющего местными дарами, но и оттянуть по полной программе — девки, баня, водка… Слава Богу, все давно уже знают, что я не охочусь.

Вот и в этот раз. Несмотря на данный себе зарок не пить, отказаться не удалось. Ибо невозможно, неприлично как–то даже. Подозрительно. Мало ли какие зацепки могут оказаться у местных князьков в нашем центральном, так сказать, аппарате. Еще донесут: мол, подозрительный он у вас, не пьет, в бане не моется… Так и перспектива карьерного роста может захлопнуться. Это не шутка. Мой однокурсник два раза должен был перейти с Октябрьской дороги в Москву, а ему три раза задерживали назначение. Пока не сообразил, что надо пойти к кадровику. Тот ему всё прямо и выложил: боятся, говорит, тебя коллеги. Только стукачи, дескать, не пьют. Ну, приятель мой студенческий, не будь дурак, в следующей поездке нажрался как следует. Небесам было жарко — хорошо на железной дороге милиция своя, двое сержантов полдороги его баюкали в служебном купе. А вернулся — ему через два дня назначение подписали. Дескать, можешь же ведь человеком быть и не выделываться.

Ловлю себя на том, что начал привыкать к такому времяпрепровождению. Алкоголизм, наверное. Первая стадия. Ну, я читал, на второй должен быть приобретен иммунитет к спиртному, вот на второй стадии до пенсии и надо будет продержаться. Если честно, то принимали хорошо, душевно. Люди у нас чем севернее и восточнее, тем лучше и добрее. А уж когда северо–восточнее… Вообще замечательные. И я почти до самого конца продержался нормально. Вот только когда возвращались по старой узкоколейке на дрезине, зря попросил сделать «зеленую стоянку».

Лучше бы потерпел. Потому что на этом отделении, оказывается, с верхним строением пути происходят странные вещи. Прямо как во время землетрясения. Только я спустился на пару шагов вниз по насыпи, только сделал малое дело, только кителек распахнул навстречу ветру, как вдруг… Насыпь резко изменила угол наклона со штатных 30 градусов на все 60, а кусты можжевельника, растущего у ее подошвы, прыгнули мне навстречу.

К счастью, кроме линейных отделов внутренних дел на транспорте есть служба охраны железной дороги. Вот кто знает о нас всё! Как ФСО о президентах. И точно так же молчат — болтливые ребята не задерживаются на таких деликатных должностях. И второй аспект — слава те, Христе, что я в цивильный костюм не переоделся. А то проводница могла бы и среагировать неадекватно. А так ей всё понятно будет — это проверяющий, только что успешно завершивший инспекцию отделения. И потому уставший от нервного перенапряжения.

А хороша все же была эта пресс–секретарша из пассажирской службы — милашка, просто милашка! Оказывала мне явные знаки внимания. Надо было ей ответить. Надо было. Надо бы… Да вот же она, кажется, сама ко мне припала. Силуэт со спины, правда, расплывается, ну так я и выпил же. Что ж, душа моя, я буду нескромен!

Марина

Тетка с рынка по–свойски завалилась к нам с Сереженькой (московская прописка творит чудеса в отношениях!) в купе. Шансов на богатых или, в худшем случае, полезных соседей становится все меньше. Я с тоской взглянула на последнюю пустующую полку, скрестила пальцы крестиком и попросила Всевышнего послать мне кого–нибудь из… прекрасного принца, бизнесмена, лысого папика или чиновника. Тетя тем временем распихала меня своими грудями, на которые, пожалуй, уместится целая дюжина пол–литровых кружек пива. Вымя ее недовольно всколыхнулось, бабка поморщилась и обдала меня запахом чеснока и пота.

Никогда не понимала грузных людей — как можно настолько запустить свой внешний вид? Предположим, ты любитель поесть плюшек и других сдобных разностей, но неужто не видишь, как с каждым днем твое туловище распирает все сильней и сильней в разные стороны, еще чуть–чуть и по швам лопнет?! Надо же принимать меры! А эта мешкообразная стерва еще и мои йогурты обругать надумала! Послать бы ее подальше… на фитнес, например. Учись, тетя, у меня, как надо правильно питаться. Если б я ела все, что видела, у меня б никогда такой идеальной фигурки не было. Разборчивей к еде относись, и люди к тебе потянутся. При попытке угостить ее йогуртом, тетка засопела и достала из своей сумки еды на целую роту! Мдяя, пожрать она не дура, разложилась тут, как на пикнике… Фу! Ненавижу запах курицы и яиц, несет редкой тухлятиной. Да, тетька явно не камельфошная. Фи, Сережа…вы с ней еще и беседовать надумали, она недостойна вашего внимания.

Я обрадовалась, когда эта провинциальная курятина попросила нас выйти из купе чтоб сменить один спортивный костюм на другой. От букета ее запахов мне, признаться, стало дурно. Да и наедине с Сереженькой побыть надо, завязать дружбу…так сказать. Сегодня любезная беседа, завтра проснемся под одним одеялом, а послезавтра, дай Бог, и прописочка. Буду я профессоршей! Нарожаю Сереже детишек, воспитаю их, буду борщи варить, носки ему штопать… Идиллия! Стоп, а как же бизнесмены и дом на Рублевке? Да, Мара, не об этом ты мечтала! Ладно, хотя бы закрепиться как–нибудь надо в Москве. А там видно будет.

В тамбуре было чисто и пахло хлоркой. Поезд еще не отправился, поэтому курящие пассажиры предпочли травиться на перроне. Эх, жаль, что не трясет. А так бы упала ему в объятия, типа случайно. Я попросила огонька, наклонилась и слегка прикоснулась к его руке. Похоже, паренек засмущался. Ну что ж, милый, скоро ты не выпутаешься из моих сетей. Сережа, а вас кто–нибудь ждет в Москве? Странный вопрос? Да бросьте вы! Попутчики же становятся всегда родней, чем самые близкие друзья. Не, тётька эта мне родной не станет! Я про вас и меня…ну, вы же понимаете. На этих словах я понизила голос, посмотрела исподлобья, выпятила свой бюст и закашлялась от табака, да так сильно, что Сереже пришлось хлопать меня по спине, чтоб я не задохнулась.

Романтический момент был безвозвратно утерян. Что ж, пойдемте вернемся в купе, авось наша соседка уже переоделась.

Серёжа

На перрон я так и не попал. Но пиво купил.

Девица загундосила, что не курит на людях, и потащила меня в тамбур. Ох и настырная же ты, Мариночка! И что в твоей белогривой головушке творится — одному генератору случайных чисел известно. Ну неужели ты думаешь, что я клюну на твои фигуры высшего кобеляжа? И класс игры невысок, да и я не такой простачок, как кажется при взгляде на мой любимый джемпер. Вот была у меня одна студентка, так она специально пересдавала экзамен все три дозволенных раза, и даже в третий раз тупила невозможно — и всё ради того, чтобы я у нее этот экзамен принял «горизонтально». А я не принял. Отчислить ее, конечно, не отчислили — декан рассмотрел ее случай вполне «горизонтально». Но при следующей встрече — уже на экзамене в конце второго семестра — девица гордо явила отличные знания по предмету, получила вполне заслуженную оценку, а на прощанье кинула через плечо: «Сергей Николаевич, а я вас любила… А теперь не люблю!». Тьфу, нужна мне ваша любовь как рыбке зонтик!

Эх, а Марина продолжает меня охмурять. Ну как можно флиртовать в тамбуре, где воняет хлоркой и «Примой»? Какая тут может быть романтика? И так мутит, а тут еще эта выкрутасничает. Девочка, мне б пивка попить, а не твои грудные хрипы слушать. И не надо меня по руке гладить, и в глаза заглядывать не надо. Тем более, что попытка заглянуть мне в глаза для тебя, девочка, еще то физкультурное упражнение! Стоя на каблуках, ты ровно на голову меня выше. Я нос поднимать не собираюсь. И тут начинается аттракцион «Гуттаперчевая девочка»: коленочки подогнуть и, удерживая равновесие, оттопырить попку. Затем, выставляя сиськи напоказ, наклонить тушку вперед, выгнуть шею, поднять подбородок и широко открыть глаза. При этом, ввиду особой неудобности позы, приходится приоткрыть ротик, а ручки растопырить, но не отводить локотки от корпуса, потому как они, локотки, поддерживают сиськи, чтобы те сильнее топорщились. Разумеется, при сжатой диафрагме, тон голоса становится особенно грудным. Жуть!

Пора с этим кончать. Что? Вернемся в купе? Есть другое предложение: пойдемте в вагон–ресторан. Ого, как глазки загорелись! Представляю, как ты, дорогуша, удивишься, когда поймешь, что я тебя там обедать не собираюсь. Мне б пивка…

И мы поскакали. Забавно глядеть на гарцующую по мосткам тамбуров девицу, умудрившуюся взгромоздиться на туфли из секс–шопа. Да здравствует хороший тон, велящий джентльмену пропускать даму вперед. А вот и ресторан.

Мне пару банок пива. Любого. Холодненькое, отлично! Да, Марина, я не собираюсь его пить здесь, пойду в купе. Ну что ж ты губы надуваешь? Так тоже бывает. Вон, тебя и джигиты уже подзывают, золотом зубов сверкают! Остаешься? Ну, хорошо погулять!

Галина Матвеевна

Попалась мне в руки однажды какая–то психологическая книженция. Подробностей не помню, но смысл в том, что если девочке в детстве запрещали громко плакать, то, повзрослев, она не сможет закричать в какой–то сложной ситуации. Когда цыганки стащат у нее с прилавка самую дорогую кофточку, когда пьяный на улице ни с того ни с сего станет бить ей морду или во время изнасилования. Крик мой отчетливо звучал в моих ушах. Казалось от него сейчас разлетится черепная коробка. Но горло было не в состоянии выдавить хоть звук. Может, оно и к лучшему.

Парой мгновений позже я уже и думать не могла о том, чтобы кричать или отбиваться. То ли выпитые сто грамм на поверку оказались стопятьюдесятью, то ли в отцветшем теле Галины Матвеевны проснулись дремавшие звериные желания… Да и мужичок был вовсе не урод, и был он в своем пьяном безрассудстве похож на покойного Алексей Митрофаныча, лет сто назад орошавшего мои губы липкой смесью перегара и слюней.

Герой рельсов и шпал, хозяин гундосящих девок из матюгальников упорно величал меня Катериной. Ну, да не боись, мы ей ничего не расскажем. Спи, родной. Устал. Я сейчас халатик, страстно порванный по швам (сразу видно, не наши шили, наше так на раз не разорвать), в чемоданчик приберу и в вагоне–ресторане скроюсь. Проснешься, уважаемый, после сладкого сна, да и вообразишь, что наяву и не куролесил ты со случайной попутчицей. А все сон. И все ложь.

В коридоре я столкнулась с Сережей. Причем именно столкнулась – как «Камаз» с «Окой». Мальчишку отбросило к двери в туалет. Пиво из открытой бутылки в его руках обильно полило старенький свитер. Я буркнула под нос невнятные извинения и шмыгнула в тамбур. Лязг железа и стук колес заглушили его слова, но я и не пыталась вслушаться в его матерщину.

В ресторане я заказала царскую выпивку — Николашку. Жизнь прекрасна, как говорят в каком–то телешоу… И как они это без коньяка ощутить способны? О! Какие люди! Мариночка. Да что за дяди старые вокруг тебя вьются? Их же за растление несовершеннолетних посадят. Да и что ты, молодуха, им дать можешь?

– Здравствуйте, мужчины! Можно ли к вам присоединиться? Пью? Только коньяк. Считайте, у меня День рождения, так что пивом вам не отделаться.

Виктор Андреевич

Боже милосердный, я, конечно же, ошибся! Это было уже совсем другое место (не кабинет в местном отделении дороги, а купе вагона). И, что самое неприятное, это была другая женщина. Раза в два старше и раза в полтора, как бы это помягче сказать, дороднее, чем моя коллега пиар–работник. Правда, заметил я это уже тогда, когда отступать было некуда — вот что значит близорукость плюс опьянение.

Блин, как же много БГ спел про железную дорогу. И сам постоянно ездит поездом. Одного не понял: за качество шпал отвечает вовсе не проводница, как у него в песне "Из Калинина в Тверь", а служба путевого хозяйства. Но то, что у проводницы "питье слаще, чем мёд" это точно. Надо выйти и спокойно попросить местное вагонное существо принести мне четвертинку коньячку. Оп! Деньги, документы, телефон на месте. Зашибись! А вот с очками не все понятно. Ах, вот они, в сеточке над полкой. Ну, можно сказать, обошлись без потерь. Хочется надеяться, и без приобретений. Надеюсь, дама, с которой я был, порядочная. А то у нас на железной дороге всякое бывает. Бывает и так, что после одной особенно удавшейся командировки человек еще месяц мотается по стране, дабы не появляться пред светлые очи законной супруги неизлеченным. Надеюсь, это не мой случай.

Теперь надо бы привести себя в порядок. Странно, почему купе совсем пустое? Это довольно напряженное столичное направление, и даже в знак уважения меня могли максимум вписать в штабной вагон. Но я точно помню, что в форме "Три К" у меня был указан 5–й, а штабной обычно восьмой, посередке. Значит так. Идем к проводнице за опохмелкой, затем интересуемся судьбой попутчиков. А особенно попутчиц. Не привиделась же мне эта незнакомка, в конце концов?

Несомненно, алкогольный инстинкт прав. Если люди должны быть в купе, но их там нет, они могут что? Первое: отстать от поезда. Исключено: судя по времени, не было еще ни одной остановки. Второе: уйти в туалет. Возможно, но не трое сразу. Надо же, как я сегодня силен логически! И третье: отправиться в вагон–ресторан. Умница, Витя!

Теперь нужно привести себя в надлежащий вид. К проводнице за опохмелкой мы уже не пойдем, это успеется. Раз мы идем в ресторан, нужно принять соответствующие меры, дабы пребывание в общественном месте не оставило на окружающих неприятное впечатление. И не уронить высокий авторитет отечественных железных дорог — это самое главное. Поэтому никаких похмелок и, главное, никаких шипучих порошков. Это все злая химия, жена регулярно кладет их в мою командировочную сумку, а я столь же регулярно привожу все Саше обратно, по счету. Вот что мне сейчас нужно.

Я сунулся в боковой карман куртки. К счастью, заветная ампула была на месте. Отломив носик, я вдохнул. Сначала осторожно, затем посмелее. Тааак, а теперь шесть капель в стакан воды. Я достал из другого кармана початую бутылку мерзкой теплой минералки с непроизносимым местным названием. Похоже, как раз стакан, или около того. Теперь главное не пролить мимо... Ура, получилось. И внутрь. Считаем, что это целительный бальзам! Что это было? О, виноват, забыл сказать: нашатырный спирт. Очень рекомендуемый нашей медико–санитарной службой. В качестве бюджетного средства приведения себя в порядок. Подышать, а потом выпить с водой.

Фууу, теперь пять минут посидеть. И еще: курить сегодня уже явно не надо, развезет по- новой. Вот теперь можно и в ресторан.

Марина

Ну и козел же этот Сережка! Мало того, что он ехидно обхихикал мне всю спину, пока мы направлялись в вагон–ресторан, так он еще меня там и бросил, как ненужный балласт, как последнюю уродину! Только и ждал момента, чтоб избавиться от меня, сучонок! Ну ладно, я ему покажу, где раки зимуют! Я ему покажу ху из ху ! Хорошо хоть у меня тут компания вырисовывается, а он пусть давится своим вонючим пивом в одиночестве!

Два южных жителя буквально ослепили меня блеском золотых зубов, колец и цепей. Их волосатые ручонки при моем появлении плотоядно оживились и начали усиленно жестикулировать. До чего ж я не люблю волосатых мужчин! Хочется взять депилятор и пройтись по всему туловищу, начиная с груди и рук. До метросексуалов им далеко. Ну и что! Зато они темпераментные, обаятельные и внимательные, не то, что этот гладковыбритый доцент.

Я согласилась составить им компанию, ведь «такой очаровательной и юной особы» они давно не встречали, а это веский аргумент. Пускай наслаждаются! Сироп и Армэн наперебой забросали меня комплиментами, от этого я слегка засмущалась. Они это просекли и предложили разбавить мою скромность в замечательном армянском коньяке.

Признаться, я не пью крепкие напитки совсем — вкус их меня не прельщает, да и эффект отвратительный. Поэтому я согласилась на чуть–чуть красного вина. Официантка с мясистыми руками и капельками пота над верхней губой материализовала это «чуть–чуть» в графин с мутной рубиновой жидкостью. При этом она завистливо меня оглядела и обреченно вытерла большие ладони о блузку, которая едва сходилась на ее выпуклом животе.

«Пэрвый» тост, конечно, прозвучал за меня, за «самый красывый Марыночка». Минут через пять после того, как официальная комплиментная часть вечера была окончена, мужчины начали распушать перья и бороться за внимание самки. Так я и узнала, что Сироп оказался владельцем маленького завода, а Армэн — нефтяным королем. Я, конечно, им поверила. Армения ведь кишит нефтью, где ни копни — везде черное золото, я это точно знаю… читала где–то. Я им рассказала, что я — мега–известная московская журналистка, которая возвращается из провинции, где живет моя старая бабушка, страдающая болезнью Паркинсона, в столицу… к трудовым будням, так сказать. Мои ухажеры забросали меня вопросами, словно дротиками.

Малахов? Как же…знаю я его, еще тот лекарь. Да, у него такая пекинесиха еще есть — Люсей зовут, он ее уринотерапией от всего лечит. А жена–то какая у него! Такая вся в белых рюшечках ходит. Бывало, встретит меня на улице и говорит: «Ах, Марина, все носишься, все работаешь. Зашла бы на чай, пирожка бы с корнем алое отведала. А то бледненькая совсем!» А с Ксюшей Собчак мы вообще лучшие подруги, учились вместе….

Жидкость делала свое дело. Только уж слишком поздно я начала подозревать, что это вовсе не вино, а портвейн. Напиток под запретом номер один. От него я теряю все: память, сознание, сотовые, деньги и честь. Я с ужасом почувствовала, как волосатая рука сжала мою коленку и начала пробираться все выше и выше, но почему–то ничего не могла поделать, только с ужасом и отвращением хлопала глазами.

«Ой, Мариииииночка», — кто–то заверещал позади меня. Господи, спасибо тебе! Спасибо тебе за избавление от влажных шубутных подъюбочных ручонок. Никогда не подумала бы, что я так буду радоваться появлению Галины Матвеевны, которая невозмутимо принесла с собой запах пота и жирные телеса в вагон–ресторан. Она с душевной улыбкой плюхнулась за наш столик. Спасительница вы моя! Сироп, Армэн, знакомьтесь, это моя мама — Галина Матвеевна.