Прозаические зарисовки

АТРОФИЯ  ПРАВОСУДИЯ

Из «Семи звезд» я вышел около четырех и не спеша направился к Дому правосудия. Обойдя его, я подошел к ряду телефонных будок. Крайняя слева была свободна, и я не замедлил этим воспользоваться. Еще в пабе я отложил три пенса для звонка Элен. Я заранее решил, что ей скажу, и сейчас повторил все про себя. Только сделав это, я нажал на кнопку «А». Пару секунд, пока звенели монеты, я посвятил глубокому вздоху.
 
– Алло, - послышался голосок Элен.

– Это я. Я сейчас… 

– Где ты, Пат? Почему ты не приехал обедать? – Элен, я не смог, извини. Чертовски устал, но через час приеду. – Я пытался не дать ей вставить ни слова, пока сам не закончу говорить. – Позвони доктору Баргу и скажи, что я нашел деньги на лечение нашей малышки… не перебивай… какая разница откуда… Нет, я не взялся за старое… нет… подожди, не перебивай… Да, так вот: позвони ему и скажи, чтобы завтра же утром он был у нас.
 
– Но, Пат, откуда у тебя  т а к и е  деньги? – В ее голосе почувствовались все более нарастающие нотки страха и волнения.

– Я приеду и все объясню.
 
– Дай Бог, чтобы… – она не закончила фразу. – Когда же ты приедешь?

– Я же сказал – через час.

Еще несколько слов и разговор был окончен.


                *       *       *


Я шел по Кэри-стрит и чувствовал, что приобретенное в «Семи звездах» хладнокровие улетучилось, и ко мне подкрадывается страх. Нет, скорее тревога. Этим заразила меня Элен, но я должен был ей позвонить.

Навстречу шли два полисмена, и я свернул направо на Серл-стрит в Грейз-инн-сайде. Еще раз повернув направо, потом пройдя немного на север, я оказался у сада в Линкольн-инн-филдз, места, являвшегося конечной точкой моего пути.

Да, я должен был это сделать здесь и больше нигде. И сегодня. Я и так тянул целую неделю. Пора с этим кончать. Это будет в последний, в самый последний раз.

В центре сада была беседка. «Отсюда лучше всего наблюдать», - решил я в воскресенье. Отсюда теннисные корты было видно лучше всего.

Зайдя в беседку, я закурил и, посмотрев на часы, обнаружил, что в запасе еще по крайней мере десять минут.

Сигарета немного успокоила меня. Сознание же того, что в моих силах помочь своему ребенку, облегчило тяжесть поступка, который я собирался совершить.


                *      *      *


Был июльский солнечный день. Такая погода стояла со вчерашнего дня. На голубом небе не было ни тучки, и легкий ветерок мягко обвивал лица прохожих. Кроны деревьев перешептывались и еле-еле поигрывали отбрасываемыми на солнце тенями, под которыми, как под невидимыми, непроницаемыми куполами, скрывались от посторонних глаз влюбленные парочки. Веселый стук прыгающих мячей нарушал или дополнял взрывы детского смеха где-то за тисовой изгородью.

                *      *      *


Черный «Моррис-Оксфорд» появился минут через пятнадцать. Я видел его из-за листвы не очень отчетливо, но знал, что это он. Он всегда там останавливался: всегда в одном и том же месте (прихоть водителя) и почти в одно и то же время (прихоть хозяина).
Теперь недолго оставалось ждать: ждать того момента, когда мистер Джулс-старший – главный компаньон фирмы «Джулс и Снайпс» - пойдет в раздевалку.

Внезапно при виде этого спортивно сложенного, высокого самодостаточного человека в шикарном костюме я успокоился совершенно и стал хладнокровным и сосредоточенным как никогда. Чем была вызвана такая метаморфоза – затрудняюсь ответить; возможно, всем его видом, всей его преуспевающей жизнью. «Решено! – был окончательный вердикт моему недельному размышлению. – У него нет проблем – у меня есть. Пять минут – и у меня будет спасена дочь. Пять минут – и у него уже никогда не будет проблем».

Придя к столь безумному выводу, однако тогда не казавшемуся мне таковым, я докурил вторую сигарету и, положив оба окурка в портсигар, вышел из беседки.


                *      *      *


«Все кончено… Осталось получить деньги… Сделать один звонок, сказать им, что все кончено… Нет, два звонка: еще Элен. Сказать ей… что ей сказать?.. Сказать, что я скоро приеду».

Я снова шел по Кэри-стрит, но в обратную сторону, назад к Дому правосудия. Я не думал о том, что произошло сейчас, я думал о другом. «Интересно, задумываются ли врачи, задумывается ли доктор Барг, откуда люди достают деньги для операций; чего эти средства больным стоят. Задумывается ли наше общество, то есть мы, о том, чего стоит человеческая жизнь? Почему целая жизнь какого-нибудь бедолаги с окраины не стоит и дня уроженца Майфера?*» Ответ я решил поискать на дне бокала с «Джорджи»** в «Семи звездах».

Лето 1996 г.




*Аристократический район Лондона
**Сорт английского пива. 



 

НЕСКОЛЬКО  СЛОВ  О  ЛЮБВИ,  СКАЗАННЫХ  В  БРЕДУ

Случайность… На первый взгляд, мелочь прервала спокойный ход жизни двух, не связанных друг с другом человеческих миров. Прерванность, точнее конечность предыдущего отрезка существования, явилась, как это и бывает, отправным пунктом, началом нового отрезка бытия человеческого мира.

Мир стал целым, единым для тех двух, еще недавно разрозненных жизней; они переплелись, чтобы уже никогда не оборваться в этом двухминутном (в космическом, вселенском масштабе) земном существовании.

Каким же именем наградили эту случайность райская глупость и адская безысходность? На какую подоплеку опирались? В какой сфере все закружилось и осадком обрушилось на два человеческих мирка? Материалистической или духовной?

Мне, сочетающему в себе прогрессивное устремление двадцать первого века и примитивное чутье первобытного человека, кажется, что эта случайность наяву есть не что иное, как Любовь. Да, именно обозначенное чувство, упоминаемое всуе (это благость), затертое до пошлости (это проза жизни) и, наконец, возведенное на Олимп человеческих чувств (и поделом).

                *     *     *

Я хотел бы узнать, где же та грань, что разделяет искренность и пошлость. Вы спросите: парень, сколько тебе лет? Я отвечу: двадцать пять. Тогда вы спросите: с какой ты планеты? Я отвечу: с Земли. Вы скажите, что грань отчетлива, ее абрис послушен глазу.

Черт побери, я вам завидую!

Будет ли пошлостью мое искреннее заблуждение, что Любовь – капелька счастья в болоте уныния; лучик света в смрадном подземелье?

Вы молчите?! У вас просто нет времени мне ответить. Вы бежите – век скоростей. Спешка – одна из реалий конца двадцатого века. Вам некогда любить!

Секс? Боже упаси отождествлять Секс и Любовь. Секс – одна из ступеней небоскреба Любви. У вас есть время на Секс, но нет времени на Любовь. Однако вы хотите быть...  любимы?! Парадокс!

                *      *      *

Один доцент с мозолистыми ладонями как-то сказал, что «поцелуи конца ХХ века стали безвкусными».

Откуда он это взял? Он, не имеющий понятия, что значит прикоснуться своими губами к ее алым ароматным губкам. Просто прикоснуться… просто провести кончиком языка по ее губам… дотронуться до кончика ее языка… чуть-чуть… осторожно… будто бы впервые заходишь в реку… Сначала прохладно… беспокойно… с мурашками… И вдруг раз – и ты полностью под водой… несколько секунд и Страсть всецело поглощает тебя…

Нет, многоуважаемый обладатель мозолистых ладоней, самый притягательный вкус во всей Все-ленной – вкус поцелуя, вкус Страсти!

Страсть – младшая сестра Любви…

Да здравствует Любовь!

2000г.



МАЛЕНЬКИЙ  РУБЛЬ

Лозунг ХХI века: «Маленький рубль дороже большого спасибо!» Сказано четко, ясно, в самую точку. Прагматизм в словах, прагматизм в глазах, а значит – прагматизм в душах. Высказывание, на мой взгляд, гениально: в нем вся психология, вся религия, все земное существование. Те немногие явления нашей жизни, опровергающие это высказывание – только исключения, подтверждающие незыблемое правило: «Маленький рубль дороже большого спасибо!»

Я прочитал вышеуказанную фразу в маршрутке, в дороге… Не правда ли, символично? Дорога! В пути мысли рождаются, как грибы после дождя.

«Маленький рубль дороже большого спасибо!»

Я прочитал эту фразу в салоне и подумал: человек, сочинивший такое, должен быть личностью незаурядной. Имя сочинителя может смело претендовать на внесение его в Великую книгу Истории.

Я спросил у кондуктора: «Кто придумал?»

Тот, лукаво улыбнувшись, ответил: «Я».

Придумал не он – было видно сразу; я понял, что он соврал, а он понял, что я догадался о вранье.

– Бог его знает, кто придумал, - сказал он через минуту. – Народ!

И то верно.

Маленький рубль дороже, чем большое спасибо!

Я залез в карман и, к своему ужасу, обнаружил, что забыл кошелек дома.


Я очень легко поддаюсь панике: первые несколько секунд я был настолько растерян, что, наверное, побледнел. Потом, придя в чувство, начал обдумывать свое незавидное положение. Что делать? Может прямо сказать, что забыл деньги дома? Поверят ли? Если и поверят, как-то неловко. Может назвать кондуктору мое место работы, показать паспорт и пообещать вернуть деньги в ближайшее время? И вернуть!

Нет, нет и нет! Не годится.

Тут внезапно и совершенно не к месту я вспомнил свой странный сон, что приснился этой ночью. Я забыл его, проснувшись, но сейчас он ясно предстал передо мной. Я вспомнил, как метался по ветхой келье с мечом в руке, отбиваясь от демонов и оберегая этим беспокойный сон какого-то грешного монаха. Именно «грешного», хотя в чем он был грешен, я не знал, а может, просто не помнил. В углу кельи стоял телевизор. Краем глаза я смотрел рекламу то о жевательной резинке, то о каком-то пиве, то о третьесортной актрисульке с диареей. И каждый раз я ощущал запах рекламированного товара. Телевизор с запахом!

Соседство с таким телевизором не всегда приятно, скажу честно… Соседство!!!

Рядом со мной в маршрутке сидел паренек, который вполне мог войти в мое положение и одолжить мне два рубля.

Я рассказал ему о своей неприятности, но увы:

– У меня только два рубля десять копеек, - ответил он и вышел на следующей остановке.
На его место сел еще один парень – более сговорчивый: я продал ему за два рубля полупустые ручку и зажигалку.

– Большое спасибо! – сказал я напоследок.
 
Гордо выйдя из салона, я взглянул на часы и понял – я снова опоздал на работу.



РАЗМЫШЛЕНИЯ  ОБ  ОПОЗДАНИЯХ  И  ОБ  ИХ  ПОСЛЕДСТВИЯХ

Опоздание – одна из моих характерных черт. Мне, к примеру, нужно попасть куда-нибудь в десять часов утра. Я встаю в девять тридцать утра и, конечно же, опаздываю. Но это и понятно: надо же умыться, побриться, надезодарантиться, позавтракать, одеться, обуться, заменить рваный шнурок целым, который обязательно лежит не там, где должен; проверить, выключен ли свет… Выйдя на порог, вернуться, чтобы проверить: выключен ли газ; выйдя на улицу, вспомнить о чем-то забытом и вернуться в квартиру, если повезло и я не оставил ключи дома, просто захлопнув дверь… И наконец… Фу, у меня уже кружится голова. И так каждый день.

Безусловно, выход есть: вставать пораньше.

Встаю пораньше. Надо попасть в пункт Б (на работу) из пункта А (из дома) к десяти часам утра. Я знаю, что моей характерной чертой является склонность к вечному и повсеместному опаздыванию, поэтому встаю в семь (!!!) часов утра. Нечеловеческим усилием воли я открываю глаза, вылезаю из-под одеяла и в зомбическом состоянии иду в ванну. Дальше все происходит отработанно полуавтоматически.

Казалось бы, столько времени в запасе, и вдруг в моем мозгу включается кнопка под названием: «Уйма времени, чтобы посмотреть что-нибудь по DVD!» Упс! Я сажусь в кресло и погружаюсь в очередной киномир. Хорошо еще если он полуторачасовой, а если длиннее?
Время пролетает незаметно; я поднимаю взгляд на часы… А-а-а!!! Без двадцати десять! Бросившись одеваться, как по тревоге, я начинаю путаться в брючинах, рукавах, лапах кота, ремне, носках, ботинках. Одной рукой готовлю бутерброд, другой – меняю порвавшийся шнурок; проверяю, выключен ли свет… А газ? Все ли взял? Чувствую – что-то забыл! Нет, не забыл! Или?.. Выйдя на лестничную площадку, понимаю, что мне безумно, а точнее безысходно хочется в туалет… Итог: опоздание; растраченные впустую нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются.

У меня есть один знакомый, тоже вечно опаздывающий на работу, на встречи, на электрички… Так вот однажды с ним случилась, на первый взгляд, весьма пренеприятная история, которая, однако, впоследствии обернулась для него благом.

Не знаю, правильно ли поступаю, называя его полное имя, но думаю, что он не обидится, а наоборот – обрадуется, прочитав о себе (он и сам рассказывает эту историю всем подряд).
Итак, Петров Петр Петрович – так зовут моего знакомого – однажды сильно опаздывал на работу…



СЛУЧАЙ  С  ПЕТРОМ  ПЕТРОВИЧЕМ

Петр Петрович, в силу своего возраста, относился к более редкой когорте опаздывающих, именуе-мых «интеллигенцией».
В связи с этим, следовало бы уточнить, что отличает опаздывающего Петрова от, скажем, опаздывающего меня. Во-первых, фактор временного взросления и, во-вторых, фактор денег. Начнем со второго, более существенного: Петров – гуманитарий, живя исключительно на бюджетные деньги, то есть на госзарплату, стал ярко выраженным экономистом. Он экономил на всем, на чем только можно было (а, на мой взгляд, и нельзя) экономить. Он никогда не ездил на маршрутном такси, предпочитая стоять с непробитым билетиком у компостера троллейбуса или трамвая, умоляя всех святых не насылать на него злобных нелю-дей в лице контролеров. Даже немыслимо опаздывающий Петров терпеливо ждал нужный ему  о б щ е с т в е н н ы й  вид транспорта.

Фактор же временного взросления – советская эпоха – не позволял Петру Петровичу зайти, заползти, протиснуться в городской транспорт впереди дедушек, бабушек, детей, девушек, женщин, инвалидов, беременных, контуженных, простуженных, отмороженных и прочих. Приходилось либо висеть на подножке зажатым между дверьми (в лучшем случае), либо ждать следующего транспорта (в худшем).

И в тот день, о котором я хочу рассказать, Петров безутешно стоял на остановке, пропуская вперед бесчисленное количество торопящихся студентов. А они все шли и шли, и казалось, что их поток, как орда тараканов на кухне, вечен и бесконечен.
Все раздражало Петра Петровича, все пробуждало в нем зверя: караван идущих в противоположную сторону троллейбусов таял, как мираж в пустыне; обратно, видимо, они ехать решительно отказывались; из музыкального киоска, рядом с остановкой, голосок среднего рода завывал о несчастной любви, причем пес-ня на девяносто процентов состояла из одной строчки.

Не выдержав, Петров сорвался с места и ринулся на работу пешком. У него даже на долю секунды, как дьявольское искушение, мелькнула мысль о том, что можно поймать маршрутное такси и быть на работе уже через десять минут.

– Нет, – сказал он вслух и прибавил шаг.

Еще один поворот, еще одна улица, пара домов и… Еще б минутка, и Петр Петрович был бы на работе, и от него, может быть, отвязалась бы та дурацкая строчка из песни, услышанной на остановке… Еще бы полминуты…


Чтобы понять, какая гадость подземные переходы, надо быть стариком с больными ногами и букетом различных недугов. Надо же: спустись вниз, толкаясь, пройди ровно столько же метров, сколько длится и сама дорога, потом поднимись наверх – маята какая! Другое дело – сразу наперерез через дорогу.

Дедуля и не чаял перейти на противоположную сторону, если бы не появившийся рядом Петр Петрович в качестве добровольного сотрудника службы спасения.
 
– Куда же вы, дедушка, идете! – воскликнул Петров. – Тут ведь рядом подземный переход!
 
– Да е… в п… на х… переход… устроили, – прохрипел дедушка.

Когда слуховые рефлексы Петра Петровича восстановились, он мужественно решил не бросать старика и помочь ему перейти злополучную дорогу.

Надо отметить, что количество машин в час пик на улицах города с каждым годом все увеличивается и увеличивается. В связи с этим, передвижение по проезжей части, как тест на выносливость для камикадзе, стоило Петру Петровичу нескольких лет жизни. Вальсируя с дедушкой под мышкой между легковыми и грузовыми автомобилями разных стран и марок, между возникшими из ниоткуда троллейбусами-миражами, Петров добрался до нейтральной полосы.
Полпути было позади.

Дедушка, как шкипер кораблем, управлял маневрированием Петра Петровича.

– Левее, сынок… правее… подсекай, - командовал «шкипер».

И тут только Петров осознал, ради чего он рискует своей бесценной для страны жизнью: чуть левее своего курса следования Петр Петрович увидел простую, но пустую бутылку из-под пива. Она-то и являлась тем маяком, на который «плыл» дедушка.

Петров пробурчал про себя несколько совсем не присущих ему выражений, как-то услышанных на рынке, однако тут же, опомнившись, перекрестился.

Отступать было поздно: не бросать же деда одного. А потом, что вперед идти, что назад – все равно. Петр Петрович набрал ноздрями необходимое количество загазованного воздуха и ринулся к бордюру…

Последнее, что вспомнил Петров, когда его увозила машина скорой помощи: «ласковые» и «друже-любные» слова, сказанные ему обладателем Жигулей, как торпеда подбивших Петра Петровича и его «шкипера».

Раны Петрова оказались несущественными, и через неделю он встал на ноги. Я ясно вижу выздоравливающего: худой, но счастливый, Петр Петрович ходит по палате, держа в руке купюру в сто долларов.
 
– Откуда деньги? – поинтересовался я.

И Петров рассказал мне душещипательную историю о том, как «проведать» его приезжали бритоголовые «внуки» задавленного старика. Оба одного роста, и оба в черных кожаных куртках.  Они предстали перед  Петром Петровичем, поблагодарили за трехкомнатную квартиру старика («Зажился, мол, дедуля!») и дали премию в сто долларов.

Если Петров не врет, если ему (и мне) все это не приснилось, то чего только на свете не бывает!

               
2000г.





ИЗ  ДНЕВНИКА

I

Поздний вечер 3-го июля.


Я сел в вагон электрички, по-прежнему находясь во взвинченном состоянии. Эти полдня, что я промотался с чемоданами по городу, заходя из одного кафе в другое, не успокоили меня. Немудрено: поругаться с молодой женой на девятый день после свадьбы, да еще так поругаться, что в итоге собрать чемоданы и уйти восвояси…

Возвращаться к родителям не хотелось: начнутся вопросы, расспросы, советы, упреки…

Куда пойти?

Мириться с женой не пойду – однозначно.

Куда пойти?

В гостиницу не получится – денег мало.

Куда пойти? Или: куда поехать?

К друзьям! Точно! Надо позвонить: кто-нибудь из них примет старого приятеля на постой.

Позвонил Ване – нет дома.

Позвонил Денису – нет дома.

То же самое с Мишкой.

Перезвонил Ване. Трубку взяла его жена. И тут выяснилось, что Ваня уехал на пару дней к Денису на дачу, и Миша там, и, конечно, сам хозяин тоже.

Они что-то отмечают… без меня? Почему? Ах, да, у меня медовый месяц… К тому же, сколько раз за последние полгода я отказывался от всяческих вечеринок и попоек. Друзья звали, но я не приходил: невеста была и другом, и семьей – всем!

Выпал случай реабилитироваться. Нагряну к ним этаким сюрпризом.


Вокзалы вызывают у меня отвращение почти так же, как и рынки: толкают, орут, норовят сделать тебе какую-нибудь пакость, например, обокрасть. После всех вокзальных перипетий, а именно: очереди за билетом, поисков необходимой платформы, поисков необходимой электрички, которую загнали не на ту платформу, я сел в вагон, по-прежнему находясь во взвинченном состоянии.

Дорога.

Я успокаиваюсь, комфортно утрамбовавшись на сидении. «Как здорово путешествовать, - подумал я. – Просто сесть в первый попавшийся поезд или самолет и умчаться далеко-далеко. Увидеть дальние страны; словно птица, взмахнув крылами, улететь на юг, поближе к солнцу, морю…»

Может, в следующей жизни…


                *      *      *


На перроне безлюдно. Только старушка с семечками приютилась на краю лавочки.

«Почему я не оставил чемоданы на вокзале в камере хранения, - подумалось мне. – Надо же было прихватить их с собой. Теперь таскайся с ними».

Перекур.
Я подошел к лавочке и поставил на нее чемоданы.

Первая спичка вспыхнула и погасла. Вторая повела себя также. Сера с третьей обожгла пальцы. Только четвертая спичка позволила мне наконец-то закурить.
 
– Бабуля, ночь на дворе, - обратился я к старушке. – Идите домой, все равно никого народу.

Она, казалось, не замечала меня, просто сидела и грызла свои семечки.
 
– А где здесь дачный поселок: направо или налево?

В ответ – тишина.


Подул ночной ветер, затушивший недокуренную сигарету.  Я бросил окурок в урну, как культурный человек, и, взяв чемоданы, побрел в сторону здания, служившего для местных жителей вокзалом.
Дверь здания – не то сарая, не то избы – оказалась заперта, но на стене была прибита карта местности. Я бывал здесь несколько лет назад, но не мешало освежить память.
 
– Все понятно, - сказал я вслух, выяснив нужный маршрут. Отойдя от перрона, я обернулся и увидел силуэт старушки, все сидящей на лавочке.
 
– Трудоголик! – И снова вслух. Слово эхом пронеслось по лесу.


Я шел по узкой вытоптанной тропинке, в пятнадцатый раз упрекая себя за то, что не оставил на вокзале чемоданы. Таскаться с ними было неимоверно трудно, тем более целый день, а теперь с каждой минутой они становились все тяжелее и тяжелее.

Привал.

Я сел на поваленное ветром дерево и закурил. В сигаретном дыму, перемешанном с чистым ночным загородным воздухом, привиделись эпизоды нашей дружбы, а дружили мы вчетвером уже лет десять. Еще школьниками мы вместе напивались дешевыми горячительными напитками, ходили на дискотеки и знакомились с девчонками. Потом, после школы, жизнь раскидала нас кого куда. Мы встречались все реже и реже: пили меньше и уже закусывали, дискотеками не интересовались вовсе… Что касается девушек, то приблизительно в одно время двое – Денис и Иван – женились и стали почти примерными семьянинами. Мы же с Мишкой еще немного поколобродили, но потом и он сдался. Недавно настала и моя очередь.

А когда-то мы мечтали создать рок-группу, писать песни, сочинять музыку – даже записали одну кассету. Мы тогда понасобирали чужих текстов, разбавили их своими, написали музыку, сели с канистрами пива у Вани дома и за вечер записали девяностоминутный альбом. Правда, с каждой песней наши голоса все больше походили на бурчание, а один и тот же аккорд у каждого звучал по-разному. Но когда кассета закончилась, мы были абсолютно счастливыми людьми.

Следующий этап: мы снимали кино! Независимое! Но которое станет суперпопулярным и принесет создателям, то есть нам, миллионы долларов и заслуженный «Оскар» в номинации «Лучший зарубежный фильм года». Правда, ограничились мы тем, что, скинувшись долгими сбережениями, купили видеокамеру и в тот же вечер уронили ее в пруд. Кинорежиссеров из нас тоже не вышло, и счастливыми мы не были.

Память.

Память все хранит в своей копилке. Нет-нет да и выдаст что-нибудь и тогда, казалось бы, без причины «налетает грусть», и в тоже время становится так хорошо.

Надо идти…

И почему я не оставил чемоданы на вокзале? И почему я не пожил с ней годок-другой в гражданском браке, прежде чем жениться? И почему мы когда-то не создали группу? А почему не сняли фильм?

Может, в следующей жизни…


                *      *      *


Еще один поворот, красный забор, вагончик, спиленные яблони, а вот и Денискина дача. Я, оставив у калитки чемоданы, подкрался к окну. Первым, кого я увидел, был Ваня: он стоял у магнитолы и настраивал нужную радиостанцию. Сидя за столом, играли в карты Денис и Миша. На полу – у ножки стола - стояли три пустых полуторалитровых бутылки пива.

«Может, постучать в стекло и спрятаться?»

Из-за угла послышалось некоторое движение. Кто-то находился позади меня. Я повернулся и оцепенел…

На меня смотрела, оскалив пасть, свирепого вида беспородная собака. Я, как ягненок, замерев под магнетическим взглядом этого хищника, смотрел ему прямо в глаза. Я не мог отвести своего взгляда: передо мной были только два свирепых огонька и… острые клыки. Весь мир остановился, все прекратило свое существование: я забыл – где я, кто я, что я тут делаю – забыл все. Во мне поселился только животный первобытный ужас, который полностью парализовал мое тело. Могильная тишина! Ожидание крови!! Абрис смерти!!!
Прыжок! Крик! Натянутый поводок! Биение сердца! Лязганье клыков! Темнота…


…Рефери нагнулся к упавшему боксеру.
 
– Ну что там? – спросил стоящий у канатов противник.

– Раз, - сказал рефери.

Мотоцикл. Бунтарь без видимой обывателями причины. Мечты. Стоптанные кроссовки. Дорогу жизни от рассвета до заката можно пройти пешком – это долго, но скучно...

– Два, - сказал рефери.

Дорогу жизни от рассвета до заката можно проехать на попутке – это презираемо…

– Три…

Дорогу жизни от рассвета до заката можно промчать на лихом «харлее» - это… не поймут!
 
– Четыре…

Отец!
 
– Пять…

Дэбра… Каррэ.

– Шесть…

А как же божественное предназначение, борьба чувств и эмоций, демоны прошлого и настоящего?

– Семь…

От рассвета до заката, или наоборот?

– Восемь…

В жизни, как в спорте, выживает сильнейший. Но тут не спорт, а отчаянье.

– Девять…

«Я не верю, что эта жизнь все. Мы здесь только на две минуты».

Микки подошел к Филиппу Андрэ и протянул ему руку. Упавший поднялся.

– Десять, - прокричал рефери.

В зале раздался разочарованный свист не то публики, не то толпы…

Может, в следующей жизни…


                *      *      *


Я открыл глаза: трое друзей стояли возле меня.
 
– Очнулся? – спросил Ваня.
 
– Ну и напугал ты нас. Слышим: крики, лай, - сказал Денис, помогая мне, лежащему на диване, приподняться на локтях.
 
– Выскакиваем на двор, а там у окна ты лежишь, - добавил Миша.

У меня кружилась голова.

– Я еле Верного успокоил, - продолжил Денис. – Хорошо еще, что поводок у него надежный.
 
– Верный? Надежный? – поинтересовался я, понемногу приходя в себя. – Кто такой «верный»?
 
– Мой пес! – удивился Денис. – Я же про него тебе рассказывал, помнишь?

– Нет.

– Только это не пес, - уточнил Ваня, - а волк! Сколько он на нас с Мишкой кидался, пока привык.

– Ты не волнуйся, он и к тебе привыкнет, - утешил меня Миша. – Если раньше не загрызет.

Я встал с дивана и, шатаясь, прошелся по комнате.

– Не смешно. Знаете, сколько я к вам добирался; таскал распроклятые чемоданы… – И тут вспомнился весь день, начиная с утренней ссоры с женой. – А где мои чемоданы? Если они все еще у калитки, я за ними не пойду.

– Сейчас принесу, - усмехнулся Денис.

Очень хотелось курить.

– Пацаны, дайте сигарету.

– А пиво хочешь?

Я утвердительно кивнул головой.

Миша достал из погреба четыре бутылки пива и, открыв их, одну протянул мне.

– Рассказывай, что с тобой приключилось.

Я молчал, друзья детства смотрели на меня.

Вернулся Денис, неся чемоданы.

Пришла пора исповедоваться:

– Я ушел от жены.

– У вас же медовый месяц?

Я поведал им все прелести первых дней женитьбы. Рассказал практически все, утаив пару-тройку эпизодов, которые, надеюсь, навсегда останутся исключительно между Юлей и мной.
Обсуждение моих проблем на личном фронте плавно переросло в обсуждение аналогичных про-блем у каждого из друзей и, наконец, в обсуждение отношений между мужчиной и женщиной вообще.

Пропорционально выпитому план нашей беседы выглядел следующим образом:

Первая бутылка. «Я и моя жена». (Мое выступление.)

Вторая бутылка. «Я и моя жена». (Комментарии друзей.)

Третья бутылка. «Друзья и их жены». (Говорили все одновременно.)

Четвертая бутылка. Подведение итогов. (Молчание. Перекур.)

Пятая бутылка. Выводы из итогов. (Кончилось пиво.)

– А ну их к лешему: жен, тещ, тестей! - закричал Денис. – У нас горючее «на нуле».

Я засмеялся, а точнее захохотал. Глядя на меня, захохотал и Ваня. Глядя на нас, забился в вакханической истерике Денис.

– Вы чего? – удивился Миша.

– А…а… кто… его… его… знает, - еле выговорил Денис и вдруг начал стучать кулаком по столу. Все подхватили эту идею.

Мы стучали-стучали, хлопали-хлопали, колотили-колотили по бедному деревянному столу – мы искали ответы на вопросы, число которых с каждым годом увеличивалось; мы стряхивали всю дурь и пошлость, ежедневно оседающую на наши головы. Мы били по столу, так как физиономии, по которым плакали наши кулаки, были недоступны нам…

Не зря, совсем не зря, существует выражение «мальчик для битья»; на ком-то или на чем-то всегда приходится отводить душу… Главное, вовремя остановиться, не переступить запретную грань…

Не знаю, сколько еще мы бы колошматили бедный стол, если бы он, не выдержав такого обращения, вдруг не рассыпался на мелкие щепки.

Я, Миша и Ваня мгновенно успокоились и посмотрели на Дениса.
 
– У меня где-то литр самогонки спрятан, - хмуро протянул хозяин стола.


Я не забывал про Верного. Точнее, я вспоминал про него всякий раз, как мне хотелось в туалет. Надлежащее для этого сооружение гордо возвышалось неподалеку от будки моего самого любимого животного.

Я подмигнул Денису.
 
– Пойдем, - согласился он.

И мы пошли.

Из темноты будки на меня смотрели все те же огоньки. Взгляд говорил: «Погоди, вот будем мы одни».
 
– Что пес так на меня реагирует?

Денис пожал плечами.

– Верный вообще людей не любит. Не доверяет им. Видно, еще будучи щенком много натерпелся. Вот Мишка с Ваней хоть и говорят, что он их не трогает, а сами все равно его боятся.
 
– Как же ты его приручил?
 
– Само собой вышло.

И Денис рассказал, что раньше, когда приезжал на дачу, всегда подкармливал дикого щенка, бегавшего по округе. Потом они настолько привязались друг к другу, что каждый раз, как Денис возвращался на дачу, его встречал у калитки этот самый щенок.

Мне было обидно, что я и пес не сошлись характерами.

Может, в следующей жизни…


Когда мы с Денисом вернулись, выяснилось, что Миша уже уснул, заняв диван, Ваня дремал в кресле, а часы показывали четыре – ночь плавно переходила в утро.
 
– Давайте спать, - пробурчал Ваня. – Завтра шашлыки будем делать.

Мы были согласны, что пора спать, да вот только на чем?

– Есть раскладушка, - сообщил полушепотом Денис. – Но одна.

– Ты как гостеприимный хозяин просто обязан уступить ее мне, - прокомментировал я его сообщение.
 
– Хрен тебе, - прокомментировал мой комментарий гостеприимный хозяин.

– Тогда жребий.

– По рукам.

…Сегодня был не только не мой день, но и не моя ночь.
 
Иногда, конечно же, поспать, да и пожить по-спартански, бывает полезно, но не после таких перенасыщенных событиями суток.

Пол был очень неудобной постелью, к тому же при малейшем движении он чудовищно скрипел.
Однако этот громовой скрип, словно назло, беспокоил лишь меня одного. Я понял: не уснуть.
По всей логике вещей, я должен был просто замертво упасть от усталости и мгновенно уснуть, но нет. Мысли. Только мысли. И сверчки.

Наша с Юлей встреча выглядела абсолютно не романтично; да и большая часть нашей недолгой совместной жизни являлась сплошными буднями. Однако, кто сказал, что жизнь в браке – праздник без конца? Нет, это, как и вся жизнь, - зебра с черно-белыми полосками; как в неделе – пять рабочих дней, два выходных, а то и один.

Чем больше я думал об этом, тем яснее становилась мне моя вина: вместо того, чтобы совместно решить возникшую проблему, я бежал… бежал, как трус. Не люблю ссор.

– Денис, проснись, - шептал я, дергая друга за плечо. – Слышишь, проснись.

Денис приоткрыл глаза.

– Что тебе? Раскладушка моя по праву!

– Когда первая электричка до города?

– Чего?

– Я хочу вернуться к жене.

– Сейчас? – Денис никак не мог проснуться.

– Да.

– А сколько времени?

– Пять часов утра.

Друг замахал рукой:

– У тебя хмельная лихорадка. Ложись спать.

– Я хочу к жене!

– Утром уедешь.

– Я сейчас хочу!

– Не кричи – люди спят. У тебя что – чрезмерная эрекция?

– Я хочу с ней помириться.

– Отстань. Хочешь к жене – иди, - сказал он, накрывшись одеялом.

Я снова разбудил его.

– Денис, я чемоданы пока у тебя оставлю. Потом заберу. Ладно? Закрой за мной дверь, я ухожу.

– Скатертью дорога.


Я вышел во двор и, когда позади меня захлопнулась входная дверь, искоса посмотрел на собаку. Казалось, что Верный безмятежно спал.

На цыпочках подойдя к калитке, я открыл ее и вышел на тропинку, по которой шел накануне.
 
– Блин, - выругался я, вспомнив про сигареты и про остатки газированного напитка.

«Что делать? – думал я, и о том «кто виноват» я тоже думал. Виноват, конечно, я. А что делать? Вернуться? Дача заперта. Разбудить ребят? Нет, я не сволочь какая-нибудь.
Из затруднительных ситуаций выход есть всегда: я вспомнил про окно, которое мы открыли, чтобы проветрить комнату, да так и не закрыли.

Что же это такое: вечно задним умом думаю. Чем старше становлюсь, тем больше глупею. Ни хитрости, ни наглости, ни смекалки – ничего! Пора меняться! Или: уже поздно?

Может, в следующей жизни…



                *     *      *


Я шел по вчерашней узкой вытоптанной тропинке, волоча свои чемоданы. Забрав их вместе с газировкой и сигаретами, чтобы лишний раз не возвращаться, я плелся, с трудом передвигая ноги – сон овладевал мной.

Светало.

Мир оживал, а я проваливался в какую-то темную яму.

Тропинка, по которой я шел, была с обеих сторон густо засажена кустарником. Впереди, если я правильно помнил, находилась поляна с поваленным деревом. Именно на нем я вчера устраивал перекур.

Что-то позади меня насторожило слух: где-то кричали, звали кого-то, кто-то бежал вслед за мной. Отчего не знаю, но я тут же бросился вперед по тропинке; мне казалось, что, добежав до поваленного дерева, я буду спасен от любой напасти.

Сон уже одолевал меня. Я бежал, что есть силы, ветви кустов хлестали по лицу, а то, что гналось за мной, было все ближе и ближе. Ноги внезапно стали вязнуть во вроде бы твердой земле, затрудняя бег. Чемоданы настолько отягощали руки, что я бросил их.

Стоило огромных усилий, выбежав на поляну, обернуться и взглянуть на того, кто преследовал меня.

Разорвав сплетенье кустов, огромными прыжками ко мне приближался Верный. Секунда, и он бросился на меня: его клыки впились в мое горло, кровь струйками хлынула в разные стороны…

Вдали слышался голос Дениса:

– Держите вора!


Кстати, на небе нет ни ада, ни рая: все перемешано, как и на земле. Признаюсь, такой расклад весьма огорчил меня, ибо я так мало погрешил при жизни.

Я сижу в небесной видеотеке и ищу нужный диск. Он называется: «Жизнь такого-то такого-то», то есть меня.

Посмотреть ее целиком, в ожидании нового тела, душа успеет еще не раз; в данный же момент меня интересуют последние минуты земной жизни.

Кнопка перемотки вперед. Десять минут до смерти тела.

Денис проснулся оттого, что хлопнули ставни окна. Он осмотрелся вокруг: пропали мои чемоданы. Вскочив с раскладушки, Денис выглянул в окно: никого!

– Воры! – крикнул он, разбудив своим криком Ваню и Мишу. Втроем они выбежали во двор и не придумали ничего лучше, как пустить Верного по следу вора, то есть меня.

Ваня с Мишей пытались узнать, где же я, но Денис категорично заявил:
 
– Дима уехал домой.

– Как уехал домой?

– По жене соскучился.

Итак, Верный догнал меня и разорвал мое бренное тело в клочья. Когда прибежали друзья, все уже было кончено.


В моем нынешнем положении человеческие эмоции не присущи мне, однако жалко, что я так мало успел…

Может, в следующей жизни…



II

4 – ое июля.


Меж сном и явью…

Что же за кошмары снятся мне порой!

Я открыл глаза и посмотрел на часы: пятнадцать минут первого. Уже день, а значит, после ночной гулянки мы проспали все утро. Однако, приподнявшись на полу, я понял: на даче, кроме меня, нет ни души, а следовательно – проспал только я один.

Друзей и след простыл.

Разберемся: я ушел от жены и приехал к Денису на дачу; мы пили пиво, потом водку, потом самогонку… Меня всего передернуло. Прикрыв ладонью рот, я с минуту стоял в немой тоске, а затем, схватив со стола бутылку газировки, выпил залпом остатки содержимого.

Разберемся, часть вторая: после того, как мы уснули, мне привиделся кошмар.

А был ли на самом деле Верный? А чемоданы?

Чемоданы на самом деле были. Они аккуратно стояли в углу. А выйдя во двор, я тут же отскочил в сторону калитки: Верный тоже существовал наяву. И он при моем появлении подтвердил это лаем, перемешанным с рычанием.

Разберемся, часть третья: где же друзья? Почему я нахожусь в чужой даче в гордом одиночестве? Что мы собирались делать сегодня? По-моему, речь шла о шашлыках…


                *      *      *


Меж сном и явью…

Мучимый жаждой, я слонялся по даче, как тигр в клетке, пока не наткнулся на записку следующего содержания: «Дим, мы ушли за пивом. Тебя будить не стали. Скоро придем».
«У-у-у… Скоро придем», - радостно повторил я про себя несколько раз.

«Чем же пока заняться? Может, почитать что-нибудь?» И среди всевозможной садоводческой лабуды Денискиных родителей я отыскал маленькую книженцию под названием «Сонник».

Толкователи снов в обывательских трактовках популярной литературы – бесполезная трата времени, однако, когда, подобно мне, находишься в одиночном заключении и не знаешь, чем себя занять, «сонники» - весьма развлекательное чтиво.

Я начал в деталях припоминать свой кошмарный сон: и бессонницу, и тропинку, и поваленное дерево, и разъяренного пса, и…

Зашелестели странички алфавитного указателя. Аванс, авария, амбар, аэродром… Не то! Бабочка… базар… баня… бег… беременность… Стоп! «Бег» - страница номер восемь. «Бегать во сне – хорошее предзнаменование, а если вы это делаете в одиночестве – можно надеяться, что достигнете более высокого положения, чем другие». «Хорошее предзнаменование» - это хорошо! Дальше: блохи… брюки… варенье… велосипед… вилка… вино… вода… водка… бр-р-р… Даже читать не хочу!.. Вязание… гадание… гвозди… голос… Денискин голос! Страница двадцать первая. «Слышать крик – к раздорам, неприятностям, которые могут быть очень серьезными». «Неприятности» - это неприятно! Гора… горе… грабли… грибы… гробы… груз… грязь… «Груз!» «Нести груз – к немалым испытаниям». Два один не в мою пользу. …Канава… кладбище… кража… кошмар…

Кошмар… Кошмар как хочется кушать!

На столе от ночного пиршества кое-что осталось: немного грибочков, чуточку жареной картошки… Через пять минут не было ничего.


Итак, на чем я остановился? …Крапива… крещение… кровь… «Сны, связанные с кровью, чаще всего являются очень грозным, иногда роковым предзнаменованием». Да-а-а…

Перекур. Подойдя к окну, я невольно залюбовался девушкой, стоящей у соседней дачи спиной ко мне. Словно почуяв мой взгляд, она обернулась. Это милое создание смотрело пристально, не моргая; смотрело так, будто видело меня насквозь, как рентген; смотрело, как богиня смотрит на своего презренного раба.

Мне стало неловко, и, задернув занавеску, я вернулся к толкователю ночного кошмара.

…Свекла… свинья… смола… собака…

Собака! «Если вас укусила собака, ждите потерь, обмана, в том числе в любви». «Укусила»! Ничего себе укусила – разорвала! «Потерь в любви!» Поживем – увидим.

… Торговля… тоска… траур… тропинка…

Тропинка! «Идти во сне по тропинке и дойти до нужного места – к удаче, которая станет наградой за ваш труд и терпение». Я подумал: «Наконец-то! Пожалуй, больше не буду читать, закончу этим радостным предзнаменованием».


                *      *      *


Меж сном и явью…

Лай Верного, к звуку которого я уже привык, внезапно прекратился. Точнее будет сказать: я внезапно осознал, что Верный не лает. Почему?

Представившаяся во дворе картина поразила меня: обладательница магнетического взгляда, девушка-соседка играла с псом. Последний, как щенок, махал хвостом и прыгал вокруг незнакомки. Получалось, что Верный был верен не только Денису.

Я, забыв про осторожность, вышел на улицу, подошел поближе и спросил:

– Что здесь происходит?

Девушка продолжала молча играть с Верным. Присев на корточки, она трепала его за ушами, похлопывала по животу – такая идиллия восхитила меня.

Облегающий сарафан и стройная фигурка вернули утраченную страсть…



                *      *       *


Меж сном и явью…
 
– Видел бы ты мою соседку, - говорил Денис, обращаясь ко мне, когда мы все четверо сидели у костра и со смаком поедали шашлыки. – Высший класс. Надо бы ею заняться.

– Точно, - закивал Ваня.

– Аппетитная штучка, - подтвердил Миша.

Я сидел и молчал, думая о том, что по непонятной причине страсть, присущая двум любящим сердцам, после брака угасает. Так произошло со мной и Юлей. Но где я вновь обрел страсть? Здесь – вдали от жены. С кем я делил эту страсть? С незнакомой девушкой, чьей-то невестой.


…Отойдя от Верного, она оправила сарафан, а проходя мимо, взглядом поманила меня за собой.

Блаженное рабство!

Обворожительная амазонка!

Я забылся, потерял контроль, перепутал границы запретного и дозволенного.

Что я испытывал после того, как изменил жене? Ничего. Абсолютно ничего. Чувствовал ли я угрызения совести? Ничуть. Стремился ли обратно к благоухающему телу незнакомки? Нет. Именно «незнакомки», я не помнил, как ее зовут, а может даже и не спрашивал.

Мы с ней понимали, что происходящее с нами – порыв, жизненно необходимый каждому человеку. Это была страсть, влекущая и завораживающая. Она редко возникает между супругами. У последних есть свои прелестные особенные отношения, но страсть…
Мы с ней вряд ли снова увидимся. Мы оба не хотим новых встреч. Они, скорее всего, будут тяготить нас…


– Не переживай ты, - обратился ко мне кто-то из друзей, - помиришься. Все наладится. Знаешь ведь: милые бранятся…

– Еще сто раз поругаетесь и столько же раз помиритесь, - добавил Ваня.

Мне не хотелось ни ссориться с Юлей, ни мириться с ней. Я не собирался возвращаться к жене.

Чего же мне хотелось?

Пожалуй, сохранить страсть: страсть к жизни, страсть к работе, страсть к любви…

А пока… пока хотелось спать…

Или проснуться…

2000 г. 



 
 
С  БОЛЬШОЙ  БУКВЫ?!

Не правда ли, некоторые слова тянет писать с большой буквы? Вопреки правилам русской орфографии. «Судьба», «Поэт», «Свобода», «Весна», «Любовь» – вот далеко не полный список слов, обозначающих основу Мира, основу Человеческой Жизни и Духовности.

«Друг» – слово, которое всегда надлежит писать с большой буквы; оно слишком значимо, чтобы не быть выделенным в контексте. Оно по рангу в разряде таких слов, как «Отчизна».
С маленькой же буквы «друг» – это «приятель», «знакомый», на худой конец, «сослуживец»… Не больше.

Я – законопослушный человек, следующий установленным правилам, в том числе и орфографиче-ским, – иногда нет-нет да и напишу с большой буквы «неподобающее» этому слово.

Я разрываюсь между страстью к «свободному» письму и страхом перед хаотической безграмотностью… Что из них победит – не знаю!

Июнь 2001 г.