Голубой колокол неба...

Моему другу-пилоту
 за то, что не дает забыть

Перед его глазами проплывало только то, что он всегда хотел видеть и чувствовать. Это оно свежее и зовущее, бескрайнее и, подобно своему отражению, морю, «самое синее в мире». Оно, всегда вызывавшее в нем неописуемый восторг от безграничной свободы и трепетное благоговение перед несбыточным. Оно – недостижимое с земли и необъятное в своем полете. Оно встречало его и обнимало и звало необъяснимой свободой и свежестью.
Оно – это его небо…
Он видел режущую глаза синеву и трогал мягкие, теплые и влажные облака и не мог не восхищаться ими. Облака были под его ладонями пушистыми белыми комочками. На минуту ему показалось, что он даже может опереться на них.
Через несколько секунд он начал медленно опускаться вниз, так как скорость была потеряна, хотя он и не набирал ее. Вернее, он совершенно не помнил, что вообще использовал какие-то мощности, чтобы взлететь. Но вот падать вниз не хотелось, но он стал падать… Падать очень быстро… Облака расступались слишком быстро…Он понял, что может разбиться, ведь в воздухе он был один.

От ужаса и страха – его глаза резко и широко  открылись. Та же синева брызнула из них в лучах нового дня.
Уже через минуту он пришел в себя, вспомнил свое имя и вдруг понял, что не был в воздухе вот уже 6 лет.
 Теперь, окунувшись в тот нереальный мир, и вдруг так жестоко очнувшись в снятой за рубли  комнате с  заплесневелыми зеленоватыми обоями, он еще резче почувствовал тоску. Тоску – неразбавленную, как виски или почти что медицинский спирт. Тоску по тому, что навсегда утеряно, что безвозвратно ушло.
Тоску по жизни… Тоску по небу…


***
- Но, Вы же понимаете, что это не наш формат! Прошу простить покорно, но  Вам следовало бы подумать – будет ли это интересно нашему читателю? Конечно, Ваши чувства мне понятны, они обусловлены Вашей биографией, и тем не менее. Ваш ТУ-145…
- Не ТУ-145, а ТУ-144! – возмутился молодой плечистый парень с широким обветренным лицом.
- Тем более, - недоуменно и одновременно оценивающе посмотрел на него сквозь очки стареющий редактор одной провинциальной газетенки. Иногда и даже часто мужчины смотрят так друг на друга: оценивающе и немного завистливо. Набравшись храбрости, сухонький Семен Павлович, сказал рослому, вновь прибывшему: -  Подумайте сначала! Ваш самолет никто здесь не видел, и уже не увидит. Вы сами сказали, что эти  самолеты, по крайней мере, пассажирские, уже не летают. А в N-ске они не летали никогда. Зачем возбуждать умы попусту – у нас есть масса более актуальных проблем, которые волнуют горожан! Я не хочу обижать Ваши чувства, но… войдите в мое положение!
- Я хотел бы, чтобы об этом самолете не забыли. Не забыли и о тех, чья жизнь с ним связана. Я понимаю, что эта тема немного глобальна, но что же – и N-чанам (жителям города N) нужно расширять горизонты. Ведь, к слову сказать, кругозор у них очень узкий! Они так мало знают!
- От жителя столицы другого услышать мы и не ожидали – куда же нам убогим! – язвительно сказал редактор, дабы перенести вину за леность души на настойчивого молодого человека из Белокаменной. – Вы можете написать о какой-нибудь более актуальной проблеме: коммунальных неплатежах или по случаю какого-нибудь  юбилея. И мы с радостью примем вашу статью к рассмотрению… Я, конечно, не могу что-то обещать. Но рассмотреть, это всегда пожалуйста. А это… по правде говоря… никому не нужно…
С этими словами он протянул Дмитрию отпечатанные листы, которые были до краев полны историческими и техническими описаниями любимого и испытанного им летающего  друга.
 -  Идиот! – парень в потертой кожаной «пилотской» куртке со злобой хлопнул тяжелой дверью и в ярости зашагал по улице. Прошло какое-то время, пока он прошел пару-тройку кварталов, треснул по попавшейся под руку деревянной вещице и, наконец, немного успокоился. Он решил отдохнуть на скамейке небольшой зеленой полосы самого длинного города на свете. В его  руках вертелись летящие листки с летящей темой. Парень с болью и нежностью посмотрел на свой первый журналистский опыт. Но потом, расстроившись,  с силой отшвырнул его. Послушный его желанию «опыт» приземлился  на скамейку, рядом с хозяином. «Ну, что… Никому ты не нужен. Как оказалось…» - мысленно обратился к нему его создатель, - «Видишь, ты совсем никому не нужен…» «Опыт» лишь тихо прошуршал листками от свежего ветерка некончающейся южной весны, пятясь от  поникшего хозяина. Казалось, светлое пятно «опыта» не верило, что в нем не нуждаются. Ведь только он помнит сейчас  о том, что должны знать люди этой страны, он более чем уверен, что этими достижениями тысяч специалистов могут и должны гордиться соотечественники; инженеры-кострукторы, летчики-испытатели и сотни разных специалистов, связанные с полетами -  должны быть героями своей страны, не зависимо от времени своих побед; судьба каждого такого человека стремилась к лучшему для других людей и для совершенства, каждая такая судьба могла бы вдохновить на новые свершения людей молодых, ищущих, но пока не выбравших свой путь в жизни…
Тихое зарождение весны на южной земле. Он не привык еще к пению птиц в феврале и слишком ярким краскам сочной земли. Глаза сильно уставали и «слепли», и, конечно, скучали по серовато-грязным горкам московского снега, милого только на большом расстоянии.
Дмитрий устал и немного проголодался, а потому черты его лица потеряли жесткость, и оно приняло немножко жалостливый мальчишеский вид. Он заставил себя встать и пойти в кафе – там, где подешевле и там, где посытнее. Сейчас не до роскоши и ароматных устриц. В пустом пыльном кафе печально горели забытые с новогодних вечеринок огоньки. Они молча мигали ему, напоминая до боли знакомые ему совсем другие – взлетные  - огни. Они так долго были надежным ориентиром в его прошлой жизни. Машинально он сделал заказ, закурил свою «Яву» и вспомнил, что бросил курить еще вчера. «Да, бросишь тут»…
В этом краю быстро темнеет. Дмитрий снова вспомнил обидные слова: «Ваши самолеты никому не нужны». Он повел головой, на глаза навернулись слезы обиды – «Не нужен…» Как успокоение и спасение в минуту отчаяния перед его глазами стали  появляться яркие картины его детства…
Безграничная даль голубого неба над выцветшей от солнца маленькой стриженой головой. Димка так часто бывал на крыше своего домика, так часто и близко наблюдал за маленькими и большими, белыми самолетами Тушинского аэродрома, как часы в одно и тоже время взмывавшими ввысь… В этот голубой бездонный колодец единого сущего для всех землян. Он жаждал неба, а самолеты должны были стать его стальными друзьями и соратниками в этом. Ему нужны были самолеты, потому что они позволяли быть в небе, а, значит, быть чуть-чуть, вот-вот, хотя бы на секунду свободным, летящим, окрыленным.
 «Митяй, Митяй! Спускайся, пойдем с нами!» - через годы раздались звонкие голоса его юных друзей, драчливых мальчишек с его улицы  – они как всегда шли играть в футбол и звали его с собой. Ему тогда было так необъяснимо приятно оттого, что и прекрасному прохладному небу он уже отдал свою получасовую дань, и живые люди  -  его друзья-мальчишки просят его присоединится к ним. А тут же голос мамы – «Митя! Митенька! Слезай уже, поздно!» – вместе с удовольствием от мелодики материнского голоса в общие чувства влилось и странное  недовольство – она любила прерывать его дела на самом интересном месте. Мать всегда жаловалась на его своеволие и непокорность, но, все же была очень горда такими  упрямыми черточками зарождающегося характера сына.
Бездонное небо начало  темнеть с одного края, озаряясь малиной с другого. Оно  понимающе простило его за уход и, казалось, тоже прощалось. «Завтра я опять буду здесь…» - подумал мальчик, отрывая от всемогущего взгляд.

***
Петька Засохин, общепризнанный хулиган и разбойник улицы Советской, шел по своей родной зеленой улице, раздумывая о своей нелегкой жизни. «Этот Васька совсем распоясался, пора ему снова показать, где раки зимуют… А Петрова ничего, расти стала, какая-то другая, непонятная… Интересно бы… (но на этом словесные потуги Петьки уступили место безмолвному воображению). Не успел он как следует навоображать себе их с Петровой первую взрослую встречу, как сама Она как из-под земли выросла перед ним. Высокая для своих двенадцатилетняя девочка была старше своего «ухажера», и, конечно, даже не думала о нем всерьез. Ей нравился отличник из 8 класса, а до маленьких и хулиганистых – ей и дела не было.
- Светка, а Светка! – заискивающе начал свой разговор Петька.
- Что тебе, Засохин,  - ответила она горделиво.
- Светка, пойдем, может, на дискотеку, в кино, в кафе, может быть?
- У тебя опять фингал под глазом, Петя. Ну, и  куда с тобой можно идти?  Лучше книжки почитай – может, образумишься…Тогда и поговорим, - она пошла, покачиваясь, мимо мальчика.
- Ну и иди отсюда! – фыркнул он, обидевшись.
В обычной жизни Петьки было глухо как в катакомбе. Знания не привлекали его. Разве только приключенческие рассказы сияли айсбергом из темного океана невежества. Единственным светлым пятном в его «личной» жизни казалась эта вытянувшаяся за лето девчонка. Как-то раз она пожалела его после очередной драки… А его-то никто никогда не жалел. А она не побоялась и чисто по-человечески пожалела. После этого случая с ней он стал чувствовать себя неловко и взбудоражено, но приятно.
«Надо учиться… Ей нравятся ученые…» - подумал он и решился взяться за ум с этого дня. «Она милая». Это слово он инстинктивно позаимствовал из лексикона своего доброго, но «слабохарактерного» отца, который в послезапойные «мирные» периоды награждал свою измученную супругу одним-единственным эпитетом – «Милая».
Бедный мальчик не знал, что совсем не чувство к милой девочке побудило его «взяться за ум», оно лишь стало пусковым механизмом к реализации  неумолимой жажды познания его способного чуткого мозга. Именно он набатом бил - «СРОЧНО НУЖНА ИНФОРМАЦИЯ», «Я ХОЧУ РАСТИ», «Я ХОЧУ РАЗВИВАТЬСЯ». Но Петя, конечно, не слышал свой мозг, а верил, так сказать, неизвестно откуда взявшейся потребности совершить ради «дамы сердца» достойный ее подвиг.


***

 Мысли Дмитрия прервали пьянеющие голоса завсегдатаев захолустной кафешки. Ему стало противно от того, что он опять вернулся в реальность. Расплатился и вышел в сумеречную  прохладную улицу. Ему стало гораздо лучше и легче дышать. Перед глазами вспыхнул  образ-продолжение -  молодой юноша со счастливыми, широко открытыми голубыми глазами и с едва видными усиками на лице, которым было позволено расти. Впервые перед ним – усатым юнцом - раскрылись двери летного училища. Бравые красавцы - летчики, конструкторы и всякий летный народ, чеканя шаг, смотрели на него гордо и весело. За каждым из них даже неопытному глазу был виден шлейф былых воздушных побед, невероятных ситуаций  и доблестных действий по их устранению. Тем не менее, они всегда знали, что в небе они – в Божьей власти, это Его территория, которая неумолимо истребляла всех тех,  кто нарушал законы чести и справедливости. Поэтому из невидимого страха и благоговения – они старались не нарушать эти законы -  ни там, в небе, ни здесь, на земле.
Дима любил этих людей и страстно уважал. Прошло немного времени, вся летная атмосфера и эти несгибаемые люди, преданные своему делу, проникли во всю его жизнь, смяв его недостатки, окутав еще нескольким достоинствам. Прошло время учебы, и он сам стал таким же, как они, как лучшие из них…
 «Есть профессии, в которых учатся только у личностей, где  навыки и знания – лишь частное дополнение к огромному влиянию настоящей личности. Летчики, певцы, музыканты и моряки – это потомки великих учителей-мастеров своего дела», - заключил Дима, - «Как важно попасть к такому учителю вовремя».

***

- Мишка, а Мишка! Иди сюда, гад ползучий! А то, задам тебе…- Петька было уже вспылил, но что-то вспомнил и остановился. – Да не бойся, ты, олух. Я не бить тебя пришел. Другое. Слушай сюда! – он заговорщически наклонился прямо к мальчику-отличнику-типичному ребенку из интеллигентной семьи. Тот до смерти боялся Петьки, потому что после последней драки в теле Миши, казалось, сделались вмятины от его кулаков.
- Что вы хотели услышать от меня? – спросил пухлощекий деликатный Миша.
Из-за этих чистеньких щечек упитанного благополучного мальчика у сморщившегося в гримасе потрепанного нищетой с самого раннего детства Петьки пошла реакция возмущения, ему захотелось вздуть его снова, но в этот раз была очень веская причина для того, чтобы сдержаться.
- У тебя какие-нибудь книжки есть… приключенческие… или может, про паровозы или машины какие-нибудь, об их устройстве? А? – он пугающе вытаращил на пухляка глаза.
- Я сейчас посмотрю. Спрошу у папы. Подождите, – Миша побежал домой и всего через минуту он с ярким румянцем на щеках был уже на пороге.  – Вот! – торжественно произнес он и протянул книгу с невероятным красочным  коллажем,   изображающим  старую модель паровоза, летящего самолета и современного многотонного лайнера.
- Ну вот и здорово! – произнес Петя, немного пораженный красотой и яркостью современной книги, всегда такой далекой на прилавках и такой поражающей вблизи. – Спасибо, я верну. Вот только почитаю.
Он пошел, не глядя по сторонам  - все внимание только на книгу. Миша проводил его взглядом и хорошо улыбнулся ему в след.

***

- Моя жизнь не удалась! – жаловался на свою судьбу пилот, встретившись со  своей знакомой тихой девушкой в платочке Мартой. Все выгорело в этой зачарованной душе, но след когда-то большой любви еще согревал ее и окружающих. Марта носила старомодную косу из пшеничных волос, глаза ее казались темно-синими, как грязное море после шторма.
- Не говори так. Ты же летал, а это такое счастье! Я, признаюсь, никогда не летала даже пассажиром в свои 29, но, думаю, что это необъяснимо и замечательно. Волшебно, ведь так?! – она шла рядом и говорила спокойным убаюкивающим теплым голосом. Никому бы он не стал жаловаться на судьбу в этом городе. Но ведь она никому не расскажет, что он бывает слаб. Она понимала его всегда – когда он был сильным – она только радовалась и гордилась им, когда слабел – ухаживала, щадила и была добра. Их дружба радугой раскрасила серый небосклон существования в этом скучном городке, и она была дорога им обоим.
- Мне не повезло. Только я был готов для управления самолетом, так его сняли с линии. Это чудовищно не справедливо. Но я опять о себе… А о тех, кто потерял свою работу, свою мечту и надежду? С ними как быть. Уже многих просто нет. Скоро об этом уникуме – первом советском сверхзвуковом самолете не вспомнит никто! И еще этот ненормальный редактор утверждает, что это все никому не нужно. Что он вообще о себе вообразил? – он занервничал. – Марта, я просто уже в отчаянии… Мне недавно приснился очень странный сон. Люди, которых уже нет. Они просили меня сделать все, чтобы их дело не забыли…
- И ты написал статью? – она произнесла вслух возникшее предположение.
- Да, - он посмотрел прямо в ее глаза, и найдя в них сострадание, с сожалением посмотрел вниз, там где высыхала от дождика мокрая асфальтовая дорожка.
- Ты можешь передать ее мне?  Пусть с газетой пока не получилось. Не беда. Твой труд не пропадет – поверь мне! Найдутся новые газеты, возможно, региональные, а не только N-ские!.. А пока я могла бы провести по твоим записям классные часы, если ты, конечно, не против!  -  Марта была школьной учительницей физики и классной руководительницей, - думаю, что дети воспримут это гораздо правильнее. А эту «N – новости» никто не читает, поверь мне, как коренному N-скому жителю! – она мягко улыбнулась. Теперь ей надо было уходить. Силы звездочки ушедшей любви кончались, начало болеть все – она уже привыкла к такому надорванному здоровью. – Температура, наверное!  Пойду-ка я домой! Проводишь?
- Конечно, знаешь, я рад, что ты можешь сделать эти классные часы. Да. Это правильно. Я только немного добавлю физики в объяснении механики полета. Чтобы это было познавательно для них – он улыбнулся в первый раз за вечер.
- Ну вот и хорошо, завтра буду ждать твоих текстов. А с газетами надо заканчивать – это уровневые статьи – они пойдут только для хороших журналов. Давай подумаем об этом, хорошо?  -  Она попрощалась с Димой  и исчезла за дверями своего дома.

Парень увидел свет в конце тоннеля и немного взбодрился.
На холме у реки стояла лавочка, глядящая на закатное солнце. Он присел и улыбнулся сам себе и ему, расправив плечи и в первый раз за известный период вдохнув полной грудью. Его глаза в последних солнечных лучах стали казаться зелеными, и стали ими (от сварочных работ, которые всего через месяц стали для него единственным источником существования и пропитания здесь, на земле), он еще не знает, что когда ему стукнет 40 – они от так и не брошенного курения станут янтарными, а в 60 – они почти ослепнут.
Но нет. Не сейчас. Не стоит о будущем, когда летная жизнь в прошлом.
Ведь сейчас он счастлив. И это самое главное. Ведь будущее закрыто для него. И «сегодня» – это единственная взлетная полоса его жизни.  Все нормально. Полет проходит спокойно…
Рядом, в сильном сосредоточении, не замечая сидящего парня, присел мальчик с раскрытой книгой про стальные  машины. Это Петя Засохов  - впервые зачитавшийся и засмотревшийся. Он, не отрываясь, напряженно читал в малиново-желтых лучах предвесеннего солнца. Дмитрий взглянул поверх страницы – там была как раз глава про большие самолеты с привлекающими взор иллюстрациями. Впервые за всю свою жизнь ему захотелось обнять этого незнакомого мальчишку, так похожего на него в те далекие годы ровестничества. Такого же увлеченного, пытливого, смотрящего каждый вечер в  небо аэродрома. Все его небесные мечты сбылись, даже не смотря на неудачу с пилотированием ТУ-144. В конце концов, он ведь летал. А это одно уже само по себе говорит о многом. Этот маленький мальчик едва ли когда-нибудь поднимался в небо, пережил столько стрессов и потрясений, был знаком с такими сильными людьми, неподвластными никому, кроме неба, поднимал ввысь лучший самолет, пусть даже и единожды, парил вместе с ним в разлитой невесомой лазури – все это уже было в жизни Дмитрия, все эти мечты сбылись, все это составило его жизнь. Прелесть сидящего рядом мальчика лишь  в том, что у него все мечты впереди, впереди их осуществление и радость оттого, что, не взирая ни на какие препятствия и помехи, ты, все-таки, смог идти за своей далекой звездой и достичь заветной цели.
Дима скрыл удовольствие улыбки в складках обветренных губ.
Радость пробивалась только из сощуренных глаз.
Он тихонько незаметно положил рядом со своим спутником белые листки своего текста, тихо встал и пошел прочь.

***

В этот же вечер мальчик Петя, после прочтения потерянных кем-то на скамейке листков и своей первой «книжки про самолеты» впервые в жизни посмотрел на Небо. Переменившийся за часы ребенок смотрел на него так, как будто бы никогда не видел Его прежде. Оно было все также далеко и недоступно, но все же и немного ближе теперь. Мальчик знал, что Оно благоволило воздушным кораблям... Как бы он хотел, хотя бы раз попасть туда, за штурвал самолета…
Так в маленькой душе мальчика родилась очень большая светлая мечта… Мечта о Небе.
А бездонная лазурная высота, истосковавшись по верности человеческих глаз, вновь увидела единственные в мире полностью идентичные Ей по своей природе две голубые окружности. Оно так обрадовалось этим давно потерянным и вот сейчас вновь обретенным самым верным голубым радужкам мальчишеских глаз, что не смогло удержаться  и  улыбнулось своим редким  круглоротым следом уходящего в закат самолета, приветствуя своего нового юного друга.



г.Сочи,
17 декабря 2004 г.