моя женщина

Если б вы знали братцы, какая дрянь эти ихние виски. С содовой ли без содовой ли. Все равно дрянь. А попробовал я эту виски первый раз на мальчишнике у Вила перед его свадьбой, 18-летний молт в каком-то крутом стейкхаусе в даунтауне Бостона, мой собригадник женился после 41 года жизни, после собственного дома, после вольницы, после владения морским катером, после сборки собственного кабриолета Хилли Остин модели 55 года глубоко-синего цвета, мы носились с ним в этом кабриолете по Бостону, я тогда даже занял у одной очень близкой знакомой белый газовый шарф, у Вила было две пары самолетных очков, я в огромных крагах сидел за рулем с четырьмя спицами по 90 градусов, шарф струился у меня за спиной, самолетные очки покоились на лбу, это был двухместный Хилли Остин с пятиступенчатой ручной коробкой и стосильным двигателем и наши с Вилом жопы на скорости под 200 километров в час свербило от близкого чувства асфальта, глаза всех зевак и девушек были направлены на кабриолет и на двух идиотов в нем, мы примчались в Конститушн марину, запрыгнули в его катер и вдарили по газам, мы пили водку из горлышка маленьких 50-грамовых бутылочек прямо на воде залива возле аэропорта Бостона, в это время строго вертикально над нами, натужно завывая движками, проносились гузна Боингов и Аирбасов, мы орали что-то им вслед и бросали в них пустыми бутылочками, потом мы закидывали удочки, ловили страйп басса, потом за нами гонялась морская полиция, чтобы выписать нам тикет, потому что мы превысили дозволенную скорость в заливе, мы смылись от полиции – у Вила на катере стояла 400-сильная Хонда - я все беспокоился, чтоб полиция не перевернулась на нашей волне, потом мы пьяные подошли к яхте с именем "Тетушка Салли" и в голос орали:"Салли, ... твою мать, выходи ...трам-пара-пам... мы тебе рыбы наловили!!", и Салли вышла на палубу своей яхты, я тогда вовсе не понял почему она назвала яхту тетушкой – это была вполне молодая в теплой пижамной курточке и кружевных розовых едва заметных на ее теле трусиках девица, которая, я потом уже узнал, самостоятельно промышляла каботажем и возила народ на своей яхте от Бостона в Майями вдоль пробережья и назад, и мы предложили ей рыбу, а она, взяв нашу рыбу, недвусмысленно пригласила нас пришвартоваться к ее яхте и выпить стопку-другую, но мы тогда сильно торопились на работу, были пьяные, наловили рыбы и потом нас же на парковке уже ждал ядовито-синий Хилли Остин, поэтому мы просто перекинули наловленных страйп бассов к ней на палубу, она потрепала Вила за щеку, спросила:"Я слышала ты женишься, красавчик?", меня же только мило поцеловала, направив губы куда-то в сторону, на том мы и отчалили. Какой плоский у меня затылок, оказывается! Трогаю сейчас - странно – наверху какие-то шишки на голове, а сзади все плоско совершенно... Ровненько так, если приложить ладонь. Как стенка сзади у головы. Каждый раз трогаю и каждый раз удивляюсь – неужели это у всех так?! У вас так? Но, короче говоря, виски - это приличная дрянь. Об отрыжке после них и про изжогу я и говорить не буду.

Я вот про что вам сейчас тут толкую. У нас у всех есть любимые. Вил тогда был безумно влюблен, это было видно каждому. Точно так же как каждый бывал влюблен. Знаете ведь все это состояние? Все ведь испытывали, да? Я люблю ее руки, у ней совершенно неповторимые пальцы, ровные, точеные, как сделанные по шаблону, у ней моя самая любимая форма ногтей – миндалевидная, ровные ногти всегда изящно прибраны, всегда с ярким, но не кричащим, маникюром, ногти на ногах тоже всегда под цвет, я обожаю раздевать ее и видеть это, снимать с нее черные чулки с ажурными резинками и видеть этот малиновый цвет педикюра на пальцах ее ног. А видели бы вы ее ноги – идеальной формы, тонкие в щиколотке, стройные, с ямочкой под коленкой, с красивыми бедрами, круто уходящими в обвод ее таза к талии. Я обожаю ее округлости, я наслаждаюсь всегда ее грудью, ее формой, ее величиной, я не люблю маленькую грудь, а она, глупышка, всегда переживает, что ее грудь чересчур велика, и мне приходится уверять ее, что ее грудь в тонком белом кружевном бюстгальтере – именно такая какую я люблю. Я никогда не любил торчащие соски, никогда не любил выдающуюся над округлостью груди дополнительную горку ареолы вокруг соска, у ней такие ареолы и соски как я люблю, а она не верит, она говорит всегда:"А почему же на всех эротических фото у девушек торчащие соски?", и мне приходится объяснять ей почему. Я люблю ее плечи, я восторгаюсь ее шеей, я обожаю ее ключицы, не могу не дотронуться до ее ушей. Вы все сами прекрасно знаете, что у ней короткая стрижка и черные волосы, я с трудом удерживаюсь, чтоб сразу же, только встретив ее на улице, не запустить свои пальцы в ее волосы на затылке, я с удовольствием бы это сделал, если б не приличия, которые все же надо соблюдать, если б не они, я обнял бы ее, положил бы свои ладони на ее спину и поднимал бы их, пока пальцы не погрузились бы в ее черные волосы, мои глаза окажутся против ее, вы прекрасно знаете какие у ней глаза с длиннющими ресницами с тонкими бровями над ними, вы же все видели их тысячу раз, я показывал вам ее фотографии, эти глаза как две вазы шоколадной карамели, только шоколад надо брать самый-самый горький, самый темный, карамель коричневую, которая тянется длинной непрерываемой рекой и втекает прямо в ваши зрачки. Я люблю ее губы, она красит их под цвет ногтей, поэтому даже полностью нагая, она продолжает оставлять эти пятна в моем зрении, они сливаются в какие-то моменты в одно малиновое сладкое варенье, которое невозможно не попробовать. Я знаю ее оргазм, я люблю когда она поднимает ноги и обвивает ими мой пояс, прилепляясь ко мне как паучок, я люблю прикосновения ее рук к моей спине в это время, нет ничего нежнее, я люблю ее шепот в моих ушах, ее дыхание на моей шее, щекотание моих скул ее ресницами. Я помню как она шумно вдыхает воздух, когда я кладу свою ладонь на ее грудь и провожу пальцами по ее телу сверху вниз, от шеи до лобка, который пострижен именно так как я люблю. Я помню наперчет все ее родинки, я знаю какой она пользуется ниточкой для зубов, я прекрасно знаю какое белье она носит – ей так идет белое, но я люблю на ней и атласно-красное и черное, вообще – ей в любом прекрасно, я знаю наизусть все ее свитера и юбки, ее туфли, сапоги, шапочки, ее пальто, куртки, перчатки. Я несомненно знаю ее любимые цветы, они совпадают с моими, я обожаю ее духи – это же мои любимые, я узнаю ее походку по звуку ее шпилек, я растворяюсь от ее голоса, от того как она произносит гласные, немного затягивая их и чуть-чуть акая на каждом слове, конечно же я знаю и ее любимые слова, и ее любимые книги, и любимые фильмы, и любимые песни. С ней легко говорить, с ней можно даже просто разговаривать молча, она прекрасно понимает что я хочу сказать, я заранее знаю что она собирается спросить...

Одна беда, братцы, – я никогда ее не видел, не слышал, не встречал. Я даже не знаю – существует ли она где-то в этом в мире на самом деле. Как и она не знает – существую ли я.

Бостон. Ноябрь 2005.