Глава 18. Сумерки

Сегодня ночью ей показалось, что она умирает. С трудом уселась на кровати, утёрла пот со лба. Дотянулась до настольной лампы. Вспыхнул свет.

В зеркале отразилось её бледное, с ввалившимися глазами и фиолетовыми губами лицо. Сердце то колотилось, то замирало, почти останавливалось. Тело вдруг, с головы но пят, покрылось холодными крупными каплями, охватил озноб.

Она закуталась в одеяло. Дрожь шла волнами. Опустила, и навалилась слабость. Галина с трудом дотянулась до выключателя, осторожно легла. Слабость была такая, что даже лежать было тяжело, во всех мышцах жило ощущение ноющей усталости, полного изнеможения… Это ещё ничего. Отдышалась, слава Богу.

Вот утром будет настоящая мука. Вспомнились слова «товарища по несчастью»: «Пока лежишь – ничего не болит. Но стоит пошевелиться…». Теперь она так может сказать о себе. Вспыхивающие, при малейшем движении, костры боли по всему телу. Острая или тянуще-мучительная боль в шее, пояснице, плечах, кистях рук, коленях, ступнях... Через «не могу», нужно подниматься, хотя в глазах темнеет и дыхание перехватывает. Нужно идти, двигаться, хотя сердце зашкаливает. Минут через десять боль станет глуше, через двадцать – терпимой…

Лекарства? Слабые быстро теряли силу, приходилось усиливать дозу, и начинались рези в желудке. Сильные, в уколах, снимали боль, но от них перед глазами бродили тени, в тошноте и головокружении терялись ощущения, и врач, в который раз, говорил:
- Значит, не идёт. Попробуем другое.

Заболевание мучило её уже около двух лет. Началось остро, весной, как осложнение после гриппа. Но хирург, рассматривая рентгеновские снимки кистей рук, заявил, что не менее полугода болезнь шла в скрытой форме.
- Видите, хрящевые отростки на суставчиках пальцев? Разрушение идёт полным ходом.

Тогда впервые услышала Галя непонятное и пугающее – «полиартрит». Впрочем, врач «успокоил»:
- От этой болезни не умирают. Но жизнь долгой покажется…

Начались бесконечные скитания по врачебным кабинетам, а позже – по палатам. Испытав на себе все старые и современные методы отечественной медицины, Галина оказалась в этой точке времени и пространства – дома, с букетом ставших привычными болевых ощущений, безо всяких мыслей о будущем. Хотя «привычными» назвать их было трудно. Человек никогда не привыкнет к боли до конца.

Но лучше терпеть её, вражину, нежели принимать лекарства, уносящие в полубеспамятство.

Поэтому рано утром, едва пропищит будильник, Галина поднималась – расхаживаться. Шла вдоль стенки, едва перетаскивая ноги, морщась, наливала чайник, с трудом откручивала колёсико газового баллона, стиснув зубы, чиркала спичку… Утирала пот.

Посмеивалась над собой: дожила! Самые простейшие действия стали едва осуществимыми. А некоторые, например – открыть банку консервную, провернуть мясорубку, отжать бельё  – и вовсе недоступными…

После эпопеи с чайником нужно идти в спальню, поднимать дочку в сад, сына – в школу. Заплетать, кое-как, дочери косу. Сыну гладить рубашку. Хотя он скажет:
- Давай, я сам. Я что, маленький?
Да уж, «взрослый» совсем… Третьеклассник…

Женщины в больнице говорили, что со временем наступит хроническая стадия, суставы «выболят», искривятся и уже не будут так мучить. А пока организм сражался из всех сил.

Поднялся Андрей. Не спеша, попил чаю, и, тяжело вздохнув, отправился доить Красулю, молодую, «ндравную» корову. Представила, как он кричит на неё, и поёжилась. Вчера стульчик разбил о её спину… Ладно, стульчик – детсадовский, лёгкий, разлетелся в щепки, не причинив корове вреда… А то берёт с гвоздя верёвку, и начинает охаживать корову по бокам… Галя зажмурилась, представив это… Красуля после такого «воспитания» стоит смирно, только дрожит всем телом.

Так, судя по всему, и было: Андрюша явился с белыми от злости глазами, грохнул подойник на стол:
- Процеживай! Когда-нибудь захлестну, гадину. Давно тебе говорил, надо извести это… хозяйство… Достали, всё на меня посвешали!..

Галины губы, против воли, задрожали, она зашмыгала носом. Андрей наскоро ополоснул руки, и ушёл, стукнув дверью, на работу.

Дети, что размазывали кашу по тарелкам, притихли. Галина быстро смахнула слёзы – не хватало ещё - детей пугать. Потом одевались, Димка торопил сестру-копушу.
- Дим, застегни Светке пуговицы, – попросила мать.

Наконец она, поцеловав детей, проводила их с крылечка. Дима заведёт сестру в сад, сам побежит в школу… Галина осталась дома одна,  глухая тишина обступила её…

Ей не привыкать было, вечной домохозяйке, быть дома одной. Но нынешняя тишина была не той, что прежде. Ту, до болезни,  можно было легко разогнать, стоило заняться делом. Теперь же было состояние, о котором говорят немощные старушки: «глазами всё бы переделала», то есть работу видят, а сил нет.

Да, её дом, её гнёздышко, её крепость, её «блокпост» среди жизненных бурь стал разрушаться изнутри, приходить в запустение.

То, что раньше делалось играючи, теперь стало забирать неимоверно много сил. Поэтому на потолке нагло качалась паутина, стены заметно припорошило пылью, на столике в углу высилась гора чистого белья, и боль в руках не давала сложить его и убрать в шкаф.

Более всего мучило Галину то, что нельзя было взяться за кройку и шитьё. Страшно было даже взять в руки ножницы…

…Не делая лишних движений, Галина приготовила обед. Наконец, примчался сын из школы. Она расцеловала его пахнущие свежим ветром щёчки, накормила, и он убежал кататься на горку. Февральское солнце подточило снег, но лёд ещё держался.

Пришёл муж. Не злился, как утром, но, стоило войти в дом, уныло-обидчивое выражение, словно маска, ложилось на его суховатое лицо.

Пообедал молча, быстро напоил коров – благо, теперь не нужно было ходить к колодцу – в доме был электронасос, и снова ушагал на работу.

В детский сад за Светланкой Галина отправилась сама. Идти было не слишком далеко, и она заставила себя сделать это,  чтобы пройтись по улице, подышать воздухом.

Вечером дети и муж были рядом. Руки-ноги уже не болели, просто ныли, и можно было, наконец, перемыть посуду, что скопилась за день, протереть пол шваброй, начистить картошки на ужин… Димка примостился рядом на кухне – делал уроки. Муж устроился у телевизора. Светланка затеяла строить что-то из кубиков на полу…

После ужина Андрей растянулся на диване в зале, да и уснул. Галина не стала его будить – накрыла пледом, выключила телевизор. Он так и проспал в одежде до утра. Такое не раз уже было…

Галина долго ворочалась в спальне, постанывая и охая, устраивалась поудобнее, и затихла, наконец.

«Какая до-олгая, беспросветная жизнь разворачивается… - она вглядывалась в темноту, - А если умру? Как Таисья Ивановна… Приведёт новую жену. Не Верку, а какую-нибудь румяную Дарью… И затихнут мои птенчики под её придирчивым взглядом… Не дай Бог, знаю я, каково оно, с неродным родителем… Нет, надо жить, несмотря ни на что… Господи…».