Вера

  Запах ладана и горящих свечей стеснял дыхание и отшибал все мысли, кроме тех, что были направлены к НЕМУ.

- Не оставь в милости своей. Пожалей рабу твою - взгляд преданно сканировал мутный образ, ища хоть какой нибудь мимолётный знак, подтверждающий что её слова не просто гаснут под давно некрашенным сводом, а доходят до ЕГО благодатного уха, что непременно должно принести результат. А иначе , зачем она ежедневно трясётся на автобусе через весь город, отдаёт последнюю сотню за свечи и тратит столько слов и времени на эти мольбы.
 
- Прости пригрешения мои осознанные и невольные. Не со зла они сделаны, а по жизни суждены. Ведь никогда я никому зла не желала, слова недоброго не сказала.

- Ну вот правда Таньку-соседку вчера сучкой и проституткой окрестила, так она сучка и есть. А какого хрена мужику чужому телеса свои на показ выставлять? Напялила футболку девчоночью, это с её то габаритами... Как квашню её всю то и выперло. Што снизу, то и сверху. Ну свиноматка да и только. И звонит в дверь, типа масло у неё кончилось. А мужик то што? Кобель - он кобель и есть. Как сучку почуял, так и в стойку. Стоит в дверях, пасть разинул, аж слюна до пола. Хотя, его зря огрела, каюсь... Он то што, природа его такая. Ей богу зря, да и больно то небось? А то, ведь как половник в руке держала - так и залимонила в лоб, аж звон на окна перекинулся.
   Приподняла правую руку и как бы прикидывая на предмет удобства в рукопашной схватке увесистый половник, задумалась на минутку.

- Хотя... И ему падле поделом. Какой день домой на бровях приползает. Это штож за работа такая, на которой денег не дают, а поют и кормят ежедневно. Кумысят гады в гараже у Михалыча и трава им не расти. Я этому Михалычу-уроду старому рога ещё пообломаю. Устроил там среди железяк бар для упырей, вроде моего. Я его гадюку подпалю как нибудь...
   Мутный образ смотрел недоумённым взором на страстную просительницу и бликующее пламя свечей оживляло плоское лицо, с трудом угадываемое под вековым слоем копоти.

- Ну что ТЕБЕ стоит? Ведь ТЫ всемогущий, наисправедливейший... Обрати на меня своё всевидящее око. Ведь кто ещё более достоин милости твоей? Я ли не пощусь и детей к посту приучаю? Ну правда бывает иногда, оскоромишься во время поста, так ведь потом и страдаешь безмерно. Вон как тогда, перед Пасхой, бес попутал, сала обожралась... Так ведь думала - кончусь на унитазе. Это ли не кара твоя, за слабость душевную. А и то, кто ж выдержит такое. Припёрлась свекровь , карга старая, дома ей не сиделось и сала домашнего приволокла с пол кабана. А сало у неё, ну сам знаешь, кулацкое - в пять пальцев толщиной, потом прослоечки мясные и с пенкой жировой по краю. Так свекровь ещё, ведьма искусительница, солит его так, что за уши не оттянешь. И чесночёк там , и лаврушечка... Сверху перчиком припорошено и обвалено в семяни горчичном. Ох... Аж дыханье спёрло... Ну да што я тебе рассказываю, ты и сам всё знаешь. Так и в чём моя вина? Нет, ты скажи, разве устоял бы кто от такого соблазна?
   Замолчав на мгновение, пригляделась внимательнее к образу - не подмигнёт ли глазом, когдато голубым, а ныне помутневшим и потрескавшимся. Или - о счастье, не заструится ли прозрачной капелькой миро по потускневшему лику, подтверждая состоявшийся сеанс связи.

- Смилуйся над бедной женщиной, сотвори чудо. Ну что тебе стоит. Ведь я не убила никого, не ограбила... Да, не ограбила! Да какое ж то грабительство? Я тот кошелёк првая увидала и подняла. Так кто угодно мог сказать что он его. И эта баба визг подняла... А кто докажет, что это она его уронила? Щас охотников до чужого пруд пруди, только свистни. Хорошо ещё что я дворы окрестные знаю, как свой карман. Тиснулась между гаражами и поминай как звали.
   Глаза образа упёрлись ей в лоб и как-бы требовали продолжения исповеди и если присмотреться к ним повнимательнее, то можно было увидеть, что к смирению истекающему благодатью на всё вокруг, примешался оттенок страха перед грядущим. Чёрт его знает, к чему приведёт ещё этот вечер вопросов и ответов.

-Который день молю ТЕБЯ о милости, не оставь без благославения. Не из праздности прошу, измучилась совсем... Пошли исцеление бедной женщине, что и так долю нелёгкую влачит. Муж - бочка бездонная. Свекровь - удавила бы, какая гадина. Дети- оболтусы, все нервы вымотали. Соседи -интелегенты паршивые, вечно глядят с укором, то здороваешься недостаточно приветливо, то кошки им мои мешают... Видите ли на коврик они им гадят. А куда им ещё гадить, когда на подъездной двери замок кодовый установили? Деньжищь за него отвалили - мама родная. Ну да я то денег не дала, нефиг баловать. А то на замок дай, на ремонт подъезда дай, дай тёте, дай дяде, а сам иди к б..ди. Прости меня ГОСПОДИ за слово в сердцах сказанное, так наболело ведь...
   Взгляд лика помутнел ещё более и невыразимая тоска и боль наполнила его. Казалось каждая трещинка, пронизавшая ссохшуюся с годами темперу стонала от тоски и ожидания конца этого действа.

- Да разве ж выдержит кто такое, и ТЫ вот тоже. Битый час бьюсь как о стену и не ответа не привета. Ну что ТЕБЕ трудно чтоли? Дай знак, исцели бедную женщину. Чтож, мне завтра опять сюда через весь город переться?
   Закончив страстную тираду, она вытаращив глаза уставилась на чудотворный образ. И то ли это было мерцание свечей, толи усталость вызванная эмоциональной молитвой, но лик мигнул. Незаметно так, как бы боясь что его увидит ещё кто, кому этот знак не предназначен.

- ТЫ услышал... Слава ТЕБЕ милостивец... Дождалась... И когда исцелюсь? Через месяц?
   Образ опять еле заметно подмигнул одним глазом и уголок рта слегка дёрнулся вверх, придав благостному выражению оттенок детской шкодливости...
   
                ---------
Через месяц она стояла в ванной, тупо уставившись на отражение в заляпанном зеркале.

- Целитель хренов, опять всё перепутал - пробормотала и с силой швырнула в урну тест на беременность перечёркнутый двумя гламурно-розовыми полосками. С раздражением толкнув дверь , поковыляла странной походкой мимо детской комнаты, где катались по полу кубарем четверо пацанов погодков.

- Ну чтож, начнём сначала. Я не я буду, а геморой ты мне вылечишь...- произнесла в полголоса и в этой фразе было столько ВЕРЫ, что чудотворный образ на другом краю города , замигал как стробоскоп и прозрачная капелька миро , слезой скользнувшая из голубого глаза по расстеряному лику с шипением плюхнулась на догорающую свечу.