У высоты 269
Мотаясь довольно часто по одному и тому же маршруту: Верх. Любаж – Ольховатка – Поныри, я всегда с особым чувством всматривался в идиллические картинки сельского пейзажа: перелески, возделанные поля, заросшие густым лесом балки, невольно, при этом, отмечая, что лог вдоль дороги – это оплывший, заросший густой травой противотанковый ров и вот эта убегающая от дороги балка тоже.
По мере приближения к Ольховатке на горизонте вырастают могучие горбы Молотычевских, Тепловских и Ольховатских высот. Тех самых высот, в которые упёрлись остановленные нашими бойцами дивизии генерал-полковника Моделя. Эти высоты притягивают мой взгляд, и я каждый раз не премину напомнить моему товарищу ведущему машину, о том какая же шла здесь рубка в первых числах июля 1943.
Машина летит по гладкому пустому шоссе, и товарищ не без юмора спрашивает: что мы бы делали, если бы сейчас на нас зашёл мессер? На что я отвечаю, что на нашей Нива-Шевролле, у нас, возможно, был бы шанс, маневрируя, уйти. Но это шутки, а на самом деле я жду, когда за изгибом дороги покажется мрачная громада высоты 269.
Издалека обычный холм, вблизи высота хмуро нависая над дорогой, резко контрастирует с окружающими полями и лугами. Дело в том, что юго-восточный обращённый к дороге скат совершенно безжизнен, покрыт чахлой травой и с войны, наверное, ни разу не распахивался. Почему? Не знаю. Может быть, перепаханное в своё время бомбами, минами, снарядами и гусеницами танков, оно не родит? А может быть, эта высота, зарастив раны, хранит в себе сотни неразорвавшихся бомб и снарядов? Или высота - памятник над огромной братской могилой тех, кто был разорван в клочья бомбами, завален в окопах и блиндажах? Не знаю. Мы с товарищем несколько раз, в разное время года проезжали мимо этой высоты, всё собираясь подняться на неё, и вот однажды летом, мы по едва видимой грунтовке заехали на самый её верх.
Странно, но вершину высоты, в отличие от её ската, покрывала невероятно густая сочная трава. Оказалось, что за гребнем высота с понижением тянется на несколько километров между сёлами Молотычи и Тёплое, и вид открывался захватывающий дух, всё видно на десяток километров. Я пошёл к вершине, запутываясь ногами в густой траве. То тут, то там видны заросшие травой воронки от бомб и снарядов. Здесь, похоже, была огневая орудия. А вот и кусок ржавого железа. Судя по всему, это обломок щита орудия. Вот ещё железо. А сколько его в теле высоты? Ещё огневые. Или здесь стоял вкопанный танк?
Вдруг я замечаю след от колёсного трактора и вынутый из земли экскаватором один единственный ковш. Яма алеет красной глиной, словно обнажённая рана на теле. Вот оно что. Оказывается здесь под изумрудной травой, словно пропитанная кровью, красная глина, а рану впервые за десятки лет явно нанесли чёрные копатели, которых кто-то спугнул.
Прохладный ветер колышет травы, продувая насквозь. Тем летом высота под бомбами также алела ранами, горела и стонала под ударами, а кровь бойцов и командиров не впитываемая глиной, копилась на дне окопов.
Позвал товарищ, а то бродил бы и бродил, вглядываясь в траву в поисках следов и отметин прошедшей войны. Мы поехали дальше, мимо памятников и обелисков над братскими могилами, через Ольховатку и Поныри, а в голове всё мысли: «Как тут было в 43-м?»
В последний раз мы ехали знакомым маршрутом 23 августа 2008 года. Вот-вот должна была показаться высота.
- Смотри, - показал вперёд товарищ.
- Что?
- Вон там. Над рощей.
Присмотревшись, я увидел над дальней рощей высокий и тонкий пылевой смерч. Подобно вставшей на хвост кобре, странного коричневого цвета, смерч казалось, стоял на одном месте.
Товарищ поддал газу и через пять минут мы остановились у высоты 269. Через дорогу от неё на распаханном поле плясал, вытянувшись на приличную высоту и медленно смещаясь к краю, красновато-коричневый смерч. Глядя на это стремительное вращение, создавалось полное впечатление, что нечто или некто пытается воплотиться, вбирая в себя красноватую пыль земли пропитанной кровью погибших бойцов.
- Смотри.
Я взглянул и увидел, как от края поля поднимаются маленькие слабенькие вихри и, пробежав, покачиваясь и клонясь с десяток метров, исчезают, оставляя уносимое ветром облачко пыли. На месте «павших» встают новые и новые и тоже бегут и тоже исчезают слабые и обречённые.
- Словно бойцы, идущие в атаку, - сказал я.
В полной тишине шальными пулями посвистывал ветер, а я стоял и смотрел на вихри, видя поднимающихся под огнём молоденьких бойцов в обмотках и серых пропитанных пылью и потом гимнастёрках бегущих с винтовками наперевес вперёд. Одни из них падали, поливая родную землю кровью, а другие вставали, занимая место павших в строю.
Смерч, цвета высохшей крови, подобно злому духу поднявшего голову фашизма, как казалось, заставлял неупокоенные души солдат снова и снова идти в бой. Сколько их на этих полях и высотах размолоты и погребены на дне окопов гусеницами немецких танков? Сколько бойцов в те жаркие дни было захоронено сразу за бруствером или на дне окопа? Сколько их в позабытых братских могилах?
Вихри бежали и бежали вперёд, а смерч, отступая, подошёл к краю поля и, казалось, исчез, но, приглядевшись, мы увидели, что нет, не исчез, он просто стал невидим, скользя по траве в поисках новой плоти и крови.
- Поехали отсюда, - попросил товарищ.
- Что так?
- Мрачное место.
- А я ничего не чувствую. Хотя этот смерч, и вихри… Мистика какая-то.
Правда, я чувствовал очень сильную усталость. Навалилась апатия, словно смерч выпил мои силы. А может быть, я просто устал в дороге? Но всё это: вихри, смерч, красноватая земля…
А бойцы-вихри всё бежали и бежали на северо-восток, туда, откуда атаковал и куда потом убрался Модель, и потом по дороге на Ольховатку везде, где были перепаханы поля, мы видели их, поднимающихся в свой последний бой.
23 августа 1943 года закончилась Курская битва.
02.06.09 Блонский Г.В.
Свидетельство о публикации №209081001075