О временах простых и грубых или начало отпуска. 1

               
       С трудом оторвав голову от подушки, я посмотрела на часы. Половина девятого…проспала? Память услужливо подсказала о  вчерашней вечеринке с сослуживцами по случаю нашего с Нинкой отпуска. Уж эти мне коллективные посиделки! Всегда что-то лишнее съешь… еще это шампанское… При попытке подняться перед глазами поплыл потолок, к горлу волной подкатила тошнота. Невероятным усилием воли, я заставила себя встать и доползти до ванной. Вода хорошо действует на меня. Вскоре я уже почти пришла в себя, если не считать тупой, ноющей боли в затылке.

        «Блин, не иначе давление», - подумала я и полезла за тонометром. У меня давление скачет, как избалованный непоседа, поэтому прежде, чем принять необходимое лекарство, мне всякий раз приходится уточнять, в какую сторону оно качнулось. Убедившись в правильности своей догадки, я полезла в аптечку за капотеном.  Запив таблетку несколькими глотками кипяченой воды, вспомнила, что вредно пить лекарство на голодный желудок и принялась готовить себе обойный клей. Так я в шутку называю овсянку, сваренную на воде, которую, как правило, использую после праздничных вечеринок, помня о её благотворном влиянии на обиженную поджелудочную.

       Измельчив в кофемолке нужное количество овсяных хлопьев, залила их кипятком и проварила, помешивая, на слабом огне до густоты. Непрезентабельный вид варева не вызвал у меня аппетита. Стараясь не смотреть на серую массу, выложенную на тарелку, я заставила себя проглотить несколько ложек.
    
       Наметившееся улучшение настолько приободрило меня, что, вспомнив о покрывалах с накидками, вторую неделю томящихся в корзине для грязного белья, я тотчас поскреблась в ванную. Только я успела заложить в машину истосковавшиеся по стирке вещи, как в дверь позвонили.

       - Валентина, - трагическим голосом начала соседка по лестничной клетке,  – Женька умирает! – её бледное испуганное лицо, растрепанная прическа и перекошено застегнутый домашний халат не позволяли усомниться в сказанном. Забыв о своем давлении, о стирке, я опрометью бросилась вслед за старушкой в соседнюю квартиру.

       Евгений Михайлович лежал навзничь на смятом семейном ложе, закатив глаза, с посеревшими, ввалившимися щеками, приоткрыв обескровленные губы, без признаков жизни.
       - Ой, никак уже отошел, родимый! – подвывая, заголосила Анна Ивановна. – Горе-то какое, какое горе!
       - Зеркало, - заорала я, склоняясь над предполагаемым покойником. В нос пахнуло терпким запахом спиртосодержащих продуктов и луко-селедочно-огруцовых закусок.
       - Блин, да он же в усмерть! – охнула я, прокручивая в уме предстоящую схватку с врачом скорой помощи.
       - День рождения отмечали, семьдесят пять стукнуло, - прошелестела соседка, тыча мне в бок настенным зеркалом, принесенным ею из прихожей. – Немного выпили, - засуетилась старушка, оправдываясь. - Горе, горе-то какое! Похороны-то мне в копеечку влетят, - запричитала она.
       - Анна Ивановна, маленькое нужно, - как можно спокойнее, попросила я у растерявшейся старушки, с беспокойством посмотрев на неё. Не хватало еще и её откачивать!

         Убедившись с помощью запотевшего зеркальца в живучести соседа, я взялась за телефонную трубку. Старушка по моему совету захлопотала возле мужа со смоченной нашатырем ваткой. 

       - Скорая слушает, - устало сообщила трубка.
       - Девушка, человек без сознания, срочно нужна ваша помощь, - скороговоркой выпалила я.
       - Фамилия, имя, отчество…, - трубка принялась монотонно перечислять свои обычные вопросы.

         Почему-то, вдруг, я назвала соседа Петром, машинально указав свой год рождения. Не придав этому серьезного значения, я отмахнулась от соседки, пытавшейся поправить меня.
       - Что с ним? – обыденно уточнила трубка, записав все предварительные данные.
       - Не знаю. Может сердце, может еще что,  - предположила я. – Почти не дышит, весь посерел.
       - Хронические заболевания? – настаивала трубка.
        - Откуда мне знать? Сосед это. Пока выясняете, человек умереть может, – не выдержала я. - Пишите адрес.
Вняв моей просьбе, на другом конце провода, наконец, выслушали  адресные данные, обнадежили меня словом «Ждите» и отключились.

       Между тем Евгений Михайлович начал подавать признаки жизни - дрогнул ресницами, и пополнил атмосферу комнаты выдохом зловонья.

       Тупая боль в затылке, легкое подташнивание, мелькание мушек перед глазами напомнили мне о все еще неугомонившемся давлении. Но вспомнив, как путаются почтальоны, скорая и даже милиция с нашими двумя корпусами, я решила повременить с лекарством и ринулась на улицу встречать медиков.

       Как я и предполагала, машина скорой помощи уже готовилась повернуть к соседнему корпусу.
       - Сюда, сюда, - завопила я, призывно размахивая руками.
На мое счастье меня сразу заметили, и машина поехала в мою сторону.

       - Ну, как мы себя чувствуем, Петр Михайлович? – бодрым голосом проговорила врач скорой помощи, обращаясь к полумертвому больному. - О, да он под шафе! – возмутилась она, склонившись над пациентом. 
       - Евгений Михайлович он, - подала голос Анна Ивановна.
       - Петр или Евгений, суть одна! Где-то настоящий больной лежит, а Вы зазываете к пьяному старику, -  гневно засверкала глазами медичка. – Вот, пожалуйста, Синельников Петр Михайлович, тридцать пять лет, - тыча в меня бумагой, извлеченной из нагрудного  кармана халата, горячилась женщина.
       - Евгений Михайлович  не пьяница, - обиделась я за соседа. – Он свое семидесятипятилетие отмечал, вот и позволил немножко.             
       - Это Вы называете немножко? – взвизгнула врачиха. – Да с ним рядом стоять невозможно! Одним словом - ждите. Обслужу вызов, вернусь к вам! – решительно направляясь к дверям, заявила врачиха.
       - Извините, Вы правильно приехали, это я от волнения имя и возраст перепутала. Проверьте адрес, наверняка у Вас записан номер этой  квартиры! – сразила я её неоспоримым доводом, одновременно торопливо вкладывая ей в карман халата переданную мне Анной Ивановной купюру.

       Мгновенно смягчившись, медичка проворчала что-то типа «напьются, лечи их потом» и занялась больным. Пошарив по его груди стетоскопом, сняла кардиограмму, сделала необходимые инъекции, выждала время, уверившись в жизнеспособности пациента, и повернулась к Анне Ивановне:
       - Я выпишу Вашему мужу рецепт….
       - Не муж он мне! – подскочила соседка. - Праздничали по его просьбе в моей квартире, плохо ему стало, я и уложила в постель, - пряча глаза, зачастила она. От услышанного я даже перестала слышать молоточки, настойчиво долбившие мне виски, и на какое-то время потеряла дар речи. С самого заселения дома соседи дружно живут вместе, на зависть окружающим. Что это с Анной Ивановной? Неужели так перепугалась, что помутилось сознание?
       - Уж, Вы, пожалуйста, объясните родственникам, что необходимо принимать выписанное лекарство в течение трех недель. Я пишу здесь подробно, что и как, - внимательно посмотрев на старушку, бесстрастно проговорила врачиха. -  Но будет лучше завтра вызвать к нему участкого. Возможно, понадобятся уколы.
Попрощавшись, она ушла, оставив на столике использованные ампулы, шприцы и запах больницы.

       - Слава Богу, обошлось на этот раз! – перекрестилась соседка. - Спасибо тебе, Валечка, за помощь и за молчание. Ведь мы с Михалычем специально развод оформили, чтоб, значит, если с кем что – вспоможение получить. Одиноким всегда на похороны помощь выделяют, - доверительно пояснила  соседка, смущенно поглядывая на меня. – Женя-то вчера расхорохорился, почитай в одиночку бутылку использовал. Говорила ему, что нельзя, а он знай своё. Вот оно и обернулось приступом.
      
        Виски заломило с такой силой, что впору было вновь вызывать скорую помощь, теперь уже ко мне. В глазах потемнело и стало не до выслушивания старушечьих причитаний. С жалостью посмотрев на оправдывающуюся старушку, робко прижимающую к груди застиранные, сморщенные временем ладошки, я пожелала соседу выздоровления, и  вышла.  Из коридора было слышно, как в моей квартире надрывается телефон.


продолжение: http://www.proza.ru/2009/08/05/547