Про Лариску

Лариса – божественное имя! Это страсть, любовь, порок, тома, нега, все, что только видится мальчишке, уже готовому к любви. Если не духовной, то физической точно. Я часто подхожу к их двери – мы живем на одной лестничной площадке – и прикладываю к ней ухо. Из-за двери ничего не слышно, но она вдруг с грохотом открывается и из нее с ревом прямо в мои объятия бежит Ирка, дочь Ларисы и мужа, который был, но я не помню почему его все время не было. Ирка летит прямо в меня и орет: «Бежим! Она опять!!!» Это значит, что мои родители сейчас пойдут отмывать кровь на Ларискиной кухне, что сейчас снова приедет скорая, что Ларисе замотают руки бинтами и через несколько дней она появится дома с интересными полосочками шрамов на внутренней стороне рук, что будет тихой поначалу, а через какое-то время снова начнет керосинить, приводить с собой мужиков, бить Ирку и все пойдет по кругу до следующей скорой. Ирка падает в мои руки, мы разворачиваемся и убегаем со всех ног, влетаем в нашу квартиру, захлопываем за собой дверь и переводим дыхание в темноте.

Темнота рассеивается и глаза начинают что-то видеть. Проявляется чертежная доска, засунутая под панцирную сетку, большой квадратный стол, тумбочки, старенький телевизор «Рекорд». На моей кровати лежит Борька Шварц, на руке которого покоится голова полуголой Ленки из 316 комнаты. «Рекорд» голосом Сухова произносит: «Не робей, Петруха! Завтра придет Рахимов, заберет тебя отсюда!» Открываю тумбочку под чайником, нахожу литровую банку со смородиновым джемом, врубаю чайник в розетку, бросаю в воздух: «Кто еще будет?» Никто не откликается, беру в руки трехлитровую банку - набрать воды в умывалке, выхожу в коридор. Дверь за мной захлопывается звучным щелчком.

«Мы уже закрыты!» - раздается сбоку. Поворачиваю голову – дружинник с повязкой на руке. «Да мне только отбить», - начинаю конить я, тем временем продвигаясь в сторону кассы. «Нечего-нечего», - начинает наступать на меня дружинник, «иди вон в ЦГ и отбивай там коньяк! А у нас уже закрыто! 7 часов, не видишь что ли?! Закрыт винный!» Я трепыхаюсь, дружинники окружают меня, к ним добавляются бойцы комсомольского оперотряда, меня попросту выносят за двери, которые захлопываются за моей спиной.

Обессиленно откидываюсь на косяк. Поднимаю голову - на меня смотрит куча глаз. Вокруг просторные коридоры, дверные проемы без дверей, решетки на окнах... В это время раздается: «Мальчики!!! Всем на бужи!» «Куда-куда?» - вопрошаю, окружающие начинают дико ржать. Появляется нечто в белом халате, с удивлением смотрит на меня: «А тебе, Тима, отдельное приглашение что ли?! На стакан, сдай анализ и на бужи!!!» В поисках поддержки кручу головой, помощь приходит от цыганистого вида парня, который берет стакан у меня из рук и отдает маленькому сморщеному мужичонке: «Васильич! Поссы за Тиму!» И мне: «Не бзди! У Васильича «сифон», он за нас всех мочу сдает, у него все прозрачно! У тебя-то что? Трипак?» Замечаю милиционера на дверях, по спине скребут кошки, ноги начинают противно трястись. «А мы где?» - спрашиваю цыганистого. «Как где?!» - не понимает тот – «в КВД №1 на Труженников 70! Ты че? Головой пошел?!» Двигаюсь к выходу, подходя к менту, спрашиваю какую-то ерунду, пинком открываю дверь и, несмотря на истошный крик за спиной «стой, стрелять буду!», несусь в ближайший кустарник и прыгаю в него, обдирая локти и колени. Над головой раздаются выстрелы.

Я вжимаю лицо в мокрую кочку и, затаив дыхание, лежу. Топот кирзовых сапог проносится у самых ушей, поднимаю голову, которую кто-то тут же обратно вдавливает в кочку и сипит в ухо: «Не двигайся!» Узнаю голос Родственника. Он продолжает сипеть: «Лежим еще 5 минут, потом по команде ты направо – в кукурузу, я налево – в подсолнечники. Смотри – видишь вон Прут, там Румыния. Встретимся у пограничной вышки. Раз-два-три, пошел!» Я вскакиваю и бегу. Сзади слышится топот, крики, выстрелы, но уже поздно! Я влетаю в свой подъезд, пролетаю мимо Ирки, распахиваю дверь своей квартиры и, не останавливаясь, впрыгиваю в стоящий в нашей прихожей двухстворчатый шкаф светлого дерева, пахнущий шерстью, нафталином и бабушкой. Захлопываю за собой створки и перевожу дыхание. Слышатся голоса, они приближаются и останавливаются возле шкафа. Шкаф поднимается, поворачивается, его куда-то несут, я не дышу. Движение останавливается, шкаф кладут лежмя, в тоненькие трещинки дверок просачиваются лучики солнца, бьющие прямо в мои глаза. Доносятся глухие звуки. Что-то падает на шкаф. Лучики солнца исчезают один за другим. На мое лицо сквозь щели тоненькими струйками начинает сыпаться сухая горячая земля.

Бостон. Октябрь 2004.