Вечное движение часть 1

      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Этот день, двадцать второго июня, врезался в мою память на всю жизнь.

Мне идёт двенадцатый год. Я закончил четвёртый класс. Идёт первый месяц летних каникул. Мне уже хочется пойти в пятый класс. А пока я сижу в дровяном сарае напротив моего барака, где мы живём уже шестой год, и пытаюсь сделать самолёт. Погода неважная. Ночью была гроза. На улице лужи, а небо покрыто облаками.

В двери сарая я вижу мать. Лицо её серьёзно и печально. В чём дело? Кто-нибудь из соседей нажаловался на меня? Всё может быть.

- Сынок! Война! На нас напала Германия! Только что выступал Молотов. Отец зовёт тебя домой. Будем обедать. И думать, как нам жить дальше.

У дома стоят толпы мужчин и молодых ребят. Все возбуждены, все говорят о войне и гадают, когда мы разобьём немцев. Прикидывают силы. У нас в стране около двухсот миллионов, а у немцев только шестьдесят пять или около семидесяти. Получается, что мы в три раза сильнее немцев. Куда они полезли? О чём думает этот проклятый Гитлер?

- Собирай на стол! - говорит отец матери. - Пришла беда, ребята! Надо думать, как теперь будем жить дальше. Мать! Ставь бутылку на стол!

Около отца сидит мой брат Фёдор Матвеевич Лугин. Ему уже восемнадцать лет, и он работает в Подольске токарем.

Рядом сидит второй мой брат Иван. Ему только пятнадцать лет. Он учится в Подольске в ремесленном училище. В углу сидит моя сестра Таня. Ей только четыре года. Она ещё ничего не понимает и болтает ножками в ожидании обеда. Нет здесь нашего старшего брата Степана. Он находится в заключении под Архангельском. Загремел туда наш Степан в ноябрьские праздники тридцать девятого года за драку в нетрезвом виде. Дали ему два года. Каждую неделю под диктовку отца и матери я пишу Степану письмо. А раз в месяц мать посылает ему продуктовую посылку. Что теперь будет с ним? Домой отпустят по случаю войны или сразу уйдёт на фронт? Пока никто ничего не может сказать.

- Выпьем за то, чтобы всё у нас было хорошо! - говорит отец. Фёдор и Иван пьют вместе с отцом, а я ещё маленький. И мне немного обидно.

- Меня могут сразу призвать! - говорит отец, - за старшего в семье будет Фёдор. А если Фёдора призовут, то тогда старшим остаётся Иван. Вот так! Но думаю, что до этого дело не дойдёт. Отец ласково смотрит на меня и говорит:

- А тебе, Коля, повезло. Пока ты подрастёшь, война уже закончится. Не бывать немцам в Москве! Сволочи! Только стали жить прилично, они хотят нас теперь поработить. Людей много погибнет. Вот чего жалко. Но немцы тоже за это поплатятся! А Степан скоро приедет. Теперь надо немцев бить, а не в тюрьме сидеть. А может и домой сумеет заскочить. Хотелось бы с ним повидаться.

Мать вдруг начинает всхлипывать.

- Не голоси раньше времени! - кричит на нее отец. - Не хорони нас! А мы пока с Фёдором ещё по одной махнём. Привыкай, Фёдор, пить эту гадость. Но не перебирай. А то потом худо будет.
- У меня ведь военный завод, и могут дать бронь, - говорит смущённо Фёдор. - Я тогда пойду добровольцем!

- И правильно! - одобряет его решение отец. - Твоё место на фронте. А на заводе пусть работают старики да мальчишки! Или грудь в крестах, или голова в кустах! Раз враг хочет нас уничтожить, мы должны не жалеть своих жизней. А ты, Коля, пиши Степану письмо. Напиши, чтобы он тоже просился на фронт.

После обеда я выбегаю на улицу. Надо всё обсудить с ребятами. Жизнь теперь станет намного интереснее. Уже комендант сказал, что на днях будем строить бомбоубежище.
Во дворе я увидел своего друга Мишку, и мы стали с ним играть в пристеночку. Подошли другие сверстники. Говорили о вой¬не, жалели, что нам мало лет. Но война закончится не сразу, и мы к тому времени подрастём.

На другой день мать послала нас в Подольск за хлебом. Но все прилавки были пусты. В чём дело? Куда же вдруг подевался хлеб? Как же мы будем жить без хлеба?

На второй день в полночь вдруг завыла сирена. Все выскочи¬ли на улицу. Я даже не стал натягивать носки.

Все спрашивали друг друга. Но никто ничего не знал. Часа через два все разошлись по домам.

Через два дня стали рыть большое бомбоубежище. Я накинулся на эту работу, но быстро охладел. Убежище рыли длинное и глубокое. Я быстро устал. Но все копали, и мне стыдно было уклоняться. А на руках уже появились первые мозоли.

После обеда все ребята шли купаться. Либо на Десну, либо на Пахру. На Десне нам больше нравилось: кругом был песочек и река неглубокая.

Мы переходили железную дорогу и шли мимо учебного аэродрома к реке. А по дороге говорили о войне. Мы понимали, что наши войска всё-таки отступают. Но почему? Ведь наша Красная Армия самая сильная в мире! Может быть, мы немцев заманиваем вглубь страны, как это делал в своё время Кутузов? Но всё равно было обидно, что мы отходили.

В начале июля появились продовольственные карточки. И очереди сразу пропали. Каждый знал, что он получит свой хлеб. Третьего июля выступил по радио Сталин. Впервые он сказал, что над нашей страной нависла страшная опасность. И мы поняли, что война будет долгой.

- Если немцы близко подойдут к Москве, - сказал Мишка, - то нам надо организовать свой ребячий партизанский отряд! А оружие раздобудем.

Мы все поддержали это предложение.

Только не верилось нам, что немцы дойдут до Москвы. Это уж слишком!

Двадцать второго июля была первая настоящая тревога. Скользили по небу прожектора, лаяли зенитки, в небе вспыхивали бутоны от разрывов снарядов. Прерывисто гудели немецкие бомбардировщики. А мы сидели в жарком бомбоубежище и говорили. Кое-кто выбирался наверх. Нас, мальчишек, наверх не пускали.

На рассвете тревога закончилась, и мы, сонные, шли потихоньку домой.
Такие налёты стали повторяться каждый вечер.

В один из таких налётов немцы сбросили на наш посёлок много зажигательных бомб. Вокруг всё полыхало. Женщины кричали, нагнетая панику. Что с нашим домом? А в наш дом попала зажигалка, но Фёдор, который принципиально не ходил в убежище, сбросил зажигалку вниз, где её быстро засыпали песком.

Окна нашей комнаты были раскрыты, а рядом валялись наши узлы и чемоданы. Это Фёдор выбросил наши вещи на всякий случай. Если вдруг будет гореть дом.

А потом мы стали привыкать к этим проклятым налётам. Многие уходили в убежище ещё до начала тревоги. Чтобы потом не бежать и не толкаться в проходе.

Я часто выходил к проходу и пробирался на свежий воздух. Я смотрел, как разрываются зенитные снаряды, как бегают по небу лучи прожекторов и слушал, как гудят немецкие бомбардировщики. Звук у этих самолетов был особый: “у-у-у”.

После бомбёжек я спал до обеда. А потом наша ребячья компания шла купаться. По дороге мы обсуждали ход войны. Уже гремело имя лётчика капитана Гастелло, который направил свой горящий самолет в скопление немецкой техники. А мог бы выброситься на парашюте и остаться в живых. Только тогда была бы унизительная жизнь в плену.

А от Степана писем не было. Что с ним? Мать плакала каждый день. - Что-то с ним случилось! - говорила, всхлипывая, мать. - Чует моё сердце.

В начале августа пришла из нашей родной деревни телеграмма. Наша тётка, Анна Михайловна, сообщала, что Степан приехал в деревню, но он болен.

- Надо ехать в деревню, - решил отец. - Забирай, мать, Колю и Таню и срочно поезжай. На месте всё станет ясным. И от бомбёжек там отдохнёте. А мы тут втроём не пропадём.
Мои наивные родители плохо разбирались в военной обстановке. Если бы наша деревня была на севере или востоке от Москвы, тогда можно было бы ехать спокойно. Но наша деревня была на юге Тульской области, в Тургеневских местах. Кто же мог тогда подумать, что в начале октября туда станут приближаться танки Гудериана?

И вот мы едем на Курский вокзал. Отец, Фёдор и Иван провожают нас. Мне всё интересно. Особенно я радуюсь поездке в деревню. Там у тётки большой сад. Много яблок и слив. Можно покататься на лошадях. И нет бомбёжек. Я всё время смотрю в окно. После Подольска до самого Серпухова тянулись леса. А после Серпухова я увидел широкую Оку. Помню название одной станции после Серпухова: Таруса. Странное какое-то название.

Рано утром меня долго будит мать. Мы подъезжаем к нашей станции Чернь. Я тащу чемодан. Остальные вещи несёт мать. Рядом хнычет Таня.

На станции я сажусь на чемодан и тут же засыпаю.

Через час к станции подъезжает на телеге парнишка лет пятнадцати. Мать узнаёт его. И он её узнаёт. На телеге много свежей соломы. Но я уже не могу спать. Я смотрю по сторонам. Сначала мы едем по шоссе вдоль телеграфных столбов. Потом мы пересекаем в Тургеневе реку Снежедь. До деревни ещё целых семь километров. Уехали мы отсюда в тридцать третьем году, когда мне было три года. Потом я был ещё два раза, но места эти вижу словно в первый раз. Лесов здесь маловато, всё овраги да перелески.

Мы сворачиваем с шоссе, которое ведёт в Полтево, и подъезжаем к нашей деревне. А вот и дом, где жила моя мать, а навстречу нам прыгает на костылях остриженный наголо Степан. В чём дело? Почему он на костылях?

Мать обнимает, целует Степана и плачет. А Степан начинает уже в избе рассказывать матери, что с ним случилось.
В лагере они опускали новый кузов от трёхтонки. Кузов был тяжёлый, и напарники в последний момент не удержали его, и он упал на ногу Степану. Отлетела ступня. В больнице Степана оперировал заслуженный врач какой-то республики, тоже заключённый. Месяц Степан пролежал в больнице. А потом ему выдали справ¬ку об освобождении и скудную сумму денег на дорогу. И как только поезд приближался к столице, Степана заворачивали назад. Целую неделю он мотался вокруг Москвы. Наконец Степан слез на станции Чернь. И пошёл на костылях в родную деревню. А шагать надо было двенадцать километров. В Тургеневе он сел отдохнуть  на обочине дороги. Мимо проехала родная тётка, которая сдавала тут молоко. Она не узнала Степана, и он не узнал тётку, потому что за несколько лет после ареста мужа она сильно постарела. Но что-то тётке показалось знакомым в облике этого парня. И уже дома она всё-таки послала сына за Степаном. Теперь она была уверена, что это был Степан.
Мать заставила Степана показать больную ногу. Ступня была синего цвета и сильно гноилась. Раз в три дня Степана возили на телеге в Полтево, где была больница. Там ему обрабатывали ступню, но вечерами Степан от боли скрипел зубами.
А я сразу зажил вольготной деревенской жизнью. В первый же день я объелся яблоками и сливами. Много катался на лошадях, и набил себе на заднице мозоли, потому что ездил без седла.
В конце августа мы пошли с матерью в Полтевскую школу. Ди¬ректор похвалил меня за мои пятёрки в свидетельстве об окончании четвёртого класса.
Мать уехала домой. А я и мой двоюродный брат Володя пошли в школу. Мне всё было интересно. Особенно мне нравилось читать по-немецки. Только ходить было далековато - четыре километра туда и четыре обратно.
Но через неделю занятия вдруг прекратились. Мы погуляли неделю, приступили опять к занятиям, но через несколько дней занятия опять прекратились. Мы ничего не понимали. А тут, как назло, зарядили дожди. Я лежал на тёплой печке и читал вслух повесть Пушкина “Дубровский”. Радио в деревне не было, газет тоже не бы¬ло. Деревня питалась слухами. Но знали главное - немцы наступают и вот-вот возьмут Киев.
Двадцатого сентября, в субботу, мне исполнилось двенадцать лет. Анна Михайловна испекла по этому поводу вкусные лепёшки. А я совсем заскучал. Мне захотелось вернуться в свой посёлок на станции Силикатная. Там у меня было много друзей, там было радио и там были бомбёжки. Там каждый день случалось что-то интересное. Приедет ли мать за нами?
На другой день мы узнали от председателя колхоза, что немцы взяли Киев. А вечером того же дня я увидел на небе разрывы от зенитных снарядов. Вот это да! И здесь пахнет бомбёжками.  Надо отсюда уезжать поскорее.
В конце сентября неожиданно приехала мать. За нами. Надо срочно уезжать домой.
На другой день мы долго едем на телеге по раскисшей дороге. Едем часа четыре. Слышатся далекие разрывы бомб.
На станции мы с трудом влезаем в рабочий поезд и доезжаем до станции Скуратово. Это крупная станция. Ночью мы опять садим¬ся, вернее, втискиваемся в другой рабочий поезд и утром приезжаем в Тулу.
В Туле мать долго стоит за билетами. Наконец она появляется. Мы идём к поезду. Вот и наш вагон. У вагона стоят два милиционера и проверяют документы. Они долго читают справку Степана, смотрят на нас, на костыли Степана, и пропускают в вагон.
Сердце моё радостно бьётся. Скоро мы будем дома. Поезд идёт средней скоростью, и вот мы уже в Серпухове. А через час мы уже в Подольске. Там мы сходим с поезда и садимся на электричку. Силикатная.
Я бегу домой, чтобы сказать своим, что мы на станции и что нам нужна помощь.
Вместе с Иваном мы бежим к станции, где на чемодане сидит Степан.
У дома нас встречает толпа соседей. Ребята здороваются со Степаном.
А вечером вся наша семья в полном сборе.
Отец ставит на стол бутылку. Мужчины (мне отец не налил!) пьют за возвращение Степана.
- Теперь собрались все! - говорит отец. - Меня пока не призывают. Дали бронь, потому что наш гараж от Наркомата путей сообщения.
- Наш завод собираются эвакуировать в Барнаул, - говорит Фёдор. - Я туда не поеду. Нечего мне там делать. Моё место на фронте!
- Решай сам! - говорит ему отец. - Ты уже взрослый. Но Родину защищать кому-то из нашей семьи надо!
- Я вряд ли попаду, - говорит грустно Степан. - Хромать мне придётся до самой смерти.
- И в тылу люди тоже нужны! - утешает его отец.
- Когда же остановят этих немцев? - спрашивает нас мать. - Так они и Москву могут взять.
- Москву они никогда не возьмут! - говорит отец. - Кишка у них тонка. А вот нам придётся переезжать в Вешняки. Стало трудно ездить на работу. Начальник гаража выхлопотал нам квартиру в посёлке. Дом рядом с гаражом. Через недельку придётся трогаться.
Со своими друзьями я слонялся по посёлку. Вокруг было полно конницы. Нам иногда разрешали ездить верхом на лошадях на ближний пруд на водопой.
Целые дни мы крутились около военных. А располагались они в ближнем лесу, который тянулся до цементного завода и влево далеко-далеко, до самой Пахры.
Однажды вечером пришло известие, что немцы сильно бомбили Подольск. А наш Фёдор работал в ночную смену.
Мать не спала всю ночь. Но тут мы услышали около дома гром¬кий голос нашего Фёдора. Мать вдруг разрыдалась.
- Не плачь, мама! - утешал её Фёдор. - Я заговорённый. Со мной никогда ничего не случится. И никогда за меня не волнуйся. Я хитрый и сообразительный. Мы ещё все вместе отпразднуем нашу Победу!
Потом была сильная бомбёжка около нашего посёлка. Видимо, немцы хотели разбомбить мост через железную дорогу.
Мы выскакиваем на улицу после продолжительного завывания сирены. И вдруг слышим свист и гул одновременно. Машинально падаем на землю и закрываем голову руками.
Раздаётся страшный грохот и треск. И нам кажется, что при¬шёл наш последний час. Треск и грохот раздаётся раз десять. По¬том всё стихает. Мы встаём и бежим к нашему убежищу. Но рядом на здании пожарной команды почему-то вспыхивает лампочка. Иван хватает камень и метким ударом разбивает её. Мать, Иван, Степан, я и Таня вваливаемся в убежище. Я весь дрожу от страха.
Днём я с ребятами иду смотреть воронки от упавших бомб. Они начинаются недалеко от станции и идут по прямой линии до цементного завода. Лес вокруг воронок срезан как бритвой - снизу вверх. И вокруг комья земли.
Вечером, как только раздаётся вой сирены, мы уходим в сы¬рое и холодное бомбоубежище. Слышим протяжный гул и свист. Разорвалась крупная бомба.
На другой день мы идём смотреть воронку от этой бомбы. Уже тринадцатое октября. Выпал первый снег. Мы идём вдоль Вар¬шавского шоссе к Москве, и слева у прудика видим огромную воронку. В неё вошёл бы двухэтажный дом. Мы спускаемся на дно воронки. И нам становится не по себе. Как будто мы вот-вот взлетим на воздух. А вокруг валяются огромные глыбы земли.
- Неужели немцы будут здесь? - спрашивает меня Мишка, мой верный друг.
- Не думаю, - отвечаю я, и вспоминаю слова отца. - Кишка у них тонка.  - А мы скоро отсюда уезжаем. Но я буду писать тебе письма.
- Жаль, - говорит Мишка. - Приезжай иногда сюда.
- Постараюсь, - говорю я. - Мне тоже не хочется туда ехать.
Мы идём к дому, и вдруг видим, как совсем низко летит не¬мецкий самолёт.
Нам становится страшно. Раньше они днём так нахально не летали.
Вечером мы все в сборе. Отец сообщает нам, что мы будем переезжать шестнадцатого октября. Дальше тянуть нельзя. Вся¬кое может быть. Немцы уже около Можайска. И приближаются к Туле. Нам надо быть всем вместе.
У меня грустное настроение. Как там всё сложится на новом месте? Найду ли там себе новых друзей? Зря отец тащит нас в эти Вешняки. Но отца надо слушаться. Остаётся пока только один Фёдор. Его судьба решается в военкомате.
2

Наступило шестнадцатое октября. Это был день паники в Москве, как стало известно позже. Мы в нашем посёлке ждали машину с самого утра. А её всё не было.
Машина приехала, когда уже стало смеркаться.
- Быстрее грузите! - приказал отец. - Надо до начала тревоги проскочить Москву!
Мы стали таскать вещи. Отец не хотел, чтобы мы брали с собой гардероб, но мать настояла на своём.
Мы загрузили нашу полуторку доверху. И сели сверху сами. Мать поставила мне на колени кастрюлю со щами и наказала креп¬ко её держать. А то придётся голодать на новом месте.
Наша полуторка выехала на Варшавское шоссе и помчалась к Щербинке, а потом мимо Бутово к Битцам. Я знал, что там нам придётся проезжать под мостом, и опасался, как бы наш гардероб не задел мост над нашей головой.
Мы уже приближались к Москве, когда нас застигла первая воздушная тревога возле Нижних Котлов.
Тоскливо завыла сирена, на небе сразу стали вспыхивать красные венчики от разрыва зенитных снарядов, а прожектора ли¬хорадочно метались по тёмному небу, выискивая немецкого стервятника.
Лай зениток становился всё сильнее. А мы ехали и ехали, стараясь проскочить мимо завода имени Сталина к Абельмановской заставе. Там уже начиналось Рязанское шоссе. И до Вешняков, как мне объяснил отец, совсем недалеко.
Видимо, в тот знаменательный день всем было не до нашей полуторки.
Где-то в стороне прозвучали взрывы фугасных бомб, где-то вспыхнули ярким светом зажигалки, а немецкие осветительные ракеты ровным и бледным светом освещали весь город.
Проскочив Автозаводский мост, мы подъехали к Крестьянской заставе. Наш шофёр остановился около рынка на Крестьянской площади. И я не знал и не почувствовал тогда, что в трёхстах метрах от меня сидит девятилетняя девочка, которую я потом увижу в институте, и которая станет моей женой и матерью моих сыновей.
Наша полуторка свернула на Абельмановской заставе на Рязанское шоссе. Около моста окружной железной дороги мы обогнали колонну девчат с лопатами на плечах.
- Дезертиры! - кричали нам девчата вслед. - А кто же Москву будет защищать?
Мы проехали мимо Карачаровской церкви, проехали переезд и в конце деревни Вязовка, около высоких тополей, свернули налево.
Под колёсами зашуршал шлак. По обе стороны шлакового шоссе стояли стандартные двухэтажные дома. Это и был поселок НКПС, в котором мы теперь будем жить.
Машина свернула направо и остановилась около гаража, где работал отец.
В сторожке нас встретил татарин-сторож, мы разогрели наши щи и поели.
А потом пошли в помещение красного уголка и легли на полу. В нашу комнату мы решили отправиться утром.
Не успели мы заснуть, как началась вторая тревога. Яростно залаяли зенитки. А мы лежали и слушали, как приближаются немец¬кие самолеты, как рвутся где-то в стороне бомбы. Комната, где мы лежали, то и дело освещалась от выстрелов зениток.
- В убежище не пойдём! - сказал отец. - Чему быть, того не миновать. Как там наш Фёдор на Силикатной? Наверное, скучает без нас.
А я лежал и думал о жизни в новом посёлке. Есть ли здесь ре¬бята? Работает ли здесь школа? Вот было бы здорово, если бы школа работала!
Утром наша машина подъехала к двухэтажному дому, который стоял на краю небольшого поля, а за полем стояли большие дома и ветряные мельницы.
Нам дали две комнаты в трёхкомнатной квартире. Раньше здесь помещался небольшой детский сад. А теперь пусто. Осталось толь¬ко несколько детских игрушек да портрет Сталина.
Мы быстро перетащили все вещи и кое-как расставили их. В кухне на примусе и керосинке мать приготовила завтрак. А после завтрака мать повела меня в школу.
- Надо сходить! - сказала мне мать. - Может, там идёт учёба. Зачем тебе просто так пропускать год?
Мы идём мимо гаража, мимо красивых дач, сворачиваем на Детскую улицу. У самого Рязанского шоссе стоит красивая двухэтаж¬ная школа из красного кирпича. Эта школа, видимо, построена совсем недавно.
Мы входим в кабинет директора. Мать протягивает директору моё свидетельство. Там у меня одни пятёрки, и я жду, что директор обязательно похвалит меня.
- Приступай к занятиям! - говорит мне директор. - Пока школа работает.
Я радуюсь тому, что буду опять учиться.
- Учеников у нас сейчас мало, но мы занимаемся. Бомбёжки нам сильно мешают. Приходится спускаться в наш школьный подвал. Там пока не холодно и есть свет. А теперь пойдём со мной в пятый класс!
- Дом найдёшь? - спрашивает меня мать. - А то я опять приду.
- Найду, мама. В крайнем случае, спрошу, где здесь гараж.
- Вот вам новый ученик! - говорит директор, введя меня в класс. - Запишите, Виктор Николаевич, его фамилию в журнал.
В классе было только пять человек: три мальчика и две девочки.
- Садись со мной! - говорит мне мальчик, который сидит рядом с дверью на первой парте.
У доски стоит высокий седой мужчина и объясняет суффиксы русского языка. А мой сосед даёт мне чистую тетрадь и ручку. Чернильница вделана в парту. Мы старательно пишем всё, что нам диктует учитель. Но неожиданно раздаётся вой сирены. Как жаль! Так хочется заниматься.
- Всем идти в убежище, - говорит нам седой учитель.
Мы спускаемся в школьный подвал. Там сухо, но чуть прохладно. Садимся на скамейки, и Виктор Николаевич рассказывает нам о Пушкине. Говорит наизусть несколько стихотворений. И мы забываем про бомбёжку.
В это время раздаётся сильный взрыв.
- Не меньше тонны! - говорит мой сосед по парте. - Где-то рядом со школой. После тревоги сбегаем посмотрим. Меня зовут Игорем, а как тебя?
- Коля, - отвечаю я.
- Недавно сюда приехал? - спрашивает Игорь.
Я кратко отвечаю Игорю, откуда я прибыл.
Воздушная тревога заканчивается. Виктор Николаевич отпускает нас по домам. Нам хочется ещё позаниматься, но неудобно говорить об этом учителю.
Бомба упала напротив школы по другую сторону шоссе. К счастью, она упала на дорогу недалеко от дома. Деревянный двухэтажный дом не пострадал. А воронка огромная.
- Наверно, летчик хотел попасть в нефтебазу или повредить Рязанское шоссе. А может, просто так сбросил, - говорит мне Игорь. - Сволочи они, эти фашисты! На фронт бы попасть. Ты как? Не хочешь?
- Хочу, конечно! - говорю я. - Только кто нас туда пустит?
- Надо стараться, - говорит Игорь. - Если очень захотеть, то можно попасть. Немцы ведь приближаются к Москве.
Вместе с Игорем мы идём к дому. Игорь решил показать мне Вешняки. Он ведёт меня по Советской улице к станции. По обе стороны стоят дачи, утонувшие в деревьях. И построены эти да-чи уже давно. Наверное, лет пятьдесят назад.
А вот и станция. У края деревянной платформы стоит кило¬метровый столб, а на нем - число “13”.
- Тринадцатая верста! - говорит Игорь. - Несчастливое число.
У станции - вся жизнь посёлка. Тут и аптека, и все мага¬зины, и парикмахерская, чуть поодаль милиция, почта, газетный киоск. А на другой стороне железной дороги возвышается красивая церковь.
По улице Герцена мы идём к дому, пересекаем старое клад¬бище. Вокруг много мраморных надгробий. А слева - небольшой рынок. А вот и наш посёлок.
Оказывается, что мы с Игорем живём в одном доме. Только в разных подъездах.
- Разъехались многие из поселка, - говорит со вздохом Игорь. - А если и занятия в школе прекратятся, то тогда просто деваться некуда.
Мы проходим мимо гаража и подходим к нашему дому. За домом протянулось поле, видимо, оно принадлежит Вязовскому колхозу.
- На поле валяется много осколков от зенитных снарядов, - говорит Игорь. - Пойдём после обеда собирать!
Через час мы бродим с Игорем по полю и собираем осколки. Все они с острыми, зазубренными краями.
- Если в голову попадёт, то может убить, - говорю я Игорю.
- Вполне, - соглашается Игорь. - Пошли, я покажу тебе  наше бомбоубежище.
Мы входим в убежище. Оно просторное. В центре убежища стоит чугунная печка.
- Вечером тут тепло, можно даже читать, - говорит Игорь. - Мы тут играем в карты и в морской бой. Боюсь только, как бы немцы не заняли Москву. Что мы тогда будем делать? От фашистов можно всего ожидать.
- Москву они не возьмут, - успокаиваю я Игоря. - Под Москвой полно войск. И Сталин тоже сидит в Москве.
- Когда немцы подойдут ближе к Москве, - говорит Игорь, - то я хочу пробраться на передовую и сражаться с нашими бойцами. Буду и раненых оттаскивать в сторону, и делать всё, что прикажут. А ты как думаешь? Может, вместе рванём?
- Я согласен, - отвечаю я. - Только надо выбрать удобный момент, когда немцы подойдут к Москве. Родители будут горевать. Жалко их расстраивать.
- Ничего, - успокаивает меня Игорь. - Надо рискнуть. А войны бывают не так часто. Глупо упускать такой случай. Жалко, что у нас нет оружия. Но на передовой у убитых возьмём.
Я заметил, что в воздухе летает пепел. Откуда он? И спросил об этом Игоря.
- Книги советские жгут, - объяснил мне Игорь. - Боятся, что придут немцы и расстреляют за эти книги. Не верит кое-кто в нашу армию и в нашу победу. А я не могу понять, как это немцы подошли к самой Москве. Сейчас бои идут около Можайска. Многие москвичи бежали и по Рязанскому и по Горьковскому шоссе. Все верили в нашу армию, и вдруг такая беда. У нас втрое больше народу. Почему же немцы нас бьют? Я ничего не понимаю. Газеты пишут, что немцев много. Но и нас тоже много. Обидно всё это. А если немцы возьмут Москву, то тогда нам придётся плохо. Куда же мы смотрели раньше? А какие песни пели? Обидно.
А вечером как всегда завыла сирена, и наша семья пошла в убежище. Надрывались зенитки, освещая своими вспышками округу, а немецкие самолёты приближались к Москве, и все уже знали звук этих самолетов: у-у-у.
 В убежище я увидел Игоря с симпатичной девчонкой.
- Это Нина Акимова, - сказал Игорь. - Она тоже в нашем классе учится. А живёт в доме напротив.
Нина мне сразу понравилась. Красивая белокурая девочка. Ведёт себя просто. Смеется по каждому пустяку. Теперь нас трое. И мы стали играть в карты. А взрослые всё спорили: возьмут немцы Москву или нет. И мнения разделились.
От входа в убежище послышался крик:
- Скорее сюда! Наши прожектора поймали немецкий самолёт!
Многие выбежали наружу. В перекрестье лучей прожекторов мы увидели белую точку: немецкий самолёт. Зенитки били по нему со всех сторон, но никак не могли попасть. Наконец самолёт вспыхнул красной точкой и резко полетел вниз.
- Ура!!! - кричали мы. И на душе стало чуть спокойнее.
А потом мы опять играли в карты, взрослые опять спорили о шансах немцев завладеть нашей столицей. И временами на душе вдруг становилось тоскливо. Неужели возьмут?

3

На другой день мы с Игорем пошли в школу. По дороге мы нагнали Нину.
С удовольствием сели за парты и приготовились к уроку. Но вместо Виктора Николаевича в класс вошёл директор и сказал:
- Ребята! В Москве наступает тяжёлое время. Бомбёжки идут по¬чти весь день. На улице стало холодно, а топить школу нечем. Угля нет. Придётся нам перебираться за шоссе, в нашу деревянную школу. Там печное отопление. А дров раздобудем. Нам нужно время, чтобы подготовить школу к учёбе в три смены. Враг приближается к Москве. Мало ли что может быть. Мы вам дадим знать, когда возобновятся занятия. Да и вы сами заглядывайте в ту школу. Может, помощь ваша понадобится. Не горюйте. Немцев мы обязательно от столицы отгоним, и будем опять заниматься. Листай¬те пока сами учебники, повторяйте старый материал.
Мы сидели за партами, и нам не хотелось идти домой. Дома было скучно.
- Айда на станцию! - предложил Игорь. - Посмотрим, что там делается. Может, узнаем что-нибудь и про бои. Или газету купим.
Мы подошли к станции, посмотрели на число “13”, на купола церкви, на пролетающие электрички, которые были увешаны народом.
- Грустно! - сказал Игорь. - Книги все прочитаны. В морской бой играть надоело. А тут ещё немцы под Москвой. Как же мы тогда будем жить, если они возьмут Москву? Я даже представить себе этого не могу!
- Не возьмут они Москву, - ответил я Игорю. - Они ещё только около Можайска, А от Можайска до Москвы больше ста километров!
- Приходите ко мне, - пригласила нас Нина. - Заведём патефон. Почитаем старые журналы. В карты сыграем. А потом попьём чаю с чёрными сухарями. Мама всё время их сушит на чёрным день. Она очень боится голода. Покупает на рынке хлеб и сушит сухари.
- Придём, - сказал Игорь. - Спасибо за приглашение. Всё равно делать больше нечего. А вместе будет веселее.
Мы сидим у Нины. Отец у неё на фронте. Мать на работе. Заводим старые пластинки и слушаем Утёсова и Лемешева. Играем в карты. Слушаем сводки информбюро. Листаем журналы, отгадываем кроссворды.
- Надо печку затопить в убежище, - говорит вдруг Игорь. - Сегодня моя очередь. А то скоро завопит сирена. Сколько времени продлится эта война? Год? Или побольше? Тут не угадаешь.
- Года два, наверное, продлится, - говорит Нина. - Главное - это не пустить немцев в Москву. Не могу поверить, что немцы сильнее нас! Просто они коварно напали на нас и взяли нас врасплох. Посмотрим, как они будут переносить наши морозы. Шестого ноября, наверное, будет торжественное заседание, и Сталин скажет, сколько мы ещё будем воевать. И я не верю, что немцы возьмут Москву. А если ж Москву возьмут, то у нас остаётся и за Москвой огром¬ная территория. Врежем мы им по первое число.
- А если японцы нападут на нас на Дальнем Востоке? - спросил Игорь. - Что тогда?
- Тогда нам будет очень плохо! - ответила Нина. - Тогда нам придётся напрячь все силы. Но всё равно мы победим. Там у нас много сибирских дивизий. Японцы испугаются нападать на нас.
Мы вышли на улицу. Нам казалось, что с западной стороны доносилась слабая канонада. Скоро прилетят немцы, и нам придётся топать в бомбоубежище.
- Вчера, говорят, над Вешняками пролетел совсем низко немец¬кий самолет, - сказал Игорь. - Получается, что они совсем нас бояться перестали или хотят просто нагнать панику на простой народ.
- Запугать хотят! - ответила Нина. - Народ и так поддался па¬нике позавчера. Вот они и продолжают давить на нашу психику. Конечно, жутко видеть, как над тобой нагло летит фашист.
- Мне так хочется на фронт попасть! - сказал мечтательно Игорь. - Жаль, что война продлится не так долго. Было бы мне сейчас шестнадцать лет, я бы сразу пошёл добровольцем! А пока нам только по двенадцать. Поздно мы с вами родились!
- А мой брат скоро пойдёт воевать, - похвастался я. - Ему предлагают ехать вместе с военным заводом в Барнаул, а он решил уйти на фронт. Я ему так завидую!
- А я уже мечтаю о мирном времени, - сказала тихо Нина. - Никаких бомбёжек, никаких карточек, никаких светомаскировок, никаких бумажных крестов на окнах. И этот пепел по воздуху. Он говорит о страхе людей. Они боятся прихода немцев, и жгут на всякий случай все книги подряд! Я боюсь голода. Если война затянется, то нам придётся поголодать.
Игорь пошёл в убежище топить углём печку, а я двинулся к дому. А дома сидел за столом мой брат Фёдор. Он вырвался на пару дней к нам. Как всегда, он смеялся по каждому поводу и заводил патефон.
- Всё! - сказал Фёдор. - Беру на заводе расчёт и после праздников иду в военкомат! А там, наверное, в училище!
Мать заплакала.
- Ты что плачешь? - спросил Фёдор мать. - Вот увидишь, вернусь с Победой! И заживём мы тогда, как боги! Война больше двух лет не продлится. Время пролетит незаметно. А ты, мама, не плачь. Плакать надо, когда будет причина.
Раздался вой сирены. Я, мать и Таня побежали в убежище. А мужчины остались дома. Фёдор весело смеялся, несмотря на сирену и лай зениток.
Мне тоже хотелось остаться дома, но и страх после страшной бомбёжки в посёлке на Силикатной ещё сидел где-то внутри. Да и мать не оставила бы меня.
Скоро подошли Игорь и Нина. Сначала мы просто разговаривали. Послушали беседу взрослых. Потом стали играть в дурака. А потом стал слышен гул немецкого самолета: у-у-у!
В посёлке случилось неприятное происшествие. Наш домуправ заметил в пустой квартире свет. Он стал стучать в дверь. Там оказались двое взрослых хулиганов. Они выпрыгнули в окно, а потом бросились на чердак. Домуправ полез на чердак, а один из жуликов ударил домуправа ногой. Тот упал и сломал ногу. Одного жулика поймали. Он жил в нашем же посёлке.
- Охамел народ! - сказала Нина. - Люди уехали, а соседи чистят их квартиры! Надо немцев бить, а они бьют своих. Так мы в не¬мецком рабстве можем оказаться.
С двадцатого октября в Москве было введено чрезвычайное положение. Многие уезжали на Урал и в Сибирь. Стала слышней канонада на Западе. Ночью мелькали в той стороне вспышки. Тревоги уже практически не объявляли. Немецкие самолёты стали налетать и днём. И бомбы тоже падали и днём и ночью.
В конце октября бомба упала недалеко от нашего убежища. Утром мы побежали с Игорем смотреть воронку. По глубине воронки мы определили, что бомба была весом в четверть тонны. Она упала в пяти метрах от дома и только сорвала штукатурку, выбила стёкла. Жертв не было. Не так страшен чёрт, как его малюют!
Практически я теперь спал в убежище. А днём бродил по по¬сёлку, собирал осколки, стоял за газетой около станции. Почти всё время мы были с Игорем. И почти каждый день мы проводили время у Нины.
Степан от скуки делал дома копии с открыток, а Иван стоял за хлебом в магазине.
Мы регулярно слушали сводки “От Советского Информбюро”. Диктор каждый раз говорил о тяжёлых боях, об отходе наших войск. Но теперь мы знали, откуда к Москве идёт немец. Шёл он с запада и с юго-запада. Но паники уже не было. Шла планомерная эвакуация предприятий и рабочих. Что же будет с Москвой?
Шестого ноября Фёдор приехал проститься с нами. Восьмого ноября ему надо было быть в военкомате.
Вечером по репродуктору мы слушали выступление Сталина. Сталин нас успокоил. Оказывается, что немцы уже потеряли уби¬тыми, ранеными и пленными около четырех миллионов! Успехи немцев Сталин объяснял внезапностью нападения, а также тем об¬стоятельством, что на Гитлера работала вся промышленность Европы. Война, по словам Сталина, продлится годик или два.
- Устоим! - сказал отец. - Не удалось им с ходу ворваться в Москву. А тут и морозы начинаются. Посмотрим, как они будут воевать зимой. А там наши эвакуированные заводы станут выпус¬кать военную продукцию. Вот тогда и поглядим, кто кого!
Начальник гаража Михаил Яковлевич, еврей по национальности, эвакуировался в Магнитогорск. Отец мой остался за старшего. Машин было мало. Запчастей тоже почти не было. Приходилось латать старые машины.
Иван уже трудился учеником слесаря рядом с отцом. Я тоже попросил отца поработать в гараже, но отец отказал.
- Мал ещё! - сказал мне отец. - Тебе учиться надо. Твои братья не захотели учиться дальше. А ты учись. Скоро немцев отгонят, будешь в школу ходить.
Седьмого ноября вся наша семья сидела за столом. Вязовское поле замела пурга. Это уже была настоящая зима.
- Курить сильно хочется! - сказал Фёдор. - Набери-ка, Коля, под кустами сирени листьев. Хоть листья эти покурю.
Я выбежал на улицу. В лицо ударил снег. Я разгрёб снег и набрал зелёных листьев.
Фёдор посушил эти листья на сковородке и стал курить.
Отец поставил бутылку водки на стол.
- Берёг для этого дня! - сказал отец. - А там придётся туго. Одна бутылка по карточкам на месяц. Придётся бросать пить.
- Налей, папа, и Коле капельку, - попросил Фёдор. - Пусть выпьет за мою удачу!
- За тебя, Фёдор! - сказал отец. - Пока ты один от нашей семьи идёшь защищать Родину! А там, может, и мне придётся идти воевать. Или Ивану. Чтобы всё у тебя было хорошо!
Я выпил всё, что налил мне отец. Было очень горько. Зачем же такую горечь пьют взрослые? Но я сделал вид, что водка мне не страшна.
В это время по радио сообщили, что на Красной площади про¬ходил парад, и стали передавать речь Сталина.
- Здорово! - крикнул Фёдор. - Утёрли немцам нос! Несмотря на то, что они рядом с Москвой, мы, как и раньше, проводим в этот день парад на Красной площади! Гитлер теперь, наверно, скрипит от злости зубами. Ха-ха-ха! А вот настанут настоящие морозы, тогда посмотрим, на что годны эти немцы! Сволочи! Всю нашу мирную жизнь порушили! Сколько несчастья принесли в нашу страну! Бить надо этих гадов!
- Но простые немцы не так уж виноваты! - вмешался Степан. - Они тоже подневольные люди. А вот генералы и офицеры - те виноваты. Тех надо вешать подряд!
- Как бы меня не призвали, - сказал грустно отец. - Придётся ломать вторую войну. Как тут вы будете без меня? Вся надежда на Степана и Ивана. Но, может, и обойдётся.
А мать металась из комнаты на кухню и обратно. Она то и де¬ло вытирала слезы. И всё подавала на стол наши любимые закуски: жареную картошку, селёдку, холодец и квашеную капусту.
- Не плачь, мама, - утешал её Фёдор. - Всё будет хорошо. Сначала проучусь в училище. Я слышал, что у кого образование не ниже шести классов, попадают в училище. Там проучусь не менее полгода. А потом буду бить немцев на их же территории, и с победой вернусь домой. К трудностям мне не привыкать. Я ещё помню голод в тридцать третьем году. Я хитрый и удачливый. Всё будет хорошо!
Мы долго сидели в тот день за столом. Воздушного налёта не было. Видимо, в связи с погодой.
Отец не выдержал, глядя, как мучается Фёдор без курева. Он сбегал в гараж и одолжил у сторожа махорки.
Фёдор был на седьмом небе. Потом мы пили чай. Потом гово¬рили, как мы заживём, когда закончится война.
А потом Фёдор стал заводить патефон, и мы слушали Утёсова, Лемешева и Русланову.

4

На другой день мы провожали Фёдора до станции. Отсюда он должен уехать в Подольск, а там уже скажут, куда его направляют.
Мы долго ждали электричку в Москву. Она всё не приходила. Я сильно замёрз, но ждал, когда надо будет прощаться с Фёдором.
- Иди домой! - говорил мне Фёдор. - Ты весь замёрз. Иди! Дай я тебя поцелую!
- Я хочу дождаться электрички! - отвечал я. И ждал, ждал эту электричку.
И наконец электричка появилась.
Фёдор поцеловал мать, потом отца, потом Ивана и меня.
- Учись, Коля, - сказал он мне на прощание. - Не будь таким дураком, как твои непутёвые братья. Я обязательно вернусь. Пиши мне почаще письма. Ну, прощай!
Фёдор крепко меня поцеловал и с трудом втиснулся в тамбур электрички.
Мы долго ещё махали ему, пока электричка не скрылась. И почему-то ещё стояли на платформе. Словно чего-то ждали. А ждать было нечего. Надо было идти домой.
- Ну, что ж? - сказал отец. - Пошли к дому!
Рядом поскрипывал своими костылями Степан. Он уже слегка опирался на больную ступню.
- Не плачь! - приказал отец матери. - Не хорони парня раньше времени! Ну, мы с Иваном в гараж. Скоро придём к обеду.
Мать продолжала плакать. Я же приплясывал на ходу: так у меня замёрзли ноги.
Дома нас ждала Танюшка. Мы её, бедную, оставили одну. И она терпеливо дожидалась нас.
Мать ушла на кухню и стала греметь кастрюлями. А я пил горячий чай и думал о Фёдоре. Когда же он вернётся домой? Наверное, не скоро. Скорее бы пойти в школу!
Побежали хмурые ноябрьские дни.
Я вышел на улицу, выплеснуть ведро в помойную яму. На белом снегу я сразу заметил белые листки. Что это? Неужели немецкие листовки?
Я поднял листочек бумаги и стал читать:
“Ворошилов в плену. Буденный в плену. Тимошенко в плену. Красноармейцы! Сдавайтесь, пока не поздно! Через несколько дней мы будем в Москве! Эта листовка будет служить вам пропуском при сдаче в плен”.
Мне стало страшно. Неужели наши маршалы в плену? Листов¬ку сразу показал Степану. Он прочитал и сказал:
- Брехня всё это! Ни один маршал в плен не пойдёт. Он скорее застрелится, чем принять такой позор! Если они такие сильные, почему же они топчутся под Москвой? Силёнок у них маловато! Вот и пытаются запугать нас таким враньём. Не верь, Коля! Москву они не возьмут. Ты же видел наши войска на Силикатной? И везде так! Теперь им придётся здесь плохо. А мы немцев обязательно победим!
Степан говорил со мной, а сам укладывал в рюкзак нужные вещи. Он собирался пожить на Силикатной, а потом выпросить разрешение жить с нами.
- Не горюйте! - утешал нас Степан, - Всё наладится. Главное - разбить немцев. Время пройдёт, и я буду снова с вами. А на Силикатной полно знакомых. Не пропаду!
Через несколько дней отец сказал нам, что немцы опять наступают на Москву. Да  мы и сами слышали канонаду днём и ночью. И с каждым днём она становилась всё сильнее. Что же будет? Неужели придётся убегать из Вешняков?
- Вчера немецкие мотоциклисты прорвались к мосту в Химках, - сказал нам вечером отец. - Хотели взять нас на испуг. Решили, что мы побежим, и что у нас нет больше сил. А наши танки разбили их на этом мосту. Знакомый шофёр был недалеко от канала и всё видел. Немцы в панике прыгали в воду. А у берега выходили и сдавались. Они не ожидали, что их так встретят. Положение стало очень серьёзным. Прошу всех сидеть дома. Далеко не отлучаться. В гараже стоит машина, готовая всех нас вывезти, если дойдёт дело до этого. Мы уедем в последнюю минуту. Особенно прошу тебя, Коля. Ты много бегаешь по посёлку. Посиди эти дни дома. Всё это я говорю на всякий случай. Думаю, что до этого не дойдёт. Другие шофера рассказывали, что под Москвой разгружаются сибирские дивизии. А им никакой мороз не страшен. Вот пока и всё.
Не знали мы тогда, что фельдмаршал Клюге наносил лобовой удар по Москве. А танковые корпуса Гудериана и Гёппнера намеревались замкнуть кольцо вокруг Москвы в районе Ногинска. И хорошо, что наш командующий Западным фронтом Жуков разгадал этот замысел немцев и бросил основные силы именно против этих клиньев.
Я загрустил. Неужели придётся уезжать? Опять придётся искать новых друзей. Опять привыкать к новому месту. А может, удрать с Игорем на передовую? Когда немцы подойдут в Москве? Нельзя упускать такую возможность. Надо всё это обговорить с Игорем. Он парень башковитый.
- Надо рискнуть, - сказал мне Игорь. - Такую возможность грех упускать. А дома оставим записки, чтобы зря нас не искали. Сейчас немцы где-то в тридцати километрах от Москвы. Главное - попасть к доброму командиру, чтобы он нас не прогнал. А там будет видно. И надо будет прошмыгнуть мимо всех патрулей. Будем двигаться ночами. А днём хорониться в укрытиях. Провизию надо будет с собой взять. В общем, надо готовиться.
Пришло наконец письмо от Фёдора. Он попал в пехотное училище во Владимире. Мать повеселела. Это ведь не так и далеко. Фёдор передавал всем приветы. Писал он бодро, но между строк письма проскальзывала грусть. Спрашивал и обо мне. Чем я занимаюсь и хожу ли я в школу.
- Надо будет туда отправить посылку с каким-нибудь шофером, - сказал отец. - У нас туда иногда ходят машины. Готовь, мать, посылку!
Я сразу же сел писать Фёдору ответ. Мать мне диктовала, а я писал крупными буквами. Написал всё и о себе. Прибавил, что завидую ему. Написал все наши новости. И сразу же побежал на почту и бросил письмо в ящик.
А канонада на западе Москвы становилась всё сильнее. Что там происходило?
- Может, двинем? - спросил я Игоря. - А то упустим момент.
- Рановато, - отвечал мне Игорь. - Тронемся, когда начнутся уличные бои. Когда начнётся паника, и некоторые москвичи побегут на Восток. Значит, почти мимо нас. А мы в этот момент и улизнём из дома. Родителей только жалко. Моя мать будет сильно убиваться. Но нам надо воевать. Мы же мужчины! Пока собирай сухари. А то придётся в дороге голодать.
В конце ноября ударили сильные морозы. Редкое событие для этого времени.
Каждый день было градусов тридцать мороза. У всех прохожих ресницы были покрыты инеем. На улицу выходить совсем не хотелось.
А я теперь каждое утро ходил в магазин за хлебом. Мне было только двенадцать лет, а мне доверяли судьбу всей семьи. Не дай Бог, если я потеряю эти карточки! Тогда всей семье придётся голодать!
Часа по два я стоял в очереди, чтобы отоварить карточки. Но со мной часто стояли за хлебом Нина и Игорь. А втроём было намного веселее. Мы всё время говорили. Часто мечтали о мирном времени. И время пролетало почти незаметно.
Иногда мы с Игорем отходили к станции, а Нина караулила оче¬редь. На станции было всегда интересно. Тут всё время сновали лю¬ди. Тут была жизнь, тут было постоянное движение.
Однажды мы рано купили хлеб и решили пройтись до Кусковского пруда, который я ещё не видел ни разу.
Мы прошли мимо церкви, и пошли по пихтовой аллее. И вот мы на берегу пруда, покрытого искрящимся на солнце снегом. Лицо обжигает холодный ветер. А мы стоим на берегу и любуемся дворцом, кото¬рый молча смотрит на нас с другого берега. Через пруд вела  тро¬пинка, по которой шли пешеходы.
- Красиво, - сказал я. - А что внутри дворца?
- Там музей, много картин и ваз, много керамической посуды, - ответила на мой вопрос Нина. - Придёт лето, и мы туда обязательно сходим. А сейчас нам пора домой.
Когда мы шли назад, то обратили внимание на маленький за¬водик напротив церкви. Он что-то производил, свистел и гудел, выбрасывая клубы чёрного дыма.
- А это наш чугунолитейный завод, - пояснил Игорь. - Даёт сейчас стране металл.
Около дома мы остановились.
- Голодно стало, - пожаловался мне Игорь. - Я почти каждый день встаю из-за стола голодный. А что дальше будет?
- Я могу принести тебе сухарей, - предложил я Игорю. - У нас дома целый мешок!
- Принеси тогда парочку. А то я совсем ослаб. А вообще давай с тобой дружить всю жизнь! До самой смерти! Ты как?
- Давай! - согласился я. - Мы и так с тобой уже друзья. Давай поклянемся помогать друг другу всю жизнь!
- Клянусь! - сказал торжественно Игорь.
- Клянусь! - ответил я.
Всё. Теперь у меня настоящий друг! Теперь я нигде не пропаду! Ура!
- Надо бы сходить в деревянную школу, - предложил Игорь. - Надо узнать, когда там начнутся занятия. Дома всё равно делать нечего.
На другой день мы отправились в деревянную школу. Мы подошли к Рязанскому шоссе. Машины шли в обе стороны. Но их было мало.
Перешли шоссе, прошли метров триста и вошли в школу. Это был  двухэтажный деревянный дом. Таких домов вокруг было много. Это был тоже посёлок НКПС.
В здании мы сразу увидели директора.
- Здравствуйте, Николай Дмитриевич! - поздоровались мы. - Когда начнутся занятия? Надоело дома сидеть.
- Эх, ребята, ребята, - сказал директор. - Судьба Москвы сейчас решается. Идут сильные бои под Крюково, в Лобне, около Каширы, под Яхромой и в Туле. Выручают нас сибирские дивизии. И всё решится в эти дни. Я верю, что мы погоним немцев от Москвы. И сразу станем заниматься. Я раздобыл немного угля, дров и торфа. Главное - отогнать немцев от Москвы. Сибиряки должны нас выручить.
- А отгоним? - спросил серьёзно Игорь.
- Я думаю, что отгоним, - ответил директор. - У нас просто нет другого выхода. Нам сейчас и стены родные помогают, и сильный мороз. Немцы мёрзнут. Оружие у них тоже отказывает. У нас только плохо с танками и самолётами. Но это временные трудности. Скоро у нас всего будет много. А потом, ребята, наступит день Победы, и мы с вами заживём на всю катушку. Надо только сейчас нам выстоять. А потом наши эвакуированные заводы будут выдавать военную продукцию. И от немцев останется только пшик! Вот увидите. А вы, ребята, молодцы, что пришли. Значит, хотите учиться. Приходите через неделю. Мы всех постараемся оповестить по районному радио. Потерпите ещё немного, ребята. Отстали мы сильно, но постараемся нагнать. Каникул тогда зимних и весенних не будет. Будем гнать программу. А сейчас бегите домой. Всё будет хорошо, ребята. Немцы ещё сильно пожалеют, что пошли на нас.
- Хороший у нас директор, - сказал Игорь, когда мы шли к дому. - Сразу на душе стало веселее. В такую школу хочется всегда ходить. Ох, как я хочу учиться! Прямо руки чешутся. Только на фронт мы, видимо, уже не попадём. Немцев к Москве не подпустили. И не подпустят дальше. До уличных боёв не дошло. А там посмотрим. Но я ещё не потерял надежды. А ты как думаешь?
- Холодно очень. Бои идут сильные. Не пробраться нам к фронту. Сцапают нас сразу.
- Тоже верно. И учиться хочется, и воевать хочется. Надо что-то одно делать.
- А может, война продлится долго, и мы ещё успеем? - предположил я.
- Ну, ты даёшь! - возмутился Игорь. - От силы война продлится года два. И нам тогда будет только четырнадцать! На это рассчитывать нельзя. Если рисковать, то надо будущей весной или летом. А потом поздно будет. Или, в крайнем случае, пробраться к партизанам. Они обязательно есть в лесах. И по радио о них всё  время сообщают. В общем, посмотрим по обстановке.
А потом наступила тишина. Вернее, канонада была слышна, но не так сильно. Воздушные налёты прекратились. Просочился слух, что наши войска наступают и гонят немцев от Москвы.
А вскоре радио и газеты сообщили о нашем контрнаступлении под Москвой.
И все облегчённо вздохнули. Раз Москва устояла, то теперь устоит и вся наша страна.
В понедельник, пятнадцатого декабря, Игорь прилетел ко мне и закричал:
- Ура! Сегодня в школе возобновляются занятия! Мы учимся во вторую смену. Я с утра сбегал в школу и всё узнал. Я так рад, что схожу с ума! Побегу к Нине и обрадую её!
В двенадцать дня мы пошли втроём в пятый класс. Настроение у нас было отличное. Теперь всё будет хорошо. Теперь не пропадём. Теперь будем гнать немцев до самого Берлина!
И вот я сижу около окна на втором этаже и вижу Рязанское шоссе, снующие машины, заснеженное поле и тополя, где начинается поворот в наш посёлок.
В пятом классе набралось человек пятнадцать. Многих я видел впервые. А учителя объясняли новый материал и задавали много на дом. Но мы не роптали. Надо навёрстывать упущенное.
А на больной перемене Виктор Николаевич принёс нам на фанерке каждому по куску хлеба и по стакану чая. С сахаром. Это уже было совсем здорово!
- Теперь не пропадём! - сказал Игорь. - Всё стало хорошо. И бомбёжек нет. И немцев отогнали. Теперь доживём до Победы. Надо нам только чуть-чуть потерпеть. Директор просил всех ребят придти завтра пораньше и напилить и наколоть дров для школы. Так что сегодня будем делать уроки. А то не успеем.
В класс вошёл географ Георгий Александрович. Он нам сразу понравился. Рассказал о наступлении под Москвой. Сказал, что война продлится не очень долго. Теперь мы будем гнать немца  до самой границы, а может и дальше.
- Хорошая у нас школа, - сказал Игорь. - Это всё благодаря нашему директору. Он подбирает только толковых педагогов.
Немецкий язык вела Ольга Фёдоровна, уже пожилая женщина. Она меня вызвала, и я вспомнил, чему меня учили в деревне. Оказывается, я ничего не забыл с тех пор.
Ольга Фёдоровна меня похвалила. И я решил ещё больше заниматься этим языком.
После занятий мы медленно шли к дому. Остановились у Рязанского шоссе.
- А в Москве занятий нет, - сказал Игорь. - Там паровое отопление. Всё отключено. И никто там не учится. Жалко мне ребят-москвичей.
- Давайте сегодня покатаемся на лыжах на нашем поле! - предложила Нина. - Снега уже много. Надо попробовать.
- У меня нет лыж, - сказал я с сожалением.
- Я тебе дам свои, - предложил Игорь. - У меня есть ещё отцовские лыжи. Только после того, как сделаем все уроки. От отца писем нет. Мать вздыхает каждый вечер.
- Напишет ещё, - успокоила Игоря Нина. - Сейчас везде идёт наступление. Им там не до писем. А ты успокой маму. И ей станет полегче.
Дома меня ждал сюрприз. Во-первых, приехал на пару дней Степан. А рядом с ним сидел моряк в форме, мой двоюродный брат Михаил. Он ехал из Владивостока на фронт, и сумел по пути разыскать нас.
Михаил сразу подарил Степану тельняшку, ремень и брюки-клёш. Он беспокоился о своих в деревне. Теперь они были под немцами. Отец его был арестован в тридцать седьмом году. Анна Михайловна одна поднимала семью.
Вечером мы пошли его провожать до станции.
- Прощайте! - сказал нам Михаил на платформе. - Может, и не увидимся больше!
- Обязательно увидимся! - сказал Степан. - Ты это брось, Миша. Всё будет хорошо.
И опять мы шли грустные от станции к дому. Я вспомнил брата Фёдора. Как он там в своём Владимире? Наверное, тяжело ему там. А кому сейчас не тяжело?
А вечером мы втроём катались на лыжах на Вязовском поле.
С запада еле доносилась канонада. В телогрейках было тяжело бегать на лыжах, да ещё по целине.
- Устала! - призналась Нина. - Хватит на сегодня. Сейчас бы посидеть в тёплом убежище и поиграть в дурака.
- Хватит сидеть в убежище, - ответил Игорь. - Теперь будем учиться, и нагонять пропущенное. Жалко только, что наш посёлок весь в темноте. Снять бы эти светомаскировки, и походить по посёлку, как в мирное время. Когда это время только наступит? Сколько нам придётся ждать?
- Мне кажется, что война закончится не скоро, - сказала Нина. - Такое у меня чувство. Ведь до границы больше тысячи километров. А там, наверное, будем гнать немцев до Берлина. А это ещё тысяча километров. Года три война продлится.
- Тогда у нас есть шанс попасть на фронт, - сказал Игорь, - Верно, Коля?
- Наверное, успеем попасть, - ответил я. - Надо будет побольше заниматься немецким. На фронте язык пригодится. Может, нас возьмут добровольцами.
- Поживём - увидим, - сказал Игорь. - Хорошо, что начались занятия в школе. Жизнь сразу стала веселее. Только читать ничего нет. Все книги по два раза перечитал. А библиотеки в школе нет. Я уже узнавал. Плохо без книг.
- Надо обмениваться с ребятами в школе, - сказала Нина. - Это дело поправимое.
На другое утро мы пошли с Игорем колоть дрова в школе. Рядом были ребята из старших классов.
За два часа мы напилили и накололи огромную гору поленьев.
- Спасибо, ребята! - сказал нам директор. - Сбегайте домой отдохнуть. Ещё раз огромное спасибо! Но это не последний раз.
А уроки текли один за другим. И на большой перемене мы опять получили по куску черного хлеба и по стакану чая.
После урока я подошёл к Ольге Фёдоровне и попросил дать мне разговорник немецкого языка.
- На фронт собрался? - спросила с улыбкой Ольга Фёдоровна. - Признавайся!
- На всякий случай, - ответил я. - Мне хочется поскорее научиться говорить как настоящий немец! А может, вы позанимаетесь со мной дополнительно? Я бы всё делал на “отлично”.
- Я подумаю, - сказала Ольга Фёдоровна. - И разговорник достану тебе тоже. А ты только не убегай на фронт, не предупредив меня. После Нового года я позанимаюсь с тобой дополнительно. Тогда будешь заменять меня в классе, если я вдруг заболею. Если будешь стараться, то сделаешь большие успехи.
Домой я летел как на крыльях.
- Куда ты так летишь? - спросил меня Игорь. - Что с тобой?
- Немка обещала позаниматься со мной дополнительно! - похвалился я. - С хорошими знаниями немецкого я скорее попаду на фронт!
- А как же я? - возмутился Игорь. - Тебя возьмут, а я останусь! Это не по-товарищески! Мы так не договаривались!
- Пойдём вместе! - утешил я Игоря. - Немка будет заниматься со мной, а я с тобой. Я уже обо всём подумал! Не горюй, Игорь. Мы ещё повоюем с тобой. Время работает на нас. А может, проберёмся в партизанский отряд? Будем вместе думать. Летом и решим, что нам делать дальше.
Дома мать собирала посылку Фёдору. Шофёр Тарасов ехал в Горький. Отец попросил его завести посылку Фёдору во Владимире. В посылку положили махорку, тёплые носки, кусок сала, две чистые тетради и деньги.
- Кажется, всё! - сказал отец. - Тарасов мужик толковый. Он обязательно передаст. Дам ему в дорогу бутылку водки. А водка везде выручит. Пусть парень порадуется под Новый год. А там, глядишь, и домой заскочит.
Под диктовку отца и матери я стал писать Фёдору подробное письмо. Написал про Михаила, про нашу жизнь, про свою учёбу, про немецкий язык.
- Ты попроси как следует своего Тарасова! - говорила мать отцу. - Пусть он постарается.
- Тарасов сам служил в армии, и знает все хода и выходы. Он всё сделает как надо! Мы же с ним вместе работаем! Не сомневайся, мать. Всё будет нормально!
Приближался Новый год. Дни теперь летели быстро. С утра готовим уроки, потом школа, а там уже и вечер наступает. На улице уже темно.
Радио передавало радостные сообщения. Немцев изгоняли из Московской области. И жить стало сразу веселее. Только вот с продуктами становилось труднее.
Степану разрешили жить в Вешняках. Постарался отец. Он нашёл знакомых в милиции, и всё сразу уладилось.
- Пора выходить на работу! - сказал Степан. - Не могу больше дома болтаться без дела!
- Ко мне пойдёшь? - спросил отец. - И ходить будет недалеко.
- Не пойду, папа. У тебя уже работает Иван. Достаточно своих. А я найду где-нибудь поблизости.
- Если наши так будут наступать, то скоро и деревню нашу освободят, - сказал отец. - Можно было бы туда съездить за продуктами. Хотя путь и неблизкий. Триста километров туда и триста обратно. Ладно. Пока подождём.
Тридцать первого декабря я, Игорь и Нина шли домой из школы.
- Приходите ко мне, - предложила Нина. - Посидим, поиграем в карты, попьём чаю с чёрными сухарями. Приходите. Мама на работе, она не против, что вы ко мне заходите. Я буду ждать.
Мы сидели у Нины. Вспоминали мирное время. Пили чай с солью и чёрными сухарями. Слушали концерт по радио. Сообщили, что только что освободили Калугу. Это уже второй областной центр после Калинина, который освободили наши войска.
- Здорово! - сказал Игорь. - Так скоро мы вообще вытурим этих немцев с нашей территории. Как ты думаешь, Коля?
- Разве угадаешь, - ответил я. - До границы ещё очень далеко. Сегодня должен выступить Сталин, Он обязательно что-нибудь хорошее скажет.
Сталин вскоре выступил и сказал небольшую речь. Он перечислил наши успехи и пообещал в скором времени разгромить этих немцев.
Поздно вечером мы пошли по домам.
У нас был накрыт стол. Вся семья была в сборе.
- Давайте проводим старый год! - предложил отец. - Был он плохим. Но пока ещё жить можно. Пока все живы и здоровы.
Отец мне не налил. Но я не обижался. Что хорошего в этой горькой водке?
- А теперь выпьем и за Новый год, - сказал отец. - И чтобы разгромили в Новом году всех немцев. Мёрзнут они сейчас на наших полях. Так им и надо! Плохо они знают русских. Мы долго запрягаем, но потом нас не остановишь. Отольются им все наши слезы!
Потом выпили за Фёдора. Говорили, сколько времени продлится война. Стали спорить. А у меня слипались глаза. И я пошёл спать, не дождавшись наступления Нового года.
На другой день Игорь и Нина утащили меня кататься на лыжах. Светило яркое солнце, но мороз был сильный.
Мы делали круг за кругом по Вязовскому полю, лыжня была хорошо накатана, и на душе было радостно.
- Хорошо, что нет каникул, - сказал Игорь. - Завтра опять в школу. Опять дадут нам хлеб с чаем. Здорово! А дома всё равно сидеть скучно.
Потом мы опять собрались у Нины. Играли в морской бой. Заводили патефон. Читали старые журналы. Слушали последние известия по радио.
- Скорее бы лето наступало! - сказала мечтательно Нина. - Надоели холода.
- Летом немцы уже будут далеко от Москвы, - сказал Игорь. - А жаль. Тогда нам уже на фронт ни за что не пробраться.
- Надоели мне ваши разговоры про фронт, - вмешалась Нина. - Маленькие вы ещё для фронта! Неужели вам это ещё не понятно? Надо сначала подрасти! А пока учитесь, как все школьники. Время придёт, и вас призовут. Зачем вы торопитесь погибнуть? Вам не хочется жить?
- Девчонка ты! - ответил ей Игорь. - Ничего ты не понимаешь! Страну надо спасать! Мы тоже можем принести пользу, даже если нам мало лет. И мы постараемся попасть на передовую! Будем учить с Колей на всякий случай немецкий язык. Это нам пригодится. Может, добровольцами будут брать раньше. Ты нас, Нина, не лишай надежды! Так хочется пострелять в немцев. Я даже сны такие вижу!
Сразу после Нового года от Фёдора пришло письмо. Он благодарил нас за посылку. Особенно за курево. Письмо было восторженное. Писал, что мы обязательно разгромим немцев в сорок втором году. И что потом заживём все вместе и будем жить хорошо. И поздравлял нас всех с Новым годом и желал нам здоровья и долгих лет жизни.
- Трудно ему там, - сказала мать. - Ведь ещё ребёнок. Восемнадцать лет! А там пошлют на фронт. Я тогда и спать не смогу. Надо в церковь сходить и свечку за него поставить.
Степан устроился на работу в соседнюю автобазу, и ходил теперь с палочкой через Вязовское поле к многоэтажным домам. Его автобаза находилась в системе Мосарктиснаба, во главе которого был Папанин. Степану дали понять, что если с ногой будет хорошо, то он может поехать на север. Там хорошие оклады и снабжение.
А на улице по-прежнему стояли сильные морозы.
- Есть Бог на свете! - говорила мать. - Это он насылает эти морозы на наших врагов! Будут знать, как зариться на чужое! Сидели бы себе дома. И Фёдор бы наш был дома. Как он там теперь? Наверное, голодает.
В нашем классе появился новый ученик Виктор Зотов. Его семья жила на станции Крюково. И бежали оттуда от немцев. Теперь Виктор поселился недалеко от нас. Отец у него работал машинистом на железной дороге.
Виктор нам понравился. Свой парень! Это сразу видно.
- В нашем полку прибывает, - сказал Игорь. - Летом народу в посёлке прибавится. Скорее бы наступало это лето! Надоели эти морозы.
У нас стало плоховато с продуктами. Заканчивались наши сухари.
- Надо что-то делать, - размышлял вслух отец. - Иначе окочуриться можно. Что в нашей деревне делается? Есть ли там немцы? А если нет, то можно попробовать съездить к ним.
И письмо от наших родных скоро пришло. Они писали, что немцы ушли от них под Новый год. Что они все живы и здоровы. И вся деревня тоже цела. И спрашивали, как у нас дела.
Под диктовку родителей я сразу же написал в деревню письмо. Намекнул, что с едой у нас плоховато.
А через несколько дней пришло письмо от политрука части, в которой служил Михаил, моряк Тихоокеанского флота. Их эшелон попал под бомбёжку около Калинина, и Михаил погиб. Бомба попала прямо в их вагон.
Мы были потрясены. Совсем недавно он сидел с нами, пил чай, шутил. И вот его нет. Молодой парень. Ему бы жить да жить.
Заплакала мать. Отец тоже вытирал слёзы.
- В деревню надо написать, - сказала, плача,  мать.
- Поеду на машине, и сам всё расскажу, - сказал отец. - Лучше всё на словах рассказать, и письмо им это надо передать.
Я думал о смерти Михаила, и мне ещё сильнее захотелось попасть на фронт. Надо за него отомстить. За что погиб молодой парень? За то, что Гитлеру захотелось захватить нашу страну? А мы не подняли вверх руки. Мы стали сопротивляться. Мы не хотели стать покорными рабами. Ясно одно - надо пробиваться всеми силами на фронт. Надо всё подчинить только этой цели!
В нашем классе появилась  ещё одна девчонка - Лена Хохлова. И жила она тоже в нашем посёлке.
Я потихоньку разглядывал её. Брюнетка. Ведёт себя скромно и просто. Пока она робеет и молчит. Надо принять её в нашу компанию. Тогда нас будет пятеро.
После школы Лена шла вместе с нами домой. Нина сразу потащила Лену к себе. У них нашлись общие интересы. Теперь нам станет намного веселее. Теперь нас уже пятеро. А там ещё кто-нибудь вернётся из эвакуации. Дело-то ведь идёт к тому, что мы гоним немцев, что когда-нибудь наступит мир.
- Жрать охота, - признался Игорь, когда мы уже собирались идти по домам. - Дома - шаром покати. Уже неделю голодаем с мамой. Она собирается на рынке что-нибудь продать. Но на это тоже нужно время.
- Мы к тебе сейчас придём с сухарями, - сказал я Игорю.
- Что вы, ребята! - смутился Игорь. - Вам самим туго приходится.
- Я тоже прихвачу еды из дома, - сказал Виктор. - У меня отец иногда привозит кое-что из поездок. Выменивает на больших станциях.
- У нас отцы дома, - сказал я Игорю, - а твой воюет на фронте. Ставь чайник на керосинку. А мы скоро придём.
Через час мы сидим у Игоря и пьём чай. Виктор даже притащил килограмм картошки.
- Вкусно пить чай с чёрными сухарями, - улыбается Игорь. - Если живы будем, то будем лет через десять вспоминать это время. Неужели придёт время, когда будет в доме полно еды? Даже не верится. Но для этого надо разбить немцев. Когда это произойдёт? Тут угадать трудно.
- В сорок третьем им будет хана! - сказал убеждённо Виктор. - Мой отец так считает. А он разбирается в этих делах.
- Жаль, - говорит Игорь. - Так мы не успеем попасть на фронт. А потом жди двадцать лет, пока не начнётся новая война. Поздно мы родились. Каких-то четырёх лет не хватает. Пустяк. А наши старшие ребята вернутся с фронта с орденами и медалями, а некоторые - даже Героями Советского Союза! Счастливые. А мы будем по-прежнему топать в нашу школу, пока не закончим десять классов. Обидно.
- Тут нельзя торопиться, - сказал рассудительно Виктор. - Поспешишь - людей насмешишь! Всё надо продумать основательно. Пока нам ещё нет и тринадцати лет. Посмотрим, что будет летом. Если немцы будут недалеко, то можно как-нибудь пробраться к партизанам или к нашим на передовую. Только завернут нас оттуда сразу обратно. Да и дома нам попадёт.
- Будем ждать, - подвёл я итог нашей беседы. - Авось, что-нибудь придумаем. А вдруг война затянется? А вдруг на нас нападёт Япония?
- Это всё гадание на кофейной гуще! - сказал Игорь. - Всё неопределённо. Остаётся надеяться, что будут брать добровольцами лет с четырнадцати.

6

Из деревни пришло ещё одно письмо. Анна Михайловна приглашала нас приехать за продуктами. Только нужен пропуск. А она нам уже приготовила несколько мешков картошки, пшеницы и гречки. Спрашивала про Михаила. Он почему-то не пишет. Не случилось ли чего?
- Надо ехать, - сказал отец. - Вернулся наш заведующий гаражом Шапиро. Он сумеет достать пропуск. Надо его уломать. А то подохнем все с голоду! Или пан, или пропал!
Михаил Яковлевич Шапиро дал себя уговорить, достал пропуск на эту поездку. Выписал путевой лист, в котором говорилось, что сотрудники автобазы едут в родную деревню за продуктами.
Отец собирался ехать вместе с Тарасовым. Мать собрала вещи, чтобы обменять их в деревне на продукты. Неудобно обирать Анну Михайловну.
В последнюю субботу февраля отец отправился на машине с Тарасовым. Надо было проскочить в деревню до весенних паводков.
- Не волнуйтесь! - сказал нам при отъезде отец. - Если не задержат, то значит, мы доехали до нашей деревни. А там торопиться не будем. Надо всё обменять и погрузить. А в дороге могут быть всякие поломки. На автомобильном транспорте загадывать нельзя. Надеюсь, что всё будет хорошо. Ну, с Богом!
Уехал отец, а мы остались одни. Грустно и тихо стало у нас дома. Но пришло письмо от Фёдора. Он как всегда писал бодро и уверенно. Учёба у него шла хорошо. По дороге на фронт надеялся заскочить домой. Но это будет летом. Спрашивал, как я учусь. Переживал смерть Михаила. Писал, что ему хочется посмотреть на Таню. И вообще хочется ему похлебать домашнего супчика.
- Плохо их там кормят! - запричитала мать. - Домашнего супчика захотел. Хотя бы одним глазком посмотреть на него. Исхудал, наверное.
А я думал об отце. Пробьётся ли отец до деревни? Он взял с собой несколько бутылок водки. А водка, говорил отец, лучше всякого пропуска. Только бы не сломалась у них машина.
Дни тянулись медленно. Первого марта мы ели суп из мороженой картошки, которую мать купила на рынке. Тарелка супа и кусок черного хлеба, и всё. Как будто и не ел.
По радио передавали бодрые песни. Сводки Информбюро тоже были бодрые. Наши войска пока наступали.
Прошло пять дней, а отца всё не было.
- Ну, где же он? - спрашивала вслух мать. - Не случилось ли чего? Не дай Бог!
- Не волнуйся, мама! - успокаивал мать Степан. - В дороге может всякое случиться. Баллон может лопнуть. Рессора лопнуть. В сугробе могли застрять. Всё может быть. Пока не надо паниковать.
Отец приехал только в субботу утром. И мы стали разгружать мешки с картошкой и пшеницей. А потом появились корзины с яйцами, гречкой и мясом.
Мы сели за стол. Отец достал из-под кровати бутылку.
- За удачу! - сказал отец. - Всё обошлось хорошо.
Отец рассказал, что до Тулы они доехали почти спокойно. А после Тулы  патрули стали появляться через каждые десять километров. Спасало, что они москвичи, и что ехали к себе на родину. Патрули спрашивали про Москву. И после бутылки водки пропускали дальше.
А деревня находилась уже в прифронтовой зоне, хотя немцы были километрах в пятидесяти. У самой деревни часовой никак не хотел пропускать. Еле уговорили. А у тётки жили военные. У самого дома тоже был часовой.
А потом были разговоры и обмен вещей на продукты. Отец рассказал про смерть Михаила и отдал тётке письмо.
Анна Михайловна долго плакала. Отец и Тарасов загружали машину и торопились домой.
В четверг они тронулись назад. Машина была перегружена. Тарасов озабоченно смотрел на рессоры.
Каждые двадцать километров их останавливали патрули. Поднялась метель. Ехать приходилось медленно. Перед Тулой дорога стала плохой: здесь были сильные бои.
А после Тулы дорога стала ещё хуже. Было много объездов. Много было воронок - следы прошлых боев.
Машина шла с трудом. Что-то внутри было не в порядке. Но они двигались потихоньку вперёд.
Лопнула камера на одном колесе, потом на другом. А около Подольска кончился бензин. Всё-таки не рассчитали с запасом. И никто не хотел давать. Помогла палочка-выручалочка - русская водка. За две бутылки они заправились и тронулись дальше. Около самой Москвы патрули долго не хотели пропускать. Отец отдал последнюю бутылку и кусок сала.
- Нам сильно повезло, - закончил свой рассказ отец. - Даже не верится, что всё уже позади. Почти у самого фронта были. До Мценска от нас по прямой всего сорок километров. И со временем мы угадали. Вот-вот всё начнёт таять. Боялся я крупной аварии. Брал с собой всё про запас. Но Бог миловал. И хорошо, что много водки с собой взял. А то бы сидели около Подольска без бензина.
Машина поехала в гараж: надо было срочно раздать продукты сотрудникам и успокоить завгара Шапиро. Тот все эти дни ходил сам не свой.
Мать быстро сварила мясной суп, и мы впервые поели досыта. А потом я попросил у матери картошки для Игоря. Мать наложила целую сумку картошки и дала пару яиц.
- Может, и он когда-нибудь тебе поможет, - сказала мне мать. - Друзей надо всегда выручать.
Я побежал к Игорю. Его мать стеснялась брать картошку. Но я её уговорил.
- Теперь я твой должник на всю жизнь! - сказал мне тихо Игорь. - Спасаешь нас с матерью от голода. Мы уже совсем духом упали. Теперь мы с тобой друзья до могилы. Может, тебе подарить несколько книг?
- Не надо, сказал я. - У нас впереди долгая жизнь. Будем всегда выручать друг друга. Вместе мы никогда не пропадём. В мае раскопаем всю землю вокруг дома, и посадим картошку и другие овощи. И всё у нас с питанием будет нормально.
- Как у тебя с немецким? - спросил Игорь.
- Ольга Фёдоровна гоняет меня после уроков по разговорнику. Пока она меня хвалит. Поправляет моё произношение. И я её теперь хорошо понимаю, когда она говорит со мной по-немецки. Стараюсь изо всех сил. Может, попадём с тобой на войну. Тогда и применю в разведке все свои знания. Ты тоже давай учись! Я буду с тобой иногда говорить по-немецки. Мне - практика, а тебе тоже полезно.
- Всё верно, Коля. Немцы сейчас где-то за Можайском. Это не так далеко. Летом можно было бы пробраться туда. Попробуем?
- Надо попробовать! А то так и просидим дома всю войну.
А вечером мы уже катались на лыжах впятером. Мы носились по накатанной лыжне, вели разговоры о войне, об учёбе. Теперь нас уже пятеро. Хорошая у нас подучилась компания.
Мерцали на небе яркие звезды, а рядом стоял наш затемнённый посёлок. А мы катались и были довольны своей жизнью.
Пятнадцатого марта, в воскресенье, все ученики по просьбе директора  расчищали дорогу от школы к Рязанскому шоссе.
Мы дружно взялись за работу и через два часа всё расчистили. До Рязанского шоссе было всего метров триста. Но снег был глубокий.
- Молодцы! - похвалил нас директор. - Какие вы молодцы! Спасибо вам всем. Что значит коллектив! За два часа расчистили всю дорогу. Теперь у нас будут дрова и торф. До самого лета хватит.
Наша компания шла к дому. Впереди ещё было полдня.
- Поехали в Москву! - предложила Нина. - Посмотрим кино. Давно я не была в кино.
И мы поехали в кино. Рядом с вокзалом был кинотеатр “Шторм”.
Там мы посмотрели военную кинохронику. Видели трупы повешенных людей.
- Сволочи эти немцы! - сказал Игорь. - Зачем трогают мирных людей? Ну, погоди! Им отольются все наши слёзы! Они уже и сейчас плачут. А что будет, когда мы войдём в Германию? А этот день обязательно наступит!
Апрельские дни летели быстро. Незаметно растаял снег. Стало тепло.
После двадцатого апреля все жители поселка высыпали на улицу и стали копать землю вокруг домов. Оставались лишь узенькие дорожки, чтобы пройти к дому.
За нашим домом была лужайка, на которой до войны играли детсадовские ребятишки.
- Земля немного сыровата! - сказал отец. - Но картошку сажать можно. Чем раньше посадим, тем скорее будем есть молодую картошку. А потом попозже посадим и все овощи. Морковь, огурцы, капусту, свеклу, редиску, помидоры.
Я копал наравне со взрослыми. А рядом копали Иван, Степан, мать и отец. Работали весело. За вечер вскопали почти половину поляны.
А потом стали сажать картошку. От клубней мы отрезали только часть с побегами. А остальная часть клубня оставалась дома для еды.
Я чувствовал, как твердеют мои мускулы. И это меня радовало - пригодится всё на фронте. Фронт, фронт. Надо что-то делать летом. А что и как? И становилось тревожно на душе. Как бежать? Как оставить всё дома? А если попадёт за это?
Через неделю в поселке была вскопана вся свободная земля.
Мы оставили грядки для помидоров и капусты. Теперь надо терпеливо ждать урожая. Но будет это только в июле. Так мне сказала мать.
Наступило Первое мая. Большой праздник. А мы в этот день учились. Как в обычный день. Война есть война. Мужчины пошли на работу, а я в школу.
Была пятница. Два урока мы прозанимались. А на большой перемене начался на улице митинг в честь праздника.
Наш географ развесил на стене сарая большую географическую карту и начал:
- Дорогие, ребята! Я знаю, о чём вы сейчас думаете. Почему мы учимся в такой день? А потому, что враг ещё стоит недалеко от Москвы. Он зализывает свои раны и готовится к новому прыжку. Теперь мы знаем, как опасен и коварен этот враг. На него работает вся порабощённая Европа. И положение в данный момент серьёзное. Совершенно ясно, что Германия собирается опять наброситься на нашу страну. Морозов нет, дороги подсохли. И мы должны быть готовы к этому удару. Мы не знаем, где враг собирается напасть. В одном месте или по всему фронту. Но теперь нас не удастся взять врасплох. Теперь мы готовы к любому удару. Наши заводы выпускают день и ночь танки, самолёты, пушки и другое оружие. Вся наша страна встала на смертный бой! Всему миру ясно, что Гитлеру никогда не победить нашу страну и её союзников. Только один Гитлер не понимает этого. Он ещё надеется поработить нас. Сделать нас рабами немецкого рейха! Мы обязательно разобьём оголтелых фашистов. Это лишь вопрос времени. Мы провоюем ещё год или два. Но победа будет за нами. Теперь нет фактора внезапности. И мы больше не подпустим их к Москве. Мы готовы теперь к любым ударам. Но борьба предстоит упорная и жестокая. Потому что наш враг опытен, коварен и беспощаден. Много ещё крови будет пролито в предстоящих сражениях. Но мы всё равно победим. Это логика истории. А что же делать нам, ребята? Отлично учиться! Помогать убирать урожай в наших колхозах и совхозах. И помогать семьям фронтовиков, если они в чём-либо нуждаются. А старшеклассникам как следует изучать военное дело, потому что их в любой момент могут бросить на фронт. Они должны быть готовы к защите Родины! Ибо защита Родины - это самое святое дело!  Да здравствует Первое Мая! Да здравствует товарищ Сталин! Ура!
- Ура!!! - подхватили мы.
- А теперь, ребята, идите в свои классы и продолжайте свои занятия. В этот момент все трудящиеся нашей страны куют нашу Победу на фабриках и заводах, на колхозных и совхозных полях. Идите в классы и не горюйте! На следующий год в этой святой день учёбы не будет. На тот год мы будем гнать немцев к Берлину!
На улице стояла теплынь, бабочки-лимонницы порхали на своих жёлтых крыльях. Щебетали птицы. И в класс идти совсем не хотелось.
Сидя за партой, я смотрел на Рязанское шоссе, по которому летели машины в обе стороны. Весь пустырь до самого шоссе был вскопан и засажен. А я думал о речи нашего географа.
Здорово он выступил! Он дал понять, что ещё война продлится года два. Немцы не разбиты и готовятся к новому наступлению. Но где они начнут это наступление? А если на Москву? Тогда у нас появится шанс попасть на фронт. А может, подделать метрики? Надо это всё обсудить с Игорем. Он что-нибудь придумает. Игорь - умный парень.
- Ну, как вам речь нашего географа? - спросил нас Игорь по дороге домой.
- Хорошо сказал! - ответила Нина. - Мне очень понравилось.
- Мне тоже, - сказал Игорь. - Молодец он у нас. Всё на карте показал. Я вот всё время думаю, где будут наступать немцы. Наверное, опять ударят на Москву. Хотят лишить нас столицы. Наполеон тоже был в Москве, только всё это плохо для него закончилось!
- Опять решил бежать на фронт? - спросила Нина Игоря. Не думай даже об этом и Колю не смущай! Сцапают вас сразу же за Москвой, и доставят с милицией домой.
- Не порть мне настроения, - обиделся Игорь. - Ты же девчонка. А мы будущие бойцы. Нам все время надо думать о фронте. Не по¬нимаешь ты нас совсем!
- Не обижайся, - мягко сказала Нина. - Со стороны многое виднее. Были бы здесь немцы, тогда другое дело. Я бы сама стреляла в них. А так ничего не получится. Надо вам ещё подрасти.
На другой день географ привёл наш класс во двор нашей новой школы около Рязанского шоссе. Мы увидели утоптанный школьный двор. Нам предстояло его вскопать и посадить картошку.
Каждый из нас получил полоску в два метра ширины и длиной около ста метров. Или немного поменьше.
- Надо постараться! - сказал нам географ. Посадим картошку. А из полученного урожая будем вам готовить горячие завтраки. Грунт здесь тяжёлый. Но вы потихоньку копайте. Народу много. За три дня надо всё это вскопать.
И мы начали копать. А грунт оказался до того утрамбованным сотнями ребячьих ног, что мы были готовы плакать от такой непосильной работы.
Географ копал вместе с нами и подбадривал нас:
- Веселей, ребята! Это вам пойдёт на пользу. Окрепнете физически. А я вам хочу пока рассказать, что будет здесь лет через пятнадцать. На углу рядом с нами будет станция метро. Не верите? Так записано в генеральном плане развития Москвы. А рядом поднимутся дома в десять и двадцать этажей. Вокруг Москвы будет проложена автомобильная кольцевая дорога. У всех будут отдельные квартиры. И в каждой квартире будет телефон. И почти в каждой семье будет своя автомашина! И вся территория внутри кольцевой дороги будет относиться к Москве.
- Что-то не верится! - проговорил Игорь. - Слишком много Вы рассказали, Георгий Александрович! Чтобы машина была в семье? Отдельная квартира? Прямо как в сказке получается! Разве мы успеем так много сделать?
- Успеем! - ответил географ. - Но для этого надо сначала разбить немцев. А это задача не такая простая. Сил придётся положить много. Союзники нам пока помогают слабо. Если бы они высадили войска на побережье Франции, Гитлер сразу бы запросил мира. Но наши союзники высадили свои войска в Северной Африке. У них свои стратегические задачи. Вот и приходится нам фактически один на один сражаться с таким сильным и коварным врагом. Жалко мне молодых ребят, которые погибают на фронте. А сколько их ещё погибнет? Я воевал в первую мировую войну и знаю, что такое война. Но другого выхода у нас нет. Надо с немцами биться насмерть! И не жалеть своих жизней. Только так мы сможем его одолеть. А после Победы начнётся замечательная жизнь! Мы превратим нашу страну в сплошной цветущий сад! Кругом будут одни счастливые лица. И тогда мы построим в нашей стране коммунизм. Осуществится вековая мечта человечества. И ради этого нам надо приложить все свои силы! Ясно, ребята?
- Ясно! - ответили мы.

7

С двадцатого мая мы стали сдавать экзамены за пятый класс. Все экзамены я сдал на “отлично”. Я очень старался. Виктор Николаевич похвалил меня. И я был горд своими успехами.
Мы шли домой после последнего экзамена. Впереди было две недели отдыха. А потом надо будет ездить каждый день в Косино на прополку. Работать придётся всё лето. Раз надо, значит надо. Никто из ребят не роптал. Все понимали, что идёт война. А в войну все должны работать до изнеможения.
Мы шли к дому. Казалось, надо было радоваться, что закончились занятия, что теперь можно отдохнуть. А в душе была пустота. Лучше бы заниматься дальше.
- Эти две недели пролетят быстро, - сказал Игорь. - Днём будем ездить в Москву, а вечерами будем поливать наши огороды. Да и картошку скоро надо окучивать. Жаль, что читать нечего дома. Все книги перечитаны по несколько раз. Где бы достать?
Мы остановились у Рязанского шоссе. И нам казалось, что движение по шоссе стало сильнее и оживлённее.
Я смотрел на тополя, около которых начинался поворот в наш посёлок. И вспомнил октябрь прошлого года, когда впервые ехал в посёлок. Интересно, сколько я теперь проживу в этом посёлке? Десять лет? Двадцать? Или всю жизнь?
- На фронте что-то происходит, - сказал Виктор. - Под Харьковом наши войска, вроде, наступали. А теперь об этом ни слова. А Севастополь пока держится. Наверное, немцы опять будут наступать. В мае была только одна бомбёжка. А потом тишина. Что-то будет. Неужели немцы опять попрут на Москву? Как в прошлом году? Тогда плохо нам будет.
- Всё равно мы ничего не угадаем, - сказал Игорь. - Немцы - люди коварные. Они ударят там, где мы их не ждём. Главное - устоять и не отступить. Заводы на Урале и в Сибири работают. Значит, есть теперь у нас всё. Теперь нас на испуг не возьмёшь.
- Не хочется полоть в этом Косино, - признался я. - Я бы лучше дальше учился. Целый день полоть грядки - так с ума можно сойти.
- Вместе будет веселее! - сказала Нина. - Кто же это будет делать кроме нас?  Больше некому. Зато наедимся вдоволь моркови. И там ещё обещали кормить. Так что будем сыты. А рядом Белое озеро. Всегда можно будет искупаться. А это самое милое дело после работы. Не вешай голову, Коля!
- Завтра надо съездить в Москву, - сказал Игорь. - Посмотреть “Пархоменко”.
- Это про войну, - сказал Виктор. - Правда, про гражданскую, но всё равно интересно!
Вечером мы поливали свои огороды. Надо было накачать руками в колонке воду и принести два ведра на огород. Работа тяжёлая.
Ко мне на огороде подошла старушка из нашего дома. Она жила как раз над нами.
Коля, - обратилась она ко мне. - Я уже не могу таскать воду. Помоги мне полить мои овощи. Я тебе заплачу.
- Я сделаю всё бесплатно, - ответил я. - Давно надо было сказать. Зря Вы молчали.
- У меня дома много книг, - сказала старушка. - Я могу дать тебе почитать.
- Я зайду к Вам. У нас нет новых книг. Мы тут всё перечитали с ребятами.
В тот же вечер я зашёл к старушке. Звали её Верой Ивановной.
В комнате у Веры Ивановны все стены были уставлены шкафами с книгами. Я даже остолбенел! Вот это да!
Я всё у Вас перечитаю! Если можно, конечно.
Потом я увидел книги на немецком языке.
- Вы знаете немецкий язык? - спросил я.
- Говорю свободно. Я несколько лет до революции прожила в Германии. Могу тебя подтянуть, если у тебя плохие оценки.
- Я хочу овладеть немецким языком в совершенстве, - сказал я. - Могли бы  Вы со мной заняться? А я бы поливал Ваш огород всё лето!
- С удовольствием. А зачем ты решил овладеть этим языком? На фронт собрался?
- Угадали! Мечтаю служить переводчиком в штабе или в разведке. Только бы попасть на фронт! А когда начнём занятия?
- Приходи завтра в девять утра, если не передумаешь. Только не опаздывай. Я люблю точность.
Вера Ивановна дала мне пять томов полного собрания Джека Лондона.
- А можно я дам потом моим друзьям? - спросил я Веру Ивановну. - Книги не пропадут. Ручаюсь головой.
- Тогда можно, - улыбнулась Вера Ивановна.
- А почему Вы одни? - спросил я Веру Ивановну.
- Муж у меня умер до войны. Детей у нас не было. Вот и живу одна на свою пенсию. Продала кое-какие вещи. Очень трудно мне, Коля. Но сейчас всем трудно. Проживу как-нибудь. Только бы победить нам немцев. Хочу дожить до Победы, Коля. Ты-то обязательно  её увидишь. А я не очень надеюсь. Ну, до завтра.
На другой день в девять утра я стучался в дверь Веры Ивановны. И начался наш первый урок. Для начала Вера Ивановна попросила меня прочитать текст.
Надо ставить правильные звуки, - сказала Вера Ивановна. - А всё остальное потом.
И мы стали отрабатывать отдельные звуки. Многое у меня сразу не получалось. Вера Ивановна заставляла меня вновь и вновь их повторять. За полтора часа я выдохся.
- Ну как? Завтра придёшь? - спросила Вера Ивановна.
- Конечно, приду. А долго мы будем заниматься этими звуками?
- Долго. Пока ты не будешь произносить правильно каждый звук. А уж потом займёмся грамматикой и разговором. Года за два будешь хорошо говорить по-немецки, если только не бросишь. Многие с жаром начинают, а потом быстро остывают. Так что старайся. До завтра!
После занятия я побежал к Игорю и дал ему на выбор книгу Джека Лондона. А потом дал по одной Нине, Лене и Виктору.
В обед мы поехали в Москву. Мы посмотрели кинофильм “Пархоменко”. Фильм нам понравился. И мы решили сходить ещё в парк “Сокольники”.
Пятнадцатого июня сорок первого года, ровно за неделю до войны, я был в этом парке. Соседка дала мне с Мишкой два билета, и мы поехали одни. Как тогда было весело, празднично и ярко! А сейчас словно всё угасло в этом парке. Ни мороженого, ни конфет. Одна газированная вода с сиропом. Кое-какие аттракционы. И совсем мало народа. Одни школьники.
Мы покатались на чёртовом колесе, походили по аллеям, попили газированной воды с сиропом.
- Поехали домой! - сказал Игорь. - Нечего здесь делать.
В электричке мы заговорили о наших будущих профессиях.
- Я решил стать капитаном дальнего плавания! - сказал Игорь. - Буду плавать по всему миру, посмотрю все страны и города. Даже во сне вижу Марсель и Одессу. А как остальные?
- Я тоже хочу стать моряком! - признался Виктор. - Поедем вместе в училище! - предложил он Игорю. - В мореходное училище принимают уже после седьмого класса. Через два года уже можно поступать.
- Я ещё не решил, - признался я. - Надо подумать. Сначала я всё-таки хочу попасть на фронт. Сегодня начал изучать с Верой Ивановной язык. Может, попаду в разведку. Буду пробиваться через военкомат.
- Вряд ли мы попадём на фронт. Коля, - сказал грустно Игорь. - Линия фронта от Москвы далеко. Больше ста километров. Нам бы хорошо попасть в партизанский отряд. Но для этого надо переходить линию фронта. А нас там сцапают ещё на подходе к передовой. Надо мыслить реально. А ты учи немецкий. Может, тоже захочешь стать моряком. Разве знаешь заранее, что тебя ждет вперёди? Но всегда надо надеяться на своё счастье.
- Я буду учительницей! - сказала Нина. - Буду преподавать русский язык и литературу, как наш Виктор Николаевич. И хочу работать в нашей школе, если, конечно, директор возьмёт меня.
- А я хочу стать врачом! - сказала Лена. - Буду спасать людей. Самая благородная профессия. Только придётся долго ждать, пока я закончу и поступлю в институт. Но ничего. Время ведь быстро летит.
Я думал о будущем. Как хочется угадать, что будет с нами со всеми! Неужели я попаду на фронт и увижу эту проклятую Германию? Неужели я овладею немецким языком? А что будет с братом Фёдором? Вернётся ли он живым с войны? Конечно, вернётся.
Кем же я хочу стать? Может, пойти вместе с друзьями в мореходное училище? Нет. Надо как следует подумать. Времени ещё много впереди.
Июньские дни летели быстро. С утра я занимался с Верой Ивановной. Потом бежал в магазин за хлебом. Там я простаивал больше часа. Иногда хлеб долго не привозили, и я слушал разговоры в очереди. Женщины были настроены невесело. Многие считали, что война затянется надолго. И не дай Бог, если немцы опять будут наступать на Москву. Тогда всем будет крышка. А если будут наступать на юге, то тогда страна может остаться без хлеба. И откуда у немцев такая сила? И почему мы их никак не можем прогнать?
Я слушал эти тоскливые разговоры, и на душе становилось муторно. А если немцы захватят весь юг до Кавказа, то тогда мы можем подохнуть с голода. Страшный у нас противник. Чего-то мы не учли перед войной. А теперь победит тот, у кого больше людей, больше оружия, больше ума и больше ненависти. Значит, победить должны мы. Только война протянется ещё года два или три. И тогда у меня будет реальный шанс попасть на фронт. Надо только поскорее выучить немецкий язык. Вера Ивановна даёт мне уже письменные упражнения и говорит со мной только по-немецки. Она меня пока мало хвалит, но это ничего. Главное - добиться поставленной цели. И вообще, мне пока везёт в жизни. Живу в Вешняках, нашёл прекрасных друзей, в одном доме со мной оказалась Вера Ивановна. Отец не на фронте, спас нас весной от голода. Всё пока идёт нормально. А там будет видно.
В один из июньских дней мы пошли в Кусково. Решили там побродить, искупаться и позагорать.
К самому пруду подступали могучие ели. Было тихо и пустынно. Только недалеко от нас молодой сержант проводил занятия с будущими бойцами, которые окапывались, отрабатывали приёмы со штыком, бросали деревянные гранаты. А мы с завистью смотрели на эти занятия.
Сержант объявил перерыв и куда-то отошёл.
- Тяжело заниматься? - спросил Игорь одного паренька, который был ближе к нам.
- Кормёжка слабая! - пожаловался парень. - А так ничего. Повезло, вам, ребята! Можете гулять, купаться, загорать, читать книги и спокойно спать. А пока придёт ваш черёд, война уже может закончиться. И наверняка останетесь в живых.
- А нам на фронт хочется попасть, - признался Игорь. - Мы даже бежать туда собирались!
- Глупые вы ещё, - сказал боец. - Я тоже таким был до войны. Лук мастерил, пистолет самодельный делал. А теперь только тоска на душе. Война, ребята, идёт страшная. Фронтовики нам рассказывали. У немцев у каждого солдата автомат. А у нас пока винтовки. У них полно танков и самолётов, а у нас только начинают появляться. Зимой мы их сумели отбросить от Москвы, а теперь, когда тепло, они снова попрут на нас. Весёлая жизнь - впереди танки, сверху падают бомбы и мины, а ты сражайся со своей винтовкой. И вот не знаю, вернусь ли я живым домой. Зовут меня Виктор Комаров. Я сам из Москвы. Заходите в гости, если вернусь живым. Спросите обо мне на Красносельской. Там меня каждая собака знает. Но вы, ребята, не обращайте внимания на мои унылые слова. Всё это я сказал под настроение. Жить всё-таки хочется. Но и страну тоже кому-то защищать надо. Вот мы и пойдём защищать. На днях нас отправляют на фронт. Всего вам хорошего ребята! Учитесь хорошо и забудьте про этот фронт. Помните, что вам сильно повезло. Вы будете жить после войны. А у нас половина наверняка погибнет. У каждого своя судьба. Если и погибнем, то не зря. А вы не забудьте про меня. Виктор Комаров. Встретимся после войны!
Мы шли назад и думали о словах Комарова. Как хочется, чтобы он остался в живых! А может и вернётся?
- Давайте зайдём на кладбище! - предложила Лена, когда мы проходили мимо нашей церкви. - Мы внутри ограды ни разу не были. Посмотрим на могилы.
И мы вошли на территорию церкви. Внутри церкви шла служба. А мы пошли за церковь и стали рассматривать надписи на могилах. Тут хоронили ещё в прошлом веке. И лишь немногие были похоронены перед войной.
Пойдём отсюда! - сказал Игорь. - Тут очень тоскливо. Вот когда состаримся, тогда и будем ходить по кладбищам. А нам ещё жить да жить.
- Интересно, какая у нас будет судьба, - сказала Нина. - Неужели мы состаримся, и у нас будут дети и внуки? Даже не верится. Ведь война больше трёх лет не продлится. А мы закончим школу, будем учиться в институтах. А потом будем выходить замуж. И будут у нас весёлые свадьбы. Неужели всё это будет? Только время будет тянуться долго. Но зато после войны мы будем есть много вкусных вещёй, а я буду покупать каждый день мороженое! Ради этого стоит потерпеть.
- Всё правильно, - ответил Игорь. - Только я очень хочу попробовать молодой картошки. Жду не дождусь!
- В середине июля уже можно подкапывать, - сказал Виктор. - У нас в Крюково был большой огород. И в июле мы всегда ели молодую картошку. Осталось ждать всего месяц. Тогда и поедим вволю.
Дома я сразу принялся окучивать картошку. А потом подошло время поливать овощи. Сначала я полил огород Веры Ивановны, а потом свой.
Я выполнил задание Веры Ивановны, а потом пошёл к Игорю. Хотелось с ним обо всём ещё раз поговорить.
- Ну, как тебе этот парень  Виктор Комаров? - спросил я Игоря. - Мне он очень понравился, а тебе?
- Мне тоже. Только он немного упал духом. Когда кормёжка слабая, все падают духом. Мы тоже с тобой ходили зимой унылые. Но всё равно я ему очень завидую. Попадёт на фронт и увидит настоящую жизнь. Там он голодать не будет. Может, ему повезёт, и он вернётся в Москву. Надо будет с ним обязательно встретиться после войны. А нам надо как следует продумать нашу жизнь. Решать надо сейчас.
8
В понедельник, двадцать второго июня, мы встали пораньше и поехали в Косино, где должны были работать в местном совхозе.
По радио передавали передовую статью газеты “Правда”. В статье сообщалось об итогах года войны с немецкими захватчиками. Тон статьи был сдержанный. Там уже не говорилось, что мы скоро разобьём немцев. По всему чувствовалось, что немцы вот-вот начнут своё наступление. Но где? Неужели опять на Москву? Не дай Бог! Опять тогда придется сидеть в убежище, опять будут лаять зенитки и угрожающе ворчать немецкие бомбардировщики.
В совхозе каждый из нас получил свою грядку, которая начиналась у железной дороги и тянулась до самого совхоза. Где-то около километра.
И началась наша нудная и изнурительная работа. Спиной к железной дороге и лицом к совхозу мы ползли на коленях, истребляя сорняки, которые глушили нежные побеги моркови. Она была слишком маленькой, чтобы ею можно было полакомиться. А жаль. Это бы разнообразило наше ползанье по километровой грядке.
Говорили мало. Надо было работать. И каждый думал о своём. Рядом со мной были мои друзья. И это согревало душу - на  миру и смерть красна.
- Не унывай, Коля, - говорила мне Нина, которая ползла рядом со мной. - Скоро будет обед. Поедим, отдохнём немного, а там и вечер не за горами. Заскочим на озеро и смоем нашу грязь. А потом двинем пешком через болота домой. Интересно.
В час дня мы пошли в столовую совхоза. Там мы съели борщ из свекольной ботвы, немного вермишели с кусочками мяса и кисель. Да кусок хлеба.
- Жить можно, - сказал Игорь в конце обеда. - Только день долго тянется. Но ничего. Как-нибудь привыкнем.
А после обеда та же нудная работа. Неужели мы проторчим здесь всё лето? С ума можно сойти!
Рядом расхаживал наш географ. В руках у него было ведро с чистой водой. Он наливал желающим воды. И всё время подбадривал нас.
- Держись, ребятки, - говорил нам географ. - У вас в жизни будет ещё много трудностей. Привыкайте и к такой работе. Надо постараться, ребята. Кроме вас сейчас некому делать эту работу. А эта морковь поступит в наши госпитали. Раненым бойцам нужно много витаминов. В первый день всегда бывает тяжело. А потом привыкнете и втянетесь.
- Что происходит на наших фронтах? - спросил географа Игорь. - Какое-то затишье. Не к добру всё это.
- Под Харьковом мы неудачно наступали. А сейчас идут сильные бои на окраине Севастополя. Город может пасть. Уже сколько месяцев он держится? Сколько можно? Большие силы стоят на границе Московской области. Немцы могут в любой момент начать своё наступление. А могут и на юге двинуть на Кавказ, чтобы завладеть нашей нефтью. Их планы нам разгадать трудно. После зимы они приготовились к новому наступлению. Зимой нам казалось, что теперь будем гнать врага до Берлина. И ошиблись. Проклятые союзники не хотят открывать второй фронт. Тогда бы мы дружно ударили с двух сторон и взяли бы немцев в клещи. А они все выжидают, прикидывают. Тяжело нам сейчас. Главное - не дрогнуть. Но немцы никогда нас не победят. Жила у них тонка! Разгром немцев - это только вопрос времени. И мы обязательно их разобьём! Верьте мне, ребята. Я говорю вам только то, во что верю сам.
После пяти часов мы наконец одолели эти опостылевшие грядки. Болела спина. Но мы всё-таки доконали эти грядки!
Мы сразу пошли к озеру, чтобы смыть усталость и пыль вместе с потом.
Белое озеро поразило нас своей торжественной красотой и безлюдьем. Оно было тихое, безмолвное и загадочное. На другом берегу красовалась небольшая церковь.
Нежный и мягкий песок лизали маленькие волны, а вода была прозрачная.
Мы тихо входили в озеро. По грудь, по шею. До чего же хорошо! И забыта уже дневная работа на солнце, А тёплая и мягкая вода омывала и успокаивала нас. И нам всем стало ясно, что мир прекрасен, что не так страшен чёрт, как его малюют. И мы купались, плескались, брызгались и не хотели выходить из этого потрясающего озера.
- Хорошо! - сказала Нина после купания. - Предлагаю идти домой напрямик через болота. Так скорее. Попрыгаем по кочкам и сразу попадём на Вешняковскую горку. А там до станции рукой подать.
Мы стали прыгать через дренажные канавы, через кучи торфа, под пение ликующих птиц. А солнце уже катилось быстро на запад, падая к горизонту.
Наконец мы взобрались на Вешняковскую горку и увидели маковки нашей церкви. Устали, прыгая по этому болоту. Сели отдохнуть. А вдали виднелась синяя полоска Белого озера и купол церкви.
- Далеко идти по болоту, - пожаловался Виктор. - Лучше ехать на электричке. Пять минут, и мы дома! Или идти по деревне Выхино вдоль шоссе!
- Испробуем все пути, - решил за всех Игорь. - Можно и на поезде, чтобы время сэкономить. Главное - привыкнуть к этой дьявольской прополке! Я сегодня чуть не заплакал от злости и усталости. Девчонок постеснялся. А то бы и заплакал. Честно признаюсь. Не думал, что так будет трудно.
Дома я ужинаю и валюсь на кровать. До чего же я устал! Но надо поливать мои огороды. И я поливаю сначала огород Веры Ивановны, а потом свой.
Подходит Вера Ивановна. Она заговаривает со мной по-немецки, а я простыми предложениями описываю ей весь свой сегодняшний день. Если я не знаю слова, Вера Ивановна сразу же подсказывает. Я стараюсь копировать её произношение.
- Сегодня больше заниматься не будем, а завтра сразу после полива приходи ко мне, и мы займёмся как следует. В занятиях языком нельзя делать перерыва. Надо постоянно работать.
А потом вся наша компания собирается у моего дома на скамейке, которую сколотил мой отец. Скамейка расположена фактически за домом около огорода, где мало кто ходит. Нам здесь хорошо и уютно.
- Где будем в это время через год? - спрашивает всех нас Игорь. - Думаю, что так же будем работать в совхозе, так же будет продолжаться война, но мы повзрослеем на один год. А это уже хорошо. Нам будет по четырнадцать лет. И мы закончим шестой класс. Только вот работа в совхозе мне не по душе. Но раз надо, значит надо. Как бы завтра не проспать. Коля, зайди за мной завтра.
Я долго не мог заснуть в этот вечер. И думал о своей жизни. Как медленно катится время! В школе надо учиться ещё целых пять лет! А за это время может закончиться война, и все мои мечты разлетятся в прах. А потом жди ещё двадцать лет следующей большой войны! А так хочется ходить в разведку, допросить пленного немца, получить медаль или орден. Не хватает каких-то трёх лет. Было бы мне шестнадцать, меня могли бы взять добровольцем.
Поздно я родился. Зато мой брат Фёдор успеет повоевать. И вернётся он домой майором или капитаном, и вся грудь у него будет в орденах. А может, он мне как-нибудь поможет? Надо бы ему об этом тайком от родителей написать. Надо что-то делать, потому что время уходит. Надо обязательно написать Фёдору. Он даст нам правильный совет. Он у меня умный.
А дни катились дальше, и были они похожи один на другой: Косино. дорога  домой, занятия с Верой Ивановной, работа на огороде, прогулка с друзьями по посёлку. А потом в постель.
Фёдор писал, что он сдал все экзамены в училище и получил звание лейтенанта. В августе их часть будет направлена на фронт. Наверняка они поедут через Москву, и он постарается заскочить на пару минут домой.
По радио сообщали об упорных боях в районе Воронежа. Наши войска оставили Севастополь, который обороняли двести пятьдесят дней. Дела были неважные. И от Москвы немцы находились достаточно близко. Танки в два дня могут пройти это расстояние. Не дай Бог, если немцы станут опять здесь наступать!
В воскресенье, девятнадцатого июля, мы решили сходить в Кузьминки. Игорь очень хвалил Кузьминский парк. Мы взяли с собой еду и пошли.
Прошли мимо нашей новой школы, где цвела картошка, которую мы сажали. Весь школьный двор превратился в огромное картофельное поле. Теперь у нас будут горячие завтраки. Теперь голод нам не страшен.
Мы пересекли Рязанское шоссе, пошли по булыжному шоссе в Кузьминки. Идти надо было километра четыре. Мы увидели противотанковый ров. Тук-тук-тук! - застучало вдруг моё сердце. В чём дело? Мне стало тоскливо.
- Не пригодился ров, - вздохнул Игорь. - Сколько было вложено труда? Но зарывать пока рано. А вдруг танки прорвутся к Москве?
- Немцы теперь наступают на юге, - сказал Виктор, - У них не хватит сил наступать везде!
Справа тянулись одноэтажные дома Новокузьминского посёлка. Сюда были выселены москвичи, которых коснулась реконструкция Москвы. Здесь они получили участок и деньги на постройку дома. И теперь всё это обернулось к лучшему: есть огород, есть всякая живность, есть корова. Жить можно.
А впереди высились пятиэтажные дома Ветеринарной академии, Там начинался парк.
Мы подошли к чугунным воротам парка, и пошли по тенистой аллее. Вокруг тишина и прохлада. Народу совсем мало. Оно и понятно - война.
Мы подошли к дворцу князя Голицына. На каменной ограде на нас смотрели чугунные львы. А рядом плотина. Шумит вода. А на другом берегу пруда стояли железные кони. Железные конюхи держали их под уздцы. А дворца не было. Игорь сказал, что дворец этот сгорел в шестнадцатом году.
Мы пошли по высокому берегу пруда, а над нами покачивались длинные ветви старых лип. Этим липам наверняка было за сто лет.
На другом берегу мы увидели каменные мостики, а потом одноэтажное здание, около которого сновали люди в белых халатах. Мы поняли, что там госпиталь или больница. Потом увидели красивую купальню с колоннами.
- Умели раньше строить, - вздохнула Нина. - Красиво и как-то задумчиво. Хорошие были архитекторы!
Мы решили искупаться. Но дно было вязкое, и сразу начиналась глубина. Хорошо купаться тому, кто умеет хорошо плавать.
А потом мы лежали на берегу и ели хлеб, запивая его молоком.
- Хорошо здесь, - сказала Лена. - Только слишком тихо вокруг. Надо, чтобы было много людей. На лодке бы покататься!
- Покатаемся после войны, - утешил Лену Игорь. - До войны тут была лодочная  станция. Всё нарушила эта проклятая война. И когда она только закончится? Не даёт людям нормально жить!
Я смотрел на этот пруд, на изящные мостики и купальни, на столетние липы, и мне вдруг почему-то подумалось, что я ещё много раз буду бродить по этим аллеям, любоваться этой красотой и решать свои жизненные проблемы. Но будет это всё лет через семь или восемь. Кто знает, как дальше сложится наша дальнейшая жизнь? Война может затянуться, и мы все попадём на фронт, а оттуда возвращаются не все. Не все. Как бы с моим Фёдором чего не случилось.
- После войны здесь будет совсем иная жизнь, - сказала Нина. - Наверняка будут ходить автобусы, работать лодочная станция, будут продавать пирожки, воду и мороженое, но главное - будет много людей, много крика, визга и смеха. Будет мирная жизнь. Только  когда всё это настанет? Знать бы всё заранее!
А потом мы тронулись в обратный путь, и этот путь нам показался очень длинным. Мы шли и шли, и всё никак не могли дойти до Рязанского шоссе.
Наконец мы подошли к нашей школе.
Сил больше нет! - сказала Лена, и села на ступеньки у входа в нашу школу. - Не пойду больше в такую даль!
Мимо нас проходил наш директор. Он узнал нас и остановился.
- Здравствуйте, ребята! Как у вас там дела в совхозе? Тяжело, наверное?
- Учиться хочется! - призналась Нина, - Надоела эта работа. Когда начнётся учебный год? Скорее бы в школу!
- Занятия начнутся первого октября, ребята, - ответил нам директор. - Надо убрать без потерь урожай. Пятые и шестые классы в сентябре будут отдыхать, а старшие классы поработают. Неважная обстановка на фронте. Немцы нанесли нам сильный удар на юге и активно наступают на Сталинград и на Кавказ. Хотят перерезать Волгу и захватить Бакинскую нефть. Тяжело там. Ровная степь. Немецкие танки не встречают почти никакого сопротивления. И спрятаться от самолётов негде. Мне рассказывали знакомые, которые там были. Сталин издал приказ “Ни шагу назад!”. Мы их, конечно, остановим, но где? Опять они захватывают нашу территорию. Над страной снова нависла страшная опасность. Там гибнут молодые ребята, которым бы жить да жить. Но у нас нет другого выхода. Люди бросаются с гранатами под танки. Вот такие дела, ребята. Прошу вас. Постарайтесь в совхозе. Кроме вас больше некому. Нам надо выстоять, иначе мы попадём к немцам в рабство, как во времена татаро-монгольского ига. Я тоже просился на фронт. Но не отпустили. Велели учить вас. Дали бронь. А мне тяжело. Братья мои воюют. А я сижу в тылу. Вам всё ясно?
- Всё! - ответили мы хором.
- Тогда идите домой и отдыхайте. А будет тяжело, заходите в школу. Всю осень мы прозанимаемся здесь. А потом опять перейдём в нашу деревянную.
- Да, - произнёс медленно Игорь. - Не думал я, что на фронте всё обстоит так серьёзно. Не думал. Так и до нас очередь дойдёт, друзья. Немцы решили нас лишить и хлеба, и нефти, и живой силы. Положение серьёзное. Ну что ж? Будем пока трудиться в совхозе. А там посмотрим.
Дома я увидел на столе блюдо с варёной картошкой.
- Немного подкопала сегодня, - сказала мать. - Теперь не помрём с голоду. Свёкла и морковь подходят. Огурчики скоро будут. Как там наш Федя? Наверное, голодный ходит?
- Не ной! - крикнул отец. - Он получает паёк. Офицеры у нас не голодают. Там кормят три раза  в день. Скоро домой заскочит. Готовь ему гостинцы. Он у нас парень башковитый. Не пропадёт.
А я стал тайком писать Фёдору письмо. Написал о своём желании попасть на фронт и просил у него совета. А может, он и поможет? Возьмёт меня в свою часть?

9

В конце июля Фёдор написал нам, что их часть скоро отправится на фронт. А потом мы получили ещё одно письмо со станции погрузки. Значит, с часу на час Фёдор должен заглянуть к нам. Я отпросился в совхозе на несколько дней по семейным обстоятельствам. Мне пошли навстречу и отпустили на три дня.
В последнем письме Фёдор написал, что в его роте противотанковых ружей много уголовников и рецидивистов. Народ очень тяжёлый. Многие старше его. Попробуй, управься с такими!
Мы ждали Фёдора несколько дней. Мать вся исстрадалась. А Фёдора не было. Где же он? Не случилось ли чего? Проехал мимо? Как же так?
Тринадцатого августа мы получили от Фёдора письмо-треугольник, написанное красным карандашом.
“Дорогие мои! - писал Фёдор. - Я нахожусь в трёх километрах от вас, на станции Чухлинка. Через два часа наш эшелон отправляется дальше. Уйти самовольно я не могу. Да и не успею. За самовольную отлучку полагается расстрел. Мама и папа! Не волнуйтесь за меня! Со мной ничего не случится. Я хитрый и удачливый. Вернусь с победой, и мы заживём на славу.
Степан! Прошу тебя как старшего брата! Помогай родителям! А когда я вернусь, там мы сочтёмся. Очень хочется посмотреть на Танюшку. Какая она теперь? Пусть Коля учится дальше. Он парень способный. Крепко всех вас целую. Ваш сын лейтенант Лугин.”
Мать разрыдалась. Отец тоже вытирал молча слёзы. Мы молчали. Мне тоже захотелось плакать. Я так надеялся, что Фёдор как-нибудь мне поможет. И вот как получилось. Совсем не так, как думали.
Несколько дней дома стояла тишина. Мы ждали писем от Фёдора. И это письмо пришло. Фёдор писал, что находится он на Западном фронте. Передовая совсем рядом. Кругом сожжённые деревни. Хорошо, что не на юге. Там ведь идут сильные бои. Тон письма был грустным. Многое Фёдор не договаривал.
Потом мы получили ещё одно письмо от Фёдора. От двадцать третьего августа. Фёдор писал, что скоро они начнут уничтожать немецкие танки. Денежный аттестат он перевёл на мать. Себе только оставил двести рублей на курево. И в этом письме чувствовалась грусть и обречённость. Не было прежнего бодрого тона. Что же там такое происходит?
- Двадцать третьего августа наш Фёдор был жив! - сказал отец. - Будем надеяться, что с ним ничего не случится. Наш Фёдор нигде не пропадёт! Я за него спокоен.
Отец для убедительности выпил со Степаном по стопке водки. У них пошёл разговор о поездке Степана на Север. Ему предлагали там поработать пару лет.
А от Фёдора письма больше не приходили. Мы ждали писем каждый день.
 Мать сбегала в церковь и поставила свечку. Дома обвязала ножку стола платком. Кто-то ей в церкви сказал, что если так сделать, то Фёдор обязательно вернётся домой.
Я написал Фёдору большое письмо. В письме мы выражали беспокойство по поводу его молчания. Мать вытирала слёзы, пока я заканчивал письмо. Тяжёлые предчувствия мучили её. Материнское сердце не обманешь. Что-то с нашим Фёдором случилось. Может, ранен. Тогда бы написали из госпиталя. Но не было никаких писем от нашего Фёдора. Пропал наш Фёдор. Когда и где он объявится? Надо ждать. Время всё расставит по своим местам.
А жизнь бежала дальше. Нас отпустили из совхоза. Поблагодарили. А старшеклассники остались работать дальше.
Степан развил кипучую деятельность. Неожиданно для всех он расписался с девушкой из соседнего дома. Звали её Зоей. Стал оформляться на Север. Его автобаза находилась в ведении Мосарктиснаба. Степана соблазнили высокие заработки и жажда приключений.
Через две недели ми провожали Степана с его женой Зоей на Север. Они ехали до Красноярска, а там по Енисею пароходом до Таймыра.
- Одни остаёмся! - охала мать. - От Фёдора никаких вестей, и Степан уезжает на край света. Как же мы будем жить дальше?
- Не причитай! - прикрикнул на мать отец. - Всё образуется. И Фёдор твой найдётся. Может, он ранен, а может, в партизанах сражается. А может, и в плен попал. Всё может быть.
Уехал Степан со своей женой. А мы получили назад моё письмо, которое я писал две недели назад, со штампом “Адресат выбыл”. И всё. Без всяких объяснений. Куда выбыл? Когда выбыл? Почему выбыл? А что вообще случилось? Что случилось с нашим Фёдором? Куда он пропал? Когда же всё станет известно?
Главное - жив ли он?
А время летело вперёд. Наступил золотой сентябрь. Наш огород ломился от урожая. Всё уродилось. Надо было начинать выкапывать картошку. Занятие это было тяжёлое и одновременно приятное. С некоторых кустов мы набирали до двух кило. Ай да урожай! Всё понятно - целина всегда в первый год даёт богатый урожай.
Картошку ссыпали в погреб, который мы успели вырыть в сарае. А потом мы срезали тугие кочаны капусты. Потом пошла свёкла и морковь.
По вечерам наша компания разводила на огороде костёр из картофельной ботвы и пекла картошку.
Ярко полыхал огонь. А мы стояли вокруг, и нам было весело. А потом доставали из золы печёную картошку и, обжигаясь, ели эту картошку с наслаждением. Это было наше лучшее лакомство.
Над нами мерцали россыпи звёзд. Было тихо. Только там и сям полыхали костры. Вся детвора лакомилась печёной картошкой.
- Здорово! - восторгался Игорь. - Теперь доживём до конца войны. Теперь не пропадём! А может, ещё и на фронт успеем попасть. На фронте наши дела неважные. Немцы уже воюют в Сталинграде. Вот-вот могут взять. Но главное - они подошли к Кавказу! И как им это только удалось? Хорошо, что у нас большая территория и много людей. Другая страна давно бы подняла вверх руки. А мы держимся, и сдаваться не собираемся. В Сталинграде мы, кажется, немцев остановили. А вот на Кавказе всё сложнее. Надо будет с нашим географом потолковать.
Рядом, на Вязовском поле, тоже росла картошка, и это поле охранял молодой боец с винтовкой. Иногда он стрелял в воздух, отпугивая ребятишек, которые хотели нарыть себе колхозной картошки.
Боец подошёл к нам. Остановился. В это время подошёл и мой отец.
- С какого года? - спросил отец.
- С двадцать пятого, - сказал боец. - Недавно призвали. Жил раньше в Суздале. Скоро уезжаем на фронт. Наверное, под Сталинград, А там, говорят, идет страшная мясорубка.
- Как с куревом? - спросил отец бойца.
- Не хватает, - признался боец. - Мало дают махорки.
- Сейчас принесу, подожди минутку, - сказал отец. Вскоре он вернулся с двумя пачками махорки.
- Огромное спасибо! - сказал боец, - С ребятами поделюсь.
- Может, перекусишь у нас дома? - спросил отец.
- Спасибо. Пока нам хватает. Картошки дают вдоволь. Спасибо за приглашение.
Я помог убрать урожай Вере Ивановне. И сложил картошку в её сарае. Там уже был погреб.
- Большое спасибо, Коля! - благодарила меня Вера Ивановна. - Тебя мне послал сам господь Бог. Что бы я делала без тебя? В марте ваша семья спасла меня от голода. А за тобой я как за каменной стеной. Отплатить могу только уроками немецкого языка. Приходи теперь ко мне каждый день.
И я ходил каждый день к Вере Ивановне и разговаривал с ней по-немецки, делал упражнения, декламировал стихи Гёте, Гейне и Шиллера.
- Молодец! - хвалила меня Вера Ивановна. - Ты делаешь большие успехи. Если так дело пойдёт, то через год ты сможешь работать военным переводчиком. Пройдёшь смело любые экзамены!
И я был горд и счастлив. Исполняется моя мечта. Теперь я могу через год смело пойти в военкомат и потребовать, чтобы меня как специалиста  отправили на фронт. А на фронте я буду бить немцев и мстить за Фёдора. Что же с ним всё-таки случилось? Неужели погиб? Или в плену? Если в плену, то обязательно вернётся после войны домой. И мы ещё сходим с ним за грибами. И обсудим все мои будущие проблемы. Только бы он остался в живых!
Двадцатого сентября мне исполнилось тринадцать лет. Родители подарили мне серый костюм, который отец купил на рынке в Малаховке. Там была самая большая барахолка.
- Пригласи своих друзей! - предложил мне отец. - Тебе будет веселее. Я дам вам бутылку кагора. Это слабое церковное вино. А мать приготовит закуску. Беги и зови своих друзей.
После обеда мы собрались у меня дома. Девчата принесли книги, Виктор - ручку-самописку, а Игорь удивил больше всех. Он принёс мне настоящий морской бинокль!
- Я не могу взять  такой ценный подарок, - сказал я Игорю, гладя огромный бинокль. - Мне неудобно.
- Бери, бери, - сказал Игорь. - Моя мама сама предложила. Бери и пользуйся.
Мы пили кагор, закусывали солёными огурцами, помидорами, картошкой с селёдкой. По радио передавали военные песни.
А потом дружно пошли на улицу, посидели на нашей скамейке и решили развести костёр.
- Скоро идти в школу, - сказала Нина. - Осталось всего десять дней. Я просто дождаться не могу этого дня.
Ярко горел наш костёр, а рядом лежала куча картошки. Наше главное лакомство.
- Под Сталинградом и в самом городе идут тяжёлые бои, - сказал Игорь. - Неужели не удержим такой город? Даже страшно становится. А что будет тогда?
- Этот город мы никогда не сдадим! - сказал уверенно Виктор. - Мы никогда не отдадим город, который носит имя Сталина. Это всё равно, что потерпеть поражение. Они нас не сбросят в Волгу. Немцы плохо понимают, видимо, что значит для нас имя Сталина. Прут и прут вперёд. И пускай прут. У них не так много людей, как у нас. Выстоим, Игорь! Не бойся!
- Теперь ясно, что война продлится долго, - размышлял вслух Игорь. - Очередь может дойти и до нас. Тебя, Коля, с твоими знаниями немецкого языка, возьмут в первую очередь. А потом мы с Виктором. А вы, девчата, будете нас ждать. И длинные нам письма писать. А после победы будем дружить дальше.
- Зря только мечтаешь, - не согласилась Нина. - Вам слишком мало лет. За два года мы вышвырнем немцев из нашей страны! Вам может не хватить одного года. Не надо, ребята, забивать себе голову этими мечтами.
- Надо посоветоваться с нашим директором, - решил Игорь. - Он нам всё честно скажет. А может, и поможет. Я знаю, что у него в военкомате много знакомых. Надо обязательно сходить к нашему директору. Так и сделаем.
- А у меня появилась идея, - сказала  тихо Лена. - Давайте в этот день отмечать день рождения всех нас! Ведь мы родились в один год. Вот и будем отмечать вместе наш общий день. Коля! Ты не возражаешь?
Я только рад, - ответил я. - Будет намного веселее. Тогда будем друг другу дарить подарки и гулять целый день, а может и до утра.
В это время поспела наша картошка. Я сбегал домой, принёс ещё вина и закуски. Мы выпили по глотку кагора и ели печёную картошку с огурцами.
Пошли домой мои друзья, а я ещё долго стоял около своего парадного, смотрел на звезды, и думал, думал о своей судьбе. Что же ждет меня впереди? Знать бы всё заранее. Да это никому не дано. А к директору надо обязательно сходить. Он - толковый мужик и свой в доску. С ним можно говорить на любые темы.  И обязательно поможет, если это в его силах. Хорошая у нас школа. И так хочется заниматься. А сколько я узнаю нового в будущем году? И Ольга Фёдоровна, как обычно, будет меня хвалить за мои хорошие знания немецкого языка. Попробую говорить с ней на немецком языке. Должно получиться. Итак, мне тринадцать лет. Как мало! Как хочется поскорее стать взрослым. А время тянется медленно - медленно. Оно просто ползёт. Ещё целых пять лет учиться в школе! А если попаду на фронт, то учёба отодвинется на неизвестное время. Зато всласть повоюю. Всё мечты, мечты. Но где же наш Фёдор? Где он? Что с ним? Жив ли он? Или уже давно лежит в сырой земле? Как же я его люблю! Как он был мне близок перед войной. Бывают совершенно близкие и родственные натуры. Как мне его не хватает! И скоро будет год, как я живу в этом посёлке. Какой же это чудный поселок с красивым названием Вешняки. Как давно он существует? Лет сто ему уже должно быть. Наверняка. Когда-нибудь я разузнаю всю историю этих мест. Пора уже спать. А ведь через год мне будет четырнадцать, потом пятнадцать, потом шестнадцать, и я получу паспорт. Сколько же  я проживу на этом свете? Шестьдесят, семьдесят или восемьдесят лет? Лучше не знать ничего, и не думать о своём конце. Жить и жить себе на этом свете и радоваться каждый день этим рябинам, усыпанным красными ягодами, этому синему осеннему небу, хорошим людям, доброте и красоте этого мира. А ведь придёт время, и я женюсь на ком-то, и будут у меня дети. Только это будет не скоро. Надо сначала попасть на фронт. А если меня там убьют? Мать тогда не выдержит такого удара. Она и так плачет из-за Фёдора каждый вечер. И будет жизнь продолжаться  дальше, только меня не станет на этой земле. Но я погибну за свободу и независимость своей Родины. А это самое главное. Ладно. Стоять можно до самого утра. А мне уже хочется спать. Завтра тоже будет день.

10

Первого октября мы собрались во дворе нашей новой школы. Под ногами была мягкая земля от выкопанной картошки. И теперь мы старательно уминали наш двор.
Каждый класс вытянулся в шеренгу. Мы внимательно слушали слова директора. Он поблагодарил нас за хорошую работу в совхозе и поздравил с началом учебного года. Сказал также, что до наступления холодов мы будем заниматься в новой школе, а потом переберёмся в нашу тесную деревянную школу. Потому что с топливом пока было туговато.
А потом мы чинно пошли в наш класс, где бросились занимать задние парты. На первых партах спрашивают учеников чаще, а мы этого не хотели.
В классе появились новые ученики и ученицы. Кое-кто вернулся из эвакуации.
Я сразу обратил внимание на новую девчонку. Цветаева Галя. Строгая, подтянутая и очень красивая. Так мне показалось. Хорошо бы привлечь её в нашу компанию. Тогда бы у нас было три парня и три девчонки. Всё будет зависеть от того, где она живёт.
Мы с нетерпением ждали нашего географа. Он вошёл в класс и сразу стал говорить о боях в Сталинграде. Там идут бои день и ночь. Наши бойцы стоят насмерть. Отступать некуда - сзади Волга. Отступать - это значит погубить нашу страну.
- А если немцы возьмут Сталинград? - спросил Игорь. - Что тогда будет с нами?
- Не возьмут - ответил убеждённо географ. - Руки коротки! Слишком сильно они размахнулись! И Сталинград хотят взять, и перерезать Волгу, и Кавказом тоже хотят овладеть. Теперь у нас  силы выравниваются. С Урала и Сибири поступают сотни танков, самолётов, и артиллерии тоже полно. У большинства бойцов теперь есть автоматы. Мы бросили все силы ради Победы, и мы победим, ребята! Но когда закончится эта проклятая война, пока сказать не могу. Слишком всё запутано. Союзники до сих пор тянут с открытием второго фронта. И этот фронт нам сейчас нужен как воздух! А его всё нет. Они ведут бои в Северной Африке. А нам надо, чтобы они высадились в Европе, во Франции. Но мы всё равно погоним немцев до самого Берлина! Вот увидите! И мы отметим с вами этот день Победы. Только когда это будет? Года через два. Не раньше.
А потом у нас была физика. Новый предмет. Преподаватель долго не приходил. Мы выскакивали в коридор и высматривали нового преподавателя. И наконец мы его дождались. Но лучше бы он к нам не приходил.
Это был заросший щетиной старик. Он сразу стал на нас кричать и пугать двойками. Это нам сильно не понравилось. Ничего себе! Сразу угрозы.
Фамилия у этого физика тоже была чудная: Бучай. Но к нему подходила хорошо.
- Это всё война! - сказал мне тихо Игорь. - Все хорошие учителя на фронте. А нам прислали этого психа. Убить его мало! Какой он учитель? Ему только дворником работать, а не в школе преподавать. Разве можно его сравнить с нашим директором?
А потом был немецкий язык. Ольга Фёдоровна поздоровалась с нами по-немецки и спросила опять по-немецки, чем мы занимались летом.
- Покажи ей свои знания, не бойся! - шепнул мне Игорь.
Я встал и стал подробно рассказывать о нашей работе в Косино. О том, что сильно уставали, но духом не падали, что часто купались в Белом озере и спорили о войне, что работали и дома на своих огородах, что читали по вечерам книги и слушали радио.
Ольга Фёдоровна сделала удивлённое лицо, а о классе не приходилось и говорить. Все разинули рты и уставились на меня.
- Это не русский, это немец! - крикнул кто-то. - Настоящий фриц! Надо его на перемене поучить говорить по-русски!
- Молодец, Лугин! - похвалила меня Ольга Фёдоровна. - Где же ты так научился хорошо говорить? Объясни своему классу.
И я рассказал кратко о Вере Ивановне, и о том, что почти каждый день занимаюсь с ней, а потом помогаю ей смотреть за её огородом и отоваривать её карточки. Сказал, что у неё много книг и что она очень добрая женщина.
- Можешь на мои уроки не ходить, - разрешила мне Ольга Фёдоровна. - А если я заболею, будешь меня заменять. Не испугаешься?
- Меня никто слушать не будет, - отговорился я. - Лучше я буду дополнительно заниматься со слабыми учениками.
Потом были алгебра и геометрия. И к концу уроков мы подустали: первый день всегда так бывает.
После занятий мы медленно шли к дому. Впереди нас шагала Галя Цветаева.
Нина её окликнула, и мы пошли вместе. Узнали, что Галя живёт на Детской улице около рынка. Это почти рядом с нами.
- Приходи ко мне, - пригласила Галю Нина. - Мы собираемся вместе и развлекаемся, как можем. И у нас будет хорошая компания - три девчонки и три парня.
Галя пообещала сегодня же зайти. А мы посмотрели на её дом, который скрывался за деревьями. Хороший дом. Много яблонь и вишен. Наверное, она нас тоже пригласит когда-нибудь.
Галя мне сильно понравилась. Но слишком красивая. До неё даже дотронуться страшно. Но, кажется, не задаётся. Ведёт себя просто. Из неё в будущем может получиться кинозвезда. Сегодня вечером мы опять увидимся, тогда многое станет ясным. Если только она не побоится придти.
Вечером мы собрались у Нины. Я стал опасаться, что Галя не придёт. Но она пришла.
Нина завела патефон, и девчата стали учить нас танцевать медленное танго.
Почему-то меня стала учить Галя. Как-то это получилось само собой. Или она уже поняла моё состояние и сама выбрала меня?
- Надо слушать музыку, - сказала мне Галя во время танца. - И не торопись. Слушайся меня!
И я слушался Галю, и мне было хорошо-хорошо. Танцевать бы так с ней весь вечер, и больше мне ничего не надо!
- Ты что-то всё время молчишь? - спросила Галя. - О чём ты думаешь? Так нельзя! Ты должен мне что-нибудь рассказывать. А то я не буду с тобой танцевать!
- Мы ещё мало знаем друг друга, - оправдывался я. - Со временем я разговорюсь. А где ты была в эвакуации? - спросил я.
- В Томске, - ответила мне Галя. - Красивый сибирский город. Но зимой там очень холодно. Как только мамин начальник прислал ей вызов, мы сразу вернулись сюда. А папа на фронте. Мама страшно волнуется. Бабушка наша оставалась здесь и караулила наш дом. Мы  и за неё тоже переживали. Но всё обошлось. Когда только эта проклятая война закончится? Каждый вечер затемнение и кругом в посёлке темнота. И эти карточки. И в магазинах ничего без талонов не купишь.
- Теперь ясно, что война закончится не скоро, - сказал я. - Надо врага сначала разбить в Сталинграде и на Кавказе. Я ещё надеюсь, что успею попасть на фронт. Думаю, что мне поможет мой немецкий язык. Мой брат не пишет полтора месяца. Что-то с ним случилось. Мама ждёт писем каждый день.
- Надо ждать, - утешила меня Галя. - Может, попал в окружение. А может, и в плену.
А потом мы пошли провожать Галю до её дома. Решили прогуляться до станции.
На станции как всегда сновали люди, пролетали электрички. А я смотрел на цифру “13”. И вспомнил, как в ноябре прошлого года я провожал Фёдора. Увижу ли я его когда-нибудь? И что с ним случилось? Только время ответит на этот вопрос.
- Сейчас сесть бы в дальний поезд и умчаться куда-нибудь на Дальний Восток, - проговорил Игорь. - Прожил тринадцать лет, а нигде ещё не был кроме Москвы. Вся надежда на то, что закончу после войны мореходное училище, и буду бороздить моря и океаны. И тогда посмотрю на наш огромный мир.
- Дома тоже хорошо, - возразила Галя. - Мы пожили этот год в Томске, и так скучали по дому. Всё там другое. А зима очень холодная.
- Лучше Вешняков  нет в стране места, - сказала Нина. - Как у нас здорово весной! Всё в белом цвету. Всё вокруг цветёт. И яблони, и вишни, и черемуха. А воздух какой! Я согласна всю жизнь прожить в наших Вешняках. А в нашем школьном дворе хорошо бы посадить вишнёвый сад. Жаль, что здесь будут после войны строить большие дома. Вся красота этого места тогда исчезнет. Москва как столица не должна пожирать такие красивые места. И тогда будет здесь только камень и асфальт.
- Лишь бы война поскорее закончилась, - сказал молчавший Виктор. - Это самое главное! А остальное не так уж важно. И не должны исчезнуть наши Вешняки. А если это и произойдёт, то это будет лет через двадцать. Надо сначала восстановить всю страну. А мы ещё не начинали гнать немцев. Надо нам устоять в Сталинграде. Там сейчас сражаются за каждый дом. А сзади Волга. Как они там сражаются? Ведь бойцам нужны боеприпасы, питание. А как всё это доставлять в город, через Волгу?
Пролетали поезда в обе стороны, а мы всё стояли, и нам не хотелось идти домой. Здесь было движение, была жизнь, было много людей. А в нашем посёлке тихо и темно. И мы стояли и стояли около станции. Словно был здесь невидимый магнит.
- Надо расходиться по домам, - сказала Нина. - Завтра в школу. Надо выспаться.
И мы пошли по домам.
Около нашего дома я постоял ещё с Игорем.
- Не хочется идти домой, - признался мне Игорь. - Бродил бы и бродил по нашему посёлку. Вот смотрю на звёзды. А что на них? Может, тоже люди живут? А ведь придёт время, и люди полетят на эти звёзды и увидят, что же там есть. Много интересного будет впереди. Я хочу и на фронт попасть, и моряком стать. Получится ли всё это у меня? Дорого бы я отдал за то, чтобы знать, что ждёт меня вперёди. Чувствую в себе огромные силы. А мне только тринадцать лет, и мне долго-долго ждать, пока я закончу школу. Разрешили бы за год кончать два класса, я бы закончил школу за три года. Но не разрешат наверняка. Ну что ж? Будем надеяться, что все мои планы исполнятся. И на фронт попаду, и моряком стану. А без надежды жить нельзя.
- Мне Галя очень понравилась, - признался я Игорю, - Наверное, я влюбился в нее. Что теперь будет?
- Закончите школу и поженитесь, - успокоил меня Игорь. - Мне Лена тоже нравится. Я тоже женюсь на ней после десятого клас¬са. А если и Виктор женится на Нине, то у нас будут три семейные пары, и мы будем вместе долго-долго. Здорово! Верно?
- Было бы здорово, - согласился я. - Но у тебя всё просто получается. А если я Гале не понравлюсь? Что тогда?
- Обязательно понравишься! Ты сегодня так здорово шпарил по-немецки, все рты разинули! Девчонки восхищаются тобой. Только не дрейфь! Всё будет нормально! Не будь рохлей! Будь посмелее. Заходи к ней домой почаще. Позанимайся с ней немецким языком. И всё будет отлично. Поверь мне.
Ушёл Игорь, а я всё никак не мог отправиться домой. Я стоял и думал. Господи! Неужели я буду вместе с Галей? До конца нашей жизни? И мы будем всегда вместе? Какое же это будет счастье! Надо мне заниматься регулярно зарядкой по утрам. А то я что-то медленно расту. Надо стать сильным. Тогда я ещё больше понравлюсь Гале.
В постели я ещё долго ворочался, а во сне увидел Галю. Она мне что-то ласково говорила, а я слушал и во всём согла¬шался с ней.

11

Побежали октябрьские дни. С каждым днём становилось всё холоднее.
Я смастерил себе рогатку и охотился по утрам на воробьёв. Я часто мазал и сильно огорчался по этому поводу. А если я так буду мазать на фронте?
Конфликт с Бучаем разрастался с каждым днём. Он регулярно обзывал нас, и ставил всем нам в основном двойки и тройки, даже отличникам. И мы возмутились.
На одном из уроков мы отказались ему отвечать. Бучай побежал жаловаться директору.
В класс вошел директор вместе с Бучаем. Мы молчали.
- В чём дело, ребята? - спросил директор. - Почему вы отказываетесь отвечать?
- Мы не можем так дальше учиться! - крикнула Нина. - Всем подряд ни за что ставит двойки! Почему же у нас нормально всё  по другим предметам? Неужели мы все такие глупые и ленивые? И всё время слышим одни оскорбления! Что я напишу отцу на фронт? Что я получаю двойки?
Нина заплакала, а класс загудел, зашумел, послышались возмущённые выкрики. Обстановка накалялась.
- Ребята, я во всем разберусь, - сказал директор. - Не надо волноваться.
- Мне трудно работать в этом классе, - стал жаловаться Бучай. - Я работал во многих школах и техникумах, и везде всё было у меня нормально. А с этим классом нет никакого контакта.
- Пока отдыхайте, ребята, - сказал снова директор. - Мы всё спокойно обсудим с вашим преподавателем. Если положение не улучшится, я сам буду у вас преподавать.
И Бучая словно подменили. На уроках стал вести себя тихо и вежливо. Многие стали получать четвёрки и пятёрки. И всё вошло в нормальное русло. Бучай стал другим. И слава Богу! Давно бы так!
Незаметно наступило шестое ноября. Первая четверть закончилась. А занимались всего один месяц. У меня были одни пятёрки.
После занятий мы шли по Детской улице к рынку. Чем бы нам сегодня заняться?
- Приходите сегодня ко мне, - пригласила нас Галя. - У меня тоже есть патефон. Потанцуем. Потом послушаем речь Сталина. Он обязательно будет выступать. Расскажет нам, что делается в Сталинграде, и когда мы погоним немцев назад.
Я шёл с волнением в дом Гали. Интересно, как она живёт. Какая там обстановка? Какая у неё мама?
И вот мы сидим у Гали. Мебель старинная. Около окна стоит пузатый комод. А вокруг море фотографий. На стене отстукивают минуты ходики.
Бабушка принесла нам чай и варенье в блюдечках.
После чая мы немного потанцевали, а потом стали слушать речь Сталина. Он сразу заговорил о войне. Чётко и понятно объяснил, почему немцы оказались в Сталинграде и на Кавказе. Немцы бросили на карту все свои резервы. Второй фронт так и не был открыт, и немцы сняли много дивизий с Запада и бросили их под Сталинград. А в конце Сталин бросил многозначительную фразу: “Будет и на нашей улице праздник!”
- Теперь многое понятно, - сказал Игорь. - Мы там перемололи много немецких дивизий. И они ничего с нами не могут сделать! Выдохлись они в Сталинграде! А мы накопим силы и ударим по ним! Тем более что холода наступают! А там и второй фронт откроется. Вот тогда Гитлер и запоёт! Жаль, что нас там нет! Сейчас бы легли за пулемет и косили бы этих фрицев! Жаль, что мы так  поздно родились! Как жаль!
- Зря ты мечтаешь об этом! - сказала Нина. - Не будем же мы воевать лет пять? Мы разобьём немцев за два или три года. А попадёте, только зря погибнете. Войны будут ещё. Каждые двадцать лет бывает большая война. На вашу жизнь хватит этих войн. Не торопитесь, ребята. Не будьте такими наивными. Только не обижайтесь на меня. Успеете ещё стать героями.
- Поживём - увидим! - не сдавался Игорь. - Война может и затянуться. Ещё неизвестно, когда союзники высадятся в Европе. И немцы могут отступать медленно. Всё заранее не угадаешь.
- Подрасти вам ещё надо, - вмешалась Лена. - Там воюют мужики. А вы что там можете сделать? Гранату толком не сумеете бросить. А что вы будете делать в рукопашном бою? Не стоит зря мечтать. Надо как следует учиться. И родителям помогать. На фронте должны воевать взрослые.
- Были бы здесь партизаны, мы бы обязательно попали к ним, - гнул своё Игорь, - Но не дошли до нас. Жаль. А в партизанах мы бы ходили в разведку. Никто бы на нас не обращал внимания. Упустили мы свой шанс прошлой осенью. А теперь туда не проберёшься. Сто пятьдесят километров. Но ничего. Ещё не всё потеряно. Что-нибудь придумаем.
Мы вышли на улицу. Я шёл рядом с Галей. Я уже приказал себе держать свои чувства на привязи. Не распускать себя. Не торопиться. Не приставать зря к ней.
- Пошли к станции! - предложил Игорь. - Там всегда интересно.
Мы пошли через кладбище между старинными памятниками. И опять мы стояли около верстового столба с цифрой “13”. И опять смотрели на пролетающие поезда. И каждый думал о чём-то своём.
- Как летят дни! - проговорила задумчиво Нина. - Не успели оглянуться, а первая четверть уже закончилась. А там наступит и Новый год, а потом весенние каникулы, май, конец учебного года, работа в Косино. И нам уже будет по четырнадцать лет. Как здорово! А потом время полетит быстро-быстро.  Мы будем гнать немцев до самого Берлина. А потом будет Победа. Все будут смеяться и плакать. Отменят карточки, отменят светомаскировку и всякие пропуска. Вот будет жизнь! Даже дух захватывает! И будем есть досыта. И каждый день будем покупать мороженое. А родители наши вернутся с фронта! И заживём мы счастливо-счастливо. Как в сказке. Правда, здорово?
- Но не забывай, что мы будем и стареть, - напомнила Лена. - Пойдут болезни. А потом и наш последний час наступит. Так что лучше много о будущем не думать и не гадать.
- Надо всегда видеть в первую очередь красивое и хорошее, - не согласилась Нина. - Пока мы молоды, мы должны много мечтать  и верить в свое счастье. А иначе зачем жить на этом свете? И ещё мы должны сделать много добрых дел. И выбрать себе настоящую профессию. Чтобы в конце жизни сказать, что ты сделал всё, что только мог. Тогда можно и помирать со спокойной совестью.
- Из тебя получится хороший преподаватель литературы, - сказал молчавший Виктор. - Ты у нас молодец, Нина. Ты обязательно будешь отличной учительницей!
- Всё может быть, - ответила тихо Нина. - Я как раз и мечтаю об этом. И чтобы работать  только в нашей школе. Под руководством нашего директора.
А потом мы стали расходиться по домам.
Первой упорхнула в калитку своего дома Галя. Потом Нина и Лена. А мы ещё стояли у нашего дома.
- Много будет впереди разных событий, - сказал со вздохом Игорь. - Я всё-таки не теряю надежды на то, что мы успеем попасть на фронт. Пока ещё немцы сидят на Кавказе и в Сталинграде. Пока мы ещё не наступаем. А там будет видно. Ладно, пошли, ребята, по домам. Завтра праздник. Двадцать пятая годовщина Октябрьской революции. Вот в какой обстановке приходится отмечать этот праздник! Но ничего! Немцы узнают, что такое наша страна. Много их останется лежать в нашей земле. Много. А мы ещё можем успеть, ребята. Только не терять надежды.
И опять я стоял у своего парадного. Я был взволнован всем этим вечером и всеми разговорами. Но думал я в основном о Гале. Как она ко мне относится? Я же влюбился в неё! Как же я буду жить дальше? А если она отнесётся ко мне равнодушно? Что мне тогда делать? Уходить в другую школу? А другой поблизости нет. Надо подождать. И взять себя в руки. Время покажет, как она ко мне относится, надо ждать, ждать. И всё.
В воскресенье, пятнадцатого ноября, выпал первый снег. И мы сразу пошли кататься на лыжах на наше Вязовское поле. Снега было ещё мало, но нам было хорошо. Немного тяжеловато в телогрейке и валенках. Зато лыжи скользили легко по мелкому снегу.
- Что-то тихо на фронте, - сказал Игорь. - Что всё это значит? Неужели немцы будут стоять в Сталинграде всю зиму? А летом их оттуда не выбьешь. Все как-то туманно. Должны же мы их погнать на запад.
- Обязательно погоним, - вмешался я. - Вот как пойдут сильные морозы, так мы и ударим по ним. Плохо им там будет.
- Закончится война, будем ходить на каток в Плющево,- сказала Нина. - Люблю бегать на коньках. В это время играет музыка. Здорово! И всё это обязательно будет. Надо только потерпеть.
А рядом стояли наши тёмные дома. И все окна были закрыты светомаскировками. Зачем? Немцы уже давно не бомбят Москву. На всякий случай, видимо. И кажутся эти дома чужими и нежилыми. Неужели придёт такое время, когда весь посёлок будет в огнях? Обязательно будет. Только не скоро. Года через три, а может и пораньше.
- Как-то не верится, что наступит мирная жизнь, - говорит тихо Галя. - Мы уже привыкли к этой военной жизни. Привыкли к карточкам, к керосиновым лампам и коптилкам, к телогрейкам.
- Виктор Николаевич поручил мне сделать стенную газету нашего класса, - сказал Виктор. - Одному мне не справиться. Нужны заметки о нашей учебе, стихи и рисунки.
- А мы на что? - спросила Нина. - Мы все тебе поможем. И заметки придумаем, и стихи сочиним. Будет газета что надо!
- Спасибо! - сказал радостно и растроганно Виктор.
Мы ещё долго катались в тот вечер, радуясь первому снегу. И каждый из нас думал о своём. И это было хорошо: иногда надо и помолчать.
Я думал о Сталинграде. Что же там будет? Что-то будет. Но когда? Видимо, когда наступят морозы, И на войну хочется, и с Галей вместе быть тоже хочется. Попробуй разберись в этой жизни.
А вокруг стояла тишина. Только от Рязанского шоссе доносился гул от проезжающих машин. И опять подумал о Гале. Зачем она только появилась в нашем классе? Чем всё это закончится для меня? Лучше удрать на фронт и вернуться оттуда героем. Чтобы вся грудь была в орденах, и тогда Галя полюбит меня. И тогда мы поженимся, и не будем расставаться никогда. Но как попасть на фронт? Должна быть какая-то лазейка. Зачем я тогда учу немецкий язык? Чтобы потом всё забыть? Надо посоветоваться с директором. Он нас поймёт. В крайнем случае, отругает. Ну и пусть. Пусть ругает. У него много знакомых в военкомате. Остался бы я в родной деревне, то давно бы пристал к какой-нибудь части.
Надо идти к директору. Он всё разложит по полочкам и скажет нам всю правду. А может сильно отругает? Будь что будет!

12

Через неделю радио сообщило потрясающее сообщение. Наши войска начали наступление под Сталинградом! Немецкие войска попали в окружение!
Наш класс гудел. На всех уроках только и говорили о наступлении под Сталинградом. Что будет дальше?
Историк Маслов принёс карту и показал нам положение шестой армии генерала Паулюса. Армия его окружена. Туда же попали и части танковой армии Гота.
- Им не вырваться из этого кольца, - сказал Маслов. - Теперь будем гнать немцев на запад. Пришёл и на нашу улицу праздник!
- А сколько времени продлится война? - спросил Игорь. - Мы успеем попасть на войну? Так хочется повоевать.
- Трудно сказать, - начал думать вслух Маслов. - Года два продлится точно. А там трудно всё точно предсказать. Многое будет зависать от второго фронта.
- А что будет тогда с Гитлером? - спросила Нина. - Его повесят?
- Если его захватят живым, то будут судить, - ответил Маслов. - Он может удрать на подводной лодке куда-нибудь в Южную Америку. Попробуй, найди его там! Главное - это разбить немцев. А потом восстановить наше хозяйство. Вот о чём надо думать, ребята.
В класс вошёл географ. Он улыбался. Всё понятно. Его предсказания сбываются.
- Что я говорил вам первого мая? - спросил, ликуя, географ.
- Но до разгрома далеко! - возразил Игорь. - Пока немцы ещё на Волге! А до Берлина три тысячи километров!
- Это только вопрос времени! - ответил географ. - Они израсходовали почти все резервы. Лучшие кадры у них уже перебиты. Скоро у них некому будет воевать. Придётся бросать в бой необученных мальчишек. Но это будет огромным преступлением. По-настоящему Гитлеру сейчас надо просить у нас мира. Но он на это, конечно, не пойдёт. А надо бы. Сколько бы жизней можно было сохранить. Я так рад, ребята! Долго я ждал этого дня! Теперь нам будет полегче. Теперь будем гнать врага до самой границы. А там будет видно. А если союзники откроют второй фронт, то дело пойдёт ещё быстрее. Освободим нашу страну, а потом двинем уже на Берлин. Теперь наши заводы стали работать на полную мощность! И мы отомстим врагу за всё! Союзники уже сейчас сильно бомбят Германию, а в скором времени они должны открыть второй фронт. Ох, и заживём мы, ребята, после войны! Как боги! Всё у нас будет после восстановления разрушенного хозяйства. Всё будет! И мы не будем нуждаться ни в чём. И страна наша станет сказочной! Только надо для этого учиться и много работать. И каждый из вас выберет себе профессию по душе, и будет приносить пользу Родине. Вот так, ребята. Заболтался я, но это ничего. Один раз можно отойти от плана урока.
После занятий наша компания медленно шла к дому. На душе было светло и радостно. И всё нам теперь казалось прекрасным. И небо, и снег, и иней на деревьях, и робкое солнце. И пролетающие по Рязанскому шоссе машины, и наши стандартные двухэтажные дома, и этот маленький рынок, на котором можно купить почти всё, только деньги плати.
- Дождались, наконец! - проговорил Игорь. - Окружили целую армию. Вот это да! Ничего не поняли эти умные немцы. Здорово наши сработали! Как теперь немцы будут пробиваться из этого кольца? С голоду они там перемрут и от наших морозов замёрзнут. Или сдадутся, если у них ума хватит. Как им Гитлер прикажет, так и сделают. Немцы - народ послушный. Уважают дисциплину.
- Сегодня собираемся у меня, - сказала Лена. - Только приносите с собой сухари. Будем пить чай, потанцуем, А потом по улицам побродим, сходим к станции.
- Обязательно придём, - сказал Игорь. - В такой день нельзя одному сидеть дома! Радио послушаем, песни военные споём, а потом будем бродить по нашему посёлку, пока не закоченеем. Интересная наступает жизнь. Хочется весь мир обнять и кричать “ура!”. Ей Богу!
И мы собрались вечером у Лены. Пили чай. Мать Лены смотрела на нас и улыбалась. Она часто уходила на кухню. Видимо, не хотела нам мешать. А мы пили чай с чёрными сухарями, слушали радио, а потом танцевали.
И опять я танцевал с Галей. У меня уже стало почти всё получаться.
- Молодец! - похвалила меня Галя. - Скоро будешь здорово танцевать. Только ты со мной почти всё время молчишь. О чём-то всё время думаешь. А я люблю, чтобы мне что-нибудь рассказывали.
- А что рассказывать? - спросил я. - Вся жизнь у нас проходит вместе в одном классе. Тайн у нас нет никаких. Вот думаю о фронте, как бы туда попасть. Но ты же не хочешь понять нашего желания. Ты считаешь, что наше дело - учиться.
- Конечно. Скажите спасибо, что вы так поздно родились. Останетесь живы. А попадёте на фронт, можете погибнуть. А что будет с родителями? Вы думаете только о себе. Хотите героями стать. Похвально. Но это не реально. Вот когда вам исполнится шестнадцать лет, тогда можете идти добровольцами. Но до этого пока далеко. Ты меня извини, что я так тебе говорю. Но лучше услышать горькую правду. А там смотрите сами. Ещё успеете навоеваться. Вся мировая история состоит из войн. Эта кончится - начнётся другая. А живёт человек на свете только один раз.
А потом мы вышли на улицу и бродили по нашему посёлку. Сходили на станцию, посмотрели на пролетающие поезда, молча думая о будущем, и только поздно вечером мы разошлись по домам.
А на другой день мы втроём отправились до начала занятий к нашему директору. Игорь, как самый смелый среди нас, поведал директору о нашем желании попасть на фронт и просил совета и помощи.
- Чудные вы, ребята! - сказал со вздохом директор, - Если родители ваши узнают о нашей беседе, они меня со света сживут. Все ваши планы нереальны на сто процентов. Я позвоню военкому, я хорошо с ним знаком, и расскажу ему о нашем разговоре. Но я не думаю, что он вам сможет что-то предложить. С Лугиным случай особый. Я слышал от Ольги Фёдоровны, что он свободно говорит по-немецки. Может быть, военком и возьмёт Колю на заметку. Но добровольцами берут только с шестнадцати лет. Эх, ребята, ребята… Некоторые взрослые всеми правдами и неправдами стараются уклониться от фронта, достают разные справки, придумывают себе болезни, а вы сами рвётесь навстречу смертельным опасностям. На фронте ведь люди погибают. А вы ещё почти и не жили на этом свете. Я отвечаю за вас перед вашими родителями. Глупые вы ещё. Только не обижайтесь на меня. Вам надо дожить до Победы. И закончить школу. Потом получить специальность. Ладно! Я позвоню военкому. Всё выясню. Но думаю, что тут надеяться не на что.
- Плохи наши дела, - сказал грустно Игорь. - Всё упирается  в возраст. Не повезло нам сильно. Что же мы теперь будем делать? Придётся ждать, что скажет нашему директору военком. Надежд почти никаких. Обидно. Одна только надежда, что война затянется, и мы ещё успеем ко взятию Берлина. Духом падать не будем. Всякое может случиться. А наш директор молодец. Не ругал нас и не смеялся над нами. Он у нас человек. Настоящий человек! Хорошо к нам относится. Пока не вешать головы! А вдруг военком что-то нам пообещает? Девчонкам не будем говорить о нашем разговоре с директором. А то ещё до родителей дойдёт. Тогда нам здорово может  попасть.
А от Фёдора писем не было. И нам было ясно, что с ним случилось что-то страшное. Скорее всего, его уже нет в живых.
Мать часто ходила в церковь и молилась за его возвращение домой. А на ножке обеденного стола белел платочек, который должен вернуть нам Фёдора.
Иван обзавёлся девушкой. Звали её Мариной. Они часто ездили в Москву. Я удивлялся на Ивана. Парню пошёл семнадцатый год, а он крутит любовь и не думает о фронте. Он доволен своей жизнью, старается на работе, отец его похваливает. Но ведь он может уйти запросто добровольцем! Но ничего не делает для этого. А ведь мы с ним родные братья. И получается, что лишь один Фёдор ушёл на защиту Родины. А этого мало. Степана комиссовали, а Иван мог бы и повоевать. Несколько раз я собирался сказать об этом Ивану, но что-то меня удерживало. Я чувствовал, что всё закончится ссорой. А ссориться мне не хотелось.
Я продолжал регулярно ходить к Вере Ивановне. Сначала мы занимались немецким языком, а потом я бегал в магазин и отоваривал её карточки. Пилил и колол ей дрова. Выпрашивал у матери для Веры Ивановны керосин.
Я уже прочитал книгу Гёте “Страдания молодого Вертера” на немецком языке. Книга мне очень понравилась. Прочитал несколько сказок братьев Гримм.
- Ты, Коля, делаешь большие успехи, - говорила мне Вера Ивановна. - У тебя большие способности к иностранным языкам. И тебе надо идти после школы на факультет иностранных языков. Мне кажется, что это твоё призвание. Ты уже почти свободно говоришь по-немецки, и произношение у тебя хорошее. Совсем не делаешь грамматических ошибок. Я ещё позанимаюсь с тобой, но возраст мой даёт о себе знать. У меня к тебе просьба, Коля. Если я вдруг умру, то ты уж попроси своих родителей, чтобы они по-человечески похоронили меня. И обязательно завезли меня в церковь, чтобы батюшка там отпел меня. И предал земле. Обещаешь?
- Конечно, обещаю, Вера Ивановна. Но вы рано собрались умирать. Надо обязательно дожить до Победы. Уж вы постарайтесь, Вера Ивановна!
- Как получится, Коля, Хотелось бы дожить мне до Победы. Но боюсь, что долго я уже не проживу. Мне ведь уже за семьдесят. А по нашим временам  это очень много. И я уже устала жить. Если бы  не ты и твои родители, я бы уже давно умерла. Тебя мне послал господь Бог. Люди живут людьми, Коля. Делай людям всегда добро, и Бог никогда не оставит тебя. Всё у тебя будет хорошо. Закончишь институт, поедешь за границу, женишься, заведёшь детей. Только никогда не зазнавайся. Это самое последнее дело. Будь всегда прост с людьми и скромен. И тебя люди будут любить и уважать. И всегда помогай людям. Никогда не проходи мимо человека, если он нуждается в помощи! Только я не одобряю твоего желания попасть на фронт. Мальчишество всё это. Но возраст есть возраст. Это всё пройдёт со временем. Читай больше книг. Книги тебя многому научат. Ну ладно. Давай заниматься дальше. Время - деньги.
В воскресенье отец затащил меня под каким-то предлогом в гараж.
- Поговорить надо, - сказал мне отце. - Чтобы мать не слышала. Я вижу, что ты думаешь всё время о фронте. А война полыхает вовсю, и могут призвать Ивана и меня тоже. Ясно тебе? А кто поможет матери? Тогда придётся крутиться тебе. Так что ты выброси эту дурь из головы. О матери тоже надо подумать. Думаешь, ей легко оплакивать Фёдора? Его уже, наверное, давно нет в живых. Жизнь надо ценить. А ты всё время стараешься потерять эту жизнь. Молод ты ещё, Коля. Надо быть немного посерьёзней. Летом тебе уже будет почти четырнадцать лет. В колхозе в этом возрасте работают вовсю. А я повоевал в гражданскую войну и знаю, что это такое. Не торопись, Коля. А уж если война затянется и тебе стукнет шестнадцать, то решай тогда сам. Только о матери тоже подумай. Нам ещё Танюшку надо растить. А в армии много грубости, жестокости и несправедливости. Повзрослеешь, сам всё поймёшь. Теперь наши будут наступать, идти под пули за каждую деревню. Сколько придётся положить голов? Сколько кровушки прольётся? А после войны надо кому-то всё налаживать. Ты меня понял?
- Понял, - ответил я. - Но мне очень хочется воевать! Ты же сам был молодой! А я учу немецкий язык, стараюсь изо всех сил. Я же могу попасть в штаб, а там нет войны. Сиди себе в блиндаже и переводи немецкие документы.
- А если в разведку пошлют? - спросил отец, - Сразу можешь и погибнуть. Всё, Коля! Заруби это себе на носу. Ты не один живёшь, а в семье. Все за одного, один за всех! Ясно?
- Ясно. Буду ждать, когда мне исполнится шестнадцать лет.
- Вот и жди. Война к тому времени скорее всего закончится. Успеешь ещё навоеваться. Теперь каждые двадцать лет бывает война. Так что  не торопись, сынок.
Разговор с отцом выбил меня из колеи. Я как-то не думал о матери, о семье, в которой я живу. А о матери надо думать. Что с ней будет, если я окажусь на фронте и сложу свою голову? Обо всём в жизни надо думать. А я пока думаю только о себе. Эх, родители, родители. И почему вы не хотите понять меня?
А через несколько дней директор школы пригласил нас троих к себе в кабинет и рассказал нам о своём разговоре с военкомом. Тот даже слушать не хотел. Да ещё и директора отругал, что он поддерживает мальчишек.
- Не горюйте, ребята! - утешил нас директор. - Жизнь у нас будет долгая-долгая. И будут у нас и радости, и горести. И всё нам надо будет пережить. Учитесь и думайте о гражданских профессиях. А кого привлекает служба в армии, можете после окончания школы идти в военные училища. Но пока вам надо разобраться в себе. Подрастёте, и тогда поймете, что вас больше всего привлекает. Не грустите, ребята! Учитесь получше и читайте побольше книг. И взрослейте. Думайте о жизни. А жизнь наша - сложная штука. Она таинственна, неповторима и прекрасна. И у каждого - своя судьба. Хотя в судьбу я не верю. Многое будет зависеть от вас самих. Вы ещё, ребята, совсем маленькие. И никто не может из вас знать, что с вами будет в жизни. У одного всё будет отлично, а другой будет всю жизнь бороться с трудностями. Закаляйте свой характер и никогда не падайте духом. А время пролетит быстро. Не успеете оглянуться, как закончите десять классов. Вы уже перевалили на вторую половину. Это будет сорок седьмой год, когда вы закончите школу. К тому времени война закончится, и мы будем наслаждаться мирной жизнью. Вот тогда и поговорим о ваших профессиях. Кстати. Военком записал себе на всякий случай твою фамилию, Коля, когда я сказал ему, что ты знаешь немецкий язык. Я думаю, что тебе летом стоит съездить к нему. Может, он что-нибудь тебе и предложит? Ну всё, ребята. Извините, дела.

13

Целую неделю после разговора я был сам не свой. Рушились мои сладкие мечты. На что теперь надеяться? Зачем я учу немецкий язык? На всякий случай? Надежда только на то, что поможет военком, да на то, что затянется эта война.
Под Сталинградом шли бои. Немцы пытались с помощью фельдмаршала Манштейна разорвать кольцо окружения, но у них ничего не получилось.
- Долго они не выдержат в окружении, - размышлял Игорь. - В кольце оказалось много дивизий. Почти двести тысяч человек, а может, и больше. А чем их кормить? На самолётах много провизии не перебросишь. Да и сбивают наши эти самолеты. Но пока немцы держатся. Надеются на Гитлера. А что может сделать он? Лишних дивизий у него, видимо, нет. Всё равно им придется капитулировать. Никуда они не денутся! Все потопают в наш плен.
Как всегда, мы собрались у Нины. Пили чай с чёрными сухарями, заводили патефон, танцевали, слушали радио, спорили обо всём на свете: о жизни на планетах, о том, когда закончится война, и о том, какая профессия самая хорошая.
- Я буду поступать в мореходное училище! - сказал Игорь. - После седьмого или после десятого класса. Там будет видно. Время покажет. Лучше, конечно, поступать после десятого класса в Высшее мореходное училище. Тогда я могу стать капитаном или штурманом дальнего плавания. Вот будет жизнь! Буду бороздить все моря и океаны! Давай вместе со мной. Витя!
- Идёт! - согласился Виктор. - Вместе будет веселее учиться. Но там, говорят, строгие медкомиссии. А если не пройдём?
- Пройдём, - заверил Игорь. - Мы да не пройдём? Ерунда!
- А я уже твердо решила идти на филологический факультет! - сказала Нина. - И буду преподавать в нашей школе. Это же здорово! Всю жизнь буду ходить в нашу школу. И ученики будут потом провожать меня после занятий до дома. А я им буду рассказывать о русской литературе, читать им наизусть стихи. И больше мне ничего не надо.
- А я хочу стать врачом, - сказала Лена. - Буду спасать людей. Только бы поступить в институт. Надо нажинать на учёбу. Но это будет не скоро. Больше четырёх лет надо ждать. Но ничего. Время иногда пролетает быстро.
- Я пока не думала о своей будущей профессии, - призналась Галя. - Выберу что-нибудь. Наверное, тоже буду преподавателем. А там как получится.
- А ты что молчишь? - спросил меня Игорь. - Нечего темнить! Выкладывай всё, о чём мечтаешь! Не тяни резину!
- Наверное, пойду изучать иностранные языки, - сказал я. - Куда же мне ещё идти?
- А может, с нами пойдёшь, в мореходное? - спросил Игорь. - Вот было бы здорово! Три мушкетёра из Вешняков! А? Подумай. Вместе будет веселее.
Перед самым Новым годом около школы загорелся жилой дом. Такой же двухэтажный, как и наша школа. У какой-то старушки вспыхнула керосинка, заправленная бензином.
Пожар быстро охватил большую часть дома. Мы бросились на улицу. Учителя нас не задерживали.
Мы подбежали к горящему дому и сразу бросились в дом. Вот он, подвиг! Надо спасать имущество. Дым ел глаза. Было нестерпимо жарко. А мы выбрасывали вещи в окна. Потом бросились на второй этаж. И оттуда тоже бросали вещи.
- Прыгайте! - крикнули нам с улицы. - А то сгорите!
И мы прыгнули в талые сугробы. Приземлились удачно. А через пару минут часть  дома рухнула. А если бы мы были в доме? Что бы стало тогда с нами?
- Я вынужден вас наказать! - закричал на нас директор. - Кто вас просил вбегать в горящий дом? Для этого есть специально подготовленные пожарные! А вы кто? А если бы с вами что случилось? Мне тогда садиться в тюрьму? Подводите вы меня, ребята!
- Не ругайте их! - вступилась за нас какая-то женщина. - Они столько вещей выбросили. Спасибо вам, ребята! Вы молодцы!
Дом догорал. А вокруг стояли плачущие жители этого дома. Как они теперь будут жить дальше? Люди помогут. Да и государство тоже. За один час они остались  без всего. Главное, что они остались живы и невредимы. Эх, война, война. Эх, эти примуса и керосинки! И этот бензин. Подсыпают в этот бензин соль, но он всё равно вспыхивает. А отсюда и пожары. И когда только закончится эта проклятая война!
Горе мне с вами, - не успокаивался наш директор. - Какие-то вы особенные. Надо быть потише и поскромнее. Вам всё время хочется быть на виду. Теперь я буду за вами приглядывать. Вас так и тянет на разные фокусы!
А потом мы молча шли к дому. Наконец Нина не выдержала и сказала:
= Вы молодцы, ребята! Так и надо! Мы вами гордимся! Теперь я понимаю, почему вы так рвётесь на фронт.
- Молодцы! - похвалила нас Лена. - Настоящие герои!
Галя молчала и ласково смотрела на нас. Как мне хотелось, чтобы она меня похвалила! Но Галя молчала. Почему? Наверное, была согласна с Ниной и Леной.
Дома мать почувствовала запах дыма,
- Ты где был? - спросила мать. - Признавайся! А то пожалуюсь отцу!
Я рассказал матери коротко о пожаре.
- Что мне с тобой делать? - говорила, причитая, мать. - Ты хотя бы о нас подумал! Я же не переживу, если с тобой что случится! А если бы ты там сгорел? Что тогда?
- Все ребята помогали! - оправдывался я. - Не могу же я стоять в стороне. Там люди выскочили, в чём были. Надо было им помочь.
Пришёл с работы отец. И мать пожаловалась ему на меня. Отец достал “катюшу”  (кусок напильника, кусок камня и шнур в медной трубочке), и стал высекать напильником из камня искры. Шнурок задымился, и отец стал прикуривать. Долго молчал, вздыхал и наконец заговорил:
- Я тебя понимаю, сынок. Растёшь. Хочется быть смелым. И чтобы все это видели. Я тебя не ругаю за это. Но прошу тебя иногда думать и о родителях. А матери уже многое пришлось пережить. Когда тебе было пять лет, ты прицепился к плугу и попал под колесо. Слава Богу, всё обошлось. Иван прицепился зимой крюком за машину, когда катался на коньках, и попал под машину. Месяц лежал в больнице с сотрясением мозга и переломом грудной клетки. Степан ввязался в драку и получил два года срока. Фёдор пропал без вести. Степан укатил на Крайний Север и пока не даёт о себе никаких вестей. А там тоже шныряют немецкие подводные лодки. Мать плохо спит, каждый день ходит в церковь. А теперь ты стал откидывать фокусы. Она может просто не выдержать. А ей надо и за Таней присматривать. Пока только одни тревоги от вас. И нет нам никакого от вас покоя. Вот такие дела, сынок. Пора уже тебе кое-что понимать.
Мать сидела за столом и тихо плакала. Мне было стыдно. Я же только помогал людям. А обернулось всё по-другому. Как же мне жить дальше? Шага нельзя ступить самостоятельно.
Тридцать первого декабря мы медленно шли из школы домой. Вот и вторая четверть закончилась.
У Рязанского шоссе мы остановились и долго смотрели на машины, которые сновали в обе стороны.
- Учиться в школе осталось четыре с половиной года, - сказала вдруг Нина. - Это и много и мало. Даже не верится, что нам когда-то будет по восемнадцать лет! Война к тому времени уже закончит¬ся. Будет полно всяких продуктов. И наш посёлок будет утопать в ярких огнях. Наступит чудесная мирная жизнь. Скорее бы она наступала. Уже полтора года идет война, а конца и края не видно.
- Скоро немцы капитулируют в котле, - сказал Игорь. - Есть им там нечего. А вот пока не сдаются. Послушные, черти! Выполняют приказы Гитлера. Сколько их там внутри кольца? По радио говорят, что около двухсот тысяч. Вот когда в плен сдадутся, тогда точно узнаем.
- Где будем отмечать Новый год? - спросил Виктор. - По домам, каждый у себя, или вместе соберёмся?
- Давайте соберёмся у меня! - предложила Нина. - Картошка и капуста у нас есть, а остальное приносите. У кого что есть. Договорились? Хорошо бы чая попить с сахаром. Давно я не видела сахара. В девять вечера жду всех у себя.
Дома я сказал матери, что буду встречать Новый год с друзьями у Нины.
Отец дал мне бутылку кагора и кусок колбасы. Я посидел с родителями немного за столом. Они оставались с Танюшкой. Иван ушёл к Марине. Я тоже уходил.
- Ничего! - говорил отец матери. - Пусть дети гуляют, а мы посидим с тобой вдвоём.
В девять вечера я убежал к Нине. Её мама ушла к соседке, чтобы не стеснять нас. И мы сели за стол. А когда я поставил бутылку вина, все сильно обрадовались. У нас всё почти как у взрослых.
Мы выпили по рюмочке вина, закусили, стали слушать концерт по радио. Пела Лидия Русланова, Сергей Лемешев, Иван Козловский, Леонид Утёсов.
- Теперь война пойдёт под уклон, - сказал Игорь. - Теперь немцы будут драпать к дому. С Кавказа они уже бегут. Когда только капитулирует армия Паулюса? Наверное, скоро. В январе она обязательно капитулирует. Самолётами такую армию не прокормишь. По радио говорили, что они едят павших лошадей. Довоевались. Так им и надо! Не надо было нападать на нас. Нам бы сейчас туда. Жаль, что мы не в оккупации. Там бы мы смогли примкнуть к наступающим нашим частям. Кто бы там стал спрашивать документы? А лет всегда можно прибавить. Не везёт нам пока.
У меня было хорошее настроение. Рядом друзья, а напротив сидит Галя, о которой думаю теперь постоянно. Знает ли она, что я люблю её? Наверное, догадывается. Девчата это чувствуют всегда. Что мне делать? Сказать ей об этом? Или пока не надо? Не стоит. Надо подождать. Нельзя в таких делах торопиться. Время придёт, и я всё ей скажу. Какая-то она тихая и спокойная. И не поймёшь, о чём она думает. Как она ко мне относится? Это для меня самое главное.
Нина завела патефон. Пришло время танцевать.
- Давай потанцуем! - пригласила меня Галя. - Что-то ты сегодня тихий и грустный. В чем дело? Новый год скоро наступит. А ты всё о чём-то думаешь. О чём?
- Что-то грустно стало, - признался я. - От брата писем всё нет и нет. Отец ругает меня часто, что я всё мечтаю о фронте. И за пожар тоже отругал. Вот всё вместе и накопилось. А мне так хочется попасть в разведку. Допрашивать пленных немцев! Чтобы была от меня в это время польза! А я сижу пока в тылу. А там и война может быстро закончиться.
Я не стал и не смел говорить Гале о своей любви. Я чувствовал, что делать этого сейчас нельзя. Надо подождать.
- Не вешай головы, Коля, - проговорила Галя. - Слишком молоды вы для фронта. Сколько вам об этом говорить? И ещё неизвестно, когда эта проклятая война закончится. Пока немцы ещё на Волге и на Кавказе. И второй фронт тоже ещё не открыт. Они могут занять оборону где-нибудь на Дону и отражать наши атаки.
- Я не согласен. Галя! Скоро мы их погоним до Берлина. Теперь уже исход войны ясен. Теперь наступать будем мы.
- Не уверена. В жизни всякое бывает. Поживём - увидим. А ты не грусти сильно. Всё у нас сейчас хорошо. Учимся, отмечаем Новый год, у нас хорошая компания. И дальше будем проводить время вместе. Разве плохо?
- Хорошо, - согласился я. - С друзьями нам повезло.
- А я вот последнее время думаю, кем мне стать. И пока не могу принять решение. То ли преподавателем стать, то ли врачом, то ли инженером? Все профессии хорошие. Буду ещё думать. И литературу хочется преподавать, и историю. Надо будет с папой посоветоваться. Напишу ему об этом в письме.
Я танцевал с Галей, чувствовал тепло её рук, и понимал, что втюрился я окончательно. И если я ей не нравлюсь, то я погиб. Но ведь она со мной танцует, охотно разговаривает. И сама меня пригласила. Это ведь тоже о чём-то говорит! Робкая надежда появилась у меня в душе. Ради Гали я был готов на всё! Но пока надо ждать. Пока надо молчать. Время придёт, и всё прояснится. Всё прояснится. И тогда я буду либо самым счастливым человеком, либо жизнь для меня потеряет всякий смысл. Поэтому лучше не торопиться. Лучше подождать. А там будет видно.
- Всем за стол! - скомандовала Нина. - Наступает Новый год!
- С Новым годом, товарищи! - сказал диктор из репродуктора.
- Ура!!! - закричали мы, и выпили свои рюмки с кагором. Послушали концерт по радио. Пора и по домам. И мы решили немного прогуляться по нашему посёлку.
Ярко сверкали звёзды на темном небе. Скрипел морозный снег под ногами.
В посёлке как обычно было темно. Хоть глаза выколи! И не подумаешь, что в этих тёмных домах сидят люди, пьют вино, если оно есть, надеются на скорое окончание войны, надеются на счастливую жизнь в Новом году. А всего через несколько лет, когда закончится эта война, весь посёлок заполыхает яркими огнями. Через окна будут сиять и сверкать игрушками ёлки, а на улице будет слышен радостный крик и смех. И всё это обязательно будет! Будет! Но когда?
- И пролетит сорок третий год как один миг! - сказал вдруг Игорь. - И так же быстро пролетит вся наша жизнь. Только успевай оглядываться! Где будут наши войска первого января сорок четвёртого года? Наверное, где-нибудь в Германии. А может, будут уже штурмовать Берлин? Так тоже может быть! Так что ждут нас впереди радости и личное счастье. А теперь пошли по домам! Впереди десять дней каникул! Отоспимся, покатаемся на лыжах, вдоволь почитаем книг, погуляем по посёлку. Хорошо, братцы! И даже, если мы не попадём на фронт. Всё равно всё хорошо! Нам бы только с Виктором попасть в моряки. Вот тогда и начнётся настоящая жизнь!

14

Днём мы уже катались на лыжах в Кусково. Огромные сосны уходили своими вершинами в небо. Мы скользили по накатанной лыжне и выехали на берег пруда. Перед нами стоял дворец с колоннами. Мы стояли молча и смотрели на остров посреди пруда, на ровное поле, в которое превратился засыпанный снегом пруд.
- Как тут люди жили раньше? - спросила вслух Нина. - Ведь была совсем другая жизнь. Не было железной дороги, не было автомобилей и самолётов. А люди тоже думали о будущем и пытались угадать наше время. Что тут будет лет через сто? Неужели всё так и останется? Как в заколдованном царстве?
- Так всё и останется, - сказал уверенно Игорь. - Музей он и есть музей. Будут приходить люди, и посещать и этот парк, и музей внутри дворца. Будут кататься на лодках. Но что-то новое из техники, конечно, появится. Я вот слышал, что уже до войны появилось в Москве телевидение. Сидишь себе дома и смотришь разные постановки. Не верится, но говорят, что так будет после войны. Жизнь на месте стоять не будет. Люди всё время будут изобретать что-нибудь новое. И мы всё это увидим своими глазами. Мы обязательно доживём до двухтысячного года. И будет нам всего по семьдесят лет. А люди тогда уже будут жить все сто, а то и двести лет! Живи себе и живи. Жизнь будет двигаться вперёд, а что там потом нас ожидаёт, никто этого не знает. И лучше ничего не знать.  А вдруг будет что-нибудь плохое?
На другой день мы пошли в школу, где нас ждала красавица-ёлка и новогодний чай с белым хлебом и печеньем.
Потом нас отправили домой, а старшие классы остались на танцы.
- Мы тоже уже не маленькие! - возмущался Игорь. - Как в совхозе работать, так мы взрослые, а как остаться на танцы, так мы мелюзга какая-то! Вот жизнь! И когда только мы станем взрослыми? Когда?
- После седьмого класса,- ответила Нина. - Успеем ещё состариться. Мы и дома можем потанцевать. Не горюйте, ребята. Главное - это то, что мы все вместе. И нам никогда не скучно. Лучше погуляем по нашему посёлку. Это тоже неплохо.
Каникулы быстро пролетали. Каждый день мы катались на лыжах. Много читали. Я взял у Веры Ивановны “Войну и мир” Толстого и читал все вечера. А по утрам занимался с ней немецким языком. Часто колол ей дрова и приносил из сарая в дом. Каждую неделю приносил ей в бидоне из дома керосин для примуса и керосинки.
- Что бы я делала без вашей семьи, Коля? - спрашивала меня часто Вера Ивановна. - Наверно, давно бы умерла. Много на Руси добрых людей. И всегда они помогают друг другу. И этим мы сильны, и никогда врагу не одолеть Россию. Скоро наступит возмездие. Германию и так сильно бомбят союзники. А будет ещё хуже, как только мы перейдём в наступление.
В последний день каникул мы опять пилили и кололи в школе дрова. Рядом прохаживался директор и похваливал нас.
Началась третья четверть. И опять мы дружно топали в нашу школу. С нетерпением ждали большой перемены, когда староста на листе фанеры приносил каждому порцию чёрного хлеба с горкой сахарного песка. Мы тут же проглатывали этот хлеб и приступали к следующему уроку.
Второго февраля пришла долгожданная весть: армия фельдмаршала Паулюса капитулировала! Ура! Ура! Всё! Теперь до полной победы совсем недолго осталось ждать! Больше года теперь фашисты не продержатся!
- Ну что я вам говорил, ребята! - воскликнул географ, входя в наш класс. - Теперь пришёл и на нашу улицу праздник! Немцев может спасти только чудо. А чудеса в жизни бывают очень редко. Теперь мы их поставим на колени! Теперь у нас есть много танков, самолётов, пушек и много стрелкового оружия. И опыт военный тоже есть. Теперь будем гнать фашистов до самого Берлина.
- А когда мы будем в Берлине? - спросил я. Мне это было крайне интересно. Может, я ещё успею попасть на фронт.
- Точно оказать не могу, - признался наш географ. - Это очень трудный вопрос. Много рек придётся форсировать. Днепр, Висла, Одер. Не считая малых. А сколько высот придётся штурмовать? И как немцы теперь будут воевать? Если будут сдаваться в плен - это одно дело, а если будут драться до последнего патрона,  то это совсем другое дело. Года через два будем, а может, и пораньше. Много зависит от наших союзников. Если они высадятся на побережье Франции, то мы быстро покончим с немцами. А они всё не открывают второй фронт. Только обещают. У них свои интересы. Хотят выиграть войну без жертв, а наши люди пусть погибают. Вот такие дела, ребята. А вам надо учиться и учиться. Извините, что ещё раз напоминаю вам об этом. Наступит мирное время, стране понадобится много кадров. И на вас будет вся надежда. Так что учитесь, ребята. Нам придётся много восстанавливать разрушенных городов и населённых пунктов. Много строить. Впереди нас ждёт замечательная жизнь. А потом, лет через пятьдесят, будут описывать нашу жизнь: как мы жили, трудились и приближали нашу победу.
Радостные и окрылённые мы шли после занятий домой.
- Не могу сидеть дома в такое время! - сказала вдруг Нина. - Поехали в Москву! Посмотрим на Красную площадь. На Кремль. Побродим по центру. Сходим куда-нибудь.
- Я ещё не видел Красную площадь, - признался я.
- А я давно собирался в Исторический музей, - сказал Виктор.
- Вот и поехали! - подхватила Лена. - Доедем до остановки  метро “Охотный ряд” и всё посмотрим!
Через полчаса мы уже стояли на нашей платформе “Вешняки”. За двадцать минут мы домчались до Казанского вокзала. А ещё через двадцать мы уже были на станции “Охотный ряд”. Прошли мимо Исторического музея, мимо мавзолея  до Спасской башни Кремля, спустились к Москве-реке, а потом вернулись назад и вошли в здание музея.
И тут на нас дохнула история. С трепетом мы смотрели стрелы и луки, каменные топоры. Потом добрались до санок Наполеона, на которых он удирал из Москвы. А потом мы читали дневник Зои Космодемьянской. Детский почерк. Она обессмертила своё имя. На века.
Мы покинули этот музей, когда он уже закрывался. Впечатление было огромным.
- Давно надо было придти сюда, - сказал Игорь, выходя из музея. - Сколько интересного увидели! Теперь понимаешь, что такое время и что такое история.
- И получается, что наша жизнь, это только миг в истории, - сказала Нина. - Москва стоит почти восемьсот лет, а может и больше. И ещё будет стоять века. А мы пришли в этот мир, проживём свои года и сойдём со сцены. Грустно об этом думать. Но это так…
- Не будем говорить о грустном, - включилась в беседу Галя. - Надо радоваться жизни и не грустить. Зачем тогда жить, если только плакать и переживать? Зря мы пошли в этот музей. Слишком мно¬го мы там увидели за эти два часа. Будем считать, что мы все будем жить долго-долго. Ведь наука двигается вперёд. И к моменту нашей старости появится много замечательных лекарств, и мы проживём лет двести. Пока не устанем жить. Верно я говорю?
- Конечно, верно! - поддержал Галю Игорь. - Надо всегда оставаться оптимистами! Как бы ни было трудно в жизни, надо всегда оста¬ваться бодрым и смелым!
Я молча слушал эти споры и думал о Гале. С каждым днём мне было всё труднее скрывать свою  любовь. О чём думает Галя? И долго ли я буду мучаться? Пока моим мучениям не видно ни конца, ни края. Может, сказать ей обо всём? На это у меня смелости не хватит. Лучше я ещё потерплю. Надо крепко сжать зубы и терпеть. Всё равно я жить без неё не могу. А пока мы вместе. Что-то должно произойти в будущем. Хочу надеяться, что всё будет хорошо. Галя всегда разговаривает со мной дружелюбно. И это меня ободряет. Знать бы заранее, что меня ждет впереди. Но разве можно знать что-то заранее? Только не надо падать духом, унывать и видеть всё в мрачном свете. Неужели я такой плохой парень? Я ведь знаю немецкий язык, я регулярно делаю зарядку по утрам, я сверну горы ради своего счастья! И Галя будет со мной. Она должна быть со мной! И она будет со мной!
А Галя шла рядом, и не догадывалась о буре, которая бушевала во мне. Она всегда спокойна. Всегда смеётся. И у неё всегда хорошее настроение. Мне бы так. Надо что-то придумать, чтобы почаще видеть Галю. Но что? Никто мне не может подсказать. Никто.
А дни стремительно летели, и уже начался март. Мы следили за событиями на фронте. Наши войска всё время наступали. И мы всякий раз бурно выражали свои восторги.
По вечерам мы долго гуляли по нашему посёлку, иногда катались на лыжах. А в метель сидели дома и читали книги, либо делали уроки. Раза три в неделю собирались у Нины. И встречи эти походили одна на другую: чай, радио, танцы, а потом прогулки по нашему тёмному поселку. Я старался быть рядом с Галей. А иногда мы провожали Галю до дома, потому что она жила немного в стороне от нас. Но ни разу ещё я не провожал её до дома один. Не получалось. Но когда-нибудь получится. Надо терпеть, ждать и надеяться, а больше мне ничего не остаётся.
С каждым днём становилось всё теплее. Солнце пригревало всё сильнее, и в воздухе стало пахнуть весной.
Наши войска гнали немцев к Харькову, а на юге немцы спешно уходили с Кавказа. Но наши войска, как нам казалось, наступали не так быстро, как бы нам хотелось.
Наступил последний день третьей четверти. Впереди целая неделя каникул.
И опять мы медленно шли домой, и долго стояли у Рязанского шоссе, и смотрели на снующие в обе стороны машины. И нам казалось, что машин стало намного больше. А это значит, что мирная жизнь уже не за горами.
- Как будем проводить каникулы? - спросил Игорь. - Снег мокрый, на лыжах не покатаешься. Будем ездить в Москву, посмотрим новые кинофильмы, можно и старые поглядеть. Жаль, что в театр нас ещё не пускают. А то можно было бы и в театр сходить. А вот был  бы у нас телевизор, сидели бы дома за чаем и смотрели бы весь вечер спектакль или кино. Когда это будет?
- Сегодня приходите ко мне, - пригласила нас Нина. - Посидим дома, потанцуем, а потом побродим по округе. Отоспимся за эти каникулы. А завтра можно съездить в Третьяковскую галерею. Я там ни разу не была.
Вечером мы посидели у Нины, а потом пошли на улицу, потому что весна уже давала о себе знать: лужи, мокрый снег и теплый ветер с юга.
Мы дошли до станции, постояли у платформы и пошли по Советской улице к Рязанскому шоссе.
А вот и наша новая школа. Стоит себе тёмная и чужая.
- Пропадает такое здание, - сказал Игорь. - Неужели нельзя достать угля? Сейчас бы носились по широким и длинным коридорам, смотрели бы на шоссе в огромные окна. И до дома ходить ближе. Надо попросить директора. Надоело сидеть в этой деревянной школе. Сидим по три человека за партой. Не повернуться.
Нина проговорила:
- После войны здесь вырастут новые дома, и затеряется наша школа среди этих зданий. Обидно. А что с нами будет? Будем ли мы вместе или разлетимся в разные концы страны? Если разлетимся, то и дружба наша прекратится. Давайте дадим друг другу святую клятву: никогда не бросать друг друга в беде и стараться всё время быть вместе! Только не смейтесь надо мной. Я говорю всё это совершенно серьёзно!
Никто не смеялся над Ниной. И каждый из нас дал клятву быть верным нашей дружбе до последних дней своей жизни! Ни годы, ни расстояния, ни семья, ни работа не должны отражаться на нашей дружбе! И так мы будем дружить до последней берёзки! И будем мы постепенно покидать этот мир, пока не останется кто-то один из нас. Кто это будет? Разве можно угадать, что будет с нами лет через пятьдесят.
- Здорово ты придумала, Нина! - оказал восторженно Игорь. - Ты у нас настоящий комиссар! Крылья вырастают после такой клятвы! Хочется сейчас же совершить что-то необыкновенное! А что? Я и сам не знаю... Я теперь уже думаю по-другому. А стоит ли нам с Виктором идти в мореходное училище? Тогда мы будем жить вдали от вас? Тут надо как следует подумать. Я привык к школе, к нашему посёлку, к вам.
- Нам надо учиться ценить свою жизнь, - продолжала Нина. - Жизнь, как правило, состоит из простых дел. А душе хочется чего-то возвышенного и героического. Мы живём в сложное время. Терпим нужду, ждём Победы. А жизнь наша всё время куда-то течёт и течёт, и песчинки-секунды всё время падают и падают в вечность. И мы стареем и стареем с каждым днём, хотя мы с вами ещё подростки. И нам надо дорожить каждой минутой нашей жизни. Надо радоваться каждому дню, солнцу, туману, чистой воде в озере, пению птиц и цветам на лугу. Только мы должны в своей жизни всё время ставить перед собой цели и стараться их достигать. Сейчас перед нами одна цель - закончить школу. А потом надо поступить в институт или ещё куда-нибудь. Потом надо получить высшее образование. А там будет видно, что делать дальше. Но достигнутая цель делает человека счастливым. Только он никогда не должен стоять на одном месте. Стояние на одном месте - это гибель. Человек обрастает илом и тиной и гниёт заживо. Вот так.
- И откуда у тебя такие взрослые мысли? - удивился Игорь. - Просто удивительно!
- Много читаю, а потом всё обдумываю и примеряю к нашей жизни!
- С такими мыслями ты станешь большим учёным, - сказал Игорь. - А мы всё-таки с Виктором пойдём в мореходное училище. Это наша мечта. Я буду капитаном, а Виктор - штурманом дальнего плавания. Вот будет жизнь! Увидим Марсель, Гамбург. Амстердам, Одессу, Владивосток и другие порты мира. Только обязательно надо хорошо знать английский язык. Надо будет, выучим. Верно, Витя?
- Конечно, выучим! - согласился Виктор. - Обязательно выучим. Только бы поступить в училище. А там мы горы своротим!
Долго мы гуляли в тот вечер. Мы были взволнованы нашей клятвой. Нам хотелось чего-то необыкновенного. Но мы понимали, что ещё пройдёт много лет, прежде чем мы достигнем своих целей. Но всё равно нам было хорошо, потому что мы были вместе. Хуже нет, когда человек один со своими мыслями, и ему некому высказать их. А мы говорили и говорили. И мысли у всех были почти одинаковые.
А в воздухе пахло весной, талым снегом, и тёплый ветер с юга ласкал наши лица. Ничего. Время не стоит на месте. Оно в вечном движении. И все наши мечты обязательно исполнятся. Надо только надеяться и ждать.
15

На другой день в десять утра  мы собрались на станции. А через час входили в залы Третьяковской галереи.
Долго мы стояли перед картинами “Явление Христа народу”, “Иван Грозный убивает своего сына”. А потом разбрелись по залам.
Мне понравились две картины: “Дождь в дубовом лесу” Шишкина и “Грачи прилетели” Саврасова. На меня пахнуло грустью, тоской и задумчивостью.
Через три часа, голодные и усталые, мы пошли домой.
- Ну как? - спросила нас Нина. - Стоило ехать?
- Здорово! - ответил Виктор, - только есть страшно захотелось! В следующий раз надо еду брать с собой. А когда-нибудь после войны здесь будет буфет, и можно будет купить всё, что только пожелаешь. Без еды всё-таки тяжело. А ехать до дома больше часа. Помереть можно с голоду!
- А дни пролетают всё-таки быстро, - сказал в электричке Игорь. - Не успеешь оглянуться, и последняя четверть закончится. И опять будем полоть грядки в Косино. Даже подумать страшно. Лучше бы мешки таскать или что-нибудь копать.
На другой день мы решили сходить в Кусково. Ярко светило солнце. Мы шли по берегу пруда и любовались дворцом и другими домиками около дворца. Но снег на пруду ещё лежал.
Из-за дворца доносился гудок электрички. Это уже Горьковская железная дорога. Здесь ехал из Владимира мой брат, и метался на станции Чухлинка. Увижу ли я его? Наверное, нет. Чудес на свете не бывает. А если он в плену? Тогда после войны он вернётся домой. Всё может быть.
От корпусов Центральной Комсомольской школы доносятся выстрелы. Мы знаем, что там снайперская школа. Попасть бы туда, да только никого туда не пускают.
Мы уединились в красивой беседке и съели свои бутерброды.
- Как только закончится война, - оказал Игорь, - мы сразу отправимся в поход дня на два. Остановимся на берегу реки, разведём костер, наловим рыбы, и будем там загорать дня два. Пока не надоест. Еды с собой захватим, и уху будем варить. Красота!
- После войны будет совсем другая жизнь! - сказала Галя. - Можно ехать куда угодно. Не надо будет никаких пропусков. И карточек не будет. Покупай, что хочешь. Теперь уже ждать не так уж долго. Года полтора, от силы два.
- А я с родителями сразу поеду на юг! - сказала мечтательно Нина. - Хочу покупаться в тёплом и ласковом море. Благодать. И буду есть много мороженого. Только бы папа вернулся живым с фронта. Это самое главное.
Медленно мы шли назад. Журчали ручьи, громко кричали воробьи, а снег уже исчезал на глазах.
- Приходите вечером ко мне, - пригласила Нина. - Вместе будет веселее. Ребята ещё танцуют неуверенно. Надо их всё время натаскивать.
И мы собрались у Нины. Я принёс чёрных сухарей. Мы пили чай. Слушали радио. Играли в морской бой. Танцевали.
- Мне надо раньше домой, - сказала Галя. - Мама просила ей помочь по хозяйству.
- Я провожу, - выпалил вдруг я. - На всякий случай.
Мы идём с Галей к её дому. Она мне что-то рассказывает. А я слушаю, слушаю.
- Ты не молчи, - говорит мне Галя. - Что ты такой нелюдимый? Расскажи мне что-нибудь о себе. Ты почти всегда молчишь. О чём ты всё время думаешь?
- Обо всём, Галя. Я не люблю много говорить. Люблю слушать. Каждому - своё. Игорь любит порассуждать. Этого достаточно. Ты тоже в основном  помалкиваешь.
- Я ещё не освоилась в нашей компании. Привыкну, буду тоже много говорить. Не хочешь к нам зайти? Пошли?
- Я стесняюсь. Лучше в следующий раз. Ты только не обижайся на меня. Да и поздно уже. Хорошо?
- Ладно, на первый раз прощаю. Приходи как-нибудь ко мне один! Посидим. Ты меня поучишь немецкому языку. Идёт?
- Хорошо. Договоримся, и я обязательно приду.
Галя протягивает мне на прощание руку, я крепко её пожимаю, и Галя уходит.
Я определённо ей нравлюсь, раз она пригласила меня к себе! Ура! Значит, мы будем всегда с Галей вместе? Стоп, стоп! Не давать воли своим мечтам. Не надо так торопиться. Тише едешь - дальше будешь.
Я возвращаюсь в свою компанию. И мы опять пьём чай, слушаем песни по радио. А душа моя ликует и поёт. Галя будет со мной! Галя будет со мной. Сегодня я это впервые понял. Только оставаться спокойным и хладнокровным. Не надо торопиться. Буду потихоньку заниматься с Галей немецким языком. Будем вместе делать уроки, жизнь всё расставит по своим местам. До чего же хорошо жить на свете! И мне опять дико захотелось в школу. Скучно сидеть целыми днями дома. В школе намного веселее. В одном классе человек тридцать. Шутки, смех, записки во время урока. Время бежит стремительно. И всё время я вижу перед собой Галю. И чтобы не оконфузиться в её глазах, я так старательно и упорно  готовлю все уроки. Жаль, что меня перестали спрашивать на уроках немецкого языка. Почему-то Ольга Фёдоровна отсылает меня на улицу или помогать завхозу. А мне так хочется блистать перед классом и перед своими друзьями. Но это уже нехорошо - хвастаться своими знаниями. Надо быть поскромнее. А иначе меня класс будет ругать. Когда же начнётся эта последняя четверть?
Первого апреля началась четвёртая четверть. Нас ожидал сюрприз: - в нашем классе ввели военное дело. Класс разделили на четыре отделения. Меня назначили командиром отделения. Видимо, свою роль сыграли мои пятёрки.
На уроках военного дела мы отрабатывали различные приёмы, а потом маршировали на школьном дворе.
Снег быстро растаял. Около школы мы играли в отмерялы и пристеночку. А девочки играли в классики или прыгали через верёвку. А потом мы стали играть в чижик. Потом в лапту. Игр было много. А переменки короткие. И после занятий мы не торопились домой. Всё вокруг нас радовало: погода, конец учебного года, успехи наших войск на фронте.
Дома отец наточил все лопаты, а мать нарезала картошки с глазками, чтобы сразу сажать картошку.
Земля почти подсохла, и мы стали копать наш огород. После основной работы я ещё копал участок Веры Ивановны.
- Сам Бог послал тебя мне, - говорила Вера Ивановна. - Что бы я делала без тебя и твоей семьи? Ты будешь счастливым человеком. Бог никогда не забывает добро. И ты будь, Коля, всегда таким добрым. И люди тебе тоже отплатят добром.
За весь месяц мы только один раз выбрались в Москву. Посмотрели старый американский фильм “Большой вальс”. Девочки даже всплакнули.
Первого мая мы не учились. Но погода подвела: шёл мокрый снег. Мы собрались у Нины и долго танцевали, а под вечер вышли на улицу. Было холодно. Но мы решили побродить по посёлку и  в такую погоду.
- Что-то тихо на фронте, - сказал Игорь. - Ничего существенного нет. Как бы немцы опять не начали наступать? Не дай Бог!
- Силёнок у немцев теперь маловато наступать, - ответил Виктор. - Они уже потеряли много людей убитыми и ранеными. Им теперь трудно делать пополнения. Если только станут призывать младшие возраста?
- Трудно сказать, - проговорил Игорь. - Но пока они ещё держатся. Пока большая часть Украины в их руках. И от Москвы они не так далеко. Затягивается война. Нам бы на фронт, а мы должны полоть грядки в Косино. Разве такая работа для нас? Это и девчонки могут делать. Поздно мы родились. Не хватает всего  двух лет. А за два эти года война наверняка закончится. Не везёт нам пока. Но ведь когда-нибудь должно нам повезти? Тогда у нас все надежды на мореходное училище. Можно туда поступать сразу после седьмого класса.
- А мы что тут будем делать одни? - опросила Нина. - Поедете после десятого класса! Будете сразу поступать в Высшее мореходное училище. А может, к тому времени и передумаете?
- Не передумаем! - ответил Игорь, - Мы с Виктором обязательно будем туда  поступать. Только там медкомиссии очень строгие. Но мы же с Виктором ничем не болеем. Мы обязательно поступим!
- А мы тут будем грустить без вас, - сказала Нина. - Останется с нами только Коля. Осиротеем мы без вас. Зря вы всё это придумали, ребята. Я уже заранее переживаю. Но пока у нас ещё четыре года впереди. А за это время будет много разных изменений.
- Не каркай, Нина! - оборвал её строго Игорь. - Это же наша мечта. Человек должен ставить перед собой всегда высокие цели! А иначе и жить не стоит на этом свете! Ясно, Нина?
- Ясно, Игорь. Не обижайся на меня. Я просто говорю, что думаю. Это лучше, чем таить в душе.
Быстро летел май. За это время мы опять вскопали двор у новой школы. Двадцатого мая наступили экзамены. А Вешняки превратились в сплошной цветущий сад. Совсем не хотелось готовить¬ся к экзаменам.
И вот экзамены сданы, мы перешли в седьмой класс. Директор отпустил нас на две недели отдохнуть, а потом опять за работу в совхозе Косино.
Мы медленно идём из школы домой. Быстро пролетел этот учебный год. Учёба начнется только первого октября. Целых четыре месяца не учиться. Слишком долго.
Мы смотрим на пролетающие машины: эмки, полуторки, трёхтонки, пикапы, газогенераторы. Движение стало намного интенсивнее, чем в первый год войны. Мы стоим молча и думаем о том, что ещё четыре года ходить в школу. А что потом? А потом будет институт или мореходное училище. А какими мы будем к тому времени? Трудно оказать. Главное, чтобы поскорее закончилась эта война. Нигде не купишь себе костюм или платье. Всё по талонам. А так хочется одеться получше.
- Поехали в Москву! - предложил Игорь. - Посмотрим кинофильм, побродим по Москве. Не возражаете?
- Можно, - соглашается Нина. - Редко выходят новые фильмы. Я бы смотрела новые фильмы каждый день. Кажется, вышел фильм по драме Лермонтова “Маскарад”. Надо обязательно посмотреть.
Мы едем в кинотеатр “Шторм”. Это ближе всего от вокзала. И смотрим “Маскарад”. После фильма едем на трамвае до парка “Сокольники”. Там катаемся на чёртовом колесе, бродим по аллеям, пьём газировку с сиропом и едем домой.
- Не хочется работать в совхозе, - говорит в электричке Игорь. - Целый день  ползать по грядкам. Каторжная работа!
В начале июня я окучивал свой огород и огород Веры Ивановны. И занимался с ней немецким языком. В письменных упражнениях я почти не делал ошибок. И довольно бегло говорил с Верой Ивановной по-немецки.
- Молодец! - хвалила меня Вера Ивановна. - Теперь бы тебе хорошо поговорить с настоящими немцами, послушать радио, почитать газеты. Но это дело наживное. Поедешь в Германию после войны, и всё новое почерпнёшь в разговорной речи.
- Почему вы так уверены, что я поеду в Германию? - спросил я.
- После войны там понадобится много переводчиков, Коля. А если ты поступишь на факультет иностранных языков, то обязательно туда поедешь на практику. Всякое может быть. Стара я только стала. Чувствую, что долго не протяну. Мне бы только дождаться нашей Победы. Тогда можно и на покой.
- А как же я тогда? - спросил я. - Без вас я всё забуду.
- Не забудешь. Будешь заниматься самостоятельно, будешь разговаривать с пленными немцами. Будешь слушать радио. А там в институт поступишь. Не горюй, Коля.
В магазинах вдруг появились американские продукты: тушёнка, яичный порошок, молочный порошок. Все эти продукты мы сразу назвали “вторым фронтом”. Но всё это выдавалось, к сожалению, по карточкам.
В середине июня мы выехали в Косино, где нас собрали в совхозном клубе. Было торжественное собрание, а потом был большой концерт. И тут я впервые услышал отрывок из поэмы Твардовского “Василий Тёркин”. Особенно нам понравилось слово “сабантуй”. Читал этот отрывок известный чтец Дмитрий Орлов.
На другой день мы уже пололи морковь. И всё было как в прошлом году. Рядом ходил географ с ведром в руках и угощал нас свежей водой. И рассказывал нам о ходе войны, а потом перешёл на будущую мирную жизнь.
Я полол свою грядку, а рядом со мной справа двигалась Галя. Иногда наши глаза встречались, Галя улыбалась, и мне становилось легче на душе. Рядом Галя, и никакая работа мне не страшна!
Потом я думал о том, что будет после войны. Может быть, появится наш Фёдор. Из партизан или из плена. И наша семья соберётся вместе. И будем мы хорошо жить. А я уже буду учиться в институте. И рядом всё время будет Галя.
Нас покормили обедом, и мы опять работали часов до пяти. Потом мы идём к Белому озеру и смываем усталость и грязь. Хорошо. А потом прыгаем по болотным кочкам и вылезаем на Вешняковскую горку. А вот и наша станция. Всё как в прошлом году. Но впереди два месяца работы. Как всё это вытерпеть? Но на фронте люди отдают свои жизни. А мы? А мы уже готовы плакать? Позор! Надо просто стиснуть зубы и работать, не покладая рук! И всё. И время пролетит быстро! Надо только втянуться в эту нудную работу. Потом всё постепенно наладится.
Вечером мы поливаем свои огороды. Не забываю я и огород Веры Ивановны.
- Ты, наверное, сильно устаёшь, Коля? - спрашивает меня Вера Ивановна.
- Ерунда! - отвечаю весело я. - Вы тоже устаете, когда занимаетесь со мной. Я это делаю с большим удовольствием, Вера Ивановна!
Начинает темнеть. Мы собираемся около моего дома на лавочке. Говорим о войне, о жизни на планетах, о том, что нас ждёт в будущем. А потом расходимся по домам. Завтра надо рано встать, чтобы успеть к девяти часам в совхоз.
Я стою несколько минут около своего парадного и думаю о Гале. Неужели  мы будем вместе? И когда это будет? Робкая надежда наполняет меня радостью. Как хорошо жить на этом свете! Всех нас ждёт прекрасное и светлое будущее! Только надо немного подождать и потерпеть. И тогда наступит мирная жизнь. И придёт в каждый дом радость, а в некоторых домах будут оплакивать погибших.
Шестого июля радио сообщило о боях на Курской дуге. Весь мир затаил дыхание. Чем закончится это сражение? Неужели опять будем отступать как два лета до этого? Нет, так не будет. Мы тоже кое-чему научились.
Наш географ ходит между грядками и комментирует ход сражений:
- Бои там идут напряжённые и яростные. Масса танков и самолётов с обеих сторон. Тут кто кого! Наши стоят на месте и перемалывают немецкие войска. А потом мы постараемся как следует ударить по ним. И лето им тут не поможет. Маловато у них резервов. Теперь сила будет на нашей стороне. Людей у них не хватает. В частях появилось много юнцов, мужчин старшего возраста. А лучшие головы погибли в России. Теперь их погоним без остановки до самого Берлина. Дело за союзниками. Пора им открывать второй фронт.
- А как будем Днепр форсировать? - спросил Виктор. - Это большая река. Ода могут укрепиться на другом берегу, их будет трудно оттуда выкурить.
- Верно, - сказал географ. - Но мы же воюем на своей земле.  А на что у нас артиллерия и штурмовики? А какие у нас “катюши”? Всё выжигают подряд! Не выдержат они. Будут драпать до Берлина и дальше. Наши союзники сильно бомбят Германию. Уничтожают  их заводы. Но годик ещё повоюем.
- Значит, в следующем году будем праздновать Победу? - спросил Игорь. - Даже не верится. Год - это совсем немного.
- Думаю, что война закончится к сентябрю сорок четвёртого года, - сказал торжественно наш географ. - Тут можно ошибиться только на полгода. В крайнем случае, к началу сорок пятого года. У Германии к тому времени закончатся все людские и материальные резервы. Останутся лишь женщины, старики да дети. А бросать детей в пекло войны - это уже огромное преступление перед всем человечеством. Так что мы, ребята, живём с вами в историческое время! Думайте всё время об этом!
16

В середине июля, в воскресенье, мы с Игорем решили съездить в Москву. Особых планов не было. Сходить в кино, зайти в парк Сокольники, купить мороженое. А там будет видно.
Быстро подошла электричка, и мы решили ехать без билетов. Всего двадцать минут. Авось, пронесёт.
Но контролёры внезапно появились после станции Сортировочная. Мы сразу метнулись в тамбур. А из тамбура на полном ходу решили укрыться между вагонами. Там были выступы для ног и лестница на крышу, за которую можно было держаться. Но лесенка была не везде. Тогда приходилось упираться руками о стенку вагона. Всё это было довольно рискованно. Но делать было нечего. Контролёры уже приближались. Надо прятаться от них.
Игорь быстро встал между вагонами и оставил место для меня. Стал перебираться и я. Но впереди приближался тоннель, стены которого почти вплотную касались вагонов. Сантиметров сорок или пятьдесят. Мне стало страшно.
Тоннель приближался. Я протянул руку Игорю. Тот подал мне свою руку, и я стал медленно пробираться к Игорю. В этот момент я уже не думал о тоннеле. Я боялся, что меня схватят контролёры.
Медленно я втиснулся между вагонами, встав на выступ. Игорь держал меня. В эту минуту мы оказались в тоннеле.
- Испугался? - спросил меня Игорь. - Рисковал жизнью. Молодец! Не растерялся.
- Немного было страшно, - признался я. - Зря мы торопились. Надо было взять билеты и ждать следующую электричку. Мог бы и под колёса свалиться.
- Лучше не думать об этом, - сказал Игорь. - А девчонкам рассказывать не будем. А то они станут  ахать и охать. Ну их! Это наше первое серьёзное испытание. Мы с тобой не трусы. Удрали от контролёров, и всё нормально. А если бы с тобой что случилось? Что бы я тогда сказал твоим родителям?
- Что об этом говорить, Игорь? Надо забыть об этом случае поскорее. Нечего тут гадать. Пошли в “Шторм”. Там идёт новое кино “Два бойца”. Наверное, про войну.
И мы посмотрели “Два бойца”. Марк Бернес нас потряс. Какой артист! А как он пел! И какие замечательные песни! “Тёмная ночь”. И опять нам захотелось попасть на фронт.
- Да, - сказал Игорь. - Война пошла на убыль. Географ, пожалуй, прав. Через год война может закончиться. А мы сидим в тылу. Ползаем на грядках, купаемся в озере, смотрим кино. Гуляем по вечерам. И ничего пока особенного не совершили. Обидно.
- Жизнь у нас будет длинная, - утешил я Игоря. - Всё ещё может случиться. Будешь плавать по морям, бороться со штормами и бурями. У тебя будет героическая профессия. Это так здорово. И я тебе немного завидую, если ты станешь моряком.
- Так поедем вместе с нами! - не выдержал Игорь. - Будем учиться втроём в мореходке. А? Решай, Коля. Вместе будет так здорово! И языки тебе твои пригодятся.
- Надо подумать, - ответил я Игорю. - Меня тянет на иностранный факультет. Буду специально изучать языки. Погляжу на Германию. А там будет видно.
- Как знаешь, - сказал разочарованно Игорь. - Как знаешь. А мы с Виктором рванём в Ленинград. Потом пожалеешь, да поздно будет.
Дома ничего не стали говорить девчатам о нашем бегстве от контролёров. Зачем их зря волновать? И Виктору тоже не сказали. Расскажем попозже, года через два, когда улягутся страсти. А про фильм сказали. Мы решили его посмотреть  ещё раз вместе.
В ночь с пятого на шестое августа нас разбудила канонада. Неужели бомбёжка? На улице стало светло от летающих ракет. Кто-то громко кричал “ура”!  А по радио сообщили, что это был салют в честь взятия Орла и Белгорода. Вот это да! Салют нас поразил. И мы теперь поняли, что война пошла на убыль. Два года мы ждали этого момента! А год пролетит незаметно. И наступит долгожданный мир. Неужели не будет этих продуктовых карточек? Неужели не будет светомаскировок?
Закончился салют. А наша компания стояла и ликовала.
- Здорово! - сказала Нина. - Как это здорово! Теперь война продлится недолго. Не получилось у немцев наступление. Теперь им будет полный капут! У меня такое чудесное настроение! А у вас?
- Что ты спрашиваешь? - ответил Игорь, - И так всё ясно. Дело катится к миру. Германии придётся капитулировать.
Я долго не мог уснуть. И думал о своей жизни. Как она у меня сложится? Надо мне нажимать на учёбу. Надо ещё больше и упорнее учить немецкий. И ещё раз попросить директора о помощи. Он постарается мне помочь. Хорошая у нас школа. И вообще у меня пока всё хорошо. Скорее бы опять учиться. Надоела эта работа в совхозе.
В конце августа Иван получил повестку явиться с вещами в военкомат. Мать запричитала. Стала наседать на отца:
- Ведь ему только семнадцать лет! Он же на транспорте работает! Неужели никак нельзя помочь собственному сыну? Один пропал, и этот может пропасть!
Отец кряхтел, отмалчивался. Пытался успокоить мать. Говорил, что война пошла к концу. Но пообещал поговорить с завгаром Шапиро.
И опять мы провожали на платформе в военкомат моего брата. Марина повисла на руке Ивана и заявила, что поедет в Люберцы до военкомата.
Иван обнял нас всех и поехал в Люберцы. Куда его теперь направят?
Мать лежала на кровати вся заплаканная.
Но к вечеру Иван вошёл в дом.
- Мне дали бронь до конца войны! - сказал Иван. - Учли, что работаю на транспорте, и что у меня пятый разряд. Велели пока гулять. А там будет видно. А я уж было решил, что можем и не увидеться.
- Сыночек мой! - заплакала мать. - Господь Бог услышал мои молитвы! Спасибо тебе, Господи! Может, и Федя когда-нибудь вернётся. И соберётся тогда вся наша большая семья. Только жить где тогда будем? Маловата у нас жилплощадь.
А мне было жалко Ивана. Упустил такой шанс. Да я бы отказался от этой брони. Иван не Фёдор. Не тянет его на фронт. Он сугубо мирный человек. Упустил он своё счастье. Упустил. А когда поймёт, поздно будет. Думал больше о Марине, чем о фронте. Что ж? Каждому - своё. Кому-то и в тылу надо трудиться, а кому-то класть свою голову за Родину.
- Умирал мой отец, и приказывал нам, чтобы держались мы за транспорт, - говорила мать. - Вот этот транспорт и спас моего Ваню. Не зря я свечки в церкви ставила. Доставай, отец, бутылку! Надо выпить по такому случаю!
Отец быстро откупорил поллитровку и налил всем по рюмочке. А с Иваном уже рядом сидела Марина и не сводила с него глаз. Любовь! Всё понятно.
- Выпьем за то, чтобы всё у нас было хорошо! - поднял рюмку отец. - А там, может, и Фёдор появится. Надо всегда надеяться на хорошее. Может, он в плен попал. А может, партизанит в лесах Белоруссии. Всё может быть.
Ушли Иван с Мариной. Глаза у Марины сияли от счастья. Скоро, наверное, поженятся. Дай им Бог счастья.
Я сидел с родителями за столом и радовался тому, что они рады возвращению Ивана из военкомата. Иногда выпадают человеку счастливые моменты.
Мы выпили ещё по одной рюмочке. И мать совсем повеселела.
С первого сентября нас отпустили на отдых. Прощай совхоз, прощай нудная работа! Теперь можно немного отдохнуть. И надо этот месяц провести с большой пользой.
Каждый день я ходил к Вере Ивановне. И делал, по её словам, большие успехи.
Мы начали копать картошку. Заодно я вырыл всю картошку Веры Ивановны, и всё сложил в мешках в сарае. Потом надо картошку убрать в погреб, чтобы она не подмёрзла.
Вечерами мы жгли на огороде картофельную ботву и пекли картошку. А потом с наслаждением ели это лакомство. Ярко горел костёр, мы шутили. И нам было хорошо.
В парке культуры имени Горького мы осмотрели выставку немецкой трофейной техники. Со страхом я смотрел на огромные фугасные бомбы, которые падали на нас в первый год войны. Тут же стояли танки “тигры” и “пантеры”. Выставка дала нам понять, что война катится под уклон. Но если она продлится ещё два года, то я успею попасть на фронт добровольцем. И тогда я поговорю с пленными немцами. А может, и в разведку попаду. Только не надо падать духом. Надо всегда надеяться на своё счастье. И оно обязательно придёт.
Двадцатого сентября мне исполнилось четырнадцать лет. Родители подарили мне костюм, который купили на рынке. Я примерил. Как раз!
Вечером ко мне пришли друзья. Они подарили мне много книг. Знали мою любовь к книгам.
На столе была варёная картошка, селёдка, огурцы и помидоры с огорода. Отец налил нам кагору. Мы выпили за мой день рождения. Потом выпили за родителей. А потом я предложил выпить за моих друзей, потому что мы все родились в один год.
А потом мы остались одни. Иван убежал к Марине, а родители вышли на улицу.
Из репродуктора лилась музыка, а потом стали передавать сводку “От Советского Информбюро”.
- Наши освободили почти весь Донбасс! - сказал Игорь. - Скоро подойдут к Киеву. В Белоруссии дело идёт медленнее. А оттуда прямая дорога на Берлин. Немцы тут стоят крепко. Да. Война, скорее всего, закончится без нас. Обидно. Нам только остаётся учиться на “отлично”, да работать летом в совхозе. И всё. А грандиозные дела совершаются без нас. Надо было родиться на три года раньше. Ну что ж? Посмотрим, что будет дальше. Может, и повезёт вдруг.
После чая мы решили пойти на наш огород и развести костёр.
Мы стоим на нашем огороде. Ярко полыхает наш костёр. Когда костёр пошёл на убыль, мы накидали картошки.
Я стоял в кругу своих друзей и был счастлив. Пока всё идёт хорошо. Я взрослею, рядом со мной мои друзья. Жизнь наша тихо и незаметно двигается дальше. И нет в этой жизни сильных потрясений. Если не считать моё приключение с контролёрами. На следующий год будет, видимо, то же самое, только учиться я буду уже в восьмом классе, и может закончиться война. Но вряд ли она закончится через год.
 Рядом со мной стояла Галя. Она весело смеялась, и казалось, что она вообще никогда не унывала. Она всё время вместе с нами. Значит, ей нравится быть вместе с нами. Видимо, что-то притягивает её к нам. А может, этим магнитом являюсь я? На этот вопрос ответит только время. А может, я осмелею и скажу ей, как я её люблю. Только страшно очень всё это говорить. Страшно. Подожду, Мне ведь только четырнадцать лет. Как хочется поскорее стать взрослым! Чтобы мне уже стукнуло шестнадцать лет. И хотя бы одним глазком заглянуть в будущее. Ведь наша жизнь - это как кино. Бегут кадры, сменяя друг друга. Только в жизни эти кадры сменяются намного медленнее. Значит, жизнь - это просто замедленное кино. И лучше не знать, что тебя ждёт вперёди. А то будет неинтересно жить.
17

Первого октября мы сразу пришли во двор нашей деревянной школы.
Директор сказал в своей вступительной речи, что с топливом опять трудности, но на следующий год мы будем обязательно учиться в новой школе. Может, и война к тому времени закончится.
В классе было тесно, многие сидели втроём за одной партой. Классов не хватало, и директор слил два седьмых класса в один.
Мы сидели втроём за одной партой, а перед нами сидели втроём наши девчата. Я сидел около окна и часто смотрел на Рязанское шоссе, по которому проносились в обе стороны машины. И опять я вспомнил шестнадцатое октября сорок первого года, когда наша машина свернула в наш посёлок, где я уже прожил два года.
В класс вошёл наш географ, и все радостно заулыбались. Улы¬бался и наш Георгий Александрович.
- Поздравляю вас с началом учебного года! - сказал географ. - Я рад видеть вас снова. Прежде чем начать нашу первую тему, я расскажу о положении на фронтах. Итак, наши войска приближаются к Днепру. Это большая водная преграда, особенно около Киева. Форсировать Днепр очень трудно. Нужно много переправочных средств. Тому, кто переправится через Днепр и закрепится на другом берегу, будет присваиваться звание Героя Советского Союза! Вы поняли, ребята? А к Белоруссии мы только подошли. Здесь пока немцы стоят прочно. Они настроили там укреплений, и выкурить их будет трудно. Но нам к трудностям не привыкать. Ребята! Наступает час разгрома Германии! Она уже проиграла войну. И Гитлер это хорошо понимает. Фашисты ищут выход из этого катастрофического положения. Они уже призывают шестнадцатилетних. Пытаются изобрести сильное оружие, но ничего у них пока не получается. Больше года они не продержатся. Они уговаривают Японию и Турцию напасть  на нас, но те не дураки. Германия понесёт заслуженную кару. А нам, ребята, надо пока учиться и учиться. После войны нужно восстанавливать сотни городов. Нужно будет построить много заводов. Да мало ли будет дел? Мы потеряли много людей на фронте. Нам будет трудно возрождать нашу страну, но мы справимся. Нам не привыкать к трудностям. Верно я говорю?
- Верно! - закричал класс.
Потом был немецкий язык. Ольга Фёдоровна подняла меня с места и стала расспрашивать о каникулах. Я рассказал ей подробно по-немецки, как мы проводили лето.
- Молодец! - похвалила меня Ольга Фёдоровна. - Тебе прямая дорога в дипломаты!
Нина, Лена и Галя улыбались, как будто похвалили их. Я тоже был горд и счастлив. Галя увидела, какой я молодец.
Потом в класс вбежал Бучай.
- Пишите! - крикнул он, и стал диктовать новый материал по физике. Мы уже привыкли к его манере, и молча писали. Так прошёл весь урок. А на следующем уроке будет спрашивать весь класс. Пусть делает, что хочет, лишь бы двоек не ставил.
Величественный Виктор Николаевич дал нам трудный диктант. Потом была математика, а потом военное дело. Пришел новый военрук и стал объяснять нам устройство гранаты. Девчата скучали, а ребята впились глазами в эту гранату.
- Здорово всё было! - восторгалась Нина, когда мы шли домой, - Соскучилась по школе. А Коля сегодня был великолепен! Я просто влюбилась в него.
Мы захохотали. Нам было весело.
  А по шоссе пролетали американские автомобили: огромные “студебеккеры”, “форды”, “шевроле” и “виллисы”.
- Всё-таки помогают нам американцы, - сказал Игорь. - Как только они доставляют к нам эти машины? Видимо, морем в Мурманск или Владивосток. На таких грузовиках можно целую дивизию перебросить в любой пункт. Но лучше бы наши союзники поскорее высаживались во Франции. Пока они воюют в Италии. И дело там идёт медленно. Что-то они там долго топчутся. А вот если бы они высадили войска во Франции, тогда бы мы взяли немцев в тиски. Но так, наверное, и будет. Это вопрос времени.
- Что будем делать вечером? - спросила всех Нина. - Предлагайте!
- Приходите на мой огород! - предложил я. - Будем печь картошку. Я принесу ещё  домашнего кваса. Мать этот квас хорошо делает.
К вечеру я набрал с соседних огородов много ботвы. Мы стоим у костра. Нам весело. День пролетел быстро. Потому что начались занятия. Только уроков много назадавали.
Мы едим печёную картошку и запиваем её домашним квасом. А над нами осеннее небо с крупными звёздами. Потрескивает ботва, летят искры, а мы шутим и поём военные песни. Война скоро закончится. Это уже ясно. Это вопрос времени. И не будет затемнения, не будет коптилок, никаких патрулей и пропусков, никаких карточек. Вместо телогреек мы наденем пальто, вместо калош, склеенных из автомобильных камер, мы будем носить настоящие калоши из магазина. И будут настоящие спички вместо “катюш”. И вообще будет всё! Живи и радуйся! И всё это будет довольно скоро. Наверное, ровно через год. Но не раньше. Мы будем уже учиться в восьмом классе. И я буду иногда провожать Галю до дома. И вздыхать, когда она будет уходить. Лишь бы я её видел каждый день. И больше ничего не надо.
Быстро побежали октябрьские дни: школа, уроки, огород и прогулка. И так каждый день.
Наступило шестое ноября. Конец первой четверти. В класс пришёл лётчик, Герой Советского Союза. Мы не сводили с него восторженных глаз. А лётчик рассказывал о своих воздушных победах. На груди лётчика поблескивала золотая звёздочка.
Мы долго провожали его аплодисментами. Лётчик нам сильно понравился.
После лётчика в класс вошёл директор. Лицо у него было торжественное.
- Ребята, - сказал директор, - только что сообщили по радио, что наши войска освободили Киев!
- Ура! - закричал наш класс. - Ура!
Нас отпустили домой. Мы обсуждали по дороге, что будет дальше на фронте. Решили вечером собраться у Нины.
Дома Иван предложил мне два билета в цирк. Марина заболела, а один он ехать не хотел.
Я побежал к Игорю, и мы поехали в Москву.
Игорь был повыше меня ростом, и его сразу пропустили. А меня женщина-контролер пропускать не хотела.
- Рано тебе ходить на вечерние сеансы! - сказала она.
Игорь посмотрел на меня, потом посмотрел на женщину, подошёл к ней и стал ей что-то нашептывать.
- Проходи, - сказала мне женщина.
- Что ты оказал ей? - спросил я Игоря.
- Я сказал, что твой брат, Герой Советского Союза, приехал с фронта и дал тебе эти два билета. И что твой брат очень расстроится, когда узнает, что ты не попал в цирк.
- Тебе бы в разведку, - похвалил я Игоря. - Ты парень находчивый!
Я впервые оказался в цирке. Мне всё здесь нравилось. И хохотал до упаду, наблюдая за клоуном Карандашом, в роли которого выступал Румянцев.
После цирка мы помчались домой, и успели застать нашу компанию у Нины. Они нас простили, когда узнали, где мы были. Мы пили чай, танцевали, слушали концерт по радио. Опять мы говорили о войне, и я решил ещё раз сходить к директору.
Мы долго гуляли по нашему посёлку, говорили о будущей мирной жизни, надеялись, что всех нас впереди ожидает счастливая жизнь. Иначе зачем жить тогда на этом свете?
После праздников я зашёл к директору. Директор улыбнулся, увидев меня.
- Лугин! Заходи! Что у тебя? Опять на фронт собрался? Тогда зря пришёл.
Вы угадали, - ответил я. - Помогите мне ещё раз, Николай Дмитриевич! Очень Вас прошу! Мне так хочется попасть на фронт! Я уже по-немецки свободно говорю!
- Эх, Коля, Коля! Если твои родители узнают об этом разговоре, они меня будут ругать. Тебе только четырнадцать лет! От брата вестей нет. А мать твоя всё это переживает. Родителей надо жалеть, Коля!
- Помогите, Николай Дмитриевич! Мне больше не к кому обратиться. На Вас вся надежда! От меня на фронте может быть большая польза. Я все военные термины вызубрил. Зачем же я всё это учу? Я хочу быть полезным Родине! Помогите!
- В партизанском отряде ты бы, конечно, пригодился. А тут регулярная армия. Должен быть во всём порядок. Меня тоже в сорок первом не призвали. Шумы в сердце обнаружили. И велели учить детей. Жалею, что в ополчение не пошёл. Ладно, Коля! Ещё раз поговорю с военкомом. Он меня ещё раз отругает. Но ты так просишь. А война больше года не продлится, Коля. Надо думать о мирном времени.
Я шёл в свой класс и мечтал о жизни на фронте. Буду с разведчиками ходить в разведку. Буду допрашивать языков. Буду стрелять из автомата. Буду рисковать жизнью. И узнаю получше эту жизнь. А то я до сих пор ещё ничего не видел. И нигде, в сущности, не был. На фронте вместе с войсками ворвусь в Германию. А там работы для меня будет навалом.
Радио передало, что немцы взяли назад Житомир. Вот это да…
- Ничего себе! - сказал изумлённо Игорь. - Так лихо наступали, и вдруг осечка. Даже не верится. Оказывается, разбить немцев не так просто. Они ещё могут огрызаться. Так мы за год с ними не управимся.
В это время я много читал. Читал всё подряд, что под руку попадётся. Прочитал “Герой нашего времени” Лермонтова, “Преступление и наказание” Достоевского, “Камо грядеши” Сенкевича, “Агасфер” Эжена Сю.
Одновременно регулярно ходил к Вере Ивановне. Она всё время хвалила меня. Однажды она опять заговорила о своей смерти.
- Не доживу я до Победы, Коля. Ты с отцом завези меня в церковь. Чтобы батюшка там отпел меня, а потом предал земле. Похорони меня по-христиански. Все свои вещи я завещаю твоей семье. Книги бери себе. А жить мне уже не хочется. Чего хорошего, когда болит всё тело? А ты вспоминай обо мне после смерти. Господь Бог послал мне тебя и твою семью. Без вас я бы давно околела. И некому было бы похоронить. А теперь я спокойна. Ваша семья меня не бросит. Дай вам  всем Бог большого счастья!
- Вы ещё поживёте! - утешал я Веру Ивановну. - И Вы мне нужны. Что я буду делать без Вас? Всё сразу позабуду.
- Я тебя уже научила всему, чему могла, Коля. Ты лишь изредка делаешь ошибки. Теперь тебе нужна практика с живыми немцами. Постарайся говорить с военнопленными. Я слышала, что они живут в Старых Кузьминках. И работают в той же округе. Но занимайся ежедневно. В крайнем случае, говори сам с собой вслух. Это тоже помогает. Но язык забывается быстро. Нужна ежедневная тренировка. Пока я ещё жива. И мы ещё позанимаемся с тобой впрок.
В декабре мне вдруг захотелось съездить на станцию Силикатная. Поговорить с ребятами. И я решил съездить в ближайшее воскресенье.
И вот я на деревянной платформе станции Силикатная. Напротив учебный аэродром. Прохожу к посёлку мимо фабрики, где выделывают кишки для колбас. Пересекаю Варшавское шоссе. Вот и наш посёлок, откуда мы уехали шестнадцатого октября сорок первого года. Но знакомых ребят я не застал. Все уехали кататься на лыжах. Я робко посмотрел на наши окна, но зайти в нашу комнату постеснялся. Наконец ребята вернулись. Но встретили они меня довольно равнодушно. Даже Мишка не проявил ко мне особого интереса. Я стал здесь чужим. И никому я здесь был не нужен. У ребят свои заботы, интересы и радости. И я заторопился домой, поняв вдруг, что зря приехал сюда.
  Я шёл к станции и ругал себя. Зачем я сюда приехал? Кому я здесь нужен? Пусть эта поездка будет для меня хорошим уроком. Нечего ворошить старые места. Всё осталось в прошлом. А прошлое не вернёшь.
На другой день меня вызвал директор и рассказал мне о своей беседе с военкомом. Он получил полный отказ. Хотя мою фамилию военком записал ещё раз на всякий случай.
- Не горюй! - утешал меня директор. - Пока ещё рано делать выводы. Учись и не теряй надежды. Я буду иметь тебя в виду. Мало ли что может случиться.
Я принял слова директора к сведению. Ну что ж? Пока ещё не всё потеряно, потому что война пока продолжается. Надо ещё интенсивнее учить немецкий язык. Надо искать контакты с военнопленными немцами. И надо надеяться. Надеяться и ждать. И случай может подвернуться. Только не падать духом!

18

Незаметно наступило тридцать первое декабря. Мы получили дневники с четвертными оценками и медленно пошли домой.
- Опять незаметно пролетела четверть, - сказала, вздохнув, Нина. Здорово мы позанимались. Теперь отдохнём, отоспимся, покатаемся на лыжах, поездим в Москву. Сегодня приходите ко мне. Мама уйдёт к соседке и не будет нас стеснять. Приносите, кто что сможет. Хорошо бы раздобыть вина.
- Я принесу, - сказал я. - Я уже попросил отца. Он обещал мне дать бутылку кагора.
Дома я посидел с родителями до девяти часов. Мать вспоминала Фёдора: ни слуху, ни духу. Что же с ним стало, с родимым? Иван убежал к Марине. Я выпил с родителями за старый год. Отец дал мне бутылку кагора и две банки американской тушёнки. Мать дала буханку хлеба. Наложила миску квашеной капусты.
- Приходи пораньше, а то я буду беспокоиться.
Нина уже накрывала на стол. Я стал чистить на кухне картошку. Помогал Гале. Галя всё время хохотала.
- Рад, что у тебя хорошее настроение, - сказал я Гале.
- У меня всегда хорошее. А что горевать? Папа жив, война идет к кон¬цу, не голодаем, рядом - хорошие друзья, а впереди Новый год! Потанцуем, повеселимся, погуляем на свежем воздухе. А потом будем отдыхать десять дней. Здорово! И тебе не советую унывать. Ты в последнее время всё какой-то задумчивый. Всё о чём-то думаешь. Со мной почти не разговариваешь. Так нельзя, Коля. Надо быть поживее.
- Учту твои замечания, - сказал я смущённо.
- За стол! - скомандовала Нина. - Надо проводить сорок третий год! Год был неплохой. Что будет в сорок четвёртом?
- С Новым годом, товарищи! - громко поздравил нас диктор по радио.
- Ура! - крикнул Игорь. Мы выпили. Нам стало совсем весело. А по радио передавали праздничный концерт. Хорошо! Мы пили и закусывали. И весело шутили. Потом стали танцевать.
Галя пригласила меня на танец. Я задохнулся от счастья. Видимо, я ей нравлюсь? Господи, как я счастлив!
- Мне кажется, - сказала Галя, - что ты немного меня сторонишься. В чём дело? Только честно! Я хочу знать правду!
- Боюсь в тебя влюбиться, - выпалил вдруг я. - Совершенно честно, ей Богу!
- Не думала, что ты такой умный и дальновидный.
- Не хочу как Грушницкий в “Герое нашего времени” ходить за тобой тенью, заглядывать тебе в глаза. Я же тебе тогда просто надоем! И ты потеряешь ко мне всякий интерес. Я не хочу превращаться в твоего раба.
- Нельзя по книгам судить о жизни. Даже если это Лермонтов. Мне кажется, что ты слишком много читаешь. Ты мне тоже нравишься. И не надо меня сторониться. Мне с тобой бывает очень интересно. В тебе много хороших черт. Нельзя быть слишком скромным. Ты себя недооцениваешь. Девушки в ребятах любят в первую очередь ум, смелость и решительность. А внешность на втором плане. Приходи ко мне почаще. Поговорим спокойно обо всём. Помоги мне с немецким языком. Я делаю много ошибок, плохо знаю грамматику. Заходи почаще. Я буду только рада.
- Я обязательно приду и помогу тебе. Я сейчас после твоих слов на седьмом небе! Не ожидал, что ты так хорошо ко мне относишься.
- Будем, Коля, дружить, помогать друг другу. А там будет видно. Жизнь может разбросать нас в разные концы страны. А может, мы будем всю жизнь с тобой вместе. Может, будем учиться в одном вузе? И так тоже бывает. Я всё думаю, куда мне через три года поступать? В педагогический или в медицинский? Оба института хороши. Буду пока думать. Главное, чтобы папа вернулся живым с фронта. Ты доволен мной?
- Очень! Я так счастлив! Даже не верится. Не думал, что ты такая простая. А когда можно к тебе зайти?
- Заходи через денёк. Сегодня днем мы, наверно, поедем в Москву.
Мы вышли на улицу. Наш посёлок тонул в темноте и тишине. А над головами поблёскивали звёзды.
- Не люблю наш поселок ночью, - говорил Игорь. - Новый год, а кругом тихо, как в могиле! Надоело это проклятое затемнение! Живём, как пещерные люди, с лампами и коптилками. Но ничего! Ждать осталось теперь не так уж долго. Разобьём немцев, и заживём как боги! Быстро закончим школу, и - в Ленинград. А там романтика, штормы, плавание по морям и океанам, будем писать вам письма и два раза в год наезжать сюда. Чем не жизнь?
- Если вы уедете, то вся наша компания развалится! - сказала Нина. - Что это за дружба? Видеться раз в год. Это не дружба. Бросаете вы нас, ребята.
Игорь вздохнул, но спорить не стал. Впереди ещё три с половиной года! Сколько воды утечёт?
Как всегда, я остановился около своего парадного и долго стоял. И думал о Гале, о будущей жизни, о том , что мне пока сильно везёт. Только с фронтом ничего не получается. Но у меня есть друзья, есть Галя. А это очень много. Послезавтра я пойду к ней домой, и мы будем говорить, говорить. Везучий я человек! И всё у нас с ней будет хорошо. Три года пролетят быстро. А когда нам исполнятся по восемнадцать лет, мы поженимся. И будем всю жизнь вместе, до последней берёзки. Как здорово! А потом у нас будут дети. И жить мы будем долго-долго, лет по девяносто. И умрём в один день. Потому что жить друг без друга мы не сможем. Вот так. А пока надо учиться и ждать. А время пролетит быстро. Только не надо его подгонять и понукать.
Первого января после обеда мы поехали в Москву и посмотрели новый фильм про войну. Фильм назывался “Великий перелом”. Там было показано сражение за Сталинград. Мне понравилось, как хорошо наш переводчик переводил слова пленного немца-майора. Здорово! Мне бы так!
А вечером мы катались на лыжах по Вязовскому полю. Теперь мы накатали две лыжни и катались парами: я с Галей, Игорь с Леной, а Виктор с Ниной. Катались и разговаривали.
- Я завтра зайду к тебе? - спросил я Галю.
- Заходи, буду рада, - ответила Галя, и сердце моё сладко заныло. Ночью мне снилась Галя.
На другой день я был у неё. Сначала мы занялись немецким языком, а потом стали пить чай.
К обеду пришла Галина мама. Она работала бухгалтером на чугунолитейном заводе. Она достала нам вишнёвое варенье, а потом убежала на работу. На кухне гремела кастрюльками бабушка Гали, а мы разговаривали обо всём: о школе, о книгах, о нашей дружбе, о войне.
Мне не хотелось уходить от Гали. С трудом я поднялся и попрощался.
- Не пропадай! - сказала мне Галя. - Я всегда рада твоему приходу.
Вечером мы опять гуляли по нашей округе. Постояли около стан¬ции. Потом подошли к новой школе. Рядом шёл гул от Рязанского шоссе.
В это время загрохотал салют, а в небо взлетели ракеты. Но они были далековато от нас. Было торжественно и красиво.
- Освобождаем каждый день малые и большие города, - сказал Игорь. - И наши ребята гибнут каждый день. Сколько жизней теряем! И почти все молодые. А мы тут гуляем и ещё чем-то недовольны. Мало будет мужчин после войны. Страну надо поднимать из руин. И мне хочется совершить что-то героическое. А что тут совершишь? Только учись хорошо, да работай летом в совхозе. А мы могли бы перепрыгнуть через один класс. Могли пойти добровольцами на фронт. Но никому мы пока не нужны. Обидно. Три с половиной года ещё учиться. Так долго! Только в сорок седьмом году закончим школу! А мы уже почти взрослые. Так вся жизнь пройдёт, и мы не успеем ничего выдающегося совершить. Обидно.
- Насчёт того, чтобы перепрыгнуть через класс - это ты здорово придумал, - откликнулась Нина. - Просто здорово! Только не разрешат нам этого. Потому что никто так ещё не поступал. А жаль. На год раньше закончить школу, а потом вуз - и за работу! Будем тогда получать свои деньги. Но ничего. Время пролетит быстро. Лишь бы война заканчивалась скорее. Это самое главное.
Каникулы быстро пролетели, и мы опять сидели за партами. А впереди маячило лето.
Наш военрук повёл мальчиков на пустырь к Рязанскому шоссе. И там он швырнул настоящую гранату. А потом стал давать каждому из нас автомат, и мы делали по одному выстрелу. После стрельбы военрук рассказал нам о фронте, мы слушали его, раскрыв рты.
- Повезло вам, ребята, - сказал нам в конце своего рассказа военрук. - На фронт не попали, остались в живых. А после войны жизнь у нас будет отличная.
Но я не понимал военрука. Наоборот, нам сильно не повезло, потому что мы не попали на фронт. И такое огромное событие проходит мимо нас.
Но тут меня настигло большое горе. Вера Ивановна стала слабеть с каждым днем. Отец мой привёл врача, тот только развёл руками.
- Что вы хотите? Возраст. Сердце никуда не годится. Военные годы тоже сказываются. Не оставляйте её одну.
Моя мать ночевала у Веры Ивановны.
Через неделю Вера Ивановна умерла.
Я долго плакал. Как же я теперь буду без моей второй матери? И кто меня будет учить немецкому языку?
Отец всё организовал: достал гроб и машину, мать заказала отпевание. На другой день гроб завезли в нашу церковь. Вышел батюшка в золочёной ризе и стал отпевать Веру Ивановну. Всё было красиво и торжественно. А потом он предал Веру Ивановну земле.
На машине мы едем в Кузьминки. Кладбище находится недалеко от плотины, на берегу ручья.
Я целую Веру Ивановну, и гроб опускают в могилу. Рядом со мной Игорь и Виктор. Мы кидаем комья земли на гроб. И всё. Остаётся могильный холм. Да цветы на могиле. Цветы бумажные, ибо живых не найдёшь.
- Крест сделаем попозже, - говорит мне отец. - Ты, Коля, не горюй. Она прожила свою жизнь. А похоронили мы её как надо, по-христиански.
Дома мать накрыла на стол, и мы помянули Веру Ивановну.
- Хорошая была женщина, - говорит моя мать. - Царство ей небесное.
- Спасибо вам за всё, - говорю я родителям.
- Не стоит об этом говорить, - вздыхает мой отец. - Разве мы не крещёные? Придёт время, и ты нас с матерью будешь хоронить. Вот на войну не взяли. Значит, ещё поживу. Может, и Фёдор придёт живой и здоровый. Только надежды мало. А вдруг придёт?
- Нет его в живых, - говорит, плача, мать. - Чует моё сердце. Сложил он голову, не придёт наш Федя.
Я вышел с друзьями на улицу. К девчатам идти не хотелось, чтобы не заражать их своим плохим настроением.
Раздался грохот. В небо взлетели ракеты. Начался очередной салют. Это салют в честь Веры Ивановны. Она его заслужила своей бескорыстной жизнью.
Я подумал о Фёдоре. Что же с ним случилось? Я обязательно всё разузнаю после войны. Обязательно. Сорок второй стрелковый полк. Должны остаться в живых его сослуживцы. И я их разыщу. Надо найти его могилу. И я это сделаю. Только мне надо подрасти.
Надо будет перенести к себе книги Веры Ивановны. А то домуправ опечатает комнату, и тогда ничего не получишь.
И надо мне заниматься немецким языком. Больше читать. А летом разыщу немецких военнопленных. И там проверю свои знания.
Захотелось навестить Галю. Но я удержался. Только не сегодня. Подумал о лете. Как не хочется работать в совхозе! Лучше пойду к отцу в гараж. Попрошу директора, чтобы он меня отпустил к отцу в гараж. Научусь водить машину. Заработаю денег. Эх жизнь, жизнь…

19

Март пролетал незаметно. Закончилась третья четверть. У меня опять одни пятёрки.
Мы идём после занятий домой. Как всегда, останавливаемся у Рязанского шоссе. Машин стало намного больше. И очень много американских. Всё катится к концу войны. Мирное время уже не за горами.
- Скоро седьмой класс закончим! - говорит радостно Нина. - А осенью вступим в комсомол. Теперь принимают с четырнадцати лет. Вот здорово! Будем комсомольцами. Почти взрослыми.
- Завтра надо съездить в Москву! - предложил Игорь, - Надо посмотреть выставку трофейной техники в Парке культуры. Там появились новые экспонаты.
- Давайте каждый день ездить в Москву, - предложила Лена. - Мы ещё во многих музеях не были. И новые кинофильмы надо посмотреть. Жаль только, что новые фильмы редко выходят.
На другой день мы едем в Москву. В Парке Культуры имени Горького мы в очередной раз осматриваем немецкую трофейную военную технику. Огромные пушки, бомбы и снаряды, груды железных крестов и медалей - всё это дышало войной. Всё это дышало нашей большой Победой. И всё говорило о том, что война заканчивается.
Потом посмотрели новый фильм “Подводная лодка Т-9”. Фильм нам понравился. Но уже подводило животы, и мы поехали домой. Голод - не тётка!
Вечера проходили почти каждый день одинаково. Сначала сидели у Нины или Лены. Потом шли на улицу и бродили мимо станции  к школе, вдоль Рязанского шоссе до поворота в наш поселок. И всё время говорили о войне, об учёбе, о будущих профессиях, о том, когда в домах будут телевизоры. И пытались разглядеть наше будущее. Какое оно будет? Будем ли мы вместе или разлетимся по всем уголкам нашей необъятной страны? Но разве можно угадать заранее свою судьбу? Конечно, нет! Можно только робко что-то предполагать.  И больше ничего.
В один из дней я зашёл к Гале. Мы долго занимались немецким языком. Я учил Галю говорить по-немецки простые фразы без ошибок. И она их постепенно зазубривала. Дело шло на лад. А потом, уставши до изнеможения, мы садились пить чай. С моим любимым вишнёвым вареньем. И говорили, говорили. Больше Галя, а я только поддакивал. Иногда вставлял краткие замечания.
А потом надо было идти домой. Но мне так не хотелось. А надо.
Галя ласково смотрела на меня, и сердце моё куда-то проваливалось. Господи! Неужели придёт такое время, когда мы будем вместе с Галей? И когда оно наступит? Когда-нибудь наступит. Надо только ждать и надеяться. И всё будет так, как я мечтаю.
По дороге домой я ещё долго гулял один по посёлку, стоял у своего  парадного и думал, думал о Гале. Какой же я счастливый человек! Неужели придёт такое время, когда мы никогда не будем с Галей расставаться?
В один из дней мы решили дойти пешком до Абельмановской заставы. Девочки решили пойти вместе с нами. Мы пытались их отговорить, но они настояли на своём.
Прошли Вязовку, прошли два многоэтажных дома, прошли Карачаровский переезд, прошли Карачаровскую церковь, в которой теперь был какой-то склад. Прошли мост окружной железной дороги, и пошли по Хохловке.
- Когда же конец? - взмолилась Галя. - Больше идти не могу.
- Скоро! - ответил Игорь. - Осталось чуть-чуть.
Мы пересекаем Курскую железную дорогу и приближаемся к Абельмановской заставе. Когда-то здесь кончалась Москва. А теперь тут шумный перекрёсток.
И опять я вспомнил шестнадцатое октября сорок первого года, когда наша машина неслась в Вешняки, а девчата с лопатами на плечах кричали нам обидные слова вслед. Когда это было? Давно уже. Почти три года пролетело с тех пор.
На Абельмановской заставе мы садимся на трамвай и едем к Новым домам. На станции “Новая” садимся в электричку и через десять минут мы в Вешняках.
- Первый тренировочный поход закончился! - шутит Игорь. - В следующий раз  пойдём к Москве-реке за Старые Кузьминки.
Вечером мы собрались у Нины и обсуждали наш поход. А потом стали танцевать. Как всегда я стал танцевать с Галей.
- Хорошо стал танцевать! - похвалила меня Галя. - Далеко пойдёшь. Когда станешь дипломатом, не забудь, кто тебя учил танцам.
- Такое не забывается, Галя. Мне кажется, что мы с тобой всегда будем вместе.
- А ты совсем осмелел?- удивилась Галя. - Молодец. Мне тоже кажется, что мы будем с тобой всегда вместе. Только для этого мы должны приложить большие усилия. В жизни могут возникнуть разные обстоятельства. Но если мы захотим быть вместе, то нас ничто не разлучит!
В этот вечер я провожал Галю домой один. Шёл и мечтал, как мы поженимся, будем жить вместе, у нас будут дети, потом мы поедем вместе в Германию.
- Я сегодня долго не засну, - сказала мне Галя на прощание. - А ты?
- Я тоже. Разве можно в такой день заснуть? Я ещё буду долго стоять у дома.
- Иди домой, - сказала Галя. - Уже поздно. Завтра увидимся опять.
Хлопнула калитка, я медленно шёл к дому. Потом зашёл к Игорю, и мы посидели у него на кухне.
- Я рад за тебя! - сказал мне Игорь. - Тебе везёт. Всё у нас будет хорошо. Только на фронт мы не сумели вырваться. Не повезло. Ну что ж? Повезёт в любви и в мирной жизни. А жизнь у нас будет длинная-длинная. Будет много разных приключений. Особенно, если мы с Виктором станем моряками.
Началась четвёртая четверть. Дни летели как вихрь. Как только подсохло, все в Вешняках вооружились лопатами и стали копать всю землю, которая была свободной.
Я копал свой огород и вспоминал Веру Ивановну. Нет её. Какой прекрасный человек! Но огород её я всё-таки вскопал. Ради её памяти.
Наступил майский праздник. Мы не учились целых два дня. Второго мая, мы с отцом поехали на Кузьминское кладбище около плотины и поставили на могилу Веры Ивановны крест.
- Кажется, мы сделали для неё всё, - сказал отец. - Надо сюда иногда заглядывать. Больше ходить сюда некому, кроме нас.
Дома мы весь вечер гуляли по Вешнякам. В воздухе царило ощущение близкой победы, хотя почти вся Белоруссия была под немцами.
Май тоже пролетал стремительно. И вот мы уже сдаём экзамены за седьмой класс.
Тридцать первого мая мы сдали последний экзамен.
- Всё! Отмучились! - сказала Нина, когда мы шли к дому. - Теперь у нас неполное среднее образование. Половина класса идёт в техникум. А мы закончим десять классов и будем поступать в институты. И разлетимся кто куда. Жаль. Но жизнь есть жизнь. Надо только правильно выбрать профессию. В субботу сходим на наш выпускной вечер.
Но дома родители попросили меня съездить к тётке на станцию Щербинка. Она заболела. Надо её навестить, помочь ей на огороде, а там будет видно.
Мне не хотелось ехать от своих друзей, но я не мог отказать родителям.
И вот я у тётки. У нее большой дом, много живности, большой огород.
Тётка еле ходит, её мучает радикулит, а я окучиваю картошку, а вечером поливаю овощи.
На улице собирается молодёжь и усаживается на брёвнах. Я присаживаюсь к ним. Меня принимают как своего. И тут я знакомлюсь с девушкой по имени Лиля. Она хороша собой. У нас устанавливается взаимная симпатия. Все сидят на брёвнах и ведут разговоры о войне.
На другой день мы гоняем на велосипеде по Варшавскому шоссе. Хорошо. Мне хочется промчаться на велосипеде до Силикатной, но я понимаю, что там меня никто не ждёт. Я ещё не забыл того разочарования, которое охватило меня зимой, когда я вдруг поехал на Силикатную.
Дни летели быстро. За пять дней я привёл все дела в доме в порядок. Пора было уезжать. Но мне здесь нравилось. И нравилась Лиля. Но я понимал, что всё это может закончиться печально. У меня есть Галя. А к Лиле сюда не наездишься. Путь совсем не близкий. Надо забыть эту Лилю, хотя она и очень хороша.
- Когда приедешь? - спрашивает меня Лиля. - Только не ври.
- Недели через три. Не раньше.
- Буду ждать, - говорит мне Лиля. - Ты мне очень понравился. У тебя есть девушка?
- Нет, - говорю я.
Я еду домой. А в голове моей полный сумбур. Что же это такое? И Галя мне нравится, и Лиля мне тоже нравится. Только Галя брюнетка, а Лиля блондинка. Нехорошо. Гале я ничего не буду говорить. А то останусь один.
Дома много новостей. В школе был устроен для семиклассников выпускной вечер. Был чай, потом танцы под патефон. А потом гуляли всю ночь по посёлку.
- Ты много потерял! - сказал мне Игорь. - Было здорово. Многие ушли в техникумы и спецшколы. Там готовят будущих военных. Но мы с Виктором решили вместе с вами ещё учиться три года. Не стоит торопиться. Директор разрешил нам с Виктором всё лето работать на чугунолитейном заводе. Галина мама нам помогла. Девчата нас поняли и не обиделись, хотя будут всё лето работать в совхозе. А ты в гараж к отцу пойдёшь?
- Конечно! - ответил я.
- Про второй фронт слышал? - спросил меня Игорь.
- Нет, - признался я. - Там я радио не слушал. А что?
- Вчера англо-американские войска высадились на побережье Нормандии! Это в Северо-западной Франции. Всеми силами командует американский генерал Эйзенхауэр. Всё! Второй фронт открыт! Наконец-то!
- Вот это да! - воскликнул я. - Слава Богу!
- Теперь немцам конец! - заявил торжественно Игорь. - Довоевались. Давно надо было сдаваться на милость победителей. Правда, они ещё могут задержать этот десант на побережье. Но это маловероятно. Теперь наши попрут вовсю! Скорее бы! Пора кончать с немцами. Если бы у Гитлера был ум, он бы давно капитулировал. Но фашисты будут драться до конца. И будут гибнуть люди с обеих сторон. Жаль. А мы уже наверняка никуда не попадём. Упустили мы момент в сорок первом году.
- Могли бы тогда и погибнуть, - сказал вдруг я.
- Могли бы, - согласился со мной Игорь. - Но если бы да кабы, то во рту росли грибы.
А я переживал сказанное Игорем о втором фронте. Ждали-ждали, и вот всё свершилось. Теперь наши рванут до самого Берлина. Теперь нас не удержать. Ну что ж? Значит, не судьба. Попадём в мирную Германию после окончания вуза. Когда я в совершенстве овладею немецким языком. Тоже будет интересно. Эх, жизнь. И почему нам так не везёт? Ждёшь, надеешься, а всё получается по-другому. Всё по-другому.
- Мы тут без тебя скучали, - сказал мне Игорь. - Особенно Галя. Ты, наверное, на ней женишься после десятого класса?
- Обязательно! - ответил я горячо. - Так и будет. Хотя мы конкретно ни о чём не говорили. Три года пролетят незаметно.
- А мне Лена нравится, - признался Игорь. - А нравлюсь ли ей я? Вот в чём вопрос.
- Ты отличный парень, - заверил я Игоря. - Ты не можешь не нравиться Лене. Не робей. Заходи к  ней почаще.
- Так и сделаю, - ответил Игорь. - Но всё равно боязно. Я что подумал? А если мы потом поженимся? Виктор с Ниной, ты с Галей, а я с Леной. Неужели так будет? Как ты думаешь?
- Так и будет, - сказал я уверенно.
В субботу вся наша компания поехала в Москву. Мы направились в парк “Сокольники”. Там было много народу. И веселье было почти такое, как и до войны. И снова я вспомнил пятнадцатое июня сорок первого года, когда я был в этом парке, в последнее воскресенье перед войной.
Но на душе у меня была какая-то глубинная грусть. Словно я чувствовал, что на меня и мою семью обрушатся несчастья. Но  я молчал и ходил по парку. За это время я соскучился по моим друзьям.
- Я скучала без тебя, - сказала мне тихо Галя. - А ты?
- Я тоже, - ответил я, и вспомнил Лилю.
Вечером того же дня мы еще гуляли по нашему посёлку. С понедельника мы расстаёмся с девчатами. Они будут в совхозе, а мы в Вешняках.
- Редко теперь будем видеться, - вздыхает Нина. - Если только по вечерам.
- Зато будет, что друг другу рассказать, - утешает девчат Игорь. - А нам надо заняться мужской работой. Будем с Виктором работать грузчиками. А ты кем будешь, Коля?
- Учеником слесаря, - говорю я. - Отец прикрепил меня к дяде Мише. Он инвалид, недавно пришёл с фронта. Мне будет интересно с ним работать.
Мы ещё долго ходим в этот субботний вечер. Обсуждаем поло¬жение на фронте.
- Скоро наши должны ударить по Белоруссии, - говорит Игорь. - Давно их пора оттуда выбить. А потом на Варшаву и на Берлин! Путь прямой и ясный. Теперь мы припомним немцам сорок первый год, когда они за шесть дней дошли от Бреста до Минска. Если всё пойдёт хорошо, то мы к Новому году можем оказаться под Берлином!
- Не верится даже, - реагирует Лена. - До Берлина свыше тысячи километров. А пока еще и Белоруссия не освобождена. Сколько ещё людей погибнет! Ужас!
Я опять думаю о Фёдоре. Где же он сложил свою голову? Что с ним случилось? Я всё разузнаю после войны. Приложу все силы. И узнаю. Не мог человек пропасть бесследно. Не мог.
Мы стоим с Галей около её калитки.
- Грустно что-то стало, - говорит мне Галя. - Раньше ты рядом на грядке был. И работалось легче. А теперь мы только втроём. Ты будешь обо мне думать?
- Конечно, буду, - отвечаю я. - Как же иначе? Вечерами будем хотя бы на часок встречаться. А то просто забудем друг друга.
Галя прикасается губами к моей щеке и быстро убегает.

20

Двенадцатого июня, в понедельник, я пошёл на работу в отцовский гараж.
Меня быстро оформили, Шапиро велел мне во всём слушаться дядю Мишу. И моя трудовая деятельность началась.
Дядя Миша сказал мне, что мы должны из нескольких старых полуторок собрать одну хорошую.
Я стал слушаться дядю Мишу. Притирал клапана, красил кузов, колол берёзовые чурки для газогенераторной машины. А во время перекуров я жадно расспрашивал дядю Мишу о войне.
- Страшно там! - сказал мне кратко дядя Миша. - Каждую минуту прощаешься со своей жизнью. Особенно страшно, когда на тебя сверху летят бомбы. Раздаётся жуткий свист, а ты прижимаешься к матушке-земле и думаешь: “Ну, всё! Прощай жизнь!”. И так почти каждый день. Разве можно всё это долго выдерживать? И люди на передовой долго не задерживаются. Кого убивает, а кого ранит. Вот какая она война, Коля! Так что не рвись туда. Считай, что тебе повезло, что так поздно родился. Шкурники норовят увильнуть от передовой, а простые и честные люди кладут свои головы. Нет пока справедливости на земле.
- Родину должны защищать все, - говорю я дяде Мише.
- Правильно, - соглашается со мной дядя Миша. - Только одни погибают или остаются инвалидами, а другие получают бронь и живут себе припеваючи. Я всё вижу! И из Москвы в сорок первом драпанули самые ушлые. Кто с заводом, а кто и сам. Правды, Коля, на свете пока нет. И не ищи её. И вообще ты ещё жизни не знаешь. А жизнь - вещь очень серьёзная. И жестокая. Кому как повезёт. На свете много сволочей. Так что всегда смотри, с кем имеешь дело. Хорошие люди тоже попадаются. Только очень редко. И хорошие друзья тоже редко попадаются. Друзья хороши, пока у тебя сила и власть. А как заболел или попал в беду, все друзья врассыпную! На фронте чем хорошо? Там сразу видишь, что за человек рядом с тобой. Там не скроешься. Один старается тебе помочь,  сам идёт в разведку, а другой норовит в госпиталь поскорее определиться. Но есть и замечательные ребята! Есть! Только маловато их. А сволочей готов зубами загрызть! Ты слушай меня, да ума набирайся. Отец у тебя толковый мужик. Сразу видно. В следующий раз я тебе про тридцать седьмой год расскажу. Когда сосед на соседа донос писал, а подчинённый на начальника своего. Вот когда некоторые сволочи показали свою мелкую и подлую душонку! Даже брат на брата, а сын на отца писал! Ты можешь это понять? Чтобы сын писал донос на родного отца? Страшное было время. Семь лет с тех пор прошло, а до сих пор мороз по коже пробирает. Страшней чем на фронте. Не дай Бог, если такое опять повторится! Тогда наша страна просто погибнет. Ты должен знать об этом времени. В газетах не пишут об этом. А тебе жить дальше надо. И понимать, что к чему. Ну ладно! Давай работать!
В обед я шёл домой с отцом и Иваном как взрослый. Долго мыли руки, а потом сели за стол и с аппетитом пообедали.
И опять за работу до пяти часов. А до двенадцати ночи ещё семь часов свободного времени. Здорово!
В девять вечера мы собрались у Нины. Стали обмениваться своими впечатлениями о первом дне работы.
- Скучно без вас, - пожаловалась Нина. - Зря вы нас покинули, ребята. С вами было веселее.
- Потерпите, девчата, - успокаивал Нину Игорь. - Стыдно нам, мужикам, ползать по грядкам! Мы с Виктором тяжёлые детали таскали на заводе. А ты что делал, Коля?
- Тоже вкалывал, - ответил я. - Берёзовые чурки колол, двор убирал, аккумуляторы перетаскивал. Интересно.
- Последний год работаем, - сказал Игорь. - А на тот год будет уже мирное лето! Вы понимаете? Мирное лето! Даже не верится!
- В комсомол будем осенью вступать? - спросила нас Нина. - Мы по возрасту и по учёбе подходим.
- Все вступают, - проговорила Лена, - а чем мы хуже других? Вон какие дела делали комсомольцы в Краснодоне! Будем вести серьёзную общественную работу. А там будет видно.
- Давайте побродим по округе! - предложил Игорь. - На нашу новую школу посмотрим. В этом году должны учиться в ней.
Мы пошли тихо к станции. Потом по Советской улице к школе. Долго стояли у нашей школы и слушали гул машин от Рязанского шоссе.
- Неужели тут на углу будет метро? - спросил нас Игорь. - Что-то не верится. Выходит, тут уже будет Москва. А что же станет с нашими Вешняками?
- Разве угадаешь, - ответила Нина. - Город, конечно, будет расти и заглатывать пригороды. Вырастут большие дома. И исчезнут наши одноэтажные Вешняки. Ничего не поделаешь. Это закон истории. Зато будем ездить в Москву на метро. Подошли к нашей школе, сели в вагон метро, и через двадцать минут в центре Москвы! Здорово!
И побежала жизнь дальше. Наша армия стала наступать на Выборг. А двадцать четвёртого июня началось наше наступление в Белоруссии. И каждый вечер было по несколько салютов. Все уже привыкли к тому, что мы всё время наступаем. И многие прикидывали, когда же мы возьмём Берлин, и Германия наконец капитулирует.
- Если так будем наступать, - сказал Игорь, - то к Новому году наверняка возьмём Берлин! Просто дух захватывает! И жить становится намного интереснее!
Теперь мы вечером собирались около моего дома на скамейке. Сидели не больше часа - на другой день рано вставать.
И каждый раз я шёл провожать Галю до дома. По дороге говорили о разных пустяках. Хотелось гулять и гулять, но мать Гали сердилась, если мы долго стояли около калитки.
- Надоело нам работать на грядках, - жаловалась мне Галя. - И без вас скучно. Скорее бы это лето проходило. Опять захотелось учиться. А тебе?
- Тоже, - отвечал я. - Давай ещё пройдёмся?
- Не могу, мама сердится.
Галя упархивала домой, а я шёл тихо к своему дому, смотрел на тёмный поселок и пытался себе представить, что будет в следующем году. Неужели будет мир? Неужели отменят карточки? Неужели посёлок будет гореть всеми окнами? И всё это не укладывалось в моей голове. А душу сжимала беспричинная грусть. Словно впереди меня подстерегали беды. Я отгонял грустное настроение и ложился поскорее спать.
От завгара Шапиро я узнал, что семнадцатого июля по Москве проведут колонну пленных немцев.
Втроём (Игорь и Виктор тоже отпросились с работы) мы едем в Москву, чтобы не пропустить такое историческое зрелище.
Мы вышли на площади Маяковского и стали ждать появления пленных немцев. И вот они идут мимо нас. Чужая форма, чужие люди. О чём они думают в этот момент? Разве угадаешь? Впереди идут генералы. Потом все остальные. Они идут молча. А толпа наших людей выкрикивает что попало. Некоторые кричат по-немецки. А зачем? Пусть себе идут. Они нам теперь не опасны.
И опять мне вспомнился сорок первый год, когда мы уезжали с Силикатной. Какое тревожное время было тогда? И вот наступает светлое время. Наступает час возмездия. И Победа витает где-то совсем рядом. Она где-то на горизонте.
Три года идёт война. И пока она ещё не кончилась. Сколько ещё хороших людей погибнет? Мы погибаем за Родину, а во имя чего погибают немцы?
И на что теперь надеется Гитлер? На новое оружие, которым они осыпают Лондон? Так называемые ракеты “фау”. Но всё это пропаганда. Ничего не решат теперь эти ракеты. Ничего! Гитлер губит свой народ, свою молодёжь! Как он закончит свою жизнь? Убежит? Отравится? Попадёт в плен и будет казнён? Одни вопросы. И ответы на эти вопросы даст время, которое идёт неумолимой поступью вперёд, и ничто не сможет остановить ход этого времени.
Колонна прошла. Мы тронулись к дому. Долго не могли попасть в метро. И только в вагоне электрички заговорили.
- Я этого на всю свою жизнь не забуду! - сказал Игорь. - Такое зрелище! Как они молча шли! Мне кажется, они нас боялись. Что мы не выдержим и бросимся на них. Ей Богу! Шли и дрожали. Они кожей ощущали нашу ненависть и наше презрение!
- Пожалуй, ты прав, - согласился с Игорем Виктор. - Было что-то похожее. А ты, Коля, что молчишь?
- Я тоже под сильным впечатлением, - признался я. - Такие зрелища бывают раз в сто лет. Повезло нам увидеть такое. Будем помнить на всю жизнь и детям своим рассказывать после войны.
- А может быть, они были рады, что живы остались? - предположил Игорь. - И такое тоже может быть. Людей шло много. И мысли могли быть разные. Пройдёт время, и они вернутся из плена домой. Наверное, будут нас уважать за то, что мы их разбили. Поучили их тому, чему учили Наполеона. Только нам не стоит сильно зазнаваться. Победу эту мы оплачиваем дорогой ценой, жизнями наших людей.
Вечером мы рассказали девчатам всё, что видели в Москве в этот день.
- А я бы не поехала! - заявила Лена. - Не могу смотреть на этих фашистов! Сколько людей погибло от их рук! Сволочи! Ненавижу их!
- Им и так не сладко придётся в плену, - сказала Нина. - Жалко их всё-таки. Как они будут жить годами вдали от Родины? Нелегко будет им. И не все вернутся домой. Могут помереть от тоски.
И опять в этот вечер мы гуляли по нашим Вешнякам, и на душе у нас было легко и радостно. Мы всё прикидывали, когда же закончится эта проклятая война. И пришли к выводу, что война, наверное, закончится где-то под Новый год или в январе сорок пятого.
Как всегда я провожал Галю до дома. Мы стояли у калитки, вздыхали, молчали, болтали о пустяках и никак не могли расстаться.
- Мне пора, - шептала Галя. - Мама будет меня ругать. Я пойду. Хорошо?
- Подожди, упрашивал я. - Так не хочется идти домой. Я бы здесь простоял всю ночь.
- Я тоже, - говорит Галя, и в ту же минуту убегает домой.
Я иду к дому. Спит наш посёлок. Только тёмные окна смотрят молча на меня. И мне немного становится не по себе. Один я  как перст в этом тёмном посёлке. У своего подъезда останавливаюсь и долго смотрю на звёзды. Что там на них?  Когда-нибудь люди полетят на эти звёзды и всё узнают. Но когда это будет? Конечно, не скоро. Где-то в третьем тысячелетии. Господи! Сколько времени пройдёт! А ведь всех нас уже не будет в живых. А что же останется от нас? Наверное, наши дети, внуки и правнуки. Что-то должно остаться от нас.
Я вздохнул. Ну и мысли пришли мне в голову. Наверное, в эту ночь я буду долго лежать с открытыми глазами и всё думать, думать. О Гале, о войне, об учёбе, о полётах на эти далёкие звёзды.
21

Двадцать первого июля вечером по радио передали, что в Германии на Гитлера было совершено покушение. Взорвалась бомба. Погибли люди, стоявшие рядом с Гитлером. Но он остался жив.
Вечером мы быстро собрались у Нины. Говорили об этом покушении.
- Жаль, что он остался в живых, - сокрушался Игорь. - Если бы он погиб, всё бы могло пойти по-другому. А теперь Гитлер совсем озвереет. Это уже агония Германии. Война может закончиться даже раньше, чем мы предполагаем. Нам бы сейчас на фронт! Не везёт нам пока. Ничего. Повезёт на море.
- Приходи в воскресенье ко мне, - пригласила меня Галя. - Посидим спокойно в саду. Поговорим обо всём.
И вот я у Гали. Мы сели за стол, который стоял под старой яблоней. И стали пить чай.
- Люблю лето! - щебетала Галя. - Тепло. Полно фруктов. Можно купаться.
- Как твоя работа в гараже? - спросила меня Галя.
- Идёт помаленьку. Но уже стала мне надоедать эта работа. Мазут, шум, гарь. И так каждый день. Дядя Миша, правда, всё время мне рассказывает о войне. С ним интересно. А вы как там в совхозе?
- Тоже сильно надоело. Так хочется отдохнуть. Полежать на солнышке. Может, в этом году отпустят пораньше? Только на это и надеемся. Часто думаю о тебе. И работа проходит быстрее. Жаль, что вас нет рядом с нами. Вместе было бы намного веселее.
- Ничего, - утешил я Галю. - Скоро всё закончится. Может в сентябре начнётся учебный год.
Потом Галя повела меня в дом, и мы стали обедать. Я очень стеснялся Галиной мамы. Чувствовал себя скованно.
После обеда мы опять пошли в сад. Забрались в самый глухой угол и сели на два ящика.
- Хорошо здесь, - сказала Галя. - Тебе нравится?
- Хорошо, - согласился я.
- А ты научишь меня говорить по-немецки? - спросила Галя.
- Научу. Только надо очень стараться. И заниматься каждый день.
- А ты заходи ко мне каждый день.
- Хорошая мысль. Так и сделаем.
- Пойдём пройдёмся. Жаль, что в Кусково паводок прорвал плотину. Нет там теперь воды. А то можно было бы искупаться.
Мы идём с Галей к станции, переходим железную дорогу и по пихтовой аллее направляемся в Кусково.
- Галя! - вдруг говорю я. - А ты выйдешь за меня замуж после десятого класса? Извини, что спрашиваю в лоб. Но я всё время об этом думаю.
- Конечно, выйду, Коля. Зачем ты спрашиваешь? Я же тебя очень люблю!
- Я тоже! - отвечаю с жаром. - Будем всю жизнь идти рядом. И никогда не расставаться. Верно?
- Верно, Коля. Это так здорово! Только долго ждать. Целых три или четыре года!
- Ничего! Время пролетит быстро.
- А если ты попадёшь на фронт, и тебя убьют? Я тогда жить не смогу без тебя.
- Война заканчивается. Осталось всего несколько месяцев. Так что не волнуйся.
- А мы с тобой, Коля, счастливые люди. Верно?
- Верно, Галя. Любовь - это самая прекрасная вещь на свете!
- Я сегодня опять не засну. А ты?
- Я тоже.
Я провожаю Галю до дома и иду по своему посёлку. Моя душа поёт. В голову лезут стихи. Только без рифмы. Я произносил их вполголоса.
Было ещё не поздно, и я зашёл к Игорю.
- Ты что так поздно? - удивился Игорь. - Что с тобой? Рассказывай!
- Я только что объяснился с Галей! Игорь! Мы любим друг друга! Ты понимаешь?
- Конечно, понимаю. Я же не дурак! Поздравляю! И очень рад за тебя! Галя - мировая девчонка! Вы настоящая пара. Только смотри, чтобы её у тебя никто не отбил! Будь всё время начеку. Я давно заметил, что вы симпатизируете друг другу. А после школы и поженитесь. Если всё будет нормально. Три года пролетят как вихрь. Не успеешь оглянуться, как уже школа закончена. Очень рад за тебя.
Мы сидели с Игорем на скамейке за домом. Было тепло, темно и тихо, А потом мы стали бродить по нашему посёлку. И всё говорили и говорили.
- Мне Лена очень нравится, - признался мне Игорь. - Только она какая-то строгая и правильная. И не знаешь, как к ней подступиться. Она с Ниной мечтает о вступлении в комсомол. Только зачем так торопиться? А они торопятся. И нам тоже придётся вступать вместе с ними. Но не об этом речь. Я всё думаю, а как Лена ко мне относится? Разве поймёшь? Внешне всё вроде нормально. Робею я. И ночами иногда всё думаю и думаю. И не знаю, что мне делать. Может, ты мне посоветуешь?
- Заходи к ней почаще домой. Помогай ей во всех делах. И не робей. И сразу всё станет ясно. Я уже заранее вижу три пары. Вот будет здорово, если Виктор и Нина будут вместе!
- У тебя всё просто, - вздохнул Игорь. - А я вот мучаюсь.
- Всё будет нормально! - успокоил я Игоря. - Главное - не робей. И не переживай! Чаще навещай Лену, обсуждай с ней прочитанные книги. И сразу станет ясно, есть ли у вас что-то общее. Тут и проявится взаимная симпатия. Такой парень как ты не может не нравиться девчонкам. У тебя красивый голос, ты здорово поёшь. И рост у тебя нормальный. Не дрейфь, Игорь! А теперь пошли спать. Но я, наверное, сегодня долго не засну. От счастья. До чего же, Игорь, хорошо жить на этом свете!
- Кому здорово, а кому не очень, - усмехнулся Игорь. - Ладно. Завтра увидимся. А за тебя я очень рад, Коля. Ты у нас везунчик!
22

В понедельник, четырнадцатого августа, Иван на работу не вышел. И дома не ночевал. В это время в гараж позвонили из милиции и сообщили, что Иван лежит в Перовской больнице с тяжёлыми ножевыми ранениями.
Мы с матерью бросились в больницу. К Ивану нас не пропустили, но сказали, что положение тяжёлое - два ножевых ранения. Одно в живот, а другое рядом с сердцем. Ему только что сделали две операции. Мы вернулись домой. Я помчался в гараж. Отец вместе с Шапиро поехал на машине в больницу. Там их принял хирург, который делал Ивану операцию. Звали хирурга Иван Иванович Котов. Он сказал, что с желудком осложнений не будет. А рана в лёгком может дать осложнения. Там может образоваться абсцесс, то есть гнойник в лёгком. И тогда придётся делать еще одну операцию. Отец вышел из кабинета, а Шапиро задержался там на несколько минут.
- Матвей Иванович! - сказал Шапиро отцу. - Главврач обещал мне спасти Ивана. Он будет ежечасно наблюдать за ним. Но твоя жена должна быть рядом с Иваном. За ним нужен постоянный уход. Держи себя в руках. Не надо паниковать.
Дома отец наметил план наших будущих действий. Мать сидит рядом с Иваном в больнице. Домой она будет приезжать за продуктами и деньгами. А мне надо будет продавать на рынке водку, чтобы достать деньги.
- Коля! - сказал мне отец. - Ты уже почти взрослый парень. От тебя сейчас зависит многое. Водку мне будут давать по государственной цене директора магазинов, которых об этом попросит Шапиро. А тебе придётся её быстро продавать на рынке. Особенно не торгуйся. Главное - быстро выручить деньги. И присматривай дома за Таней. А на работу в гараж больше не ходи. Шапиро позвонит директору школы. Держись, мать! Будем спасать Ивана! Только без паники.
На другой день Шапиро узнал, что на Ивана напали около рынка какие-то хулиганы. Иван был один и не успел убежать. Было уже поздно вечером, и никого рядом не было. Иван в больнице. А бандиты скрылись. За что пострадал Иван, так и осталось тайной.
Но нам было не до этого. В нашей семье началась лихорадочная жизнь. Я с утра бежал с сумкой на рынок. И старался побыстрее распродать свой товар. Странно, но меня никто не обманывал и не обижал. А когда спрашивали, почему меня родители посылают на рынок, я отвечал, что дома случилось несчастье и больше идти на рынок некому. Со мной почти не торговались и быстро раскупали ходовой товар.
А за Таней в это время присматривали соседи. Или она одна играла около дома. Придя домой, я готовил еду себе и Тане. В это время домой прибегала мать, готовила кисели и морсы, хватала продукты, деньги, и убегала в больницу.
- Как Иван? - спрашивал я мать.
- Плохо! - отвечала мать и начинала плакать. - Задыхается. Будет ещё одна операция. А если он не выдержит эту операцию? Я тогда с ума сойду!
В палате мать спала рядом с Иваном на стульях. Котов сделал операцию. Вырезал кусок ребра и вставил туда резиновую трубку. Из лёгкого потёк гной.  И стало Ивану полегче.
А мать продолжала сидеть рядом с Иваном, поила его морсом, подавала судно, укрывала одеялом и держала его за руку, когда он начинал стонать.
Мне было страшно трудно в этом время. Беда на нашу семью свалилась неожиданно. Мои друзья не забывали меня. По вечерам они заходили ко мне. Девчата играли с Таней, ребята тоже помогали. Игорь отоваривал наши продуктовые карточки и приносил мне интересные книги. Чтобы я немного отвлекался. А Виктор всё время меня подбадривал.
И почти каждый вечер у меня сидела Галя. Она мало говорила, но смотрела на меня так ласково и значительно, что мне становилось спокойнее. А на душе появлялась лёгкость и надежда, что всё закончится хорошо.
- Хорошие у тебя друзья! - сказал мне отец. - Запомни, сынок! Люди живут людьми! Всегда делай добро людям, и они отплатят тебе тем же. И тогда тебе не будут страшны никакие беды! Тогда человек может всё преодолеть.
Но тут навалилось другое горе. Заболела Таня. Врач поставил диагноз: дифтерит. Таню увезли в инфекционную больницу в Панки. Мать опять стала горько плакать. А отец успокаивал:
- Не плачь, мать! Самое страшное позади. Иван выкарабкивается. А Таня отлежит свой срок в больнице, и её выпишут. Там настоящий уход. Коля будет её навещать. Через сорок пять дней Таня будет дома!
Наступил тёплый сентябрь. Стояло бабье лето. Над головой голубело прозрачное осеннее небо. В такую погоду не хотелось думать о плохом, и казалось, что впереди будет только приятное и хорошее.
Я еду к сестре в Панки. Это первая остановка за Люберцами. Пройдя поселок, я увидел в поле трёхэтажное здание. Это и была детская больница.
Таня, остриженная наголо, весело смотрела на меня через оконное стекло. Мне стало полегче. Таня выглядит здоровой, а это самое главное. Тут она в хороших руках. Я отдал передачу и пошёл назад.
Теперь мне стало ясно, что самое трудное позади. Поправится Иван. Выпишут Таню. Степан собирается вернуться с Таймыра домой. Только не будет с нами Фёдора. А может, он всё-таки в плену? Где же ты, Фёдор? Отзовись! А если ты лежишь в земле, то пусть земля тебе будет мягким пухом. Жаль, что сложил ты свою голову в девятнадцать лет. И не видел ты в этой жизни фактически ничего. Только нужду. А потом пошёл работать. И всё. Эх, Фёдор, Фёдор! И почему тебе досталась такая доля? Одно утешение: отдал свою жизнь за Родину. Так что ты не зря жил на этом свете.
Я шёл полем к станции. И душа моя отходила. Слава Богу! Все напасти, кажется, миновали. А было очень трудно. Теперь и мать может ночевать не каждый день в палате. А там, глядишь, Ивана выпишут. И всё в нашей семье наладится.
Только когда приедет Степан, в нашей большой комнате, хотя она и поделена гардеробом и печкой на две половины, станет тесновато. Ничего! В тесноте да не в обиде.
После десятого сентября мы стали выкапывать картошку. Ребята предложили помочь, но мы с отцом отказались: сами справимся.
Отец попросил меня съездить на денёк к тётке на Щербинку. Как она там одна? Надо бы ей тоже выкопать картошку. Трудно ей одной. Тем более муж погиб на фронте. А одной мыкать горе тяжело.
Я еду на Щербинку, А сам думаю о Лиле. Увижу ли я её? И что я ей скажу? А что-нибудь придумаю. Расскажу о брате, который до сих пор лежит в больнице. А там будет видно по обстановке.
- Как хорошо, что ты не забыл меня, Коля! - обрадовалась тётка. И было сразу видно, что она страдала в первую очередь от тоски и одиночества. - Теперь мы с тобой быстро выкопаем картошку и перетаскаем её в погреб. Поживи у меня пару деньков. А то мне совсем тошно одной!
Когда я рассказал тётке о нашем горе с Иваном, она прослезилась.
- Отец и мать у тебя люди хорошие, добрые. А вот несчастье одно за другим. У самих горе, а обо мне не забыли. Дай им Бог счастья!
Весь день мы с тёткой копали картошку. Вечером я вышел на улицу. На брёвнах сидела та же компания. Меня радостно приветствовали. Была там и Лиля.
- Не выполнил своего обещания! - упрекнула меня Лиля. - Появился только через три месяца. А я тебя поджидала. Там у тебя, наверное, есть девушка? Признавайся. Говори всю правду!
- Есть, - признался вдруг я, - И зовут её Галей. Она очень красивая. Как ты. Только брюнетка. Всё лето работал, а потом Ивана бандиты порезали. Сильно был занят. Приехал тётке помочь.
- Всё ясно, - сказала грустно Лиля. - Я так и думала. Ну что ж? Спасибо, что правду сказал. Не стал изворачиваться, как некоторые. Всё равно приезжай почаще.
И опять я подумал о Силикатной, где прожил шесть лет. Смотаться бы туда на велосипеде по Варшавскому шоссе? Минут за двадцать я бы домчался до нашего посёлка. А что потом? Никто там меня не ждёт, и никому я там не нужен. Всё утонуло в прошлом. А ведь пролетело всего неполных три года. И всё покрылось густой пеленой. Нечего мне там делать. Надо поскорее возвращаться в мои ненаглядные Вешняки.
- Ещё приедешь? - спросила меня Лиля, когда мы стали расходиться.
- Наверное, приеду. Тётку надо проведывать. Я тебе свой адрес дам. Ты к ней заглядывай. А если что, сразу напиши. Не трудно тебе будет?
- Раз просишь, значит сделаю. А может ты будешь приезжать почаще? Я часто вспоминала тебя. Приезжай!
- Нельзя, Лиля, бегать за двумя зайцами. У меня есть Галя. А ты такая красавица.
- Ребят много, а мне понравился ты. И зачем ты только сюда приезжал в июне?
- Всё это, Лиля, пройдёт. Время всё залечит.
- Не могу я тебя забыть. Я буду ждать тебя до следующего лета. Точнее, до первого июня. А потом стану забывать. Ты меня понял?
- Понял, Лиля. Только ты зря себе забиваешь голову. Всё у тебя будет хорошо.
Лиля крепко поцеловал меня в губы, и побежала домой. А я стоял у тёткиного дома и думал. И почему мне так везёт на девчонок! Что такого во мне привлекательного? Что-то есть. Теперь понятно, почему Галя любит меня. Значит, есть во мне какой-то магнит. Только я сам не понимаю, что это за магнит, и в чём он заключается. Ладно. А Лиля хороша. Можно любить сразу двоих? Трудно сказать. Надо больше читать книг. И когда-нибудь я найду ответ на этот вопрос.

23

- Скоро твой день рождения, - сказал мне отец, когда я вернулся от тётки. - Надо отметить. Ты как?
- Иван в больнице, Таня тоже в больнице. Как-то неудобно в такое время веселиться. Я даже не знаю, что делать.
- Ничего страшного! - сказал весело отец. - Самое трудное уже позади. Так что приглашай своих друзей. Ты нам с матерью здорово помог. Будем отмечать!
Двадцатого сентября мне исполнилось пятнадцать лет. Только пятнадцать. А война идёт к концу. Наши войска уже у границ Восточной Пруссии и рядом с Варшавой. Всё!!! Возмездие продолжается. А я не попадаю на фронт. Жаль.
- Ну и год выдался! - вздыхает отец. - За твоё здоровье, Коля.
Рядом сидит Галя и все мои друзья. На столе варёная картошка, селёдка, американская тушёнка, малосольные огурцы, помидоры, колбаса. И вино. Всё есть.
Родители ушли на улицу, и мы остались одни. Нам хорошо и спокойно. Мы выпиваем нашу бутылку кагора и начинаем танцевать.
- Ну, как у тебя настроение? - спрашивает меня Галя, танцуя со мной.
- Отличное! - отвечаю я. - Мы уже почти взрослые, Галя! Ты понимаешь это?
- Да, - говорит Галя. - Через год уже будем получать паспорта.
- Пошли на улицу! - предлагаю я. - Будем жечь костёр и печь картошку! Не возражаете?
Мы стоим, как и в прошлом году на нашем огороде. Ярко пылает костёр.
- В школу хочется! - говорит Лена. - Первого будет воскресенье. Не могу дождаться начала учебного года!
- Успеете вы в свою школу! - говорит Игорь. - Вот мне в мореходное училище хочется. Надо ждать три года. А там ещё неизвестно, поступим ли мы с Виктором. Надо пройти медкомиссию и сдать вступительные экзамены. Но ничего. Три года пролетят быстро. Тем более война скоро закончится.
- Картошка готова! - кричит Галя, - Первая картофелина Коле!
Мы едим с аппетитом печёную картошку, заедаем малосольными огурцами, которые я прихватил с собой. Нам весело. Никаких у нас фактически нет забот. А впереди нас ждёт интересная жизнь: учёба в школе, учёба в вузе, а потом интересная и увлекательная работа. Самые трудные годы остались позади. А эти три школьных года пролетят как вихрь. Дом - школа, школа - дом. Дни будут мелькать и мелькать, и наша школа выпустит нас в огромный и загадочный мир. Дальше будет ещё интереснее. Что же с нами будет впереди? Что там нас ожидает? Что-то интересное и захватывающее.
Затухает наш костёр. Мы идём по домам. Я провожаю Галю до дома. Мы долго стоим у калитки и никак не можем расстаться.
- Ну, я пошла, - говорит тихо Галя, целует меня в щеку и убегает. А я иду медленно к дому и смотрю на далёкие звёзды. Настроение у меня чудесное. У меня есть Галя. У меня отличные родители. А впереди счастливая жизнь. Хорошо прожить лет до восьмидесяти. Сколько я увижу интересного? Дух захватывает. Но ведь и беды тоже будут. Надо всё встретить спокойно. А вообще-то я счастливый человек.
Второго октября, в понедельник, мы стоим на дворе перед новой школой. Директор говорит небольшую речь.
Я смотрю на новые лица, которые появились в нашем восьмом классе.
Звенит звонок. Мы летим в наш класс и занимаем задние парты.
Да. Класс совсем стал другим. Ушли многие в техникумы и спецшколы. И пришли новые ученики из соседних школ-семилеток. Надо будет привыкать к новеньким.
Первым уроком была литература. Вошла завуч школы и скучным голосом стала рассказывать о произведении “Слово о полку Игореве”. Жаль, что теперь у нас не будет нашего любимого Виктора Николаевича. Русский язык у нас закончился. Теперь будем изучать только литературу.
Пришёл наш любимец-географ. Он повесил на стену карту и стал сначала рассказывать о положении на фронтах.
- Война идёт к концу! - сказал торжественно географ. - Вы помните, что я говорил вам о разгроме Германии в мае сорок второго года? Через несколько месяцев Германия будет разгромлена, и наступит мир. И мы сразу возьмёмся за восстановление нашей страны. Работать придётся много. Но пока идёт война. На фронте погибают наши люди. В основном молодые. Об этом надо помнить всегда, ребята! А вам надо учиться только на “отлично”. Потом пойдёте учиться в вузы. Обдумывайте уже сейчас себе будущие профессии. Выберите себе дело по душе. А наши войска ведут бои за город Мемель. Это уже территория Германии. Наши войска стоят перед Варшавой. Вышли из войны Румыния, Финляндия. Болгария тоже объявила войну Германии. В такое время, ребята, хочется всё время петь. Но нам надо учиться. Переходим к первой теме нашего урока.
Потом был немецкий язык, потом математика. А потом в класс вбежал Бучай.
- Пишите! - крикнул он классу. И мы стали писать его объяснения. Мы к этому уже привыкли.
На большой перемене получили по куску хлеба и по маленькой конфетке. С удовольствием съели это угощение и продолжали заниматься дальше.
Я думал о словах географа. Надо выбрать себе профессию. А я уже вроде выбрал. Буду либо преподавать немецкий язык, либо работать переводчиком. Такие профессии тоже нужны нашей стране.
Пугали новые лица в классе. Как у нас сложатся взаимоотношения? Народ пришёл чужой. Надо друг к другу привыкать.
После уроков мы пошли к станции, а потом пошли по пихтовой аллее в Кусково. Погода была ясная. Дышалось легко.
И вот мы стоим на берегу пруда. А пруда нет. Видно дно, покрытое всяким хламом. Люди идут по дну пруда ко дворцу и дальше к станции.
- Война, - сказал Игорь. - Не до плотины и не до пруда. Забот других хватает. Ничего, на тот год восстановят. Нельзя терять такую красоту. Это же государственный музей!
Мы пошли по берегу пруда, И я вспомнил ребят, которые учились здесь быть солдатами. Где они теперь? И где солдат Виктор Комаров, с которым мы разговаривали? Вот жизнь? Встретил хорошего человека, поговорил с ним двадцать минут, и он исчез навсегда из поля твоего зрения. Жив ли наш Комаров? Кто его знает. Да…Время шагает неумолимо вперед, всё подминая и пережёвывая в своём движении вперёд. А ведь придёт такое время, когда и мы ляжем в сырую землю. Брр! И мне опять захотелось узнать, где я буду в это время через год. И что будет с нашей страной. Не угадаешь. Скорее всего, всё останется почти без изменения. Закончу восьмой класс. Буду мечтать о счастье, о Гале, о поездке в Германию. И все три года до поступления в вуз всё будет одинаковым изо дня в день. Целых три года. Это ужасно. А потом одинаковые пять лет в институте. Тут можно позавидовать Игорю и Виктору. Они будут плавать по всему миру. И увидят нашу огромную планету. А что увижу я? В лучшем случае Германию. И то, если повезёт.
Я подумал о нашей компании. Неужели мы будем дружить всю жизнь? Для этого мы должны жить хотя бы в одном городе. В той же Москве. А жизнь нас может запросто разбросать во все концы страны. И тогда нашей дружбе конец. Письмами дружбу не сохранишь. И всё начнется, как только Игорь с Виктором уедут в Ленинград. Ну что ж? На то она и жизнь, чтобы всё испытать и изведать. На то она и жизнь, неповторимая, таинственная и прекрасная.
Дни побежали быстро. Уроков задавали много. Кроме того, я ездил два раза в неделю к Тане в Панки.
Почти каждый день забегал к Гале и разговаривал с ней по-немецки. Терпеливо исправлял её ошибки.
- Ты, наверное, презираешь меня за мои ошибки? - спросила однажды Галя.
- Не говори глупостей, Галя. Учёбы без ошибок не бывает. У тебя всё идёт нормально. Мне приятно с тобой.
- Ну ладно, - сказала Галя. - Тогда другое дело.
Мы всё больше привязывались друг к другу. Игорь даже упрекнул меня, что мы с Галей откалываемся от их компании. Но я пристыдил Игоря, и он всё понял. На то он и друг, чтобы всё сразу понять.
Лена уговорила нас написать заявления о вступлении в комсомол. Я, Игорь и Виктор пошли к директору просить рекомендации.
- Молодцы! - похвалил нас директор. - Просто молодцы! Надеюсь, что вы меня  не подведёте?
- Никогда! - с жаром ответил Игорь. - Вы же знаете нас!
Нас принимали сначала на заседании комитета комсомола, потом на школьном комсомольском собрании. Нас всех единогласно приняли. Теперь надо было пройти райком комсомола в Люберцах. Этого райкома мы побаивались.
- Получим комсомольские билеты, и будем носить значки! - сказала с восторгом Нина. - Теперь мы совсем взрослые.
В середине октября выписали Таню. Вот-вот должны были выписать Ивана. Отец по совету Шапиро отвёз Котову на дачу машину торфа и передал ему сумку, в которой были бутылки с коньяком. Котов подолгу сидел около Ивана, прослушивая его.
Пришла телеграмма от Степана и Зои. Они возвращаются с Таймыра. Зоя скоро должна будет родить.
Мы с отцом встречаем Степана и Зою на Казанском вокзале.
Дома Степан высыпал на стол банки американских консервов. Весь наш север снабжался американцами через Якутск.
В конце октября выписали Ивана. Мать перед выпиской набрала сумку сувениров и одаривала всех медсестёр и врачей.
И вот наш Иван дома. Бледный, худой, но весёлый.
Итак, вся наша семья в сборе. Кроме Фёдора. Где он, наш Фёдор?
Жить стало весело, только мне теперь было труднее готовить уроки. Много шума в нашей большой комнате, разделённой гардеробом пополам.
Поэтому я часто пропадал у Гали. У неё было тихо и спокойно. И я был в те минуты, когда находился у Гали, счастлив. Мне казалось, что я горы переверну, чтобы всегда быть вместе с Галей. И мир, прекрасный и загадочный, лежал у моих ног.
Отец подкупил еще двадцать мешков картошки. У себя под полом мы вырыли еще один погреб. Там у нас была и картошка, и капуста, и огурцы. До лета еды хватит.
Перед самыми ноябрьскими праздниками мы стояли в приёмной райкома комсомола и жутко волновались. В кабинет райкома вызывали по одному.
Я стою перед бюро райкома комсомола. Мне задают несколько вопросов. Я отвечаю. И всё. Я принят.
Возбуждённые, мы едем в Вешняки. Теперь мы комсомольцы! Почти взрослые люди. И перед нами открыты все пути. Только надо сначала закончить десять классов. А потом выбрать правильную профессию. Чтобы она была тебе по душе. Не дай Бог ошибиться? Тогда вся жизнь будет искалечена.
В Вешняках мы долго бродим по улицам. Домой идти не хочется.
- Не нравятся мне новенькие в нашем классе, - сказал вдруг Игорь. - Особенно Шуваев. Вертлявый и наглый. Очень противный. И этот зубрила Карпов тоже гусь хороший. Раскалывается наш класс. Жаль. Но ничего не поделаешь. Придётся учиться вместе три года. Нам же с ними не детей крестить. Как-нибудь перетерпим.
Шестого ноября мы получили наши дневники с оценками. У меня как всегда одни пятёрки. У Карпова тоже одни пятёрки.
Географ рассказывает нам на своём уроке о положении на фронтах.
- Наши войска вступили в Восточную Пруссию. Задержались, правда, под Варшавой. Геббельс в своих статьях и речах по радио запугивает немцев русскими. Что мы всех будем или расстреливать или отправлять в Сибирь. Положение Германии безнадёжное. С Запада жмут наши союзники. Немцы оказались в мышеловке. Они теперь организуют так называемый фольксштурм, куда призывают мальчишек и стариков. Но они вооружены фаустпатронами. И этот фаустпатрон поражает наш танк с небольшого расстояния. Немцы собираются драться за каждый дом. Фактически Гитлеру надо капитулировать. Но он гонит на смерть стариков и мальчишек. Это настоящий преступник! Если его возьмут живьём, то будут судить. Его ждёт виселица, если он не сбежит или не покончит с собой. В историческое время мы живём, ребята! Жаль только наших людей, которые ежедневно погибают на фронте.
В этот день в школе был намечен торжественный вечер: доклад директора, концерт художественной самодеятельности и танцы.
- На вечер пойдём? - спросила нас Нина.
- Конечно, пойдём! - решила Лена. - Вечер для старшеклассников. Обязательно пойдём! Нельзя отрываться от коллектива.
И вот мы на вечере. Директор сделал небольшой доклад о двадцать седьмой годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции. Потом был концерт школьной самодеятельности. А потом были танцы под баян, на котором играл наш военрук.
Никто не хотел начинать танцы первым. Все робко жались к стенкам.
- Покажите свою храбрость! - приказала нам Лена.
Мы стали приглашать всех девчат подряд. И завертелись танцы. Осмелели самые робкие. Веселье набирало ход.
- Вы как всегда молодцы! - похвалил нас директор. - Так и надо.
- У меня отличное настроение! - сказала Галя после вечера. - Давайте ещё погуляем. Не зря мы учили наших ребят. Не заробели и расшевелили других ребят. Я очень довольна вечером! Пошли ко мне! Мама будет очень рада!
Мы заходим к Гале. Её мама, Лидия Ивановна, действительно обрадовалась нашему приходу.
Мы пьём чай с вареньем. А я рассматриваю, в который уже раз, портрет Галиного отца в форме капитана. Красивый мужчина. Ничего не скажешь. И Галя немного похожа на отца.
Эх! Когда же я стану взрослым? Когда мне наконец исполнится восемнадцать лет? Ещё ждать и ждать  целых три года…
Мы слушаем радио. В Америке избирают в очередной раз в президенты Рузвельта. А наши войска наступают почти на всех фронтах. Жизнь идёт вперёд. Что будет в стране, когда война закончится? Сплошная радость и веселье! Но когда всё это будет?

24

В конце ноября Зоя родила дочку. Назвали её Лидой. Степан был счастлив. Теперь в нашей комнате раздавался часто детский крик.
Иван вышел на работу и начал постепенно втягиваться в работу. Отец за ним присматривал, чтобы он не напрягался вначале.
Наши войска освободили Румынию и сражаются под Будапештом и в Югославии. В Прибалтике мы прижали немцев к морю и отрезали их от Германии. Так создалась Курляндская группировка. Но под Варшавой, которую от нас отделяла широкая Висла, наши войска топтались на месте. Позже поляки обвинят нас в том, что мы, якобы, нарочно не брали Варшаву, чтобы немцы смогли задушить восстание поляков в Варшаве. Союзники продвигались по Германии, приближаясь к Рейну. Кто же возьмёт Берлин? Нам ведь надо ещё пройти через всю Польшу. А это около шестисот километров. Обидно будет, если союзники возьмут Берлин. И несправедливо.
Двадцать первого декабря в школе состоялось комсомольское собрание. В этот день товарищу Сталину исполнилось шестьдесят пять лет. Дата почти круглая. Мы послали товарищу Сталину поздравительную телеграмму. И долго хлопали, когда наш комсомольский секретарь зачитал текст телеграммы. В этот момент мы чувствовали себя зрелыми и серьёзными людьми нашей Родины. Все понимали, что все наши победы достигнуты под мудрым руководством товарища Сталина. Он так нужен стране. Пусть он живёт много-много лет!
После собрания мы медленно идём домой. На улице темно. Ни огонька. Но настроение у нас приподнятое. Поэтому после ужина решили покататься на лыжах.
В лёгких телогрейках и валенках мы носимся по нашему полю. Лыжня уже накатана, кататься тут одно удовольствие.
- Вчера ко мне подошёл Шуваев. - сказала Нина, - пригласил нашу компанию к себе домой на Новый год. Он живёт в большом доме. И там есть где потанцевать. Я ничего ему не сказала определённого. Сказала, что мы подумаем.
- Не нравятся мне эти новенькие, - сказал Игорь. - Ну их к дьяволу! Всё равно дружбы с ними не получится.
- Но тогда мы их оттолкнем окончательно! - проговорила Лена. - Тогда всё. Они обозлятся на нас.
- Насильно мил не будешь! - сказала Галя. - Не стоит туда идти. Меня тошнит от этого Шуваева. Карпов тоже ужасно скучный. Я против! Зачем нам туда идти, когда нам так хорошо в нашей компании?
- Обидятся они и обозлятся, - сказала Нина. - А Шуваев, по-моему, способен на любую мерзость.
- Тем более не стоит ходить! - вмешался Виктор. - Ну их к Богу! Пусть веселятся без нас!
Мы с удвоенной скоростью помчались по нашей лыжне. Что может быть лучше? Погода прекрасная, дом рядом, скоро зимние каникулы!
Последние дни декабря пролетали стремительно. Впереди маячил сорок пятый год. Год окончания войны, год новой, счастливой и загадочной жизни. Наши сердца бились в ожидании народного ликования, в ожидании большой Победы. Скорее бы она приходила, эта Победа! Мы уже её, честно говоря, немного заждались. Немного заждались. Но она всё равно придёт. Придёт обязательно! В Но¬вом году…
Тридцать первого декабря мы шли из школы к станции. Около станции как всегда смотрели на пролетающие поезда и электрички, на цифру “13”, на золочёные купола нашей церкви, на стаи ворон, которые, каркая, перелетали с дерева на дерево.
- Собираемся вечером у меня! - скомандовала Нина, - Все должны быть к десяти вечера. Приносите еду. Ребята приносят бутылку вина. Если есть новые пластинки, тоже приносите.
Дома я увидел своего двоюродного брата Николая Кузнецова в форме старшего лейтенанта. На фронте он командовал ротой. А после ранения в грудь лежал в госпитале, теперь находился в тыловой части и ждал окончания войны. В первый год войны Николай оказался случайно в оккупации. После освобождения нашей деревни он был направлен в училище, а оттуда на Калининский фронт. О войне Николай рассказывал мало. Жаловался на тяжёлые условия весной: окопы и землянки заливало талой водой.
Николай тяжело дышал. Часто кашлял. А в груди у него что-то хрипело и булькало. Но духом он не падал, часто смеялся и собирался даже жениться во второй раз.
Отец налил Николаю полный стакан водки, и он выпил этот стакан одним махом. Сразу чувствовалась фронтовая закалка.
Николай пожаловался, что ему не утвердили на фронте несколько наград только потому, что он находился два месяца на оккупированной немцами территории.
- Не горюй, - утешал его мой отец. - Главное - живой. А без наград как-нибудь проживёшь.
Я не сводил глаз с Николая. И жадно ловил каждое его слово. Жаль только, что Николай мало рассказывал о фронте.
  По радио передавали выступление писателя Эренбурга. Он говорил, что люди часто ждут с опасениями наступления Нового года. Будущий год людям кажется таинственным, неизвестным и, возможно, тяжёлым. Но нам, продолжал Эренбург, не надо бояться сорок пятого года, ибо это будет год нашей долгожданной Победы!
Мне уже было пора отправляться к друзьям. Отец дал мне бутылку портвейна, банку тушёнки, капусты, огурцов и полбуханки хлеба.
Я выскочил на улицу. Лицо обжёг крепкий мороз. На душе у меня было радостно. Всё у меня идёт пока хорошо. У меня отличные друзья, у меня есть Галя, есть цель в жизни: закончить институт и попасть в Германию. Вот только на фронт не попал. Но это уже не моя вина. Но ничего. Жизнь у меня будет долгая-долгая. Будет много интересных дел и приключений. Надо только уметь ждать.
- Ты что опаздываешь! - упрекнула меня Нина. - Ждём только тебя.
Я сослался на Николая, меня поняли и простили. А Галя смотрела на меня ласково своими лучистыми глазами. От такого взгляда меня бросало в жар и в холод.
- Все за стол! - скомандовала Нина, - Провожаем сорок четвёртый год!
Проводили старый год. И стали танцевать. А потом сели опять за стол.
- С Новым годом, товарищи! - поздравил нас диктор по радио.
- Ура! - крикнули мы, и выпили стоя свои рюмки.
- Год будущий обязательно будет хорошим, - сказал уверенно Игорь. - Сначала отпразднуем Победу. Потом будем встречать наших отцов и братьев с фронта. Будем радоваться и отмечать нашу Победу до первого сентября. Я всё думаю, когда мы будем праздновать день Победы, и не могу точно угадать. В марте? В апреле? В мае? В июне? Разве угадаешь? Но главное - жизнь станет в нашей стране прекрасной. В магазинах будет полно продуктов. Карточки сразу отменят. Весь наш посёлок будет сверкать и переливаться огнями. Никаких маскировок. И повсюду будут звучать песни. Будет сплошное веселье. Дух захватывает от таких мыслей! Все имена погибших будут обязательно увековечены! Фронтовики и семьи погибших фронтовиков получат хорошую жилплощадь, и даже отдельные  квартиры. Всё так и будет! Надо только уметь смотреть в будущее и верить в это будущее!  А после окончания школы мы с Виктором поедем в Ленинград поступать в мореходное училище. Но часто будем приезжать в Вешняки. И будем гулять-гулять по нашим прекрасным Вешнякам. Давайте выпьем за наши Вешняки!
Мы выпили за Вешняки и немного помолчали.
- До чего же здорово и прекрасно жить на этом свете! - воскликнула Лена - Каждый день мы становимся взрослее. Каждый день происходит что-то новое. Весь наш мир в вечном движении. И перед нами видна впереди прекрасная жизнь. Нам открыты все пути! Но мы всегда должны поддерживать друг друга, где бы мы ни были. И бросаться на помощь друг другу, как только прогремит сигнал тревоги. Нам будут покоряться любые трудности и препятствия. В прекрасное время мы живём, братцы! Извините, что я так восторженно говорю. Но я сегодня иначе не могу. Мне даже плакать хочется от радости!
А потом мы как всегда вышли на улицу. Легко дышалось на морозном воздухе. Вокруг стояла тишина. Стоит наш тёмный посёлок в ожидании конца войны. А мы ликуем. Нам хорошо сегодня. А дальше будет ещё лучше. Господи! До чего же хорошо жить на этом свете! И как хорошо, что мы увидели этот свет.
Мы стоим с Галей около её калитки.
- О чём ты сейчас думаешь? - спросила Галя. - Только не ври!
- Если честно, то я мечтаю о том дне, когда мы будем с тобой жить под одной крышей! - выпалил вдруг я. - Ты же сама просила меня не врать.
Галя молчала. Почему? Ей не понравились мои мысли? Или понравились?
- Приходи сегодня ко мне, - сказала Галя. - Посидим, поговорим, а там будет видно. Я всё думаю о сорок пятом годе. Что он нам принесёт? Даже не верится, что война вдруг закончится. Мы, вроде, уже привыкли к этой войне.
- К маю война обязательно закончится. А там два года до окончания школы. Получим паспорта. Будем думать о поступлении в институт. Летом как следует отдохнём. Организуем турпоход куда-нибудь в глушь. Дня на четыре или подольше. Хорошая жизнь ждёт нас впереди!
- Галя! Домой! - раздался крик её мамы.
- До вечера! - шепнула Галя и растворилась в темноте.
Я шёл к дому. Смотрел на спящий посёлок, который я успел крепко полюбить. Как мне повезло с друзьями! И время быстро летит, и дни проходят интересно, и никогда не скучаешь один. Когда же наступит день Победы? Где-то весной. А может, немцы будут драться как мы под Москвой и в Сталинграде? Тогда война может затянуться до осени. Всё может быть. Если Гитлер бросит на фронт всех подростков и стариков, то агония может и продлиться. Значит, мне надо сходить самому к военкому. Может, он что-нибудь хорошее и придумает? А? Попытка - не пытка! Мне же идёт шестнадцатый год! Почти шестнадцать. А я знаю немецкий язык. Знаю все военные термины. Да меня на фронте с руками оторвут! Надо срочно топать к военкому! Отец на меня обидится. А мать просто разрыдается. Но я должен отомстить за Фёдора. Хоть малую лепту внесу в эту войну.
Я долго стоял около своего дома и думал-думал о своей будущей жизни. Надо мне всегда быть оптимистом. Надо двигаться, надо шевелиться, надо драться за своё место в жизни!
25
Каникулы быстро пролетели. Почти каждый день мы катались на лыжах или гуляли по посёлку. Часто собирались у Нины. У неё нам нравилось больше всего. Обсуждали прочитанные книги. И внимательно следили за сводками Совинформбюро.
Двенадцатого января наши войска по просьбе Черчилля (об этом мы узнали позднее) начали наступление раньше намеченного срока, чтобы выручить войска союзников, которым немцы нанесли неожиданный контрудар в Арденнах.
Все наши фронты пришли в движение. Семнадцатого января наши войска наконец освободили Варшаву и устремились к Одеру по польской равнине. В Восточной Пруссии мы заняли Тильзит, Гумбинен, Танненберг, Алленштейн и другие города.
На рынке я случайно купил подробную карту Германии. По этой карте я прикидывал расстояние до Берлина. Далековато. Но не так уж далеко. Для наших танков - это не такое уж большое расстояние. Перед Берлином протекает река Одер. Как наш Днепр. Уж там немцы укрепятся как следует. Попробуй их оттуда выкури! Каково нашим ребятам будет идти навстречу пулям в самом конце войны!
Наш географ, войдя в класс, сразу вешал на стену карту Германии и водил по ней своей указкой. И всё нам подробно докладывал и растолковывал:
- Немецкие офицеры пытались убрать Гитлера двадцатого июля прошлого года. Но Гитлеру повезло. Его только контузило. Сейчас в Германии террор. Страшная картина! Всех дезертиров фашисты вешают на телеграфных столбах! Появились лозунги: “Лучше смерть, чем Сибирь!” Но агония продолжаться долго не может. Теперь они попали в тиски между нами и союзниками. Теперь им капут! Но впереди широкий Одер. Если его успешно форсируем, то до Берлина всего девяносто километров. Но нам придётся прогрызать глубоко эшелонированную оборону. Вся надежда на нашу артиллерию и наши штурмовики. “Катюши” дадут им жару! Наши союзники двигаются к Рейну. А там у немцев вся промышленность. В Рурской области. Но немцы-гады кидают отборные силы на наш фронт! Нас они боятся больше, чем американцев, и теперь неясно, кто первым ворвётся в Берлин. Хочу надеяться, что Берлин возьмут наши войска. Обидно после такой тяжёлой войны уступить Берлин союзникам. В крайнем случае, можно у Берлина выбросить десант. Немцы теперь уже не те. Лучшие кадры у них давно выбиты. В войсках полно подростков и стариков. И это большое преступление Гитлера перед Германией - он губит молодое поколение, будущее Германии! Вам, ребята, повезло, что война заканчивается. Останетесь в живых, и будете строить в нашей стране социализм, а потом и коммунизм. Завидую вам!  Вы увидите коммунистическое общество. Это наша самая великая мечта!
- Жаль все-таки, что мы не попадаем на эту войну! - сказал громко Игорь. - Нам тоже хочется повоевать. А теперь жди двадцать лет, пока не начнётся новая война! Да и будет ли она? Это тоже неизвестно.
- Не горюйте, ребята! - утешал нас географ. - Вся история человечества состоит из войн. Больших и маленьких. Какая-нибудь война и вам достанется. А главное - это жить и трудиться на благо людей. Повзрослеете и сами всё поймёте. Извините, но вы еще многого не понимаете.
Восемнадцатого февраля погиб командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии Черняховский. Рядом с машиной разорвалась мина, и осколок поразил сердце генерала. После гибели Кирпоноса и Ватутина это был третий командующий фронтом, погибший на войне. Черняховского заменил маршал Василевский.
Мы гуляли по нашему посёлку, охваченные радостью, возбуждением и ожиданием близкой Победы. Нам хотелось всё время смеяться и петь от такой великой радости. Иногда даже хотелось плакать. Хотелось в этот момент совершить что-то потрясающее, эпохальное и сногсшибательное. Но что мы могли совершить в нашем возрасте, да ещё в наших Вешняках?
Мы пели песни “Броня крепка и танки наши быстры!”, “Синенький скромный  платочек”, “В землянке”, “Барон фон дер Пшик”, и многие другие. И нам было хорошо. Попели от души, излили свои эмоции. Домой идти не хотелось. Наши мысли были прикованы к фронту. Там решается дальнейшая судьба всей планеты!
Перед поездкой к военкому я попросил нашего директора, чтобы он сказал обо мне военкому. Чтобы тот принял меня.
Наконец директор сообщил мне:
- Завтра утром военком Бойко примет тебя. Я дал тебе отличную характеристику. Но я не уверен, что это поможет тебе. Бойко - очень душевный человек. Он тебе обязательно понравится. Объясни ему всё. Вдруг он что-нибудь для тебя и придумает?
Почти всю ночь перед встречей с военкомом я не спал. Всё думал, что ему сказать, чтобы он всё понял. Лежал и вздыхал.
Я вхожу в кабинет подполковника Бойко. На груди у него орденские планки.
- Ты действительно знаешь немецкий язык? - спросил меня Бойко. - Где ты изучал язык? Расскажи мне всё!
Я всё рассказал Бойко. Он молча слушал меня. Потом долго думал.
- Вопрос ясен, - сказал он наконец. - Ты хочешь, чтобы тебя отправили на фронт в порядке исключения. Но тебе пока нет шестнадцати лет. И здесь нужно согласие родителей. Без согласия родителей я не имею права оформлять тебя. Многие ребята в войну подделывали метрики. Но это не наш путь. Как поведут себя твои родители, если я стану оформлять тебя?
- Они будут против, - тихо ответил я. - Отец меня постоянно ругает. И говорит, что мать не переживёт, если я отправлюсь на фронт. У меня брат пропал без вести в сорок втором году.
- Понятно! - сказал военком. - Тогда у нас ничего не получится! Извини, брат. Но я буду помнить о тебе. Такие люди как ты нужны сейчас в Германии. И после войны тоже. А вообще, Николай, не торопись ты на фронт. Я вот, слава Богу, жив остался. И очень этому рад. Не торопись умирать. И не играй со своей судьбой. Тебе надо жить да жить. Сколько ещё молодых ребят погибнет под Берлином? Мальчишки ведь. Только чуть постарше тебя. Осенью мы призвали двадцать седьмой год. А им теперь придётся штурмовать Берлин. Идти под пулемётный огонь.
- В Германии призывают четырнадцатилетних! - прервал я Бойко.
- Это верно. Но это большое преступление Гитлера. Сам погибает, и готов утащить за собой весь народ. Но ты, Николай, не унывай! Я буду о тебе думать. И если что-нибудь дельное подвернётся, я вызову тебя через твоего директора. А немецкий язык учи, не бросай. Не вешай голову, Николай! Мы ещё, надеюсь, встретимся!
В электричке я всё обдумывал свою беседу с Бойко. Хороший он мужик! Всё-таки обещал меня не забыть. Неужели он думает, что война может затянуться до осени? Нет. У него какие-то другие мысли относительно меня. Есть всё-таки маленькая надежда, что я прорвусь в Германию. Только в каком качестве? Правильно я поступил, что съездил к Бойко. Теперь он имеет обо мне представление.
Наши войска уже дошли до Одера. На другом берегу Одера около Кюстрина был захвачен плацдарм. Молодцы! Но соседние фронты только подтягивались с севера и с юга.
В Москве каждый вечер гремели салюты, и небо освещалось разноцветными ракетами. Мальчишки в посёлке кричали громко “Ура!”.
О разговоре с военкомом я рассказал своим друзьям. Они порадовались за меня.
- Наверное, ты в этом году ещё увидишь Германию, - сказал Игорь.
- Раз военком пообещал, то что-нибудь придумает. Жди и надейся!
В один из мартовских вечеров, когда уже повеяло весенним теплом, мы вышли на улицу и стали бродить по нашим Вешнякам. Сначала постояли у станции, а потом к школе, вдоль Рязанского шоссе к Москве.
Говорили мало. Мы прошли мимо тополей, миновали Вязовку и подошли к Карачаровскому переезду. Повернули назад.
Я подумал о будущей жизни. Какая она получится у меня? Наверняка хорошая. Ведь нас ждала мирная жизнь. Будут, конечно, всякие неприятности. Но разве это существенно по сравнению с войной? Жаль, если распадётся наша компания. А это может случиться, если Игорь и Виктор махнут в Ленинград. А может, передумают? Вряд ли.
Мартовские дни летели стремительно вперёд, и вот уже наступили весенние каникулы. Господи! Как же быстро летит время! Давно ли мы встречали Новый год?
Мы шли медленно к дому.
- Сегодня собираемся у меня, - сказала Нина, - а завтра поедем в Москву. Вышла новая картина про шпионов. Надо посмотреть.
На другой день мы уже входим в кинотеатр “Метрополь”. Мы поднимались по лестнице на второй этаж и жадно разглядывали портреты командующих фронтами. Вот они - творцы нашей Победы!
И опять меня потянуло на фронт. Я бы там пригодился.
А потом был потрясающий фильм про войну, про немецких шпионов, про то, как наша умная разведка не позволила немецким шпионам похитить приехавшего на фронт инженера-изобретателя. А добрая с виду старуха оказалась настоящей немкой, и шпарила в конце фильма по-немецки.
После фильма мы пошли погулять по центру Москвы. Было тепло и сухо. Мы прошли мимо Большого театра, мимо библиотеки имени Ленина, мимо Музея изобразительных искусств, мимо забора, где было приостановлено строительство Дворца Советов. Мы всё-таки посмотрели в щелочку забора, и увидели огромный котлован, заполненный водой. Но фундамент был, видимо, уже готов.
- И почему не стали строить Дворец Советов? - спросила Нина. - Получилось бы огромное и величественное здание.
- Фундамент поплыл, - ответил Игорь. - Поэтому и прекратили строить. Не учли особенностей грунта. А потом война.
Мы шли по Метростроевской улице. И справа мы увидели красивое трёхэтажное здание с десятью колоннами. Перед зданием был небольшой сквер.
Мы подошли к зданию и прочитали вывеску: 1-й Московский государственный педагогический институт иностранных языков.
- Коля! - сказала Галя. - Это судьба! Сам Бог привёл тебя к этому зданию! Через два года ты уже будешь здесь учиться. Даже не верится. Ты сам веришь в это?
- Надо сначала поступить, - ответил вдруг я. - А до этого закончить школу.
- Не скромничай, - сказала Нина. - У тебя на лбу написано, что ты будешь здесь учиться. Красивое здание. И очень старинное.
Мы отошли к тротуару и сели на скамейку около большого тополя. И стали смотреть на здание.
Я тоже смотрел и старался себе представить, как я буду здесь учиться. А потом буду где-то и кем-то работать. То ли преподавателем, то ли переводчиком. Разве всё это угадаешь заранее?
- Разлетимся мы через два года, - проговорила Нина. - Разбросает нас жизнь в разные концы. Первыми бросают нас Игорь и Виктор. А жаль. Мы так хорошо проводим время. А там появятся семьи, дети. И всё. Жаль нашей дружбы!
- Это жизнь, Нина, - ответил Игорь. - А жизнь искусственно не слепишь. Если у нас будет тяга друг к другу, то мы в принципе будем вместе. Разлуки не в счёт. Но жизнь может и разлучить нас надолго, а может быть, и навсегда.
Мы пошли к станции метро “Парк культуры”. А я всё оглядывался на свой будущий институт. Здание мне очень понравилось. Побывать бы внутри этого здания. Когда-нибудь я прорвусь туда. Надо только сильно захотеть.
Вечером мы опять сидели у Нины. Пили чай, танцевали, слушали радио, пели песни. А потом вышли на улицу, и я пошёл провожать Галю.
Вот и знакомая калитка. И здесь я готов был простоять всю ночь.
- Скоро растает снег, - сказала Галя. - Всё подсохнет. Появится первая зелень. А потом наши Вешняки оденутся в белый цвет. И, наверное, в это время и наступит мир. Вот будет радость! Мы будем ходить как пьяные. Я сейчас такая счастливая. Коля! Всё у меня есть. А самое главное - у меня есть ты. Ты понял?
Конечно, понял. А у меня есть ты. Ты поняла?
- Поняла, - засмеялась счастливая Галя. - Жаль, что нам ещё маловато лет. Скорее бы исполнилось восемнадцать. Какая интересная жизнь нас ждёт! Я просто задыхаюсь от счастья. Я уже решила поступать на биологический факультет. В университет. И мы поженимся. А где будем жить? Наверное, у меня. У нас места много. Ты не против будешь?
- А ты не передумаешь? - спросил вдруг я.
- Глупый вопрос, Коля. Как можно такое передумать! В жизни любят только один раз! А я люблю тебя больше жизни! И если с тобой что-то случится или ты меня бросишь, то я просто не смогу жить без тебя. Я просто умру. Без тебя мне не жить на этом свете. Ты понял?
- Понял, Галя. У меня такие же мысли. Мы пронесём нашу любовь до последнего дня нашей жизни. И умрём в один день. Как Тахир и Зухра. Помнишь этот интересный фильм? “Тахир и Зухра”.
- Помню. Они родились в один день и умерли молодыми тоже в один день.
Галя вдруг поцеловала меня в губы и мгновенно убежала домой.
Я шёл к своему дому, шальной от счастья. Не мог я теперь спать! Не мог! Надо обязательно с кем-то поговорить. Надо излить свою душу! И я зашёл к Игорю.
- Ты что так поздно? - удивился Игорь. - Случилось что? Рассказывай!
- Я так счастлив, Игорь! Я готов обнять весь мир! Ты понимаешь? Мы с Галей любим друг друга! Давай немного побродим по Вешнякам! Прошу тебя очень!
И мы пошли бродить по нашему тёмному посёлку, мимо молчаливых и тёмных домов, мимо рынка и кладбища, мимо старых-старых дубов. Подошли к станции, и остановились около платформы, и смотрели на пролетающие поезда.
- Когда же капитулирует Германия? - спросил меня Игорь. - Ведь идёт агония. Зря погибают люди. Скоро наши войска бросятся на штурм Берлина.
- Наверное, к маю всё будет кончено, - предположил я. Вот будет праздник! С ума можно сойти! Наверное, не будем учиться целую неделю. Вся страна будет гулять! А там впереди экзамены. Как мы их будем сдавать в такое необычное время? До чего же я счастлив, Коля! Ты себе этого представить не сможешь! У нас такая огромная любовь! В эту ночь я не засну!
- Я тебе, Коля, по-настоящему завидую. Мне Лена тоже очень нравится. Но я её побаиваюсь. Она какая-то строгая и правильная. Рассуждает иногда как взрослая. Не могу понять, как она ко мне всё-таки относится. И поэтому очень робею. Меня иногда жаром охватывает, как только её увижу. Может, мне и в Ленинград не ездить после десятого класса? Тогда я её могу навсегда потерять? Как ты думаешь?
- Трудно сказать. Ты сам смотри, Игорь. И будь посмелее. Мне кажется, ты тоже Лене нравишься. Тебе надо к ней почаще заходить. Делайте вместе уроки. Гуляйте вместе. А там будет видно. Авось, всё и получится. Главное - не робей!
- Со стороны легко говорить, - вздохнул Игорь. - Ладно. Буду к ней заходить почаще. А там, может, все ей и скажу. Прямо в лоб.

26

Второго апреля началась четвёртая четверть. Всё вокруг бурно таяло. С каждым днём становилось теплее.
Наш класс следил за боями в Германии. Всех охватило лихорадочное возбуждение. Когда же будет конец?
Девятого апреля, после длительного сопротивления, капитулировал гарнизон Кенигсберга во главе с генералом Лашем. За это Гитлер приговорил его к смертной казни. А тринадцатого апреля была взята Вена! Столица Австрии. Салюты гремели, сверкали всеми цветами каждый вечер.
Четырнадцатого апреля радио сообщило, что двенадцатого апреля скончался президент США Рузвельт.
В этот день мальчики восьмого класса находились в Люберецкой поликлинике. Там мы проходили медкомиссию перед отправкой в июне в военные лагеря.
После медкомиссии во главе с военруком мы поехали в Москву, и там посмотрели новую кинокартину “Человек 417”. Фильм рассказывал о судьбе наших граждан, угнанных в Германию.
Мы обсуждали смерть Рузвельта. И гадали, как это отразится на ходе войны. Решили, что Гитлеру всё равно будет капут.
Уже после войны я узнал, что в стане Гитлера царило ликование. Там решили, что у Германии появился шанс достойно закончить эту войну.
Шестнадцатого апреля наши войска начали штурм Берлина. Наступление вели сразу три фронта, чтобы взять Берлин в кольцо. В центре наступал Жуков, справа Рокоссовский, а слева Конев. Эти три фронта насчитывали два с половиной миллиона человек. В самом центре наступала гвардейская армия Чуйкова, которая в своё время обороняла Сталинград. Эти люди хорошо знали, что такое уличные бои.
Немцы отчаянно сопротивлялись на Зееловских высотах на левом берегу Одера. Жуков приказал включить на рассвете прожектора, которые ослепили немцев. Многие наши бойцы, а среди них полно мальчишек семнадцати лет, сложили здесь свои головы. Но не было другого выхода. Наша артиллерия, штурмовики, танки перепахивали передний край и шли вперёд.
До Берлина было рукой подать.
А что же в это время происходило в логове Гитлера? Там шла мистика: проводились совещания, принимались решения, - но всё это повисало в воздухе. Все подчинённые Гитлера, да и он сам, понимали, что дни Германии сочтены.
Двадцатого апреля Гитлеру исполнилось пятьдесят шесть лет. Геббельс написал об этом событии статью. Многие из окружения Гитлера пытались поздравить его с днём рождения. А наши войска подходили к границе Берлина.
Двадцать первого апреля наши дальнобойные орудия стали обстреливать центр Берлина. Гитлер был в бешенстве. Если русские снаряды рвутся около его бункера и имперской канцелярии, значит русские совсем рядом! Значит, генералы обманывают Гитлера? Ярость Гитлера достигла апогея, когда Гитлер понял, что группа генерала СС Штейнера существует только на бумаге. Его глаза налились кровью, он посинел, дико заорал, а потом разрыдался. И всё это в присутствии своих близких соратников. Он тут же заявил, что никуда не уедет из Берлина и покончит жизнь самоубийством вместе с Евой Браун. Его соратники под разными предлогами стали разбегаться как крысы с тонущего корабля. Первым удрал в Берхтесгаден Геринг, преемник Гитлера. Якобы, для организации обороны в Альпах. Затем улизнул в Любек палач Гиммлер. Наивность Гиммлера граничила с шизофренией. Он полагал, что американцы назначат его министром внутренних дел, чтобы предотвратить в Германии после войны хаос и беспорядки.
Командующий обороной Берлина генерал от инфантерии Вейдлинг понимал, что защищать Берлин нет смысла. В его распоряжении было около двухсот тысяч человек. А девятая армия генерала Венка растворилась в лесах западнее Берлина. Наша победа была совсем рядом.
Двадцать четвёртого апреля наши войска замкнули кольцо вокруг Берлина!
А двадцать пятого апреля наши войска встретились на Эльбе с американцами в Торгау!
Находясь в Берлине после войны, я зашёл в музей истории, и там увидел последнюю газетку немецкого рейха. Эта газетка вышла двадцать четвёртого апреля. Что же там было написано? Вот некоторые заголовки: “Новые резервы на подходе”, “Ещё не всё потеряно, надо сражаться дальше!”, “Наши войска смело отражают яростные атаки Советов в Курляндии”. Это были жалкие потуги приободрить немцев и страну перед неминуемой катастрофой. Американские войска заняли Лейпциг. А в Торгау на Эльбе наши солдаты обнимались с американскими.
Всему миру было ясно, что фашистской Германии осталось жить лишь несколько дней.
Гитлер сначала хотел уйти из жизни двадцать четвёртого апреля, но потом всё откладывал. Всё надеялся на что-то. На что? Одному Богу известно…
Все эти события в стане Гитлера мне стали известны только после войны. Когда я прочитал много книг об агонии фашистского рейха. А пока все в нашей школе ходили весёлые и возбуждённые. Географ говорил на уроках только о войне. Мы его понимали. И любили ещё больше.
На уроке географ вешал на стену карту и показывал расположение наших войск и войск союзников. И всё рассказывал нам о том, что происходит в Германии.
Лишь после войны мы узнали, что творилось в бункере Гитлера. Он оттягивал до последнего момента свою смерть. Он мстил своим соратникам, которые в душе уже давно предали его. Кроме Геббельса. Гитлер обвенчался с Евой Браун. В завещании назначил своим преемником гроссадмирала Дёница. Геббельса он назначил премьер-министром. В своём завещании он задыхался от злобы, и назвал немецкий народ слабым и неспособным к дальнейшему существованию. Завещание заканчивалось напоминанием, что главная задача остаётся прежней: уничтожение мирового еврейства.
В наших газетах появились снимки разрушенного Берлина и лозунги на домах: “Берлин останется немецким!”, “Победа или Сибирь!”.
Тридцатого апреля, в понедельник, занятия проходили вяло. Все ждали взятия Берлина.
- С минуты на минуту Берлин будет взят! - сказал торжественно географ. - Остались последние часы до нашей Победы! Наши солдаты штурмуют рейхстаг. И погибают, к сожалению, в эти минуты. Георгий Александрович вытер слёзы.
- Извините, ребята. Разволновался я. Жалко ребят, которые сейчас погибают. За несколько часов до конца войны. Но такова наша жизнь - и радостная и жестокая.
- Когда же закончится война? - спросила вдруг Нина. - И что будем тогда делать мы? Наверное, будет митинг?
- Митинг будет обязательно! - заверил нас географ. - Надо взять рейхстаг. Борьба внутри большого здания может и затянуться. Кроме Берлина сражается ещё много немецких войск на юге Германии. Должен быть подписан документ о капитуляции Германии. Значит, надо обо всём договориться с нашими союзниками, Я вот гадаю, что делает сейчас Гитлер? Ведь наши солдаты совсем рядом с его бункером! То ли удрал куда-то, то ли уже мёртв. Пока мы ничего не знаем. Он мог улизнуть на самолёте, а потом на подводной лодке.
- А что будет с главарями фашистской Германии? - спросил Виктор.
- Их будут обязательно судить на международном суде. А теперь, ребята, я отпускаю вас домой. Впереди два праздничных дня. Отдохните. Я думаю, что Берлин будет сегодня вечером или завтра утром взят. А там через пару дней будет и капитуляция подписана.  С праздником вас!
Наша компания выходит из школы и идёт к станции. На душе у нас сплошное ликование. И не знали мы тогда, что именно в эти минуты Гитлер покончил жизнь самоубийством. Это было не так уж важно. Важно было то, что вот-вот будет взят рейхстаг и закончится война.
Я вспомнил утро тридцатого апреля сорок первого года. Фёдор только что приехал из Подольска с ночной смены. Мать, я и Фёдор завтракали. Окно было открыто. Тихо порхали бабочки-лимонницы. И настроение у нас было великолепное. И не предполагали мы тогда, что через семь недель разразится эта проклятая война. В этом вся загадка нашей таинственной жизни: живёшь и не знаешь, что произойдёт через час или два. Не говоря уже о месяцах и годах.
У станции сновали в обе стороны люди. Все куда-то торопились. Некоторые работяги уже тяпнули ради праздника. Все ждали скорой Победы.
И опять я думаю о Фёдоре. Куда же он делся? Я обязательно разыщу его следы! Я опрошу сотни фронтовиков, я раскопаю архивы. Но я обязательно узнаю, что же случилось с моим братом!
Мы идём мимо церкви в Кусково. Быстро доходим до Кусковского пруда. А пруда нет. Есть только заросшее дно. Как грустно. Справа видны корпуса Центральной комсомольской школы. Кто там и чему учится? Непонятно.
Я ещё пока не знаю и не догадываюсь, что часто буду приходить к этому пруду в минуты радости и печали. Я вообще не догадываюсь, что ждёт меня в будущей жизни. Надо просто жить каждой минутой сейчас.
Возвращаясь назад, мы зашли просто так на кладбище, которое окружало нашу церковь. И одна надпись на мраморной плите заставила нас задуматься: “Священник села Кусково Шумаков похоронен в 1880 году. Мир праху его!” С тех пор пролетело шестьдесят пять лет. Как же тогда жили люди? О чём они думали? На что надеялись? К чему стремились? А рядом строили железную дорогу. И пущена в эксплуатацию эта дорога была в 1865 году. Восемьдесят лет назад. Летит наша жизнь. Летит и не останавливается. Наверное, здесь рыскали кавалеристы Мюрата в 1812 году. Ведь именно они бросились вслед за Кутузовым по Рязанской дороге, а Кутузов взял и свернул направо после переправы через реку Москву и ушёл в Тарутино. И всё это кануло в вечность. Зачем же мы рождаемся на этот свет? Правильно ли мы живём? А что будут думать о нас наши потомки лет через сто? Разве угадаешь? Лучше не думать на эту тему.
- Надо нам сегодня съездить вечером в Москву! - говорит вдруг Игорь. - Не могу я сидеть дома в такие исторические минуты! Предлагаю быстро дома перекусить и рвануть в Москву. Около Центрального телеграфа можем узнать самые последние новости о боях в рейхстаге.
Мы на Казанском вокзале. А через сорок минут мы выходим из вестибюля станции метро “Охотный ряд”.
Мы идём по улице Горького к Центральному телеграфу. Повсюду смех и веселье. Люди наэлектризованы. Все ждут взятия Берлина и конца войны.
Мы подходим к зданию Центрального телеграфа. Пока новостей нет.
- Наши ребята бьют фрицев в рейхстаге! - кричит  одноногий инвалид. Он хорошо выпил, и ему надо высказаться. - Хана теперь фрицам! Так им и надо! Никто и никогда не победит нашу Россию! Скоро Победа, братцы! Ура!!!
Мы идём дальше по улице Горького. Повсюду ликующие люди. Все здания в красных транспарантах и ярких лампочках. Вот-вот падёт Берлин. Может быть, именно в эти минуты! Война заканчивается! И это ясно всем. Приятно бродить среди ликующих людей. Тут понимаешь, что такое наша огромная страна.
На площади Маяковского мы ныряем в метро и возвращаемся на Казанский вокзал. В электричке играет гармошка. Ребята поют песни военных лет. Мы тоже подпеваем.
А вот и наша тринадцатая верста. Наши милые, родные Вешняки. И воздух здесь совсем другой. Уже попахивает первыми листочками тополя. Тут мы дома. Мы дышим полной грудью и тихо идём к дому.
- Сходим к школе! - предлагает Нина.
Мы останавливаемся около Рязанского шоссе. Вот и наша школа. Какие у нас хорошие педагоги! Кроме Бучая, конечно.
- Три года тому назад мы раскапывали этот двор, - вспоминает Нина. - Нам географ говорил нам, что здесь на углу будет станция метро. Спустимся вниз, и через двадцать минут в Москве. Просто не верится, что так будет!
- Нашему географу надо всегда верить! - говорит Игорь. - Метро здесь будет, но не скоро. Лет через пятнадцать или двадцать.
- Я сегодня не засну! - говорит взволнованно Лена. - Давайте сегодня погуляем до рассвета! А что? Предупредим дома, что мы хотим побродить по посёлку. И побродим. Надо хоть разок попробовать. Чуток посидим на лавочке у Коли. И будем наблюдать восход солнца. Я вас прошу! Давайте?
Мы собираемся поздно вечером у домика Гали. Идём мимо гаража и сворачиваем к Рязанскому шоссе. Смотрим на пролетающие машины, на тёмные тополя, и молчим. И я вспоминаю в который уже раз сорок первый год, осень, когда наша машина свернула в этот посёлок, ставшим и мне до боли родным.
- Что же будет в стране и у нас в школе после конца войны? - спрашивает нас Игорь. - Как мы тогда будем жить дальше?
- Здорово будем жить! - заявляет Лена. - Жизнь наша сразу станет прекрасной! Вернутся мужчины с войны. Отменят карточки. Быстро восстановим разрушенное войной хозяйство. И пойдём к коммунизму. Мы выберем себе каждый профессию по душе. Я решила, например, стать врачом. Буду спасать людей, не жалея и не щадя своей жизни. Потом постепенно все мы обзаведёмся семьями. Пойдут дети. А что будет конкретно дальше, сказать трудно. Тут уже всё в тумане. У каждого будет своя судьба. Мы будем поддерживать и крепить нашу дружбу. Будем жить по принципу: все за одного, один за всех. Будем вместе преодолевать все наши трудности. И никогда не будем унывать. Потому что жизнь наша несмотря ни на что прекрасна. А потом, если быть честным до конца, один за другим уйдём в могилу. Таков закон жизни. Извините, что всё закончила на грустной ноте.
- Молодец, Лена, - не выдержал Игорь. - Ты у нас настоящий поэт и оратор. И профессию шикарную себе выбрала. Я уверен, что ты всего добьёшься. А я немного заколебался после твоей речи. Ехать ли нам с Виктором в Ленинград? Уж больно жалко с вами будет расставаться. Но ехать всё-таки надо. Ничего не поделаешь. Уже твёрдо у нас с Виктором решено. Будем моряками, будем бороздить моря и океаны, будем посылать вам открытки из разных портов мира. А там будет видно. Может, я сумею стать морским писателем. Если, конечно, получится. Будущее наше действительно в густом тумане.
- Я уже твёрдо решила преподавать в школе русский язык и литературу, - сказала Нина, - И постараюсь работать в нашей школе. Если наш директор возьмёт меня к себе. Я думаю, что возьмёт. Я буду очень стараться. А вы будете навещать нашу школу, а я  как гид буду водить вас по школе. Вы верите в такое?
- Всё может быть, - сказала со вздохом Галя. - А я решила стать биологом. Буду изучать законы жизни. Может, сделаю какое-нибудь открытие. Чем чёрт не шутит?
- А ты, конечно, пойдёшь на иностранный факультет? - спросила меня Лена.
- Скорее всего, - ответил я. - Ещё два года впереди. Надо дожить до того времени.
Мы гуляем по шлаковому шоссе. На нас смотрят тёмные окна нашего поселка. А на востоке начинает светлеть.
- Мне пора домой, - говорит со вздохом Галя. - Мама моя сильно волнуется, когда я поздно прихожу. Вы уж меня извините.
Мы разводим наших девчат по домам. И остаёмся втроём. Сидим молча на лавочке за моим домом.
- Интересное время наступило, - прерывает молчание Игорь. - Сначала отметим Победу. Потом сдадим наши экзамены. А потом двинем в военные лагеря. И зачем эти лагеря, когда война заканчивается? А после лагерей что будем делать? Буду ждать приезда с фронта отца. У него не ладится жизнь с матерью. Что будет дома, и чью сторону поддерживать мне? Ладно. Поживём - увидим. Главное - не падать духом. Время всё расставит по своим местам. Мы вот тут сидим себе спокойно, а наши ребята гибнут в этом проклятом рейхстаге. Погибают в последние минуты войны. Ничего не поделаешь. Такая этим ребятам выпала судьба. А нам, выходит, крепко повезло. Или наоборот не повезло? Хотели всё время попасть на войну, и не попали. Сами во всём виноваты. Не осмелились рвануть на передовую в сорок первом. И упустили свой шанс.
- Не хочется ехать в эти военные лагеря, - вздыхает Виктор.
- Это хороший шанс проверить себя, - говорит Игорь. - Надо попробовать солдатской каши. - С Японией вопрос ещё не ясен. Мирный договор у нас с ней закончился в апреле, а она воюет с Америкой. Нам тоже придётся помогать Америке. Они же сражались с немцами. Но Япония от нас совсем далеко.
На улице становится совсем светло. Мои друзья уходят спать. А я стою у парадного, и моя душа охвачена мыслями о будущем. Как мы будем жить в мирное время? Неужели всё будет прекрасно? Как-то в это не верится. И когда я попаду в Германию? Так хочется посмотреть на эту страну, поговорить с живыми немцами, с молодёжью. О чём они думали всю войну? На что надеялись? И как относились к Гитлеру? Но когда я попаду в эту Германию? Выходит, что реально только после окончания института, если я вообще закончу ин-яз. Как хочется заглянуть в своё будущее. Но оно туманно и загадочно. Будут у меня и радости, и горести. Ничего заранее не угадаешь. Как пойдут мои дела с Галей? Как посмотрит на нашу дружбу её отец? Но он же мужчина, и должен будет меня понять. Ладно. Нечего растравлять себе душу. Что будет, то будет. Сначала надо дождаться Победы. А там всё наладится. Немецким мне надо заниматься самостоятельно. А то всё могу за два года позабыть.
Начало всходить солнце. Я всё-таки дождался восхода солнца. Но надо спать. Ведь впереди такие  замечательные дни.
27

Первого мая мы собрались у Нины уже после обеда. Ждали по радио сообщения о взятии Берлина. Но радио пока ничего не передавало.
Мы вышли на улицу. Прошли к станции. Там было полно народу. Многие под хмельком.
Мы стали прогуливаться по Советской улице, потом прошлись по Коммунистической, потом по Детской, по улице Пушкина. Кругом всё покрылось уже нежной зеленью. Скоро зацветут вешняковские сады.
- Не хочется сдавать в такое время экзамены, - прервал молчание Игорь. - Какие могут быть экзамены, когда весь мир затаил дыхание?
- Сдадим как-нибудь, - утешила Игоря Нина. - Учителя после конца войны станут добрыми. У них рука не поднимется ставить двойки. Вы уедете в военные лагеря, а мы будем тут одни скучать. Плохо.
- Когда же возьмут Берлин?! - не вытерпел Виктор. - Ждём-ждём, а сообщения нет!
- Там люди гибнут! - сказал с укором Игорь. - Потерпи, Витя! Берлин теперь от нас никуда не уйдёт. Вот где теперь сам Гитлер? Вот что интересно!
Вечером мы опять ждали сообщение о взятии. Но его не было. Мы стали расходиться по домам.
Я сидел с Галей на лавочке около её дома.
- Скорее бы закончилась война, - сказала Галя. - Мама обещала свозить меня после войны в Анапу. Покупаюсь там досыта.
- А я что тут буду делать без тебя? Мне будет очень скучно.
- Я буду писать тебе письма. Никуда я не денусь. Приеду через месяц. Надо иногда расставаться, а то мы так надоедим друг другу. Только не сердись на меня за такие слова. И папа, видимо, к осени приедет. Вот будет здорово. Я так счастлива, Коля! Всё у нас с тобой будет замечательно. Я в этом абсолютно уверена.
- Галя! Домой! - крикнула из-за двери мама, и Галя быстро исчезла.
Я шёл к дому и думал о своей семье. Сколько изменений за эти годы?
Пропал без вести Фёдор. Чуть было не погиб Иван. Степан женился, съездил на Север и вернулся. Таня в этом году пойдёт в первый класс. Жизнь всё время куда-то течёт и течёт. И только на первый взгляд кажется, что она совсем не меняется. А жизнь всё время движется вперёд, и всё время идут изменения. А сколько будет ещё нового в жизни? И долго ли я проживу на этом свете? Закончу школу, потом институт. А что потом? Когда мы поженимся с Галей? Где будем жить? Надо бы иметь свою жилплощадь. Да где её сразу получишь? А может, я после окончания уеду вместе с Галей в Германию? Хотя бы одним глазком заглянуть в таинственное будущее. Но тогда жизнь станет просто неинтересной, если всё будешь знать заранее. А если я доживу до конца века? Сколько интересного увижу! И будут у нас с Галей дети. Сын и дочь. Неужели всё это будет? Как-то не верится. А может, опять разразится война? Но с кем? Всё в тумане. Главное - чтобы моя жизнь не стояла на месте. Чтобы я всё время чего-то добивался. Со мной будет рядом Галя. И это будет чудесно. Хорошо, если бы я жил в Вешняках. И чтобы друзья мои были всегда рядом. До чего же прекрасна жизнь! Всё у меня пока идёт хорошо. Везёт мне в этой жизни. Тьфу, тьфу, тьфу!
Второго мая мы опять сидели у Нины. И жадно слушали радио. Ну когда же наши возьмут Берлин? Когда?
И вот в середине дня поступило долгожданное сообщение: Берлин взят! Наши войска овладели логовом фашистского рейха. Ура!
- Это надо отметить! - сказал я. - Я быстро сбегаю домой, а вы готовьте закуску!
Дома вся семья праздновала взятие Берлина. Я попросил у отца бутылку портвейна. Отец запустил руку под кровать и протянул мне бутылку.
- Держи, сынок! Только поаккуратнее на улице. Кругом полно пьяных.
- Ну что? - начал Игорь. - Война заканчивается! Счастье-то какое, ребята! За Победу!
А по радио передавали праздничный концерт. Мы радостно перебивали друг друга. И нам было хорошо.
- Надо ехать в Москву! - предложил Виктор. - Невозможно в такие минуты сидеть в нашем посёлке. Поехали на Красную площадь! На улицу Горького!
Через час мы ликуем вместе с москвичами. Все лица сияют огромной радостью. Звучат песни, смех, музыка. Крики “ура!”.
Мы идём по улице Горького. Мысли, видимо, у всех о мирной жизни - светлой и прекрасной.
Мы идём вместе со всеми, и нам кажется, что мы летим над этой улицей, над Москвой. В это время раздаётся залп орудий, и разноцветные ракеты взлетают над нами.
- А что будет, когда будет полная Победа? - спрашивает нас Игорь. - Будет сплошная пьянка дома и на улице. И все, видимо, будут обниматься и целоваться. И это будет очень скоро. Дней через пять. Как же тут учить уроки и ходить в школу?
Мы идём медленно. Нам некуда торопиться. Мы счастливы в этот миг. Как нам сейчас хорошо! Когда же наступит полная Победа?
- В прекрасное время мы живём, - говорит тихо Нина. - Как всё здорово! И какой у нас чудный народ! Победили такого страшного и смертельного врага. И дождались такой радости. Мне, честное слово, плакать хочется от радости!
- Плакать будем, когда Германия полностью капитулирует, - говорит Лена. - Осталось ждать совсем немного. Игорь прав. Дней пять, а может, и раньше.
- Жить мы будем долго-долго, - размышляет вслух Игорь. - И всегда будем помнить эти майские дни. И жить мы будем счастливо, и будем дружить до последней берёзки. Наша счастливая жизнь будет тянуться бесконечно. К тому времени наука сделает гигантский скачок, и мы, возможно, проживём лет по двести. Здорово будет? А?
- Не фантазируй! - возражает Лена. - Надо на всё смотреть реально. Хватит нам и восьмидесяти лет. А там пойдут разные болезни, и нечего тогда зря коптить небо. Пожили своё, и хватит. Ладно! Не будем об этом сегодня говорить! Будем смеяться и радоваться жизни!
Мы доходим до Белорусского вокзала. Много мы сегодня протопали.
- Больше не могу! - жалуется Галя. - Поехали домой.
В электричке на Казанском вокзале тоже веселье и ликование. И весело играет гармошка, звучат отличные песни военных лет. Мы тоже подпеваем.
В Вешняках мы ещё долго гуляем по нашему посёлку.
- Где же теперь Гитлер? - спрашивает вслух Игорь. - Удрал в Альпы или застрелился? Всё равно его найдут! Скоро всё узнаем! Не могу я учиться в такое время! Не могу! Ничего в голову не лезет!
Я провожаю Галю до дома. Стоим у калитки. И не можем никак расстаться.
- Мне пора, - говорит тихо Галя. - Я сильно устала сегодня. Я пойду?
- Постой ещё пару минут, - прошу я. - Когда же мы не будем расставаться, а будем жить под одной крышей?
- Года через три, - отвечает Галя. - Мы же обо всём договорились.
- А как твой папа на меня посмотрит? Вдруг я ему не понравлюсь?
- У меня папа замечательный человек. И меня он очень любит. Он не будет нам мешать. Он у меня очень красивый. Ну, я пошла, - шепчет тихо Галя. - Мама будет сердиться.

28

Третьего мая мы пошли в школу. Ждали с нетерпением нашего географа. Нашего друга и прекрасного преподавателя. Он вошёл в класс, весёлый, молодцеватый и энергичный.
- Когда же будет капитуляция? - спросил вдруг я.
- Счёт идёт на часы, ребята. Берлин взят. Остались отдельные воинские группировки. Самая большая из них в Чехословакии под командованием фельдмаршала Шернера. И на севере ещё много фашистских войск. Надо быстро подписать акт о капитуляции, чтобы избежать лишних жертв. А это всё так непросто. Неясно, кто будет подписывать эту капитуляцию от германского командования. Неизвестно, что с Гитлером. Надо обо всём договориться с нашими союзниками. В целом - это уже формальности. Но их надо сделать. Потерпите ещё чуть-чуть, ребята! Через три-четыре дня мы будем праздновать долгожданную Победу!
- А где сейчас, по Вашему мнению, Гитлер? - спросил Игорь. - И что с ним будет, если его поймают?
- Судьба Гитлера пока неизвестна. Скоро всё узнаем. Фашистское руководство разбежалось. Остались последние часы, ребята!
- Никак не дождёмся! - пожаловался Виктор. - Скорее бы!
- Я сам не могу дождаться! - ответил нам географ.
После занятий мы шли к дому.
- Как только будет сообщение по радио, собираемся у меня! - скомандовала Нина.
- Всё правильно, - одобрил Игорь приказ Нины. - Сразу собираемся у тебя. Непонятно, что сейчас делается в Германии. А наше радио почти ничего не сообщает.
- Потерпим немного, - говорит Нина. - Остались, ребята, последние часы. Вечером погуляем?
Обязательно! - говорит Игорь, - Сейчас невозможно сидеть одному дома.
Вечером мы гуляли по нашему посёлку. Выло тепло и сухо.
- Пошли по домам! - предложил Игорь. - Может, радио что-нибудь новое сообщит.
Наступило четвёртое мая. Мы не отходили от чёрных тарелок-репродукторов. Жадно слушали сводки Совинформбюро. О капитуляции ни слова! В чём же дело? Почему они там медлят? Нет никакой возможности больше ждать!
Наступило пятое мая. Ничего. Ну когда же закончится эта проклятая война?
Шестого мая, в воскресенье, мы собрались у Нины. Ждали сообщения о капитуляции. Ничего. Мы пошли на улицу.
Около станции было полно народу. Газеты были мгновенно раскуплены. Все говорили о конце войны. Многие ждали с минуты на минуту важного сообщения по радио. Как нам хотелось услышать голос Левитана! Здорово он зачитывает приказы Верховного Главнокомандующего! Давай, Левитан! Говори же что-нибудь! Только не молчи!
Мы ходили по Советской улице. Стояли у школы. И ждали, ждали конца войны! Наши нервы были на пределе. В чём же дело? Ведь Германия разгромлена! Сражаются окружённые войска в Прибалтике. Куда-то движется Шернер со своей группировкой. Но ведь это конец! Всё! И Гитлер куда-то скрылся от возмездия. Где же всё-таки он прячется?
Только после войны мы узнали, что Гитлер вместе с Евой Браун покончили жизнь самоубийством. Об этом Чуйкову в Берлине сообщил начальник генерального штаба сухопутных сил Германии Кребс  в ночь с тридцатого апреля на первое мая. После консультаций с Москвой маршал Жуков предложил Кребсу безоговорочную капитуляцию. Кребс исчез. Покончил жизнь самоубийством Геббельс, отравив предварительно всех своих детей. Кребс застрелился.
Откуда мы могли тогда узнать такие подробности? Мы только ждали с нетерпением конца войны. А кто кого отравил, кто покончил жизнь самоубийством - это уже дело второстепенное.
Мы разошлись по домам, недоумевая, почему же не кончается эта проклятая война. Ведь всё уже ясно. Пора всё кончать.
Ночью мне приснился сладкий и мучительный сон. Этот сон я и потом видел несколько раз. И буду, видимо, мучиться этим сном до конца своих дней… Тишина. Вся наша семья сидит за столом. Открывается дверь и в комнату тихо входит наш Фёдор. В форме капитана. И весь увешан орденами. Мы бросаемся к нему, плачем, целуем его. А он молчит и улыбается. Садится с нами за стол и пьёт водку. И всё это делает молча. Я спрашиваю его вдруг, где же он так долго пропадал. И добавляю, что я всё время верил, что он жив и однажды вернётся домой. А Фёдор улыбается и опять молчит. Он спокоен, на лице играет добрая улыбка. Сразу видно, что он рад видеть всех нас. Мы с нетерпением ждём его рассказа. А Фёдор вдруг встаёт  и куда-то исчезает.
- Куда же ты? - кричу я Фёдору вслед. - Подожди! Мы так долго ждали тебя, а ты опять уходишь! Подожди! Не уходи!
Я просыпаюсь. Глаза мои полны слёз. Значит, я плакал во сне. Какой был хороший сон! Я начинаю жалеть, что так рано проснулся. И думаю о своём пропавшем без вести брате. А может, он всё-таки жив? Ведь война ещё не кончилась. Может, он в плену? И скоро вернётся домой? Рассказать про сон матери? Не стоит. Она только лишний раз расплачется. Я увидел ножку обеденного стола, перевязанную носовым платком. Мать всё-таки ждёт его. Хотя считает, что его уже нет в живых.
Седьмого мая вся наша школа бурлила с утра. Мы решили зайти к директору. Может, он скажет что-нибудь определённое? Всё-таки директор.
Игорь постучал в кабинет директора.
- Входите! - крикнул директор. Я, Игорь и Виктор вошли в кабинет. - Вы что, ребята? Что вам не сидится? В чём дело?
- Когда будет капитуляция? - спросил Игорь. - Может, вы что-нибудь знаете?
- Капитуляцию вот-вот подпишут, - сказал нам директор. - Утрясают разные формальности. Ждали почти четыре года, а пару дней как-нибудь протерпим. В какое время живём, ребята! Горы хочется своротить! День Победы мы отпразднуем шумно и весело. Как только услышите сообщение о капитуляции, то сразу бегите к школе. Быстро организуем митинг. Будут выступать все, кто пожелает. Вот всё, что я вам, ребята, могу сказать. Извините. Больше ничего не знаю. Слушайте всё время радио. Сообщение о конце войны может появиться вот-вот. Потерпите несколько часов.
Мы сидим в классе. Идёт урок. Преподаватель что-то говорит. А наши мысли там. В Берлине. Вот-вот закончится война! Какие могут быть теперь уроки!? Смешно!
Вечером мы долго бродили по нашему поселку. Под ногами шуршал шлак поселкового шоссе. И кое-где из окон пробивался свет. Люди сами заканчивали эту войну. Никто теперь не прилетит и не будет бомбить Москву. Мир стоит у порога.
- Мы вот тут ходим, - говорит Игорь, - а по радио могут передать сообщение. Надо кому-то из нас сидеть дома и слушать радио.
- Сразу зашумит наш посёлок, - сказала Нина. - Люди выскочат на улицу. Всё сразу станет ясно. Но моё терпение уже на пределе. Когда же будет конец?
- Директор правильно сказал, что осталось всего несколько часов, - проговорил Виктор. - Ждали почти четыре года. А пару дней можем подождать. Осталось закончить только формальности.
- А будем мы учиться в день Победы? - спросила Галя. - Ведь это же праздник!
- Конечно, не будем! - решил Игорь. - Такой праздник! Какая учёба? Какая работа? Будем гулять день или два.
- Мне кажется, что война закончится завтра! - сказала Нина. - А теперь пошли по домам! Послушаем радио. Может, узнаем что-нибудь интересное. Я, кстати, ещё уроки не сделала. Надо доделать. Интересно. Проснёмся завтра, а радио сообщит, что война закончилась. Что будем делать?
- Побежим сразу в школу, - сказал Игорь. - Директор же предупредил нас. Сразу рванём в школу. Поможем директору организовать митинг. А там уже будет видно.
Я провожаю Галю до дома. Мы долго сидим на скамеечке у дома. И говорим, говорим, нам не хочется расставаться.
- Как ты думаешь, - спрашивает Галя, - война завтра закончится?
- Не знаю, Галя. Откуда я могу знать, что там творится наверху? Идут переговоры, готовится подписание капитуляции. Но мне кажется, что всё решится завтра или послезавтра. Ждать осталось совсем недолго. Потерпим ещё немного.
29

Восьмого мая мы сидели в школе и ждали сообщения по радио. На уроках говорили о конце войны.
Географ сказал лишь несколько слов.
- Война закончилась, ребята! Ждите сообщение по радио. В школе проведём митинг. В Берлине идут последние приготовления. Мне кажется, что уже завтра мы будем праздновать день Победы. Дальше тянуть уже просто неприлично. Все народы мира ждут конца войны. Правда, ещё с Японией не всё ясно. Там воюют американцы. Мы им тоже должны помочь. Но это уже мелочи. Главное в том, что гитлеровская Германия разгромлена.
- А где же Гитлер? - не унимался Игорь, - Куда же он делся?
- Придёт время, и мы всё узнаем. И это не так уж важно. Теперь нам Гитлер не страшен.
Вечером мы гуляем по нашему посёлку. Недавно прошумел весенний дождь. Мы прыгаем через лужи. А вокруг тишина.
- Сегодня надо всю ночь слушать радио. Репродуктор может заговорить в любую минуту, - говорил Игорь. - Я чувствую, что вот-вот передадут сообщение о капитуляции. Дальше уже ждать невозможно.
Мы подходим к нашей школе. Тишина. Иногда лишь прошумят машины на Рязанском шоссе. Что будет после окончания войны? Должно быть что-то новое.
- Когда-нибудь здесь появится вестибюль метро, - говорит Нина. - И мы нырнём внутрь, и через двадцать минут будем в центре Москвы. Здорово! Жаль, что люди живут не по триста лет, а только по семьдесят или восемьдесят. Сколько интересного появится на нашей земле! Мы ещё успеем многое увидеть. Отпразднуем Победу, и вся страна возьмётся за восстановление разрушенных деревень и городов. А мы через два года закончим нашу школу, и будем овладевать своей специальностью. Только бы нам надолго не расставаться! И если мы будем жить здесь, то в нашу школу будут ходить наши дети. Господи! Неужели всё это будет! Как-то не верится.
- Всё будет как и у других людей, - сказал Игорь. - На то она и жизнь. Ничто не стоит на месте. Всё находится в постоянном движении. И мы двигаемся вперёд. Пока не умрём. А после нас останутся наши дети и внуки. До чего же интересно жить на этом свете! Особенно тогда, когда вот-вот наступит конец войны, которого мы ждали четыре года!
Проводив Галю, я ещё долго стоял у своего дома и вглядывался и вслушивался в окружающий меня мир. Спать не хотелось. А вдруг по радио скажут, что война закончилась? А я всё это просплю? Посплю немного и встану пораньше.
- Сынок, вставай! - разбудила меня мать. - Вставай скорее! Победа, сынок! Война закончилась! Только что Левитан выступал! Скоро опять будет выступать! Радость-то какая! А что на улице творится? Смех, гармошка, песни, пляски! Только Феденьки моего нет. Где лежат его косточки? Ты не торопись в школу. Сегодня праздник! Сейчас отец придёт с Ваней из гаража. Сядем за стол и отметим такую великую радость.
Раздался торжественный голос Левитана! Вот она, Победа! Дождались, наконец. Дождались. Почти четыре года пролетело. А ведь уже с декабря сорок первого было ясно, что Гитлер нас не победит. И опять я подумал о Фёдоре. Что же с ним случилось? А может, он жив? И мы рано хороним его? Всякое бывает на свете, Я буду искать его следы, пока не установлю точно, что с ним стало.
Через час вся наша семья сидела за столом. Мать ставила картошку, селёдку, капусту, огурцы, тушёнку.
- Ну что ж? - начал отец. - Выпьем за Победу! Долго мы её ждали. И вот наконец дождались. Трудно нам было. Но мы всё вытерпели. Только нет с нами нашего Фёдора. Где он? Что с ним? Может, со временем и узнаем.
Мы выпили. А по радио опять Левитан зачитывал сообщение о капитуляции в Берлине.
Я подумал о мирной жизни. Как эта жизнь у нас сложится? Должно быть всё хорошо.
- Поздравляю всех с Победой! - крикнул Игорь, заходя к нам в комнату. - Я уже сбегал к директору. В час дня около школы будет торжественный митинг. Он просил оповестить кого сможем. Пошли, Коля.
Отец налил Игорю стопку водки. Он быстро выпил и закусил огурчиком.
Мы стали вшестером оповещать знакомых учеников. Новость уже разлетелась по всему посёлку.
На рынке покупали, не торгуясь, водку. Цена на неё быстро поднялась. Кругом звучат песни. Сплошное ликование.
В час дня огромная толпа учеников стоит у школы. На том самом дворе, который мы раскапывали в сорок втором году. Три года пролетело с тех пор. Как это было давно!
- Дорогие друзья! - начал наш директор. - Пришёл, наконец, этот долгожданный день! Мы победили! Не будет больше бомбёжек, которые мы пережили в сорок первом году. Не будет гибели людей. Не будет тех лишений, которые мы испытали за годы войны. Но за эту Победу мы отдали много человеческих жизней! Среди погибших много молодёжи. И среди них есть и ученики нашей школы. Вечная им память! Мы никогда не забудем их имён. Теперь перед нами открывается чудесная мирная жизнь. И эта жизнь будет прекрасной! Но мы никогда не забудем суровое военное время. Мы ведь тоже внесли свой вклад в Победу! Своим терпением, своей учёбой, своей работой на совхозных полях. Вам придётся строить нашу мирную жизнь. И восстанавливать нашу страну. Я уверен, что вы не подведёте нашу школу. Да здравствует наша Победа! Слава великому Сталину! Ура!!!
- Ура!!! - загремело на нашем школьном дворе. Были здесь и родители. Они вытирали слезы. Чудные! Надо смеяться, а они плачут. Слово взял наш любимец Георгий Александрович.
- Дорогие мои ребята! Дорогие родители наших учеников! Многие из вас помнят день первого мая сорок второго года, когда я говорил вам, что Германия неизбежно проиграет эту войну. И сегодня я счастлив, что мои слова так убедительно подтвердились. Я счастлив, что дожил до этого дня! Наконец Победа, которую мы так долго ждали, пришла к нам! Сегодня утром Левитан сказал, что война продолжалась 1418 дней! Мы голодали, нам было очень трудно, но мы никогда не теряли веру в нашу Победу! Никогда! Но мы и скорбим, что не все наши воины вернутся с полей сражений. На войне погибли будущие академики, писатели, артисты и просто замечательные люди. Они никогда не пройдут по нашей прекрасной земле. Что должны теперь делать мы? Мы теперь должны учиться и работать за тех, кто сложил свою голову за счастье и процветание нашей Родины! Перед нашей страной стоят грандиозные задачи. После восстановления страны мы сделаем гигантский скачок вперёд! Наши люди полетят на другие планеты, мы освоим пустыни и превратим нашу землю в цветущий сад! Мы уверены, что вы нас не подведёте! Стране понадобится тысячи инженеров, врачей, учителей и разных других профессий. И вы подхватите эстафету своих отцов и матерей. Многие из вас доживут до начала третьего тысячелетия. Кто-то из вас может  прославить нашу страну. Но не забывайте нашу школу, которая вскормила вас и отправила в долгий путь. Школа - это как родная мать. Мы старались сделать для вас всё. И наши труды не пропадут даром. Дорогие друзья! Сегодня у нас самый счастливый день в жизни! Такие дни бывают только раз в жизни! Запомните этот день на всю вашу жизнь! Потом, лет через двадцать или тридцать, вы будете рассказывать о нём своим детям и внукам. И вы будете гордиться тем, что видели и слышали этот день и радовались со всем нашим народом. Наш народ будет отмечать этот праздник долго-долго. Так ликуйте, смейтесь и пойте песни в этот день! Будьте счастливы, мои друзья! Вечная память героям, которые погибли в этой войне! Ура!!!
- Ура!!! - прокатилось по всей округе. - Ура!!! - гремело и гремело около навей школы. Митинг закончился.
- Теперь собираемся у меня! - сказала Нина, - Её лицо сияло от счастья. И вроде слёзы появились у неё на глазах.
- Давай только пройдём до станции, - попросил Игорь. - Хочется посмотреть на народ.
Мы идём к станции. Кругом раздаются песни. Около одной дачи стоит мужчина с бутылкой водки и стаканом в руках. И предлагает выпить. В сумке, которая стоит около него, видны солёные огурцы.
Многие отказываются, но кое-кто из подвыпивших выпивает. Сплошное братство. Народ теперь - одна единая семья.
- Как здорово! - восхищается Игорь. - Вот это по-нашему! Так и надо отмечать этот день!
Потом мы разбегаемся по домам. Каждый приносит, что может. Отец понимает меня сразу.
- Всё ясно! - говорит он весело. - Сегодня можно и водочки выпить.
Он даёт мне бутылку водки и бутылку портвейна. Я выпиваю ещё раз со всеми рюмку водки и собираюсь к своим друзьям. Мать даёт мне закуску. Какие же у меня замечательные родители!
У Нины уже все в сборе. Не хватало только меня.
- Говори, Игорь, - просит Нина. - Ты у нас лидер.
- Ну что? - начинает Игорь. - Вот она наша Победа! Дождались наконец! Даже не верится. Давайте выпьем за Победу, которую мы ждали четыре года!
- Какое сегодня чудесное настроение! - говорит Нина. - Ради такого дня стоит жить на этом свете. Хочется верить, что больше никогда не будет на свете  таких страшных войн. Эта война была просто ужасная. Погибло столько миллионов людей! И за что? Только за то, что Гитлеру захотелось покорить нашу страну. Куда смотрели простые немцы?
- А что они могли сделать? - возражаю я. - Им приказали, они и потопали на Восток.
- Надо было что-то делать, - не сдаётся Нина. - Надо было сдаваться в плен. Надо было протестовать.
- А кто протестовал, тот загремел в концлагерь, - возражаю опять я.
- Выпьем за то, чтобы больше не было никогда этих войн! - предлагает Лена.
- Лет через двадцать, а может, а раньше опять начнется какая-нибудь война, - говорит Игорь. - Так уж повелось в истории двадцатого века.
- Не каркай! - обрывает Игоря Нина. - Помолчи лучше в такой момент. И нельзя быть таким уверенным. Тебе только кажется, что так будет. Но так может и не быть.
Нинина мама подкладывает нам жареную картошку, солёные огурчики и квашеную капусту.
Третью рюмку мы пьём за тех, кто сражался на фронте.
А потом Нина заводит патефон. И мы слушаем песни военных лет: “Вечер на рейде”, “Священная война”, “В землянке”, “Синенький скромный платочек”, “Тёмная ночь”, “Барон фон дер пшик” и многие другие.
А потом танцуем, меняясь с девчатами на ходу. Время летит незаметно. У меня прекрасное настроение. До чего же я люблю своих друзей! И как люблю Галю! Как люблю жизнь! Как же я счастлив!
- Пора ехать в Москву! - напоминает Игорь. - А то опоздаем к праздничному салюту. И по Москве надо немного побродить. Как жаль, что праздник только один день. Не представляю, что  мы завтра будем делать в школе.
- Не будем торопиться, - говорит Нина. - Надо чаю попить. Ещё успеем. В школе завтра учёбы настоящей, конечно, не будет. Будем просто разговаривать на уроках. Учителя ведь тоже люди. Им тоже хочется расслабиться. Они нас поймут, и спрашивать не будут. Господи! Какое счастье! Я этот день никогда не забуду! Никогда!
- Мы тоже, - говорит Игорь. - Разве можно забыть такой день?

30

Мы стоим на платформе и ждём электричку. Я смотрю на цифру “13” и вспоминаю ноябрьский день сорок первого года, когда провожал на войну Фёдора.
Теперь вокруг ликование. Песни. Гармошка. В воздух взлетают ракеты. Это гремит салют в честь взятия Праги. Все кричат “Ура!”. Какая тут Прага, когда немцы подписали капитуляцию?
Электричка набита битком. Все хотят в этот день быть в Москве. Все текут на Красную площадь.
Быстро летят минуты. Казанский вокзал. Станция метро “Охотный ряд”. И вот мы уже на Красной площади.
Площадь полна народу. Она бурлит. Качают военных. А потом всё затихло. Раздаётся торжественный голос Левитана:
- Сейчас будет произведён артиллерийский залп из тысячи орудий! - заканчивает Левитан.
Раздаются первые залпы. Взлетают ракеты. Над нашими головами скользят прожектора. Ярко вспыхивают монеты, которые мы швыряем в лучи прожекторов. И всё время гремит мощное “Ура!”.
Мы тоже кидаем монеты. Гремят орудия, вспыхивают ракеты, сверкают наши монеты. Вокруг ликование, безмерная радость, слёзы, смех.
И всё смолкает. Наступает тишина. А нам хочется, чтобы эти залпы гремели до утра. И чтобы всю ночь переливались ракеты  в ночном небе Москвы.
Но всему приходит конец. Праздник закончился. Всё. И все вдруг понимают, что началась наша мирная жизнь. Уже утром нас ждут трудовые будни, этот незабываемый день падает в небытие. А нам только остаётся запомнить его на всю нашу оставшуюся жизнь.
Неохотно мы продвигаемся к станции метро. Но там уже началась давка. И мы идём мимо этой станции, мимо Большого театра. И так топаем до Казанского вокзала. Мы идём, и ведём не спеша нашу беседу. Обмениваемся впечатлениями. Постепенно приходим в себя. И не верится, что уже нет войны, что уже мир. Душой мы ещё там, на Красной площади. Но всё осталось позади - грохот орудий, сверкание ракет, игра прожекторов и высверки в этих лучах монет, которые мы беспрерывно бросали.
Вместе с нами двигается толпа людей, которая не попала в метро. Все возбуждены. Звучат песни. Все идут к трём вокзалам.
На душе у нас светло и радостно. И говорим мы мало. Уже почти переговорили всё. А вокруг смех, музыка, шутки и песни. Это шагает наш народ, который победил в этой страшной войне. Победил. Но какой ценой?
А вот и наш вокзал. Электричка забита. Мы стоим в тамбуре.
- Странно, - говорит Игорь. - Завтра уже мирное время. А хочется праздновать целый месяц. А ещё лучше целый год. Наверное, скоро отменят карточки. А что завтра будет в школе? Неужели учителя будут ставить нам плохие оценки? Будем постепенно привыкать к мирной жизни. А на носу экзамены. Через десять дней они уже начнутся. Сдадим как-нибудь. Только в эти военные лагеря не хочется ехать.
- Мы с мамой будем ждать папу, - говорит Нина. - Наверное, через месяц будет уже дома.
- А мои родители собираются разводиться, - говорит со вздохом Игорь. - Я из-за этого переживаю. Придётся мне жить с матерью. Нельзя её бросать.
- А мы ждём папу, - говорит Галя. - Он обещал скоро приехать.
- Всё у нас будет хорошо, - говорит Лена убеждённо. - Сдадим экзамены. Потом будем ждать ребят из военных лагерей. А в августе куда-нибудь съездим с родителями. А потом опять учёба. Но уже в девятом классе. И два года пролетят как один миг! И потом мы станем студентами! Даже не верится.
- Надо нам соорудить танцплощадку, - говорит Виктор. - На Детской улице есть в липах хорошая площадка. Теперь можно веселиться каждый день!
- Хорошая мысль! - одобряет Игорь. - Молодец! Только соседние дома будут протестовать.
Я стою в тамбуре и слушаю этот разговор. Рядом со мной Галя. Настроение у меня замечательное. Всё лето пройдёт как большой праздник. Хорошо!
Мы выходим в Вешняках. Что теперь делать? Спать нам совсем не хочется.
- Пойдём к школе! - предлагает Лена.
Мы подходим к нашей школе. И садимся на скамейку около входа. Смотрим на Рязанское шоссе. И молчим. Каждый думает о своём.
- Я так счастлива сейчас! - нарушает молчание Нина. - Мы так долго ждали этого дня! И вот дождались наконец. Хорошо прошёл этот день. Именно так, как я и мечтала раньше. Пышно, празднично и торжественно. Я этот день никогда не забуду! А сколько впереди ещё счастливых дней? Приедет папа! Это будет такая радость и для меня и для мамы. Самое трудное осталось позади. Теперь будем дышать полной грудью. И посёлок наш будет сиять электрическими огнями. А наша дружба будет только крепнуть, и сохранится на всю жизнь. До последней берёзки. И нам не будут страшны никакие трудности. Вместе мы всё шутя одолеем. Все за одного, один за всех. Верно я говорю, друзья?
- Всё верно! - откликнулся я. - Но что будет, когда мы разбежимся по разным вузам? У нас появятся новые друзья. А потом и семьи. А тогда будет совсем непросто сохранить нашу дружбу.
- Не рассуждай как мудрый старичок! - крикнул на меня Игорь. - Всё будет нормально. Многое будет зависеть от нас самих. Наша дружба никогда не умрёт. Я в этом уверен абсолютно!
- А я опять вспомнила сорок первый год, - заговорила Нина, - когда немецкие самолёты летали над нашей школой. И как мы прятались в нашем подвале. И как бомба упала на той стороне. И как копали этот двор в сорок втором году. И теперь не верится немного, что всё это действительно было. А ведь лет через  пятнадцать-двадцать тут на углу появится метро. Чудно как-то всё это.
- Так всё и будет, - ответила Лена. - Жизнь наша всё время куда-то движется вперёд. И метро будет, и высокие дома появятся, и, наверное, тут уже будет Москва.
- Верно, - согласился Игорь. - Жизнь наша находится в вечном движении. И ещё появится лет через пять или десять телевидение. Оно уже было до войны. Будем сидеть дома и смотреть театральную постановку. Или кино. Здорово!
- А потом люди полетят на другие планеты, - добавил Виктор. - Сначала на Луну, а потом и дальше. И узнаем мы тогда, что творится на Марсе и на Венере.
- Пора домой, - говорит со вздохом Нина, - Завтра уже учёба.
Я иду провожать Галю.
- Мы тебя подождём у нашего дома, - говорит мне тихо Игорь.
- Как у тебя настроение? - спрашивает меня Галя. - Ты сегодня немного задумчивый. Что с тобой?
- Думал о Фёдоре. Может, он вернётся из плена. Я ещё чуть-чуть надеюсь.
- А я, наверное, сегодня не засну. Столько переживаний и радости за один день! Иди, Коля. Тебя ребята ждут. Я всё слышала. Завтра увидимся опять.
Галя прикоснулась губами к моей щеке и убежала. Я иду к дому. Там меня ждут Игорь с Виктором. Я думаю о будущей жизни. Заглянуть бы в волшебное зеркальце и узнать, что ждёт меня в ближайшие десять лет. Попаду ли я после института в Германию? Или буду преподавать в школе? А может, в институте? Но Галя будет рядом со мной. В этом я железно уверен. Иначе не стоит жить на этом свете.
У дома меня ждут мои друзья.
- Посидим часок у меня! - предлагает Игорь. - Мать меня давно ждёт. Ей тоже хочется пообщаться. Портвейн есть, закуску мать подбросит.
Мы сидим у Игоря на кухне. Вчетвером мы выпиваем по рюмке портвейна. У матери Игоря доброе лицо. Она безумно любит Игоря, и не сводит с него глаз.
- Я пошла, - говорит она. - Пора вам спать, ребята.
- Надо немного нам подумать, как будем жить дальше, - говорит Игорь. - Надо сделать переход к мирной жизни. Ещё неизвестно какая она будет, эта мирная жизнь.
- Ты что-то усложняешь всё, - говорит Виктор. - Мы уже всё продумали. Экзамены, потом военные лагеря, а там видно будет. Учиться ещё целых два года. Эти два года пролетят быстро. А потом рванём в Ленинград. Как и намечали.
- Всё верно, - соглашается Игорь. - Но мне кажется, что в будущем будет не так просто, как нам сейчас кажется. Наверняка будут и трудности. И нам надо заранее приготовиться ко всему. Поэтому нам надо держаться вместе. А вдруг мы медкомиссию не пройдём? Я слышал, что там сильно режут на этой медкомиссии. Что будем делать тогда? Рыдать в тряпочку? А дальше как жить? Вот так-то. Не хочу понапрасну каркать. Но надо приготовиться ко всему. Ясно? Выпьем ещё по одной. Не возражаете?
Мы закусываем винегретом наш портвейн. Нам хорошо в уютной мужской компании на этой кухне. А на улице уже начался новый день. Десятое мая. Мирная жизнь. Какая же всё-таки будет она? Разве угадаешь?
- Теперь по домам! - командует Игорь. - А то проспим занятия в первый мирный день.
Я останавливаюсь у своего парадного. И смотрю на посёлок, который стал мне родным. Сколько я ещё проживу здесь? И куда меня забросит злодейка-судьба? И сколько лет простоят эти стандартные дома-бараки? Жизнь моя продумана на десять лет вперёд. Закончу школу, и сразу женюсь на Гале. Потом - иностранный факультет. Одновременно выясню, что произошло с Фёдором. Заканчиваю институт, и еду в Германию, или работаю в каком-нибудь учебном заведении. Пока мне сильно везёт в этой жизни. У меня есть Галя, есть друзья. У меня есть почти всё. Только лет мне пока маловато. Но уже осенью я получу паспорт. А впереди счастливая мирная жизнь. Как это прекрасно! Сколько нового мне придётся узнать! А потом будут дети. Свой дом и квартира. Чашу жизни надо выпить до дна. Вместе со сладостью и горечью. Кажется, я родился везунчиком на этом свете. Да здравствует эта прекрасная жизнь! Таинственная, загадочная и неповторимая! Господи! До чего же хорошо жить в этом мире, который находится в вечном движении!