ЦойВикторРобертович
Ребята садились на землю, вставали, куда то опять шли. Были словно потерянные овцы без пастыря. Не было всхлипов, истерик и стенаний. Вокруг витало чувство страшной и тихой беды, безысходной тоски и покинутости. Большая группа молодых людей сидела перед могилой рядами прямо на свежей земле. Перед ними лежала раздолбаная «Весна» и играла песни Цоя. Все одинаково грустные, и не совсем верившие в случившееся. Стая была довольно таки однородная: у кого-то старые подряпаные косухи, у кого-то самодельные кооперативные майки и значки «КИНО», прочая черная одежда и атрибутика. Все достаточно просто, застиранно, с серым оттенком.
Возложив на могилу кумира свои скромный «студенческий» букет, я почувствовал жгучую боль где-то выше сердца. Что там? Наверное, душа и как она жжет!. Во мне как-то сразу и одновременно заиграла какофония всех цоевских песен. А знал я их к тому времени не так много. Заныла «Спокойная ночь», с ее пульсацией и безнадежно-холодным соло в конце. Закипела «Группа крови». С «Закрой за мной дверь» я мысленно зашагал в промокших ботинках и мокром плаще по холодным питерским лужам. У меня все внутри рвалось и плакало…, а «дома напротив» прожигали во мне дыры из своих безжалостных светящихся окон.
Ничего не понимая, я чумной и ватный, резко повернулся спиной к могиле и начал удаляться.
Солнце опять взяло в свои ладошки мое лицо и стало нагревать щеки и слепить глаза. Ряды могил выстраивались передо мной справа и слева. Шелестели сухие цветы и старые, задеревеневшие кусты сирени. Со всех сторон на меня смотрели строгие, ретушированные, героичные лица летчиков-испытателей, ленинградской элиты и всякого рода научных деятелей. Весь тот благородный и умственно развитый сонм достойных человеков, ровными рядами был уложен на глубине около двух метров и теперь мирно лежал в этой сырой питерской земле и тягостно, звеняще молчал.
На дорожке было пустынно. Впереди мутнели неопределенным цветом ворота кладбища. В ворота вошла пара, резко отличавшаяся своим внешним видом от всех остальных фанатов.
Девочка лет 14-ти и дородная красивая женщина лет сорока. На дворе был 1990 год и эта «правильная» девочка была одета вполне «правильно»,в духе времени. Платье розового оттенка. Мне даже показалось, что я больше никогда в жизни не видел платья на четырнадцатилетней девочке.
Дама вышагивала спокойно и царственно, с некоторой долей непонимания в глазах : что она тут делает? Нахождение сей «шанелевой» дамы на скорбной дорожке кладбища было настолько нелогичным и противоестественным, что казалось, что она просто ошиблась маршрутом. На лице было «написано маслом» такое непонимание своего собственного поступка. Вполне взрослую девочку она крепко держала за руку и вела ее словно на поводке. Два несчастных цветочка свисали из бледненькой девичьей руки и были подстать ее : убитые сушью и горем.
Лицо девочки было опухшим от слез. Она шла и смотрела на дорогу из под лобья, стесняясь своих слез и ,наверное, своей властной и постой спутницы.
Я услышал только обрывки их разговора, хотя, как мне кажется разговор, по ходу, был долгий и укоризненно-бесцельный.
- Я не понимаю, как можно лить столько слез из-за какого то там певца? Подумаешь!
Вот если бы мы с папой умерли – ты бы ,наверное, не скулила бы так, и не лила столько соплей. Ну, я тоже была молодая, и мне тоже нравились артисты, но что бы так…!? Все это БУГИ-МУГИ до добра не доводит. Измучила себя и всех вокруг. Думаешь, мне легко наблюдать за твоими глупыми страданиями?
Холодно-безнадежная уверенность суждений была настолько очевидной и стройной, что полностью подавляла своей сухостью тоненькие девичьи плечики. Казалось, что с каждым словом, сказанным дамой в атмосферу, девочка еще более прижималась своей душою к земле и еще больше казалась сама себе потерянной и брошенной.
- Этот «китаец» дороже тебе всех нас. Кто он тебе такой? Что он для тебя сделал? Больше чем мы с папой? Не понимаю, как так можно…? – забила последний «золотой костыль» в сердце девчонки дородная и вполне реальномыслящая мама.
А девочка и сама не понимала «как так можно»…..
Стуча тонкими заграничными каблуками вышагивала дама. Путаясь в своих тонких ножках, шлепала босоножками девочка. Капали слезы. Непонимающе блестели глаза дамы. Пара удалялась по направлению к могиле. Мама продолжала свой монолог. Девочка плакала от горя…
Свидетельство о публикации №209080700557