Распространитель слуха

Давно собирался написать про этого человека. Он уже мертв, что делает мою миссию проще и почетнее. Только теперь я осознал, что этот человек всю свою сознательную жизнь трудолюбиво и настойчиво распространял вокруг себя слух, не расчитывая ни на расплату, ни на оплату, ни на что. Волонтерским, так сказать, образом распространял.

Если сказать откровенно, то до 32 лет от роду я жил в полной уверенности, что слух распространять нельзя. Никаких даже сомнений в этом не было. Пока...

В один прекрасный снежный сентябрьский свердловский вечерок ("Если вы не бывали в Свердловске...") возвращаюсь я с работы. Нет, рашпиль у стены я не ставил, не подумайте. Садимся ужинать, а жена мне:"У нас для тебя хорошая новость." - "?" - "Муся в музыкальную школу поступила." Я поперхнулся так, что почти весь суп изо рта оказался на телевизоре, жившем на нашем кухонном широком подоконнике. После того, как перловка грибного супа частично провалилась в легкие, а частично распределилась по означенному телевизору и столу и я смог дышать и разговаривать, я начал смеяться. Остановиться я просто не мог. Дело в том, что у нашей Муси никакого слуха не было. Ну я-то еще прекрасно помню шестилетнего себя на поступлении в музыкалку - мог спеть что угодно, состучать самый витиеватый ритм, знал нотную азбуку и видел скрипку брата и даже как он ее швырял на диван при занятиях. То что Муся пела, музыкой назвать можно было с большим трудом. И вдруг такая новость. Гадливо интересуюсь были ли другие претенденты на учебу. Оказывается конкурс был ого-го и на нашу Мусю накинулись сразу три училки - пианистка, арфистка (о, боже, только арфы нам в доме еще не хватало!) и домбристка.

Не буду долго тянуть резину. Дело в том, что по жениной линии всем без исключения в их обступанные медведем уши навставляли, кроме всего прочего, еще и ваты. Так что ни теща, ни тесть, ни жена, ни ее сестра ... никак в общем с музыкой. По моей линии все наоборот - и я и брат закончили музшколу, родители ничего не заканчивали, но...

Родители мои выросли в маленьком украинском местечке. Никаких развлечений, понятно, там впомине не было. Единственная необычность местечка была в том, что все девчонки пели, а все парни играли на различных инструментах в духовом оркестре у удивительного человека по имени Эзра-Гирш Голдман. По отцовским и маминым рассказам можно было отнести его в разряд святых, а можно было - и наоборот. Дело в том, что инструменты для оркестра тогда взять было негде, кроме, как у него. Они висели у него по стенам - трубы, трамбоны, валторны, кларнеты, флейты, заполняя все пространство. И все ребята из оркестра приходили к нему заниматься. Домашних заданий, как таковых, он не задавал, но на репетициях спрашивал строго. Да и человеком он был весьма суровым. Поэтому, боясь сфальшивить и боясь разноса Голдмана, пацаны со сранья в субботу и воскресенье прибегали к нему в дом, двери которого просто не запирались, и начинали тренировки. Если кто-то из вас когда-нибудь был в музучилище или в консерве особенно перед годовыми или полугодовыми академическими концертами, видел, как толпами в коридорах и на лестницах стоит народ со своими инструментами и разминается, проигрывая неполучающиеся куски раз за разом, раз за разом. Все это звучит в голове полнейшией какафонией разминки оперного оркестра за несколько минут до начала увертюры. А теперь представьте, что такое сборище проистекает в двухкомнатном домушке, в одной комнате которого в 7 утра в воскресенье собралось уже человек с десяток оборванцев и дудят во всевозможные медные трубы, а во второй комнате спит хозяин дома и его жена со смешным именем Дыня. Через 5 минут Голдман не выдерживал и выскакивал из "спальни" прямо в кальсонах со штрипками, бегом (при том, что он хромал и передвигался с палочкой) безошибочно, еще из своей спальни, вычислив фальшивящего "игрока", добирался до него и больно стучал своей тростью ему по ноге, прямо в ухо начиная орать "Та-та-тааааааа-ат-та-та-тити-таааааа-тааа!" Кстати, он не пускал в оркестр двоечников и хулиганов, чем резко поднимал успеваемость в школе и снижал "преступность" в местечке.

И каждую субботу вечером на танцплощадке играл оркестр. И девушки пели. И были танцы. Голдмана прекрасно знали в Киеве, у него были какие-то крепкие и давние связи в Оперном, но он никогда никому об этом из скромности не рассказывал.

Только после того, как моя старшая дочь, у которой когда-то совершенно не было слуха, пройдя жесткий конкурс среди нескольких десятков не менее прекрасных музыкальных номеров других учеников high school, была отобрана для выступления на выпускной церемонии школы и пела там Bridge over trouble water и наш гимн (последнее - в квартете на 4 голоса), я понял, что пожизненно буду должен человеку, которого никогда не видел - Эзре Голдману. Обе мои дочери знают эту историю и я рад, что она не забыта.

P.S. Голдмана повесили летом 41-го прямо на танцплощадке вошедшие в местечко немцы после того, как его соседка по улице - добрейшая в жизни хохлушка, сын которой тоже играл у Голдмана, - прямиком привела полицейских в огород, на котором Эзра отсиживался.

Бостон. Февраль 2004.