Нескладушка 14. Море - Арлекин

      Я не отпускаю тебя! Нет. Слышишь? Не отпускаю!

      Как время не может остановиться, потому что на самом деле никуда не идет, так и я не могу расстаться с тем, чего у меня нет. Просто не могу. Просто не знаю, как. Просто не понимаю, зачем.

     Зачем изменчивой луне стыдливо прикрывать лицо, когда на нее смотрят миллионы и миллиарды глаз? Зачем ей стесняться того, что ей любуются незнакомые поклонники ее завораживающей красоты? Зачем ей отвергать щедрые дары, приносимые почитателями ее будоражащей неизвестности?

     Луна отвела руку от глаз, которой она вот уже много лет пыталась скрыть ответный взгляд.

    – Если я посмотрю на него – на того, кто так долго вглядывался в мои черты восхищенно – если я отвечу ему благосклонно, он поймет меня правильно? – вопрошала она вселенскую мудрость.

     Древняя мудрость привыкла к детским глупым вопросам, но на то она была и мудрость, что всегда неизменно спокойно отвечала так, чтобы ее максимально поняли.

     – Да. Это просто. Однако делай так, как тебе удобно, не оглядываясь на кого-то еще. Только когда ты отпустишь привязки, ты поймешь, что задаваться такими вопросами нет смысла.

     Мудрость обреченно и устало вздохнула. Сколько еще раз ей придется объяснять очевидные вещи! Она посмотрела вглубь себя – там все было ровно и спокойно, как всегда. Только где-то на окраинах большого океана что-то колыхалось и начало вздыматься. Это луна переживала очередной период сомнений, поворачиваясь по сторонам, искала истину, уволакивая за собой пространственные нити. Нити тянулись через бездну к океану, и то и дело дергали его то с одного края, то с другого.

     – Море – Арлекин, – думала мудрость, глядя из бездны истинного знания. – Смешно, ей Богу!

     И не выдерживая глупости неразумной, периодически выкрикивала: «Ну, отпусти же его! Опусти!»

     – Почему? Ну, почему? – в отчаянии восклицало неразумное. – Мне так сладко жить со своей болью: я и не вижу, я и не знаю, я и не обладаю. И знаю, что не смогу, но так хочется!

     Хочется плакать, но слез нет. Хочется радоваться, но не чему. Хочется обнять, но оно такое большое и неуловимое. Я не умею хлопать в ладоши одной рукой. Я не могу играть в те игры, которые предлагает мне пространство.

     – Тогда придумай свою игру, – сказала древняя мудрость, – и пусть оно играет по твоим правилам.

     Неразумное дитя на минуту призадумалось. Отпустило. И крикнуло в пространство: «А теперь мы играем в салочки. Теперь ты ловишь меня!»

     Дитя озорно подпрыгнуло на месте и вприпрыжку помчалось в даль.

     Пространство грузно дернулось: довольно редко его так шевелили, и медленно, как-то даже инертно, скорее интуитивно потянулось вслед за игруньей.

     – Лови меня. Ищи! – звенел озорной голос, поднимая с глубин естества некое подобие инстинкта охотника. А инстинкт – такая вещь не простая: хочешь, не хочешь, а раз убегают – лови.