Помогли Шопенгауэр и Сенека

 Большинство людей к состоянию одиночества относится враждебно: Как это можно жить без общения?  Нам трудно переносить одиночество, - говорят они. -  Мы боимся этой зловещей тишины в квартире, где тикающий будильник звенит в ушах, стучит, как молот. И отсчитывает, и отсчитывает в этом покое минуту за минутой, приближая к чему-то страшному. Другие относятся к одиночеству с недоверием и некоей подозрительностью.- Пусть оно, это одиночество побудет со мной, но недолго. – Попробую пожить один (одна). Ведь сколько вокруг живет людей одиноких и не молодых, и не старых. И ничего. Живут же. Наверно, тут дело в привычке.

 Третьи же, пишут хвалебные письма, распевая дифирамбы одиночеству. Намыкается Галина Н. с тремя мужъями, схоронит последнего или отправит подальше и приступает к жизни под девизом, «а теперь я сама себе голова!» и нарадоваться не может своему счастью: баба с возу (читай муж) -  кобыле легче! И расписывает в письме бывшая горемычная прелести новой жизни, которая открылась перед ней глупой, стремившейся замуж, чтобы жить как все, не хуже других при муже. А они-то все непутевыми оказывались, только силы и здоровье отнимали у женщины понапрасну. Теперь же Галина Н. стала жить одна в свое удовольствие! И тем слаще часы одиночества, чем кошмарнее была жизнь в браке.

 В общем, тема одиночества, как видим, спорная. Нет, не всем с легкостью дается переносить состояние одиночества. Оно тем более мучительно, чем неожиданнее в нем оказываешься, если ходил на любимую работу, чувствовал себя нужным, общался ежедневно с коллегами близкими по духу, а потом, вдруг, оказался лишним и ненужным и отправлен в вынужденный отпуск. Наступает временное одиночество с чувством полной свободы и независимости от которой становится вскоре тошно. Эта форма вынужденного одиночества сродни голоданию, наступившему не потому, что ты захотел поголодать ради очищения организма от шлаков, а потому что холодильник пустой и денег нет на еду. Такое голодание без предварительной подготовки ума, мучительно. 

  По роду своей журналистской работы часто уезжал в командировки продолжительностью в два-три месяца, чувство одиночества сопровождало меня в эти периоды. Их я называл командировочным одиночеством. Мои дни были заполнены работой: издавал газеты на пассажирских судах для иностранных туристов. Мое одиночество базировалось не на отсутствии людей вокруг меня, не на однообразии существования. Совсем наоборот. Меня мучила тоска и грызла совесть, что удивительные берега, заморские порты, чудесные острова и воздух морей и океанов вдыхаю я один. И нет рядом со мной жены и сына, с кем мог бы я разделить свои чувства.
 
 Я искал лекарство для облегчения одиночества, обращаясь к своему разуму. И вот однажды, попав в Тихом океане сразу в три циклона, когда бушующие штормовые волны кидали океанский лайнер, как скорлупу ореха, и меня сбрасывало на пол с кровати, я думал: какое счастье, что нет со мной рядом моей семьи! Мы тогда чудом уцелели. И с тех пор я вылечился от одиночества, поняв одну истину, что у медали есть две стороны. Одна - яркая, солнечная, дружелюбная, другая - темная, грозная, неприветливая. Какая из них будет сопутствовать? Я понял - обе. И вскоре забыл про щемящее одиночество. И домашних просил мне не слишком завидовать. Наградой за месяцы одиночества были встречи с моими родными.

 После распада СССР прекратилась моя пропагандистская работа среди иностранцев на судах. Я осел на берегу прочно. Начались рутинные будни: дом - редакция - дом. Иногда вспоминал о своем одиночестве в командировках. И смеялся с иронией над собой: "Сейчас бы мне кто предоставил те "тяготы"! Уж я бы их преодолел без труда!"

 Но и с собой надо разговаривать осторожно. Излишняя самоуверенность может быть наказана новыми испытаниями. Мой внутренний голос о победе над одиночеством был услышан и, видимо, признан не в меру дерзким. В начале 1993 года меня прооперировали, удалили почку, и по состоянию здоровья была установлена инвалидность. В справке МСЭ увидел страшное слово "нетрудоспособен". С той поры началось другое одиночество - изолированное. Рядом со мной. была жена, но не было работы, общения. Мне было тогда 46 лет. Мое состояние напоминало прыжок с парашютом - небо, простор, восторг от полета, а потом - удар о землю и тишина. Для общества я стал пенсионером. Но кем я был для себя?

 Жена уходила на работу, а я на целый день оставался наедине с собой. Передо мной не стоял вопрос, чем бы заняться. Я знал, что настало, ниспослано мне свыше, время заняться собой. У меня накопилось немало нечитаных умных книг, на которые не хватало времени. В них хотел найти ответ: есть ли польза быть наедине с собой? Можно ли испытать радость от одиночества?

 В первый же день после общения с немецким философом-пессимистом Артуром Шопенгауэром у меня заметно поднялось настроение. Я перечитывал несколько раз слова: "Вообще человек может находиться в совершенной гармонии лишь с самим собой; это немыслимо ни с другом, ни с возлюбленной: различия в индивидуальности и настроении всегда создадут хотя бы небольшой диссонанс. Поэтому истинный, глубокий мир и полное спокойствие духа - эти наряду со здоровьем наивысшие земные блага - приобретаются в уединении и становятся постоянными только в совершенном одиночестве".

 Но люди жалуются на одиночество. Им неуютно быть одним. Они жаждут общения. "Почему?" - торопился я спросить философа. И он, словно предвидя мой вопрос, поясняет: "... людей делает общительными их неспособность переносить одиночество - т.е. самих себя. Внутренняя пустота и отвращение к самим себе гонят их в общество, на чужбину или в путешествия. Их дух не имеет силы привести себя в движение, и сил этих они ищут в вине, причем нередко становятся пьяницами. Поэтому же они постоянно нуждаются во внешних возбуждениях, притом в возбуждениях сильных, доставить которые могут однородные с ними существа. Без этого их дух поникает под собственной тяжестью и впадает в тяжелую летаргию. Известно, что несчастья легче переносятся сообща; к несчастьям же люди причисляют и скуку, а потому и сходятся, чтобы скучать вместе".
 
 Книжку "Афоризмы житейской мудрости" Артура Шопенгауэра, откуда и были взяты приведенные выше цитаты, я штудировал, делал выписки. Мысли философа об одиночестве стали своего рода программой для работы над своим "я".

 Прежде всего я перестал сожалеть о том, что один и не скучаю вместе с коллегой по работе или соседом по дому за пустопорожними разговорами. Но если твои собеседники попросту крадут твое время, то с кем же тогда общаться? С кем дружить, если ты в одиночестве? "Неужели с самим собой?" - спрашивал я себя.
 
 К этой простой истине подводили рассуждения немецкого философа. А подтверждение его правоты я нашел в письмах римского писателя и философа Сенеки. Одно из писем он заканчивает такими словами: "Вот что понравилось мне нынче у Гекатона: "Ты спросишь, чего я достиг? Стал самому себе другом!" Достиг он немалого, ибо теперь никогда не останется одинок. И знай: такой человек всем будет другом".
 
 С тех пор прошло много лет. С кем я общался эти годы? С кем дружил? Незначительное время с родными, близкими, бывшими сослуживцами, которые удалялись с годами все дальше и дальше, а основное - с собой. Я понял, что человек не может быть одиноким, если он обладает пытливым умом. Если он находится в постоянном поиске ответов на вопросы, которыми будоражит свой ум.
 Я с грустью расстаюсь с каждым прожитым днем, не замечая, как он пролетел. Я с радостью просыпаюсь утром, предвкушая, что впереди мой день, и я проведу его обязательно с интересом, с пользой.