Serenity immortal

Всё вокруг было в каком-то густом тумане. Я поднял голову с земли и попытался встать на ноги, но из этого ничего не вышло.
Меня немного тошнило. Холодный мокрый асфальт, на котором лежало моё тело, был весь в крови. Я немного подумал, затем каким-то образом встал, отошёл в сторону и взглянул наверх. Четырнадцатый этаж, скрывающийся за сиреневыми облаками, полыхал в огне. Оттуда доносились ужасные крики, и летел пепел.
Бумажный самолётик, подожжённый у хвоста, упал в нескольких метрах от меня. Я подошёл к нему, поднял, развернул и прочитал свою предсмертную записку:

«Я не могу жить, потому что не хочу.
Я умираю только из-за того, что она меня не любит.
Я не хочу, чтобы кто-то винил её в моей смерти.
Когда ты точно знаешь, что умрёшь через несколько минут, ты становишься счастлив.
Люди хотят счастья больше всего в своей жизни».

Я вновь оглянулся вокруг. К моему телу уже сбежалось немало людей, каждый из которых что-то кричал и показывал наверх. Я оставил самолётик догорать в траве и повернулся, чтобы идти домой. Ничего не изменилось, кроме того, что среди обычных людей ходило много других, с серыми лицами. Казалось, раньше они были рядом всё время, просто я их не замечал.

Сначала мне не хотелось признавать того факта, что я покончил жизнь самоубийством. Меня абсолютно не удивляла непривычная серость своих рук, отсутствие отражения в зеркале и то, что со мной никто не хотел разговаривать. Мне совсем не было страшно от того, что я совершенно непонятным образом стал проходить сквозь стены и двери, взлетать к облакам и погружаться на невероятную глубину в море не чувствуя сырости, холода и отсутствия воздуха. Я мог часами сидеть в чужих квартирах, слушая непонятные мне разговоры, потому что дома меня уже никто не замечал. Все друзья тоже зачем-то делали вид, что меня нет. Полное отсутствие жажды, голода, боли и желания спать уже просто убивали. Но больше всего я страдал из-за того, что перестал любить. Любовь для меня превратилось в слово из шести букв с мягким знаком на конце. Я вновь захотел умереть, но когда мои ноги оторвались от перил четырнадцатого этажа, я сразу вспомнил, что не смогу сделать это во второй раз.
…После удара об землю я попал на тротуар возле своего дома. Долго лежал, уткнувшись лицом в бетонный бордюр, и думал о том, что же мне делать дальше.
— Ты чего валяешься? Умирать пытался?
Я повернул голову.
— А-а… Понятно. Тебе ещё и недели нет. Депресняк, наверное, замучил, да?
«Неужели, прошла всего неделя с дня моей смерти. Но это невозможно!..» — подумал я.
Это был человек с серым лицом. Теперь я окончательно понял, что являюсь одним из них. Слов, откровенно говоря, у меня не было. Уже очень много времени никто не разговаривал со мной.
— Ну, ты не удивляйся. В первый раз так у всех, — сказал человек, заметив моё выражение лица.
— В смысле, в первый раз, — я оживился.
— Понимаешь, сначала жизнь, потом смерть, потом опять жизнь, потом опять смерть и так далее. Только, вот, что раньше — вопрос. Никто не знает.
Я встал и отряхнулся.
— Можешь не вытираться — бесполезно.
— Это по привычке, — ответил я, затягиваясь в разговор, — А сейчас что?
— Сейчас смерть, если ты об этом.
— А жизнь когда будет?
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
— Ты что — жить хочешь? — он прокашлялся в кулак, и я заметил, что у него были розовые ладони, которые он поспешно спрятал в карманы, — Кстати, меня Андрей зовут. А тебя?
— Да я так, без имени.
— Ну, у нас и такое бывает. Только здесь лучше себе придумай — так легче.
— Тогда буду Андреем, — поспешно ответил я и нетерпеливо продолжил, — А всё-таки, когда жизнь будет. Интересно…
Показалось, Андрей на секунду задумался.
— Да ты сам рассуди. Смерть наступает когда умираешь, значит, жизнь — когда… — он выдержал паузу.
— …рождаешься! — выкрикнул я.
— Правильно соображаешь!
— А когда я рождаться буду?
Пожалуй, эта фраза была лишней. Во всяком случае, мне показалось, что Андрею она не понравилась.
— О-о-о! Ну и вопросы! А когда ты умирать собирался, знал об этом? Всегда? Или в последние пять минут? Или в последнюю секунду? Или, может быть, вообще не знал? Или…
Я отвернулся и задумался, не обращая внимания на то, как разозлился Андрей. А может, всё это сон? Вся эта последняя неделя моей жизни (или смерти), которая показалась мне долгими годами, все эти новые возможности вместе с новыми людьми и новыми квартирами, в которых я побывал в первый раз. Я повернулся с желанием что-то спросить у Андрея, но глаза сами собой закрылись и последнее, что я ощутил в тот момент, были холодная игла под кожей в моей руке и давно забытое тёплое чувство любви, разливающееся по телу и растворяющееся в словах, которые произносила моя любимая девушка:
«Спи. Завтра поговорим…»

Первым, что я увидел, когда открыл глаза, был ослепительно белый потолок. До него было около пяти метров, во всяком случае, так мне показалось. Издалека доносился лёгкий протяжный гул — наверное, работали какие-то электронные приборы.
Я лежал на кровати на достаточно большом расстоянии от пола — это чувствовалось спиной. Создавалось впечатление, что комната, в которой я находился, имела огромный размер. Я приподнялся на локтях. Направо и налево, насколько хватало глаз, стояли кровати. Пустые двухъярусные кровати, застеленные белыми простынями. Немного пахло какими-то лекарствами.
Я быстро спрыгнул и оглянулся. Вся задняя стена была иссечена окнами. Вернее, стены не было. Вместо неё, всё покрывали огромные стеклянные пролёты, разделяющиеся металлопластиковыми перегородками, отбрасывающими ровные параллельные линии в промежутки между кроватями. Солнце светило невозможно ярко. Я подошёл к одному окну и прислонился к стеклу. Это было невероятное зрелище. Я оказался в центре какого-то города. На многие километры вокруг не было ни одного высотного здания. Где-то далеко внизу перемещались чёрные точки людишек, ездили микроскопические машины и однообразно краснели черепичные крыши домов. Всё это было наполовину смазано туманом, корни которого скрывались далеко внизу здания, в котором я находился.
Внезапно гул усилился, затем где-то далеко справа хлопнула дверь, и звук почти сразу исчез. Я понял, что за мной идут. Страха не было, я присел у окна, оперевшись спиной о слегка тёплое стекло. Кровати примыкали настолько плотно, что в просветах между ножками нельзя было разобрать даже малейших деталей того человека, который к тебе направлялся. Вскоре кровати закончились, и я увидел то, чего совсем не ожидал. Это был человек с серым лицом. Он стоял в узком просвете между двумя кроватями в белом халате лицом ко мне. Конец тени от одной из металлопластиковых перегородок падал как раз на его левый ботинок. Почему-то мне это не понравилось, но я всё-таки встал и пошёл к нему на встречу:
— Андрей! Это ты? Где мы находимся?
Вместо ответа он вытащил из кармана пистолет и направил его в сторону моей приближающейся головы. Я остановился. Прозвучал громкий выстрел. Показалось, пуля пролетела в нескольких сантиметрах от моего виска. Сзади послышался звук битого стекла и Андрей сделал несколько быстрых шагов в мою сторону. Я машинально попятился назад, споткнулся о внезапно появившиеся там тапочки и, цепляясь руками за воздух и разбитое окно, почувствовал, что сзади меня осталось лишь много сотен метров пустоты.
Лёгкий холод пронзил всё тело и сковал движения. Я начал отдаляться от здания, падая не вертикально вниз, а по какой-то очень косой наклонной. Меня уносило всё дальше и вскоре выбитое окно, на которое я непрерывно смотрел, стало увеличиваться в размерах и складываться пополам. Незаметно для меня оно превратилось в бумажный самолётик, который сам по себе загорелся у хвоста и начал стремительно догонять меня. Сиреневый туман, который я уже пролетел несколько минут назад, казался дымом от большого пожара, полыхавшего в далёком прошлом. Я понял, что это конец, и на этих мыслях с огромной скоростью и невероятной силой врезался в землю.
Всё вокруг залил яркий свет.

— Зачем ты пришёл сюда?... Кто тебе разрешил?...
Я открыл глаза. На сетчатке осталось несколько тёмных пятен, но всё остальное было ослепительно белым. Казалось, что я ничего не вижу. Я несколько раз с силой сжал глаза, но это ничего не изменило.
— Почему ты не отвечаешь? — раздражённо произнёс незнакомый голос.
— Я ничего не вижу! — рассержено ответил я.
Я заметил, что страха у меня не было, чувствовалась только злость.
— А-а, понятно… — протянул голос, — Извини, я забыл. А так?
В левом ухе сильно заскрипело, затем краски начали постепенно сгущаться, и через секунду изображение стало чётким.
— Так уже лучше… — облегчённо вздохнул я, разглядывая собеседника.
— Ну вот, теперь сам подправь яркость. Карандаш в левом ухе.
Я осторожно поднёс руку к голове и с ужасом обнаружил, что из моего левого уха торчит огрызок карандаша. Осторожно нажав вперёд, я не почувствовал боли, лишь свет в комнате начал постепенно тускнеть и вскоре пропал совсем. Когда же я довёл его до упора в другую сторону, всё исчезло в белых красках. Тогда я решил больше не экспериментировать и оставил его торчать посередине.
— А выдёргивать — кто будет?
— В смысле? — удивлённо спросил я.
— В прямом, — сказал Андрей (а это был именно он, только говорил каким-то странным голосом) и, поднеся руку к моему уху, с силой выдернул из него карандаш. — Ну, спрашивай: зачем пришёл, — быстро произнёс этот непонятный мне человек, кидая пишущий инструмент в коробку у своих ног, в которой карандашей лежало уже не меньше сотни.
На этих словах я окончательно проснулся. Поднял глаза и осмотрел комнату. Сомнений не было — мы сидели в моей квартире. Кажется, за окном было утро. Здесь всё осталось по-прежнему. Сколько же я тут уже не был?...
На этой мысли я вспомнил всё. Всё, что со мной произошло. Вспомнил свою жизнь в мельчайших подробностях, самоубийство, всё то, что было до и после него, свою вторую смерть или рождение, вспомнил своё падение и момент удара об землю. Мне не хватало слов. Во всяком случае, я точно понял, что всё это — лишь малая часть того, через что я прошёл за последние четырнадцать жизней. Кто-то просто забыл включить механизм автоматического стирания памяти после смерти. Кому-то просто захотелось поэкспериментировать на моём примере. Кому-то просто надоело наблюдать за однообразными судьбами людей, боящихся смерти. Я понял, что Андрей — тот, кто выпускает людей в жизнь; тот, кого каждый из нас видит до появления на свет; в конце концов, Андрей действительно знал, почему люди кончают жизнь самоубийством.
— Знаешь, я вижу, что ты всё понял, — прервал меня Андрей. — Теперь слушай внимательно, — он выдержал паузу. — Я немного переписал твою программу. Первые 18 с половиной лет ты не будешь жить. Ты сразу окажешься там, утром того дня, когда ты выбросился из окна. Кроме того, я не буду стирать тебе всё, что ты помнишь сейчас. И ещё, в твою память будут добавлены все твои 14 предыдущих жизней, ты будешь вспоминать их постепенно. А теперь — самое главное.
Андрей замолчал. Я понимал, что сейчас лучше ничего не говорить.
— В тот день ты не должен был умереть, — продолжил он. — Просто, тогда тебе нельзя было говорить слово «хорошо». Странно звучит, не так ли? — спокойно спросил Андрей и посмотрел на меня.
— Действительно странно…
— Ну и хорошо. Хорошо, что ты понял. Ты, ведь, это хорошо понял?! Хорошо, я тебя спрашиваю?!! — прокричал Андрей, вставая со стула и наклоняясь к моему лицу.
Последняя фраза прозвучала как угроза. Меньше всего мне сейчас хотелось сказать «Хорошо, Андрюха!». Я машинально вжался в стул, на котором сидел и спокойно и тихо ответил:
— Да.
— Вот и славненько, — произнёс Андрей, садясь на место, — потому что с этим делом нужно заканчивать. Видишь коробку под своим стулом?
Я опустил взгляд под ноги. Там стоял деревянный ящик, доверху заполненный цветными карандашами.
— Бери любой, — указал Андрей.
Я почему-то взял чёрный.
— Вставляй в правое ухо.
Я послушно выполнил.
— А теперь запомни: мир, в котором ты живёшь, не имеет правой и левой сторон. Они есть только в твоей голове…
Произнося последнее слово, Андрей сильно ударил своей левой ладонью вертикально по стержню карандаша. Изображение на мгновение исчезло, а когда появилось вновь, стало постепенно пульсировать и затухать в ритм исчезающим звукам:
— «…в твоей голове …голове …олове …лове …ове …ве …е-е-е …е-ее…»

Вслед за этим не было ничего. Не было где-то секунд 20, хотя времени тоже не было. Потом не было только меня, а уже только после этого был я. Всё то, что я чувствовал, состояло из того, что я не чувствовал ничего.
Он быстро проник в неё, оставив большую часть хвоста торчать снаружи. Вскоре ему стало не по себе, но вылезти он уже не смог — все силы были потрачены на то, чтобы найти её. Наступил момент, когда ему стало понятно, что он не выживет. Тогда был найден выход — он и она стали одним целым. Этим целым стал я.
Время двигалось очень медленно, но явно ощущалось, что оно разгоняется. Я понимал, что когда-нибудь должен наступить такой момент, что скорость времени перевалит за бесконечность, оно оторвётся от меня и улетит. Тогда я останусь без времени, как в очень древние времена, до которых была лишь моя смерть.
Так прошла первая секунда моей 15-й жизни, а затем я просто заснул. Заснул по нормальному, впервые за очень-очень много лет. Заснул так, как не засыпал никогда. Заснул по настоящему.

Проснулся я, как и обещал Андрей, утром того самого дня. Открыл глаза и увидел свой родной потолок.
Она стояла возле окна и смотрела на меня. Лучики солнца терялись в её длинных волосах, которые развевал утренний лёгкий тёплый летний ветер.
Я знал каждый сантиметр её безупречного тела. Она была идеальна. Вся её душа, весь её внутренний мир, состоящий из невообразимых глубин и невероятных вершин, был моим целиком и полностью. Я не верил в то, что имея такое счастье утром, вечером можно умереть по собственной воле. Она немного повернула голову на бок и улыбнулась:
— Как спалось?
Воздух донёс до меня эти два слова, которые с лёгкостью растворились во мне. Я приподнялся на локтях и с улыбкой ответил:
— Хорошо…
Или не ответил, я не помню.
Всё, что произошло дальше я просто не смог удержать в памяти, а когда Солнце снова вышло из-за горизонта, на асфальте перед четырнадцатиэтажкой была большая лужа моей красной крови, в центре которой лежал подожжённый у хвоста бумажный самолётик ТУ-134.

08.07.005
2 часа ночи