Мои приключения за рубежом. Глава 31

Глава 31
  Мирослав посапывал, отвернувшись к стене, Ирен ровно дышала, свернувшись калачиком на матраце, а я лежала с закрытыми глазами и считала минуты. В окнах уже брезжил рассвет, когда я бесшумно встала, изо всех сил стараясь, чтобы не скрипнул столетней давности диван-кровать, на цыпочках прокралась к входной двери, сняла с крючка старое задрипанное пальтецо и вышла.
  Легко ступая, поднялась по ветхим ступеням на чердак, крадучись в потёмках нашла свой тайничок и вынула пакет с его содержимым. Точно так же крадучись, проделала тот же самый путь обратно, каждый раз вздрагивая от лёгкого скрипа обглоданных временем ступенек, благополучно минула соседские двери и, выйдя во двор, чуть не вскрикнула от неожиданности.
– А вот это настоящее предательство! – обиженным шепотом сказала Ирен, отделяясь от стены.
– Когда ты успела одеться? – спросила я удивлённо.
– Я и не собиралась раздеваться, впрочем, так же как и ты! Только, очень обидно, что, собираясь лишить меня необыкновенного приключения, ты не подумала о том, что тебе необходима моя помощь! Что две головы не одна, а тем более наши! Что вместе, мы представляем огромную несокрушимую силу!
– Но... как ты догадалась?
– Совершенно излишне говорить, что вопрос очень глупый. Как раз-таки этого вопроса я и не ожидала услышать.
Мы подошли к скрипучей металлической калитке, и я остановилась.
– Давай, пролезем в дыру в заборе – калитка очень скрипит. Нельзя привлекать внимания.
– Смело, тяни! Я смазала петли старым сапожным кремом, который лежит под лестницей у порога! – заговорщически шепнула Ирен.
И, действительно, калитка отворилась без скрипа, мы благополучно прошли часть пути по улице, не встретив ни души, и направились в сторону железной дороги.
Мы уселись на насыпи, там, где железнодорожное полотно просматривалось в обе стороны. Отдохнувшее пылающее светило, медленно выползало из-за горизонта.
– Неужели опоздали, и он уже прошёл? – произнесла я.
– Нет, не опоздали! Вон, он идёт! Видишь оранжевое пятнышко? – воскликнула Ирен.
– Когда он приблизится на расстояние, позволяющее определить его благонадёжность, будет уже поздно класть дипломат рядом с рельсами, – сказала я. – Выбежать из кустов и сунуть обходчику почти миллион долларов в дипломате, а потом убежать? – рассмеялась я.
– Шестьсот тысяч, – поправила Ирен.
Я удивлённо на неё посмотрела.
– Конечно! Если подложить портфель заранее и, предположим, что его порядочность и кристальная честность не подтвердятся, тогда будет ещё труднее – попробуй, докажи, что моё! – невозмутимо продолжала она, не объясняя, каким образом ей удалось заглянуть внутрь и пересчитать содержимое. – А мы сделаем так: заляжем в кустах, определим, и если он окажется хорошим дядькой, то, когда он зайдёт вон за тот бугорок, положим ящик Пандоры и...
– Ящик Пандоры, из которого при открытии непременно посыплется зло, – пробормотала я.
– Конечно, эти деньги обагрены кровью! Ты замкнула цепь несчастий, которые они бы смогли ещё принести, и избежала опасности только благодаря своей.., – она замолчала, словно подбирая слова, – быстрой реакции и тонкой интуиции. Они слишком грязны и должны вернуться туда, откуда пришли! Существует мнение, что деньги не пахнут. Пахнут, и ещё как! – и добавила, – Нужно спешить, он приближается!
  Спустившись с вала, мы, чтобы не быть обнаруженными обходчиком, спрятались по другую сторону кустарниковых зарослей и залегли. Он приближался с правой стороны, насвистывая какую-то весёлую мелодию.
– Заливается, прямо как голосистый соловей! Хорошо бы, не оказался соловьём-разбойником!
– Нет, по-моему, можно вполне доверить ему содержимое – этот не подведёт, – прошептала Ирен мне на ухо.
– Когда он поравняется с живой изгородью, я брошу за его спиной справа о рельсы вот эту банку из-под пива. Он подумает, что она скатилась с насыпи, вернётся, а ты в этот момент с другой стороны, положишь ящик Пандоры прямо на видном месте, у рельсов. Идёт? – выложила Ирен свой план.
  Она выбрала банку поровнее, поскольку, выбор был, и их валялось вокруг большое множество, и застыла в боевой готовности справа. Я затаилась с левой стороны и ждала, когда он приблизится, прежде чем минет кустарниковые насаждения, Ирен бросит банку, он вернётся, я положу дипломат и возвращусь в укрытие.
  Звуки шагов и свист приближались. Внезапно свист прекратился. Было понятно, что обходчик остановился где-то посередине живой изгороди, потоптался, и шаги стали приближаться. Послышался лёгкий шорох, пыхтение и журчание тонкой струи. Ирен давилась от смеха и зажимала рот ладошкой.
  Обходчик крякнул, бросил два слова «Ку...» и снова засвистел, удаляясь влево. Застучала брошенная Ирен банка, свист прекратился, звук шагов зазвучал правее, я бесшумно выскочила из-за кустов и за спиной у обходчика положила дипломат на самом видном месте у рельсов, увидела, как пустая банка, звоня колокольным звоном, подскакивала словно мячик, ударяясь о металлический рельс. Ирен удалось не только метко запустить банку, которая при ударе о рельс, должна была отскочить в сторону, но вопреки всем законам физики заставить банку непрерывно скакать по вертикали.
  Пока обходчик шёл, заинтригованный непонятным явлением, мы с Ирен объединились и рванули вверх, спрятавшись за бугром.
  Банка угомонилась, послышалось несколько слов «Ку...», но мы уже одурело неслись по другой стороне насыпи и слышали только стук собственных сердец.
– Ой, я вся мокрая! Никогда не думала, что простая передача больших денег в надёжные руки, может подействовать столь исчерпывающе! – выпалила Ирен, едва отдышавшись.
Примостившись на камне под каким-то забором, мы расслабились.
– Здорово, ты эту консерву швырнула! У меня вот так, ни за что бы не вышло! – восхищённо сказала я.
– Ну, во-первых, я была самым главным мальчишкой у нас во дворе! А, во-вторых, я совершенно выбилась из сил, удерживая банку взглядом в поступательном движении.
Её глаза сверкали, лицо слегка порозовело от возбуждения. Мы помолчали.
– Ирен, у меня есть ещё одно дело сегодня, – первой прервала я молчание. – Это очень важно. Речь идёт о жизни и смерти!
– Ой, как страшно! Наконец-то, тебя прорвало! Ну, валяй, рассказывай!
  И я, очень сбивчиво, путаясь в деталях, рассказала ей о подслушанном мной разговоре двух велосипедистов в одно из моих ночных бродяжничеств. О том, как потом Гнусавый искал пропавшие деньги, полагая, что ими завладела Ивона, поскольку она брюнетка с короткой стрижкой, и издалека я в чёрном парике была похожа на неё, как две капли воды. Стрелял в меня из мчащегося поезда тот другой – подсадная утка в конкурирующей группировке. Они сейчас мечутся в поисках денег и устраивают разборки, украденная девочка сидит закрытая в какой-то коричневой халабуде, забытая всеми. Каждую минуту бандиты могут нагрянуть в наш дом и устроить допрос с пристрастием. Но, когда они узнают, что деньги вернули Речи Посполитой, будут от злости грызть локти, но остынут в поисках брюнетки – просто подумают, что женщина убежала, обуреваемая страхом, а портфель подобрал кто-то другой, но ничто им не помешает заняться снова девчонкой, живым свидетелем, и её жизнь теперь не стоит даже ломаного гроша.
– Ты так всё доходчиво рассказала, что другой на моём месте ничегошеньки бы не понял! Да, девчонку нужно спасать.., – протянула Ирен, задумавшись.
– Но, я всё равно не могу понять, зачем он выбросил деньги из поезда, прямо мне под ноги, ведь я никого не просила об этом.
– Всю картину, я вижу следующим образом. Деньги за выкуп девчонки, кстати, заработанные страшным способом, извлёк из тайника первый, уже в поезде он заметил, что за ним следит тот второй тип из конкурирующей группировки...
– Воломинской, – подсказала я.
– Да.., он хотел на ходу выскочить из поезда, но ему простреливает ногу второй. Огромным усилием воли, ему удаётся открыть окно и ухватиться за него мёртвой хваткой, затем, увидев тебя, он думает, что это Ивона, тем более, что ты прыгаешь и скачешь, а это было ни чем иным, как условным знаком – своеобразный пароль, и он, собрав последние силы, выбрасывает дипломат. Другой стреляет в тебя, поскольку лучший свидетель – мёртвый свидетель.
Я содрогнулась, припоминая, сколько неприятных минут было пережито в то ужасное утро.
– Значит, Ивона тоже причастна... Но, там была я одна, и никакой Ивоны!
– Ивона стояла за поворотом – вон, там! – она указала в сторону вала. – И ты её видеть не могла, точно так же, как она тебя. Ивона ведёт политику – и вашим и нашим. Так вот, слушай, дальше! Выбросив портфель, первый бандит, находит в себе силы вынуть пистолет и стреляет второму в ногу, тот падает и не видит настоящую Ивону. Ранив друг друга и истекая кровью, оба бандита теряют сознание и на первой же станции их снимают с поезда и отвозят в больницу.
– Но, Гнусавый нашёл мой фонарик, и просил Ивону провести расследование, по поводу того, кому он принадлежит, – трагическим тоном произнесла я.
– Так, фонарик, фонарик, фонарик.., – пробормотала она, закрыв глаза ладошками. – Фонарик Ивоны лежит там за поворотом, и бандюги его не нашли – они никудышные сыщики, а Ивона думает, что ей всучили её собственный. Сейчас мы пойдём и найдём его, но прежде...
  Она залезла правой рукой в боковой карман брюк и извлекла карту, затем порылась в другом кармане и выудила серебряный маятник на чёрном шнурке.
– Это – карта Варшавы со всеми её окрестностями. Я её купила, собираясь к тебе. Обожаю карты городов и населённых пунктов. На них можно увидеть больше, чем они изображают.
Развернув во всю ширь огромный бумажный свиток, она свернула его вчетверо и положила, расправив, на коленке.
– Он сказал поблизости. Значит, это Урсус или Пружков. Но там, у себя в Пружкове, вряд ли они держат пленницу, даже если и знают пословицу: "Темнее всего под фонарём". Я думаю, что это Урсус или район Влох, прилегающий к нему. Впрочем, сейчас проверим!
  Она закрыла глаза и провела кончиками пальцев по бумажной поверхности карты, затем, открыв глаза, поставила в позицию готовности маятник в виде серебряной заострённой к низу капли. Она колдовала минут десять, то запуская маятник, то зажимая в ладошке, потом глубоко вздохнула.
– Это, точно здесь! – ставя крестик кончиком ногтя, торжественно оповестила она.
– Но, это не заселённое пространство! Стукач ясно же сказал: "коричневая будка.", – произнесла я с сомнением, рассматривая местность, обозначенную крестиком. – И, по-моему, это капустное поле! – добавила я, немного поколебавшись, в своих первоначальных сомнениях.
– Вот и расчудесно! Капустное поле, на котором стоит невинная полуприметная коричневая будка, является в данном случае идеальным вариантом для бандитов, чтобы отвезти туда девчонку, от греха подальше, перед передачей шмаля!
Трудно сказать, что я удивилась, я просто онемела от неожиданности.
– Ты употребила слово "шмаль". Но, это же польский сленг, что называется – жаргон, и в России он неупотребляем! Откуда тебе известно это слово? Ты находишься здесь менее, чем сутки!
– Не знаю, но мы подумаем об этом завтра, как говорила обворожительная Скарлет О Хара, а сейчас, нам предстоит выполнить ещё одну очень важную миссию! Вперёд! – призывно провозгласила она, вскакивая. – Прекрасная пора, когда не спят только бандиты, путевые обходчики, кошки и русские ведьмы! – воскликнула она, расправляя плечи, и добавила. – К счастью, наши бандюганы, ещё спят.
  Мы направились в сторону крутого спуска, где предположительно могла стоять в ожидании поезда Ивона, в то роковое утро.
– Неужто, Ивона не слышала стрельбы? – рассуждала я. – Может быть, она дала дёру, прежде чем состав вынырнул из-за поворота?
  Ирен обследовала местность сантиметр за сантиметром. Появилось сомнение в том, что она музыкант с высшим образованием, а не криминалист с большим стажем. В её многочисленных карманах, нашлась даже лупа, и, вооружившись ею, она ползала на карачках, просматривая каждую травинку.
– Где же, фонарик? – нетерпеливо спросила я.
– Так..., вот здесь она сидела и курила, судя по большому количеству окурков – долго! Видишь окурки? Их несколько, и нет надобности считать. Она вполне могла положить фонарь рядом, но, услышав стук колёс, соскочила и в тот самый момент услышала звуки выстрелов. Естественно, ей было не до фонаря, который она сбила ногой, и он скатился с кручи и упал вон в ту ложбинку! А сама Ивона понеслась, сломя голову, явно осознавая, что это не боевые учения, а настоящая стрельба.
Ирен спустилась по склону, наклонилась и извлекла из ложбинки синий фонарик, прямо как две капли воды похожий на мой.
– Феноменально! – пролепетала я, находясь под огромным впечатлением. – Ты должна работать в милиции!
– С ментами? Никогда! Как только, я напишу, наконец, свою книгу, затем поставлю её на полку, полюбуюсь недели две, и открою своё собственное детективное агентство.
Благополучно преодолев линию железной дороги, мы шли молча, но когда вышли на пригорок и нашему взору открылась значительная поверхность, усеянная сине-зелёными капустными листьями, сжимающими в объятьях белые, дозревающие вилки, Ирен определила маятником направление. Серебряная капля в её руках, упрямо показывала в середину обширного поля.
– Здесь вообще кроме капусты ничего не видно за несколько вёрст вперёд! – сказала я упавшим голосом, вглядываясь вдаль из-под козырька ладони.
– За семь вёрст до небёс.., – пропела Ирен задумчиво.
– Здесь я капусту воровала не так давно.., – в замешательстве призналась я.
– Не терзайся! Лучше, сосредоточься на деле!
  Лопушистые листья капусты, облепленные каплями росы, отливали морозной голубизной. Я раздражённо смотрела на чёрную влажную почву, которую нам предстояло месить неизвестно как долго, но, ступив на неё, я поняла, что мы рискуем превратиться в двух чумазых странниц, если не увязнем в болоте по уши.
  Капуста так разрослась, так расставила свои сферообразные водоулавливающие щупальца, что было невозможным лавировать между ними – всё равно, мы были в росе повыше колен, которую так усердно собирали листья всю ночь. Кроме того, вогнутые ёмкости, созданные самой природой, были полны воды, от каждого неосторожного движения, они выпускали фонтаны холодных брызг.
– Мы – мокрые, и после этого ледяного взбадривающего душа, в лучшем случае, отделаемся насморком! – хмуро пролепетала я.
– Ни в коем случае! Роса – это лекарство! Я с превеликим удовольствием покаталась бы по утренней росе, но неудобство представляет собой неровный ландшафт с бесчисленным количеством капустных голов.
  Мне показалось, что её бисерный смех, рассыпался по всему полю. Я шла, понурив голову, увязая в чернозёме по щиколотку, впрочем, Ирен – тоже, но она, в отличие от меня, находила, вероятно, в этой прогулке колоссальное удовольствие.
  Наконец, мы доплелись до самой высокой точки на местности, где капустное поле, лощиной спускалось вниз, и был виден его конец, но маятник Ирен, упорно показывал всё в том же направлении.
  Вдали виднелся, серый покосившийся фрагмент дощатого ограждения, серебряная капелька показывала именно в ту сторону. Подойдя ближе, мы смогли различить разреженность досок и что-то коричневое за забором.
Коричневое сооружение оказалось по очертаниям похоже на обыкновенный нужник, неизвестно для каких целей сооружённый в чистом поле.
– Ой, необходимо проверить, не обитает ли здесь негативная энергия! – нетерпеливо пробормотала я.
– Фон загрязнён, и это нормально, так как они наследили здесь и в прямом, и в переносном смысле, но их здесь нет – я уже проверила! – невозмутимо возвестила Ирен.
– Откуда ты считываешь информацию? – не выдержав, удивлённо спросила я.
– Как, откуда, ясное дело, с небесных скрижалей! – улыбнулась она, и уже серьёзно добавила: – Но, важнее всего, чтобы интересующая нас информация, уже была там записана.
Обогнув покосившийся забор, заросший высокой травой, мы осторожно приближались к коричневому сооружению.
– Там могут оказаться лишь отходы производства от переработки пищи человеческим организмом, – пессимистически заявила я.
– Слушай, не зли меня! Лучше, мобилизуйся! Слышишь ли ты, что слышу я?
– Не знаю, что слышишь ты, а вот я, чувствую какие-то странные вибрации, и эпицентр вибраций, по-моему, находится именно в будке.
– Ну, наконец-то, ты произнесла что-то членораздельное! – заключила Ирен.
Мы перебрасывались фразами на ходу и уже приблизились к будке, откуда изредка слышались стоны и тяжёлые вздохи. Мы переглянулись – дверь была забита доской!
– Финито ля комеди! Я взбешена! – выкрикнула Ирен. – Вот этого я не учла. Клянусь, что с этой минуты, я всегда хожу с гвоздодёром!
Я запустила руки в карманы старого потрёпанного пальто и вынула оттуда на свет божий маленький ржавый перочинный ножик.
– Я же сказала, что мы дополняем друг-друга, и вместе – мы несокрушимая сила! – с восторгом в голосе прокричала мне Ирен прямо в ухо.
– Нет, ты сказала, что мы отражение друг-друга!
– Не перечь старшим, – сердито бросила она и начала попытки поддевания доски с помощью перочинного ножа.
– Бесполезно! Нужен больший рычаг, поскольку момент силы.., – я не успела договорить.
Гвозди заскрежетали под воздействием неведомой мощи, неподвластной ни одному известному науке физическому закону, доска отделилась от поверхности стены и рухнула оземь.
– Не люблю, когда мурлычут что-нибудь под руку! – раздражённо наградила она меня быстрым взглядом, возвращая пригодившееся орудие.
  Мы потянули на себя дверь. То, что я увидела, произвело на меня огромное и неизгладимое впечатление. О, негодяи!
  Мы принялись развязывать и распиливать перочинным ножом верёвки, отклеивать липкие ленты, опоясывавшие тело и нижнюю часть лица маленького, дрожащего от промозглого холода и скулящего, существа лет восьми от роду, которое было в шоково-полуобморочном состоянии. Когда мы закончили процесс освобождения ребёнка от пут, тело девочки обмякло и она, совершенно обессилев, потеряла сознание.
– Это хорошо, – успокоила меня Ирен. – Когда мы её приведём в чувство, и она очнётся – пережитое сотрётся из её памяти навсегда. Это лучшее, что мы сможем сделать для её же блага, в противном случае, ей будет трудно жить с таким отвратительным грузом воспоминаний.
  Я сняла с себя пальто, расстелила на траве и мы положили девочку на это ложе под солнцем, которое вовсю уже пригревало, его ласковые лучи позолотили унылый ландшафт, простирающийся на все четыре стороны света.
– Хвала, Господу! Никаких ран на теле! А душевные раны, мы сейчас уберём! – лаконично произнесла Ирен. – Организм вычерпан, но я попытаюсь вдохнуть в него чистую струю... Ступай, принеси как можно больше росы в капустном листе!
  Я галопом понеслась собирать животворящую влагу. Нашла чистый голубо-зелёный, как можно более вогнутый, капустный лист, отрезала перочинным ножом. Получилась совсем неплохая чаша. Гораздо труднее оказалось собирание росы в неудобную посудину, тем более, уже начался процесс испарения – косые солнечные лучи уже дотронулись до росистой поверхности растений. Но путём всяческих усилий и ухищрений мне всё же удалось насобирать примерно около стакана животворной влаги. Ещё я обнаружила в кармане джинсов чистый носовой платок, и намочила его в росе.
  Ирен склонилась над измождённым детским телом, в котором едва теплилась жизнь. Я поставила перед ней чашу с росой, она взяла из моих рук мокрый платок и отёрла лицо, шею и руки девочки. Лицо ребёнка слегка порозовело. По просьбе Ирен, я уселась на землю, и она примостила детскую головку на моей ноге.
– Ты зажимай ей нос, а я тем временем буду частями вливать воду в рот! – скомандовала Ирен, ловко разжимая девочке зубы и одновременно вливая в рот влагу, свернув капустный лист в узкий желобок.
– Глотательная функция не нарушена, значит, всё будет хорошо! – выдала она заключительный вердикт.
Девочка пошевелилась и открыла глаза, видимо считая это пробуждением. Ни тени удивления не скользнуло по её личику, услышав так ненавидимый поляками русский акцент, с которым ведьма-блондинка с доброжелательной улыбкой обратилась к ней на ломаном польском:
–Как тебя зовут, дитя моё?
Девочка улыбнулась и приподнялась.
–Паулина. А пани, як ще называём?
– Мы добрые феи из сказки. Ты любишь сказки?
– Очень люблю! Раньше мне мама читала, а теперь я сама умею читать! – похвасталась она, вставая на ноги, и встревоженно вдруг спросила, взглянув на коричневую будку: – А где моя мама?
– Ты можешь идти?
– Ясно!
– Ну, вот и прекрасно! Мы идём прямо к твоей маме!
Ирен минуты две поколдовала над картой, и мы направились вправо, по еле заметной тропе, огибающей капустное поле в сторону жилого массива. Ирен держала девчонку за руку, та беззаботно ворковала, рассказывая нам что-то о своих многочисленных домашних животных – о маленьких собачках, хомячках и золотых рыбках. Единственное чего я боялась, чтобы ребёнок не вспомнил о чувстве голода, так как у нас с собой не было даже крошки хлеба. Но она держалась молодцом, а вот я, совершенно обессилела, но наконец-то, мы вышли на прямую улицу застроенного квартала.
– Хорошо, если мне удастся доковылять, вон – до той лавки, – упавшим голосом сказала я, указывая на спасительную скамью, примостившуюся у автобусной остановки. – Подо мной ноги подкашиваются.
Было часов семь утра и на улицах – никого. Из-за угла медленно выехало такси, и Ирен махнула рукой.
Таксист высунулся, вопросительно глядя на всю нашу странную, покрытую слоем грязи, компанию.
– Эту девочку нужно отвезти до Воломина, она назовёт пану адрес, – сказала я, старательно выводя каждое польское слово.
Таксист подозрительно осмотрел нас и уставился на наши башмаки, на которых уже успели присохнуть громадные комки чернозёма, поморщился, но поколебавшись, невозмутимо произнёс:
– Сто долларов!
– У них моментально возрастают цены, как только, они слышат русский акцент! – обозлилась я. – Как, тебе не стыдно – это ребёнок! – начала я, но не успела развить мысль, как Ирен, движением иллюзиониста, извлекла откуда-то зелёную бумажку с изображением Бенджамина Франклина – победителя в войне колоний и истинного президента Америки, который им никогда не был.
Она демонстративно помахала зелёной купюрой в воздухе. Мина таксиста тотчас же изменилась и подобрела. Я открыла двери автомобиля и помогла девчонке взобраться и удобно расположиться на заднем сидении.
– Это другое дело! – согласился довольный собой извозчик.
– И без глупостей! Если хоть единый волосок упадёт с головы девчонки – испепелю! – рявкнула Ирен на чистом польском языке, а я от удивления застыла в неожиданной позе с отвисшей челюстью. – Потому что я – русская ведьма, – прошипела она убийственным шёпотом, вытаращив и без того огромные чёрные глаза, и добавила: – Возьми, свои деньги! И учти – я буду помнить номер твоей машины всю жизнь!
– Ез, мэм! – отчеканил он, съёжившись под её взглядом. – Будет сделано!
  Машина отъехала, выпустив из выхлопной трубы клубы сизого дыма. Таксист ещё раз обеспокоенно оглянулся, и его тачка, несколько раз чихнув, поспешила исчезнуть за углом.
  Мы едва дотелепались до лавки и с наслаждением опустили на неё свои пятые точки, вытянув ноги.
– Ирен, – обиженным тоном начала я, – у тебя слишком много тайн от меня! Ты так любишь создавать ауру таинственности вокруг своей умной головки, что иногда становится страшно – какие ещё сюрпризы меня ожидают? Я знаю тебя половину жизни, но о тебе мне неизвестна даже крупица того...
– Не дави на совесть, – перебила она, – я и сама удивилась, что это так внезапно всплыло в памяти! Я родилась в маленьком городке при польской границе. Польский звучал наравне с русским. Ребёнок впитывает языки как губка. Я бойко говорила когда-то на чистом польском. Мне было десять лет, когда наша семья переехала вглубь России и дальше... А это, впрочем, не так важно... Важно другое...
Она задумалась, и мы сидели несколько минут молча.
– Дай мне свои руки! – вдруг попросила она.
Я протянула обе сразу, даже не спрашивая, зачем они ей вдруг понадобились. Она развернула их ладонями к себе и внимательно изучала несколько минут.
– Ещё одно открытие – ты знаешь хиромантию! Только прошу не убеждать меня, что тебя ребёнком похитили цыгане, и ты воспитывалась в цыганском таборе. Или же, согласно другой, не менее романтичной версии, – ты жила несколько лет в кибитке, прикидываясь цыганкой.
Но Ирен, вместо ответа, отделалась лишь своим бисерным хохотом. Она вернула мне мои руки и снова задумалась.
– Нет, это серьёзно! Ты должна опасаться одного брюнета!
– Это, что, написано на ладонях? – искренне расхохоталась я. – Какая страшная новость! Брюнеты всегда играли роковую роль в моей жизни! Теперь я их смертельно боюсь, и как только жгучий брюнет захочет опутать меня сладкими узами страсти, я предусмотрительно вопьюсь в него острыми зубками и проглочу несчастного, как "чёрная вдова" своего возлюбленного горемычного паучка.
– Образно, но этого, ты замучаешься глотать – лучший друг твоего мужа, слишком великанистый! – голос Ирен прозвучал вполне серьёзно.
– Веслав Боровский! – мрачно буркнула я.
– Знаю, что тебя бесполезно убеждать в чём-то, единственно, призываю тебя к элементарному благоразумию – будь, предельно осторожна с ним! Он очень опасен!
  Вечером следующего дня в телевизионном выпуске вечерних новостей сообщалось о том, что обходчиком железнодорожных путей, фамилия которого, конечно же, умалчивалась, на отрезке железнодорожного сообщения Урсус-Влохи в Варшаве, был найден дипломат с суммой в шестьсот тысяч американских долларов. Воздавалась хвала бескорыстности и честности человека, скромного отца семейства, нашедшего денежный клад, но подразумевалось, что государство, соответственно законодательству о кладах, выплатит герою награду в размере двадцати пяти процентов от суммы.
Мы с Ирен переглянулись.
– Двадцать пять процентов от шестисот тысяч долларов, тебе бы пришлись очень кстати, – изрекла Ирен и виновато замолчала, глядя на меня.
Мирослав смотрел на нас непонимающе.
– Шучу, – сказала Ирен и быстро сменила тему разговора.
  На следующий день Ирен уезжала. Поздним вечером мы снова уединились на лавочке под орехом. Небо было хмурым, а моё настроение – мрачным. Ветер усердно гнал куда-то серые рваные облака.
– Ох, меня просто распирает! Страшно хочется сделать телевизионный репортаж, о том, как две русские ведьмы освобождают польскую девочку-пленницу и отдают Третьей Речи Посполитой выкуп, более полмиллиона американских долларов, предназначенный за её невинную головку, но, желая остаться безвестными, используют путевого обходчика в качестве орудия передачи "шмаля" польскому государству, скромно оставаясь за кадром. Грандиозно!
– Ирен, знаешь, а я тоже могу перемещать предметы силой своего взгляда! – вдруг ни с того ни с сего брякнула я. – Я открыла это в казино, когда с ужасом наблюдала, что вопреки видению, рулеточный шарик упал на соседнюю цифру. Тогда я соединила силу мысли и взгляда, мне даже дурно сделалось, но мне всё-таки удалось переместить тяжёлый шарик на соседнюю восьмёрку.
– Не думай, что я удивлена. Ты сама еще не знаешь много чего о себе! Ты помнишь, я сказала: "Вместе – мы огромная сила"? Это действительно так, и когда, каждая из нас, закончит свою миссию, – мы обязательно объединимся! И тогда...
Она не договорила. Её взгляд был устремлён в неведомое, а значило ли это, что она просматривает картины будущего, я не знала. "Я узнаю об этом позднее", – подумала я.
За сетчатым ограждением у нас за спиной хрустнула сухая ветка...

Продолжение:http://www.proza.ru/2009/08/09/476