Небо

Шёл четвертый день экспедиции. Уже не искали орхидеи в лесах нашего родникового края – оставалось только обрабатывать собранный материал, как вновь мне захотелось уйти от людей, поговорить с прохладным свежим ветром, дующим мне в лицо, спросить у природы два вечных вопроса: «Что будет?» и «Для чего я нужен?». Я уже знал ответ на второй вопрос, но не хотелось верить, не хотелось даже думать, что будет именно так – это участь, которая надоедает, она так скучна, так безжалостна, что одно только воспоминание о предсказанном навевает печаль, после чего сердце обращается в камень на несколько часов, а может даже и дней.

Погода будто отражала моё состояние: то дул штормовой ветер и с грохотом закрывались окна старинного дома, служившего теперь нам турбазой, то был полнейший штиль и все ждали нового порыва… Я вышел на улицу, предчувствуя нечто важное и несколько непонятное. Возле дома сидел Миша и мыл посуду после ужина. Немного посмеялись с ним над байками, нашего бывшего коллеги по работе, Сан Саныча, и я сказал, что пойду погуляю. Какое-то приятное ощущение свободы: никому не надо докладывать о своих передвижениях и намерениях, нет лишних обязательств в виде исполнения чьих-то приказов и т.п.

Я шёл по дороге, заросшей борщевиком. Казалось, что здесь всегда так было: огромные белые ядовитые цветы, сорвав которые, рискуешь получить ожоги, грязь под ногами, по которой не проехать, не пройти. Вокруг не было ничего кроме борщевика и грязи. Увы, это наша главная проблема – сначала по дурости сделаем что-либо, а на исправление уже ресурсов не хватает. Так же было, как оказалось, и с борщевиком – его к нам завезли с Кавказа, думая, что получится перерабатывать в хороший фураж. Не тут-то было! Этот фураж даже свиньи не ели, а трехметровый цветок уже разросся повсюду, где только можно. Теперь огромные поля пустуют именно из-за него: вырубать ядовитые дебри с риском для жизни никому не охота, да и не факт, что потом поля будут обязательно возделываться. Если б читатель видел все наши пустующие поля, если б всё было не безразлично…. Ну что ж, каков народ, такова и земля.

Заросли кончились, я дошел до развилки и повернулся лицом к солнцу, его лучи еле просачивались сквозь пелену облаков. В это время в небе развивалась буря: розовые грозы то и дело вспыхивали то тут, то там на горизонте, они доходили до самой земли, свинцовые тучи обрамляли небо со всех стороны и плыли столь низко, что, казалось, до них можно дотронуться рукой, даже допрыгнуть и улететь вместе с ними на край земли, туда, где ярко-красное солнце выплывает из морских пучин. Между тем, в поле почти воцарилось молчание – только кузнечики беззаботно стрекотали о чем-то своем, попадая в такт общей мелодии ветра и грома, доносившего издалека. Я стоял и ждал ливня, смывающего всю пыль с дорог, после которого так свежо и чисто повсюду. Вопреки моим ожиданиям, ливня не было – небосклон словно раскололся на три части: вправо и влево от меня расходились некогда грозные, темные облака, будто боясь чего-то. Я хотел, чтобы они вновь сомкнулись над нами, решились пролиться этим всеочищающим дождем и молния ударила бы в меня, забрала к себе наверх, завершила начатое ровно три года назад, когда град был величиной с куриное яйцо и молнии, как иголки втыкались с грохотом в землю. Но небеса желали другого.

Я сел прямо на дороге и начал искать в небе знакомые силуэты. Как ни странно, увидел какого-то темного великана, который смотрел прямо на меня и улыбался, успокаивая. Многие облака были похожи на корабли достаточно необычной, ещё неведомой людям формы. Какие же всё-таки странные, причудливые фигуры могут складываться из обычной воды и воздуха! За это я и люблю небо – за его лохматые облака и абсолютно чистый свод, за осеннюю серость и летние грозы, разрезающие потолок планеты. Оно каждый день разное, и не было ни разу со времен первого дождя, чтобы небеса были такими же, как когда-то ранее.

Вдруг я услышал звук едущей машины –пришлось уйти с дороги. Это оказался новенький УАЗик с двумя весёлыми мужиками, видимо, ехавшими на рыбалку. Чтоб не возвращаться, пошёл к лесу, в котором ни разу не бывала наша экспедиция за все пять лет, бывшие на моей памяти. Медленно шагая, я думал о своей судьбе, о грядущем, и приходил к выводу, что нет спасения от такого рока, что не будет у меня ни детей, ни последователей, что наступит полное небытие. Уже в который раз смирясь с такими мыслями, я повернул обратно и стал искать место, на котором сидел, как вдруг началось невероятное.

На небе появилось чёткое очертание мужского лица, поначалу мне неизвестного, в нем были слиты черты совершенно разных людей, при этом они хорошо согласовались. Сначала я хотел найти в нём лицо деда, умершего этой зимой, но лицо было совершенно не похоже на него. Потом пригляделся и увидел в нём лицо друга семьи, дяди Вовы, также умершего, буквально через две недели после деда. Я рад, что он всё же оказался на небесах, что почувствовал эту благую легкость воздуха, что стал равным с ветром, со светом, с облаками. Но мне жаль его семью, его прекрасных дочерей, оставшихся без него.… Наверное, он тоже сожалеет, что не может вернуться и обнять их, жить, словно ничего не произошло.

Но это не всё. Вдруг я увидел каким-то внутренним взором лестницу в небо, лестницу из света, лестницу, приставленную к столь близким облакам, что, казалось, до них можно дойти, долететь, добежать минут за пять. А наверху стояла молодая стройная девушка в белом сарафане, словно сотканном из самого Света. На плечах ее лежал шелковый платок, тоже белый, но в крупный красный горошек. Лица ее не мог увидеть, как ни старался, но уже знал, что у нее прямые русые волосы. Силуэт просто стоял, но было ощущение, что он звал меня к себе на это лохматое светлеющее небо. И… я побежал. Да, так бывает – сам стоишь на месте, и будто часть тебя отделяется, отходит от «основы» и живет своей жизнью, а «основа» ощущает всё, что чувствует отделившаяся часть. В тот самый момент было именно так: второе «я» добежало до верха, обняло ту девушку, но увидело лишь отдельные черты лица. Это было словно мозаика, никак не складывающаяся в цельную картину, зато с каждой попыткой собрать воедино, я всё отчетливее и отчетливее понимал, что собирать ничего не нужно – лицо без того было безупречно красиво и то, что я хотел увидеть, было лишь игрой моего воображения. Совершенно неожиданно девушка сообщила, как её зовут, где и когда мы впервые встретимся. Всё происходящее казалось столь невероятным, давно забытым и потерянным, столь призрачным, что я уже не просил ничего, совершенно ничего, лишь ждал встречи с ней, небесной незнакомкой, рожденной из света и воздуха.

В тот момент я был счастлив, счастлив от того, что знал об окончании ожидания той единственной, без которой чувствуешь себя так тяжело, что даже смерть – не спасение от боли, а проклятие, так тяжело, что внутри находится целая вселенная мрака и холода, от которой становится не по себе даже окружающим. А эта вселенная давит, давит изнутри столь яростно и долго, что Ад кажется пионерским лагерем. И оттого, что мучительное трехлетнее ожидание пусть не скоро, но кончится, я был рад, несказанно рад. К тому же, первая часть ожидания уже закончилась – я нашел там Себя, оставалось лишь найти Её. Даже если Она была миражом, я готов благодарить судьбу за данную мне надежду!

Уже начал алеть закат, когда я вернулся к своим. Уже разошлись черные причудливые тучи, некогда походившие на людей, демонов, богов. Я молча сел возле догорающего костра около дома и, зная, что эта вселенная смерти и безмолвия ушла из меня и больше не вернется никогда, ни о чем не думал, не просил, ничего не ждал, кроме той девушки из Света. Даже слова были излишни, был только Её образ перед глазами. Даже смех и шутки друзей казались какой-то неинтересной пошлостью, но не потому, что я был мертв душой, а потому, что воскрес и на всю эту суету не хотелось обращать ни капли внимания.

Еще до экспедиции я знал, зачем иду туда, зачем возвращаюсь на то место, где три года назад я умер духовно. Но тогда я даже представить не мог, что оно сделает мне такой великодушный подарок, что оно так сильно перекует мою душу, вольет в нее океан воспоминаний, который открывается далеко не каждому даже к тридцати годам.

Буду ждать встречи, прекрасная незнакомка!