Ночь Кошмара

     (может не хватить терпения на вступительную часть)



            Он не был человеком. Или в полном смысле существом, как это слово понимают люди, да и все остальные, кто способен понимать слова. Так часто бывает. Если не осознаешь сути явления, то и с определением тяжеловато. Откуда-то появилось название «Мальчик». Хотя, что значит: откуда-то! Просто он (точнее, наверное, было бы «оно», но так мы наверняка запутаемся), так вот, он чаще всего являлся (в смысле проявлялся) Мальчиком. Не было никакого труда в том, чтобы явиться канарейкой, столовым ножом, бабушкой, Бредом Питом или пятитомником Войновича. Но как-то закрепилось, никто ничего не хотел менять, и Мальчик - стала его форма. Чуть ли не единственная. А ему что? Мальчик так мальчик. Это актриски областных театров, обреченные травести, после лесбийского акта рассказывают своим  молодым партнершам, что у них «ну просто готова Офелия!», а им опять дали Нуф-Нуфа. Ему же – лишь бы в сгустке не торчать.
      
      Да, вот о сгустке. Мальчик был Кошмаром. Слышали когда-нибудь словосочетание «ночной кошмар»? Так вот: оно бессмысленно. Потому что Кошмары только ночными и бывают. Днем они трансформируются в страхи, ужасы, но все-таки это что-то другое. Мальчик был Кошмаром. И пребывать он мог только в двух состояниях. Спокойном и, если хотите порадоваться, возбужденном (иначе говоря, активном). Спокойное состояние и есть сгусток. Тот случай, когда спокойствие не приносит никакого покоя. Скорее чувство тревоги. Ёж сворачивается клубком тоже ведь не ради удовольствия, а перед лисьей мордой: думать надо, как поскорей развернуться и мотать за едой или еще по каким делам… Мальчика в свернутость приводила внешняя сила. Да и разворачивала тоже она. Ее называли «Руководством». Кто называл? Все. Никто его не видел, но все знали, что есть Руководство.

       Сколько проходило времени между «вызовами на выступление» никем не считалось. Но подпитка Кошмара идет исключительно во время активной работы.  В спокойном состоянии - только расход. Очень медленный, конечно, но расход. И мысль о том, что ты можешь засохнуть, не дождавшись «вызова», и уже никогда не развернуться - всегда долбится где-то внутри.

        Активное состояние тоже не отличалось большим разнообразием. «Выступление» - это явиться по указанному адресу, дождаться указанного момента, произвести указанные действия. Сотый раз сидеть, смотреть куда-то вбок, гладить кошку.
Мальчик чаще всего работал в паре с Мамой. Мама – точно такое же «оно», как и он. Без всякого вреда делу можно было бы иногда меняться ролями, но никаких предложений по этому поводу не звучало, а инициативу здесь не принято проявлять. Имя Мама несло в себе еще больше натяжки, чем имя Мальчик. Почему-то люди, испытавшие их, делали вывод, что женщина - мать ребенка. Если кто-то решался рассказать увиденное, то так и говорил: «какой-то мальчик и его мать». Так и приклеилось.

         И вот они проявляются в темноте спальни. Он гладит кошку, выражение лица – равнодушное взглядом старается не встречаться с бедным малым, у которого волосы на спине дыбом, а на голове – как повидло размазаны. Мама в это время приближается к этому трясущемуся существу, пристально смотрит, если эффект недостаточный – заговаривает. Иногда даже протягивает  руку и душит. Кошка - часть Мамы. Незначительная, можно даже сказать, примитивная часть.

          Интересные все-таки люди существа! Любят кошек, целуют, тянут их в постель. Вид этой кошки не нес ничего демонического – не черная, не щерилась, не рычала-не мяукала – просто тихо сидела. Но суммарный эффект при кошке увеличивался.
Мальчику тоже иногда приходилось разделяться. Вторая его часть была невидимой. Он дотрагивался сзади. Или грубо толкал. Физическое прикосновение с холодной  мокрой майкой, ночной рубашкой было неприятно.

           В Руководстве у Мальчика недавно появилось свое прозвище – Деньчудестэн. Именно так, с дурацкими «т» и «э» в последнем слоге, что придавало кличке какое-то скандинавское звучание. У Кошмаров нет отдельной личной жизни и какого-то общения между собой, тем паче с Руководством. Но иногда где-то наверху он слышал смешное сочетание звуков: «деньчудестэн», и безошибочно определял, что это сейчас о нем. Появление прозвища связано вот с каким случаем.

          Как-то, выйдя из сгустка, он, как обычно направляется по указанному адресу. И там обнаруживает, что Мамы на месте нет. По суете в невидимой сфере он понимает, что ситуация внештатная: или заминочка случилась, или его проверяют. Короче, появиться перед объектом без Мамы, сидеть без кошки и смотреть в сторону – глупо. Нужно что-то решать. А что решать? А в голову почему-то лезет холодильщик из комбината бытового обслуживания, которого они когда-то, лет 20 назад, чудно отработали до дурдома. Мальчик моментально влезает в прошлое этого Вовы, и видит 14-летнего пацана, завсегдатая пионерского лагеря в балтийском Светлогорске, командира первого отряда, строгого исполнителя воли вожатых. Вова с меланхоличным видом прохаживается после отбоя по территории, устало подсаживается на скамейку к курящим поварихам-практиканткам, и по-взрослому заводит: «Нет, он не на отдых приехал… Говорил он с начальником: ну дайте отдохнуть! А тот настоял: бери отряд! кто их кроме тебя удержит?»  Поварихи слушают. Одна из них просит Вову передать вожатому второго отряда литовцу Артуру, что он нравится «ну, в общем, скажи: одной девушке», и, если тот хочет, то может через 10 минут прийти к беседке пообщаться… Вова произносит «ладно», устало встает и идет во второй отряд. Там он говорит Артуру, что Валька-повариха просит ее трахнуть и ждет там-то. А когда Артур уходит, прямо возле корпуса прижимает 13-летнюю Лильку, которая «берет у него» уже второе лето.
И вот Мальчик моментально корректируется под этого Вову. Передние зубы чуть вперед, смоченные водой (чтоб не торчали) недлинные волосы, очень светлые глаза, облупленный нос. Взгляд прямо на объект (в тот раз объектом оказалась совсем молодая женщина), и, не давая опомниться, вдруг пионерской декламацией, знакомой всем, кто помнит школьные линейки и партсъезды:

                Эвосьмоэ марта! Экак этот деньчудестэн!
                В нём столько песен, эрадости и смеха!

             Женщина чуть не умерла, а Руководству выходка понравилась. Своей со всех сторон нелепостью. Зимой – и вдруг про Восьмое Марта. И стихи ну совершенно идиотские. И не стихи это… И интонация. И морда шкодная, и, в то же время, правдоподобная. В общем, повеселил. Так и приклеилось к нему Деньчудестэн.

             Вскоре историю он рассказал Маме, поинтересовавшись, чего это ее не было. Мама ответила, что ничего про вызов не знала – лежала себе в сгустке – никто ничего. Но в голосе почувствовались нотки ревности: в их паре она считала главной себя. Явились они в этот раз к какому-то деду, разговор шел перед самым «выступлением». А когда началось, Мама, доказывая, вероятно, свою значимость, так переусердствовала, что дед стал захлебываться. Ничего не оставалось, как вызывать Службу Смерти, которой и делать-то уже ничего не надо было – только засвидетельствовать.

              Пошли, конечно, неприятности. Кошмары-то не для убийств придуманы – другие цели! А она еще и кричала деду: «Убью!». Могли их, между прочим, свернуть и уже не развернуть, пока не засохнут. Но ТАМ кто-то решил разобрать эпизод. Прокрутили все обратно, и оказалось, что среди брошенных Мамой фраз была такая: «Я тебе не День Чудесен! Я – Ночь! Ночь Кошмара!» Тут, как говориться, прояснилась природа Маминой прыти. «Ночькошмара ты? – строго спросили у нее, - Ладно!» В быстром произнесении имечко слушается как «Ночка-шмара». Унизительно, а чего еще заслуживает виновник прокола? Руководство приняло решение о помиловании Мамы, но прозвище «Шмара» часто долетало до нее, ну просто казнь египетская!.

              Отношения в паре как-то натянулись. Работают на равных, а Руководство Мальчика любит, а Маму нет. Хотя, как может натянуться то, чего не существует. Ни дружбы, ни приязни. Свели – сошлись. Завтра все поменяют – не вопрос! Мальчика даже больше интересовали объекты. Перед свертыванием он задумывался: как их выбирают, за какие-такие дела удостаивают. И с кем предстоит встретиться еще, а кому одного раза достаточно. Реакция людей, кстати, вполне прогнозируемая. Оценка за оригинальность – единица с плюсом. Они либо верещали, либо немели… Верещали от страха, немели от страха. Были такие, кто пытался заговорить. Но эти попытки ограничивались вопросами: «Ты кто?» или «Вы кто?». Отвечать строго воспрещалось (да и что тут ответишь?), но все-таки скучно не реагировать на одно и то же. Даже в этом хочется разнообразия.

              После случая со смертью старика Мальчик почувствовал ОТТУДА к себе больше теплоты и доверия. Так часто бывает, когда ты ничего, может быть, хорошего и не сделал, но кто-то рядом таких «боков напорол», что поневоле именно тебя выделяют как более-менее нормального. Стало это ясно по участившимся индивидуальным вызовам. Сценарии, правда, строгие – шаг в сторону не ступишь. Но зато образов побольше. Совсем несложные: силуэт в зеркале, пятно, на кровь похожее, та же кошка, заросший мужик, пепельницу сдвинуть, чтоб она со столика слетела. Мальчик какую-то бодрость ощутил. В паре с Мамой (а такие вызовы тоже были) позиционировал себя первым номером. «Закат Мамы, -  думал он злорадно, - Засохшие Кошмары пахнут полынью. Еще чуть-чуть, и начнем принюхиваться». Он не раз чувствовал этот запах от соседних забытых сгустков. Ничего пугающего – наоборот – «пьянящий аромат».

              И память тут же выплеснула дурацкую сцену: два черноволосых набриолиненных мужчины в растопыренных сзади пиджаках с лакированными баянами - ну есть тебе похоронная команда - а посредине и чуть впереди  - звезда эстрады времен детства Вовы-холодильщика, «отпевающая» Людмила Зыкина в платье, похожем на расписанную народным узором поповскую рясу.

                Взрослеют дети – стареют матери.
                И веет запахом осенних трав…

            М-да, придумали бы сейчас что-нибудь про матерей и траву. У них сейчас на одно башка повернута. Мальчик представил себе рэпера, одетого во все «набок». Левая рука на ширинке, в правой микрофон. Брови сведены – «поднимает в творчестве серьезные проблемы».
                Мама, тебя я видеть уже не могу,
                Вместо тебя хочу я траву,
                Чем меньше в моей жизни значишь ты,
                Тем больше хочется мне травы!

           А что! В стиле R-n-B, а? А припевом пустить вот ту старую песню Зыкиной. И девочки в блестящих лифчиках и соболях:
                Взрослеют дети – стареют матери…Cоme on! Cоme on!

           Как-то с ним (впервые за все его существование!) заговорило Руководство. Это случилось перед тем, как Мальчик должен был свернуться в сгусток. Прозвучало всего два слова: Отдыхай. Готовься.
Размышлять времени не было. Только промелькнуло: придумали что-то. Как я рэп. Развлекаются! Посмотрим.

                ***

           Пробуждение было быстрым, установка короткая: адрес - точно, объект - точно, форма и действие – свободный выбор. Шанс! Дождалась-таки актрисулька Офелии! Теперь бы не обделаться! Осознание, что за тобой наблюдают, все следят и  всё видят, превращает гения в дебила. Держаться! Не распыляться. Не пытаться показать сразу всё. Лаконично. Строго и коротко. И смешной акцент!

           За столом перед раскрытым ноутбуком сидел полноватый человек. Изношенная футболка с надписью: «Levis. Silver Tab».На коленях - дополнительно подключенная клавиатура. Пальцы шевелятся в темноте, издавая вкусное пощелкивание. Только б на Черного Воина не сорваться! Откуда у людей возник стереотип, о том, что Кошмары должны выглядеть  древними рыцарями или зубастыми уродами? Это уже просто матрешки американского кинофольклора! И мы (чего греха таить) идем у них на поводу! Мальчик решил, что появится сверстником мужчины, эдакой эстетической антитезой хозяину: в хорошем костюме, галстуке. Ухоженным красавцем с «сюрпризом».

                Ніч яка місячна, зоряна, ясная,
                Світло, хоч голки… -  бормотал песню мужик. Обыденно, не вдумываясь в слова.

           Мальчик отделился от стены и чуть скрипнул, чтоб обратить на себя внимание. Свет экрана не давал возможность человеку рассмотреть темную часть комнаты, но главное - он уже понял, что там кто-то есть. Пальцы продолжали щелчки по клавиатуре. Машинально?
               
                …працею зморена,
                Хоч на хвилиноньку…

            Мальчик почувствовал: вот сейчас. И тут же другая мысль поразила: а ведь мне тяжелей, чем этому за ноутбуком. Он видит только меня, а я чувствую, чувствую, какая у нас сегодня аудитория! И кто дал это название – «Руководство»? И вообще, из кого оно состоит? Сколько их? А может, никакого Руководства и нет, а есть вымышленный образ, придуманный для нас – рядовых Кошмаров. А мы в страхе разворачиваемся, чтобы напугать и опять свернуться? «Классовое самосознание. Марксизм-ленинизм!» - промелькнуло в голове, и Мальчик отделился от стены.

            Мужик в футболке сидел с застывшим взглядом, но пальцы продолжали стучать по клавишам. «Потеря инициативы». Шахматный термин. Надо дальше двигаться. А вот и наш сюрпризик. Сюрпризончик наш! Ход, как говориться, слоном в прямом смысле этого полового слова. Мальчик расстегнул пиджак, отвернул полу, и взгляд мужчины упал на брюки. В районе ширинки был аккуратно вырезан круг, диаметром сантиметров 12, и из этой дыры в совершенно спокойном состоянии выглядывало то, что и должно там выглядывать. Нелепость! Выходка. Ну как? День чудестен?

             Сколько не пишут в журналах, что размер – не главное, а  все равно всем охота побольше. Мальчик постарался. Все было, как всем охота.

                Ти не лякайся…, - мужик опять запел, - Що ніженьки- босиє…, - и слишком задержал взгляд - Мальчик растерялся,               

             - Вот я, еще пацаном когда был в бане, заметил, что маленький член в спокойном состоянии даже смотрится получше. В эпоху Возрождения они ж не дураки были. Они такой порнухи в книжках  подпускали! А живопись или скульптура - изображали всегда небольшое «хозяйство». Потому что большое – как надувной игрушечный меч, когда его сдули.
Мальчик бросил взгляд на экран. «Ыфжавдалкщиоьфпдоанкждпожмщафж…» - объект уже давно щелкал по клавишам для звука. Все-таки страшно тебе, мужик! Но как держится! Сидит – разговаривает.

             - Не удивлюсь, если через 20 лет так ходить будут. Все удобства.
Мальчик еще раз бросил взгляд на экран. Белиберда продолжала прирастать нелепыми буквосочетаниями. Стукает. Боится! И пришла мысль это прочитать таинственным шепотом, приблизив свое лицо к его лицу. Быстрая смена высоты звука, страшные глаза: «Ыфжавдалкщиоьф… пдоанкжд. Пожмщафж…»

              Мужик перестал щелкать. Мальчик мог бы повторить, но остановился там, где закончилась строка на экране.
            - Я ничего не понял.
 
           Это было так просто сказано. Как будто не Кошмар к нему явился, а в какой-то рыгаловке подсел бормочущий ханыга. Мальчик молчал, а мужик продолжал говорить, пряча за болтовней свой страх.
            - Все проблемы от непонимания. Все! Женщина закатила скандал, а потом оказывается, что просто неправильно поняла. Но все равно приходится извиняться! У вас там есть женщины?

           Мальчик проигрывал. Он проигрывал уже даже не свое существование. Он глобальную битву сдувал по всем статьям! В самом дурацком виде – с открытыми яйцами! Кожей своей временной оболочки, вот этой самой дырой в штанах почувствовал – свернется он в последний раз и  все! Высохнет и запах полыни выветрится. Но вот этот придурок за ноутбуком, он вообще всех свернет! Как программу на мониторе! А действительно: у нас есть женщины или у нас нет женщин? О чем там думает Руководство? Без женщин жить нельзя на свете – нет!
            - Есть, - как-то обрадовано и неожиданно для себя сказал Мальчик, - Мама!
            - Мама – это да, - сказал мужик. Я свою год как похоронил. Мамы умирают – мы горюем. Вы горюете?

            «Ну какая оно мне мама? Какая оно женщина? - думал Мальчик, застегивая пиджак, - Не горюем мы. Радоваться – еще бывает. А горевать…»

            - Горюем, - соврал он. И тут какая-то гордость за свой мир вздыбилась в нем. Так расшевеливает себя семья бедных и всегда глуповатых учителей, когда у них оказывается в гостях богатый двоюродный брат. «Зато мы по вернисажам ходим! И дочь у нас в Англии не училась, но не такая взбалмошная, как твоя: не сношается направо и налево, а в вокальном ансамбле поет!»
            - Горюем, - повторил он, и в голосе послышалась злость, - Горюем! И по тебе горевать будем! Что ничего человеческого не осталось. Вот когда инжектор не тянет (он понятия не имел, что такое «инжектор» - суфлирует кто-то?) – вот тогда ты пугаешься! Вот  когда сотню в долг просят – ты прямо дрожишь от страха… А вот когда тебе по-настоящему… для твоей же пользы… пытаются душу встрясти… Ты сидишь и рассуждаешь! И не проймешь тебя!
            - Так я …,- мужчина испугался, что Мальчик сейчас уйдет.
            - Слоняра толстокожая! - Мальчик развернулся. Скрипнул пол под ногами.
            - Погоди! Я пишу тут. Работаю. Ерунда, конечно, но каждую ночь пишу. Адрес ты знаешь. Приходи еще…
             - Не от меня зависит, - не поворачиваясь ответил Мальчик, и исчез.

                ***
             Он почти свернулся, когда услышал, что вызывает Руководство. Оказался перед огромным, в десять раз выше его, столом, и видел только две пары рук на крышке. Одни погрубей, с волосинками на фалангах, другие с прозрачным лаком на ногтях.
«Есть у нас женщины!» - торжествующе подумал Мальчик.

              - Ну что, - заходили по столу мужские руки, - нам понравилось. И не оправдывайтесь по поводу ваших действий в начале сеанса. Просто у вас, да и ваших коллег, сложилось какое-то однобокое представление о задачах, которые стоят. А они, понимаете, шире…
              - Вы ж не посвящаете…
              - Не посвящаем – значит так надо, - правая рука назидательно хлопнула по крышке. Женская рука легла на нее сверху.
              - Мы обязательно посвятим, - зазвучал ее голос. – Но формы работы вы и сами прекрасно нащупываете, вот мы и решили – поработайте выборочно с разными сотрудниками. На ваше усмотрение. Особое внимание обратите на соображающих. Есть пожелания?
              - Можно мне будет еще раз к этому сходить?
              - О, - женские руки «улыбнулись», - Мы его подобрали для долгой совместной работы. Поэтому вы теперь будете часто видеться. Что еще?
              - Там подсыхает уже Мама… Ну, Ночь Кошмара, помните? Так я бы не возражал и дальше в паре работать.
              - Да она дура! Ни гибкости, ни фантазии, - вмешались мужские руки, - там уже всё! Зачем тебе эта? Шмара!
              Мальчик сам не знал. Зачем?
              - Знаете, - вдруг сказал он, - если мы хотим продуктивно сотрудничать, если вы заинтересованы… и все такое, то… никогда больше не смейте так говорить… о моей матери!