Предчувствие

Наконец натянута маскировочная сетка от бронетранспортера до БРДМ и можно спрятаться под ней от жаркого афганского солнца.

Иван нырнул под сетку и лег на брезентовую подстилку.

«И это всего лишь тень», - почувствовав долгожданное дуновение прохладного сквознячка, подумал офицер и на секунду-две прикрыл глаза, наслаждаясь легкой свежестью.

- Товарищ, лейтенант, - окликнул его звонким голосом механик-водитель Александр Лукашов, - а кашу будете?

- Потом, пусть остынет, - отмахнулся лейтенант. Зачем, зачем водитель отвлекает его, когда он сейчас на секунду встретился на броне со своим старым товарищем.

Генка прикуривает с его рук сигарету без фильтра, и во все лицо улыбаясь, прижмуриваясь от большого афганского солнца, сует Ивану под нос большой палец правой руки, мол, все здорово.

Глядя на его безмятежное радостное, спокойное лицо,  Иван тоже расслабляется, напряжение спадает, нервная система успокаивается, и он уже не боится той пропасти, в которую может свалиться его БТР, ползущий по узкой дорожке, заваленной осколками камней. Нет, нет, они не подорвутся на мине, и если что - механик-водитель удержит колеса на дороге и они не слетят со скалы в ту пропасть, в которой видны величиною со спичечную коробку разбитые танки, БТРы, БМП, сожженные душманами.

Вот он, его герой Геннадий Федоров, прошедший в течение полутора лет Афган, с Кундуза до Кандагара, сидит сейчас перед ним, без одной царапинки, значит, и Иван может пройти сквозь это сито войны без ранений.

Горячий воздух, наполненный выхлопными газам спереди идущей техники,  забивает дыхание.

«А помнишь, - кричит Иван Генке, - когда мы с тобою бегали в миндалевый сад рядом с конюшней, и сторож дед Евсей просил нас сбросить ему под закуску несколько орехов».

«А помнишь», - вторил ему Генка, скинув со своих лейтенантских погон осевшую пыль Панджшера…

Но Иван, не прислушиваясь к голосу своего друга, с удивлением смотрит на его погоны. Как он так мог ослушаться командира дивизии и напялить их на себя, выезжая на боевую операцию? Знает же, что духи за убитого офицера получают огромное вознаграждение, а значит и сейчас, увидев в бинокль Генкины погоны, откроют на него охоту.

«Зачем? Зачем ты одел погоны. Снимай их, быстрее!» - кричит он, не слушая Генкин рассказ.

Но Генка не обращает на него внимания и продолжает:

«А помнишь, как пастух уснул под акацией, и мы отару его баранов увели в о двор к бабке Марфе, которая никогда и ничего не держала у себя, кроме своей коровы Зорьки»?

Но Иван отмахивался от слов Гены и продолжает кричать ему: «Сними погоны!»

Но Генка, так  не обращая внимание на крик Ивана, продолжал вспоминать веселые истории, которые у них с Иваном проходили в детстве. И вдруг его голову сильно мотнуло в сторону, и она уперлась в грудь Ивана. Иван прижал к себе Генкино тело, и в эту же секунду, чуть не оттолкнул его от себя, увидев на своих ладонях его кровь. И… прижал.

Прыгая с брони БТР, Иван потянул за собою Геннадия, пряча его за машину, по которой цокали осколки от снарядов и пуль. Но Генка, свалившийся кулем на землю, распластался, без признаков жизни, и Иван никак не мог затащить его под машину.

 «Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант», - голос пулеметчика Константина Каплина разбуркал заснувшего Ивана.

Он приподнялся, по инерции хотел глянуть на часы, но увидев перед собою испуганные глаза солдата, спросил:

- Что произошло, Костя?

- Да, вон, смотрите, - и солдат махнул рукою в сторону, где стоял дымящийся ГАЗ-66. – Подорвался только что.

Еще не осознавая, что произошло, Иван привстал с земли и наблюдал за бегущими к машине с кунгом медиками из расположившегося рядом полевого госпиталя.

Что-то начало саднить внутри груди, запершило в горле. Он встал и тоже побежал к горящей машине, из кабины которой вытащили почерневшее от копоти тело человека и положили его на носилки. Но раненный не хотел лежать на них и постоянно пытался соскочить, не осознавая, что одной ноги у него уже практически нет, а вторая, переломанная в нескольких местах, свисала с носилок как канат.

- Товарищ, - хрипло и громко спрашивал он у медика, показывая на свой окровавленный живот, - а дети будут?

Но Мишка Сидоров, знакомый полевой хирург, что-то успокаивающе говоря в ответ, укладывал это полуживое тело на носилки. Не человека а тело, с изуродованной головой, без ног...

- Как его голова осталась цела? - с удивлением сказал кто-то из сзади стоящих людей. -  Услышав это, Иван невольно посмотрел в сторону автомобиля, осевшего на правый бок. От колеса ничего не осталось, а только огромная дыра внизу кабины, болтающаяся на чем-то дверь и полуовальная вмятина сверху кабины, которую могла оставить только голова этого израненного парня.

Парусиновая дверца госпитальной палатки закрылась и воцарилась тишина. Солдата, водителя этого ГАЗона, пронесли в другую палатку, но тот таких травм не имел, как его сосед по машине. Хотя кто его знает.

Иван посмотрел на часы: вот-вот появится вертолет, который должен забрать двух раненных солдат и двух бачат, афганских пацанят, пострадавших от взрыва мины у арыка, в котором купались.

«Блин, вот сволочи эти духи, всех готовы за баксы взорвать, не понимая, что идут против своих детей, отцов, - думал Иван. - Нет - это не афганцы, они такое сделать не смогли бы, установить в кишлаке мины, где живут их братья и сестры, отцы и жены. Или до такой степени у них крыша поехала. Фанатики!»

Послышался свист вертолетных винтов зависшего вертолета. Из госпитального кунга открылась дверь и вышел, понурив голову, капитан Сидоров. Заметив Ивана, подошел к нему.

- Не смог его спасти, дорогой, - развел он руками, - ничего не смог сделать. Нет больше твоего Генки! Нет!

- Это был Генка? – не осознавая что кричит во все горло, Иван схватил хирурга за плечи и начал что есть силы трясти его. – Генка?! Генка! Да я же только что с ним говорил. Генка! Генка?!

И никто не хотел остановить вышедшего из себя лейтенанта.

- Генка, ты что наделал? Генка, - Иван бросился к солдатам, вынесшим на насилках из госпитальной палатки тело его товарища. Остановил их, и присел на колени перед укутанным в окровавленную простынь телом Генки. Но снять постынь с головы убитого так и не смог, а только взял его с поставленных на землю носилок и поднялся с ним по трапу в вертолет.

...Винтокрылая машина начала подниматься в воздух, закручивая вокруг себя пылевую бурю. Но Иван не прикрывал свое лицо от летящего песка, больно бьющего по лбу, щекам, а вздымал руки вверх и кричал:
- Генка! Генка, прощай!