Чаевые
Главным персонажем его книги был герой Чеченской войны, вернувшийся домой опустошенным и ожесточенным человеком, не способным ни найти себе места в новом, враждебном и непонятном ему мире, ни на борьбу с ним, и вымещающим свое бессильное отчаяние и скопившуюся агрессию на собственной жене, которую он истязает самыми изощренными способами - и морально, и физически - на протяжении трети романа. В конце концов, жена его кончает жизнь самоубийством, после чего, по замыслу Вадима, начинается духовное возрождение главного героя. Однако к концу романа (самой мощной его части, как считал Вадим) силы его покинули, и он лишь намекнул на грядущее просветление, в глубине души желая своему персонажу мучительной смерти. Пока Вадим писал о страданиях его жены, он настолько вжился в ее роль, что, бывало, просыпался в ночи от острой ноющей боли в несуществующей мягкой груди, в которую часто опускал свой пудовый кулак муж, дабы не оставлять уличающих следов. А после ее самоубийства Вадим вообще несколько дней ходил сам не свой, преследуемый постоянными приступами тошноты и даже желудочных болей – героиня отравилась. Поэтому, поставив точку в последнем предложении, ему и захотелось уехать куда-нибудь далеко, чтобы даже стены, вид из окна и т.д. не напоминали ему о пережитом – настолько в нем все еще было живо и реально, осязаемо.
Вадим купил горящую недельную путевку в туристическом агентстве и через пару дней оказался на Средиземноморском побережье, в огромном современном отеле, расположенном прямо у песчаного пляжа, в трехстах метрах от моря.
Зарегистрировавшись у стойки администратора, он подождал носильщика, который подхватил его чемодан, и проследовал за ним сначала к лифту, а потом по длинному, плохо освещенному коридору. Добравшись до номера, Вадим поблагодарил носильщика, который на пару секунд замер в нерешительности на месте, и вошел в свое новое обиталище. Тут Вадим хлопнул себя по лбу и, порывшись в кармане брюк, кинулся за носильщиком, который, к счастью не успел уйти далеко. Он с извиняющейся улыбкой сунул в руку носильщику первую попавшуюся монетку и вернулся к себе.
Номер был скромным, но довольно уютным: полутороспальная кровать манила белизной своих свежих, крепко натянутых простынь, на просторном письменном столе из темного бука стоял поднос с двумя бутылками минеральной воды, стаканами, пепельницей и приветственной открыткой от администрации отеля, над столом висело квадратное зеркало, в котором отражалась картина, помещенная на противоположной стороне комнаты – на ней в абстракционистской манере были изображены две пустоглазые рыбы. За стеклянной раздвижной дверью располагался небольшой балкон с круглым пластиковым столиком и двумя креслами, прикрытыми разноцветными чехлами.
Вадим не спеша распаковал вещи и аккуратно разложил их в тесном гардеробе, встроенным в темном маленьком коридорчике. Потом надолго задержался в ванной, принимая обжигающий контрастный душ, пока не запотели зеркала и плитка, пока не стало трудно дышать и видеть. Распаренный и приятно утомленный, Вадим, присев на кровать, понял, что готов провалиться в самый глубокий, беспробудный сон сию же секунду. Он залез под простыню, откинулся на взбитые подушки и, с наслаждением продолжительно зевнул. Первый раз в течение этого года он спал бездвижно, как убитый, двенадцать часов подряд – без снов и без пробуждений.
Проснувшись, Вадим понял, что опоздал на завтрак, включенный в стоимость путевки, поэтому решил перекусить в ресторане, располагавшемся в отеле, за свой счет. Ресторан был еще пуст, не считая двух женщин с маленьким, лет пяти, ребенком в глубине зала, которые, по всей видимости, уговаривали его что-нибудь съесть, пихая по очереди ложку со снедью в его плотно закрытый рот. Ребенок хранил красноречивое молчание и только изредка мотал головой из стороны в сторону, глядя куда-то поверх голов своих опекунш. Женщины же не оставляли своих усилий: то принимались ему что-то возбужденно говорить, то имитировать ложкой летящий самолетик или пчелу, то, будто попробовав с ложки, изображать ту высшую степень наслаждения, которую сулит малышу обед…
Вадим занял столик у окна с видом на море и заказал салат от шефа, яичницу с беконом и кофе с фирменной выпечкой ресторана. Стол был сервирован стремительно, заказанное принесли в течение пяти минут, сопроводив бутылкой минеральной воды за счет заведения. Вадим с удовольствием поел и жестом попросил у дежурившего невдалеке официанта счет, который его неприятно удивил. Вадим внутренне посетовал, что недостаточно внимательно изучил цены в меню и не заказал салат попроще и подешевле. После этого он высчитал в уме десять процентов от суммы счета, как рекомендовали в путеводителе и, несколько сомневаясь, оставил на чай два евро. Это было меньше десяти процентов, но для точности у Вадима не хватало более мелких денег, а оставлять три евро ему показалось неоправданной расточительностью.
Вадим вернулся в номер, взял пляжное полотенце и надел плавки, после чего направился на пляж в предвкушении долгожданных солнечных ванн и целебной морской воды.
Вечером Вадим пошел ужинать в тот же ресторан, решив отложить исследование близлежащего городка на следующий день. Его встретил тот же официант и провел к самому дальнему от окна столику в углу зала, объяснив, что остальные столы уже зарезервированы. Вадим успел изучить в этот раз меню вдоль и поперек, а официант все не подходил, чтобы принять заказ. Народу в ресторане было не так уж много, да и официантов было трое. Но официант Вадима все время находил себе дело: занимался другими посетителями, то крутился в зале, то исчезал в служебном помещении, переговаривался с другими официантами, будто совершенно забыв о Вадиме. Несмотря на то, что тот уже несколько раз делал знаки ему рукой, официант в упор не замечал их. «Или не хотел замечать?» - подумал Вадим, чувствуя растущее раздражение.
Наконец ему все это надоело, и он, встав из-за стола, сам подошел к официанту. Тот всплеснул руками (притворно, как показалось Вадиму) и тут же проследовал с ним к его столику. «Perdoneme, perdoneme…» - бормотал официант, заискивающе улыбаясь и угодливо сутулясь. Сделав давно созревший заказ, Вадим откинулся на стуле и стал теребить салфетку, аккуратно свернутую на столе в виде свечки. «Он, действительно, забыл обо мне или ему что-то не понравилось?» - задался вопросом Вадим. «Нет, ну времени у него было предостаточно, я же видел, как он болтал с той приземистой официанткой, явно не о работе – он же хихикал и строил ей глазки. Неужели просто забыл? Или все-таки я ему мало оставил на чай утром, и он мне теперь решил отомстить?»
Вадиму почти сразу принесли заказанное местное вино, а вот основное блюдо не несли очень долго. Официант теперь периодически проходил мимо него, с лучезарной улыбкой сообщая: «Двадцать минут!», «Пятнадцать минут!», «Десять минут!». Когда прошло сорок минут, и Вадим почувствовал себя слегка опьяневшим, ему захотелось устроить самый настоящий скандал. Но только он приподнялся со стула, вспоминая все бранные английские слова, которые знал, как официант издевательски материализовался перед ним вместе с дымящимся, распространяющим ароматы блюдом. Вадим сел на место и, стараясь не глядеть на официанта, сдержанно ему кивнул. «Скотина» - коротко и мрачно подумал Вадим и принялся за трапезу. Он остервенело жевал и продолжал думать об обстоятельствах столь гнусного приема. Ему не давала покоя мысль, что именно его, единственного среди всех посетителей ресторана, так отвратительно обслуживают. Вадиму казалось, что все это неспроста, что тут есть какая-то веская причина. «Может, я ему просто не понравился? Может, он не любит русских?» - снова принялся гадать Вадим и тут же услышал пьяные, громко смеющиеся голоса людей, сидящих за лучшими столиками с видом на море и разговаривающих на чистом русском языке. Девушка-официантка, та, приземистая, с тяжелыми бедрами, наматывала круги вокруг этой веселой компании, с удивительной проворностью унося пустые тарелки и стаканы и немедленно водворяя обратно полные. «Или я сделал маленький заказ?» - вспоминал Вадим стоимость своих блюд. «Нет, утром все было прекрасно, просто прекрасно… И заказ был приличным… Дело не в этом… Неужели чаевые?» - вернулся он к своей первоначальной гипотезе. Вадим допил вино и почувствовал некую разудалость. «А вот проверим!» - залихватски решил он и сделал знак официанту. Когда принесли счет, Вадим быстро сосчитал десять процентов и, утроив их, оставил бумажку в десять евро, чувствуя себя при этом кутящим русским купчиком или даже предавшимся разгулу гусаром.
На следующий день Вадим решил не ехать в город, а проверить правильность своих догадок относительно чаевых и поужинать в том же ресторане. Тем более что после обеда он нашел свой номер практически неубранным: кровать была застелена весьма неряшливо, еле прикрыта покрывалом, белье и полотенца не поменяли, в ванной явно не протирали пол, потому что песок, который Вадим принес накануне в шлепках с пляжа, так и остался на мокрой плитке. Вадим тут же понял свою ошибку: уходя сегодня на пляж, он забыл оставить чаевые горничной. Поэтому он не сильно расстроился, пообещав себе больше не упускать из виду этот существенный момент. Правда, он не знал, сколько следует оставлять за уборку комнат – в путеводителе об этом не было ни слова.
В ресторане его на этот раз обслуживала девушка, на которую он обратил внимание прошлым вечером. Лицо у нее было широкое и плоское, глаза темные и недобрые, улыбка едва заметная и неискренняя. Вадиму казалось, что смотрит она на него с каким-то тайным презрением. И этот ужин длился нестерпимо долго: горячее все не приносили, официантка как-то злобно косилась в его сторону, а, заметив его взгляд на себе, старательно и ненатурально кривилась в улыбке. «Неужели я и вчера мало оставил?» - с ужасом подумал Вадим, подсчитывая, на сколько дней у него хватит денег, если он каждый вечер будет давать такие чаевые. «Наверняка, они делятся между собой информацией о клиенте: кто скуповат, кто, наоборот, много отстегивает… Я заплатил вчера тридцать процентов от стоимости заказа! Я что, им половину должен оставлять?! Сколько они зарабатывают, в конце концов, с такими-то запросами?! Может, мне самому в официанты податься?!» - возмущался про себя Вадим. Но на самом деле, ему было очень обидно. Вчерашним демаршем с необоснованно щедрыми, по его мнению, чаевыми он все-таки надеялся попасть в список уважаемых посетителей, которому будут оказывать радушный прием, с трепетом ожидать указаний, следить за столом и его настроением, просто улыбаться, наконец. Вадим, расстроенный неблагожелательным видом официантки, решил оставить ровно десять процентов. «А в следующий раз вообще ничего не оставлю!» - запальчиво пообещал он себе. Отсчитывая деньги, Вадим сложил монетки башенкой. В это время к столу подошла официантка и, украдкой взглянув на горку мелочи, стала забирать со стола пустую посуду. Вадим, выходя из-за стола, заглянул ей в глаза. «Сколько ненависти!» - заметил он и совершенно раздавленный пошел в свой номер.
Вадим, оставив горничной один евро, нашел его нетронутым на вновь из рук вон плохо застеленной кровати. Повертев его в руках, он задумался: «Мало? Сколько же нужно? Два? Три? Пять? Можно поиграть с ними в игру – каждый день оставлять все больше и больше… Да… Больше и больше… И однажды ты застанешь одну из них в своей постели…» - невесело пошутил про себя Вадим и сунул евро в карман.
С этой минуты отпуск его был безнадежно испорчен. Теперь, где бы он ни был, он только и делал, что подсматривал, сколько оставляют на чай другие туристы. Все его мысли были заняты этой проблемой настолько, что он уже не мог спокойно загорать на пляже, купаться в море, бродить по старому городу, а постоянно отправлялся в бар у бассейна или в близлежащее кафе, где покупал стакан сока или мороженное, одновременно наблюдая за другими клиентами и их взаимоотношениями с обслуживающим персоналом. Но, несмотря на все свои ухищрения, он так и не смог понять, сколько следует оставлять на чай, чтобы к тебе относились с уважением и приязнью. Ко всем без исключения относились хорошо, кроме него. Нет, ему не хамили, но либо обращались с ним чересчур сухо, на его взгляд, либо вовсе игнорировали.
Он продолжал экспериментировать с официантами и горничными в своем отеле, но ему казалось, что то холодное презрение, которое он обнаружил в них в первые дни, никуда не делось: они презирали его за все – и за непомерную щедрость, и за уничижительную скупость. Он не мог растопить этот лед отчуждения, купить их расположение, завоевать их дружелюбие… Он видел их насквозь: за его спиной они смеялись и даже издевались над ним. Он стал в этом отеле ходячим посмешищем. Даже когда они изображали услужливость и благожелательность, он понимал, что от него хотят поскорее отделаться, как от человека почему-то им крайне неприятного и враждебного. «Я сделал огромную ошибку, - думал он, - оставив им слишком большие чаевые за отвратительный сервис в самом начале... Я их, возможно, даже оскорбил этим… Не стоило их унижать... Надо было оставить средние чаевые, или даже маленькие совсем – тогда бы они прониклись ко мне пониманием, сочувствием, видя, что я обыкновенный, совершенно небогатый человек, который на всем экономит… Что у меня такие же проблемы, как у них… Что мы одного поля ягоды… Что я ничуть не кичусь тем, что имею возможность отдохнуть, пока они в поте лица трудятся, зарабатывая на жизнь… Я дал им понять, что я их не уважаю… Я сам во всем виноват…»
Все эти размышления (от крайнего возмущения до самообвинения) могли бы длиться бесконечно, если бы отпуск не подошел к концу. В последний вечер ему попался тот самый официант, который и явился начальной причиной всех тех страданий, которые Вадим пережил в течение отпуска. Он был как всегда безразлично мил к Вадиму, нерасторопен и абсолютно глух к его знакам. Но неожиданно, после того, как Вадим уже поужинал и допил свое вино, этот официант возник с подносом, на котором стоял маленький графин и стопка. «Андайская водка, с моей родины. Для Вас. За мой счет» - коверкая английские слова, доверительно сообщил ему на ухо официант. Вадим побледнел, отпрянул от него и, ничего не понимая, замахал руками: «Зачем? Не надо… Я не заказывал…». Официант же упрямо поставил графин на стол, ловко налил водки в стопку и, сказав с улыбкой: «Вы же русский – Вы любите водку. Пожалуйста», тотчас растворился. «В чем дело? – растерялся Вадим, - Что он хочет этим сказать?.. Почему «за мой счет»?.. Сказал бы – «за счет заведения»… Что он имел в виду?.. Что, мол, вот ты такой жуткий скряга и на чай оставляешь гроши, а я, обычный официант, и то могу угостить за свой счет совершенно чужого человека, которого больше не увижу ни разу в жизни?.. Это он мне такой урок щедрости преподает?.. Я что, ему мало оставил?.. Дважды оставлял десять евро за ужин!.. Что я ему сделал?.. За что они меня все так ненавидят?.. К чему это унижение напоследок?.. Это уже переходит всякие границы!»
Вадим одним махом опрокинул стопку в рот и в бешенстве стал искать глазами официанта. Тот, увидев его движение рукой, приветливо ему улыбнулся и торопливо подошел к его столику. «Давайте вместе выпьем!» - сдерживая ярость, процедил Вадим. «Я не могу – работа, много работы» - улыбнулся официант и развел руками. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Вадима. Он судорожно полез за портмоне и, выхватив из него купюру в пять евро, бросил ее на стол: «Этого хватит?» - спросил он у официанта, с ненавистью всматриваясь в его ошеломленное лицо. «Нет?» - и Вадим достал купюру в десять евро. «Столько хватит?» - «Я не понимаю…» - бормотал официант, пугливо оглядываясь по сторонам, будто ища подмоги. «И столько вам мало, да?» - гремел голос Вадима на весь ресторан, пока он вытаскивал купюру за купюрой из своего кошелька. «Вот – у меня есть пятьдесят! Пойдет? А вот и соточка – держите!» - он демонстративно потряс над столом пустым бумажником, потом порылся в кармане брюк и бросил на стол ключ от сейфа: «Вот, пожалуйста - ключ от дома, где деньги лежат! Только денег-то там и нет! Остался только обратный билет и паспорт! Но, если Вы их сумеете продать, то выручите еше пару сотен! Ну что, довольно для счастья, морда?!» - закончил Вадим свою тираду и встал из-за стола, к которому уже подоспели другие официанты и метрдотель. «Что случилось? Какие проблемы?» - спрашивали они друг у друга наперебой, испуганно переглядываясь. «Сбежались на бумажки эти вонючие?! – обводил их своим грозным взором Вадим, - Эээх, одно у вас на уме: деньги, деньги, деньги! Капиталисты вы позорные! За евро мать родную продадите! Что важнее: человек или деньги, а?!.. О душе надо думать, уроды вы органические! О душе…» - изобличил их всех разом Вадим и побрел шатающейся походкой вон.
2008
Свидетельство о публикации №209081000982