Смута

— Коня мне, коня! — выкрикнул полководец.
— Коня нет. — С некой печалью в голосе ответил русый воин.
— Как это, нет коня? Моего коня нет? — Подняв бровь, прошипел он.
— Вашего, — и добавил, — у меня отродясь коня не было, я же не кавалерист...
— А кто ты тогда? — С презрением выкрикнул полководец.
— Кто я?..
— Ты – говно! — Молчание, — Почему не доложил, что коня нет?
— Говно... коня то? — Что не сказать, не поможет, — А он, ваше сиятельство или как там... ваше начальство, товарищ полковник...
— К делу говно, к делу! — Перебил его разгневанный полковник.
— Я чё же к вам та сейчас бежал, сказать, что лошадь ваша минут тридцать назад померла... копыта отбросила, товарищ воевода, в прямом и переносном смысле.
— Ах ты говно! Полчаса у тебя взяло, чтобы мне доложить, да я за полчаса пол-Европы захватить смогу.
— То пол-Европы, а то семь километров...
— Как семь?
— Ни с того ни с сего лошадь ваша белая взбесилась и поскакала к рассвету, ну я и за ней и побежал; обеспокоенный, видите ли, был состоянием непарнокопытного. Лошадь всё таки неказённая, хоть и государственная, налог то мы платим, простой люд, а тут – на тебе, в лошадь чёрт вселился...
— Ну и?
— Вот я и товарищ начальник, чтоб вы так не бегали, как я бежал, устремился, как сыщик, по его горячим, подковным пятам. Но к моему счастью, конь на седьмом километре сдал, упал и умер.
— От чего конь умер?
— А поди его знай, за что господь к себе величать вздумал в самый ответственный момент лошадь самого подполковника! Но если б я был ветеринаром, мог бы предположить, что конь мук не выдержал...
— Каких это мук?
— Запор был у коня, явно запор. Столько дерьма из коня вывалило, будто год не испражнялся.
— Ты что, говно, смеяться вздумал над смертью коня моего? Под трибунал захотел?
— Да что ж вы, батюшка, меня под трибунал сразу, Креста на вас нет иль разум затуманился?
— Теперь, с сего дня, имя тебе будет "Говно"!
— Говно так говно.
— А теперь найди мне коня, да побыстрее, а то скоро в бой, а без коня и изба не стоит!
— Будет сделано, соотечественник!
— Говно.
— Вот заладил с говном, — уходя, прошептал воин.
Он шёл меж палаток, беспокоя сонных воинов, которые чистили мушкеты и надевали на них штыки. Они выглядели больными и уставшими. Из палаток доносились стоны раненных. Если бы он остановился и просто задумался, он бы навсегда остался стоять остроугольным камнем посреди окроплённого поля. Шум колосьев доносился издалека; целые степи выли перед концом. А за полями густые леса, в которых скрывался злой умысел всего сотворённого. И он стал чего-то задумываться и задумываться, пока просто не присел на камень и не застыл. Шутки шутками, а жизнь висела на самом тонком волоске.
Но всё это ничего не значило, так как полководец дожидался коня. Поначалу он просил у кавалеристов, но они посылали его сдохнуть, так как это было явной дерзостью – клянчить у них коней, которые выполняли функцию ног. Они служить пошли не для того, чтобы у них коней отбирали перед боем... на то их правда. Время поджимало, а он то и дело слышал голос воеводы у себя в голове: "Говно, под трибунал за невыполнение приказа!"
Так что он, долго не думая, пошёл искать свободного от всадника коня. И к его счастью был один, немного потрёпанный, но всё же дееспособный конь посреди многочисленных трупов коней. «Солдат то ладно, но за что коней?» – подумал воин. Израненные лошади вдыхали последние глотки воздуха. Их большие умные глаза тускнели на фоне холодного рассвета. Пробитые штыками, пулями, разодранные пушечными снарядами, они уходили вместе со своими всадниками. Жалели ли они о чём-то или нет, солдат не знал, но он понимал, что они не были рождены чтоб так закончить своё существование. Даже кони не были рождены для такого трагического конца.
А этот конь, которого он вёл к полководцу, может был счастливчиком, что остался цел, а может быть неудачник, так как ему придётся снова пройти сквозь мясорубку, откуда вряд ли ему посчастливится выбраться. И неожиданно для себя воин вспомнил себя в последнем бою, в бою, в  котором полегли немало его товарищей, в бою, в котором улыбка не сползала с его лица, и по-другому он бы не смог выжить, и трупы, под которые он прятал своё исхудалое тело, и сабля, которою он вонзал исподтишка, и револьвер с сырым порохом, который просто не стрелял. Бой, в котором он мог умереть сотню раз, просто напросто стёрся в воспоминаниях, так как ему не хватало ума понять и ужаснуться; если бы он в действительности ужаснулся, он бы никогда этого не повторил.
Но конь был доставлен полководцу.
— Чей конь, Фекалий? — спросил тот.
— Фекалий? Звучит неплохо. — Обрадовался воин.
— Не обольщайся, фекалий и говно – это одно и тоже.
— А? Понятно. Не имею ни малейшего понятия чей это конь.
— Ты что его украл?
— Не как нет ваше бесстрашие, всадник, предполагаю, погиб.
— Ах ты басурман!..
— Шо?
— Говнюк, как ты посмел предложить мне коня умершего всадника, удачи с ним нет.
— Удача? Все кони со всадниками полегли, а это живой, значит, непросто его уложить в землю, поди и вы с нем не ляжете...
— Как это, коней тоже поубивало?
— Поубивало, а как же!
— Ну ладно, всё равно времени нет, скоро выступаем, но тебя говно, всё равно под трибунал надо, чересчур ушлый ты, да и трусливый.
Запрыгнув на коня, полководец велел войско собрать, чтобы слово молвить, на что Фекалий повиновался. Через полчаса вся армия, живая и полуживая, стояла, как поле колосьев, перед тем, как быть скошенной и трупами лечь на поле брани.
— Вы думаете всё было не так? — Начал сечь словами души, отколовшихся от жизни, солдат. — Всё было именно так, как должно было быть, по-другому не могло быть!.. — И тут конь свалился вместе с полководцем наземь.
— Ох, фекалова моя судьба! — вырвалось из толпы вояк.
— А ну выйди сюда, говнюк! — Будущие трупы засмеялись, а Фекалий мерным шагом направился к лежачей лошади.
— Да, ваше бесстрашие?
— Как ты смел простолюдин, так меня опозорить? — Вытащил саблю из ножен. — Дохлую лошадь мне подогнал!
— Никак нет, не дохлая. Живая была.
— Под трибунал тебя, если выживешь! — Достаёт револьвер, и целится в лошадь.
— Да что же вы делаете? — Закрывает собой коня, — Не сметь ваше благородие, не сметь! Конь живой.
— Откуда ты такой юродивый взялся?
— Конь живой, — поворачивается к коню, и шепчет ему, — вставай, дурень, пока на колбасу не разделал. — Конь встал. 
Солдат взобрался как мог на коня, посмотрел на войско, и, неожиданно для себя, начал толкать речь. 
— Товарищи, соотечественники, однополчане, сослуживцы, граждане солдаты, офицеры, лейтенанты, майоры, командиры и просто наёмные... Братья, отцы, друзья, это я, Фекалий, брат и сын ваш, как и вы – в одной рубахе, на полигонах разрывался вместе с вами, а вчера здесь неподалёку жизнь разменивал на смерь за отчизну, но не разменял. Так вот, я, я говно, простое обыкновенное, человеческое, большим от меня не пахнет. Я здесь вместе с вами землю жрал и кровью напивался, я вместе с вами боялся, и, выжатый страхом, лез из под штыков к воздуху. За что, я спрошу себя...
— Слезь с коня, не сей смуту!
— Конь этот, он не болен и не ранен, нет, он устал. Я знаю, тяжело смотреть друг другу в глаза, но посмотрите в лошадиные, что они отражают? Они отражают непонятную им боль, потерю. Мы потеряли себя в последнем бою, а в этом уже потеряют нас наши жёны, матеря и дети. Спрашиваю я себя, судьба ли этих коней пасть жертвами нашего с вами безрассудства? Нет, говорю я, не судьба! У них нет судьбы, у них ничего нет, мы уже забрали всё что у них было. Негоже коням гнить за наши амбиции, вот когда танки будут, то сами же в них и сгорим, а здесь и сейчас мы ответственны не только за себя, мы ответственны за коней наших. Не хотят в бой, им бы в степи, да на волю. Лошади не врут! Лошади никогда не врут! Я им верю. Напрасно всё. За что ж воюем мы, во имя чего, кого побеждать? Да некого побеждать нам, некого. И я говорю это вам, не потому, что я трус, а потому, что я истинный патриот своего государства. Не может государство заниматься таким расточительством! Я говно, смешно прям, после всего – я говно... Так что окститесь! Домой идите, к жёнам к матерям...
— Ах ты сучёнок! Стойте, дезертиры, всех под трибунал, всех! — Но солдаты уже не слушали, они повернулись и направились домой.
Русый воин хотел было ускакать на коне, но дробь револьвера полководца сразила юнца и свалило с коня, а конь, поскакал по степям, так и ничего не поняв.