Дети могил

Наискосок. Срезать расстояние, узнать что надо. Пройти, как по прошлой в жизни. Вперед. Глядя. В июльский день. Когда счастье и тепло в душу. Так в книгах…
Дом «Ха-ха» улыбался, смеялся мне. Ртами смрадными разбитых окон. Гнилыми зубами грязных занавесок. Черным впадинами квартир. Всем чем мог улыбался. И я улыбался ему. Я помнил пустоту одной из его коммунальных квартир. Когда пинаешь дверь и она падает внутрь, а на кухне дымящиеся пельмени. Дешевые дымящиеся пельмени в тарелке. И ободок ее лазоревый – фаянсовый сифилис гетто. И полбутылки водки на столе. Я тоже это помню. Рядом с мутными стаканами. Один в помаде - розовый триппер гетто. И никого. Лишь сигарета дымящаяся в пустой банке из под сардинеллы. И я ухожу и в спину дыхание пустоты в свете лампы. Под потолком, под газетой. Так было. А сейчас я рядом. Рядом с домом иду. Курю. Пью из бутылки. Мужики на травке. Пиво, водка, лук. Очарование пикника на окраине города. Присоединитесь. Там «Ледок», там лосьон. Баба даст и не спросит кто ты. Эти, благополучные, с образованием, спрашивают. Есть ли у тебя машина, квартира. Много чего спрашивают и дают, если устроит ответ. После кафе, после подарка, после того как понимают, что у тебя есть, что дать им. А эта, на травке. В грязной руке лука пучок. Она не спрашивает. Она дает. Она знает, что ты дашь. Так все делают в том кругу. Честнее? Вы сами ответьте. У наркологии пусто. Внутри десяток человек. Расценки. Один день в стационаре для наркомана – 2100. «Скажи нет наркотикам - сделай государство богаче», чтобы с сознанием незамутненным химией включить телевизор и узнать, что Богом избранный народ идет вперед к счастью. «Скажи нет наркотикам». Вот и нужная мне строчка. Нормально. Допустимо. На это у меня есть. А вот мочи нет. Внутри она есть, а вот вне не просится. Не беда. Сдам завтра. Тетка с корзинкой черники. Полупустой. Привела молодого человека. Тот на корточках. Прислонился с стене.  Она держит в руках деньги. «Скажи нет наркотикам». Я выхожу. Я хамелеон. Мне хорошо и там, за пределами гетто. И здесь. В гетто. Я жил здесь. Раньше. Видел костры у домов, вдыхал помоечные запахи подъездов, стоял у киосков ночами. Брал водку. Здесь. Или рядом.  Сплевываю. Слюна густая. Белая.  Там, в другом мире, она светлее. Культурнее. Закуриваю. Бутылку в урну. Зря. Здесь ее об асфальт обычно. Иду. В кустах дети. Одна смотрит в упор. Глаза большие, черные. Одежда рваная.  Сколько ей лет? Я не знаю. Пять, десять? Какая разница. Скоро она уже будет давать за деньги. Чтобы было на что пить маме. Или маме и папе, если папа не сел.  Она смотрит. Синяки на руках. Усугубляю? Зачем. Я не политик. Я просто иду. Я вижу. И она видит. Кусты, дерьмо, разорванные сумки, хлам. Когда нет денег, а наступают месячные, дырка затыкается куском простыни, если она еще не пропита. Так делает ее мама. Так будет делать она. Вот они лежат. Эти куски простыни. Уже использованные рядом с девочкой. Она них смотрит. Не понимает. Скоро поймет. «Дядя, дай сигарету, а я у тебя отсосу». Говорит еще плохо. Даю. Плохо? Детям вредно курить? Хорошо. Я же не возьму плату. Благородно. Как в телевизоре. Пареньки у подъезда. Эти молчат. Они попросят вечером, Не у меня. У случайного прохожего. Что с ним будет? Куда, говорите, движется Богом избранный народ?  Я знаю. Они знают. Знаете и вы. А может, они пойдут в подвал. Надут бомжа и будут его бить долго. Радостно. Кто-то вытащит из кармана ножик и начнет отрезать член, яйца. У его приятеля на прошлой неделе не получилось. Об этом писали в газетах. Этот наточит нож. Тот не наточил. Школа жизни. Не будет бомжа, будет бомжиха. Палка во влагалище. Или грудь отрезанная. Сколько же я прошел внутри гетто на окраине города. Метров 500?  Пожалуй. Вот остановка. Срезал расстояние.