Про киви

Волчок вдруг понял, что он уже давно сидел задуманный. Сидел и смотрел за окно. И в голове его было пусто, он думал, что он думал все это время, но когда задумался и попытался подумать о чем он думал, то понял, что думал ни о чем. Точнее - ни о чем не думал все это время, пока сидел на широком подоконнике и смотрел в окошко, выходящее во двор. На подоконнике, покрашенном светло-голубой югославской "эмалью", рядом с волчком стояла плетеная вьетнамская корзинка для фруктов, и в ней лежал сиротливый одинокий киви. Или лежала киви. Волчок, если честно, не знал какого рода был тот киви. Или была. Да и несильно по этому поводу переживал. Ну лежит себе и лежит. Уже давно. Коричневое такое что-то, овальненькое, приятное на ощупь. Волчок протянул лапку, положил ее на мохнатый плод и прислушался. В киви что-то происходило.

Сначала волчок хотел разобраться что же происходит с киви. Он уже даже слез с подоконника, пошел к столу, выдвинул из него ящик, в котором лежала пластиковая желтая коробочка с вилками, ножами, ложками, ложечками и всевозможными кухонными приспособлениями. Долго смотрел и выбирал какой же из ножей взять для киви. Тот, которым он чистил картошку? Нет, он явно не подходил - киви был (или была?) хоть и похожей формы, но мягкий. Взять филейный острейший нож, которым он тончайшими ломтиками срезал кусочки мяса со спинок рыб? Большеват. Взять маленький десертный нож? Но он не такой острый как хотелось волчку. Можно взять обычный острый ножик, но они теперь стали выпускаться в таком виде, как пилы... киви будет больно, когда я буду резать его таким ножом. Или ее? Тогда это даже еще больнее. Волчок вспомнил как однажды случайно порезался одним их этих ножей и как потом долго не заживала ранка... И так больно волчку стало от этих воспоминаний, что он положил все ножи обратно, задвинул ящик стола, вернулся обратно к подоконнику, забрался на него с ногами и снова стал грустно смотреть в пустынный двор. Потом подумал несколько секунд, взял киви из вьетнамской плетеной корзиночки, перевернул ее, придвинул к самой раме и поставил киви на нее, прислонив мохнатый приятный плод к окну, чтоб киви тоже было видно двор.

Тебе хорошо видно? - спросил волчок. Киви не ответил волчку. Или не ответила. Волчок очень бы хотел знать что происходит внутри киви, но боялся надоедать своими никчемными распросами, а просто снова ласково положил лапку на коричневое теплое и мягкое тельце. И они стали смотреть во двор уже вдвоем, расплющив свои носы о прохладный квадрат прозрачного стекла.

Киви и волчок так и сидели до самой темноты и пялились в стекло в надежде, что что-то случится во дворе. Но тщетно. Двор был необитаемо пуст, уныл, сер. А время шло. И шло. И шло. И волчку захотелось кушать, он вдруг вспомнил, что с утра ничего не ел - его бабушка ушла за продуктами в гастроном, но в последнее время продуктов было мало, зато были очереди. Волчок привык один. Он или слонялся по квартире. Или сидел на бабушкином кресле. Или лежал на диване. Но лежать он не любил. Почему-то именно при лежании ему становилось жальче всего самого себя. Настолько, что он почти начинал реветь. Но тут же вспоминал как его учила мама-волчица - ты сильный! Ты САМЫЙ сильный. Тебя все должны слушаться и бояться! И он тут же переставал тереть глаза, слезы уходили, он вставал и начинал бродить по коридору и комнатам.

А сегодня вот они с киви весь день просидели у окна, дожидаясь бабушку. Которая все не шла. Тогда волчок спустил к полу сначала одну лапу. Потом вторую, сполз с подоконника, подошел к столу, выдвинул ящичек, достал нож и ложечку, вернулся к подоконнику, взял с него киви, у которого от долгого прижимания к стеклу замерз нос, положил киви на подаренную маме папой красивую разделочную досочку с нарисованным на ней домиком и надписью "Home sweet home" и порезал киви на маленькие части прямо с кожуркой. Потом достал из холодильника баночку ванильного йогурта, открыл и отъел оттуда несколько ложечек, потом свалил туда кусочки киви, перемешал их с йогуртом и вернулся обратно на подоконник.

Киви исчез, йогурт кончился, бабушка все не шла, за стеклом все еще был серый вечер, ничего не менялось. Волчок бережно облизал ложечку, положил ее в раковину, бросил пустую баночку в ведро и принялся ходить по коридорам безмолвной квартиры. И думать.

Волчок все ходил по пустой квартире. Потом ему надоело ходить, да и особого смысла в хождении он не видел - выглядело все как с хомячком Додиком - III в колесе, в котором тот бегал, когда не спал. Колесо стояло в большом аквариуме, а тот - у Волчка в комнате. Иногда Волчок приходил и смотрел на Додика третьего пока тот спал. В такие минуты Волчку было очень жаль Додика, который бессмысленно просыпал свою жизнь, длина которой итак была невелика. Поэтому Волчок очень жалел хомячка и постоянно будил его когда мог. Обычно он просто дул на Додика, спавшего под ворохом нарваных бумажек в "чистом" углу, в котором он никогда не оправлялся. Додик - III очень не любил ветер. Он тут же просыпался, вертел головой, но на всякий случай не открывал глаз - вдруг это был настоящий ветер и, переждав порыв, можно было снова заворошиться под теплые бумажки. Но Волчок не отставал и продолжал дуть. Тогда Додик начинал зевать. Он раскрывал свою пасть, показывая страшные острые резцы, все еще не открывая глаз. Потом он открывал один глаз и снова зевал. Потом второй. И опять зевал. Потом он потягивал задние лапы, непонятно дрожжа. Потом он устремлялся в отхожий угол, делал там свои дела и возвращался к стенке аквариума, у которой стоял Волчок. Обычно после всего этого у Додика были мокрые задние лапы и от задницы волочилась прилипшая к ней маленькая какашулечка. Но Додик этого не замечал. Устремившись в угол "запасов", он делал там ревизию, наталкивал все, что находил, сначала в одну щеку, а потом в другую и поторапливался к легкому колесу, стоявшему посреди аквариума. Воровато оглянувшись, он заскакивал в колесо и мчался в нем так, что колесо иногда даже издавало гул. Временами Додик так увлекался, что забывал пересталять лапки и тогда колесо размазывало его по своей стенке и вертело несколько "солнышек" подряд пока хватало запаса скорости. В конце концов колесо останавливалось, Додик скатывался вниз, потом нетвердой походкой выпадывал из колеса и чумно оглядывался, каждый раз не понимая куда он попал. Волчок никогда точно не знал - догадывался ли Додик, что он никуда не добежал, но тот, не задумываясь о столь сложных вопросах семенил в "запасный" угол и прятал там свои защечные запасы. Запасы не торопились вытряхаться, и Додику приходилось выворачиваться почти наизнанку через рот да еще и помогать себе при этом передними лапами, выгребая перловку, рис, гречку и бережно все это укладывая на то же место, с которого он пять минут назад все это собирал.

Но сегодня Волчку было особенно скучно, поэтому он пошел на кухню, подвинул к настенному шкафчику табуретку, встал на нее, открыл шкафчик, достал оттуда страшную древнюю электрокофемолку, слез и отправился к себе в комнату. Там он включил кофемолку в розетку, которая была прямо рядом с аквариумом, протянул лапы с кофемолкой так, чтоб та оказалась прямо над Додиковой головой и включил кнопку. Раздался страшный вой и грохот. Додик от неожиданности подпрыгнул так, что почти вывалился из аквариума. Волчок ухмыльнулся, вернулся на кухню, положил кофемолку на место, закрыл шкафичк, задвинул табуретку обратно под стол, вернулся в свою комнату, сел в кресло и стал качать лапой, думая о чем же можно теперь поговорить с Додиком. И решил поговорить с ним про Киви. А там, глядишь, и бабушка вернется.

Бостон. Апрель 2006.