Не хвастай, время, властью надо мной

«… Писать можно, начиная ни с чего…» - как-то пошутил писатель Юрий Олеша. Мы и начнем «ни с чего»… С чистого листа… О Шекспире… Да! О гениальном Шекспире, милостивые господа! Оказывается это возможно…

   «Шекспир, или Укрощение строптивого»… Так называется новая повесть московского драматурга и писателя Анатолия Сергеева. За давностью лет многие из нас воспринимают Шекспира, несмотря на многочисленные труды о его творчестве, как нечто абстрактное. Просто имя на многотомном собрании сочинений... Просто колоссальное количество трагедий, драм, комедий, украшающие репертуары всех театров во всех частях света… Мы рассуждаем,  философствуем о вечности творчества Шекспира. Но часто ли нам удается задуматься о знаменитом создателе  английского театра, которому благоволила сама королева Елизавета, как о человеке реально существовавшем. Услышать его шаги на улицах старого Лондона. Увидеть  отражение его усталого красивого лица в стареньком зеркале, установленном на маленьком гримерном  столике в крохотной нищенской каморке, с паутиной и старым сундуком, служившей ему и гримерной, и жилищем. Ощутить удивительную силу души этого гениального художника и, в то же время, обескураживающую ее незащищенность, хрупкость и нежность… Уловить «легкое дыхание» творца и навсегда поселить дыхание это в собственном сердце… Где бывал? Как работал? Кого любил? Что чувствовал? О чем переживал? Этого нам, конечно, не узнать наверняка. Но почему бы не дать волю фантазии и воображению? Ведь автору необходимо угадать суть духовных устремлений своего героя и, опираясь на известные факты, дописать, домыслить, дочувствовать. Правда, чтобы справиться с этим, писатель должен обладать чисто актерским качеством – уметь влезть в кожу другого лица, как говаривал великий актер Михаил Щепкин. 

   «Влезть в кожу» английского драматурга  Анатолию Сергееву удалось в превосходной степени. Его Шекспир, да и все герои, становятся близкими и родными с первых же строчек книги, словно стародавние события эти происходят сегодня, сейчас, на наших глазах,  и мы их свидетели, современники, участники. И возникает желание  верить, что все так и было тогда, в те времена. Во времена карет и экипажей… Во  времена, когда для возведения театральной сцены требовалось всего лишь дюжина дубовых бочек, покрытых досками. А театральные звонки заменяли удары в гонг, после чего пространство перед сценой, так называемый «партер», заполнялся шумной разношерстной публикой,  чудесным образом сочетавшей в себе  грубость и беспощадность  с удивительной искренностью, непосредственностью, наивностью и благодарной щедростью на похвалы и аплодисменты…  Во времена   таверн с низкими прокопченными потолками, в которых «хотелось замыслить крупную авантюру или, на худой конец, мелкое злодейство…»  Что и было сделано тремя чудаковатыми джентельменами, страстно влюбленных в театр, с гениальной идеи которых  и начинается сия необычная повесть…

   Как они жили, эти люди?  Была ли на самом деле такая отважная девочка Элиза, посмевшая выйти на театральные подмостки, переодевшись юношей? Ведь такая дерзость по тем временам была достойна смертной казни! Конечно, была… Должна же была с кого-то начаться женская актерская династия!

   И Смуглая Леди, эта  прекрасная, величественная, могущественная коварная женщина. Действительно ли она из ревности так жестоко расправилась  с этой  беззащитной   девочкой? Вполне может быть. Ведь каждый любит так, как может…

        Чтобы меня повергнуть в ад кромешный,
        Стремился демон Ангела прельстить…
(Из сонетов В.Шекспира)
 
   И мог ли простой суфлер отдать свою жизнь, спасая из пожара рукописи пьес?  Конечно, мог! Иначе бы мы знали о театре только из учебников по истории. Ведь театр жив только благодаря самоотверженности и преданности верных его служителей, таких вот, как этот суфлер Томас Харт. 

   А сам Шекспир… Такой ли была его жизнь? Судя по тому, сколько он сделал, другой она просто не могла быть. Его жизнь – бесконечный монолог, искренний, как на исповеди. Остановиться нельзя – оборвется дыхание. А он и не останавливался. Всегда спешил по сумрачным улицам Лондона, которые, по словам автора, все ведут в театр. «Да и кому нужна такая улица, которая не ведет к театру?» Он очень боялся не успеть…

        Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь –
В своих мечтах  - к одной и той же цели…
(Из сонетов В.Шекспира)


    Шекспир не осмеливался остановиться сам, но в его силах  было остановить мгновение. И зрителей, толпившихся в грязном партере и важно восседавших на балконах,   объединить  в едином порыве сочувствия и любви к  своим героям. И заставить погоревать о могучем мавре Отелло, сраженном ревностью, похохотать над укрощением   своевольной очаровательной насмешницы, насладиться сказочной чистоты  любовью Ромео и Джульетты  и порыдать над ужасной  участью этих несчастных детей.  Заставить прислушаться  к пульсации другой реальности, выдуманной, театральной, но испытывать совсем не выдуманные чувства и переживания…

        Как богачу доступно мне в любое
Мгновение сокровище мое.
Но знаю я, что хрупко острие
Минут счастливых, данных мне судьбою…
(Из сонетов В.Шекспира)


   Но такой Дар -  тяжелый крест. Шекспир работал  с утра до вечера и с вечера до утра. По-другому он не мог! Трагик Бербедж говорил, что «он спит с гусиным пером в зубах, если вообще спит». А комик Кемп заявил,  что он «повенчался с Драматургией. И будь он его женой, то убил бы из ревности».

   Анатолий Сергеев чем-то похож на реставратора, смахнувшего многовековую пыль с этого гениального имени, развенчивая миф о собирательном образе Шекспира. Он   предоставил нам уникальную возможность вновь взглянуть на столь  знакомый и такой далекий образ английского гения и вновь познакомиться с ним. Итак,
          Вильям Шекспир к вашим услугам, милостивые господа!
          Драматург, режиссер, директор театра, актер и человек!
   Любящий страдающий живой человек, проживший очень не простую жизнь. Унижения, обиды, предательства, потери… Все было в этой жизни. Но то, что он пережил в конце ее, не сравнится ни с чем.  Ему довелось увидеть собственными глазами,  как погибает его детище, его театр, которому отдал все, что у него было – жизнь, счастье, любовь, здоровье, все мысли и чувства, все-все, что может вообще отдать человек. «Он всячески оттягивал последнюю встречу с театром. Нарочно избрал самый длинный окольный путь…», будто знал, что этой встречи не будет. Театр погибал в огне. Видимо, пришла пора менять декорации. «Я никуда не еду, я просто уезжаю…» Но знал ли он, что театр его вечен? Догадывался ли, что никакой огонь не может  уничтожить этого имени Вильям Шекспир, которое, кстати, обозначает «желание» и «потрясатель»? «Желание потрясать»?!.  Наверное, знал… Ведь он был гений…
Про черный день оружье я припас,
Чтоб воевать со смертью и забвеньем,
Чтобы любимый образ не угас,
А был примером дальним поколеньям.
Оружье это – черная строка.
В ней все цвета переживут века…
(Из сонетов В.Шекспира)

         (в "Прозе.ру" Анатолий Сергеев - Анатолий Чупринский)