Пирамида со звездой

     У кого-то чужого ослабели вдруг ноги, кто-то другой закричал посреди детской площадки, как раненый зверь, и выдавливал бессвязные слова:

-Как же так, ты умер, проклятый, а я не смог тебе в глаза посмотреть, и закрыть тебе глаза. За что же это?- 

И плакал с рыданиями другой, а не я. Прислонившись к стене, отвернувшись ото всех, я не мог вместить слова дочери. А она по-бабьи утешала, чуть дотронувшись до моего плеча, деловитым тоном произносила обычные в этих случаях слова:

-Ну всё, всё уже прошло, мы его похоронили три недели тому назад. Он быстро сгорел, за месяц, почувствовал боль в боку, и отказался от еды. Весь высох, мы ему сиделку нашли, соседка Виктория Петровна, она его досматривала до самой смерти, она сама врач, мы ей заплатили. Она помогла и документы все оформить, вызвала районного врача, чтобы смерть констатировать,-

понизив голос, говорила она, отвлекая от раскалённого гвоздя – факта, что его уже нет. Я плакал также и оттого, что мне не сообщили, хотя знали, что умирает, не дали проститься мне с ним, а ему со мной…

     За три недели стало ясно, что отец умирает. Моя дочь давно уже посещала его, своего деда, который слабел, но всё ещё жил и обслуживал себя сам. Всю жизнь он не знался с моей семьёй, вредил, как мог, живя материально благополучно, никогда не помог и копейкой, нарочно приносил клопов, мышей к нам в дом, чтобы только угодить своей жене. Когда-то отец этой последней жены, тесть помог моему отцу продвинуться по службе, помог и получить квартиру в городе. Ведь раньше мы жили в пригороде, а имея там квартиру, можно было не надеяться в советское время получить квартиру в городе.  И мой папочка верой и правдой служил этой последней своей жене… А когда она, несмотря на его самоотверженность, лекарственные травы, которыми он её потчевал, через 25 лет после начала рака, операции, облучений и химиотерапий, всё-таки умерла, он десять лет ещё жил душа в душу с семьёй её сына Вовы, пока и Вова не умер тоже от рака. Это был только её сын, мой отец взял за себя свою последнюю жену уже тяжёлой от другого. Вова прожил всего пятьдесят лет, оставив после себя дочь. После его смерти отношения моего отца с семьёй Вовы прервались, так как вовина вдова сразу предложила моему отцу переехать к ней в квартиру, а квартиру отца отдать её дочери. Почувствовав умысел, отец отказался, и с тех пор отношения прервались. И когда перед ним встал призрак близкой смерти, страх быть заброшенным погнал моего отца к единственным родным в этом городе – к семье моей дочери. И он пришёл, стал стучаться в те двери, за которыми жили когда-то мы, презираемые и ненавидимые его женой, и им. Дверь отворил ему мой внук, а его правнук Игорь. Правнук узнал прадеда, ведь когда-то из любопытства мой сын, взяв с собой шестилетнего Игорька, пришёл навестить деда. Тогда дед открыл дверь, узнал моего сына, который сказал слова приветствия, и спросил:

-А вы по какому делу?-

Потом, видимо одумавшись, всё же впустил в дом. Не выказав ни тепла, ни ласки, как с чужими немного поговорил с ними, затем проводил. После всего мой внук Игорёк рассказывал жене и мне, что такого странного прадеда видел, какого-то ненормального. И вот теперь он, жалкий и сильно сдавший, стоял перед  моим внуком, шестнадцатилетним Игорем, чтобы узнать о своём сыне, то есть обо мне, и как-то пристроиться в жизни к молодым моим детям. Теперь уже черёд Игорька был спросить, а по какому делу пришёл он. Но мои дети и внуки великодушны, и Игорёк, впустив в дом,  рассказал ему о нас, что я и моя жена живы и здоровы по мере возможности. А затем с ним разговаривала моя дочь, и увидев, что он ходит в страшно изношенной обуви, купила ему кроссовки. С тех пор они периодически созванивались, дочь заботилась о нём, а он передавал детям конфеты при их встречах. Особой радости во всех этих встречах не было, и он, и моя дочь понимали, из-за чего он пришёл. В какой-то из встреч урегулировали наследственные вопросы, ведь у дочери трое детей, а у деда есть его квартира, вещи сильно подержаны, мебель стара, но своя крыша над головой – это всё. И так он ещё три года жил, потихоньку выходил гулять, в магазин за продуктами, но изношенная почка подвела (одну ему ещё в сорок лет удалили, тогда же он у меня спрашивал, соглашусь ли я ему дать свою почку, в случае чего… И тогда я согласился). Началось колотье в боку,  слабость, резкое исхудание. Наконец, он слёг, дочка уже загодя познакомилась с соседкой Витой, которую я знал ещё маленькой девочкой. А теперь она ухаживала за моим отцом, подготовляя его к недалёкой уже смерти.

Вита и позвонила дочери, что он уже отошёл. Похороны устроили человеческие, зять купил новый костюм, ведь старик износился донельзя, кладбище нашли тихое, в районе проспекта Гагарина, поскольку умерший особых желаний не высказал, с женой и её семьёй быть похороненным на кладбище по улице Пушкинской не захотел. Отец был неверующим, поэтому памятник ему заказали простой гранитный: пирамида со звездой.

Он умер, а мы живы, те, кого он всю жизнь мучил. А я любил его. Несмотря на всё.
Но в рай я тебя не пущу. Слышишь, отец? Тебе там не место.

                2009 г.