Первомайъ

Май 1992 года  выдался на удивление солнечным, даже несмотря на то, что сама новорожденная эпоха отдавшей концы старой страны, отдавала какой-то мрачноватой сыростью, которую никто, конечно же, еще по старой привычке, не замечал. Замечал лишь одиноко прогуливающийся  среди первомайского расцвета красных знамен молодой человек (никто из знаменосцев похоже, еще не принял во мнение, что несет на самом деле цветы на могилу почившей империи). Громко играла музыка, кричали, смеялись, кажется кто-то играл на гармони. Мелькали воздушные шары, дети с флажками, смеющиеся взрослые (еще бы, дома их ждал накрытый стол). Толпа шла по площади, и никто, занятый привычкой своей, не замечал погрустневшую каменную фигуру Ильича, указывающую не на дом Советов, а уже куда-то в пропасть.
Молодой человек, одетый в типично классического покроя черное ратиновое пальто и шляпу, вышел из радостной толпы и присел на одну из немногих целых скамеек. Усевшись и окинув взглядом пару соседей, ведущих яростную беседу, вытащил из кармана брюк и откупорил коричневую стеклянную бутылку, и с наслаждением отпил из нее. Соседи — один уже почти старый с седой щетиной на лице, второй молодой, но худощавый и с лысиной. Спорили на уже замыленную,  но весьма актуальную тему.
- Да развалит он все, Володь, как пить дать. Уже развалил - сплюнул сквозь зубы седой.
- А вот и нет! Ты посмотри  как запад живет — скоро и мы так заживем. Вот погоди, устаканится все. А Америка нам поможет, ведь мы теперь друзья. Я вчера по телевизору видел Ельцин Бушу руку пожал. Значит помогут они нам установить демократию. - парировал Володя, и, повысив тон, воскликнул: - Перестройка! Демократия! Гласность!
Седой нахмурился и проворчал:
- Как же, поможет тебе Америка, скорее пулю в лоб тебе пустит, а потом и всем нам. Демократия!
Тут он наклонился к собеседнику. и сказал чуть тише.
- Демократия говоришь? А водка то подорожала. Нам на вторую не хватит,  у меня два червонца осталось. Брешешь, Володя, а года два назад мы четыре могли купить на эти деньги. Да и хуже стала...Вот тебе и демократия!
Против такого довода Володя не мог спорить. Он задумчиво потер нос кончиками пальцев, будто хотел сделать его тоньше и произнес.
- Надо собутыльника искать. Среди вон, их, - и указал на праздничную толпу.
Молодой человек, сидевший рядом, заметил, что его соседи засуетились и начали оглядывать прохожих выискивая кого-то. Внезапно он и седой встретились взглядом.
- А вон, франт сидит,- кивнул  седой Володе, вроде из бывших наших, да кто их щас разберет.
 - Товарищ!, - крикнул он парню в пальто,  - С праздничком!
И вас, с днем солидарности трудящихся! - ответил незнакомец.
- Слушай, мил человек, ты вероятно, так же, как и мы сегодня здесь, за новую Россию, предлагаю объединить усилия и отметить этот праздник, если вас не ждет дома жена с детишками. Кстати, я -  Кузьмич, а это мой старый приятель поэт Володя.
- Очень приятно, я Семен, но обычно меня зовут Литрак, по фамилии то бишь, - незнакомец улыбнулся.
- А я где-то слышал вашу фамилию, - внезапно сказал Володя.



Незнакомец учтиво снял шляпу, и  пожал  руки новым знакомым. Сказать по правде, найти знакомых было тогда куда проще, чем сейчас (прим. авт.)
Ну что, за встречу? -  подмигнул Кузьмич и из-под пиджака вынул пузатую бутылку «столичной» и пару стаканчиков. Выпили. Закусили тут же. Колбасой.
- Еще при советской власти купил, -  Кузьмич  достал  нарезанные пластики.
- Дурак ты, скоро  колбаса еще лучше по качеству будет, -заметил Володя, закусывая.

Отправились в гастроном, что был напротив. Несмотря на наступившие перемены, за прилавком стояла все та же  зевающая продавщица в белом кокошнике.
Нам бутылку и томатного сока, Дунечка, - обратившись к ней произнес Кузьмич, вынув смятые пятерки.
- Водки нет. Продали.-  уныло,  ровно как в сотый раз, произнесла продавщица.
- Да неужто? Ну, выручай, Дуня, я же знаю, у тебя под прилавком всегда лежит. - Кузьмич нахмурился, а Литрак лишь усмехнулся
- Всегда, да не всегда. Сегодня праздник, всю партию уже скупили. Раньше надо было приходить. - томным голосом ответила Дунечка.-  Правда есть импортная...Распутин, но цена - сами понимаете...
Володя и Кузьмич растерянно переглянулись. Но тут выступил Литрак
И сколько? Надеюсь этого  хватит? - и он высыпал на стол помятые купюры.
Обратно шли с авоськой, полной бутылок и закуски.
- Я так и думал что водка есть у ней, что всегда было нетленно, так это  Дуня и гастроном. Литрак, а где ты денег взял столько? - спросил Володя.
- Так....эхо войны....неважно, - задумчиво ответил Литрак, обращаясь не к собеседнику, а, скорее, к самому себе.
Через каких-то двадцать минут они находились в двухэтажном бараке и уже поднимались по шаткой деревянной лестнице, ведущей в квартиру Володи, которую он получил еще в начале 80-х, состоя в профсоюзе писателей. Вообще, странная история, молодой, тогда еще студент, Владимир Парусенко, легкомысленно в один из предсессионных вечеров  романтично накатал  один из стихов про вечернюю луну и рубеж тысячелетий, за что месяцем позже его приняли в союз писателей,  и даже напечатали в журнале «Молодая гвардия», а потом у него на фоне алкогольных возлияний вдруг случился творческий коллапс, поэт перестал творить, но тот стих не забылся.
Квартира, состоявшая из трех комнат, стояла в ужаснейшем запущении, за исключением одной комнаты, где был минимум мебели с черно-белым телевизором и топчаном, и кухни с неизменным столом и холодильником «Свияга». Куча окурков в раковине, гора пустых бутылок и одинокая искусственная гвоздика в не менее одинокой стеклянной вазе, явно говорили о творческой и уперто-холостяцкой душе хозяина.
Ну что ж, добро пожаловать в мою скромную обитель, пройдемте сразу на кухню товарищи, у меня немного не прибрано, извинялся Володя, кивая больше в сторону нового знакомого, нежели Кузьмича, который явно тут ходил частым гостем.
Сели. За пару минут была нарезана нехитрая закуска, а водка разлита по рюмашкам.
- Ну, еще раз за встречу и внезапное, но весьма продуктивное знакомство — продекламировал Володя.
- Пожалуй!  - парировал Кузьмич.
И он и выпили.
Так скажите мне, добрый человек, так вы за демократов, аль за коммунистов?, начал беседу  Кузьмич , закусывая плавленным сырком стопку (он последнее время всем с подряд задавал этот вопрос). Судя, по недовольному лицу старика, можно понять что водка оказалась паленой.
- Да как вам сказать, начал Литрак,- это ведь очень сложный вопрос.  Я диссидент, но идеи преследую не укладывающиеся ни в первое, ни во второе. Я вобще-то не люблю эти принятые за хороший тон разглагольствования, но отчего бы и нет? Но прошу впредь и Вас спросить, а какова ваша позиция?
- Позиция, диспозиция,  мне при старом режиме, лучше жилось, я поддерживаю коммунистов. А вон этот, - Кузьмич указал на Володю, упоенно уплетающего морскую капусту,  - он все твердит что запад единственное спасение России. Брешет, собака. Все они, молодые,  сейчас на новом веянии, свободу им подавай, джинсы. А посмотрели бы они на тех кто отвоевал эту Родину из лап фрицев, так не так заговорили б. Вот ты, - он обратился к Володе?, - чем занимался в шестнадцать лет? Небось по воробьям стрелял? А я на фронте был, сам пошел добровольцем, воевал на курской дуге. Мы один на один с винтовкой стояли лицом, к врагу. Иные даже стрелять толком не умели, а уже — вперед, на линию фронта. Чуешь, чем пахнет?
Лицо Кузьмича покраснело, щеки вздулись . Он перевел дух, налил себе еще водки, выпил и продолжил.
- Так вот, теряя боевых товарищей, я прошел  до самого Берлина. Не контузило не, ранило, домой вернулся живым, здоровым, ей. И не ныли, хорошо жили. Мы завоевали эту Родину. Немцы пришли, и получили пинок в жопу. А теперь я здесь никто, а вы, так легко отдали, продали страну за эти тряпки, за эту иностранную музыку, за сладкую шоколадку. Продали... ОТДАЛИ! Слышишь? Поэт хренов!
Поэт Володя, видимо, не в первый раз слыша эти слова, махнул рукой.
- Не продали, Кузьмич, а перестроили. ПЕРЕСТРОИЛИ. Ближе к человеку, Ближе к цивилизации и миру. Настало новое время. Скоро будет лучше, коммунисты не смогли удержать власть в руках. Каково, а?  И кто они после этого? Сами виноваты. Мир меняется, вот погоди, Кузьмич, заживем еще лучше. Сейчас все можно, а посмотри, сколько всего в магазинах, глаза разбегаются. И все это реально и достижимо.
- Однако ты как ел так и жрешь эту морскую капусту, «сколько всего в магазинах», - передразнил его старик. А ты глянь на цены, если бы сегодня не..., - он запнулся на полуслове, глядя на Литрака, который внимательно его слушал.
- Да ну черт с ним - вдруг встрепенулся Володя  и лукаво подмигнул друзьям. - У меня кое что есть. Я щас.
Он вдруг вышел из кухни, и спустя пару минут, вернулся с бабинным магнитофоном «Маяк»
- Битлы!
Он поставил аппарат на стол и включил его. Сквозь шипение раздался голос Маккартни.   
- Раньше сажали за это, теперь можно! Свобода!
Кузьмич приуныл, а Литрак лишь улыбнулся, поглядывая на пыльные крутящиеся катушки явно не первой свежести.
Они еще выпили. Потом еще. Одурманенный Литрак вынул из кармана трубку, закурил, глядя на горячо спорящих приятелей и слушая битлов, которые внезапно сменились Олегом Газмановым. Странная штука, эта жизнь, подумал он,  вот так идешь по улице, еще мгновение, и ты уже в чьей-то кухне, где пьют и шутки, смех, веселье. Еще мгновение, и ты понимаешь, что находишься уже в абсолютно другой реальности и вынужден играть по ее правилам. А она требует, меняется, снова требует. И меняются лица вокруг тебя, кто-то приходит, кто-то уходит, кого-то видишь, а кто-то лишь улыбается тебе с фотокарточек, скрывая свою ехидную ушедшую вместе с ним тайну.
Внезапно...это внезапно  преследует всю жизнь, а потом как переходящее знамя, передается другим внезапно появившемся людям. Круговорот. Бессмыслица. Но лица лишь возникают периодически в памяти, с вопросом и прямым укором. Где же они сейчас? Остались там... в серой пустоте, туда, куда они все обычно уходят, и куда уходит периодически часть самого тебя, а ты меняешься, обретаешь новую шкуру, и вперед — на амбразуры повседневности. Но остановившись, задумавшись на миг,  ныряешь обратно — туда, откуда почти нет выхода, в жизнь. Внезапность. Почаще нужно внезапно обнаруживать себя и запоминать антураж. Чтобы потом вспомнить, написать, передать, ведь в этом внезапном миге куда больше истины, чем в унылых бреднях иных людей. Это нужно, пока мир меняется вместе с тобой, и неважно где ты, и какой, в каком антураже находишься, надо играть по тем правилам, что  предлагает тебе текущая ситуация,  ибо смысл этого всего....смысла нет, но ведь измученный разум постоянно пытается найти его, чтобы сбить в логику все происходящее и наконец-то составить ту мозаику, кусочки которой собираешь невольно. Но они не складываются, приходится мириться с противоречием и искать новые. А они опять не сходятся. Хоть бы один раз сошлись, это значит — победа! Победа тебя над антуражем, ты победил его, и можешь им управлять и навязывать свою волю. Но нет, он в самый нужный момент уходит, как под дуновением ветра проходит рябь по воде, и вот совсем уж другая картина. Смириться. А есть выход? Who knows? Not me.

Вот об этом всем  и думал  Литрак, пока его ход мыслей не прервал весьма захмелевший уже Володя.
- Брат, не спи! Выпей с нами! За Первомай, хоть и дни его сочтены!
- Пожалуй, улыбнулся он поэту и взял стопку.
- Вот скажи мне, а ведь где-то я тебя видел? - прищурился Володя, и на лице его промелькнула тень догадки, так бывает когда, охватывает внезапное дежавю.
- Может и видел, Володька, много воды утекло...Ты ведь не вчера не родился и не дурак.
- Не понял, — Володя пожал плечами.
- Брось. Я тебя тоже помню, пошли. А старик пусть спит, в дымину уже., - он кивнул на дремлющего Кузьмича.
Литрак взял шляпу и вышел из квартиры. Недоуменный поэт прошел следом.
На улице уже стемнело, нет смысла описывать безоблачную майскую ночь — почитайте художественную литературу. Красиво было. Два наших нетрезвых героя вышли на пустынную ночную улицу.
Литрак посмотрел куда-то вдаль и запел:
- Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут...
Володя заметно побледнел, с ужасом посмотрел на сотоварища сей первомайской пьянки.
- Сема, ты?
- Да, Владимир.
- Но как же так, о боже..
Владимир покачнулся, как от удара и оба продолжили петь в ночную темноту:
- В бой роковой мы вступили с врагами,   нас еще судьбы безвестные ждут
Но мы поднимем гордо и смело, знамя борьбы за рабочее дело...
И тут произошло что-то странное, вдруг все происходящее переменилось и как вспышкою смело все автомобили, припаркованные у тротуара, исчез асфальт, сквозь него четко проступила дремлющая брусчатка. И уже не два перестроечных повесы, подсевших на спиртное: упертый диссидент и интеллигент, стояли на улице и пели сквозь темноту, но две  фигуры,  с шашками, в красноармейских  шинелях   смотрели будущему прямо в лицо. А будущее было мрачным и пахло кровью. Еще секунда и исчезла сама улица, а лишь остались два небольших косых домика, да дорога ведущая на узловую станцию губернии N.
- Хватит пить, Володя, пора. Скоро рассвет. «Демократы, перестройка, гласность» — тьфу. . Пусть расхлебывают вон, они — Литрак неопределенно указал куда-то в воздух. -  Но я четко знаю где правда.
- И я знаю, Сема, что бы в жизни не происходило, мы остаемся за третий интернационал!!! ЗА ТРЕТИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ!!!

До боя оставалось полчаса...