Гобелен

Ранним весенним утром, сидя в гостиной своего женевского дома, я услышал, как жена моя вскрикнула и отбросила газету, которую читала. Я бросился к ней. Жена страшно побледнела и, казалось, готова была лишиться чувств.
- Что с тобой, милая? - спросил я, обнимая её за плечи и заглядывая в глаза. Жена готовилась со дня на день подарить мне нашего первенца, и я эта внезапная бледность обеспокоила меня. К тому же, в глубине её голубых глаз я снова заметил тот страх, что терзал её многие годы.
- Прочти, - тихим дрожащим голосом сказала она и указала на газету, валявшуюся на полу у стола, за которым мы завтракали.
- Я сейчас позову доктора Януша, - сказал я, сжав её ледяные пальцы.
- Умоляю тебя, Стефан, прочти газету, - она сжала мои ладони в своих так сильно, что я почувствовал боль. Тело её сотрясала дрожь. Глаза расширились, ноздри тонкого носа трепетала.
- Да что может там быть такого, что так напугало тебя, родная? – я старался говорить ровным спокойным тоном, чтобы и она успокоилась и перестала дрожать. Сняв со спинки стула её шаль, я укутал плечи жены. Мой голос, ласковый взгляд и, главное, то, что я держал её руки, стало оказывать своё обыкновенное действие, и постепенно жена начала успокаиваться. Щёки её слегка порозовели. Она разжала пальцы и отпустила мою руку, но тут же прильнула к моей груди, уткнулась в вырез жилета и прошептала:
- Там заметка в газете. Князь Велкан умер.
Я сам невольно вздрогнул и прижал её к себе ещё крепче. Закрыл глаза. Это имя напомнило мне те ужасные и удивительные события, которые я тщетно пытался изгнать из памяти своей, и своей жены.

Сейчас, когда жена моя, выпив успокоительных капель (я всё-таки вызвал доктора) спит, я прочёл сообщение в газете.
«12 ноября 18.. года  в своем в своём замке скончался последний представитель славного рода Мориц, князь Велкан. Князю едва минуло сорок лет, он угас, не оставив после себя прямых наследников…»
Тут я отложил газету. Со смертью князя Велкана обещание, данное мной, потеряло силу, я смогу рассказать всё о тех днях, когда мне едва не пришлось расстаться с жизнью. Перед мысленным взором моим возникли серые гранитные стены, густо оплетённые плющом, вздымающиеся в тусклое небо, густо покрытое тучами. Именно таким и увидел я родовое гнездо князей Мориц пять лет назад. Но начнём по порядку.
Я, Стефан Беркеши, родился в пригороде Вены, в семье известного адвоката. Отец мой, человек нрава угрюмого и сурового, почти не обращал на меня внимания. Мать моя, всегда грустная, слабая здоровьем, быстро оставила нас. Когда мне было пять лет, она умерла, как говорил лечащий её врач, «от меланхолии». В те годы я не знал, что такое меланхолия, и мне казалось, что это страшная неизлечимая болезнь. Я погоревал по матушке, но недолго. Она редко  проводила со мной время, препоручая меня заботам старой няни, Ганны. Эта пожилая женщина любила меня всем сердцем, и когда отец решил отправить меня в дорогую частную школу, я плакал горько и безутешно.
В частной школе я быстро стал одним из первых учеников, отличаясь в то же время склонностью к шалостям и проказам. Мои наставники то хвалили меня за успехи в учёбе, то наказывали за проделки, на выдумки которых, признаться, я тратил гораздо больше времени, чем следовало. Через год после того, как я поступил в школу, от отца моего пришло сухое письмо, в котором он сообщал мне, что снова женился. Его жену я увидел в первые же каникулы. Это был смешливая, легкомысленная особа, и я долго не мог понять, каким образом удалось ей женить на себе отца. Но после я заметил, что мачеха моя производила неизгладимое впечатление на всех мужчин. Было в ней нечто, что заставляло даже серьёзных мужей забывать обо всём на свете и слушать её щебетанье, разинув рты. Звали её Магда. У неё было огромное количество племянников и племянниц, которые постоянно навещали её в доме моего отца, вызывая в нём глухое раздражение.
Мачеху я невзлюбил с первого взгляда, и, как ни пыталась она снискать моё расположение, я угрюмо отвергал все её попытки. Кончилось всё тем, что отец мой, раздосадованный моим поведением, запретил мне приезжать домой, и все каникулы с тех пор я проводил в школе.
За год до окончания школы я получил известие о скоропостижной смерти отца. Приехав на похороны, я застал мачеху в трауре  владелицей почти всего отцовского состояния, за исключением небольшой суммы, оставленной мне для завершения образования. По замыслу моего отца, после школы я должен был окончить университет и стать адвокатом. Раздосадованный отцовской волей, я хотел сразу покинуть родной дом, но  Магда уговорила меня остаться. Она клятвенно уверяла, что ничего не знала об изменении отцовского обещания, и предлагала мне распоряжаться всеми деньгами, словно я был их владельцем. Это предложение пришлось мне по вкусу, и я согласился остаться. В первую же ночь после похорон Магда постучала в мою дверь. Я открыл, и она вошла в мою комнату, одетая в тончайшую прозрачную ночную рубашку, сквозь которую просвечивало её розовое тело. Я растерялся, а она прижалась ко мне горячим телом и принялась неистово целовать меня пахнущими коньяком губами. Её руки шарили по моему телу, и я почувствовал страшное возбуждение, но мысль о том, что эта женщина была женой моего отца, быстро отрезвила меня, и я оттолкнул Магду.
Наутро я навсегда покинул отцовский дом. Я вернулся в школу, по окончании которой отправился в Англию, где поступил в Кэмбридж, на юридический факультет. Окончив его, я вернулся в Вену и стал работать в адвокатской конторе братьев Фрабиш. Отто Фрабиш, старший из братьев, стал моим другом. Серьёзный, умный, он быстро завоевал не только моё уважение, но и искреннюю привязанность. Младший, Вольфганг, был легкомысленным юношей, больше склонным к праздному времяпрепровождению, нежели к упорному труду. Если Отто ежедневно являлся в контору к восьми утра, то Вольфганг реже появлялся раньше полудня, а частенько и вовсе отсутствовал. Тем не менее, у него была удивительная способность привлекать в контору новых клиентов, в особенности же клиенток. И часто он служил посредником в разрешении таких щекотливых ситуаций, за которые Отто и браться-то не решался. Контора процветала. Я был там на хорошем счету, мне поручали всё более сложные дела, и жалования моего было вполне достаточно, чтобы удовлетворить все мои потребности. Я снимал удобную, очень уютную квартиру у шестидесятилетней старой девы, госпожи Краузе, которая прониклась ко мне почти материнской любовью. Вечера я проводил на светских раутах, в приличном обществе, в которое ввёл меня Отто, когда убедился, что может полностью на мня положиться. К тому же, многие ещё помнили моего отца, и его имя открыло передо мной многие двери. Я начал посещать балы, ужины, званые обеды. Частенько бывал в театре. К счастью, нигде не сталкиваясь с Магдой, которая вскоре снова вышла замуж за довольно богатого врача. Спустя некоторое время я с удивлением обнаружил, что считаюсь в своём кругу завидной партией, и многие девицы из хороших семей отчаянно добивались моего расположения, лелея надежду назвать себя госпожой Беркеши. Отто и Вольфганг частенько подшучивали на эту тему, вгоняя меня в краску. Несмотря на то, что у меня были женщины (в Англии у меня была любовница – актриса из театра Друри Лейн, а в Вене одна вдовушка на пять лет старше меня, Ада), я сторонился девиц и их предприимчивых маменек. Мне почему-то казалось, что, когда я встречу свою избранницу, я сразу же пойму это. Пока же я довольствовался редкими встречами с нетребовательной Адой, и большую часть времени посвящал работе.
Однажды, в начале октября, я сидел в конторе. Отто и Вольфгагн отсутствовали, со мной находился лишь мальчишка-рассыльный, Вацек. За окном лил дождь. Это был первый настоящий осенний дождь. До этого погода была на удивление тёплой и ласковой. В тот день же холодные косые струи хлестали землю, мгновенно заполняя каждую выбоину и впадину на мостовой водой. Узенькие улочки вообще превратились в потоки, и я с трудом добрался пешком до конторы. Конечно, можно было бы воспользоваться наёмным экипажем, но, выйдя на крыльцо дома госпожи Краузе, я, на беду свою, не обнаружив поблизости свободного экипажа, решил дойти до работы пешком. Мгновенно вымокнув до нитки, я добрался до конторы и поспешил снять с себя плащ и шляпу. К счастью моему, Вацек догадался затомить небольшую печурку, и в конторе было тепло, но всё равно, я с удовольствием бы сменил одежду. Теперь же пришлось сидеть во влажном костюме. Я уныло перебирал бумаги на конторке. В последнее время дела у нас были одно скучнее другого. Вот письмо от госпожи Аушгейц, которая просил, чтобы мы урезали ежемесячное содержание её племяннику Каролю. Я знал этого ветреного юношу. Он частенько проводил время за карточной игрой. И его тётушка, единственным наследником которой он был, пыталась таким образом препятствовать его пагубной страсти. Вот записка от графа N… с просьбой представлять его интересы в суде, в деле о спорном наследстве. Граф, мерзкий старикашка, пытался лишить наследства собственную сестру, вышедшую замуж за человека доброго, но не знатного, и обременённую многочисленными отпрысками.
Внезапно дверь конторы распахнулась, и вошло несколько человек. Прищурившись, в тусклом свете хмурого дня я разглядел Отто, Вольфганга, пожилую даму в высокой шляпке с перьями, и ещё одну даму, чьё лицо скрывала плотная вуаль. Все прибывшие  принялись отряхиваться, и забрызгали всё вокруг. Небрежно скинув плащи на руки Вацека, они направились в глубь конторы, к кабинету Отто.
- Ну и погодка! – воскликнул Вольфганг, - Дождь так и льёт.
- Да уж, погодка прямо на заказ, - подхватил Отто. – Хорошо, что в нашей конторе тепло. Хотя мы могли бы и сами прибыть к вам, - тут он слегка поклонился в сторону прибывших с ним дам, - не утомляя вас передвижениями в такую непогоду.
- Исключено, - Громко ответила пожилая дама, снимая шляпку и отряхивая её, – Вы же знаете наши обстоятельства, Отто. Мы не смогли бы свободно поговорить там, где живём.
- Что ж, прошу, дамы, - раскрыв дверь, он пригласил женщин в свой кабинет. Когда закутанная в вуаль дама проходила мимо, до меня впервые донёсся тот упоительный аромат, вдыхать который я готов был всю жизнь. Насколько я смог рассмотреть, незнакомка была среднего роста, и, по-видимому, молода, хотя я и не смог бы объяснить, почему так решил. Платье её, из плотного чёрного шёлка, сливаясь с окружающей полутьмой, не позволяло рассмотреть фигуру, руки были в перчатках, и даже оказавшись в помещении, она не сняла шляпки с вуалью. Но грациозные движения, изящный поворот головы, позволили мне предположить, что незнакомка ещё не достигла зрелости и, возможно, хороша собой. Влекомый любопытством, я пошёл к двери в кабинет Отто, но тот закрыл её прямо перед моим носом. Я остановился в нерешительности. Из-за двери послышался голос пожилой дамы, и я поспешил отойти к своей конторке, не желая подслушивать чужие разговоры. Но тщетно пытался я заниматься лежащими передо мной документами. Внимание моё поминутно отвлекалось, мысли блуждали неизвестно где. Прошло более получаса, как дверь в кабинет Отто распахнулась, и сам он выглянул из кабинета.
- Стефан, зайди, пожалуйста, - пригласил меня Отто. Я заметил, что он хмурится. Быстро сложив документы по папкам, я вошёл в кабинет Отто. Вольфганг, покусывая большой палец, стоял у окна. Пожилая дама и её спутница, чьё лицо по-прежнему было скрыто, сидели в мягких креслах у стола.
 - Дамы, наш помощник Стефан Беркеши, - я  отвесил дамам поклон. -  Позволь представить тебе, Стефан, госпожу Вельгельмину Плишек и графиню Марианну Линце.
 Госпожа Плишек приветливо улыбнулась мне, а графиня едва заметно наклонила голову. Отто, усевшись напротив, сделал мне приглашающий жест, и я занял жёсткий, обитый кожей стул с высокой спинкой. Он, казалось, никак не мог решиться начать разговор. Перебирал на столе какие-то бумаги, поправлял пресс-папье, нож для разрезания бумаг, чернильницу, стаканчик с перьями.
- Думаю, нет смысла тянуть, - я впервые услышал голос закутанной дамы. Негромкий, но мелодичный, с лёгким акцентом. – Спросите же своего друга, Отто, согласен ли он нам помочь.
- Да, верно, - Отто почему-то отвёл взгляд. – Нам, действительно, нужна твоя помощь, Стефан.
- Я готов, - отозвался я,  незаметно взглянув на графиню. Та комкала в руках, затянутых перчатками, кружевной платочек, явно французского производства.
- Прежде чем давать своё согласие, ты должен знать, что от тебя потребуется, Стефан, - вмешался Вольфганг. Отто бросил на брата предостерегающий взгляд, но тот продолжал: - Помощь, которую мы просим тебя оказать, потребует от тебя немалого мужества, возможно, твоя жизнь окажется под угрозой. Подумай, готов ли ты к подобному. Если нет, тебя никто не осудит. И,  чтобы ты принял взвешенное решение, скажу тебе, что мы с Отто отказались от этого дела, едва узнали все подробности.
- После таких слов нет и смысла посвящать господина Беркеши в наши дела, - недовольно сказала пожилая дама. – Он, конечно, не согласится.
- Может быть, вы предоставите мне самому решать, - решительно произнёс я. Все эти недомолвки заинтриговали меня.
- Мне не нравится это дело, и не нравится то, что мы вовлекаем в него Стефана, - резко сказал Вольфганг.
- Верно, дело очень опасно и деликатное, чтобы за него браться, - поддержал брата Отто. Госпожа Плишек хотела подняться, но графиня остановила её, дотронувшись до локтя.
- Но нам больше никто не поможет, - умоляюще прошептала она, – вы знаете это, господа. И если вы откажете нам… - голос её прервался.
В груди моей что-то сжалось, когда я увидел, как плечи её тихонько вздрогнули. Я решился.
- Я согласен помочь вам, графиня, независимо от того, что это за дело.
- Но Стефан… - начал, было, Вольфганг, но графиня вскочила, подбежала к моему стулу и, опустившись на колени, схватила мои руки в свои, сжав их тонкими пальцами.
- О, благодарю вас, господин Беркеши, - прошептала она. Я ощутил, как в груди моей тяжело и горячо забилось сердце.
- Марианна, встаньте, - недовольно воскликнула госпожа Плишек. Девушка отрицательно мотнула головой. Я же, полный смущения, попытался встать и, потянув за руки графиню, заставил её подняться с колен. Она покачнулась и я, опасаясь, что она упадёт, обхватил её за талию. От прикосновения этого она вздрогнула, я поспешил убрать руку, но и сам дрожал от непонятного чувства. Странное ощущение охватило меня. На миг я и эта незнакомка стали, словно единым целым, невидимые нити связали нас, и теперь, отстранившись от неё, я явственно ощущал эту связь. Я понял, что выполню всё, что она потребует от меня, не задумываясь о последствиях.
- Какое безобразие, прошипела госпожа Плишек. – Марианна, вы ведёте себя недопустимо!
Графиня, вздрогнув, опустила голову и поспешила вернуться к своему месту рядом с суровой компаньонкой, бросавшей на нас хмурые взгляды. Отто и Вольфганг обменялись взглядами, затем Отто откашлялся.
- Думаю, пора рассказать Стефану, в чём заключается просьба графини.
Я сел, заметив при этом, что друг мой сильно побледнел. Странно. Никогда прежде не видел я, чтобы Отто так волновался.
- Что же, - меж тем говорил он, - ты должен знать, Стефан, что графиня Линце из очень знатного и богатого рода, но у самой неё очень незначительное состояние, доставшееся ей от матери. Недавно умер отец графини, и при оглашении завещания выяснились следующие неожиданные вещи. Отец графини много лет назад, когда дочь его была маленьким ребёнком, пообещал руку её князю Велкану Морицу. Произойти это должно было, едва Марианне Линце исполнится двадцать лет. Сейчас графине девятнадцать.
- Но как тогда?... – я запнулся. Сердце моё тяжело билось, почему-то стало душно.
- Если, как в нашем случае, граф умрёт раньше, дочь его должна отправиться в дом своего жениха и выйти за него замуж сразу же, либо дождавшись положенного срока.
- По-моему, дело выглядит вполне обычным, - облизнув пересохшие губы, сказал я. Слова давались мне с трудом,  – Многие девушки выходят замуж по воле родителей, и ничего необычного здесь нет.
- Верно, многие выходят, но не при таких обстоятельствах, - отозвался Волфганг.
- Чем же обстоятельства замужества графини отличаются от других подобных же обстоятельств?
- Дело в том, что в тот момент, когда граф заключал договор с князем, тот уже был женат.
- Что?
- Да-да, женат. Жена его умерла спустя два года.
- Но, возможно, княгиня была смертельно больна, и князь, зная о скорой кончине супруги, заключил подобное соглашение, зная, что до выполнения его много лет.
- Возможно, но, спустя год после смерти жены, князь вновь вступил в брак.
- Не может быть! – вскричал я. – Значит, князь сейчас женат?
- Нет, - ответил Отто таким тоном, что по телу моему побежали мурашки. – Князь – вдовец. В общем, если опустить все подробности, за эти годы у князя сменилось четыре жены. Все его жёны умирали, спустя два-три года после свадьбы. Графине же Линце предстоит стать пятой княгиней Мориц.
Я услышал сдавленный звук и посмотрел на девушку. Её била крупная дрожь. Госпожа Плишек обняла её за плечи и прижала к себе.
- Вы… вы хотите сказать, что князь убивал своих жён, - голос мой сел, я едва выговаривал слова.
- В том-то и дело, что нет. Все смерти наступили от естественных причин. Едва новобрачные поселялись в замке, как у них начинала развиваться какая-то странная болезнь, и они медленно угасали. Князь приглашал к ним наилучших врачей, но те оказывались бессильны.
- Но, возможно, это случайное совпадение, - я и сам не верил своим словам. – Возможно, графине ничего не грозит, и она, выйдя замуж за князя, проживёт с ним долгую счастливую жизнь.
- Сомневаюсь, - гневно проговорил Вольфганг и ударил кулаком по столу. – Дело в том, что нам удалось отыскать девушку, Анну Барскую, которая, по договору, должна выйти замуж за князя через четыре года.
- Что? – я оглянулся на девушку. Она низко опустила голову, плечи её тихонько вздрагивали. Госпожа Плишек поглаживала её руки. – Но графине не обязательно в таком случае выходить замуж за князя!  - торопливо заговорил я. – Сейчас ведь не Средневековье, чтобы беспрекословно слушаться воли отца.
- Вы не понимаете, - со слезами в голосе вскричала графиня. – Князь из очень знатного влиятельного семейства, и нарушить договор немыслимо. Это станет позором для моей семьи. Я не смогу появляться в обществе.
- К тому же, есть ещё одно немаловажное обстоятельство, - глухо промолвил Отто. – В качестве залога в выполнении договора сразу после смерти графа Линце опекуны графини передали всё состояние девушки будущему супругу. Так что графиня не располагает средствами, достаточными для жизни.
- Но ведь всегда есть возможность не вступать в брак! – я никак не мог поверить, что из сложившегося положения нет выхода.
- Для разрыва помолвки нужны веские основания, - блеснул глазами Вольфганг.
- Разве смерть трёх предыдущих жён не достаточное основание? – я смотрел на братьев.
- К сожалению, нет. Князя ни в чём нельзя обвинить. Все его супруги скончались естественной смертью, от какой-то неизлечимой болезни, и доказать его злые намерения невозможно. Поверь, Стефан, мы проверили всё, что можно, но с точки зрения закона князь невиновен, - Отто говорил, стараясь не смотреть в сторону съёжившейся в комочек графини. При каждом его слове она сжималась всё больше и больше.
- Но ведь есть Анна Барская. Ведь у князя договор с её семьёй.
- Мы узнали об этом незаконным путём, - тяжело вздохнув, отозвался Вольфганг, – и не сможем воспользоваться полученными сведениями.
– Это какой-то порочный круг, - добавила госпожа Плишек.
Я задумался. Ситуация, действительно, казалась неразрешимой. Но ведь должен, должен быть выход! Нельзя допустить, чтобы юная невинная девушка погибла из-за нелепых условностей! В то, что графине грозит смерть, я поверил стазу и безоговорочно. Ещё не зная князя, я уже возненавидел его всей душой. Похоже, те же чувства испытывала и его невеста.

Продолжение следует...