Письмо казака

            
            Низкий поклон вам из деревни Ивановка, от атамана, подъесаула  Иванова Ивана Ивановича. Нижайший привет от нашего союза казаков и моей любимой жёнушки Аксиньи Ивановны. Ты помнишь, мы с тобой вместе ехали в Москву в поезде, в плацкарте. Вспомни, как познакомился с донским казаком  из Ивановки. Мы ещё с тобой посидели, поговорили так душевно, за чаем с водочкой. Так вот я тебе теперь и пишу сердечно. Ехал я тогда в нашу дорогую столицу на совет атаманов. Ты мне оставил свой адрес, а его положил в нагрудный карман кителя и забыл про него напрочь. Сегодня второго марта, поутру полез в китель и нашёл эту бумажку, с твоими координатами. Долго не мог вспомнить, кто мне его написал, а потом осенило, что это ты дорогой попутчик.
            Казак без веры – не казак! Сейчас мы собираемся всем гуртом строить казачью домовую церковь, но нет, ни спонсоров, ни средств, кроме двух соток земли рядом с моим домом. Так что может у вас, там где ты живёшь, есть добрые люди, которые могут поспособствовать в постройке храма. Тем более что у вас там находится  казачье войско. Кстати ты сам-то обращался к вашему атаману, и как тебя приняли? У нас в Ивановке много нарушений православных канонов и прочие, другие нарушения. Народ запивается капитально. Люди работать не хотят, живут хуже нищих, даже скотину не держат. Кур и тех пропили. Да что там говорить, картошку даже не выращивают! Как выживают, не пойму? В Бога не верят. В храм местный дорожка коноплёй да чертополохом заросла. От этого все их беды… А мы справно живём, не чета им. Не бедствуем, не оборванцы, какие, да и самогоночкой к месту балуемся.  Не без греха. К нам идти не хотят: мало того, что работать надо от зари до зари, так ещё и служба. Нет сил, уже терпеть, ереси бичующих… Бьём их иногда, а что толку,  сатана в них живёт. Не мы одни такие, многие возмущены. А тут новая напасть приключилась, слухай, браток, что деется, на белом свете.
              Завелись, как вши ненасытные, у нас черти. Грабят, убивают, насилуют без всякой меры и разбору. Кто их видел, и остался, по воле Божьей, жив, описывают их все одинаково. Чёрт он и в Африке чёрт. Все чёрные, кожаные, блестят под лунным светом, как начищенный кирзовый сапог. Рога, у кого козьи, у кого коровьи.  Хвосты тоже разные, от всякого зверья. Лиц не видно. Рожи  в саже,  прокопченные,  как окорок по осени. Поймать их не могут, нечистая сила, есть нечистая сила. Копыт никто не видел, в обуви людской, добротной. Когда били ногами, люди запомнили размеры: 42,43,44,45 и даже у двух бугаёв 46 и 47. Пахнут луком и чесноком с водкой, матерятся,  как  на паперти… Как ворвутся в избу ночью, и убивать не надо, народ без памяти валится со страху. Люди к нам с поклоном, помогите казачки, если никто их не может изловить. Решили мы своими казацкими силами изловить супостатов нечистых. У нас безобразие прекратилось, но перетекло по другим деревням. Ну, подумали, кого они в следующий раз хлопнут и пошли к местной  ведьме, она спиртом день и ночь торгует. Сделали засаду, но подвела слабость мужицкая, накосарезились на халяву спиртика  и уснули всем отделением. Бесы же сволочи наглые, в этот же день её и грабанули. Она деньги в нижнем белье постоянно при себе носит, набила себя бумажками. Взяли всё, и доллары, и евро, и какие-то тугрики, но конечно и рублём не побрезговали. Не постеснялись старухи, раздели догола и всё вытрясли, до копеечки. Она со страха, в бане заперлась и орёт во всё село. Люди все прибежали с топорами и вилами, на подмогу, а мы дрыхнем без задних ног, ничего не слышим. Точно чёрт попутал, окаянный. И её заговоры не помогли… Лучше бы нам деньги отдала, или нищим раздала. Скоро с Богом разговор… С собой же не заберёшь всё в могилу,  вот так и пропало её богатьство, на алкашах нажитое.
             Тут к вечеру, как управились по хозяйству, приходит ко мне на рюмочку, сосед, казак Егорка. Жалуется, что жена Прасковья его ненаглядная, верить перестала, не молится, не крестится, образа завешала… Как придёт с работы, заикается, дрожь её бьёт, веко дёргается, слово путём сказать не может. Служит она у бывшего попа, по хозяйству. Он  сейчас деловой стал, спасу нет. В райцентр, да в город мотается по коммерческим делам... Долго упрямо молчала. Потом прошептала: лучше не говорить про него, а то окажешься на кладбище. Утром якобы заставляют её чистить от грязи и крови, чёрные, кожаные брюки, сапоги  и куртки. Так вода в корыте в серо-красный цвет окрашивается. Ей сказали: пикнешь – всю семью вырежем. Всё, говорит, ни во что не верю, хоть ты тресни. Сдурела баба окончательно. Тут то и дошло до нас, где их чёртово логово и кто из них главный, Люцифер.  От услышанного сказа поднялось давление, сердце рвалось, наружу, в бой. Решили устроить им засаду сами, без помощи властей. Что знают двое, то знают все. Собрались на сход казацкий, составили план, вооружились, как могли, ломами да нагайками. Решили брать на рассвете, возле их логова, когда с награбленным добром будут возвращаться. Тут уж им  стервятникам, не открутиться. Порешили на одни и те же грабли не наступать, ни капли в рот. Потом отметим, если всё срастется, как было задумано.
    Просидели всю ночь в схроне. Тишина, да и только. Утром, похолодало, чуть рассеялся густой, как на пожаре дым, туман. Ещё петухи не орали. Послышалось лошадиное ржание, цоканье копыт, скрип колёс по дороге… Потом шавки кой-где, завывая, забрехали, резко заткнувшись. Показалась телега с награбленным добром. Ну, мы их и взяли в оборот, поднявшись от земли, как с преисподней… Вылезли и дали шабезгоям промеж рог по первое число. Били от души, основательно, с перекурами. Ждали, когда аклимаются. Этих паразитов, хоть в десяти реках крести, ничего не поможет. На силу надо ещё большую, мощную силу. Народ в наших краях немилостивый, особенно к иродам бесчеловечными. Содрали с них шкуру, обломали рога и оторвали хвосты.… Связали парами, дедовским способом, и  в одних труса, провели по селу.… Как раз народ скотину в стадо выгонял,  с дворов. Привязали напротив управы к столбам. Всыпали ещё плетей, с пристрастием.… Обгадились они с ног до головы, герои хреновы.… Всех  сельчан до глубины души возмущала вопиющая несправедливость, которая происходила по милости этих зверей. Решили сами их судить, по казацким законам, но не дали. Приехала милиция и насилу отбила их от обиженного народа. Не допустили самосуд. А они то, как обрадовались, когда ОМОН приехал, орали охрипшими голосами, чтобы их быстрей на тюрьму отправили. Сельчане, было, начали их камнями забивать, да защитили  ересь щитами и увезли на тюремную больничку, в город. Мы долго топтали и плевались на их кожаную одежду, потом собрали её в кучу да сожгли в центре села. Тут же всем миром к дому, где они хоронились. Пожалели, не стали дом жечь. Жена молодая, да двое деток. Жалость, успокоила народ. Вынесла напуганная попадья в отставке с помощью мужиков награбленное за долгое время имущество. Как  бы ни соврать подвод двадцать или тридцать, но а машинами мне трудно прикинуть. Так тоже налетели соколы от власти, конфисковали всё, по описи. Сказали, будет всё по закону, после показательного суда в клубе раздадут вещдоки пострадавшим. Вот такие у нас в Ивановке боевые действия происходят…
             Ну а вечером собрались у меня в хате,  отметили нашу победу. Кто что мог, принёс: сальца, маслица, соленого огурца, бабёнкам  наливочки винца, каждый по два яйца и холодца…  Всё своё с огородца,  да с хозяйства... Стол получился  славный. Да народ ещё самогонки немеренно припёр на нашу поляну в знак благодарности. Так что к вечеру заголосили песни и частушки, да так, что в соседней деревне псы завыли. Тут же сочиняли новые куплеты, кто, на что горазд… Слухай:
           Кайся громче православный, тихо запись уж идёт.
           В МВД сдают отчёты, кто и где, и что крадёт.

           Звон стоит на всю округу, он фальшивый больно.
           То компьютер голосит, звоном колокольным.

           Если станешь возмущаться, больше, чем положено.
          Увезут тебя в психушку, позвонку подложному.

           Настрадался Нострадамус, да за всю историю.
           Как разбойников вели, в медлабораторию.

           Протоптал всю деревню, кроме шила и гвоздя.
           Шило острое зараза, гвоздь насиловать нельзя.

           Ты пляши, пляши ворюга, деньги выколачивай.
           К своей женке уходи, к моей не заворачивай.
         
           Ну, так, до утра и прогуляли, хорошо, что выходные, в поле не надо.
           Спел я на посошок, свою любимую, как старшой атаман.

           Не боись Святая Русь, голову поднять.
           Правда, с нами, Бог за нас и на том стоять.
            
           И разошлись счастливые, охмелевшие казаки, обняв своих верных подруг, по хатам, управится по дому да спать. Так и стоим у нас на селе, как кирзовый сапог. Но вернусь к главному, с чего начал свой сказ тебе.
           Мирянам и казакам необходима как воздух своя церковь, истинная Православная! Благословил наш духовник строить свою домовую казачью церковь прямо у нашего дома. Хоть и это наш огород, всего две сотки земли, но места нет больше. Да и наша общественная организация готова пройти все муки ада, и добиться разрешения у власть имущих. Мы  сделаем всё, что в наших силах, чтобы сохранить Православие в Ивановке. Это естественная обязанность христианина. Особенно если этот воин Христов – казак. Только сообща мы сможем построить храм. Очень просим откликнуться на нашу просьбу. Православные, приезжайте к нам в гости, дом в пяти минутах ходьбы от остановки. Помогите со строительством. Высылайте Христа ради, кто сколько может. Окажите посильную материальную помощь на строительство в четвёртом уделе Божьей Матери истинно Православного храма. У нас могут разместиться сразу сто человек, рота. Бывший сельсовет через две минуты ходьбы. Ждём!
           С наступающим Великим постом.  Храни вас всех Господь!
                2004 год