Старичок и старушка

В то утро я проснулась рано. Осторожно, чтоб не разбудить сыновей, укрыла их одеялками. Они мирно посапывали носиками.  Я прошла в крохотную кухоньку и стала лепить вареники с картошкой. Вдруг в дверь постучали. Я подумала: «Кто бы это мог быть?  В такую рань!»  Ещё не было и семи. Подошла к двери и открыла её.   На пороге стояли Двое, аккуратно одетые - старичок и старушка. Она маленькая, а он высокий и худой. Было видно, что они прошли не близкий путь: уставшие лица, запылённые кирзовые сапоги, в руках палки.  Они, едва поздоровались, как за моей спиной выросла фигура  свекрови. Отпихнув меня, она стала быстро что-то им говорить, закрывая перед их носом дверь. Я только  услышала обрывки слов: «Уже уехали, уехали и не приходите больше». Через минуту свекровь была уже на кухне. Я спросила: «Кто эти люди  и что им нужно»?  Свекровь ответила: «Да так, какие-то попрошайки». Мне почему-то было жаль этих стариков, и я почувствовала, что здесь что-то не так.
Прошло семнадцать лет…Мы с мужем служили в Группе Советских Войск в Германии. Муж только что вернулся из дрезденского госпиталя. И мы тихо сидели у камина, подбрасывая, маленькие брикетики  угля в топку  металлическими щипчиками. Рыжие языки  пламени стремительно вырывались наружу, словно им было там тесно. В дверь постучали. На пороге стоял солдатик - почтальон. Он протянул мне  конверт, на котором был незнакомый обратный адрес:  «Украина. Изяславский район. Село Зубари».
Я вскрыла конверт. Вытаскивая письмо,  из конверта  упала фотография.  С пола на меня смотрела молодая женщина и очень красивый мужчина с чёрными цыганскими кудрями. На руках они держали годовалого мальчонку. То, что это был мальчик, было видно из-под его рубашонки. Я протянула фотографию мужу и спросила: «Кто это?» Он с удивлением посмотрел на  пожелтевшем  от времени  фото и сказал: « Не знаю. Но женщина похожа на мою маму в молодости. А ребёнок – вроде я».
Муж начал читать письмо. Оно было написано полуграмотным украинским языком на вырванном листе из тетради: «Дорогой, ты наш внучек, Толичек! Пишут тебе твои настоящие бабушка и дедушка, родители твоего отца.  Цей не твий батько Иосиф, твий батько  наш сын, Степан, который сгорел в танке во время войны». Муж читал письмо, и я видела, как ему не хватало воздуха. Он   снова и снова набирал  воздух в лёгкие,  чуть не  теряя сознание. Дочитав  до конца, муж откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза, замер.
Я тут же написала ответ нашим новым родственникам. В письме я  извинялась за то, что мы совсем не знали об их существования, что скоро возвращаемся домой в Ленинград, так как уже  закончилась  наша военная служба и, что Советская Армия уже  проводила их внука  на пенсию, что двадцать пятого декабря, в воскресенье, непременно будем у них в гостях.
Мы с нетерпением  ждали этой встречи. Наконец, приехали на Украину, к свекрови. Она была в одиночестве и  печали, так как ещё не прошло и года, как похоронила своего мужа, а моего свёкра.    Каждый день она  уводила нас к каким-то знакомым и родственникам, будто чего-то боялась. Вечером  свекровь  как-то сказала, что завтра едем к тёте в Шепетовку.
А завтра было двадцать пятое декабря. Но муж возразил: «Нет, мама, завтра мы едем в Зубари». Свекровь испуганно посмотрела на сына:  «Сынок, ты, что всё знаешь?» Он  обнял мать за плечи: «Да, мама». И протянул ей письмо. Свекровь залилась горючими  слезами и виновато стала оправдываться:  «Сынок, мы с папой  хотели тебе всё рассказать в семнадцать лет, но не смогли. Затем позже, и снова не получилось».
И тут  поведала такую историю. 
В 1939 году она вышла замуж за односельчанина, тракториста Степана. Через год родился сын – Толичек. А ещё через год началась война. Степана, как и многих молодых  людей,  забрали на фронт. И заменил он свой мирный трактор на боевой танк. Честно воевал, защищая Родину. Но не всем было суждено вернуться к матерям, к жёнам, к детям. Не вернулся и Степан. Видели сослуживцы, как  героически  сгорел в своём танке. Жена Степана, а мать Толичека, к этому времени окончила медицинское   училище. Отдала сына  на воспитание  бабушке и дедушке и добровольно  ушла на фронт  спасать раненых солдат. Прошло четыре страшных долгих года. Закончилась война. Вернулась с фронта молодая медсестра,  молодая мама и молодая вдова. Только не вернулся танкист, первый парень на деревне. Так и остался навсегда двадцатилетним. Но вернулся другой израненный,  контуженый капитан. За время войны  он тоже потерял семью в Одессе. Бомба угодила прямо в их дом. Так встретились на жизненном пути две половинки. Толику сказали, что с фронта вернулся его отец. Новый отец дал мальчику свою фамилию и отчество. Всю жизнь отчим  относился к нему лучше, чем к своим родным детям. Ничего об этом  не знали и будущая сестра и брат.
Но вернёмся к двадцать пятому декабря 1985 года. Было морозное воскресенье.  Мы взяли такси и поехали в село Зубари. Проехав километров восемь-десять, таксист высадил нас на обочине дороги у края села. Сказал, что дальше проехать не может, уж больно узкая дорога. Мы вышли из такси и направились на другой конец села. Свекровь шла впереди. Она очень хорошо знала эту дорожку, ведь она шла теперь  к своей бывшей свекрови,  которую не видела много, много  лет.
Сердца наши были переполнены волнениями. Впереди нас ожидало неизвестное, незнакомое и радостное. Хатки- мазанки, белённые известью, стояли, как игрушечные, в основном крытые соломой.  Вокруг хаток плетни;   в виде  частокола  или   прутьев  переплетённых также  поперечными  прутьями из ивы. И так было интересно смотреть на эти заборы. На них висели глиняные горшки разного размера,  от мала, до велика, предназначенные для молока. За плетнём каждой хатки стояли селяне, где - одна старушка, а где и со старичком. Все почему-то с нами здоровались, будто они нас знали.  Оказывается, на Украине в сёлах принято  здороваться  друг с другом, даже с незнакомыми. За нашими спинами иногда мы слышали:  «Смотри, смотри, идёт сын Степана». Только сын Степана уже и сам седой.
Вдалеке уже виднелась белая хатка с двумя маленькими оконцами. Они смотрели на нас, словно глазницы на белом лике, а на глаза надвигалась копна соломы -  покосившаяся, старая от времени крыша. Во дворе  стояли незнакомые люди, а на пороге дома – Двое, старички. Она маленькая, а он высокий и худой. Седой внук кинулся в объятия  к этой чете. Все плакали навзрыд. Дед стоял ко мне спиной, и я видела, как его лопатки ходили ходуном. Рыдали от горя и радости.   Радость  и горе слились в одно целое. Лишь через долгих сорок лет бедные, скромные старички и односельчане увидели сына Степана.
Нас пригласили войти в дом. Идя по тканевым половикам,  под ними, я заметила земляной пол, намазанный слоем глины. Оказывается, такой пол до сих пор ещё есть  в деревнях. Внутри дома на стенах висели старинные иконы и множество  старых фотографий в большой рамке. На столе простая деревенская еда: варёная круглая картошка в чугунке, посыпанная сухим, зелёным укропом. Солёные  огирки,  как  в западной Украине говорят про огурцы.   Квашеная капуста, холодец, кровяная колбаса с гречей. Между закусками красовались бутыли – четверти  с крепким самогоном. Он был мутного цвета  с запахом свеклы. Я обратила внимание на иконы. Вокруг них аккуратно складочками выложены белоснежные, вышитые крестом, рушники. И тут же из старой рамки на нас смотрели два молодых человека и оба в военной форме. Один - курсант, другой - солдат. По возрасту, они были примерно в одной поре и очень похожими друг на друга, как братья. Это были – отец и сын, Степан и Толичек. И было им на двоих  - сорок лет. Мы очень удивились странной  фотографии. Как могло так случиться, что они рядом? 
Оказалось, много лет назад, бабушка и дедушка очень хотели иметь фото внука, когда  он учился в Латвии в военном лётном училище. Городок Изяслав был маленький,  провинциальный и письма  раньше почтальоны носили по домам. Однажды бабушка, подкупив знакомую  почтальоншу, попросила её  выкрасть фото  своего внука, когда та принесёт матери письмо от сына. Пока мать ставила чайник на кухне, сообразительная почтальонша  вытащила из рамки фотографию Толичека в форме курсанта. Вот так оказался внук со своим отцом вместе в  одной рамке на стене в   доме предков.
Пока родственники делились своими воспоминаниями, бабушка увлекла меня в спальню. Там стояла большая кровать, красиво убранная. На ней было покрывало, сшитое из квадратиков разноцветной ткани. Под покрывалом   простыня, которая заканчивалась белыми кружевами, их ещё называют – подзорником.  И самое нарядное - это вереница подушек, устремлённая вверх,  накинутая воздушной   кружевной накидкой. Бабушка сообщила,  что эта кровать  приготовлена  для нас. Я  спросила у неё, а как они узнали наш адрес в Германии. И вот, что она мне рассказала.
Весной этого года, 1985,  измученный  от старых ран умирает отчим мужа.  Они об этом узнают из местной газеты. Тогда бабушка снова просит знакомую почтальоншу  добыть теперь адрес внука. Что та и сделала. За это бабушка отблагодарила  её большим  и лучшим куском мяса, только что зарезанного поросёнка. Они  решились на такой шаг только после смерти отчима,  который, ещё при жизни,  приказал всем родственникам молчать  и открыть тайну  только тогда,  когда   он уйдёт в  мир иной. Добыв адрес с цифрами полевой  почты,  они и написали письмо, которое начиналось словами:  «Дорогой, ты наш внучек, Толичек…» И  случилось это, когда Толе исполнилось сорок пять лет, когда уже не было здоровья, а голова была убелена сединой и когда армия списала его из её же  рядов, сама  же его и, загубив, так как когда-то на Балхашском полигоне молодой лейтенант  хватанул  радиации. 
Теперь после этого письма  мы приобрели ещё одну большую родню: простую, добрую, гостеприимную. Старички не сводили глаз со своего внука, как будто хотели насмотреться  на него за всю жизнь. Бабушка украдкой вытирала слёзы краешком цветастого платка. Можно представить, сколько горьких слёз, она пролила из этих добрых глаз, усеянных мелкими морщинками, страдая о гибели старшего сына и невозможности видеть родного внука. И вот она состоялась эта долгожданная встреча.
Вдруг Толя  сказал: « Бабушка, а ведь печка, кажется, стояла не здесь, а в том углу. И растёт ли за домом груша?» Это всех удивило, потому что действительно, печка раньше стояла в другом месте и за домом до сих пор растёт старая груша. Толя  всё вспомнил,  когда до пятилетнего возраста здесь жил. Великолепная его память и тут не подкачала.
На село медленно надвигалась кромешная темнота. На небе ярко сияли звёзды. Только в деревнях и в сёлах могут так ярко гореть на небе звёзды. Гости стали расходиться. Бабушка умоляла остаться нас ночевать, но неприступная моя свекровь решительно отказалась. Видно чего-то боялась и ревновала сына к  бабушке с дедом.  Тогда старички попросили председательского шофёра  отвезти нас  на колхозном автобусе домой. 
Прошло ещё семнадцать лет. Уже нет в живых ни дедушки, ни бабушки, ни свекрови. И даже нет в живых внука Толичека. Но осталась в душе память. И мы с сестрой Толи решили снова побывать в том маленьком, забытом богом селе. Хотелось навестить старый домик в два оконца и оставшихся в живых родственников. 
Встреча была незабываемой, тёплой. В живых из старшего поколения остались: родной брат и сестра отца Толи. А я теперь осталась связующим звеном между прошлым и настоящим. И, Слава Богу, что есть продолжение рода -  мои сыновья и внуки.
Светлая память погибшим защитникам нашей Родины во время Великой Отечественной Войны;  офицерам, которые служили в Советской Армии уже после войны. Светлая память  Двум старичкам, которые дали Жизнь потомкам.
В эту золотую осень 2002 года на встрече с родственниками я прочитала такие стихи:

«Теперь я снова вижусь с вами.
И очень жаль, что нету с нами
Майора Гнатюка,
Который,  там, за облаками.
С бокалом крепкого вина
Он тоже пьёт:
За мир, здоровье и покой. И я пью,

Чтоб земля без ласки не грустила,
Чтоб руки крепкие мужчин
Не в ствол оружия вкладывали силу,
А в плуг и в мирный гул машин.
И чтобы злу и войнам вопреки
Вовек не тосковали на планете,
О доброй теплоте мужской руки
Ни старики, ни женщины, ни дети!»