Сны

Сны  лежали, цветные и  яркие, серые и  черно-белые на огромном, напоминающем перевернутый купол зонтика, пестром  блюде. Некоторые из них были разорваны, многие похожи на  кусочки разноцветной  бумаги. Были здесь и маленькие, вроде  диплома или грамоты рулончики. Другие, длинные рулоны, напоминали чертежи с четкими, отточенными линиями. Были  и размытые, как рисунок на шелке, клочки.
Разбросанные в полнейшем беспорядке, сны с нетерпением ждали. Они мечтали присниться.

Дневные сны - а было их совсем мало- тусклые и маленькие, отличались от снов ночных, красочных, похожих на кусочки лоскутного одеяла или свернутый коврик.
Сны скучали, говорить им друг с другом было совершенно не о чем. Действительно, что может быть общего у сна восторга и сна падения в бездну, у сна о цветах и сна о побеге?
Ожидание изматывало их. Терпению приходил конец.

... Клоун стоял у окна. День его, как и много предыдущих, был пуст и безрадостен. Эта пустота в его душе напоминала огромную дыру. Дыра была так велика  и так почему-то болела, что ее просто необходимо было заполнить, неважно чем, но поскорее -людьми,  слезами  или пусть снами.
Но слез не было, люди вокруг исчезли, оставив только очертания или остов,что-то вроде фотографии,видимость  человека, а внутри пустота, а сны не приходили. И он ждал их высохшей душой, как  мечтают о спасительной влаге в жару.

Этот день необходимо было поскорее уничтожить, проспать, убить.
Он ложился в постель, долго лежал, глядя в потолок, потом сворачивался калачиком, зажмурив глаза. Потом снова переворачивался на спину и с омерзением считал бесконечных овец или баранов , тех, кого полагается считать во время бессонницы. Но сон, который уже был в миллиметре от него, снова убегал.

Он вставал, шел к окну, но видя все тот же серый двор, снова возвращался в постель. Он пытался представить огромное блюдо, с которого он снимает, первый попавшийся, пусть даже черно-белый, пусть желтый и пустой, лист бумаги в клетку или обрывок оберточной фольги - все бестолку, сны ускользали.

И вот...

Разноцветный и нарядный сон, поблескивающий сверкающей мишурой, робко спрыгнул с купола зонтика.
Это был сон о бальном зале.

...Величественно  ждал огромный зеркальный зал первого весеннего бала.
Давно не звучала здесь музыка, не горели огни бесчисленных канделябров.Последний раз в зале танцевали на Рождество. С тех пор он был забыт. Погасли свечи, замолк смех, исчезли танцующие пары.Пустота и мрак отражались  в бесконечных его зеркалах.
Он чувствовал себя брошенным и несчастным.
Зал вспоминал нарядную, украшенную множеством игрушек и мишуры, елку.
Хмурился, раздраженный огнями мигающих фонарей, глядящих в его пустые черные окна. Он не спал. Размышлял о печальной своей судьбе, о том, что блестящий его паркет и сверкающие хрустальные люстры никому не были нужны,о безжизненных окнах и зеркалах,о том, что всеми забыт.

А за окнами  начинался дождь. Сначала  капли несмело застучали по стеклу. Потом, набирая силу и мощь, с грохотом ударили по крыше и окнам потоки дождя. Загремели раскаты грома, ветер ревел и выл в водосточных трубах. Странная мартовская буря совершенно неожиданно разразилась среди унылого, хмурого, скорбно тихого вечера.

Зал был удивлен. Казалось, буря прочла  его тайные мысли. Ведь, в глубине души он мечтал, чтобы произошло что угодно: бал, ураган,  пожар, только бы исчезли эти изматывающие серенькие вечера, когда казалось, тьма, окутывающая деревья, кусты и дома, заберется внутрь и задушит своими мягкими коварными лапами.

Внезапно буря прекратилась. За окнами стояла уже глубокая ночь. На небе появились звезды. Уютно мерцала круглая желтая луна.
Зал почувствовал такое умиротворение и покой,что забыл о своей тоске и... уснул.

...C утра начались приготовления.
До блеска натирали паркет, канделябры и огромные зеркала. В  воздухе струилось волшебство. Совершенно невыносимо было дожидаться вечера, когда здесь появятся сотни нарядных людей: дам в открытых бальных платьях  и кавалеров в смокингах и фраках. Но и он пришел.
Черно-белые музыканты рассаживались по своим местам, горели огни улыбающейся люстры. И наконец, шуршащая  тишина сменилась музыкой, и первые пары заскользили по зеркальному паркету.

Клоун, которого трудно было теперь узнать, сияющий и нарядный, вел в вальсе прекрасную даму в легком белом платье.Оба они улыбались, и ноги их почти не  касались пола. Внезапно музыка прекратилась. Танцующие пары исчезли.

Клоун стоял посреди зала, держа за руку свою партнершу по вальсу.
Ее грустная улыбка  мешала ему произнести то самое главное, что пытался он сказать уже столько дней подряд.Он только, как рыба, открывал рот,но оттуда не доносилось ни звука. Улыбка дамы становилась все печальнее. В окна уже заглядывал унылый мрачный  вечер. Газовый фонарь вздрагивал и время от времени гас...

***
Клоун , проснувшись, сидел на кровати.
Тьма, окутывающая деревья, кусты и дома, пыталась забраться внутрь и задушить его своими мягкими коварными лапами.

И этот сон ушел.
Клоун , совершенно разбитый, подошел к окну и начал дожидаться сна.