Неведома зверушка

Павел Андреевич был вполне удачливым бизнесменом. Почти даже новым русским, все у  него было как положено   для претендента на это высокое звание – «Мерседес» последней модели, счет в иностранном банке, квартира с евроремонтом в престижном районе столицы, коттедж за городом и парочка телохранителей. Не позволяла Павлу Андреевичу называться столь высоким именем только его жена, доставшаяся ему в наследство еще от той, старой жизни, в которой Павел Андреевич был обычным инженеришкой с окладом в сто пятьдесят рублей. Были у Павла Андреевича мысли избавиться от нее, как от последнего тягостного воспоминания, и останавливало его только одно – жена была женщиной стильной, с хорошим вкусом, чего самому Павлу Андреевичу явно не хватало. Раньше, когда Павел Андреевич только разворачивал своё дело, поминутно сталкиваясь то с элементарными жуликами и бандитами, то с вороватыми чиновниками, он не задумывался о внешних атрибутах своего облика, или, как  нынче модно стало говорить, имидже. Но теперь, когда  дело развернулось и стало приносить солидные барыши, а общаться Павлу Андреевичу пришлось с людьми почтенными – высшим руководством страны, артистами, художниками и даже, временами, с иностранцами, думать о своём внешнем облике  и поведении ему приходилось постоянно. И тут-то жена и начала оправдывать, наконец-то, свое существование в его жизни. Что, куда и как одеть, где, с кем и о чем разговаривать –  всем этим занималась она, как и обстановкой в квартире, на даче, покупкой картин и всем тому подобным.
И вот однажды жена велела Павлу Андреевичу приобрести в дом какое-нибудь экзотическое животное. Оказалось, что бойцовые собаки и элитные коты, даже сфинксы, давным-давно вышли из моды, о чём сам Павел Андреевич даже и не подозревал. Более того, подобное животное в доме говорило о некоторой ущербности его хозяев. Нынче в моду вошли крокодилы, удавы, игуаны и прочие пресмыкающиеся, о чём и оповестила Павла Андреевича его жена. Достаточно престижно было держать конюшню, но к лошадям Павел Андреевич относился с большой неприязнью, памятуя о неудачных попытках  взять уроки верховой езды. Взаимопонимание с лошадьми у Павла Андреевича не складывалось, что и выразилось в нескольких весьма чувствительных для него паданиях, после которых Павел Андреевич бросил эти занятия окончательно. К хладнокровным же тварям Павел Андреевич был равнодушен, но его вполне устраивало в них отсутствие шерсти и неприхотливость в быту.
– Наведи как следует справки, – настаивала его жена, – Обычных крокодилов не бери,  теперь почти у каждого можно увидеть. Питонов и  ящериц тоже везде полно. Либо купи что-нибудь сильно ядовитое, это очень шикарно. Либо какое-нибудь совершенно исключительное животное, лучше, всего – занесённое в Красную книгу. Но тогда постарайся о нём поподробнее разузнать, чтобы я могла рассказать о нём гостям. Да, и купи эту самую Красную книгу. Я думаю, это должно производить очень выгодное для нас впечатление.
По прошествии нескольких дней Павел Андреевич выяснил, что рынок экзотических животных в городе достаточно развит, но ориентирован как-то слишком однобоко. Хотя каких только животных ему не предлагали! От белых тигров, которых в дикой природе вовсе не существует, а в зоопарках и цирках мира их всего сотни полторы, до каких – то жутких, огромных и волосатых пауков размером с тарелку. Но всё это было не то, ибо Павел Андреевич почему-то зациклился на пресмыкающихся. И вот тут-то и выяснилось, что животных этого типа не так уж и много, ибо ядовитых змей, в основном заполонивших рынок, Павел Андреевич покупать не хотел. Живое существо есть живое существо, как его не запирай, как не остерегайся, но всегда существует вероятность того, что оно сбежит. А от укуса, например, зеленой мамбы, одной из самых ядовитых змей в мире человек умирает через считанные секунды, а противоядия просто не существует. Павел Андреевич рисковать своей жизнью не хотел, даже ради престижа, хотя он-то дома бывал крайне редко, а в последнее время, заведя молоденькую любовницу,  и вовсе от случая к случаю. А остальные животные, которых предлагали продавцы, оказались на удивление привередливы. Гигантской морской черепахе, например, необходим был огромный, на половину Павел Андреевичевой квартиры, аквариум. Крокодилов, как мы помним, не велела брать  жена. Сначала Павел Андреевич терпеливо ждал, когда секретарша доложит о новых предложениях со стороны зооторговцев, но по прошествии недели стал злиться. Ничего нового, а уж тем более оригинального, ему никто предлагать не спешил. Жена же меж тем в ежедневных телефонных переговорах с Павлом Андреевичем начала ехидно подсмеиваться над его неспособностью приобрести самого, как ей казалось, элементарного. Она-то знала, что стоит Павла Андреевича немножко разозлить, раззадорить, так он всё, что хочешь, хоть из-под земли достанет. В лепешку разобьётся, но достанет. Так оно  случилось. Павел Андреевич плюнул на организованную торговлю и поехал, отпустив охрану, на Птичий рынок.
Возможно кому-то этот его шаг покажется неоправданным или даже глупым. Но Павел Андреевич был человеком, умудрённым опытом, а потому знал, что золото лучше всего искать где-нибудь в большой куче дерьма, каковым, в общем-то, и являлся этот самый Птичий рынок. Впрочем, будучи так же человеком любознательным Павел Андреевич знал несколько весьма забавных случаев, связанных именно с этим рынком. Например, один известный аквариумист, образованный и опытный, никак не мог добиться размножения в неволе каких-то очень редких рыбок из Амазонки. Чего он только не делал. Подробно узнав, в каких природных условиях размножаются эти рыбки, он тщательно старался сымитировать их в своих аквариумах, строго выдерживая и нужную температуру, и освещенность, и прозрачность, и кислородную насыщенность воды, и высаживал в аквариумах именно те водоросли, что были характерны только для мест природного обитания этих рыбок и даже кормил их какими-то особенными амазонскими червяками. Но все его усилия были тщетны, ибо рыбки наотрез отказывались плодиться и размножаться. После нескольких лет бесплодных попыток аквариумист практически сдался. Иногда бывают просто безвыходные ситуации, особенно если в проблеме замешаны живые существа. Это он знал и смирился с этим. Но каково было его удивление, если не сказать – изумление, когда, в один из своих визитов на птичий рынок, он увидел у одного, весьма простецкого вида мужичка, трехлитровую стандартную банку битком набитую мальками этих самых упорных рыбок. Оказалось, что неподвластная ученному проблема решалась очень просто – как только для рыбок подходило время спаривания, мужик отсаживал их в обычную, без всяких прибамбасов, литровую банку с водой. И всё. Рыбкам этого хватало, а всякие растения и тэ  дэ и тэ пэ оказались абсолютно ненужными.
Впрочем, сволочных поющих тараканов толи из Африки, толи тоже из Южной Амазонки, которых сначала продавали как корм для экзотических ящериц и обезьян, тоже начали распространять с Птичьего рынка. Это уже потом выяснилось, что животные их не только не едят, но и панически боятся, ибо эти тараканы очень быстро растут и вырастают до десяти сантиметров в длину, очень больно кусаются, да к тому же и ядовиты. Ещё позднее москвичи узнали, что и холод эти твари переносят весьма легко, и московская пища им тоже очень нравится. И теперь счастливые обладатели столь необычных насекомых в своих квартирах считают себя в них за квартирантов, поминутно ожидая не смертельного, но весьма болезненного укуса от подлинных хозяев жилплощади.
Во время поездки Павлу Андреевичу почему-то вспомнился один замшелый анекдот. Как по Птичьему рынку ходил мужик с медведем на цепочке, а все продавцы наперебой расхваливали перед ним свой товар. Особенно усердствовал продавец канареек. Чуть ли не с ножом к горлу пристал он к мужику. «Купи, да купи канареечку». Достал он мужика вконец. Ну, тот ему и говорит: «Ну, куплю я у тебя канарейку, куплю, отстань ты только от меня за-ради бога. Дай ты мне только найти тут у вас на рынке мужика, который мне в прошлом году вот этого хомячка впарил!» И почему-то стало Павлу Андреевичу тревожно и неспокойно на душе, и пот проступил на лбу. Павел Андреевич с недоумением покосился на кондиционер. Тот вроде исправно работал. Но было Павлу Андреевичу как-то не по себе. Он даже подумал, а не отложить ли ему эту поездку. Но потом вспомнил о жене, и решил все-таки довести дело до конца. Тем более, что к тому времени он уже приехал.
Птичий рынок встретил его весьма характерным шумом и запахом. Завидев богато одетого покупателя, все продавцы, казалось, только на него и стали работать. Кого только не предлагали несчастному Павлу Андреевичу: и весьма сомнительных щенков самых разнообразных пород, и вовсе беспородных котят, и попугая – матерщинника, который с ходу выдал Павлу Андреевичу целую серию ругательств на четырех языках. «Пылеглот!» – ничуть не смутился продавец, – «знает ещё по китайски и ещё какой-то лориханский язык! А его вообще кроме этого попугая никто не знает!» Но Павлу Андреевичу было неинтересно слушать мат на неизвестном языке. Потолкавшись с полчасика, он пробился-таки к ряду, в котором торговали пресмыкающимися. Впрочем, даже беглого взгляда на прилавки было достаточно, чтобы понять – ничего интересного, а уж тем более редкого, здесь нет. Но Павел Андреевич сам занимался торговлей, а потому чётко знал правила. Он неторопливо перебросился с продавцам и несколькими фразами, давая им понять, что ему нужно нечто сверхординарное и спокойно встал у аквариума, рассматривая  огромную жабу  с золотистыми печальными глазам. Жаба, не обращая никакого внимания на пыхтящую толпу людей вокруг своего домика, деловито закусывала новорожденными, голыми и слепыми, розовыми крысятами. Зрелище это было неприятное, но в то же время завораживающее. Крысят, слабо шевелящих крошечными лапками, сначала было в террариуме штук пять – шесть. И жаба, не двигаясь с места, примерно раз в минуту съедала  одного из них, ловко подхватывая их длинным, проворным языком. Отправив их в рот она некоторое время держала его открытым, наверное для того, чтобы зрители могли как следует прочувствовать ситуацию, после чего она захлопывала свою безобразную пасть и делала странное судорожное глотательное движение и под ее тонкой кожей на горле было отчётливо видно, как несчастный крысёнок медленно проваливался в желудок. Иногда даже было заметно, как крысёнок подёргивает лапками. Вокруг террариума собралась небольшая толпа.
Сзади кто-то дёрнул Павла Андреевича за полу кожаного плаща.  Павел Андреевич обернулся. Перед ним стоял небритый     приземистый мужичок в   телогрейке.
– Слышь, командир, – хриплым голосом сказал мужик. – Поговорить надо.
–   По пятницам не подаю,   – хотел было отвернуться от него Павел Андреевич, но мужик не отступал.
– Да не, командир, ты меня …это…не того…Я насчёт зверюшки…Ты, что ли,  чего-то особенного искал?
– Ну я, - Павел Андреевич  с первого взгляда понял, что у мужика   он найдет именно то, что ему нужно, но виду не показывал. На рынке в торговле участвуют два дурака – один продаёт, а второй – покупает. Как только покажешь свою заинтересованность в покупке,    так, считай,  вдвое или втрое переплатил. – А у тебя кто?
 – Фосфоресцирующий сурасперус     - прохрипел мужик. – Молодой. Очень редкий экземпляр.
– Ну уж, прямо-таки сурасперус. – усомнился Павел Андреевич.
_ Точно говорю… А не веришь – пошли,  сам посмотришь.
– А здесь что, нельзя    посмотреть?  – удивился Павел Андреевич. – Куда ещё-то идти нужно? Ты прям как в старые времена маскируешься. Кого боишься-то, старче? Или он у тебя ворованный?
– Тише… тише…– захрипел мужик.- Ети твою мать, конечно, ворованный, где ж ты еще сурасперуса достанешь. Да не в этом дело, просто тут народу хренова туча, начнут сейчас глазеть всякие, а мне лишняя реклама ни к чему. Мне нормальный покупатель нужен, ну хоть навроде тебя, богатый, да не дурак. А это что, – повёл рукой вокруг себя мужик и сплюнул. – Шелупонь одна, вон, пошли за аквариумы зайдём, там поспокойнее. Или ты боишься чего?
– Ты меня на слабо не бери, – обозлился Павел Андреевич, – хочешь торговать – торгуй, но товар мне показать обязан, сам понимаешь, я тебе не лох какой-нибудь. Если у тебя настоящий сурасперус, да ещё флюоресцирующий…
– Фосфоресцирующий, – поправил мужик.
– Да хрен с ним, хоть гомогенезирующий… Тогда я возьму, но за нормальную цену.
– Меньше чем за штуку баксов не отдам. – Сразу же предупредил его мужик, спиной вперёд выбираясь из толпы. – Животная, сам понимаешь, редкая…
«Фью-ю…– присвистнул про себя Павел Андреевич, пробиваясь за ним, – ни хрена себе, он что, белены объелся, мужик-то этот? Что ж это за зверюга у него, если он за ворованную такие деньги просит? Как хоть он её назвал-то, дай бог памяти? Сурасперус какой-то, что ли? Ничего подобного никогда не слышал. Хотя это по латыни, небось, а на самом деле мутота какая-нибудь на постном масле. Ну да ладно, посмотрим, за просмотр, говорят, денег не просят».
Они выбрали укромный угол, в который не могли заглянуть нежелательные для обоих любознательные граждане. Павел Андреевич на всякий случай ещё плечи расправил, прикрывая продавца окончательно.
– Ну, давай, показывай, – нетерпеливо поторопил мужика Павел Андреевич, – Чего волынку – то тянешь?
– Да щас, щас…– расстёгивая пуговицы на телогрейке, пробормотал мужичок, – Ты только быстрее смотри, а то холодно, неровён час ещё застудим. Ну, вот он, красавчик мой…
На груди у мужичка, судорожно вцепившись в клетчатую байковую рубашку всеми четырьмя  лапами, висело весьма странное существо. Небольшое, чуть побольше обыкновенной кошки, но бесшёрстное,  с гладкой серовато – зелёной кожей, одновременно похожее чем – то и на обезьянку, и на хамелеона и на лягушку – переростка. Существо, почуяв холод, оглянулось и Павел Андреевич увидел почти лягушачью морду с огромными, золотисто – красными глазами и приоткрытой широкой пастью усеянной множеством острых мелких зубов. Чуть прищурившись, оно внимательно посмотрело на Павла Андреевича. Взгляд у существа был пристальный, оценивающий, даже в чём-то осмысленный. Павел Андреевич даже вздрогнул от неожиданности, столкнувшись с ним взглядом, и отвёл глаза. Сурасперус тоже зажмурился и, подняв вверх мордочку, тихонько, но угрожающе зашипел. Мужик тут же запахнул телогрейку.
– Мёрзнет он, –  пояснил мужик Павлу Андреевичу. – Теплолюбивый, вот и сердится. Ну что, убедился? Берёшь?
Павел Андреевич задумался. Ничего подобно он никогда в жизни не видел, даже в передаче «В мире животных», но это и настораживало, тем более,  что и цена на зверушку была вовсе не символическая. Да и не имея практически никакой информации об образе жизни этого существа, было бы очень неосторожно сразу же брать его домой.
– Подумать надо, – Стараясь не спугнуть продавца, начал Павел Андреевич. – Со специалистами посоветоваться. С женой тоже. Ей же за ним ухаживать… Да и прививки ему надо сделать…
Какие советы, командир, ты чего? – вскипел мужичок. – Их же у нас по пальцам одной руки  можно пересчитать, меня ж спецы сразу вычислят и накроют. И прививки… Ты чего, командир, вообще ничего не соображаешь? Он же из института, проверенный, там же все прививки им сразу делают. Я тебе, конечно, ничего доказать не могу, бумажек у меня нет, но бизнес – всегда риск.
– Риск риском, но если я его домой принесу, а он больной, или ещё того хуже – заразный, тогда что? – не уступал Павел Андреевич. – За свои же деньги всю семью под удар ставить. А может он вообще бешеный, а?
Мужику, видимо, надоело препираться. Он поплотнее нахлобучил шапку, поправил под телогрейкой зверька и начал бочком пробираться мимо  Павла Андреевича к выходу.
–  Ну, ладно, ладно, ты не кипятись, – придержал его за рукав Павел Андреевич, – Давай поехали ко мне в офис. Посидим, поговорим, зверюгу твоего поподробнее рассмотрим.
– Никуда я не поеду – прохрипел  мужичок. – Или ты его берёшь, или не берёшь, а разговоры все твои мне до лампочки.
– Да беру, беру, – успокоил его Павел Андреевич. Но в офис нам с тобой так и так ехать придётся. Я ж с собой на Птичку такие деньги не  возьму, сам понимаешь. Да и разузнать об этом звере мне кое-что нужно. Чай, не собака. Как кормить, куда он серет, где ему пару искать… ну и всё такое. Поехали, что ли?
– Ну, поехали, – нехотя согласился продавец. – Чёрт с тобой.
Приехав в офис, Павел Андреевич первым делом попросил секретаршу принести в кабинет фрукты, конфеты и бутылочку коньяка. Мужик, несмотря на свой весьма простецкий вид, чувствовал себя в роскошном кабинете с дорогой кожаной мебелью, как рыба в воде. Он вальяжно раскинулся в широком кресле, сбросил на дорогой ковёр свою замызганную шапчонку и распахнул телогрейку. Сурасперус тут же сполз ему на колени  сел, внимательно оглядывая помещение своими огромными глазищами.
– Ты свет-то притуши чуток, – попросил мужик. – Он же зверь ночной, ему тяжело с непривычки. Глаза болеть будут. Вишь, жмурится-то.
Сидящий сурасперус Павлу Андреевичу понравился. Он был похож на какую – то диковинную фантасмагорическую статуэтку. И в движениях его чувствовалось врождённое достоинство и грация. Благородное животное, подумалось Павлу Андреевичу, моей уж точно понравится. Павел Андреевич откупорил бутылку, разлил коньяк по бокалам и протянул один из них мужичку, что ли, – усмехнулся Павел Андреевич. – Тебя как зовут-то?
–  Ну, положим, это не важно, – просипел мужик. – Зови как хошь. А для удобства, что ли, зови меня… ну, хотя бы, Служителем. Я у себя в институте за всякими эдакими тварями ухаживаю. Прислуживаю. Значит, Служитель и есть.
– Да мне-то всё равно, – усмехнулся Павел Андреевич. – Служитель так Служитель. Ты мне лучше, знаешь что, расскажи про него поподробнее, а я тут запишу чего, если понадобится.
– На диктофон? – насторожился мужик.
– Да нет, на бумагу. Как кормить, чем кормить, ну и так далее. А ты, мужик, какой-то зашуганный. Шпиономания у тебя. Маниакально-депрессивный психоз. Тебе лечиться надо. – доброжелательно предупредил продавца Павел Андреевич.
– Это тебе легко говорит, – не обиделся мужик. – А знал бы ты, где я работаю, так и сам бы задёргался.  Я пока этого сурасперуса не продам, с рук не сбуду, до тех пор спокойным быть не смогу. Если попадусь -  ****ец мне. Ушлют, куда Макар телят гонял, а то и вовсе…
«Ну, народ», – опять усмехнулся про себя Павел Андреевич, – «Как бы что не охранялось, чем бы это не грозило – всё равно они воруют. Трясутся, плачут, боятся, а всё равно воруют. Уже, наверное, в крови у них это, на уровне генной памяти. На прошлой неделе моего зама охранники засекли – телефон выносил из конторы. Ну, не ети твою мать? Он и стоит-то баксов двести, это максимум, а у зама зарплата за пять штук в месяц. И всё равно ворует. С голосом крови, видать, не поспоришь».
– Ну ладно, ты давай пей, да рассказывай. А то меня жена со свету сживёт если я ей ничего не смогу о нём сказать.
– Да нечего особенно рассказывать. – нахмурил брови мужик. – Тварь она всеядная, жрёт чего не попадя. Овощи, фрукты там, но и мясо, и яйца, и молоко любит. Мясо дают ему сырое, не знаю почему, учёным виднее. Серет как кошка, в лоточек. Приученный. По углам не гадит. Кормить мы его кормим пять раз в день, и всё как человеку даём – и первое, и второе, и третье, и десерт. Сладкого давать не велели, хотя он и любит очень. Шоколад под особым запретом. Очень не любит он когда непорядок, такой уж чистюля. Всякое блюдо ему в отдельной чистой тарелочке подавай. Ну да с этим у тебя проблем не будет, я думаю. С сервировкой-то. А самое главное, – мужик даже прищурился от предвкушаемого удовольствия и сделал драматическую паузу. –  Самое главное – он цвет меняет. Как хамелеон или камбала. Когда ему хорошо – он розовато-белый, когда мёрзнет, как сейчас, серый. А когда злится  - синеет. Но до этого его лучше не доводить. Один такой моего напарника так за руку тяпнул, что чуть кисть не ампутировали.
–  Ни хрена себе, – посмотрел на мужика с удивлением Павел Андреевич, –  И ты его безо всякого под телогрейку суёшь? Не боишься, что укусит?
–  Да не, - успокоил его Служитель. – Он вообще-то беззлобный, чтобы его разозлить, ещё постараться нужно. И в основном он злится, когда голодный, или жратву ему какую-нибудь не такую дают. Ну, испорченную… мой напарник за это и поплатился. На руку стал не чист, всё у этих сурасперусов фрукты воровал, бананы да киви, вот и довёл их до белого каления, вернее, до посинения.
Тем временем сурасперус понемножку освоился в офисе, отогрелся и медленно, осторожно, потянулся  к столу « ХОЛОДНО… ХОЛОДНО… ТЕПЛО… БЫЛО ХОЛОДНО… ТЕПЛО… ХОРОШО… ПАХНЕТ… РЯДОМ… ПИЩА… БЫЛО ХОЛОДНО, ТЕПЕРЬ ТЕПЛО, ХОРОШО… ВКУСНО, ХОРОШО… ПАХНЕТ РЯДОМ… ВКУСНО, ХОРОЩО… КУШАТЬ, ХОРОШО…». Павел Андреевич залюбовался тягучей, но очень элегантной пластикой зверька, и только сейчас обратил внимание на его лапки. Тонкие и длинные, они заканчивались аккуратненькими ладошками с пятью маленькими пальчиками, прямо как у человека. Различие было только одно –  задние лапки были точь-в-точь похожи на передние. То есть у зверька было четыре одинаковых руки и вовсе не было ног. И на каждом пальчике – красивые, словно только что наманикюренные, перламутровые ноготки. Теперь Павел Андреевич был уверен, что этот сурасперус – то самое животное, которое он так долго искал. Хотя Павел Андреевич всегда был равнодушен к животным, но сурасперус ему очень понравился, а значит и жена его будет от этого сурасперуса без ума.
Но сурасперус припас для Павла Андреевича ещё один сюрприз. Он медленно и грациозно перебрался на стол, сел и принюхался, тихонько поворачивая голову. Сначала чихнул –  прямо как человек – учуяв, видимо, коньяк. Потом в поле его зрения попала ваза с фруктами и ноздри его задвигались быстро – быстро. Наслаждаясь запахом фруктов, сурасперус зажмурился от удовольствия и … замурлыкал. Громко, гораздо громче, чем обычная кошка, но очень по-доброму, жизнерадостно. «ПАХНЕТ ХОРОШО… ЗДЕСЬ… ВКУСНО… ХОЗЯИН… ЗДЕСЬ… РЯДОМ… ВКУСНО… МОЖНО… КУШАТЬ МОЖНО…» Сурасперус оглянулся на Павла Андреевича и вопросительно посмотрел на него.
– Во, блин, – восхитился Павел Андреевич, – вот это воспитание, прям как-будто разрешения спрашивает. Ты чего дрессировал его, что ли, а, Служитель?
– Я – не, – прохрипел мужик, – на хрена мне это нужно. А учёные – чёрт их знает. Заберут, потом обратно принесут. А что они там в лабораториях с ним делают – кто их знает. Но он смышленый, это точно. Ты ему скажи чего-нибудь, а то он сам ни за что не станет  есть. Это он у себя в  клетке сам себе хозяин, а так без спросу – ни-ни.
– Ты ешь, ешь, не жалко, – обратился к сурасперусу Павел Андреевич.
И сурасперус понял его! Он очень вежливо подобрался поближе к вазе, уселся поудобнее на свой, немного костлявый бесхвостый задок, и интеллигентно, двумя пальчиками, начал рыться во фруктах. Наконец он выбрал большую сочную сизую виноградину и отправил её в рот. Посидел немножко неподвижно, даже глаза снова зажмурил, потом пожевал и… стал меняться в цвете. Сначала его невзрачная серо-зелёная кожа стала зеленеть, и зелень эта становилась всё чище, всё прозрачней, достигнув, наконец сочного, радостного, изумрудного цвета, а потом снова начала бледнеть, желтеть, белеть… Глазу было сложно проследить все нюансы перехода цветов, но вот бледный сурасперус «ХОРОШО… ХОРОШО…ХОРОШО… ОЧЕНЬ ХОРОШО…» порозовел! Это было весьма красивое и удивительное зрелище. Ничего подобного Павел Андреевич никогда не видел. Пожалуй, именно в этот момент Павел Андреевич окончательно решил приобрести зверька.
– Он ещё ананасы очень любит, хотя они им очень редко перепадают, – прохрипел  мужичок. – Ты только ему очисти его и порежь, он тогда вообще всеми цветами радуги переливаться начнёт. Залюбуешься. Особенно при полумраке. И он кайфует, значит.
Посмотрели, как сурасперус кушает ананасы. «ХОРОШО… ХОРОШО… ОЧЕНЬ ХОРОШО… СОВСЕМ ХОРОШО…» . Зрелище, и в самом деле, было ещё более удивительное. Сурасперус охотно менял цвета, хотя основными всё-таки оставались бело – розовый и золотой, и выглядел как огромный бриллиант, сверкающий в солнечных лучах.
– Обалдеть, – Подвёл черту под увиденным Павел Андреевич. – Ну что,  Служитель, беру я его у тебя. Никогда ничего подобного не видел. Только вот ничего – как я его домой-то повезу? У меня же никакой клетки  нету, а меня он не знает. Ещё цапнет, чего доброго.
– Ну ты, командир, даёшь, – удивился Служитель. – Это ж тебе не крокодил какой, и даже не кошка. Он же всё понимает. Ты его кормил? Кормил. Протяни ему руку, да и познакомьтесь, пока я здесь.
С некоторой  опаской Павел Андреевич протянул руку к сидящему на столе с зажмуренными глазами мурлыкающему сурасперусу.
– Эй, –  неуверенно сказал он, – кис – кис – кис…
Сурасперус открыл глаза и посмотрел на протянутую к нему раскрытую ладонь. Потом глянул на Павла Андреевича, и тому показалось, что  глаза сурасперуса смотрят как-то уж очень хитро, даже с усмешкой. Супасперус поводил широкими ноздрями и медленно протянул ему свою лапку, касаясь руки Павла Андреевича « МЯГКО… ТЕПЛО… БОЛЬШОЙ… ДОБРЫЙ… ХОРОШО… ОЧЕНЬ ХОРОШО…» Павел Андреевич замер, опасаясь испугать или спровоцировать животное на агрессию. Сурасперус опять закрыл глаза, будто бы прислушиваясь к своим ощущениям, посидел так немножко и снова порозовел.
–  Ну вот, а ты боялся, –  радостно захрипел Служитель, – вишь, как ты ему понравился. Аж забалдел, скотина. Ну что, командир, пробил час расплаты  и разлуки?
Сурасперус тем временем перебрался на руки к Павлу Андреевичу и громко замурлыкал. Павел Андреевич осторожно прижал зверька к груди и вдруг почувствовал прилив теплоты, нежности и, чем чёрт не шутит, кажется, даже любви к уродливому, нескладному существу. Павел Андреевич быстро расплатился со Служителем и вызвал охрану.
– Проводи человека, – попросил он охранника. – Или, может быть, тебя подвезти до дома?
–  Не-не, я  сам доберусь, – лихорадочно засобирался Служитель, торопливо застёгивая телогрейку. – Счастливо, командир, спасибо за покупку.
Уже в машине, по дороге домой, Павел Андреевич обнаружил у сурасперуса ещё  одну интересную особенность. Зверёк ярко светился в темном салоне. Это тоже было чудесное зрелище – будто бы зверёк моментально покрылся чистым, прозрачным, шелковистым с невесомым мехом, причём цвет окружающего зверька ореола впрямую зависел о его настроения, как и окраска кожи. Когда Павлу Андреевичу на светофоре пришлось резко затормозить, и зверёк чуть не свалился с сиденья машины вниз, чудом успев зацепиться за обивку. Цвет его ореола на мгновенье стал ярко – синим. И хотя цвет этот был очень красив. Но «ТОЛЧОК… РЫВОК… УДАР… СТРАШНО… ПАДАТЬ… БОЛЬНО… НЕЛЬЗЯ… СТРАШНО» почему-то вызвал у Павла Андреевича чувство страха. «НЕЛЬЗЯ… НЕЛЬЗЯ… НЕЛЬЗЯ…» Ну, не то, чтобы страха, но какого-то дискомфорта. К счастью, это чувство было мимолётным, и тут же прошло. «ПРОШЛО… ПРОШЛО… ТИХО… СПОКОЙНО… ХОРОШО…» Но Павел Андреевич пережил несколько весьма неприятных мгновений. «БОЛЬНО… СТРАШНО… УДАР… ПЛОХО… НЕЛЬЗЯ… НЕЛЬЗЯ…» Да и потом он всё равно никак не мог избавиться от мысли, что доводить сурасперуса до такого состояния не стоит. Трудно сказать, почему это ему показалось, – зверёк никак не показывал своего неудовольствия, не рычал, не шипел, но почему-то Павел Андреевич осознал – нужно относиться к сурасперусу как можно более внимательно и аккуратно. И самое неприятное – Павел Андреевич чувствовал, что всё,  что покажется сурасперусу неприятным, может оказаться весьма опасным и для окружающих. Впрочем, Павел Андреевич брал животное не для того, чтобы доставлять ему неприятности, а потому достаточно быстро успокоился.
Стоит ли говорить, что жену Павла Андреевича сурасперус просто очаровал. Во-первых, она всегда любила животных, во-вторых, их брак с Павлом Андреевичем был, к сожалению, бездетным, а потому всю свою нерастраченную, невостребованную материнскую любовь и ласку она изливала на любое маленькое существо, попавшее в поле её зрения, а в-третьих, сурасперус и на самом деле был просто очарователен. Да и Павел Андреевич постарался на славу, представляя своё приобретение жене. Ей был продемонстрирован и питающийся фруктами сурасперус, и сурасперус, меняющий цвет кожи, и, конечно же, светящийся (или, по научному, фосфоресцирующий) во тьме сурасперус. Всё представление прошло просто прекрасно, а завершающий аккорд очень эффектно придумал и исполнил сам сурасперус. Он взобрался на руки к новой хозяйке, доверчиво приник своей головой к её груди и громко замурлыкал.
–  Господи, Чекасов, –  растроганно обратилась к Павлу Андреевичу его жена, – на этот раз ты превзошёл самого себя. Это же просто чудо какое-то. И, послушай, он же тёплый, значит это не ящерица? Не пресмыкающееся? А кто же он? Я никогда в жизни  ничего подобного не видала, да и не слышала ничего о таких животных. Они где живут?
Уронить свой авторитет в глазах жены и признаться в абсолютном своём неведении о происхождении и бывшем месте обитания приобретённого им животного Павел Андреевич не решился.
–  Он с верховьев Амазонки. Очень редкий вид. В естественных условиях их осталось, дай бог, штук сто – двести. Занесены в Международную Красную Книгу. Это  пресмыкающееся, но теплокровное. – авторитетно и уверенно вещал Павел Андреевич. – Ты же, небось, читала, что некоторые виды динозавров, возможно, были теплокровными, вот когда сурасперусов открыли, эта гипотеза получила подтверждение. Ты же помнишь, а?
– А, да – да… что-то похожее было, – подтвердила жена, – просто, наверное, не запомнила этого… сурасперуса.
Услышав знакомое слово, сурасперус поднял голову и громко мурлыкнул.
–  Ой, посмотри, Чекасов, он откликается. – восхитилась жена. – Только нужно ему имя дать, не будем же мы его звать просто сурасперусом.
«ТЕПЛО… МЯГКО… СЫТНО… СПАТЬ… ХОРОШО… ХОРОШО…
– Ну и назови, – безразлично сказал Павел Андреевич. – У тебя фантазия богатая… Только как-нибудь по нормальному назови, по русски. А для чужих, для форсу – как хочешь, хоть Гиблихом фон Маненгеймом цур Фаренгем. Всё равно у него документов нет. Он  – дворняга.
Жена обиделась, потому что Павел Андреевич припомнил ей старую историю с обалденно породистым щенком кэрри-блю-терьера с весьма заковыристым имечком, которого она приобрела пару лет тому назад. Выросший щенок оказался  жуткой помесью, как говорится – смесь бульдога с носорогом. Но ссориться с мужем сегодня ей не хотелось, и она сделала вид, что не поняла подкола.
– Сейчас мы подберём тебе имечко, мой хороший, - баюкая сурасперуса на руках засюсюкала жена. – Хочешь быть…ну, хотя бы Филечкой?
Сурасперус, естественно промолчал.
– А Кузей? – не отставала от зверька жена.
Сурасперус молчал.
– Нафаней его назови, подколол жену Павел Андреевич, вспомнив мультфильм про домовёнка Кузю.
Но сурасперус неожиданно среагировал на предложенное новым хозяином имя. Или просто узнал его голос. Во всяком случае, сурасперус поднял голову, открыл веки, посмотрел своими диковинными глазами на Павла Андреевича и, перестав мурлыкать, замер. Вдобавок он ещё и цвет сменил, став жёлто-оранжевым. Жена Павла Андреевича была в полном восторге.
– Нафаня, Нафаня, – не было бы у неё зверька на руках, она бы точно захлопала в ладоши. – Слушай, Чекасов, а Нафаня полностью – это как будет?
– Нафанаил, наверное, – неуверенно ответил Павел Андреевич.
– Это даже как-то по старозаветному… Что-то библейское прямо… Ну, Чекасов, сегодня ты просто гений, – продолжала восторгаться жена.
Чувствуя, что восхищению жены предела не будет, Павел Андреевич стал собираться потихоньку, сославшись на неотложную деловую встречу. Именно в таком состоянии Павел Андреевич свою жену просто не переваривал, уж очень она напоминала ему прошлое, когда она точно так же восхищалась любой, даже самой дрянной покупке. В такие минуты Павел Андреевич и сам рядом с ней превращался опять в простого инженеришку, с окладом в сто пятьдесят деревянных рублей. Благо дело, что сейчас ему было куда податься. И лишь в машине Павел Андреевич вспомнил, что забыл сказать жене, что баловать сурасперуса шоколадом нельзя. Учённые запрещают. Но потом решил, что дело терпит. И забыл об этом. А зря, как оказалось в последствии.
«КУШАТЬ… МНОГО… ХОРОШО… ТЕПЛО… МЕСТА МНОГО… ХОРОШО… ДОБРЫЕ, БОЛЬШИЕ… ХОРОШО… РАСТИ… ВЫРАСТИТЬ… УКРУПНЯТЬСЯ… ВЗРОСЛЕТЬ… ХОРОШО… ТИХО… СПОКОЙНО… ХОРОШО… ШУМ, КРИК, ГАМ, БЕСПОРЯДОК… ПЛОХО… БЕЛЫЕ СТЕНЫ… ИГЛЫ… КОЛОТЬ… БОЛЬНО… ПЛОХО… ЧУЖИЕ… СВЕТ… БЕЛЫЕ ХАЛАТЫ… БОЛЬНО… ПЛОХО… НЕЛЬЗЯ… НАЗАД… НЕЛЬЗЯ… ПЛОХО… КУСАТЬ… ПЛОХО – КУСАТЬ… ЗАБЫТЬ… ПЛОХО… ЗАБЫТЬ… БОЛЬШОЙ… ХОЗЯИН… ХОРОШО… СКОРО… СОВСЕМ ХОРОШО… САМ… ХОЗЯИН… ХОРОШО… ХОРОШО… ХОРОШО…
В последующие дни сурасперус медленно, но уверенно начал занимать главенствующее положение в доме, чему не в последнюю очередь поспособствовала жена Павла Андреевича, бывшая без ума от нового любимца. Сурасперусу дозволялось всё – спать на шикарном кожаном диване или на роскошной семейной кровати – по выбору. Лазить по столам и прочим предметам мебели. Естественно, кушать всё, что ему покажется съедобным. Сурасперус немедленно воспользовался предоставленными ему возможностями. Впрочем, особенных неприятностей зверек не доставлял – был он скромен и чистоплотен. Но жрал он ужасно много. И всё подряд, почти всё – мясо, рыбу, овощи, картошку, макароны, фрукты – не разбирая. Сидя на такой богатой диете зверёк начал быстро расти и толстеть, что только радовало его хозяйку. Вообще, зверёк ста главной игрушкой неработающей жены Павла Андреевича. Она постоянно занималась со зверьком, учила его ходить на задних лапках, что давалось сурасперусу с трудом, ибо животик у него был уже достаточно обширен. Но ему, видимо, нравилось выполнять причуды своей хозяйки, и он послушно подчинялся всем её командам, быстро освоив весь их нехитрый набор, типа «сидеть», «лежать», «ко мне» и даже «голос». Эту команду сурасперус выполнял весьма оригинально. Он моментально чернел, широко распахивал огромную ярко – розовую пасть и издавал весьма жуткое шипение, чем часто пугал Павла Андреевича и веселил его жену.
Однако через пару месяцев в поведении сурасперуса произошёл коренной перелом. Во-первых, он резко сменил рацион, перейдя исключительно на шоколадные конфеты и солёные арахисовые орешки, а во-вторых, он стал весьма раздражителен, частенько окрашиваясь в голубой цвет и шипя на повышенных тонах. Пару раз он даже чуть не бросился на Павла Андреевича. Памятуя о предупреждении Служителя, Павел Андреевич попытался объяснить жене возможные последствия, но к жене сурасперус продолжал относиться внешне лояльно, а потому все слова Павла Андреевича пролетали мимо ушей. Сурасперус продолжал свободно шляться по всей квартире, предупреждающе и озлобленно шипя, когда на его пути вдруг оказывался Павел Андреевич.
«ПЛОХО… ПЛОХО… ПЛОХО… РАСТИ… МНОГО МАЛЕНЬКИХ РАСТИ… ТЯЖЕЛО… ПЛОХО… БОЛЬШОЙ… ЧУЖОЙ… ПЛОХО… ОПАСНОСТЬ… ГНАТЬ… ПУГАТЬ… КУСАТЬ… ХОРОШО… БОЛЬШОЙ… ДОБРЫЙ… ХОРОШО… МАЛЕНЬКИЕ… МНОГО… РАСТИ… ТЕПЛО… МЕСТА МНОГО… ХОРОШО… МАЛЕНЬКИЕ РАСТИ… ХОРОШО…»
В конце концов сурасперус слёг, о чём по телефону, захлёбываясь плачем, оповестила Павла Андреевича жена. Павел Андреевич в сердцах чуть было не послал ее куда подальше, но потом сдержался, пообещал срочно привезти ветеринарного врача и вообще окружить страдающее животное любовью  заботой. БОЛЬШОЙ ДОБРЫЙ… ГЛУПЫЙ… ПОМОЩЬ… ПОМОЩЬ… ПОМОЩЬ… ПОМОГАТЬ МНЕ… НЕ УМЕЕТ… ПЛОХО… ПЛОХО… ДРУГОЙ… ПРИЕЗЖАТЬ… ПОМОЩЬ… ПРИВОЗИТЬ… ПОМОЩЬ… ПОМОЩЬ… Положив трубку, Павел Андреевич почувствовал угрызения совести. Ведь это он купил этого несчастного сурасперуса. а потом бросил его на попечении бестолковой жены. Ведь он знал, что кормить сурасперуса шоколадом и прочими сластями нельзя, но спорить с женой не захотел.
И хотя сентиментальность не была присуща Павлу Андреевичу, ему почему-то стало очень жаль несчастное животное, загубленное неумной женщиной. И почему-то Павлу Андреевичу очень захотелось помочь сурасперусу. «БОЛЬШОЙ… ПОМОЩЬ… ПОМОЩЬ… СКОРЕЕ… ПОМОГАТЬ МНЕ… СКОРЕЕ… СКОРЕЕ… Павел Андреевич созвонился со знакомым врачом ветеринаром и, захватив его по дороге поехал домой. Бледносерый сурасперус, большой, толстый, ничком лежал на диване, тяжело дыша. Полураскрытые глаза его были затянуты  матовой плёночкой. БОЛЬШОЙ… РЯДОМ… ПОМОЩЬ… ДРУГОЙ… ПОМОЩЬ… ДРУГОЙ… ПОМОЩЬ… СКОРЕЕ… МНЕ… МАЛЕНЬКИМ… ХОРОШО… СКОРЕЕ… С первого взгляда было ясно, что зверьку очень плохо.
–  Кончается, что ли? – обратился к врачу Павел Андреевич. – Давай, кольни его чем-нибудь, а то ведь поздно будет.
Однако врач не спешил открывать свой чемоданчик. Он ошарашено смотрел то на Павла Андреевича, то на лежащего сурасперуса. Наконец через пару минут врач заговорил:
– Павел Андреевич, вы меня извините, но я понятия не имею, как лечить это животное… Честно говорю, я не могу сообразить даже, что это вообще за животное. Первый раз вижу такое… Это же чудо природы! Его вообще не может быть!
– Твою мать… – не сдержался Павел Андреевич, – мне же говорили, что ты отличный специалист! А ты простого сурасперуса, ну пусть не простого, пусть флюоресцирующего, ни разу не видел. Кого мне тогда звать-то? Если сам вылечить не можешь, так хоть знающего человека порекомендуешь?
Врач оскорбился и даже покраснел.
– Между прочим, Павел Андреевич, я пожалуй и есть единственный настоящий специалист в городе по пресмыкающимся. Но это животное, которое вы мне тут показываете, пресмыкающимся не является. И, уверяю вас, то название, которое вы ему дали вполне бессмысленное и безграмотное подражание латыни. В общем, такого животного в природе никогда не существовало, и существовать не может. А потому и специалистов по его лечению просто-напросто нет.
Но Павла Андреевича не так просто было сбить с толку, в конце концов, если человек за несколько лет превращается из простого инженера в солидного бизнесмена – это много говорит о его характере. Напускной лоск и вежливость слетели с Павла Андреевича в мгновение ока.
– Слушай ты, лекаришка задроченный, ты мне мозги не канифоль, – сдавленным злобным шёпотом просвистел он в ухо уважаемого доктора. – Или ты моего зверя лечишь и получаешь солидные бабки, либо идешь… сам знаешь куда. Но только заруби себе на носу, козёл долбанный, я тебя достану. И я тебя сделаю. Любыми средствами. И будет тебе очень нехорошо. Это я тебе обещаю. Клятвенно. И латынь безграмотную я тебе тоже вспомню.
Видимо доктор был действительно очень умным человеком. Он и виду не показал, что его хоть как-то задели слова Павла Андреевича. Он изобразил на лице вежливую улыбку и присел на корточки возле дивана, на котором лежал сурасперус.
– Ну-с, посмотрим, что тут с нами случилось… – Пальцы его ловко ощупали сурасперуса, но тот никак уже не среагировал на прикосновение чужих рук, и только тяжело дышал. – Так-так… Температура у него всегда такая? Не знаем… так-так…
Видимо, где-то всё-таки доктор задел сурасперуса за больное место, ибо зверёк резко посинел, дёрнулся и вцепился доктору в плечо. Но врач не закричал, чем немного сгладил первое впечатление, которое он произвёл на Павла Андреевича. Павел Андреевич сначала хотел помочь ему, но потом передумал.
– Ну-ну, не надо так, – ласково гладя сурасперуса по широколобой башке, приговаривал доктор. – Я же врач, я пришёл тебе помочь. а ты меня кусаешь… Успокойся, милая, успокойся…
И сурасперус понемножечку опять побледнел и разжал челюсти. Крови не было, но пиджак доктора к носке уже не годился. Ветеринар медленно выпрямился и обернулся к Павлу Андреевичу как ни в чём не бывало. ВРАЧ… ДОКТОР… ПОМОЩЬ… БОЛЬШОЙ… ПОМОГАТЬ МНЕ… МАЛЕНЬКИМ… ПОМОГАТЬ… ЛЕЧИТЬ… ХОРОШО… КУСАТЬ… РЫЧАТЬ… ПЛОХО… НЕЛЬЗЯ… ТЕРПЕТЬ… БОЛЬНО… ТЕРПЕТЬ…
–  Ну, что я вам могу сказать, уважаемый Павел Андреевич. – Начал доктор, –  Как я уже говорил – животное ваше весьма странное и удивительное, но насколько я могу судить, причиной его заболевания является либо опухоль в желудке, либо оно просто беременно. Если вы на сто процентов исключаете беременность, то необходимо срочное хирургическое вмешательство, но при подобных размерах опухоли оно, честно говоря, вряд ли поможет.
В этот момент в комнату попыталась заглянуть жена Павла Андреевича, которой он строго-настрого запретил показываться во время визита доктора. И расстроенный и обозлённый Павел Андреевич чуть не вышиб её оттуда. Не хватало ещё в такую минуту бабьего визга. Сказать, что заявление доктора ошарашило Павла Андреевича – это ничего не сказать. Вообще все представления Павла Андреевича о сурасперусе переворачивалось с ног на голову. Вроде бы мелочь, подумаешь – пол. А меняется всё. И хотя Павел Андреевич всегда, с самого начала, относился к сурасперусу как к самцу и даже его хорошие отношения с собственной женой воспринимал как обычную симпатию между особями разных полов. Но вообще-то исключить возможность того, что сурасперус мог быть и самочкой было нельзя.
–  Честно говоря, доктор, ничего конкретного я вам сказать не смогу. Купил я его… ну, или её… с рук. Насчёт беременности меня никто не предупреждал. Так что всё может быть. А вы как-нибудь… ну, хоть по внешним признакам, не сможете определить его пол?
Врач задумался.
–  Как вам сказать… Не зная ничего о животном очень трудно сориентироваться в этом вопросе. По-крайней мере, никаких первичных половых признаков я не нашел. Но это свойственно многим видам животных.
СМЕРТЬ… УМИРАТЬ… УГАСАТЬ… УХОДИТЬ НАВСЕГДА… ПЛОХО… НЕЛЬЗЯ УМИРАТЬ Я… МАЛЕНЬКИЕ… ПОМОЧЬ НЕТ… НЕЛЬЗЯ… ПЛОХО… ВСЁ ПЛОХО… УМИРАТЬ ВСЕ… ПОМОГАТЬ НЕТ… ПОМОГАТЬ!!! ПОМОГАТЬ!...
Диалог Павла Андреевича с ветеринаром прервал жуткий хрип. Сурасперус задёргался, почернел, и начал, видимо, агонизировать. Павлу Андреевичу стало плохо, будто бы умирал он сам.  Он вроде бы даже и почувствовал какие – то необычные спазмы в желудке и резкую боль.
– Давай…твою мать… – простонал сквозь зубы Павел Андреевич, – Ну делай хоть что-нибудь, сука…помрёт же…
Доктор уже склонился над страдающим животным со шприцем в руке, но сам тут же и отбросил его.
– Роды пошли, – не оборачиваясь, сообщил он Павлу Андреевичу. – Тащи скорее тёплую воду и чистую тряпку… Да не стой ты…
В доме начался совершеннейший бедлам. Павел Андреевич даже не запомнил, как прошли последующие пара часов. Он таскал и грел воду, рвал простыни, что-то подтирал, что-то выливал, подавал и выбрасывал. Такого панически-восторженного состояния Павел Андреевич никогда ещё не испытывал. И временами мозг его, никак не задействованный во всей этой суете, удивлялся – с чего бы это так близко к сердцу Павел Андреевич воспринял всю эту бодягу. Подумаешь, какая-то неведома зверушка разродиться не может. Ничего хорошего она Павлу Андреевичу за всю свою жизнь не сделала, да и относился он к ней до этого времени вполне равнодушно, а вот поди ж ты… Бегает, суетится, страдает, будто бы судьба его сейчас решается.
Но все старания Павла Андреевича и доктора были напрасны…Впрочем, сурасперус остался жив. А вот пятеро молодых… щенков, что ли…родились мёртвыми. Когда уже всё закончилось, и сурасперус в изнеможении уснул (уснула?), Павел Андреевич и доктор сели покурить. Вначале разговор никак не клеился, довлели над ними неудавшиеся роды, пятеро малюсеньких зверьков, упакованных в целлофановые пакетики. Первым не выдержал молчания доктор.
– Да… – выпуская колечками дым изо рта, проговорил он. – Вот так всегда… Стараешься, делаешь всё возможное…и вот награда. Похоже, что первые роды у неё, вот и прошло всё так тяжело. Да и во время беременности никакого ухода не было…  Я имею в виду – специфического… диета там… ну и всё такое прочее…
– Кто ж знал… – потерянно ответил Павел Андреевич. Он чувствовал себя опустошённым. – Жалко, конечно, но ничего уж не поделаешь. Ты это… забери… мёртвеньких-то… Не надо, чтобы жена видела…  А то она у меня тоже … бездетная… неудачные роды… как бы чего не вышло.
– Конечно-конечно, какой тут может быть разговор. Это моя обязанность. Ну да ладно, пора мне ехать, теперь я здесь не нужен. С ней всё в порядке, таблетки и рецепты на столе. Там и визитка моя, звоните, если что…
На этом и закончился визит доктора. Сурасперус к вечеру пришёл в себя, но поведение его с тех пор изменилось. Он почти перестал общаться с хозяйкой, всё своё время посвящая Павлу Андреевичу. Сурасперус буквально не отходил от него ни на шаг, то и дело норовя забраться на руки. Сочувствуя несчастному животному Павел Андреевич не стал его отгонять. Тем более, что всё произошедшее за этот день сблизило их, объединило общей тайной и общим горем. БОЛЬШОЙ… НАДЁЖНО… ПОМОГАТЬ МНЕ… ПОМОГАТЬ ВСЕГДА… УМНЫЙ… МАЛЕНЬКИЕ… НОВЫЕ МАЛЕНЬКИЕ… МНОГО…  ПОМОГАТЬ… ХОРОШО… БОЛЬШОЙ ХОРОШИЙ… ПОМОГАТЬ… СЛУ… Когда Павел Андреевич после ужина пристроился посмотреть телевизор, сурасперус забрался к нему на колени, обнял его всеми лапками и прильнул к груди, то и дело заглядывая ему в глаза своими грустными, печальными золотыми глазищами.
– Ты посмотри, Чекасов, какое всё-таки умное животное, воскликнула жена, – вот ты ему чуть-чуть помог, и оно всё чувствует. Видишь, как он тебе благодарен.
– Это не ОН. Это ОНА. Доктор сказал. – Заметил Павел Андреевич.
Трогательная доверчивость и благодарность зверька породили у Павла Андреевича целую бурю чувств, которых он никогда доселе не испытывал. Нежность, жалость, сострадание, любовь сдавили Павлу Андреевичу горло и слёзы навернулись ему на глаза. Слава богу, в комнате было темно. Павел Андреевич стеснялся своей сентиментальности. ЛЮБИТЬ МЕНЯ… ПОМОГАТЬ… БОЛЬШОЙ… ДОБРЫЙ… ЛЮБИТЬ… ВСЕГДА… НОВЫЕ МАЛЕНЬКИЕ… СКОРО… ХОРОШО… А сурасперус как будто почувствовал состояние хозяина и засветился в темноте чарующим золотисто-розовым светом и его ореол окутал голову Павла Андреевича.
–  Ну, Чекасов, такого я ещё не видела, восторженно глядя на это зрелище, прошептала жена. – Ты с ней на руках прямо как Господь Бог в нимбе. Ко мне она так никогда не относилась, обидно даже. Прямо боготворит она тебя, а ты её не ценишь, Чекасов.
Жена вздохнула. Павлу Андреевичу не хотелось ввязываться в разговор. Что-то произошло в эти мгновения между ним сурасперусом. Возникла между ними странная связь, не только на уровне эмоций и чувств, но и на уровне мыслей, сознаний, ибо Павел Андреевич чувствовал у себя в мозгу простые и наивные мыслишки зверька… ХОРОШО… ВМЕСТЕ… ХОРОШО… МАЛЕНЬКИЕ… УМИРАТЬ… ПЛОХО… МАЛЕНЬКИЕ ДОЛЖНЫ ЖИТЬ… ЖИТЬ… ХОРОШО… ТЫ… БОЛЬШОЙ… ПОМОГАТЬ… МНЕ… МАЛЕНЬКИМ… ВСЕГДА… ХОРОШО… БОЛЬШЕ МЕСТА… БОЛЬШЕ ЕДЫ… ХОРОШО… ВМЕСТЕ… ХОРОШО… ВСЕГДА…
С этого памятного дня многое перевернулось в жизни Павла Андреевича. Он перестал засиживаться вечерами на работе, благо дело и бизнес был поставлен уже на ноги прочно. Он перестал посещать свою любовницу, весь мир ему теперь заменил сурасперус. Ничто остальное больше не казалось Павлу Андреевичу настолько важным как то, чтобы сурасперус чувствовал себя как можно лучше. Мимо ушей Павла Андреевича прошёл новый звонок ветеринара, исследовавшего трупики мёртворожденных зверьков. Ветеринара беспокоило то, что сурасперусы оказались гермафродитами, что среди высших животных Земли никогда не наблюдалось. А во-вторых их мозг показался доктору чересчур развитым. Доктор невнятно бормотал что-то о возможных неприятных последствиях содержания таких животных в домашних условиях, намекал на их возможное неземное происхождение, предупреждал о чём-то ещё. ЗАБЫТЬ…ЗАБЫТЬ…НЕЛЬЗЯ ДУМАТЬ…НЕЛЬЗЯ ГОВОРИТЬ…НЕЛЬЗЯ ТРОГАТЬ…ЗАБЫТЬ…ЗАБЫТЬ…МЕНЯ…МАЛЕНЬКИХ… Но Павлу Андреевичу всё это было неинтересно. Впрочем, одно известие обрадовало Павла Андреевича, – это то, что сурасперусы гермафродиты, а это означало, что не нужно больше искать для Нафани самца, ибо в последнее время Павел Андреевич только этим и занимался. Непонятно почему, но его не оставляла мысль, что появление МАЛЕНЬКИХ необходимо. И когда через пару месяцев Нафаня, вполне уже оправившаяся после первых неудачных родов, начала полнеть, восторгу Павла Андреевича не было предела.
НОВЫЕ МАЛЕНЬКИЕ… МНОГО… ВСЁ ХОРОШО… СМЕРТЬ… БОЛЬ… НЕТ… НЕЛЬЗЯ… ВСЁ… ХОРОШО… ЖИТЬ… МНОГО МЕСТА… МНОГО ЕДЫ… ХОРОШО… БОЛЬШОЙ… ПОМОГАТЬ… ВСЕГДА… ПОМОГАТЬ… ХОРОШО… НАФАНЯ… БОЛЬШОЙ… ВМЕСТЕ… ВСЕГДА… ХОРОШО… ХОРОШО…
Роды принимал всё тот же доктор, он же и наблюдал Нафаню во время беременности, следил за её питанием и образом жизни. И, несмотря на то, что данный вид животных был ему неизвестен, но предыдущие роды и многолетний опыт ветеринарного врача принесли свои результаты. Всё прошло как нельзя лучше, и в один прекрасный вечер Нафаня родила восемь здоровеньких и крепеньких фосфоресцирующих сурасперусиков. Все детишки, в отличие от большинства новорожденных млекопитающихся, с первых минут встали на ножки и начали искать пищу, ведь у Нафани не было молочных желёз. Фрукты, слава богу, подошли. И Павел Андреевич и его жена, да и сам доктор с восторгом наблюдали как цветастые малыши (цвет у них некоторое время был одинаковый, светло-зелёный, но вскоре каждый из них окрасился в свой «личный» цвет – от ярко-голубого до алого) прыгали, бегали, лазали по всей квартире, исследуя своё жилище. Они были настолько милы и забавны, что Павел Андреевич сначала решил всех их оставить у себя. Первой заметила что-то неладное жена Павла Андреевича. Все детёныши был примерно такого же размера, как и Нафаня в тот момент, когда Павел Андреевич купил её. И как только они освоили комнаты, как тут же стали огрызаться друг на друга. У своей Нафани Павел Андреевич видел зловещий, предвещающий неприятности, синий цвет всего несколько раз, а здесь все малыши разом посинели, зашипели и начали скалить зубы, но в чём было дело, Павел Андреевич понять не мог. Нафаня, хотя роды и прошли достаточно удачно, всё-таки ещё не пришла в себя,  потому совета было ждать не от кого.
– Эй, доктор, – обратился к ветеринару Павел Андреевич. – Что это с ними, как Вы думаете? Что это они все, перебесились, что ли?
– Трудно сказать уверенно, но я думаю, что у них срабатывает естественный рефлекс. Просто они борются за территорию. Подобное встречается и у морских черепах и у крокодилов.
Приглядевшись к поведению малышей, Павел Андреевич вынужден был признать, что доктор, видимо, был прав. Один из сурасперусов, самый шустрый, подобрался к вазе с фруктами, стоящей на столе, и жестко отбивал все попытки своих собратьев подзаправиться. Павла Андреевича поразила жестокость и агрессивность малыша. Даже когда Павел Андреевич попытался взять его на руки, он поднял головку, оскалился и зашипел, весь налившись густой,
неприятной синевой. Павел Андреевич благоразумно передумал успокаивать малыша. Выход из сложившейся ситуации был найден быстро, ибо квартира Павла Андреевича имела достаточное количество изолированных друг от друга помещений. Но это был лишь временный выход, ибо молодые сурасперусы никак не хотели признавать друг друга, ни своих хозяев, и бросались в бой при первом же намёке на посягательство на их территорию. Даже покормить их было очень сложно, настолько агрессивными и опасными они стали. И вдруг их поведение изменилось. МАЛЕНЬКИЕ… МАЛЕНЬКИЕ ДЕТИ… ТИХО…ТИХО… РЫЧАТЬ… КУСАТЬ… НЕЛЬЗЯ… ПЛОХО… НЕХОРОШО… БОЛЬШОЙ…ДОБРЫЙ…КУСАТЬ… НЕЛЬЗЯ… ПЛОХО… БОЛЬШАЯ…КОРМИТЬ…ДОБРАЯ…КУСАТЬ… НЕЛЬЗЯ…ПЛОХО…ЖДАТЬ… ТЕРПЕТЬ… МОЛЧАТЬ… КУШАТЬ… МНОГО… ХОРОШО… ЖДАТЬ… БОЛЬШОЙ… ПОМОГАТЬ… Просто-напросто пришла в себя Нафаня, и молодые сурасперусы каким-то образом почувствовали это. Чуть позже счастливая мамаша обошла по очереди своих отпрысков, потрогала их, погладила и всё окончательно успокоилось.
Однако долго так продолжаться не могло, и Павел Андреевич осознавал это. Потенциальная опасность от восьми день ото дня растущих и крепнущих сурасперусов заставляла Павла Андреевича срочно искать решение сложившейся проблемы. И вскоре решение пришло. МАЛЕНЬКИЕ… МНОГО… МЕСТО… МНОГО МЕСТА… КАЖДОМУ… НАЙТИ… СКОРЕЕ… ВМЕСТЕ… ПЛОХО… КУСАТЬ… ДРАТЬСЯ… УБИВАТЬ… ВСЕХ… ПЛОХО…КАЖДОМУ… СВОЁ… МЕСТО… ХОРОШО… ВМЕСТЕ РЯДОМ… ПЛОХО… НЕЛЬЗЯ… ПЛОХО… ПЛОХО… Выход был найден. Гениальный в своей элементарности. Павел Андреевич решил раздать своих питомцев в хорошие и добрые руки. Уникальность сурасперусов сыграла ему на руку. Многие знакомые Павла Андреевича с радостью разобрали необычных детёнышей, очарованные экзотической внешностью и деликатными повадками. В присутствии посторонних, кстати, молодые вели себя безупречно. Где-то недели через две мучения Павла Андреевича закончились, принеся ещё вдобавок и солидный доход в зелёных, на что, впрочем Павел Андреевич никак не рассчитывал, будучи человеком немеркантильным.
Жизнь в семье Павла Андреевича наладилась окончательно, ибо Нафаня заняла в конце концов в их семье положение не домашнего животного, а скорее любимого ребёнка, избалованного и изнеженного.
В последнее время у Нафани появилась одна странная привычка. Тёплыми вечерами она любила сидеть на балконе, неподвижная и таинственная, как каменная химера с парижского собора Нотр-Дам, подняв свою широколобую морду к звёздному небу. Находиться в это время рядом с ней было невозможно – сразу же начинала ужасно болеть голова. Но, слава богу, следить за ней не было нужды – Нафаня была умницей, и близко к перилам не подходила. Видимо, ей просто нравилось смотреть на звёзды.
РЕКОГНОСЦИРОВКА ЗАКОНЧЕНА… ПЛАН ВНЕДРЕНИЯ РАБОТАЕТ БЕЗУПРЕЧНО… КОЛИЧЕСТВО СЛУЖИТЕЛЕЙ ДОСТАТОЧНО… ЭКОНОМИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНЫ… ПРИ ДОЛЖНОМ ИСПОЛЬЗОВАНИИ И КОНТРОЛЕ С НАШЕЙ СТОРОНЫ ПРИРОДНЫЕ РЕСУРСЫ НЕИСЧЕРПАЕМЫ… ПЛАЦДАРМ ОСВОЕН…  ПРОДОЛЖАЕМ РАБОТУ…
13.05.1997.