Суеверие

Лиза проснулась раньше обычного. Открыв глаза, она встретилась взглядом с бабушкой: из-под тонких серповидных бровей на нее игриво глядели светлые подведенные глаза, темные, тщательно накрашенные губы нерешительно застыли в женственной полуулыбке, волосы до плеч были по моде прилизаны и уложены волнами, завитыми наружу. Лиза медленно подмигнула потускневшему, потерявшему былую яркость портрету и потянулась. Под утро ей приснился сон, от которого осталось ощущение смутной, безотчетной радости, вернее, ожидание какого-то близкого счастья.

Она оказалась в незнакомом дворе, схваченном по периметру высотными домами мрачного и слегка полинялого серого цвета. Все окна были закрыты и темны. Вокруг не было ни души, стояла непроницаемая тишина, только изредка скрипела от ветра дверь одного из подъездов. По-видимому, все еще спали. Лиза увидела в дальнем углу деревянную скамейку и направилась к ней. Скамейка оказалась изрезана перочинными ножами и прожженна спичками и увеличительным стеклом вдоль и поперек: тут была и любовная переписка, и незамысловатые оскорбления, и очевидное сведение счетов, и непроверенные слухи, и последние новости, и музыкальные и футбольные пристрастия – по этой клинописи многое и о многих можно было узнать или хотя бы догадаться. Лиза присела на скамейку и потерла рукой ее ребристую поверхность, будто желая удостовериться, что это не сон. Вдруг она почувствовала чье-то присутствие справа от себя и повернула голову: рядом с ней сидел Витя в своем поношенном бушлате с оторванными пуговицами и, улыбаясь, с выражением детского изумления на лице смотрел куда-то в сторону. Лиза тихонько тронула его за плечо, и он обернулся, улыбнувшись и ей. «Смотри!» - крикнул он и показал рукой на небольшую дождевую лужу, образовавшуюся в метре от скамейки – вода в ней была голуба и прозрачна, а поверхность гладка и безмятежна, без единой морщинки. Рядом с лужей чистил перышки обыкновенный сизый голубь, то и дело ныряя головой себе подмышку. Потом, важно ступая, голубь направился к луже и стал осторожно клевать из нее. В этот момент Лиза увидела, что скамейка, лужа, голубь, Витя и она сама оказались в столбе солнечного луча, в конусообразном облаке рассеянного утреннего света, и эта розоватая дымка начала постепенно сгущаться - так, что через некоторое время Лиза уже не могла разглядеть ни голубя, ни Витю, ни даже скамейку, на которой она сидела. Лизе стало немного не по себе и она позвала:

- Витя, ты где?
- Не бойся! Это солнечный туман! - донеслось ей в ответ. Кто-то взял ее за руку, и Лизе сразу стало спокойно на душе.
- А что это? Я такого никогда раньше не видела…
- И не увидишь больше. Он наступает только раз в человеческой жизни. Это ненадолго, сейчас пройдет.
- Значит, у меня уже наступил?

В ответ Лиза услышала удаляющийся Витин смех, хотя ее руку по-прежнему нежно сжимала чья-то теплая рука, и поняла, что проснулась.

Бабушка еще тихо посапывала на своем диванчике, и Лиза, осторожно ступая, нырнула из комнаты в ванную, в которой кисло пахло замоченным бельем и застарелым запахом зубного порошка, который непонятно зачем хранился в металлическом шкафчике уже много лет без всякой надобности. Сон никак не шел у Лизы из головы. Она хотела и боялась поверить в то еще не совсем понятное, но очевидно хорошее, что ей так настырно подсказывало сердце. Ей нужно было какое-то подтверждение своему радостному предчувствию, чей-то знак, какая-то особая примета.

Бабушка встала на удивление поздно, около десяти утра, когда Лиза уже успела приготовить завтрак, нажарить гренок и заварить чай. С трудом сдерживая свое нетерпение, Лиза ждала, когда бабушка покончит с мелкими хлопотами и сядет за стол. Когда бабушка доела кашу и творог, Лиза разлила по чашкам чай и, наконец, задала с утра томящий ее вопрос:

- Бабуль, мне сегодня голубь приснился. К чему голуби снятся?
- Живой голубь-то?
- Живой. Воду пил из лужи.

Бабушка помолчала и несколько сердито ответила:

- Замуж ты скоро выйдешь, милая.
- Это примета такая?
- Да хоть и не примета… Тут к гадалке не ходи, - вдруг начала ворчать бабушка, - домой приходишь в три часа ночи… Под окном все время какие-то оболтусы шастают… Вот смотри, обрюхатит какой-нибудь выродок, всю жизнь с ним мучаться будешь… Здесь же алкоголик на алкоголике, окаянник на окаяннике… Это еще хорошо, если женится… А если не женится, так ославят на весь район, проходу давать не будут, везде пальцем будут тыкать…
- Бабушка! – прикрикнула Лиза и с укором посмотрела на нее.
- Что бабушка? Бабушка жизнь прожила… А теперь полночи не спит, пока ты шляешься незнамо с кем и неизвестно что еще вытворяешь…
- Глупости ты говоришь, бабуля. Мы просто гуляем.
- Гуляем… Знаем мы, к чему эти гулянья ведут… - поучительно проговорила бабушка и показала Лизе руками, как качать детей.

Лиза сделала обиженное лицо, встала из-за стола и начала разбирать посуду.

- А голубь какой приснился? Белый? – после некоторой паузы примирительно спросила бабушка.
- Нет, сизый, - оживилась, тут же позабыв про неприятный разговор, Лиза.
- Не к добру, - покачала головой бабушка и обмакнула гренок в чай.

Лиза, подспудно ожидая именно такого ответа, разочарованно и в то же время с облегчением вздохнула.

Накануне бабушка договорилась со своей знакомой из соседней деревни, тетей Шурой, забрать у нее павшие яблоки, чтобы наготовить варенья и компота на зиму. Вручив Лизе четыре тряпочные сумки, бабушка снарядила ее в путь.

Дорога лежала мимо подсолнечных полей и посадок, в которых частенько жгли костры изнывающие от безделья дети дачников. На этот раз ей никто не встретился, лишь проехал на тракторе местный великовозрастный ловелас Галик, крикнувшей ей что-то веселое и, по всей видимости, не совсем приличное. Лиза его не расслышала, лишь улыбнулась и кивнула головой в знак приветствия.

Тетя Шура оказалась дома и за пятнадцать минут заполнила Лизины сумки доверху ранетом и белым наливом. Помимо яблок тетя Шура нагрузила Лизу списком вопросов о здоровье и лечебных рецептов для бабушки, с тем и отпустила.

Нести сумки было неудобно: тканевые ручки моментально скручивались и намертво впивались в руки. Лизе приходилось время от времени ставить сумки на землю, не отпуская их и не разгибаясь – иначе яблоки обязательно рассыпались бы. Так, в полуприсяди, она делала небольшие передышки и снова продолжала путь, едва ковыляя под тяжестью павших яблок. Дотащив сумки до дома, Лиза застала бабушку на улице, раскладывающей на куске полиэтилена лук для просушки.

- Помочь? – спросила Лиза.
- Да все уже, - отмахнулась бабушка. – Иди лучше секатор мне принеси. Черенков нарежу.

Лиза зашла в дом и первое, что она увидела, была огромная охапка цветов, небрежно брошенная на стол. Оставив сумки в коридоре, из которых тут же покатились по полу яблоки, Лиза рванулась к столу и с замирающим отчего-то сердцем стала рассматривать букет. Он был пестрым и совершенно беспорядочным: тут были и ромашки, и астры, и эхинацеи, и наперстянки, и циннии, и бальзамин…

Лиза кинулась на улицу:

- Бабуль, а чей это букет? – крикнула она с порога.
- А… Парень к тебе приходил какой-то… Тебя спрашивал.
- Какой парень? – нетерпеливо спросила Лиза.
- Да не знаю я. Белобрысый какой-то.
- Какой белобрысый? – продолжала допрашивать ее Лиза срывающимся голосом.
- Да какой-какой! – рассердилась вконец бабушка. – Дурной, вот какой!
- Ну, какое лицо? Во что одет?
- А я помню? Шут его знает… Прыщавый, и рожа, как у балбеса...
- Ну, бабушка! – досадливо взмахнула руками Лиза и бросилась обратно в дом. Но на полдороге вернулась:

- А что он сказал?
- Да ничего он не сказал! Букет тебе оставил и ушел... Ухмылялся только, как пенек…

Лиза вернулась в дом и, несколько минут стояла в нерешительности, размышляя над тем, где бы она могла сейчас найти хотя бы одного белобрысого балбеса. Потом достала из гардероба купальник и быстро переоделась, взяла полотенце и, бросив бабушке: «Я на речку, вернусь скоро!», побежала через поселок к карьеру.

У дома Трифоновых ей перебежала дорогу рыжая потрепанная кошка, и Лиза, настороженно замедлив шаг, ухватилась тремя пальчиками за прядь волос. Пройдя это место, она еще раз оглянулась и отпустила волосы.

На окраине деревни стоял заколоченный дом, где жил недавно умерший одноногий старик Хромыч - колдун, человек, как считалось, злопамятного и мстительного нрава. Говорили, что из-за его порчи сгорел дом их соседей Петрухиных, с которыми они в течение долгих лет не могли поделить метр земли. Он же, по слухам, навел порчу и на Любку Дружинину, в которую ударила молния, якобы за то, что та продала ему кислое молоко. Любка выжила и стала поносить Хромыча и его жену на чем свет стоит, везде и каждому рассказывая о своем несчастье. Лиза, оглядевшись, нет ли кого поблизости, проскакала мимо его дома на одной ноге (такая была примета) и понеслась стремглав дальше.

На берегу карьера расположились три разных компании, среди которых Лиза сразу увидела Витю и сидящую к ней спиной Наташку Кулагину. Лиза подошла и поздоровалась, но садиться к ним не стала, делая вид, что внимательно рассматривает купающихся. Витя и Наташка обменивались загадочными взглядами и гадкими (как показалось Лизе) улыбочками. Кулагина явно кокетничала с ним, томно прикрывая глаза с иссиня-черной опушкой ресниц и хихикая в кулачок. Лиза украдкой посматривала на ее красивое лицо, густые черные волосы и широкие белые плечи. Она казалось ей такой ладной и по-женски притягательной, что в сердце ее шевельнулась угрюмая, бессильная ревность. Витя же будто не замечал ее присутствия, продолжая болтать какую-то ерунду и веселя смешливую и ехидную Наташку.

Лиза развернула полотенце и сняла с себя платье.

- Лизка, - окликнул ее вдруг Витя, - у тебя когда день рождения?
- Завтра… - удивленно ответила она.
- И сколько тебе? Четырнадцать исполнится? – встряла Кулагина и насмешливо уставилась на Лизин полудетский купальник в дельфинчиках.
- Шестнадцать, - нахмурилась Лиза и отвернулась от них.
- Купаться? - Витя тоже поднялся с места и, проходя мимо Лизы, небрежно спросил:

- Слышала, у Макаровых кто-то клумбу оборвал? Визг на всю деревню стоял…
- А кто? – затаив, дыхание спросила Лиза.
- Говорят, дачники, - на ходу ухмыльнулся Витя и побежал в воду.


2008